Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 50 страниц)

И под вопросом оставался только один момент.

Позволит ли он ему сделать это, на сей раз?

Потерянным. Вот, как чувствовал себя Джон в тот момент.

Он знал, почему оказался там, вместо того, чтобы репетировать с группой для мини-концерта в тот вечер в Нью-Йорке. Он знал, даже слишком хорошо, почему в ту ночь на вечеринке, повёлся на ухаживания того поклонника и переспал с ним. Он также знал, почему немедленно во всём признался Блейну.

Чего он не знал, так это как отреагирует Блейн. Было ли Джону ещё за что бороться, или этот Курт уже забрал всё. Потому что, да, в конце концов, он понял, кем являлся Курт для Блейна.

Может, ему понадобилось для этого слишком много времени, ведь всё было так ясно и очевидно.

Должно быть, он был глуп и слеп, чтобы не увидеть этого сразу.

Но он верил в правдивость своих чувств, и если у него будет возможность, на этот раз он сделает всё, чтобы доказать это Блейну. Он не сдастся.

Когда он услышал звук отворившейся и тут же снова закрывшейся двери, он поднял голову, всё ещё надеясь, что не опоздал, что не совершил действительно непростительную ошибку, что оставалось ещё что-то, над чем можно работать и за что бороться.

====== Глава 28. Я всегда буду возвращаться к тебе. ======

Шаг и ещё один.

Не так уж и много нужно было, чтобы Блейн оказался за дверью, на пути к Курту, чтобы не позволить ему уйти снова. Он уже открыл дверь. Нашёл в себе силы проигнорировать крик Джона о помощи.

На несколько секунд, по крайней мере.

Но Блейн знал, что его новая жизнь не может начаться так. Не ценой боли другого человека, так схожего с ним и так много сделавшего для него. Джон принял и любил его, когда Блейн был лишь оболочкой себя прежнего, опустошённым и разбитым. Ничего не прося взамен, он пытался исцелить его раны, хоть и не знал их причины. Джон остался рядом, ожидая, когда он будет готов, чтобы принять его любовь, и никогда не просил любви в ответ.

И Блейн знал, что так и не дал ему её. Он пытался. Надеялся. Но так и не сумел. Не на все сто, по крайней мере.

Поэтому сейчас настал момент, ему следовало выбирать, и он должен был сделать это немедленно: мчаться к Курту или остаться рядом с Джоном.

И неважно, если Джон изменил ему. Прошедшей ночью он и сам сделал практически то же с Куртом, но, в отличие от Джона, не испытывал ни малейшей вины за это. Вообще-то, он даже и не задумался о том, как бы отреагировал Джон, узнай он об этом, Блейн лишь был счастлив снова оказался в объятиях Курта, и на этот раз по-настоящему, а не в качестве временной замены. Джон же сел на самолёт и прилетел в Чикаго, чтобы признаться. Несмотря на снегопад и вероятность того, что не сможет вовремя вернуться в Нью-Йорк, чтобы не нарушить условия контракта. Он рисковал своей карьерой, но, не колеблясь, поставил на карту всё, ради Блейна.

Ради того, кто, в конечном счёте, никогда ничего ему и не обещал. И даже не говорил, что любит.

И сейчас настало время, чтобы Блейн тоже сделал что-то ради Джона и, прежде всего, ради самого себя. Возможно, впервые во всей этой истории.

Поэтому он запер дверь и решил остаться, чтобы поговорить с Джоном.

Курт был разбит, по тысяче разных причин, которые не в состоянии был даже перечислить.

Блейн.

Кольцо.

Себастиан.

И миссис Бингли.

В его голове смятение перемешивалось с болью, а боль со смятением. И ничто не могло обрести форму и смысл. Он продолжал носиться из ванной в спальню, укладывая их с Финном вещи в сумки, чтобы уехать как можно скорее.

Он не хотел улетать, но приходилось.

Ему хотелось остаться и бороться за Блейна, но он должен был вернуться домой, чтобы надрать задницу Себастиану. И оплакать Люси.

И теперь он даже не знал, было ли в действительности что-то, за что сражаться? Не после того, как он увидел кольцо. Возможно, это только воспоминания о прежней жизни, давно прошедшей, но стоило ли бороться за воспоминания?

Курт готов был ответить «Да, тысячу раз, да!»

Но чувствовал ли Блейн то же?

Его телефон снова зазвонил, как раз в тот момент, когда он задавал себе этот вопрос в тысячный раз только за это утро. С тех пор как он вышел из дома Блейна, буквально волоком таща а собой сонного брата, эти звонки не прекращались.

И до сих пор приносили одни лишь ужасные новости. Курт начал ненавидеть мелодию звонка своего мобильника и был благодарен Финну, когда тот ответил за него. Кто бы это ни был, Курт не сумел бы сейчас выдавить даже «Привет». Его брат предпочёл оставить свой автомобиль на парковке отеля, а не в аэропорту, и такси, которое должно было доставить их туда, ещё не появилось, но он уже забронировал авиабилеты и оплатил счёт.

Он готов был заниматься чем угодно, лишь бы не думать снова и снова об этом кольце и его значении. Или о том, что было с Себастианом. И о том, что Люси...

НЕТ!

– Это он. Сказал, что должен поговорить с тобой во что бы то ни стало, – извиняющимся тоном сказал Финн, будто опасаясь, что брат в гневе запустит в него чемоданом.

Ни к чему было уточнять, кого именно Финн имел в виду под этим «он». Курт и так прекрасно понял. И, откровенно говоря, не знал, готов ли выслушать что-то ещё и от Блейна в этот, такой мрачный, день, но, несмотря на это, он взял телефон, надеясь в глубине души, что это не то, чего он боялся. Но только потому, что в тот момент для него это было бы слишком. Он обещал сам себе, что будет за него бороться и намеревался сделать это. Что бы Блейн сейчас ни сказал, он бы ни за что не отступился. Курт хотел видеть его счастливым, это правда. Но он хотел также, чтобы он был счастлив с ним.

– Да, – слабо произнёс он в трубку, чувствуя, что сердце готово вырваться у него из груди.

– Курт, пожалуйста, выслушай меня. – Голос Блейна долетел до него, твёрдый и решительный, и загадочным образом в одно мгновение сумел успокоить его, несмотря на трудный момент и на страх, который он испытывал. – Тебе ничего не нужно говорить, ничего не нужно делать, просто послушай. Я не знаю, почему ты так внезапно сбежал из моего дома сегодня утром, но, что бы там ни было, мы должны поговорить об этом. Курт, ты слышишь меня? Мы не можем продолжать бросаться друг на друга при первой возможности, целоваться тайком, любить, словно завтра никогда не наступит, а потом не находить возможности просто поговорить. Я должен сделать здесь кое-что, что-то важное, и я не могу приехать к тебе сейчас, как надеялся. И я понимаю, почему ты должен возвращаться домой немедленно, не ожидая меня. Но я хочу, чтобы ты знал, я приеду к тебе, Курт. Слышишь? Я приеду, и тогда нам придётся поговорить. И нам придется принять решения и следовать им, какими бы они ни были. Мы не можем продолжать жить, полагая, что наше прошлое обязывает нас любить друг друга и сейчас, или снова и снова сбегать друг от друга только чтобы сделать счастливыми других людей. Теперь наш черёд. Поэтому я приеду, Курт, и мы обо всём поговорим. Хорошо?

О чём, Блейн? Хотел бы спросить Курт. О твоём выборе? О том кольце? Об окончательном «прощай», которое, возможно, ты собираешься сказать мне?

Но он не спросил ни о чём. Сейчас было не время для этого. Ему было не справиться с этим в тот момент.

– Курт... – простонал в трубку Блейн, ожидавший от него хоть чего-то, какого-то знака, слова, крика.

Курт закрыл глаза и постарался собрать всю свою силу в кулак. За последние два месяца ему часто приходилось искать её внутри себя, и, если только его внутренний запас сил не являлся неограниченным, рано или поздно должен был случиться срыв, он знал.

Но не теперь, сейчас было не время и для этого тоже.

Блейн просил его подождать. И это Курт мог сделать. Чтобы получить свой шанс с ним, да, он мог. В конце концов, Блейн делал это в течение почти восьми лет, в полнейшем неведении и без единого слова с его стороны. Он мог подождать пару дней или даже неделю или месяц, или столько времени, сколько Блейну понадобится, чтобы разобраться с тем, с чем ему нужно разобраться, но сознавая, что Блейн однажды вернётся, чтобы сказать ему «прощай» или «я люблю тебя». Тут была огромная разница, и да, конечно, Курт мог подождать.

– Надеюсь, Андерсон, – сумел, наконец, сказать он голосом надтреснутым от подступивших слёз. – А иначе я сам за тобой приду, когда ты меньше всего ожидаешь, я приду за тобой. Я никогда не скажу тебе «прощай», ты слышишь, Блейн? Никогда больше. Это моё новое обещание.

Курт не стал дожидаться его ответа и передал телефон Финну прежде чем вернуться к проверке всех ящиков в номере, чтобы убедиться, что ничего там не оставил. Но теперь он выглядел более спокойным, даже Финн это заметил.

– Эй, Блейн, – сказал Хадсон, поднеся мобильник к уху, – у нас самолёт через час. Я оставлю ключи от моей машины внизу на стойке регистрации и дам им твоё имя. Тебе придётся пригнать её мне, ясно? Я очень дорожу своей тачкой. Ты меня понял?

И Блейн понял, да.

Финн мог заплатить кому-нибудь, чтобы ему перегнали автомобиль. Мог отправить Курта самолётом, а сам вернуться на своей Impala. Но он не хотел оставлять Курта одного и, главным образом, он поручал ему свою машину, потому что хотел быть уверенным, что Блейн вернётся в Нью-Йорк. Ради Курта.

– Ты хороший брат, Финн, – сказал Андерсон, а затем повесил трубку.

– Ну... стараюсь как могу, – прошептал Финн в пустое пространство, поскольку Курт уже начал перетаскивать чемоданы к лифту.

Он сильно надеялся, что его стараний окажется достаточно.

Но даже если и нет, на этот раз Финн собирался быть рядом с Куртом, что бы ни случилось.

Блейн остался.

Джон не мог думать ни о чём другом.

Блейн остался ради него.

И хотя, подняв взгляд, он не увидел на его лице ни боли, ни любви, ни чего-либо похожего, а только твёрдую решимость, Джон ещё надеялся.

И это было здорово, потому что он был уже уверен, что такой возможности ему больше не представится. Но теперь он мог надеяться. Ожидая его, там на диване, он мог еще надеяться.

Блейн мало что сказал ему после сброшенной бомбы об измене, это правда. Только «Хорошо, Джон. Поговорим. Но сначала я должен позвонить кое-кому. Извини», исчезнув затем в своей комнате.

Тем не менее, он надеялся.

Что-то было между ним и Блейном. Может, не то, что называют «истинной любовью», но что-то было, и поэтому Джону было так больно.

Потому что, в определённом смысле, он понимал сейчас, что потерял его ещё до того, как обрёл на самом деле. И он не считал справедливым, что ему так и не было никогда дано реального шанса. Потому что он мог сделать Блейна действительно счастливым, он знал.

И сейчас он был там, чтобы просить о шансе. О настоящем.

Неважно, что Блейн сделал, или что сделал он.

Парень, с которым он переспал накануне вечером, ничего не значил. Это был всего лишь поклонник, и он заставил его почувствовать себя по-настоящему особенным, в то время как Блейн, казалось, даже не скучал по нему ни капли. И это ранило Джона. Так сильно, что он напился и затем оказался в постели с этим типом. Секс оказался совсем неплох, честно говоря, дикий и разнузданный, каким может быть только пьяный секс ради секса. Который ничего не значит. Который забываешь, как только всё закончилось. Который теряет свою ценность уже в процессе. Но который иногда помогает понять, что чего-то тебе не хватает и что не так ты сможешь вернуть это что-то.

И Джону не хватало Блейна.

Поэтому он сел на первый самолет, чтобы вернуться в Чикаго, практически, едва успев одеться. Слова Блейна продолжали звучать в его ушах.

«Мы должны поговорить. Мы должны поговорить. Мы должны поговорить».

Он боялся, что догадывается, о чём шла речь, и Джон готов был к борьбе. Он не желал смириться с тем, чтобы потерять любую возможность из-за такой глупости, как пустой пьяный трах с фанатом из-за безразличия своего парня.

Он мог и не говорить ничего Блейну. Он был уверен, что тот никогда не узнал бы об этом. Но Джон хотел, чтобы Блейн знал, поскольку хотел, чтобы тому было понятно, что ему многого не хватает в этих отношениях. И если они продолжатся, он хотел, чтобы было ясно, им есть над чем работать, и он не намерен прятаться от ответственности, да, но хотел также, чтобы Блейн осознал, что ему от него нужно больше. Гораздо больше, чем то, что он делал до сих пор.

Потому что он хотел Блейна и только его. Но он хотел также чувствовать, что с ним считаются, он не хотел больше бояться и, прежде всего, хотел, чтобы Блейн действительно стал частью его жизнь на этот раз.

Чтобы они были Джон и Блейн. Не Джон, сам по себе. И затем Блейн.

В этом он был уверен.

Но как только он увидел Блейна, входящего в комнату, от его уверенности не осталось и следа. Но когда влюблённые опирались на рассудок?

– Это он, да? Ты влюблён в Хаммела? – было первое, что спросил Джон, когда Блейн подошёл ближе, хоть и обещал себе, что не коснётся этой темы, что станет говорить только о них двоих и об их истории.

Он увидел, как Блейн резко остановился, до крайности поражённый этим вопросом. Но очень быстро выражение его лица изменилось, и Джон увидел жалость и печаль в этих глазах неуловимого оттенка, которые сводили его с ума вот уже больше двух лет. С того самого момента, когда он вошёл в кабинет этого молодого продюсера, чтобы подписать контракт.

– Да, это Курт, это всегда был Курт. Прости, Джон, я пытался. Правда. Но... я принадлежу Курту, так всегда было и так всегда будет.

– Конечно. А кем же тогда был я? Тем, с кем трахаться, чтобы скоротать время, в ожидании, когда Курт будет готов вернуться к тебе?

– Нет, нет, Джон, это неправда, – пылко возразил Блейн, садясь рядом с ним и беря его холодные ладони в свои. – Ты не был для меня только этим. Ты был для меня очень важен. И ты помог мне понять многие вещи о себе самом.

– И что, например? Что ты не можешь жить без него? – в отчаянии крикнул ему в лицо Джон, поднимаясь с дивана, чтобы освободиться от хватки его рук. Затем он продолжил: – Знаешь, те диснеевские фильмы, которые ты любил смотреть по вечерам в субботу? Я их не переношу. Но они нравились тебе, и мне было этого достаточно. Я говорил себе, если что-то делает тебя счастливым и стирает с твоего лица, даже ненадолго, эту вечную печаль, оно стоит того. Быть всегда пассивом, когда мы занимаемся сексом? Да, именно сексом, любовью мы с тобой никогда не занимались, так ведь, Блейн? Это не по мне, быть всегда и только снизу, но ты не шёл на это. По крайней мере, не со мной, ты недостаточно доверяешь мне, но, лишь бы быть с тобой, я уступил тебе и в этом. Мне всё равно было хорошо с тобой. «Stormy»? Ненавижу эту песню до глубины души, но я записал её, потому что понял, что она для тебя очень много значит, и только теперь я понимаю, что это, вероятно, потому, что написал ты её для Курта. Я аннулировал себя ради тебя, Блейн! Это я разглядел тебя за стеной твоей боли и ждал, а затем пришёл к тебе; и это я делал всё, чтобы заставить тебя выбраться из тьмы; я знаю, чего ты стоишь, и это я был рядом, делая всё для тебя! Но ты всё равно хочешь его. Всегда его. А что, блять, он сделал для тебя, а? Что? Вычеркнул тебя из памяти и трахался с твоим лучшим другом? Да, я и об этом знаю, хоть ты мне никогда не говорил, – сказал Джон, заметив ошарашенный взгляд Блейна. – Потому что, в отличие от тебя, я захотел выяснить, что делало тебя таким печальным и уязвимым. Пьяный Джефф чертовски разговорчив... Только я не сообразил, что тот парень – это Курт. Даже если начал догадываться об этом в тот самый момент, когда застал его здесь с тобой.

– Джон, мне...

– НЕТ! Если ты сейчас скажешь, что тебе жаль, клянусь, я ударю тебя, Блейн! О чём ты сожалеешь? О том, что использовал меня? Что обманывал? Лгал? О чём именно ты сожалеешь?

Это не было правдой.

Блейн не сделал ничего из этого. Не намеренно, во всяком случае. Но только сейчас он понял по-настоящему, что для Джона всё было именно так.

Поэтому он сказал:

– Я сожалею обо всём этом.

Потому что он прекрасно знал, каково это, чувствовать себя так. И никогда бы не хотел, чтобы кто-то испытал это из-за него.

– Будь честен со мной хоть раз, Блейн. У меня никогда и не было настоящего шанса с тобой?

– Да, Джон, да, конечно, был. Ты... ты подходил мне. Но, как сказала мне однажды одна мудрая дама, не мы выбираем любовь. Это любовь выбирает нас, – сказал Блейн, и в его памяти отчётливо всплыл голос и светлая улыбка миссис Бингли. – Я не понял тогда, что она имела в виду, но теперь знаю... Отчасти, и благодаря тебе, хотя понимаю, что тебе не хочется этого слышать. Несмотря на всё, что с нами случилось, и, несмотря на то, что нам обоим пришлось выстрадать, я по-прежнему принадлежу Курту, а он мне, и так будет всегда. И я хочу дать нам шанс, я должен был сделать это сразу, оставшись в Нью-Йорке, чтобы бороться за него. И это единственное, о чём я сожалею. И мне жаль, что вместо этого я позволил себе иллюзию о нас с тобой, в надежде, что что-то изменится.

– Нет, нет... всё может измениться, Блейн. Выслушай меня. Всё может измениться и стать другим, у нас всё получится, если только мы оба постараемся, – прошептал Джон, опустился на колени и, положив руки на ноги Блейна, наклонился, чтобы поцеловать его, сначала лишь легко коснувшись губ, а затем попытавшись углубить поцелуй.

Но Блейн этого не позволил. У него разрывалось сердце, но он больше никогда не стал бы играть с чувствами другого, чтобы узнать, сумеет ли забыть Курта.

Он уже проходил это и прекрасно знал исход.

Всегда побеждало то, что связывало их с Куртом.

Джон попытался ещё немного, а потом просто отстранился и опустил голову, расплакавшись.

– Всё кончено, всё кончено… – повторял он сквозь слезы.

Блейн ничего не сказал, а лишь прижал его к себе, чтобы позволить выплакаться, в ожидании, что вернётся гнев. Тогда, возможно, придёт черёд обид и оскорблений, но Блейн готов был принять их безропотно. Он знал, что заслужил их.

А после они оба будут свободны, действительно свободны, от этой агонии. Свободны признать правду.

Всё было кончено, да.

Но, на самом деле, ничего никогда и не начиналось.

Сказать, что Эрика обожала куклу, которую Бас подарил ей, было бы преуменьшением.

С момента, когда они с Тэдом заехали в отель за ней и Фейт, чтобы повести их в ресторан, девочка ни на мгновение не выпустила её из рук и уже решила, какое имя ей дать.

Мадлен, имя мамы Бастиана, с которой он вскоре собирался познакомить дочь. Когда Фейт спросила, уверен ли Себастиан, что стоит это делать, он просто ответил, что хочет быть уверен в том, что кто-то из его семьи позаботится о дочери в случае, если с ним что-нибудь случится. И из Мадлен получится хорошая бабушка, как только она смирится с фактом, что и правда настолько стара, чтобы быть бабушкой, разумеется.

Та авария на мотоцикле, по крайней мере, научила его тому, что ничего в жизни не стоит принимать как должное. И, несмотря на то, что Блейн прекрасно позаботился об Эрике, Себастиан не собирался и дальше взваливать на его плечи все свои проблемы. Не из-за этого он дорожил его дружбой. В любом случае, Андерсон и так уже сделал для него столько, что хватило бы, как минимум, на две жизни.

Эрика была в порядке. За месяцы отсутствия Себастиана она здорово подросла и чувствовала себя хорошо. Благодаря Блейну.

Теперь Себастиан должен был выполнить свою часть и признать, что и он не является неуязвимым. В его случае это был уже огромный шаг вперёд.

Обед проходил довольно спокойно. Эрика не могла усидеть на месте, то забираясь на колени отца, то слезая снова, и как бы это ни утомляло Себастиана, он был рад. Даже если Тэд выглядел заметно расстроенным. С момента, когда Смайт рассказал ему о своей проблеме, он был словно не в себе.

Когда Себастиан проснулся тем утром, Тэда рядом с ним не оказалось, он сидел на диване в гостиной. Себастиан подошёл, чтобы поцеловать его, но тот оглушил его новостью, сказав, что приходила Сантана, чтобы сообщить, что миссис Бингли умерла этой ночью. И тогда Бас потерял сознание. Да, прямо как самая что ни на есть кисейная барышня. Когда он пришёл в чувства, Тэд попытался убедить его отменить всё и отвезти его в больницу, но Себастиан отказался наотрез, заявив, что такие обмороки в его состоянии вполне в порядке вещей и, кроме того, накануне вечером он не поужинал.

Конечно, он был огорчён из-за миссис Бингли, но ему во что бы то ни стало необходимо было увидеть свою дочь. Потому что, даже если Тэд не желал об этом слышать, это действительно могло оказаться его последним Рождеством с ней, и он не хотел пропустить его ни за что на свете. Даже из-за смерти женщины, которая обращалась с ним как с родным сыном. И помогала несчётное число раз. И выручала из беды, часто самыми причудливыми способами.

Нет, Бас не мог поддаться этой боли, не сейчас. И он не допустил бы этого. Замыкаться в себе, держать всё лишнее на расстоянии, этому он неплохо научился со временем.

Таким образом, он оделся, заставил Тэда влезть в один из своих старых костюмов, который был тому великоват, но всё равно красил его несказанно, и выволок его на улицу.

Он знал, что спокойствие не продлиться долго.

Тэд и глазом не моргнул, когда Эрика спросила, может ли он быть её вторым дядей, как дядя Бас, и Фейт сделалась крайне молчаливой с момента, когда Смайт вернулся за стол после того как сводил Эрику помыть руки. Из чего можно было сделать вывод, что Тэд всё ей рассказал, хоть и обещал не делать этого.

И Себастиан не мог даже рассердиться на него. Может быть, в какой-то мере он даже на это надеялся.

Но всё было тихо до их возвращения в отель, когда Эрику уложили спать. Тогда Фейт оставила её с Тэдом и утащила Себастиана за собой в холл отеля.

То, что Фейт ему сказала, было как раз тем, что Бас ожидал от неё услышать. Правильные слова, но не те, которые ему действительно были нужны.

– Ты должен подумать об Эрике, Бас. Она любит тебя. Она обожает тебя. Даже не зная, что ты её отец, она как будто чует это. За эти девять месяцев, пока ты был в коме, ты не представляешь, сколько раз она спрашивала, где ты и почему не приходишь больше навестить её. Она думала, что сделала что-то не так, и страдала из-за этого. Я не хочу больше видеть её такой, Бас. Ты должен бороться ради неё.

Она была права. Всё сказанное ей было правильно, разумеется, и Себастиан знал это.

Но и она не сделала единственного, что следовало. Не спросила о причине решения Себастиана.

Так что, он пообещал подумать, и в такси по дороге домой между ним и Тэдом царило молчание.

Он вспоминал волосы Эрики, так похожие на его собственные, и сказку, которую рассказал ей перед сном. Вспоминал, как, моя руки в ресторане, она сказала, что по ее мнению, ему следует получше ухаживать за дядей Тэдом, потому что он кажется ей слишком печальным и, возможно, это потому, что он тоже хочет подарок от дяди Бастиана.

Приятные воспоминания, одним словом.

Те, которые составят ему компанию, когда он ляжет в кровать, чтобы немного отдохнуть.

Но увы, его мучения ещё не закончились, потому что, открыв дверь своей квартиры, он увидел, что его ждёт продолжение.

Там был Курт.

– Как ты вошёл? – было первым, что спросил Бастиан, когда достаточно пришёл в себя от шока.

– Открыл своим ключом. Я так и не вернул его тебе.

– Что ж, теперь можешь это сделать. Или предпочитаешь сперва влепить мне ещё одну пощечину? – зло спросил Себастиан, выбрав тактику нападения.

– Нет, но я хочу знать, собираешься ли ты оперировать внутричерепную гематому, которая давит на твой мозг.

–Да какого ж, блять, хрена, Тэд?! – взбеленился Себастиан, поворачиваясь к Харвуду. – Ты что, сделал объявление в утренней газете?

Он был разочарован. Ужасно. Он доверился Тэду в надежде, что это останется чем-то, что разделят только они двое, а теперь выяснялось, что зря.

Кому ещё Тэд успел разболтать? Блейну? Сантане? Его матери? Следовало ожидать визита от всех соседей?

– Нет, я... – попытался оправдаться Тэд, действительно расстроенный тем, что Себастиану придётся выслушать увещевания Курта сразу после душеспасительной беседы с Фейт, когда было очевидно, как он устал и нуждается в отдыхе. – Я просто хочу, чтобы ты знал, что есть люди, которые дорожат тобой. Воспринимай их как стимул, чтобы понять, что... ты должен бороться.

– Стимул? – вновь спросил Себастиан. Прошедшей ночью Тэд лишь слушал. Он не пытался ничего навязать Себастиану, хотя много чего хотел бы сказать. Следуя совету миссис Бингли, он только слушал и старался быть поддержкой для него. Ничего больше. – Тебе не приходило в голову, Тэд, что если ты не сумел убедить меня сделать что-то, то уж точно это не выйдет у Фейт или Курта?

И что Себастиан хотел сказать этим? Что Тэд значил для него больше, чем все остальные? Даже больше, чем он сам? Нет, так не пойдёт! Это звучало весьма романтично, и, безусловно, приятно было слышать подобные вещи, но не в этой ситуации, когда он должен был бороться, и ради самого себя, прежде всего.

Тэд мог быть его дополнительным стимулом. Но истинным мотивом должен был быть сам Себастиан.

– Себастиан, какая же ты скотина, – сказал вдруг Курт, привлекая на себя внимание Тэда и Себастиана.

– О, господи, разве мы не обсудили уже этот вопрос в Чикаго? Я скотина, а ты вечно суёшь нос не в своё дело. Это мы уже установили. Я плохой, а вы, бедные обманутые жертвы, правильно, Курт?

– Нет, не смей сейчас затрагивать эту тему. За тобой должок, Бас. Ты лгал мне. Ты всё помнил, когда очнулся. И про меня, и про Блейна, и про Тэда. Но ты продолжал мне лгать, чтобы удержать меня обманом. В точности так же, как делал и раньше, на протяжении пяти лет.

– Ну и что? Мы и об этом уже говорили, и я уже признал свою вину, мне кажется. Чего ты хочешь от меня, Курт? Я не хороший человек, как Блейн, ясно? И никогда таким не был. Я тот, кто я есть. Тот, кто думает прежде всего о своих интересах, я вечный эгоист, Себастиан Смайт. Тот, с кем ты трахался до прошлого года, и тогда тебя это устраивало, как мне кажется. Это ты забыл Блейна, ты оставил его страдать в одиночестве, и не смей перекладывать на меня вину за это!

– Бас... – попытался вмешаться Тэд, но никто не обратил на него внимания. Курт и Себастиан с гневом уставились друг на друга, чуть ли не соприкасаясь носами. С самого приезда в Чикаго назревало это столкновение, и отсрочка лишь усугубила взаимные обиды.

– Я не виню тебя в том, что сделал сам, а только в том, что совершил ты! Потому что ты всегда всё делаешь ради собственного интереса. Тебе и сейчас насрать на тех, кто останется оплакивать тебя. На меня, на Блейна, на Тэда. Мы ведь уже страдали из-за тебя, нам не привыкать, правильно? Главное, чтобы тебе не пришлось мучиться, так?

– Боже, ты и правда считаешь себя центром вселенной, Курт! – прошипел Себастиан прямо ему в лицо. – У тебя просто в голове не укладывается, что ко всему этому, ни ты, ни Блейн, ни Тэд, не имеете ни малейшего отношения, правда? Это я болен, я – тот, кто рискует умереть под скальпелем или остаться инвалидом, или ещё хуже, превратиться в овощ. И если я не сделаю эту чёртову операцию, опять же мне предстоит страдать от эпилептических припадков, головной боли и перепадов настроения. В крайнем случае, это коснётся Тэда, если он решит остаться и пройти через всё это со мной. Но не тебя. Ты сделал отличную передачу, помнишь? Так что, какое твоё дело, что я решу предпринять или нет в отношении того, что давит на мой мозг? Если бы я знал, что ты всего лишь отличная задница для траха, я бы поимел тебя много лет назад, чтобы потом забыть и перейти к следующему. И всем было бы лучше, включая Блейна, который бросил бы тебя за измену и не оказался бы в том доме на озере, принимая на себя удар, чтобы спасти тебя!

– БАС! – взорвался снова Тэд, но всё было бесполезно, потому что рука Курта оказалась быстрее и снова нанесла пощёчину по щеке Смайта.

– Бас, стой! – закричал Тэд, останавливая его выброшенный вперёд кулак.

Это прикосновение вмиг утихомирило Себастиана. Весь его гнев и волнение немедленно исчезли. Он ведь даже не успел осознать, что собирался ударить Курта. Он действительно едва не ударил его. Что с ним, чёрт возьми?

Он опустил руку, в то время как Тэд продолжал шептать ему успокоительные слова. В глазах Курта стоял страх, Себастиан отчётливо видел, и он никогда бы не хотел бы быть источником страха для него.

А потом Тэд заговорил. И задал единственный правильный вопрос. Тот, которого Себастиан давно ждал.

– Почему, Себастиан? Почему ты не хочешь бороться? Чего ты на самом деле боишься?

Наконец-то.

И тот факт, что правильный вопрос, единственный, имевший значение, задал именно Тэд, его не удивил.

– Я рискую потерять себя, Тэд, – ответил он твёрдо, заставляя вздрогнуть как Тэда, так и Курта. – Потому что даже если я выживу, но буду как овощ, какие у меня гарантии, что я буду... живым? Скажи, смогу я услышать, как Эрика зовёт меня папой? Или смогу ощутить прикосновение твоей руки? Или оценить дурацкие шуточки Блейна? Или голос Курта? Смогу я всё это услышать и ощутить? Смогу понять? Сумею ли я хоть каким-то образом участвовать во всём этом? Да, допустим, я буду живым, но насколько реальной будет эта жизнь? Вы – моя жизнь, если я потеряю вас, какой смысл в моём существовании? Что мне останется?

– Ты сам, – тихо, но убеждённо произнёс Курт, в то время как его глаза по-прежнему оставались прикованы к глазам Тэда. – И потом, это… в любом случае, не ты, Бас.

В ответ на эти слова Смайт повернулся к Курту и спросил, понизив голос:

– А кто я, Курт? Кто настоящий я? Тот, кто лгал тебе и Блейну? Тот, кто использовал Тэда в течение трёх лет? Тот, кто проводил всего несколько жалких дней в году с собственной дочерью и предпочитал, чтобы она называла его дядей из страха сказать ей, что он её отец?

– Нет. Или, точнее, да, ты всё это тоже, но ты также парень, который помог мне выбраться из моего ада. Никогда так и не получив взамен того, чего действительно хотел. Ты парень, который никогда не оставлял Блейна одного. Ты тот, кто взял меня за руку и помог открыть для себя новый мир, когда мой рассыпался в прах, и тот, кто всегда подталкивал меня стремиться к лучшему, кто требовал от меня большего, – сказал Курт тихо, снова приблизившись к нему.

– И ты тот, кто заставил меня быть честным с самим собой, когда я не был готов признать, что совсем себя не знал, – взял слово Тэд. – Ты тот, кто показал мне, что значит влюбиться, и кто научил меня, что нужно бороться за то, чего хочешь. И ты тот, кто устроил мне шесть оргазмов за одну ночь. А это не пустяки, скажу я вам.

На этих словах Себастиан с Куртом синхронно прыснули, и атмосфера немного разрядилась.

– Ты мой лучший друг, Себастиан. Даже если сейчас ты повёл себя со мной как мудак, всё равно...