Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 50 страниц)

– Себастиан? – позвал он робко.

И тот немедленно повернулся к нему.

Он не видел этих глаз уже почти год, но Курту казалось, будто прошёл всего один день.

Блейн был напряжён, как классическая скрипичная струна.

Он был счастлив за своего друга.

Но не мог не думать, что настал момент, когда он узнает, есть ли для него ещё надежда или нет.

И он не был готов.

Возможно, это было эгоистично с его стороны, но он просто не мог не думать так.

Он ополоснул лицо, наверное, раз сто, но это не облегчило его состояния.

В школе он пережил жестокое избиение со стороны банды малолетних хулиганов.

Детство с жестоким отцом и страшная агрессия, в которой он потерял парня, которого любил.

Того самого парня, который не помнил его и сейчас должен был выбрать своё будущее на основе прошлого, которое было не полным для него.

Но никогда, никогда он не чувствовал себя настолько опустошённым.

Блейн подозревал, что всё это было не совсем справедливо.

Он должен был иметь больше времени, чтобы создать новые воспоминания с Куртом.

Но жизнь не предоставила ему этого времени.

Эта сука была в огромном долгу перед ним.

Он позволил ярости, что чувствовал, вырваться наружу, потому что она была слишком мощной, чтобы сдерживать её, и давила, давила на него изнутри и делала его беспомощным, как это случилось лишь однажды в его жизни.

Он врезал кулаком в стену и сбил костяшку.

Но даже не заметил, продолжая бить, снова и снова.

А ведь речь шла о Бастиане.

Парне, который спасал его сотни раз, даже от него самого.

Который ни разу не позволил ему упасть.

Который также предал его, да.

Но ради любви, точно так же, как в своё время Блейн сам предал его.

Он должен был быть счастлив за него.

И он был, чёрт возьми!

Но это ему не помогало, уж точно.

«Он вернулся к нему, он вернулся…» – думал он, ударяя в стену, снова и снова.

И он ненавидел себя, потому что не мог действительно ненавидеть это возвращение.

Потому что он хотел, чтобы Себастиан вернулся.

Хотел, чтобы он был там.

Он любил его, и, в то же время, ненавидел.

Потому что Себастиан вернулся.

Вернулся к Курту.

А Курт? Курт вернётся к нему?

– Ты друг Себастиана? – спросила Мадлен парня, который стоял перед дверью её сына.

Он продолжал смотреть на эту дверь так пристально, будто от этого зависела его жизнь.

И, кто знает? Возможно, так оно и было.

Но, глядя на него, она почему-то начинала нервничать ещё больше, и это в настоящий момент было для неё совершенно лишним.

– Да, мэм, я учился с ним в Далтоне. Мы с Вами даже познакомились в те времена. Меня зовут Тэд Харвуд, – сказал он, протягивая ей руку.

Женщина, после недолгого колебания, приняла его дрожащую руку в свою, столь же дрожащую.

Она была растеряна, и даже не знала, что сказать.

В течение многих месяцев она думала найти его, чтобы познакомиться.

Сказать ему то, что сын доверил ей до аварии.

Но она так и не смогла решиться, потому что… к чему бы это привело?

И теперь, вот он, стоит прямо перед ней, и теперь это уже бесполезно.

Потому что теперь снова предстояло её сыну принимать решение.

У жизни странное чувство юмора...

Курт сделал первый неуверенный шаг к Себастиану, будто завороженный глубокой зеленью его глаз, как и в первый раз, когда он их увидел.

У ворот Далтона, он ещё помнил, как если бы это случилось вчера.

Его отправил туда Пак, чтобы шпионить за Warblers, группой, которая была их соперником на региональных в том году.

Он даже не успел добраться до лестницы, как был пойман, рассекречен и вежливо препровождён к выходу.

Где он буквально столкнулся с Себастианом.

Себастиан из настоящего, тем временем, лёжа на своей кровати, продолжал наблюдать, как Курт медленно приближается к нему.

И улыбался.

Улыбкой, которую Курт так любил.

Улыбкой, в которой он черпал силы пригоршнями.

Улыбкой, которая была только для него.

И тогда Курт отбросил всякий страх, потому что это был Бас, его Бас, и оставшееся расстояние, что разделяло их, он преодолел почти бегом.

Он бросился на него, ни о чём не беспокоясь, потому что было так много, слишком много счастья, которое он испытывал в тот момент.

– Ты вернулся ко мне, Бас... Ты вернулся, – твердил он сквозь слёзы.

– Ай, ты так меня раз… раздавишь, – сказал Себастиан слабым севшим голосом, как у того, кто не издавал звуков в течение длительного времени.

– Ох, извини! Прости… прости, – Курт поспешно отстранился, стыдясь такого проявления отсутствия самоконтроля.

– Кто ты? – спросил Себастиан, заставляя его сердце застыть мгновенно.

Курт боялся этого.

Он читал о таком в тысячах журналов и видел в сотнях фильмов.

Тот же доктор предупредил их о такой возможности.

Он знал, что это могло произойти.

Однако, надеялся, что...

– Б… боже, Ку... Курт. Твоё лицо! Провести тебя... слишком просто. Я знаю, кто ты, глупыш. Я мог бы забыть всех, кроме тебя, ты… ты знаешь, правда? – сказал вдруг Себастиан, и Курту захотелось убить его.

– Ты… ты притворялся? – спросил он, совершенно потрясённый.

– П… признаюсь. Не то, чтобы в моей г... голове не было путаницы… но ты… ты единственное, что в ней ясно. Курт, хватит болтать. Мне слишком ... что это за слово… когда чувствуешь себя усталым… сразу?

– Тяжело? – пришел ему на помощь Курт.

– Да... тяжело. Иди сюда, и по… поцелуй меня, пожалуйста. Не думаю, что мне приходилось часто мыть эти... которые во рту зу… зубы... в эти девять месяцев, но уверяю тебя, что Нэнси мне… мне… недавно подсунула мятный леденец.

– Идиот, – сказал Курт весело и в то же время с облегчением.

Это был Себастиан, его Себастиан.

Он вернулся и помнил его.

Всё остальное могло подождать.

– Курт, иди сюда… и всё, окей? – повторил Себастиан.

И Курт сделал это.

Он наклонился к нему и коснулся его губ своими.

Поцелуй был нежным и медленным вначале.

Затем Себастиан попросил языком разрешения войти, и Курт впустил его.

Стон и тихий шёпот «Да» Бастиана на его губах – и Курта увлёк вихрь.

В том поцелуе было каждое их воспоминание.

В нём были они.

Курт осознал, что ожидал этого поцелуя больше девяти месяцев.

И, несмотря ни на что, несмотря на Блейна, странные воспоминания, решения, принятые в Лайме, и его сердце, которое рыдало, разрываясь пополам ещё чуть больше… для Курта этот поцелуй был прекрасен.

====== Глава 17. Пробуждение. Часть 2. ======

Едва слышный вздох.

И новый поцелуй.

Объятие, что становится все более крепким.

И море воспоминаний – воспоминаний о жизни, проведённой вместе – которые заполняют сердце, разум и душу.

Не много разговаривали Курт и Себастиан, пока ночь превращалась в чудесное ясное утро.

Нет, они лишь целовались.

Пристально смотрели в глаза.

И заново учились прикасаться друг к другу.

Они делали всё то, что делают двое возлюбленных, двое друзей, которые долго ждали встречи.

И, хотя Курт знал, что о многом им следовало поговорить, что он имел право получить ответы на тысячу вопросов… всё же отложил это на потом.

Сейчас было не время.

В тот момент он мог и должен был просто наслаждаться счастьем.

Губы Себастиана были более прохладными и шершавыми, чем обычно.

Но это всё равно были те самые губы, которые он любил.

Те, которые ждал так долго.

И да, им многое придётся обсудить.

Слишком многое.

Но Курт знал, что всё это можно отложить.

Это был момент радости.

За дверью комнаты были люди, которые ждали возможности увидеть Себастиана, и, прежде всего, там был Блейн, который ждал, не только чтобы увидеть своего друга, но и его.

И, хотя Курт был счастлив, хотя не мог удержаться, чтобы не наклониться для ещё одного поцелуя, чтобы не коснуться снова Себастиана, он продолжал ощущать присутствие Блейна так живо и отчётливо, как если бы он был в этой комнате вместе с ними.

И за это он чувствовал вину перед Себастианом.

Точно так же, как каждый раз, касаясь новым поцелуем его скулы или уголка губ, он чувствовал себя чудовищно виноватым перед Блейном.

И всё это было так неправильно.

По отношению ни к одному, ни к другому.

Ни к нему самому.

Но он не мог не испытывать всего этого, как не мог не прижимать к себе Себастиана снова и снова.

Он вернулся.

Вернулся.

Курт думал, что потерял его навсегда, но он снова был здесь.

Смайт задолжал ему множество объяснений, это правда.

Но в тот момент Курта интересовало лишь, чувствовал ли он боль.

– Честно го… говоря, я ничего не… не чувствую. Ниже… ниже поясницы, по крайней мере. Доктор говорит, что это нормально. Немного… Боже мой, не помню слово… упражнения? Упражнения помогут вернуть чувствительность… мы… мышц.

Себастиан говорил медленно и часто запинался на половине слова.

Он забывал некоторые, но, как сказал доктор, это было временным явлением.

Но ноги?

Вот что беспокоило Курта.

Он не слишком разбирался в медицине, но знал достаточно, чтобы догадаться, что, если действительно отсутствовала чувствительность ниже поясницы, проблема могла быть серьезной.

Нужно будет спросить доктора, как только он выйдет оттуда.

Но когда он выйдет оттуда?

Он знал, что мать Себастиана тоже имела право видеть своего сына, и он не хотел переутомлять его, но не мог отпустить руку, которая сжимала его, с меньшей силой, но с тем же чувством.

– Ты… ты… у тебя всё хорошо, Курт? – спросил вдруг Себастиан, заставая его врасплох. – Не… не случилось ни... ничего... в эти месяцы ты...

– Себастиан, я в порядке, – прервал его Курт, заметив, каких усилий это ему стоило и не желая утомлять его больше необходимого. – Конечно, мне было трудно без тебя, но Блейн очень помог в последнее время. Ты ведь помнишь его, правда? Блейн, твой друг. Сейчас он живёт у нас.

«И любит меня, и, кажется, я люблю его. Нет, не кажется, я знаю, что люблю его, по-своему», – подумал он, но вслух не произнёс, разумеется.

Было уже достаточно сложно иметь в сознании эту настойчивую мысль, здесь и сейчас, пока он прижимал к себе другого, и он никогда не смог бы сказать этого вслух.

Безусловно, не ему.

По крайней мере, ещё не сейчас.

Курт заметил, что лицо Себастиана приняло напряжённое сосредоточенное выражение.

– Он… живёт с тобой? – спросил он.

– Да. Это длинная история, и сейчас я не хочу утомлять себя. Там снаружи другие люди ждут своей очереди, чтобы увидеть тебя. И Блейн тоже, между прочим, – продолжил Курт, удивившись, как резко Себастиан повернулся к нему, услышав имя Блейна. – Мы поговорим об этом в другой раз, окей? А сейчас... я позову твою маму, хочешь?

– Д… да, конечно. Курт?.. – окликнул он, снова хватая его за руку. – Ты действительно… в порядке?

Курт улыбнулся.

Да, вот он, его Себастиан.

Который только что очнулся от комы, длившейся много месяцев, говорил с трудом, не чувствовал собственных ног, но беспокоился о том, как жил Курт без него всё это время.

Возможно, он даже не помнил о дочери, об измене с Тэдом, о том, почему скрывал от него Блейна, помимо всего остального...

А то, что Курт сказал ему в ночь аварии?

Может быть, он забыл и это?

Но он помнил о нём.

Помнил о них.

И сейчас не было ничего важнее.

Курт быстро наклонился и коснулся лёгким поцелуем губ Себастиана.

Затем он подошёл к двери и, бросив последний взгляд и улыбнувшись, вышел, закрывая её позади себя.

Это было похоже на переход из одного мира в другой.

Он немедленно поймал потерянный взгляд Мадлен, которая, посмотрела на него, в ожидании вердикта, который мог воскресить или сломать её.

Женщина, которую он видел перед собой сейчас, не имела ничего общего с той ведьмой, с которой ему пришлось иметь дело все эти месяцы.

Нет, к чёрту, все эти годы, если быть честным.

Сейчас это была только мать.

– Он хочет Вас видеть, он ждёт Вас, – сказал Курт, но и этого хватило, чтобы Мадлен подскочила, словно заведённая пружина, и бросилась к двери, где застыла неподвижно.

– Он... – и не понадобилось другого, чтобы Курт понял, что она имеет в виду.

– Это он, Себастиан, – коротко ответил он, и Мадлен этого хватило.

Курт увидел, как краска вернулась на её щёки, когда она нажала на ручку двери, входя в комнату Бастиана.

Только после этого он позволил себе обратить внимание на двух других, что сидели бок о бок в этом коридоре.

Тэд и Блейн.

Которые шептались между собой, почти соприкасаясь головами.

И, несмотря ни на что, он не мог спокойно видеть их сидящими так близко.

Несмотря на то, что Блейн объяснил, что между ними больше ничего нет, и что даже раньше они были всего лишь двое друзей, которые иногда спали друг с другом, просто чтобы чувствовать себя менее одинокими.

Курт находил такое положение вещей отвратительным.

Но мог это понять, учитывая, что сам начал историю – если так это можно назвать – с Блейном, отталкиваясь от чистого секса и необходимости заполнить пустоту, и он вполне мог понять боль, что подтолкнула Тэда довольствоваться временной заменой, мимолетными эмоциями, которые помогали хоть ненадолго заполнить внутренний вакуум.

Но Блейн? Он не мог понять, что побудило Блейна согласиться на такую роль по отношению к человеку, в которого он не был влюблен и от которого, казалось, в свою очередь, не ожидал любви.

Что потерял Блейн, когда Себ исчез из его жизни?

Почему он чувствовал себя обязанным принять весь этот груз ответственности на свои плечи? Тэд и его боль, нужды Эрики и Фейт...

Курт не мог понять.

В любом случае, все эти мысли утратили значение, когда, хорошенько присмотревшись к Блейну, он заметил, что одна рука у него перевязана.

Что случилось?

Он бросился к нему, моментально забывая всё остальное.

– Блейн, что случилось с рукой? – воскликнул он, привлекая внимание двоих, которые за беседой даже не увидели, как он вышел из комнаты.

Блейн быстро повернулся к нему, когда Курт в волнении схватил его руку, но хватило одного мгновения, и выражение его лица изменилось.

Как только он поднял глаза на лицо Курта, его взгляд сделался жёстким и злым.

Как и его голос, когда он ответил:

– Ничего, – и он рывком освободился от хватки Курта.

Что с ним произошло?

– Он… как… как он? – спросил Тэд тихим чуть дрожащим голосом, отвлекая Курта.

– Он очнулся после девяти месяцев комы… как, к чёрту, он может себя чувствовать, по-твоему? – ответил Курт, куда резче, чем собирался.

Но он не понимал, что там делал Харвуд, кто его предупредил и, прежде всего, его раздражало видеть Тэда так близко к Блейну.

Особенно последнее, бесполезно отрицать.

– Он всего лишь задал тебе законный вопрос, незачем так нападать на него, – вмешался Блейн весьма резким тоном. – Учитывая, что уже почти два часа, как мы ждем, что ты выйдешь из этой комнаты, чтобы узнать, как себя чувствует Себастиан, ты, по крайней мере, мог бы быть немного любезнее, как мне кажется.

– Извини, просто его вопрос показался мне глупым, – попытался оправдаться Курт, не понимая, почему вдруг он оказался обвиняемой стороной.

– Глупый или нет, нравится тебе это или нет, но он имеет полное право задавать любые вопросы, если хочет. И ты это знаешь, – сказал Блейн, намеренно медлительно, пристально глядя Курту в глаза.

Он напоминал, что этот парень разделил с Себастианом куда больше, чем просто пару бурных ночей.

Он разделил с ним три года тайных отношений.

И гораздо больше, если хорошенько подумать, у них была своя история.

И, нравилось это Курту или нет, но это давало Тэду право беспокоиться о Себастиане, сколько ему было угодно.

Блейн ранил Курта намеренно.

Его гордость и его самолюбие.

И так не поступают с тем, кого любят.

Так почему же он делал это с Куртом?

– В любом случае, если наше присутствие здесь тебе мешает, мы пойдём в кафе этажом ниже. Дай мне знать, когда можно будет увидеть Бастиана. Или попроси кого-нибудь из медсестёр, или его мать, мне всё равно, – сказал Блейн и, не давая Курту времени что-либо возразить, взял Тэда за руку, вынуждая того подняться, и направился с ним к лифту.

А Курту оставалось лишь стоять там в полнейшем замешательстве, наблюдая за тем, как Блейн торопливо удаляется от него, держа за руку другого.

И даже если всё его существо противилось этому, он не мог не находить эту сцену чертовски пророческой.

Он живёт с ним.

Живёт с моим Куртом.

Блейн, его первая любовь, живёт с Куртом.

Неотвязная мысль раскалывала его голову надвое.

И сердце, разумеется… и сердце тоже.

Но он ничего не знает. Пока ещё не знает, слава всевышнему.

Сколько времени мне осталось? У меня ещё есть время?

Этого Себастиан не знал, и даже если не было ничего, что ему хотелось бы узнать больше, не оставалось ничего другого, как ждать.

Ещё ждать.

Мадлен была действительно счастлива всего дважды в своей жизни.

В первый раз – когда вышла замуж за Джона Смайта, влиятельного бизнесмена и обворожительного покорителя всех женских сердец в округе.

Ей, молодой официантке обычного кафе в Питсбурге, улыбнулась удача.

Или, по крайней мере, так она тогда считала.

Во второй, это случилось, когда она родила своего первого и единственного сына, Себастиана.

Первое счастье оказалось мимолетным, постепенно испарившимся с годами, посреди повседневной реальности.

Но второе... нет.

Это было счастье, которое повторялось каждый день.

Счастье, которое она утратила в тот момент, когда Себастиан оказался в коме.

И которое вернулось вновь, сейчас, в этой комнате, когда её серые глаза встретились с ясным зелёным взглядом глаз её сына.

Мадлен немедленно бросилась к нему, забывая страх, что отнял все силы, перед этим, в зале ожидания.

Она подбежала к нему и обняла.

– Боже, я так сожалею, Бас, прости, прости меня за всё. За ссору той ночью, за то, что я тебе сказала, за то, что позволила тебе уйти в таком состоянии, прости!

Она плакала и смеялась одновременно.

Сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди, каждый поцелуй оставленный на лице сына, заставлял её чувствовать себя чуть более живой.

Действительно живой.

– Нет… мама... нет… не помню… но, что бы там… прошёл почти год, так что... думаю, что можно… сказать, что всё в прошлом, нет, мама? Ты мо… можешь… перестать… ду… душить меня?

– Ах да, прости, прости, – спохватилась Мадлен, вызывая тихий смех сына и мгновенно отстраняясь от него в некотором замешательстве.

Её слова были для него новостью.

Значит, Себастиан не помнил?

Не помнил, как его мать сказала, что если он решится на брак с Куртом, то она отречётся от него?

Не помнил её торжествующий смех от известия, что кольцо было предназначено не Курту?

– Я… у меня было кольцо для Курта, мама, ты не знаешь? Врачи показали мне вещи, с которыми я поступил в больницу, те… которые не... не были уничтожены, по крайней мере… чтобы посмотреть, помню ли я что-то, и там не… не было… никакого кольца… кольцо моего деда… его не было... Но я знаю, что оно было… я… я помню, оно было у меня… хотя не... не знаю... оно было для Курта? Я не хотел спрашивать его самого… я не знаю, если... поэтому мы... – он закрыл глаза, подыскивая слова, которые не шли на язык. – Поссорились… мы ведь поссорились, если я ничего не путаю?.. Боже, какая мешанина в голове…

Мадлен тоже чувствовала себя растерянной.

Но не из-за очевидной трудности сына в формулировке фраз или его полного замешательства.

Она растерялась от совершенно неожиданно представившейся возможности.

Заслуживала ли она такого шанса?

На этот счёт у неё имелись определённые сомнения.

Но в эти девять месяцев, хоть на самом деле в этом и не было необходимости, женщина получила подтверждение, что сын был для неё всем.

И даже больше.

Поэтому, она сделала свой выбор.

Как поступить, если вдруг появляется возможность стереть все ошибки и начать всё заново?

Мадлен могла выбирать и в тот момент решила солгать.

Он сделала это для себя самой, прежде всего.

Среди множества её качеств имела место значительная доза эгоизма, который отличал также её сына.

Она не остановилась задуматься – да это и не помогло бы – что своей ложью положила бы начало новой цепочки событий.

Она сделал выбор, по-своему помогая судьбе.

– Милый, успокойся! – произнесла она уверенным тоном, усаживаясь рядом и беря в ладони руки сына.

Они были холодные и хрупкие, и слегка дрожали, но Себастиан ответил на её пожатие, и это было самым прекрасным подарком, о котором Мадлен только могла мечтать.

– Я ничего не знаю о твоём кольце. Ты не говорил мне о нём. Видимо, его не нашли на месте происшествия, или, может, ты что-то путаешь, или кто-то нашёл его и взял себе! – И, по крайней мере, это было не совсем ложью.

Кольцо действительно исчезло из личных вещей, которые были доставлены в больницу с её сыном.

Из дома Мадлен он вышел, унося его с собой, но никто не видел его после на месте аварии.

Чувствуя болезненный укол угрызений совести, она добавила:

– И в ту ночь мы не cсорились, знаешь? У нас был просто один из наших обычных споров. Из-за Курта, да. Но не в связи с каким-то кольцом.

– Ты… ты уверена… мама? – спросил Себастиан, в ещё большем замешательстве, чем раньше.

Мадлен рисковала сильно и знала это.

Впрочем, она делала это каждый день и во всём.

В бизнесе, в любви, в жизни.

Ей хотелось убедить себя, что эта ситуация не так уж отличалась от других.

Даже если прекрасно знала, что это не так.

Вот только... она слишком сильно желала начать новую жизнь со своим сыном, свободную от ошибок и упрёков.

– Конечно, родной. Но не будем сейчас об этом. Успеется ещё... Скажи лучше… как ты себя чувствуешь? – спросила она, торопясь сменить тему.

Позже, наедине с собой, она всерьёз задастся вопросом – ради чьего блага так поступила.

Своего собственного или сына?

И даже если она не сумеет ответить себе, в любом случае, раскаяния не испытает.

Иногда раскаяние – непозволительная роскошь.

Кольцо для Курта.

Кольцо, чтобы заполучить его, чтобы браком связать его…

И к своему сердцу приковать его.

Но было ли кольцо на самом деле?

Ну, по крайней мере, я ещё довольно неплохо помню цитаты из Толкиена, чтобы переиначивать их по-своему.

Но это из Толкиена… или из фильма?

Ведь был снят фильм, верно?

Господи, что за путаница у меня в голове.

Кажется, череп сейчас взорвётся.

Блейн... сейчас я снова увижу Блейна. Что я испытываю?..

Гнев?

Растерянность?

Тревогу?

Знаю только, что мне его не хватало.

Не хватало безумно.

Блейн был на взводе.

И нервное возбуждение Тэда совсем не помогало.

Эффект болеутоляющих средств, которые дала ему медсестра, чисто случайно обнаружившая его в туалете с кровоточащей рукой, уже заканчивался.

И хотя переломов не оказалось, боль была адская.

Почти как та, что терзала его сердце.

Он заметил припухшие раскрасневшиеся губы Курта и мелкие пятнышки вокруг рта.

У него была очень нежная чувствительная кожа, и каждый раз, когда Блейн не был гладко выбрит, точно такие же следы появлялись в местах, где он целовал.

И Блейн не был идиотом.

Курт получил много поцелуев, и от кого-то, кто не имел возможности бриться, по крайней мере, в последние дни. В последние месяцы, Блейн, чего уж там.

И столько же, похоже, дал в ответ, учитывая припухлость его губ.

И был только один человек, помимо Курта в комнате, где он провёл последние два часа.

Возможно, он не имел права, но это его буквально бесило.

Ох, к чёрту.

Он имел на это полное право!

И сознание, что вообще-то, кроме как злиться, ему ничего другого и не оставалось, не делало ситуацию менее болезненной для него.

И, кроме того, Тэд продолжал подливать масла в огонь своим состоянием на грани истерики.

Даже сейчас, в больничном кафе за столиком, но не мог ни секунды усидеть спокойно.

Он боялся того, что Себастиан мог сказать, увидев его там.

При условии, конечно, что он не забыл его.

Тэд продолжал на все лады спрашивать Блейна, что ему делать.

И Блейн хотел бы знать ответ, правда, хотел бы.

Не только, чтобы заставить его замолчать, но и для себя самого.

Потому что он тоже не знал, что делать и как говорить с Бастианом.

Естественно, он был счастлив, что Смайт проснулся.

Но было и всё остальное.

Был Курт, и то, что он разделил с ним в течение этого месяца, то, что Блейн не мог забыть так быстро, как, казалось, удалось Курту, едва он снова увидел Себастиана.

– Прости, Блейн, – внезапно произнёс Тэд.

– И за что?

– Уже два часа я ною о своём, даже не задумываясь о том, каково тебе. Я видел Курта, когда он вышел из палаты, и отметины на его лице были… их ни с чем не спутаешь. Это убило меня – могу только представлять, что почувствовал ты. Дерьмовый из меня друг...

– Нет, Тэд. Я тебя понимаю, не переживай, – успокоил его Блейн. Слава Богу, хоть он был с ним в этот момент, иначе было бы совсем худо.

– Что ты теперь будешь делать, Блейн?

– Не имею ни малейшего представления, Тэд, и, честно говоря, не думаю, что решение за мной, во всей этой истории. Ты так не считаешь?

На самом деле, Тэд с этим не был согласен. Однако, он не успел ничего сказать, потому что мобильник Блейна ожил.

Звонил Курт.

Но Блейн не хотел его слышать, не сейчас.

Он был слишком уязвлён, слишком зол, хотя и понимал, что это абсурдно, ведь он всегда знал, что это может случиться…

Ну, что сказать… одно дело представлять себе что-то, и совершенно другое – видеть, как это что-то становится явью у тебя на глазах.

Поэтому он нажал кнопку «отклонить вызов» и быстро набрал простое текстовое сообщение.

Курту: «Могу увидеть его?»

Ответ не заставил себя долго ждать.

От Курта: «Да».

Коротко и ясно.

Что ж, оно и к лучшему.

Блейн торопливо поднялся, оставляя Тэда одного, в ещё большем смятении, чем прежде, с обещанием постараться закончить быстро, чтобы позволить войти и ему.

По дороге к комнате Бастиана ему казалось, что сердце вот-вот выскочит у него из груди.

Настал момент истины.

Придётся прояснить многие вещи и расставить многое на свои места.

И придётся снова подвести под удар свои чувства. Что, если подумать, он никогда и не прекращал делать.

Но ему было наплевать.

Потому что в тот момент он просто хотел увидеть своего друга.

И не было ничего, что волновало его больше в тот момент.

Кроме Курта, который сидел в одиночестве возле двери Бастиана и казался встревоженным и немного грустным.

Но в этом не было ничего нового для Блейна.

Едва увидев его, Курт вскочил с места и пошёл ему навстречу.

– Блейн, я хочу поговорить минутку с врачом Себастиана и жду, когда он закончит обход… Но если хочешь, потом я могу подождать тебя, чтобы вернуться домой вместе? – спросил он голосом, полным надежды, отчего что-то будто оборвалось внутри Блейна, заставляя его внезапно ощутить страшную усталость.

– Нет, не нужно меня ждать. У меня потом дела, вернусь поздно, так что можешь идти домой. Один, – ответил Блейн с предельной холодностью, прежде чем войти в комнату Бастиана.

И это добило Курта.

Всё утомление, адреналин, тревога и счастье, которое он испытывал с момента, когда зазвонил телефон, смешались в одно и осели на дне его сердца.

Он не желал чувствовать вину за то, что был счастлив возвращению Бастиана.

Он не считал это справедливым.

Но именно так Блейн заставлял его себя чувствовать.

Виноватым и растерянным.

И что злило его ещё больше, так это то, что в глубине души он знал – Блейн был совершенно прав, и имел полное право заставлять его чувствовать себя именно так.

Это не Себастиан.

Блейн уже ловил себя на этой мысли, когда впервые увидел его на этой кровати.

И хоть сейчас он полусидел, а не лежал, хоть не было больше всех этих трубочек, что тянулись от его тела, а глаза были открыты и смотрели устало, но вполне осознанно… ощущение оставалось всё то же.

– Он не… не знает ещё, пра… правда? – были первые слова, с которыми Бастиан обратился к нему.

Он не спросил, как его дела и не оставил ему времени спросить его, в свою очередь.

Прежде всего, он беспокоился о Курте, как, впрочем, и всегда это делал… и он тоже.

– Нет, – ответил Блейн коротко, подойдя ближе.

– По… почему?

– Потому что я угробил последние восемь лет моей жизни не для того, чтобы явиться сюда и угробить остаток своей… не после всего, что мне пришлось пройти, чтобы избежать этого. И потом, я ведь обещал тебе... Ты сделал его счастливым, Бас. По-настоящему счастливым. И это мой долг перед тобой... и уж точно, перед ним.

Глаза Себастиана были полны вопросов.

Блейн слишком хорошо знал его, чтобы не видеть это даже сквозь туман лекарств и общей путаницы мыслей.

Вот, какой всегда была его роль.

Идеальный друг, что жертвует собой ради людей, которых любит.

Парень, который не может перестать чувствовать вину за то, что совершенно от него не зависело, даже по прошествии всех этих лет.

Есть вещи, которые, как бы ты ни бился, остаются с тобой, и ты вынужден таскать их за собой всю жизнь.

И они становятся твоим приговором.

Блейн боролся против многого в своей жизни.

И не только против того, что случилось в ту проклятую ночь восемь лет назад.

Но и против чувств, что испытывал к Курту, например.

И проигрывал.

Каждый чёртов раз.

Но, несмотря на это, не переставал бороться.

В том числе, благодаря парню, лежащему теперь на этой кровати.

Который никогда не позволял ему сдаваться.

И сейчас...

Он смотрел на того, кто был почти братом ему, первым парнем, с которым он смог быть самим собой с самого начала, спрашивая себя, потерял ли, помимо Курта, и своего лучшего друга, свою опору и утешение.

Всё то, чем всегда был для него Бастиан.

На этой мысли Блейн не смог больше сдерживаться и обнял Себастиана, прижимая к себе.

И тот ответил на объятие со вздохом облегчения.

– На этот раз ты здорово напугал меня, Бас, чёрт бы тебя побрал, – проговорил Блейн сквозь слёзы.

– Ду… думаю, чертям лучше... обратить внимание на то… того, кто в меня въехал, Блейни.

– Идиот, – только и смог сказать Блейн, отпуская его, и садясь на стул возле кровати.

Он не знал, стоило ли сейчас затрагивать тему «тот, кто в тебя въехал», но, откровенно говоря, сомневался.

Эмоций в этот день Бастиану хватило.

Пробуждение.

Встреча с близкими.

Поцелуи его Курта.

Боже, какую же ярость вызывала в нём эта мысль.

Даже сейчас, перекрывая счастье, что он чувствовал, видя, Себастиана, наконец, проснувшимся, гнев подло протягивал свои щупальца.

– Нет... я не идиот, хотя, знаю, видимо, кажусь... Перед твоим приходом… я потратил десять минут, чтобы вспомнить, как называется пи… пижама... у меня такая… такая путаница в голове, Блейн... я не… не знаю, всё ли… помню… я... Эрика… Боже мой! Как… как она? – вдруг воскликнул он. – И Курт… он знает о ней? Я не… – он начал задыхаться от волнения.

– Себ, не паникуй, – постарался успокоить его Блейн, осторожно положив руку ему на плечо.

Кожа под его ладонью была горячей, почти обжигающей, и Блейн чувствовал, насколько чертовски хрупким был Себастиан, на самом деле.

– Позже будет время для объяснений, а сейчас тебе довольно знать, что у Эрики всё прекрасно. Она сильно выросла. И, к счастью для неё, больше похожа на мать, чем на отца.

Девять месяцев изменили тело его друга чудовищным образом.

Он жутко похудел и выглядел таким неопрятным с этими отросшими волосами и неровной щетиной.