Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 50 страниц)

И это было правдой.

Если у него был реальный шанс с Куртом, если Курт действительно хотел его, в его распоряжении было всё терпение мира.

Чтобы ждать его ещё восемь лет, если нужно.

– Думаешь, у нас получится?

– Уже получается, Курт. Может быть, не в классическом стиле, но получается. И если ты действительно хочешь быть со мной...

– Да, я хочу, – поспешил сказать Курт. И потом добавил: – Хочу попробовать.

– Тогда всё может получиться, Курт, – сказал он, беря его руку в свои.

Это уже случилось однажды, давным-давно, подумал он, переплетая пальцы с пальцами Курта.

О чём-то они забывали.

Многому не придавали должного значения.

И что-то один не говорил другому.

Но, сидя там, за этим столом, при свете свечи, что отражался в ясных глазах Курта, Блейн решил, что в этот вечер всё это не важно.

Это был своего рода короткий отпуск для них.

Может быть, там, где воспоминания были всё ещё живы для одного, и присутствие Бастиана менее материально для другого, всё могло показаться им лёгким и простым.

Но как Курт, так и Блейн, прекрасно знали, сидя рядом, весело болтая и смеясь, что в Нью-Йорке им придётся иметь дело с куда большим.

Не только с теми чувствами друг к другу, что они, отчасти, признали.

Но, прежде всего, с Себастианом.

С Тэдом Харвудом.

И, рано или поздно, с правдой тоже.

====== Глава 13. Полуправда. ======

Возвращение в Нью-Йорк стало странным для Курта.

В Лайме ему всегда было тесно, да, но там была его семья и многие из его друзей и, прежде всего, там была хорошо знакомая ему жизнь, с которой он умел справляться.

А Нью-Йорк, с некоторых пор, стал лишь очередным свидетелем его неудач.

Ни одно из обещаний, которые мираж этого города сулил ему когда-то, не оказалось реализовано.

И хуже всего было то, что он не мог определить, сколько здесь было его вины и сколько – этого огромного города.

В конце концов, это же был Нью-Йорк, не так ли? Город, где сбываются мечты, если достаточно сильно в них веришь.

Но он… достаточно ли он верил?

Оборачиваясь назад, на семь лет, проведённых там, он задавался вопросом, много ли из того, что он сделал или увидел, он делал и смотрел ради самого себя?

Оставив НЙАДИ и мечты о славе, какую часть из того, что он делал после, он сделал, чтобы построить собственное будущее, и какую, только в угоду... другим?

Что сейчас было своего у Курта Хаммела, по-настоящему своего?

Дом, где он жил? Он принадлежал Себастиану. Курт его только обставил.

Работа? Временная замена другой временной замены, в ожидании пробуждения или… смерти Себастиана.

Его карьера в мире моды? Это было лишь воплощением желания Себастиана, которое он удовлетворил в момент растерянности.

Среди этого нагромождения неопределенности, ему принадлежал только Блейн.

Но он сам... он принадлежал Блейну?

Потные тела, трущиеся друг о друга.

Вздохи и стоны.

Дрожь, в момент, когда двое становятся одним целым.

Это было лучшее пробуждение, о каком Курт только мог мечтать.

Он обожал моменты, когда кожа Блейна, буквально обжигающая под его прохладным прикосновением, скользила по его, за мгновение до того, как тот проникал в него и заполнял теплом и желанием.

Это был не просто секс.

Но сама страсть в движении.

Идеальное единение сердец и тел. Каждый раз.

Курт не переставал изумляться, насколько… завершённым чувствовал себя в эти минуты.

На самом деле, это удивительное чувство изумляло его каждый раз, когда Блейн был рядом.

Этот загадочный и немного сумасшедший парень делал его счастливым.

И это невозможно было скрыть.

Даже Сантана заметила, что что-то изменилось с тех пор, как они вернулись из Лаймы.

Во всеуслышание заявляя, что: «Этот хоббит кажется ещё более припадочным, чем обычно, а Курт вечно витает в облаках».

Мерседес, которая, на самом деле, была единственной, кто действительно знал, как обстояли дела, фангёрлила больше, чем сопливая девчонка на первом концерте своего кумира, каждый раз, когда видела их вместе.

Даже Финн, при всей своей недогадливости, заметил, что что-то происходит.

И, естественно, не смог отказать себе в удовольствии сыграть роль заботливого старшего брата.

– Короче, ты вообще-то хоть знаешь, кто такой этот Андерсон? – спросил он его за день до этого в кафе, где они встретились.

Курт внезапно осознал, что у него тысяча ответов на этот вопрос.

Это парень, который помогает мне.

Это парень, который возвращает меня к жизни.

Это парень, который хранит память о Себастиане. Но он ещё и тот, с кем я трахаюсь.

Тот, в кого я, возможно, влюбляюсь.

Но всё это говорило лишь о том, кто такой Блейн для него, а не кто он по-настоящему.

Ну, в смысле... чем он занимался, когда не был с Куртом?

Кто были его друзья, помимо Тэда и Себастиана?

Почему он никогда не говорил о своём отце?

Курт не знал и от волнения принялся поглаживать надпись «Сourage» на подвеске браслета, который подарил ему Блейн.

Заметив это, Финн напомнил ему о том, что когда-то давно, ещё в средней школе, Курт был буквально помешан на этом слове.

Даже держал в своём шкафчике лист с наклеенным на нём своеобразным коллажем, сделанным из вырезанных из журналов букв.

И это действительно было так… Курт совершенно забыл об этом.

Что это было, просто странное совпадение, или Себ рассказал Блейну?

И почему у него не было ответа даже на этот простой вопрос?

В то время как Блейн проникал в него, снова и снова, пылко и страстно, Курт думал обо всех тех моментах, связанных с ним, которые, казалось, не имели смысла.

Но тем утром, как и каждый раз прежде, он поймал себя на осознании, что его это не волнует.

Блейн был тем, кем был, и он хотел узнать всё об этом парне, это правда.

Но, тем не менее, то, что было у него сейчас, то, что тот ему давал, было настолько безгранично и настолько прекрасно, что Курту не нужно было ничего, кроме одного его присутствия, чтобы быть действительно реализованным.

Блейн о многом его не спрашивал.

Но, казалось, всегда знал, что именно Курту нужно.

Он ничего не навязывал, но всегда умел дать верный совет.

Курт нередко наблюдал за спящим Блейном всю ночь.

Часто ему приходилось вставать с постели для этого, потому что теперь он не позволял им больше спать вместе в постели Бастиана.

Теперь, когда между ними было нечто большее, нежели просто секс… он этого не позволял.

Возможно, это могло показаться глупым, но ему было важно отделять то, что было у него с Себастианом, от того, что происходило с Блейном.

Когда они спали вместе – и это случалось не так уж и редко – то всегда и исключительно на диване-кровати в гостиной.

Однажды миссис Бингли сказала ему, что можно понять, что действительно любишь кого-то, если способен провести всю ночь, просто глядя на то, как он спит, чувствуя себя при этом абсолютно счастливым.

Так что ж… в этом была причина того, что, даже просто видя, едва касаясь его губ, или чувствуя рядом его присутствие, улавливая его запах, слыша его открытый и кристально-чистый смех, Курт был счастлив?

Потому что любил Блейна?

Он продолжал задаваться этим вопросом, не в состоянии дать ответ.

И всё же… слишком многое Курт испытывал к нему.

Постоянное желание, пожалуй, было самым сильным и легко реализуемым.

В основном, благодаря тому, что Блейн неизменно потакал ему в этом.

Если они не спали вместе, утром Андерсон проворно забирался к нему в кровать и будил его более чем откровенными поцелуями и ласками.

Этим утром, например, Курт проснулся от того, что тот тихонько кусал и вылизывал его бёдра в самой что ни на есть пошлой и похотливой манере.

– Боже, прошу, пусть он будет здесь для того, чтобы трахнуть меня, а не потому, что ему приснилось мороженое, – простонал Курт, корчась от удовольствия.

– Вера снисходит на тебя только в определённые моменты, а? Впрочем, твои мольбы были услышаны, – прошептал Блейн, щекоча дыханием его кожу, прежде чем снова приняться за дело, беря его в рот целиком, как нравилось Курту.

В тех же случаях, когда Блейн спал дольше, чем следует, и Курт просыпался в одиночестве, он сам тут же перебирался к нему под бочок.

Часто ему приходилось сражаться за место с Брандо, который давно заявил права на Блейна.

Кот практически постоянно держался поблизости от Андерсона.

Ещё больше после того, как был избит и стал крайне ленивым и исключительно домашним.

Вечером он любил пристроиться возле Блейна, который смотрел телевизор, и если Курт слишком приближался, торопливо забирался к Андерсону на колени и сворачивался там, довольно урча.

Часто, когда они занимались сексом, Курт замечал, как кот следит за ними критическим осуждающим взглядом.

И ночью он удобно располагался на животе Блейна.

Иногда было трудно понять, где заканчивается кот и начинается человек в этом коконе из одеял.

И Курт чувствовал смутное беспокойство, бодрствуя в ночной тишине и просто глядя на спящего Блейна.

Но он не мог этому сопротивляться.

Блейн так напоминал ему того парня из давних снов, когда ему было восемнадцать.

Которого он не знал, но чувствовал таким идеально правильным для себя.

И, кто знает… может, он и существовал в действительности, тот таинственный мужчина из его снов.

В конце концов, после аварии он многое забыл.

Проблемы со здоровьем отца.

Их брак с Кэрол.

Даже о своих проблемах с Карофски он забыл.

Проблемах, которые снова обрушились на него, как только он вернулся в школу и наткнулся на Дэвида в раздевалке, и тот поцеловал его снова против воли.

Курт вспомнил, что это был второй раз, когда Дэйв целовал его без согласия.

И вслед за этим он вспомнил каждый толчок, каждый удар, каждый ледяной слаш в лицо и каждое оскорбление.

Это было ужасно.

Вся эта боль, не растянутая во времени, а объединённая в единый блок, который свалился на него в один миг.

С ним даже случился небольшой кризис, и Финн вынужден был срочно отвезти его обратно домой.

На деле столкнуться с тем, как много частей своей жизни он действительно потерял, было поистине чудовищно.

По счастью, он сумел все их вернуть, благодаря рассказам других людей, которые помогли воссоздать в сознании каждую утраченную деталь, или почти…

«Прожитое делает тебя тем, кто ты есть», – говорила его мать.

Но, не зная некоторых вещей о себе самом, как Курту было понять, кто он на самом деле? Он часто задавался этим вопросом, в своё время.

По прошествии месяцев, он сумел уверить себя, что восстановил всё, имевшее значение.

А остальное, то, что осталось утрачено навсегда, видимо было чем-то, что не стоит и помнить, правильно?

По крайней мере, Курт надеялся на это.

Несмотря на все эти его странные сны, он действительно надеялся.

И всё же… присутствовало постоянное ощущение пустоты и незавершённости.

Он чувствовал себя так вот уже восемь лет.

Себастиан долгое время отчасти заполнял тот вакуум, что Курт чувствовал внутри.

Но не совсем.

Всегда было что-то, чего не хватало.

С некоторых пор, однако, Курт не испытывал больше этого ощущения.

А именно, с того момента, как Блейн вошёл в этот дом и в его жизнь.

Блейн, о котором он не знал почти ничего, и который, тем не менее, казался таким знакомым.

Блейн, с которым ему всегда было так легко и комфортно.

Было удивительно, как о многом они могли говорить, когда оставались наедине.

– Каким был твой первый раз, Блейн? – спросил его однажды Курт, когда они сидели обнявшись на диване и смотрели «Страницы нашей жизни», фильм, который почему-то, казалось, внушал Блейну некоторую тревогу. Курт почувствовал, как он слегка напрягся в его объятиях, услышав этот вопрос, и поспешил добавить: – Я… конечно, только если ты хочешь сказать мне, само собой.

Блейн вздохнул и чуть крепче обнял Курта, прежде чем ответил.

– Это было… чудесно. Мне было семнадцать, и ему тоже* . Я жутко нервничал и был до смешного неловким, опять же, как и он. Ведь для него это тоже был первый раз. И даже если мы обсуждали это и в общих чертах знали, что нужно делать и что… какие роли, скажем, каждый из нас имел бы, оказаться там, друг против друга, обнажёнными… это было иначе. Мы не были готовы ко всем этим эмоциям. Мы долго просто смотрели друг на друга, знаешь? Лёжа в постели, без слов и прикосновений. Близко, да, держась за руки, но не издавая ни единого звука. А потом… это случилось… мы начали целоваться, снимать последнюю одежду, шептать всякие глупости. В этом была нежность, глубина, страсть… Я никогда не чувствовал себя более живым, чем в тот момент. Не знаю, можешь ли ты понять, но это было, как… оказаться в нужном месте в нужное время. С правильным человеком.

Да, Курт мог представить себе это.

Как если бы он и сам присутствовал там и переживал это, на самом деле.

И это было странно.

Он мог отчётливо представить робость Блейна, всегда столь уверенного и опытного в некоторых вещах.

Его страх, плохо скрываемый за торопливыми неловкими движениями.

Его растущее желание, выплёскивающееся в крик.

– Кажется, это было удивительно… – мечтательно произнёс Курт.

– Так и было, Курт, так оно и было, – сказал Блейн, прижимая его ещё крепче.

– И с тем парнем, как с ним всё сложилось потом?

В ответ на этот вопрос Блейн вздохнул.

Обернувшись, чтобы посмотреть на него, Курт увидел, как в его чертах проступила печаль, которую редко можно было увидеть на этом лице.

– Плохо, к сожалению. Я больше не видел его после. Он… забыл меня. Это был наш первый и последний раз. Ну, то есть, мы ещё повторили кое-что утром, но… не знаю... думаю, это жизнь, она разделила нас.

– Мне жаль, Блейн, – прошептал Курт, не зная, что эти слова, прозвучавшие из его уст, были как удар ножом в сердце для него.

– Мне тоже, – ответил Блейн. «Мне жаль и за тебя, и всё то, что ты потерял, потому что это был ты, Курт…» – подумал он, а затем добавил неуверенно: – А твой… каким был твой первый раз?

– Ну, со мной это произошло несколько позже, чем с тобой. И это было с Бастианом. В этом самом доме, да. После нашего первого совместного ужина здесь. Это было романтично и мило… я совсем не боялся и не чувствовал себя взволнованным. Казалось почти, будто это вовсе и не первый раз для меня, честно говоря, – усмехнулся смущённо Курт.

После этих слов Блейн посмотрел на него пристальней.

А затем потянулся к нему, касаясь губ долгим и нежным поцелуем, мгновенно лишившим Курта всех сил.

Излишним было бы уточнять, что на этом разговор закончился, как и все – ну, или почти все – их разговоры.

В этот раз они сделали это на столе в кухне.

Себастиан часто говорил, что этот стол отлично подходил для занятия сексом.

Но с ним они никогда не использовали его таким образом.

По правде сказать, они занимались сексом во многих местах этого дома, иногда действительно абсурдных. У Курта в запасе было множество забавных историй на этот счёт, включая даже подоконник и благодарного зрителя в лице пожилой соседки. Но никогда на кухне.

Непозволительно было делать это в месте, где они ели.

Не в кухне, как это видел Бас.

Дом Бастиана.

Это был дом Себастиана.

И в определенном смысле это делало всё... нет, неправильным, нет, никогда.

Ничто из того, что было между ним и Блейном никогда не могло бы быть таковым, на самом деле, но в некотором смысле это делало всё… опасным и несправедливым.

И всё же Курт не мог остановиться.

Не в моменты, как этот.

Когда его тело идеально соединялось с телом Блейна.

И только экстаз задавал ритм его сердца, а стоны обоих сливались в едином вздохе.

– Я люблю тебя, Курт, – позволил сорваться словам с уст и из сердца Блейн тем утром, кончая.

Курт ничего не сказал в тот раз.

Даже если его сердце кричало «Я тоже!», он закусил губы, чтобы не издать ни звука, кроме стонов.

Было слишком рано.

Слишком несправедливо.

Потому что это был дом Бастиана, постель, которую он разделял с Бастианом, жизнь, которую он строил с ним.

А Блейн был... кем был Блейн?

Почему он казался ему таким знакомым, почему у него было чувство, будто он ждал его так долго… всегда?

Нет, Курт не ответил, и позволил, чтобы это невысказанное «Я люблю тебя» скользнуло прочь, вместе с потом их по-прежнему соединённых тел.

И он не знал, как такое было возможно, но в тот момент Курт был уверен, что это «Я люблю тебя» он уже слышал от Блейна раньше.

Много, много раз.

– Это моя футболка, Курт, – сказал ему Блейн позже тем же утром, как только Хаммел соизволил выйти из ванной.

Прошла уже целая неделя с тех пор, как они вернулись в Нью-Йорк и, поскольку оба в тот день были свободны, готовились к их первому настоящему выходу в свет, в качестве потенциальной пары.

Курт уже давно обещал Блейну сводить его посмотреть статую Свободы, и это утро казалось идеальным для такой экскурсии.

Ну, по крайней мере, светило солнце и, учитывая, что им предстояло прокатиться на пароме, погода была подходящей.

– Я знаю, Блейн, – ответил Курт, как ни в чём не бывало.

– Тогда почему она надета на тебе?

– Потому что она по-прежнему пахнет тобой. И это, всё равно как иметь на себе… тебя, – ответил кокетливо Хаммел.

– Ну, если это то, чего ты хочешь, я могу это организовать. Если ты натянешь на себя меня самого, это же ещё лучше, разве нет? – несколько провокационным тоном поинтересовался Блейн, начиная нежно мучить его шею.

Курта с ума сводили такие прикосновения, и он прекрасно знал это.

Так было и восемь лет назад.

Каждый раз, когда Блейн хотел получить его согласие на что-либо, ему было достаточно потрудиться немного языком и зубами над определённым местечком между его шеей и плечом, и он получал что угодно, без споров.

Только вот в то утро Курт очень хотел с ним прогуляться.

И если было что-то, чего никогда никому не удавалось, так это заставить его передумать, когда он принял решение, для него, окончательное.

И это тоже со временем не изменилось.

Даже если теперь он, казалось, стал менее уверенным в том, чего в действительности хотел.

– Даже не пытайся, Андерсон, – сказал он, аккуратно высвобождаясь из его захвата. – Мы не потеряем это великолепное утро, кувыркаясь под простынями.

– То, что мы делаем под простынями, нельзя назвать потерянным временем, – слегка обижено отозвался Блейн.

– Окей, это правда, тут я с тобой соглашусь. Но ты здесь уже почти два месяца, и это просто позор, что ты до сих пор не видел практически ничего из множества чудес этого прекрасного города.

– Какое мне дело до остальных чудес, если самое восхитительное сейчас прямо здесь, передо мной?

– Андерсон! Лесть тебе не поможет, – продолжил Курт, уже чуть менее убеждённо, поскольку Блейн снова приблизился и начал целовать то самое, столь чувствительное, местечко. – И даже это, как бы приятно ни было, не принесёт тебе ничего, – отпихнул он его окончательно, хоть и с явной неохотой.

– Никто не может заставить тебя передумать, если ты уже что-то решил, да? – заметил Блейн, слегка уязвлённый.

– Ты можешь, Блейн, – ответил Курт с лукавой улыбкой, ни на секунду не задумываясь. – У тебя это всегда получалось, вообще-то.

Ох… вот оно.

Ещё одна небрежно брошенная фраза.

Намёк на их прошлое, слишком маленький, чтобы Курт почувствовал необходимость вникнуть глубже, но достаточно большой для вечно настороженного сердца Блейна.

Он всё ещё жил в ожидании момента, когда придётся вновь сказать прощай всему, как когда-то.

В постоянном ожидании этого проклятого момента.

Потому что он был слишком счастлив, потому что было просто невозможно, чтобы этот ангел снова влюбился в него, с самого начала.

Потому что видел вопросы в глазах Курта и боялся ответов, которые должен будет однажды дать.

Потому что такое счастье было невозможно, недостижимо для него.

Не после всех его ошибок.

Блейн старался не думать об этом.

Но у него не слишком хорошо получалось.

Жизнь научила его быть реалистом, да, но внутри него всё равно продолжал жить мечтатель.

Тот, что верит в силу истинной любви.

И в судьбу.

И, в любом случае, сейчас он не хотел думать об этом.

Не в этот солнечный день, когда так много предстояло сделать и увидеть.

Он был с Куртом в Нью-Йорке.

В точности, как они мечтали когда-то давно.

Провести этот день с Куртом оказалось весело.

И познавательно. Для обоих.

В течение этого дня Курт выяснил много нового, чего, как оказалось, не знал о Блейне.

Но и Блейн в Курте обнаружил кое-что ему до сих пор неизвестное или открыл для себя заново давно забытое старое на улицах Нью-Йорка.

Например, Курт обнаружил, что Блейн, как ребёнок, любил перекусывать всякой дрянью типа Pringles, жевательных конфет, леденцов, хот-догов и сахарной ваты.

– Сколько тебе лет? Тринадцать? – не выдержал Хаммел, когда они остановились у очередного прилавка с буррито.

Ответ он получил в виде сахарной ваты, аккуратно размазанной по его носу, которую Блейн тут же слизал со всей тщательностью, мгновенно доводя Курта до полуобморочного состояния.

Блейн же, со своей стороны, обнаружил, что Курт отлично овладел искусством флирта… даже слишком.

На пароме, который должен был отвезти их на Эллис-айленд, к ним почти сразу подошёл некий скользкий типчик не первой свежести, спрашивая совета относительно достопримечательностей Нью-Йорка.

И почти сразу же принялся засыпать Хаммела комплиментами его небесным глазам и, естественно, молочному цвету кожи.

Блейн был до крайности удивлён, особенно, когда увидел, что Курт принимал все эти пошлые подъезды не просто спокойно, но, казалось даже, с удовольствием.

Результат?

Вот уже более получаса Курт любезничал с этим идиотом, снова отодвинув на второй план Блейна.

Который не хотел казаться собственником или ревнивцем, но всё-таки... кто бы мог винить его, если он боялся потерять его снова?

Ведь, в сущности, для него всё держалось на тоненькой нити.

– Блейн, этот милый джентльмен сказал, что собирается посетить на острове Музей Иммиграции, может, нам тоже присоединиться, что скажешь? Похоже, это очень интересно, – сказал Курт, подойдя к Блейну, который стоял, прислонившись к перилам парома.

– Да, замечательно, – ответил Блейн с кислой миной, даже не глядя на него, – чтобы уж наверняка не отвязаться от него до конца дня.

– Да ты ревнуешь! – воскликнул с восторгом Курт.

Для него это было в новинку. Себастиан никогда не был слишком ревнивым.

Больше того, он находил забавным наблюдать за другими мужчинами, которые ухлёстывали за ним.

Именно поэтому Курт вёл себя подобным образом, даже будучи в компании своего парня.

Это была их с Себастианом игра, и он не воспринимал это как нечто, что могло бы раздражать его спутника.

– Конечно же нет, что за чушь, – ответил Андерсон с обидой в голосе на это обвинение.

Он ревновал. Само собой, ревновал, да ещё как! Не нужно было быть гением, чтобы понять это.

Но даже под пытками он бы в этом не признался.

– Ну… так, не стоит, – прошептал Курт, ловко проскользнув между ним и перилами парома и обхватывая его за поясницу, чтобы не позволить уйти, – потому что с ним я просто разговаривал, – продолжил он негромко, чуть более низким тоном, – а с тобой я делаю это, – и он оставил лёгкий поцелуй на его шее, – и это, – ещё один в уголке рта, – и это, – прошептал он прямо ему в ухо, прежде чем прикусить мочку. – Чего ещё ты хочешь, чтобы понять, что я здесь ради тебя и с тобой на сто процентов?

Едва прозвучал этот вопрос, Блейн немного отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо.

Он разглядывал его так пристально, будто пытался выведать все самые сокровенные тайны.

Курт почувствовал себя неуютно под этим взглядом.

Под взглядом, который словно огонь плясал по его коже.

И нет, этот огонь не обжигал.

Но точно оставлял отметины.

– Хочу часть тебя, которую ты отказываешься дать мне, Курт, – сказал Блейн бесхитростно. – Я хочу твоё сердце.

И Курт понял, что уступить ещё немного, вынуть ещё один кирпич из разделявшей их стены, не могло причинить слишком много вреда, ведь нет?

– И, возможно, моё сердце хочет быть твоим, – сказал он тогда, застенчиво опустив голову. – Только… дай мне время, Блейн. Я следую за моим сердцем. Правда. Каждый раз, когда делаю это, – и он снова наклонился, чтобы почти невесомо поцеловать его в уголок губ, – или это, – прошептал он, убирая с его лба непослушную прядку. – Но мне нужно время. Я здесь, Блейн, это не изменится.

Боже… Блейн надеялся на это всем сердцем. Но в душè знал, как всё зыбко.

И действительно, вскоре всему предстояло измениться.

И не из-за угрызений совести Курта или страха Блейна.

Которые, конечно, никогда их не покидали.

Толчком суждено было послужить чувству долга и желанию мести Тэда Харвуда.

Даже если он знал...

Знал, что Блейн его возненавидит.

И, вполне вероятно, Себ тоже возненавидит его… если только очнётся.

Но это его не волновало.

Больше нет.

Курту следовало узнать.

Курт должен был иметь возможность сознательно принимать решения.

Хаммел должен был иметь возможность, которой ему самому никогда не было дано во всей этой истории.

И прежде всего, он думал, что пришло время, чтобы Блейн получил свой шанс быть увиденным по-настоящему.

Перестать играть жалкую роль временного дублёра, а снова стать первым и единственным.

Которым он всегда был и должен был оставаться.

Потому что Блейн заслуживал лучшего, чем то, что выпало на долю Тэда.

Мадлен Смайт.

Тем утром Блейн проснулся, разбуженный телефонным звонком этой женщины, вместо тепла тела Курта, пришедшего за обычной дозой утренних ласк.

Блейн торопливо приготовил кофе и оставил записку Курту, который ещё спал, порядком измотанный всем тем сексом, которым завершилась вчерашняя прогулка по Нью-Йорку.

Ему пришлось проехаться на метро, а затем взять такси, чтобы доехать до виллы Мадлен.

Он не ездил больше на мотоцикле с тех пор, как Курт сказал, что хочет попытаться начать с ним настоящие отношения.

Даже если мотоцикл, возможно, пришёлся бы кстати, в случае необходимости быстрого отступления из логова ведьмы Мадлен.

Утренний телефонный звонок этой женщины удивил его.

Как обычно, она не дала никаких объяснений.

Сказала только, что ей нужно срочно поговорить с ним, и что лучше бы ему подъехать к ней, поскольку она не хотела, чтобы Хаммел присутствовал при разговоре.

В основном, именно эта последняя часть её речи заставила его немедленно собраться и отправиться к ней.

Бòльшую часть утра Мерседес провела в компании Курта, собираясь с духом, чтобы сказать ему правду.

Не только по поводу собственного здоровья и принятого ею решения, но, прежде всего, о том, что она обнаружила относительно трёх тысяч долларов, которые Бас каждый месяц переводил на другой счёт в Чикаго. Но её друг выглядел таким счастливым, что Джонс никак не могла набраться мужества, чтобы испортить атмосферу этими новостями.

Уже больше часа он увлечённо рассказывал ей о новой истории, которую начал набрасывать.

Слишком давно она не видела его таким воодушевлённым, и от одного этого зрелища ей и самой становилось легко и радостно на сердце.

Когда раздался звонок в дверь, Курт бодро направился в прихожую.

– Спорим, что это Блейн снова забыл ключи? – бросил он подруге, поворачивая ключ в замке.

Только вот… что это был не Блейн.

И Курт не понимал, что он там делал?

Резиденция Смайтов в Нью-Йорке была в точности такой же, как и та, что была в Вестервилле.

Огромная, роскошная… и чересчур китч.

Едва явившись, Блейн был препровождён в кабинет Мадлен.

Женщина ожидала его, по словам дворецкого, который встретил Андерсона в дверях, а сейчас вёл через все эти огромные залы и бесконечные коридоры.

Когда, наконец, они добрались, обнаружилось, что и кабинет был как и всё остальное в этом доме.

Слишком просторный и слишком роскошный.

Мадлен говорила по телефону, когда Блейн вошёл, и жестом пригласила его сесть перед огромным письменным столом со стеклянной столешницей.

Это было похоже больше на деловую встречу, чем… ну, чем на что-нибудь ещё.

И Блейн не мог не задаться вопросом, что за общие дела могли быть у них.

Когда Мадлен повесила трубку и, наконец, обратила внимание на Блейна, тот сразу уточнил:

– Я бы предпочёл, чтобы Вы опустили ненужные любезности и сразу сообщили, что вам от меня нужно, мэм. Я уверен, что Вас моё самочувствие интересует не больше, чем меня Ваше.

Женщина не стала комментировать это плохо завуалированное оскорбление.

Ограничившись вялой ухмылкой, она молча протянула бумаги, которые лежали перед ней на столе, Блейну.

Которому хватило одного взгляда на первый лист, чтобы понять, о чём шла речь.

В этих документах было всё.

Буквально, всё.

То, что случилось восемь лет назад, и многое другое.

– Если ты ищешь Блейна, его сейчас нет, – сказал Курт Тэду весьма холодно, как только немного пришёл в себя от неожиданности.

Этот человек совершенно ему не нравился.

И он знал, что чувство взаимно.

Рядом с ним стояла молодая женщина.

Лет двадцати пяти, двадцати шести, не больше.

Она была высокая, с великолепными вьющимися волосами, что мгновенно вызвало в Курте невольную зависть.**

– По правде говоря, я искал тебя. Я уже несколько дней жду, чтобы Блейн вышел и оставил тебя одного, но в последнее время вы изображаете парочку неразлучников... Нужно поговорить, Хаммел, – сказал тот с кривой ухмылкой и прошёл в дом, не дожидаясь приглашения.

В отличие от него, женщина осталась у порога, пока Курт не позволил ей жестом войти.

– О чём? – спросил Хаммел, скорее, раздосадованный этим вторжением, нежели действительно заинтересованный.

– О том, что касается меня, тебя и Себастиана. И Блейна, разумеется. Но прежде всего, позволь представить тебе мою спутницу. Фейт Палмер, это Курт Хаммел. Курт, это Фейт... мать ребёнка Себастиана, – выдал одним залпом Тэд, заставляя вздрогнуть не только Курта, но и Фейт, которая, очевидно, не рассчитывала на столь взрывную презентацию.

И Мерседес оказалось довольно услышать одну эту фразу, чтобы понять – готовы они или нет, настал момент истины.

– Курт не знает об этом и не должен узнать, – только и сказал Блейн, закончив перелистывать документы, которые Мадлен дала ему, ни единым словом не комментируя, насколько с её стороны было подло и отвратительно нанимать частного детектива, чтобы копаться в их с Куртом прошлом.

– Почему? – спросила тогда женщина неприятным язвительным тоном.

– Мэм, честно говоря, я считаю, что вы последний человек, который может требовать каких-либо ответов касательно этой истории. Но если Вам так уж хочется узнать, Курт… он просто не помнит. Ни меня, ни того, что было между нами, ни что случилось в ту ночь. И все должно так и оставаться, ясно?

– Почему? – снова повторила она настойчиво.

– Потому что это не имеет ничего общего с Себастианом и его отношениями с Куртом. Вы ничего не выгадаете, вернув Курту определённые воспоминания. Это только принесёт ему страдания.

– Ты действительно так думаешь, Блейн? Потому что я считаю, что мой сын очень даже имеет к этому отношение. Думается мне, есть неплохая вероятность того, что у Хаммела, помимо прочего, возникнет парочка вопросов и по поводу моего сына и его лжи, если всё это всплывёт в его памяти. Я могу выгадать то, что он исчезнет навсегда из жизни моего сына, – сказала женщина, вставая и прикуривая сигарету.