Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 50 страниц)

– Но дай мне хотя бы намёк! – сказал снова Курт, пытаясь выяснить хоть что-нибудь о таинственном сюрпризе, который Блейн решил подготовить для него.

– Нет, решительно и абсолютно, нет! И я непоколебим, так что, все твои попытки соблазнить меня бесполезны, Хаммел. Тебе придётся просто уйти, – заявил Блейн, снова принимаясь оттеснять Курта к двери.

– Окей, Андерсон, я понял. Сворачиваю лагерь. Но надеюсь, ради твоего же блага, что твой сюрприз действительно того стоит, потому что на улице холод собачий, и если ты облажаешься… за тобой будет должок, – сказал, наконец, Курт, взяв пальто и надев его с помощью Блейна, который затем заботливо обернул шарф вокруг его шеи. Притянув его к себе за концы этого самого шарфа и оставив мягкий поцелуй на его губах, Блейн сказал:

– Я не разочарую тебя, вот увидишь.

И Курт знал, что так и будет.

Потому что Блейн не мог разочаровать его, даже если бы постарался.

«Другие люди, возможно, сделали это», – подумал Курт, выходя, наконец, из дома и тихонько закрывая за собой дверь.

И он продолжал держаться за это «возможно» только потому, что по-прежнему с трудом верил в то, что ему рассказали.

Себастиан, которого он знал, был не таким.

Неужели он заблуждался в нём действительно так глубоко и так долго?

Или было что-то ещё, что во всём этом ему следовало понять?

Бас изменял ему с другим в течение трёх лет.

Казалось бы, что тут неясного…

И всё же, Курт не мог осудить его окончательно.

Не совсем.

Пока нет.

А уж что касается Эрики...

Он звонил Фейт тем утром, чтобы узнать, может ли он зайти повидать Эрику во второй половине дня, но та сказала, что малышка не очень хорошо себя чувствует.

Иногда у неё случались небольшие кризисы из-за диабета.

Блейн сказал, что его благосклонное отношение к девочке заслуживает похвалы.

Другой на его месте, возможно, чувствовал бы неприязнь как к ней, так и к Фейт.

Но Курт не был с этим согласен.

Он хотел познакомиться с Эрикой, потому что чувствовал ответственность за неё.

Подсознательно, даже если он никогда бы в этом не признался, Курт начинал смиряться с фактом, что Себастиан никогда не вернётся.

Тем не менее, он всё ещё испытывал вину за то, что делал с Блейном, и забота об Эрике, распоряжение о том, чтобы деньги Бастиана не шли на квартиру – которую он уже оплачивал самостоятельно, с помощью Блейна – но его дочери, было самым меньшим, что он мог сделать.

На самом деле, он не слишком задумывался о том, что почувствует, оказавшись перед лицом создания, которое вообще-то являлось плодом того, что можно было определить как измену?

Да, когда Эрика была зачата, они с Себастианом официально не были вместе, потому что решили взять перерыв, и сам Курт некоторое время встречался с одним парнем из НЙАДИ, который был здорово похож на Мэтта Бомера* и с которым у него имели место довольно близкие контакты, пусть не секс в полной мере, но, в любом случае, весьма интимные, целых два раза, поэтому он не был слишком шокирован.

И хотя он знал, что в некотором смысле Эрика появилась на свет в результате измены Бастиана, всё равно был убеждён, что его долг делать то, чего сам Себастиан сейчас не мог, но что, он был уверен, Смайт бы наверняка продолжал делать, не случись того, что случилось.

Курт не задумывался о том, что Себастиан тайком летал в Чикаго, не только чтобы перепихнуться с Тэдом, но и чтобы повидаться с ней.

Потому что он знал, что малышка ни в чём не виновата.

И не видел связи между ней и изменой с Тэдом.

Это были две совершенно разные ситуации.

И даже за предательство с Тэдом он не чувствовал себя в праве винить Бастиана.

Пока нет.

Конечно, если он задумывался об этом, у него всё внутри переворачивалось, и подступала невыносимая тошнота…

Но, с другой стороны, кто он такой, чтобы судить, когда сам так много позволил себе с Блейном?

Он был в отношениях с Бастианом, когда это произошло впервые.

И неважно, что Бас лежал на больничной койке в коме, больше того, это даже усугубляло всё.

Курт изменил ему в момент гнева и одиночества, и в результате этого предательства другой мужчина овладел не только его телом, но и, прежде всего, душой и сердцем.

И в некотором смысле он продолжал изменять ему до сих пор.

Потому что не в силах был отказаться от тепла кожи Блейна, но, самое главное, он не мог отказаться от чувств, которые питал к нему и которые его переполняли с необъяснимой, но неодолимой силой.

Нет, если подумать хорошенько, несмотря на гнев и ревность, он не мог ни винить, ни судить Бастиана, и не имело значения, если эти два случая были совершенно различными.

Они не были различными для Курта, и этого было достаточно.

И потом, было больше, куда больше, обстоятельств, которые необходимо было учесть.

Потому что, если опустить все пустые философские разглагольствования… Себастиан для него оставался Себастианом.

Парнем, который не только был его первой и единственной любовью до сих пор, но также его лучшим другом, его наперсником, тем, на кого он всегда полагался.

Он любил его, и продолжал любить по-прежнему, несмотря ни на что.

И он потерял его по вине пьяного ничтожества, внезапно, а не потому, что их любовь умерла.

Вот почему он направлялся в больницу.

С тех пор как он вернулся из Лаймы, Курт не появлялся там, и сейчас ему было необходимо понять некоторые вещи.

Увидеть его снова, чтобы убедиться, что он в порядке, прежде всего.

Насколько это было возможно, естественно.

Увидеть его снова, чтобы убедиться, что он всё тот же Себастиан.

Но, главное, он хотел увидеть его, чтобы понять, готов ли он сказать ему «прощай» или нет.

Он должен был сделать это ради всех, кто был вовлечён в эту историю – не только ради Бастиана и Блейна, но и ради самого себя.

Потому что он уже знал, что не хочет быть с Блейном, лишь бы не чувствовать себя одиноким.

Он хотел быть с ним, потому что он был... Блейн.

И это было правильно.

Но ему действительно было нужно понять, готов ли он попрощаться с Себастианом, или нет.

Потому что было ещё слишком много неясного.

Когда он был с Блейном, казалось, что теперь для него существует лишь он.

Но, стоило ему подумать о Бастиане, его охватывала невероятная ностальгия, и Курт чувствовал, как ему сильно его не хватает.

Он должен был понять.

Иначе ему никогда не удастся построить ничего ни с Блейном, ни с кем бы то ни было ещё.

Кто-нибудь другой мог бы сказать, что судьба уже решила за него, какой путь выбрать, погрузив Себастиана в кому.

Но Курт никогда не рассматривал ситуацию с этой точки зрения.

Все девять месяцев он ждал пробуждения Себастиана – не его смерти.

И даже сейчас, несмотря на то, что постепенно он начал привыкать к мысли, что Бас никогда не вернётся, Курт всё же жил в ожидании этого момента.

Поэтому он так сильно сдерживал себя с Блейном.

Для него Бас не был просто полутрупом, навечно чуждым этому миру.

Для него Бас просто ждал подходящего момента.

Для того, чтобы вернуться или попрощаться навсегда.

И он всё ещё ждал его.

Ждал, несмотря на то, что теперь в его жизни был Блейн.

Чьё присутствие было таким реальным и прочным, что Курт затруднился бы объяснить, как такое возможно.

И Курт любил его, в этом он был абсолютно уверен.

Любовью, столь глубокой и всеобъемлющей, что это даже пугало.

Так значит, вот что произошло? Он просто разлюбил Себастиана, потому что полюбил Блейна?

Шагая по безлюдному коридору больницы, слишком тихому и чистому, он спрашивал себя, действительно ли всё сводилось к этому?

Истории любви заканчиваются каждый день.

Оставалось только понять, случилось ли это с его…

Едва войдя в комнату, он увидел Нэнси, которая склонилась над Себастианом, закапывая ему в глаза специальный раствор.

Процедура, которую следовало повторять пять-шесть раз в день, чтобы избежать сухости конъюнкти́вы.

– Доброе утро, Нэнси, – поприветствовал он её радостно, потому что обожал эту женщину.

Она не была безразличной и торопливой, как другие медсёстры, которых он знал.

Напротив, всегда была готова задержатся, чтобы поболтать с ним и была на редкость внимательна к потребностям Бастиана.

– О, смотрите-ка, кто тут у нас! Прекрасный принц пришёл проведать свою великую любовь! Слышишь, Себастиан? Курт здесь. На твоём месте, я бы уж постаралась открыть глаза, потому что сегодня, глядя на него, просто дух захватывает, знаешь? – пошутила женщина, как и всякий раз, когда он заставал её в палате. – Как дела, милый? – спросила она затем, глядя, как Курт усаживается рядом с Бастианом и осторожно целует его в лоб.

Его запах.

Вот, чего ещё так не хватало Курту.

Этого запаха, что пробивался сквозь раствор дезинфектора и прочие лекарства, и воскрешал в памяти Курта вечера, которые они проводили вместе, просто сидя на полу и хохоча над очередным фильмом или занимаясь любовью в теплой постели.

Этот запах всё ещё хранила кожа Себастиана, как и воспоминания Курта.

Целая жизнь, полная взлётов и падений, теперь оставшаяся в прошлом.

Но которая могла ещё воскреснуть в будущем Курта.

И настоящая проблема была именно в этом.

– Как ты считаешь, судьба зависит от случая или от нашего выбора? – спросил вдруг Курт медсестру.

– От случая! На все сто! – ответила Нэнси, заканчивая закапывать капли в глаза Себастиана и принимаясь их слегка массировать. – Потому что, если бы это было не так, у меня был бы зад как у J. Lo. вместо усов, и мне не пришлось бы тратить восемьдесят долларов на депиляцию сегодня вечером, – заявила женщина, задорно подмигивая Курту. – Он сегодня очень восприимчив. Попробуй спеть для него, – добавила она, прежде чем выйти из комнаты, оставляя их наедине.

Петь.

Он был там не за этим.

И суть в том, что теперь он и сам не знал, зачем именно пришёл.

Поэтому Курт начал петь.

Единственную песню, которую пел в таких случаях.

Не «Glad you came», которую Себастиан посвятил ему на региональных, а его любимую песню, которую он всегда пел, хотя Курт продолжал поддразнивать его из-за чрезмерной сентиментальности текста, что шло вразрез обычным вкусам Бастиана.

– I wake in the morning

Tiered of sleeping

Get in the shower

And make my bed alone

I put on my makeup

Talking to the mirror

Ready for a new day

Without you

http://www.youtube.com/watch?v=6ZXQmWkgAFA

Но голос Курта не звучал уверенно, как всегда.

Уже в течение многих лет он пел только и исключительно для Себастиана.

Но когда он это делал, буквально светился, потому что направляли его чувства.

Однако, в тот момент, его чувства были спутаны, и он сознавал, что смысл этих слов изменился для него теперь.

Он всё ещё ощущал присутствие Бастиана в своей жизни.

И его тяготила невозможность встретиться с ним взглядом или услышать его голос.

Его смех… Боже, как он скучал по его смеху.

Воспоминания могут ранить и причинять боль.

Могут вспороть тебе сердце, заставляя чувства выплеснуться наружу.

Но сейчас был и Блейн – посреди всей этой путаницы чувств – был и он тоже.

And i walk steady on my feet

I talk my voice obeys me

I go out at night

Sleep without the lights

And i do all of the things

I have to keeping you off my mind

But when i think i’ll be alright

I am always wrong cause…

Нет… Курт не мог петь дальше.

Не мог продолжать как ни в чём не бывало.

Всё изменилось, и он знал это.

Возможно, сейчас это было ни к чему, вероятнее всего, Бас даже не мог услышать или понять его.

Но он должен был это сделать.

Должен был сказать ему.

Поэтому Курт умолк, накрытый волной яркого воспоминания…

– Боже, эта песня в твоём исполнении звучит жутковато, Бас!

– Хаммел, на тебя не угодишь! В ней говорится о любви, а тебе ведь нравятся такие вещи….

– Да песня и не виновата, на самом деле, это ты как исполнитель неубедителен.

– Почему же, Принцесса? Я прекрасно знаю смысл слова любовь… благодаря тебе.

– Думаю, я влюблён в Блейна, Себастиан. Мне с ним хорошо, с ним я чувствую, что способен быть таким, каким у меня никогда не хватало мужества быть… с ним я становлюсь самим собой. Но и ты тоже есть... до сих пор. Это воспоминание о тебе, или действительно ты? Я не могу понять, и это меня убивает. Господи, как бы я хотел, чтобы ты был здесь сейчас! Мне нужен мой лучший друг, Бас. Мне нужен ты.

Это было правдой.

Курт нуждался в нём.

Он хотел бы быть прежним, сильным Куртом, но больше не мог.

Он чувствовал себя… незавершённым. Так было уже очень давно, на самом деле, и он даже не знал, почему.

Очень долго Бас заполнял эту пустоту.

Дополняя его.

И Курт просто хотел снова почувствовать себя как тогда.

Себастиан всё слышал.

Он слышал голоса, понимал слова, но не мог заставить свои глаза открыться.

Почему? По какой причине ему не удавался такой пустяк?

Его разбудили слегка раздражающие влажные прикосновения к векам.

Было ощущение, будто что-то попало в глаз, и он хотел бы пожаловаться…

Но не мог.

В коме.

Он был в коме.

Об этом говорили голоса вокруг.

Но ведь это абсурд, потому что он не спал и слышал их.

Как и всегда слышал, вспомнилось ему.

Сколько же времени он находился там, сколько?

Курт.

Он ощущал его запах.

Слышал его голос, который иногда пел для него, как сейчас.

И он услышал его слова тоже.

Блейн.

Значит, он всё-таки победил? Вернулся и снова забрал его себе?

Но, когда это случилось?

Себастиан должен был проснуться.

Себастиан хотел проснуться.

Ему нужно было понять, как отреагировал Курт, узнав о том, что с ним произошло.

Потому что… он ведь узнал, правильно?

«Довольно спать», – подумал он, прежде чем снова провалиться в очередной сон без сновидений.

В последний раз.

Потому что, продолжая спать, он мог потерять слишком многое.

Курт не почувствовал облегчения или большей уверенности, как надеялся.

Визит к Себастиану нисколько не прояснил для него собственных чувств.

Не помог понять, любил ли он его ещё или, напротив, ненавидел.

Даже хуже! Этот визит лишь сделал присутствие Бастиана в его жизни более очевидным.

Прикованный к больничной койке, отодвинутый на второй план чувствами, которые Курт испытывал к Блейну – но он был.

И Курт осознал, что, несмотря ни на что, он приходил не для того, чтобы попрощаться с Себастианом, как он собирался сделать теперь, когда у него был Блейн, ставший, казалось, всем для него.

Нет… он приходил просто навестить его, как всегда.

Единственная разница была в том, что теперь он сознавал свои чувства к Блейну.

Которых всё же не хватало ещё, чтобы попрощаться с прошлым.

Ему следовало набраться мужества, чтобы сказать об этом Блейну, он знал, но, едва войдя в дом, оно увидел его, спешащего ему навстречу с одной из своих сияющих улыбок… и все слова вылетели у него из головы.

Сюрприз, верно.

Он совсем позабыл.

Блейн встретил его поцелуем, тут же стёршим все его мысли и воспламенившим в одно мгновение.

Затем Андерсон повязал ему на глаза один из шёлковых шарфов и начал мягко подталкивать к столовой.

– Миссис Бингли сегодня вечером присмотрит за Брандо, так что тебе не о чем беспокоиться. Просто наслаждайся этим вечером, хорошо? – прошептал он ему на ухо.

– Хорошо, – слабо отозвался Курт, позволяя Блейну вести себя и неосознанно цепляясь за крепкие руки, держащие его за талию.

Каждый контакт между ними всегда наполнял его не только теплом, но и ощущением безопасности.

Вот почему он постоянно искал этого.

Когда Блейн снял шарф с его глаз, Курту предстало захватывающее дух зрелище.

Столовая была полна камелий “Мария-Антуанетта”, его любимых.

Стол был накрыт с изяществом, и блюда наполняли воздух потрясающими ароматами.

В центре стола горели две свечи.

Атмосфера была идеальной.

Блейн приготовил для него романтический ужин.

– Откуда ты узнал, что я люблю эти цветы? – спросил Курт, зарываясь носом в лепестки одного из ближайших.

– Я выбрал те, что были больше всего похожи на тебя.

– Эти цветы похожи на меня?

– Да, потому что, взгляни – мороз их пугает, но они всё равно цветут в холодные месяцы, демонстрируя своё мужество и силу. С виду они кажутся слабыми и хрупкими, но, когда цветки раскрываются и показывают тебе свою красоту – можешь только любоваться на цвет их лепестков и наслаждаться их ароматом. Они как ты.

– Так значит, твой сюрприз – это романтический ужин?

– Приготовленный собственными руками, – подтвердил Блейн, слегка склонив голову. – Надеюсь, тебе нравится итальянская кухня, потому что сегодня все блюда в меню итальянские.

– Сказать по правде, я никогда не заходил дальше пиццы, но я уверен, что мне понравится, – сказал Курт, позволяя себе, наконец, рассмотреть Блейна как следует.

Он был непозволительно красив.

На нём были чёрные джинсы и простое красное поло, и это сочетание шло ему как нельзя лучше.

Его волосы были совершенно свободны даже от того минимального количества геля, которое он обычно всё же накладывал, чтобы придать причёске хоть какую-то форму.

Курт спросил себя, было ли слишком неуместно попросить его пропустить ужин и сразу перейти к фазе «после ужина»?

Он хотел его.

Он его желал смертельно.

Но Блейн, должно быть, приложил немало усилий, чтобы приготовить все эти блюда, поэтому, когда он взял его за руку и подвёл к столу, Курт последовал за ним, не сопротивляясь и не выдвигая непристойных предложений.

– У меня есть в запасе ещё один небольшой сюрприз для «после ужина», –тихо сказал Блейн ему прямо на ухо, прежде чем коснуться его щеки целомудренным поцелуем – который был для Курта, как удар молнии – и сесть рядом с ним.

Ужин был идеальным.

Каждое блюдо, приготовленное Блейном, было самим совершенством.

Курт, впервые в своей жизни, не только уничтожил все подачи – от первого до десерта – но ещё сделал и бис углеводов и сахара.

Он полагал, что чуть позже наверняка найдёт интересный способ избавиться от тех килограммов, которые набирал, и вся эта еда казалась чистым нектаром, доставленным прямым рейсом из рая, чтобы отказывать себе.

Блейн радостно наблюдал за ним, не отрывая глаз.

Разговор был спокойным.

С обеих сторон прозвучало много, слишком много, комплиментов, и они просто попытались выяснить чуть больше о том, что каждый из них делал в последние годы.

Курт спросил Блейна, почему тот не сказал ему, чем занимается, и почему заставил думать, будто ищет работу.

Блейн был честен и сказал, что он просто использовал это как предлог, чтобы остаться там и сохранить секрет Бастиана после того, как узнал, что Фейт тоже переехала в Нью-Йорк.

Он повторил, что не в праве был раскрывать секрет друга, во всяком случае, без крайней необходимости. Блейн сказал Курту, что поскольку он явился туда, чтобы оттащить Себастиана в Чикаго и заставить заботиться о дочери, когда считал, что он просто бежал от своих обязательств, то его долгом было остаться и помочь человеку, в которого его лучший друг был влюблён, теперь, когда узнал, что в действительности произошло.

Однако он знал, что Курт никогда не принял бы помощи, если бы разглядел в ней жест жалости, поэтому Андерсону пришлось сделать вид, будто он нуждается в месте, где жить, пока ищет работу, чтобы остаться и поддержать его.

– Но я всё равно не понимаю. Тэд сказал мне, что восемь лет назад я был знаком со всеми вами, даже... да, с Джеффом и Трентом, – сказал вдруг Курт.

– Возможно, это случилось на каких-нибудь хоровых соревнованиях, нет? New Direction и Warbles часто соперничали на региональных, – ответил Блейн, внутренне слегка напрягаясь.

Он знал, что, рано или поздно, эта история всплыла бы на поверхность, и надеялся только, что оправдание, которое он заготовил, окажется достаточно правдоподобным для Курта.

Он терпеть не мог лгать ему.

Но перед ним стоял выбор: продолжать лгать и видеть его счастливым, или сказать всю правду, и увидеть его раздавленным под её тяжестью.

И, как Блейн уже говорил Тэду, он предпочитал знать, что Курт счастлив без него, чем быть рядом и наблюдать за его страданиями.

– Я этого не помню. Но вообще, такое возможно. Я ведь потерял целый год воспоминаний из моей жизни, после аварии. Но что мне всё-таки непонятно… почему Тэд сказал, что это ты представил нас?

– Наверное, он просто хотел вбить клин между нами. У нас с ним раньше было что-то вроде истории, которая закончилась после того, как ты и я начали… ну, понимаешь?.. – сказал он, бросая многозначительный взгляд на него. – Себастиан видимо рассказал ему о твоём инциденте, и он решил, что тебя собьёт с толку, если он намекнёт на нечто подобное. Тэд не плохой человек, просто очень страстный. Со своей стороны, я могу сказать тебе только одно…

– И что же это? – спросил Курт, откусывая кусок пирога Парадизо.

– Если бы я действительно познакомился с таким парнем как ты… я упустил бы его, только если бы был слепым, глухим или полностью выжившим из ума. – «Или если бы жизнь решила за меня», – добавил мысленно Блейн, молча наблюдая за реакцией Курта, который взглянул на него с изумлением после этих слов.

– Это один из самых приятных комплиментов, которые я когда-либо получал, знаешь? – сказал он растроганно.

– Верится с трудом, Курт, – усомнился Блейн в искреннем недоумении.

– А ты поверь… Я имею в виду, конечно, Себастиан всегда был очень милым и всё такое, но слова… это было не по его части.

– Ты ходил сегодня его проведать, да? – спросил вдруг Блейн, пристально посмотрев ему в глаза.

И Курт знал, что сейчас ему следовало выбирать.

Или поведать ему обо всём, что он чувствовал и поговорить об этом, рискуя испортить этот прекрасный вечер, или солгать, предоставляя всему идти своим ходом.

Но оказалось, что решение, на самом деле, было не за ним.

Потому что, прежде чем он успел ответить, так или иначе, зазвонил телефон.

Не очень далеко оттуда, прежде чем зазвонил телефон, и один парень оказался вынужден решить, следует ли лгать снова или нет, был ещё один парень, что яростно боролся, пытаясь выйти из непроницаемого тумана, в который было погружено его сознание.

Нэнси! Вот кем была женщина, которая сейчас рассуждала о кружевных салфетках и вазах из муранского стекла.

Женщина, которая всегда рассказывала ему о своих детях.

Нэнси.

Его медсестра.

Он был в больнице.

Но не помнил почему.

Он постарался изо всех сил открыть глаза, и на этот раз ему удалось.

Его веки были несказанно тяжелыми, а голова всё ещё болела, но он сумел.

Как раз вовремя, чтобы увидеть пышную женщину с длинными тёмными волосами, убранными в косу, которая направлялась к двери.

– Нэнси, – произнёс Себастиан слабым осипшим голосом.

Он хотел бы кричать, но вышел только едва различимый шёпот.

Но и этого хватило, чтобы женщина услышала и обернулась к нему, полная ожиданий.

Вот так… оказалось достаточно одного мгновения. Всего одно мгновение…

И всё изменилось.

Мадлен Смайт проводила свои дни в ожидании.

В ожидании телефонного звонка.

При свете дня, когда тени не имели ещё власти над ней, она работала, руководила, ела, разговаривала, занималась гимнастикой, как сейчас...

И не переставала ждать.

Она ожидала этого звонка уже девять месяцев.

Звонка, который ознаменует радостные перемены… или конец всего.

Поэтому тем вечером, когда телефон зазвонил, она сняла трубку и произнесла «Слушаю», с сердцем, как и каждый раз, полным ожиданий.

Голос на другом конце линии – незнакомый, равнодушный, но на этот раз тот самый, долгожданный – вернул ей надежду одной единственной фразой.

И когда она поняла смысл слов...

...Телефон выпал из её рук.

«Нет, нет, не сейчас, прошу тебя… не сейчас, когда я уже решился…» – было первой мыслью Тэда. И тут же: «Себастиан. Себастиан проснулся!» – и всё остальное потеряло значение.

И Тэд сорвался с места.

Он не накинул пальто, оставил телефон там, где он упал, и помчался так быстро, как только мог.

Больница находилась всего в четырёх сотнях метров от его отеля, и он преодолел их бегом, с одной лишь мыслью...

«Это невозможно…»

Курт молча повесил трубку.

Вообще-то, он не произнёс ни слова в течение всего разговора.

И Блейна это начинало беспокоить.

– Курт, кто?.. – успел спросить он, прежде чем Курт перебил его.

– Себастиан. Он… проснулся...

«Проснулся, он, действительно, проснулся», – подумал Блейн, услышав эти слова.

Счастье.

Горечь.

Печаль.

Боль.

И, наконец, чувство, за которое он испытывал вину.

Злость.

«Мне нужно время, мне нужно больше времени», – думал Блейн.

Чтобы создать новые воспоминания, новые ощущения.

Потому что в этой гонке против времени, в которую превратились его отношения с Куртом, победа или проигрыш – только это имело значение.

И решающий день наступил.

– У меня нет слов, – сказал им доктор Ричардсон, как только они прибыли в больницу. – Никто из нас, в действительности, уже не надеялся.

Блейн поддерживал Курта за талию, словно боялся, что тот может рухнуть в любой момент, но, на самом деле, это он сам чувствовал себя на грани, и цеплялся за него, как если бы он был его якорем.

Мадлен, стоявшая рядом с ними, казалась потрясённой и совершенно потерянной.

Она забросала доктора вопросами, как только увидела его, но теперь была на удивление тихой.

Должно быть, она вышла из дома, даже не переодевшись, всё ещё в спортивном костюме и с волосами, собранными в хвост.

Курт впервые видел её в не совсем идеальном состоянии.

И это был также первый раз, когда он видел в ней минимум человечности.

И Тэд тоже был там, да.

Нэнси предупредила и его, сама не зная почему, но чувствуя, что это было правильно, и что никто другой не сделал бы этого.

Не сейчас.

Но он должен был быть там.

Женщина знала это.

Он оставался в стороне от группы, но внимательно прислушивался ко всему, что говорил медик.

– На данный момент Себастиан ничего не помнит об аварии, – продолжал доктор. – Вы можете рассказать ему, если хотите и считаете необходимым, но его сознание не сохранило воспоминаний о случившемся. Подобное часто случается при таких серьёзных травмах. Повреждения головного мозга это не перелом костей. Мозг – материя гораздо менее предсказуемая. В зависимости от того, как отёкшие ткани давят на череп, возможны различные осложнения. Вполне вероятно, что ему будет трудно вспомнить и другие вещи, помимо несчастного случая. Возможно, ему будет сложно даже узнать вас. Хотя сейчас, судя по ответам на вопросы, которые мы успели задать, так не кажется, но, возможно, он забыл целые периоды жизни, от нескольких дней, до месяцев или даже лет. Но напомню, что это нормально в подобном случае, и совершенно необязательно, чтобы такое состояние оказалось необратимым. Внутричерепная гематома до сих пор весьма значительных размеров, и это может привести к проблемам различного рода, прежде всего, неврологическим, как потеря памяти, более или менее, локализованная, например, а также резкие изменения настроения. Тем не менее, в случае столь существенной травмы мозга, само его пробуждение, да ещё с сохранившимся на таком хорошем уровне сознанием и почти нормальной речевой способностью, уже чудо. Скажу вам честно, у меня просто нет слов, – повторил доктор. – Я очень горжусь Себастианом. Он не слишком мощного сложения, но продемонстрировал недюжинную силу и решимость. Должен сказать, что он действительно открыл мне глаза, он научил меня, что ничего нельзя принимать как должное. Конечно, это только начало. И хирург, который оперировал его плечо, того же мнения. Понадобится некоторое время, чтобы восстановить нормальный мышечный тонус ног, но уже сейчас приходится констатировать, что правая останется неполноценной и хромота будет у него всю жизнь. Его речь может показаться вам замедленной, но совершенно ясно, что он прекрасно понимает то, что ему говорят другие. Мы не знаем, получил ли мозг необратимые повреждения. Чтобы выяснить это, нам нужно будет сделать дополнительные анализы и ждать, и наблюдать, конечно. Однако, даже если сейчас иногда ему трудно найти правильные слова для ответа, эта совершенно нормально и мы не думаем, чтобы это было связано с обширными повреждениями. Естественно, через несколько дней, ситуация станет яснее.

– Теперь, можем мы его увидеть? – спросил Курт, не замечая, как усилилась хватка Блейна при этих словах.

– Да, но входите только по одному. Не стоит утруждать его слишком сильно, чересчур большая эмоциональная нагрузка может навредить. Уже одна новость о том, что он провёл в коме почти год, стала ударом…

– Иди ты, Хаммел, не думаю, что я смогу… я думаю, что... иди ты, Курт, – сказала тихо Мадлен, тяжело падая на один из стульев, стоящих вдоль стены в коридоре.

Курт посмотрел на Блейна, в ожидании какого-то знака, совета… чего-то.

И Блейну хотелось бы закричать «Не уходи!» Хотелось бы удержать его там или пойти с ним, но он не мог и знал это.

Поэтому он отпустил его, глядя в глаза, улыбнулся и просто сказал:

– Мужество, помнишь?..

Мужество.

Он всегда говорил это, чтобы поддержать его.

Но сейчас оно, пожалуй, больше требовалось ему самому.

Курт встрепенулся.

И поспешно направился к двери, заколебавшись лишь на мгновение, прежде чем опустить ручку и войти.

В течение всего того короткого промежутка времени Блейн смотрел на него, впившись взглядом в его затылок, молясь, надеясь, что Курт обернётся, чтобы посмотреть на него в последний раз, прежде чем войти, чтобы улыбнуться ему, прошептать тихое «Не волнуйся»... что угодно, чтобы дать ему понять – Курт помнит, даже в такой момент, помнит то, что обещал Блейну.

Но Курт не обернулся.

И, когда он скрылся в палате, Блейн встретил взгляд Тэда и слабо ему улыбнулся.

Настал момент истины.

Они не были готовы к этому, и никто из них не мог уже ничего сделать.

Они оба знали это.

Когда Курт исчез за дверью, Блейн торопливо направился к ванной комнате.

Где бессильно осел на пол.

Он чувствовал себя растерзанным.

Разорванным в клочья радостью и страхом.

Разделённым пополам этими двумя чувствами, столь противоречивыми и одинаково сильными.

Счастье за друга.

Страх того, что Курт теперь сделает.

Это была игра, в которой ему не победить, он знал это слишком хорошо.

У него не было для этого средств.

Не сейчас, когда Курт не помнит его.

То, что ты проживаешь день за днём, делает тебя тем, кто ты есть.

Люди, встречающиеся на твоём пути, делают тебя человеком, которым, в результате, ты становишься.

Те, кто тебя любит, кто тебя учит любви, кого ты решаешь любить…

Но если однажды ты вдруг не сможешь ничего из этого вспомнить, что будет направлять тебя?

Другие воспоминания.

Всё просто.

Курту было страшно.

Он переступал порог этой комнаты, по крайней мере, тысячу раз в эти девять месяцев, но теперь он боялся.

Сразу бросалось в глаза, что там было что-то новое.

Только этим утром он был там, и тем не менее, сейчас всё выглядело совершенно иначе.

Шторы на окнах были раздвинуты, и теперь свет, беспрепятственно проникая внутрь, ярко освещал комнату, демонстрируя всё её убожество.

Парень на кровати лежал, повернувшись в сторону окна и все трубочки, которые раньше торчали из его тела, были заменены простой капельницей, тянувшейся вверх от сгиба руки.