Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 50 страниц)

Предстоял ещё долгий путь, прежде чем Блейн снова начнёт доверять ему, он знал. Но теперь, по крайней мере, была какая-то основа, над которой можно работать.

Он думал о Блейне до аварии, когда быть честным являлось ещё выбором, а не обязанностью. И он выбрал Блейна, его счастье. Прекрасно зная, что потеряет Курта, а возможно, и Тэда, но он всё равно выбрал счастье Блейна.

Среди множества других вещей, та авария отняла у него также шанс сделать нечто правильное.

И теперь, прежде чем для него станет слишком поздно, он вернул его.

Внезапно снаружи раздался невероятный грохот, дверь распахнулась настежь, и в комнату ворвался на редкость злой Курт, тут же решительно направляясь сторону Себастиана.

– Ах ты скотина! – воскликнул он за секунду до того как изо всех сил отвесил Себастиану затрещину. – Когда ты, блять, собирался сказать мне, что рискуешь умереть, а?!

– Эй, это ещё что за история? – растерянно спросил Блейн.

– Похоже, этому молодому человеку необходима весьма деликатная операция на головном мозге из-за некоторых проблем, но он не желает, потому что есть риск утратить возможность ходить, поэтому он предпочитает ничего не делать, рискуя умереть, – объяснил пышущий гневом Курт, и Блейн потрясённо уставился на Смайта.

Себастиан с упрёком взглянул на Тэда, который, совершенно очевидно, разболтал всё, что он доверил ему недавно на террасе.

– Это не просто риск, Курт, это данность, и я всё равно могу умереть во время операции, именно поэтому я не обязан этого делать. Есть вероятность, что ничего не произойдёт в течение многих лет, и я буду чувствовать себя вполне сносно.

– О да, конечно. Не считая страшных головных болей, которые раскалывают тебе черепушку надвое!

– Курт, это тебя больше не касается.

– Постой, Себастиан, – сказал вдруг Блейн, становясь рядом с Куртом, – если всё это правда, ты играешь с огнём, ты ведь сознаёшь это? Ты должен что-то делать.

– Да, Блейн, я с тобой согласен. На самом деле, поскольку то, зачем я приехал, я уже сделал, мне пора идти. Передай поздравления своей матери. А ты, – гневно выплюнул он, останавливаясь перед Тэдом, – не мог держать рот на замке, да? Я доверял тебе. Спасибо, Харвуд.

– Бас…

– Брось, Тэд, – остановил его Себастиан, выходя из комнаты со всей поспешностью, на какую был способен в его состоянии.

Две секунды спустя Тэд торопливо последовал за ним, в то время как Курт бессильно присел на край кровати Блейна.

– Я знал, что что-то не так. Он был странным. Постоянно нервничал и срывался.

– Он бил тебя? – немедленно спросил Блейн в беспокойстве, вспоминая реакцию Себастиана с ним в гараже.

– Нет, никогда. Он неспособен на это.

И после этих слов странное тяжёлое молчание повисло в комнате.

– Теперь ты не хочешь даже сидеть со мной рядом, Блейн? – спросил затем внезапно Курт, заставая врасплох Блейна, который даже не заметил, что по-прежнему стоит перед ним.

– Нет, я... – попытался сказать Блейн, но умолк, не зная, что добавить. Так много всего вертелось у него в голове в тот момент, что всё казалось ещё более запутанным.

– Тебя действительно так волнует моё присутствие? Я правда заставляю тебя так нервничать? – прошептал Курт, вставая и приближаясь к нему со взглядом, который не предвещал ничего хорошего.

Блейн тут же отступил.

– Ну конечно. Теперь ты не хочешь находиться рядом даже стоя. И как, скажи на милость, мне соблазнить тебя в таких условиях?! – воскликнул Курт в отчаянии.

Он явно что-то делал не так, Хаммел знал. А ведь он старался быть сексуальным и раскованным. Почему же Блейн не реагировал?

– Ты пытаешься соблазнить меня?

– Да, Блейн, и даже не слишком завуалировано, если хочешь знать моё мнение. Я посылаю тебе сообщения, где предлагаю... чёрт, сделать тебе... ох, блять! Ну почему я не могу сказать этого сейчас, когда я здесь?

– Может, потому что это не в твоём стиле, – съехидничал Блейн.

Очередная ошибка. Никогда не недооценивать Курта, а тем более, не бросать ему вызов.

Когда он уже это усвоит?

В одно мгновение Курт оказался близко, так близко, что Блейн практически ощутил себя припёртым к стенке, в то время как Курт уже по-хозяйски пытал его шею жаркими влажными поцелуями.

– Я всё могу сказать, если захочу, Блейн, – раздался его шёпот возле уха, – могу сказать, что до смерти хочу отсосать тебе прямо здесь и сейчас. Я могу сказать, что хочу трахнуть тебя и чтобы ты трахал меня всю ночь. Могу сказать, что мне нужно ощущать тебя рядом, чтобы чувствовать себя живым. Блейн, дай мне мои счастливые воспоминания, пожалуйста. Прикоснись ко мне!

И Блейн со стоном сделал это.

Его руки легли на задницу Курта, сжимая её, в то время как тот продолжал не переставая мучить его шею.

– Как когда мы прятались от твоего отца и бегали целоваться в гараже? Чтобы заглушить твои стоны, мне всегда приходилось находить что-то, чем занять твой рот.

– Хммм, – ответил Курт, не отрываясь от его шеи, и кожа Блейна покрылась мурашками от этих вибраций. – Один раз он всё равно почти застукал нас, помнишь? Помнишь, как я не смог закончить делать тебе минет? Это был мой первый минет, и отец пришёл в самый неподходящий момент, и, заметив нас, завёл разговор о старинных автомобилях. У тебя был такой стояк, а мой отец продолжал говорить о Мустангах и Импала.

– Да, правда, это было ужасно, – сказал Блейн, поднимая одну руку к затылку Курта и слегка надавливая, – но мы вернулись к этому вопросу на следующий день в моей комнате в Далтоне, и всё прошло довольно хорошо, если не ошибаюсь.

– Не припоминаю. Может, мне стоит повторить сейчас, что скажешь? Может, память и вернётся, – закинул удочку Курт, и это было уже слишком для Блейна.

С огромным усилием он отстранил его от себя снова, вырываясь из этой жаркой ловушки.

– Теперь что не так? Не можешь оставаться со мной рядом больше двух минут?

– Угадал, я не могу быть рядом с тобой, Курт. Чёрт, я люблю тебя, и совершенно нормально, что я испытываю к тебе желание, даже если я зол и не без причин, я бы сказал. Неужели ты намерен воспользоваться этим?

– Ну, да, таков был план, – искренне ответил Курт, и Блейн попытался, действительно попытался оставаться серьезным или хоть немного сердитым, но ему это не удалось. Он отпустил небольшой смешок, который вскоре превратился в откровенный хохот, когда Курт обиженно нахмурился этой его реакции. Господи, он выглядел просто очаровательно в этот момент.

– Ты сейчас должен быть разгорячённым и полным желания, а не веселиться! – заметил ему слегка раздражённо Курт, и это рассмешило Блейна ещё больше. – Могу я получить хотя бы поцелуй? – не желая сдаваться, спросил Курт на тон выше, чтобы перекрыть его смех.

Эта просьба отбила у Блейна всякое желание смеяться, и мгновенно сделавшись серьёзным, он посмотрел Курту в глаза.

Он не знал, что должен был или хотел сделать. Или, может, просто не хотел этого признавать.

Он не знал, могло ли кольцо, которое сейчас лежало в его кармане и жгло как огонь, изменить что-то.

Не знал, было ли это из-за посвящения Джона, но он точно был должен ему больше, чем то, что давал.

И ему следовало разобраться с этим, прежде чем совершить ошибку и сделать с Джоном, то, что Курт сделал с ним. Джон этого не заслуживал.

Однако перед ним был Курт .

И смотрел на него с желанием и мольбой.

– Иди сюда, – сказал он поэтому.

И Курт сделал это. Медленно подошёл к нему, как он и просил.

И так же медленно коснулся губами его губ. Всего лишь лёгкое, почти осторожное, прикосновение, вначале. Которое вскоре превратилось в более жадное и хищное. Языки, что искали контакта, чтобы соединиться в знакомом танце, и два стона, сливавшиеся в один.

Руки Блейна потянулись вниз, собственнически хватаясь за задницу Курта, и даже не отдавая себе в этом отчёта, он одним жестом притянул его к себе, давая почувствовать, насколько возбуждён.

Курт застонал в голос, и этот звук почти взорвал мозг Блейна.

Когда они отстранились, чтобы отдышаться, Курт прислонился своим лбом к его и прошептал:

– Будь я проклят, я так хочу тебя.

– Я тоже, но этого…

– Да, знаю. Этого недостаточно. Ты хочешь большего. Чёрт бы тебя побрал, Андерсон! Почему тогда ты не даёшь мне шанс, настоящий шанс?

Правда, почему? Почему он продолжал так упорствовать, если в объятиях Курта чувствовал себя так, будто владеет миром и, наконец, оказался дома?

Блейн не знал, но одном он был уверен – прежде чем принять какое бы то ни было решение, ему необходимо поговорить с Джоном.

Курт мог подождать несколько дней. Сам он, в конце концов, делал это годами, нет?

– Давай, выйдем на балкон подышать немного свежим воздухом, Курт, тебе это нужно, – сказал Блейн, с трудом отрываясь от него и протягивая руку.

И даже если не эти слова Курт хотел бы услышать от него в этот момент, он согласился, принимая предложенную руку.

Как когда-то давно.

Как в Нью-Йорке.

Как всегда должно было быть между ними.

Себастиан был упёртый болван.

Если бы у Тэда не было кучи собранных за десять лет знакомства анекдотов по этому поводу, он понял бы это, преследуя его по улицам Чикаго в поисках такси.

Такси, накануне рождества, в 23:00! «Успеха тебе, Смайт», – подумал Тэд в какой-то момент.

И ясно было, что и тот понял безнадёжность предприятия, но всё же не останавливался, продолжая с трудом ковылять, подволакивая больную ногу, лишь бы не принимать помощь Тэда.

Да, действительно, настоящий болван.

– Можно узнать, куда ты собрался? Куда ты идёшь?

– В аэропорт. Сяду на первый самолёт до Нью-Йорка и вернусь домой сегодня же вечером. Отпраздную рождество с моей дочерью Эрикой.

– Я с тобой.

– Нет.

– Я не спрашиваю твоего разрешения.

– Тэд! – заорал Себастиан в отчаянии, но тот не позволил ему продолжить, а воспользовавшись его остановкой, догнал и схватил за локти.

– Нет, сейчас ты меня выслушаешь, Себастиан! Ты не можешь сваливаться мне на голову, заявляя, что любишь меня, что выбрал меня, что хочешь провести жизнь только со мной, по-настоящему, при свете дня… и всё это только чтобы потом сказать, что ты не намерен ничего предпринять, чтобы я не потерял всё это. Ты не можешь. Потому что тебе это не позволено, ясно, Смайт? Тебе не позволено заставить меня влюбиться в тебя снова, а потом сказать, что я не смогу быть с тобой рядом. Ты не имеешь права сдаваться. Ты не имеешь права снова обмануть меня. И уж точно ты не в праве отнять у меня возможность простить тебя и опять сбежать.

– А можно узнать, ради всего святого, что же мне тогда позволено?

– Жить, Себастиан. Тебе позволено продолжать жить.

– Получу я тебя, если сделаю это?

– Не... не заставляй меня отвечать на этот вопрос сейчас, не ставь меня сейчас перед этим выбором.

– Ну конечно. Справедливо! Ведь все мы умеем бросаться красивыми словами и требовать, но когда речь заходит о том, чтобы дать что-то, все мы превращаемся в подлых ублюдков, правда, Тэд? И после этого, я – инвалид. Я разбит на куски. Но я же этого заслуживаю, правильно? Потому что я всегда был мудаком, так?

– Бас, я бы никогда...

– Возвращайся к ним, Тэд. Оставь меня в покое.

– НЕТ! – прогремел в ответ Тэд, потому что с него было довольно этого спектакля. – Я не смог быть рядом с тобой после аварии, но теперь ничто и никто не помешает мне сделать это… Может, я и не готов дать тебе то, чего ты просишь, но... я хочу научиться снова доверять тебе, чтобы суметь сделать это однажды, понимаешь, Себастиан? Понимаешь? Поэтому не поступай так, не убегай. Этой ночью я могу быть другом, который доставит тебя куда только хочешь, и который выслушает тебя. Прими это и не гони меня, пожалуйста, не делай этого.

– Хорошо, – смиренно прошептал Себастиан.

Тэд не простил его, пока ещё нет, но он давал ему возможность доказать свою искренность на этот раз.

Это было больше, чем он мог ожидать, и если он хотел Тэда, ему ещё раз придётся проглотить свою гордость, Себастиан знал это.

Впрочем, оно того стоило, и с лихвой.

Однако, послушно следуя за ним к его машине, он не смог удержаться и спросил:

– Предложение дружбы не включает секс в качестве бонуса, случайно? – на что Тэд от души рассмеялся.

В конце концов, невзирая на аварию и проблемы с головой, он всё равно оставался Себастианом Смайтом, правильно?

Жанин была сильно в подпитии на тот момент вечера.

Чего и ожидать от выпивки без закуски?

Но все остальные куда-то исчезли.

Джули и Купер чем-то занимались на кухне, но точно не готовкой.

Себастиан ударился в бега, устроив выход со сцены, достойный королевы драмы, а Тэд бросился за ним.

Курт и Блейн пропадали в комнате Блейна уже почти час, и Жанин не желала знать, что там происходит.

А не желала она это знать по той причине, что, если ответ был «ничего», она запросто могла пойти на убийство своего босса.

Да, короче, довольно жалкий вышел праздничный ужин.

К счастью, оставался ещё этот Финн, который составлял ей компанию. Парень действительно был неплох, даже лучше... он был довольно забавный и даже очень милый.

Кто знает, возможно, этот вечер и не обернётся полным провалом для неё.

По крайней мере, она попыталась сделать, чтобы он не оказался таковым, когда предложила Финну проводить её домой и остаться там до утра.

Прямое предложение секса, на практике.

Но всё что ответил Финн, было: «А Джефф? Куда он подевался, а?»

Великолепно!

Ещё один гей.

Не хватало совсем немного до полуночи.

Не хватало совсем немного до Рождества.

Джули Андерсон напевала одну из песен, написанных сыном, куря сигарету на балконе и наблюдая за жизнью города внизу. Она размышляла обо всём, что случилось в тот вечер, и об ужине, который практически так и не состоялся, когда телефонный звонок заставил её вздрогнуть.

Ну вот.

Ей не нужно было смотреть на дисплей, чтобы узнать, что там написано «Неизвестный номер», потому что она весь день ожидала этого звонка.

И пунктуально, как и каждое Рождество в течение последних восьми лет, он раздался.

Джули всегда спрашивала себя, стоит ли отвечать, но неизменно, как бы ни мучили её сомнения, каждый год делала это, нажимала на зелёную кнопку и выслушивала то, что ей говорилось.

Впрочем, это было единственное, что получал от неё этот человек с тех пор как попал в тюрьму. Она не ходила навещать его. Не отправляла писем. Редко читала те, что присылал ей он, обычно просто передавая их своему юристу ещё запечатанными, на случай, если они содержали что-то, относящееся к его собственности.

Но на этот единственный телефонный звонок в течение года она отвечала.

С трудом, испытывая отвращение и гнев. Но всё же она делала это.

В конце концов, Марк Андерсон был мужчиной, которого она выбрала.

Он был отцом её детей.

Он был мужчиной, который, когда Джули было двадцать лет, увёз её из Колумбуса и от слишком консервативной семьи на борту красного Мустанга, подарив свободную жизнь, о которой до этого момента она могла только мечтать.

Он был её первой любовью.

Он был тем, кому она позволила, в некотором смысле, быть чудовищем по отношению к младшему сыну.

Это была вина, которую она должна была искупать.

Поэтому она нажала на эту кнопку и поднесла телефон к уху, произнеся лишь тихое «Да», а затем стала молча слушать.

Никаких «Как дела», «Как тебе живётся в тюрьме» или «Ты, наконец, покаялся в том, что сделал?»... это было не нужно, её это не интересовало. Она слушала и всё, и в конце никогда не отпускала грехи и не давала прощения, хоть он и просил об этом каждый раз.

Но на этот раз всё было иначе. В этот раз прозвучала другая просьба, и Джули почувствовала как земля уходит из-под ног.

«Никогда. Никогда этому не бывать», – подумала она, завершая звонок, не дождавшись, когда Марк закончит говорить.

– Тэд нашёл его, в конце концов. Только подумай! Хромой, ковыляет как зомби, и ему всё равно почти удалось оторваться от него… Мама, что случилось, ты в порядке? – спросил Купер, выйдя на балкон, когда понял, что мать его совершенно не слушала и была бледна как труп.

– Я… звонил твой отец. Он хочет, чтобы... о, Боже… он хочет... Хочет их видеть. Я имею в виду... он хотел бы видеть Блейна и Курта. Хочет поговорить с ними, – прошептала в ответ Джули.

И для Купера это было уже слишком.

После того, что он сделал его брату, как смел этот человек выдвигать подобную просьбу?

Но в этот момент раздалось отчётливое:

– Да, я хочу это сделать, я хочу видеть его, – и, обернувшись, они увидели перед собой Курта и Блейна.

Они держались за руки, это было первое, что заметила Джули и что вселило радость в её сердце. И надежду. Потому что, когда она увидела лицо своего сына, который потрясённо смотрел на Курта, она поняла одну важную вещь.

Или, вернее, вспомнила.

Вспомнила эффект, который Курт производил на её сына.

Курт будил в нём эмоции.

Курт способен был расшевелить его.

Курт никогда не делал то, чего он от него ожидал.

Курт ставил его перед лицом своих самых больших страхов, заставляя противостоять им, и оставался рядом.

Курт вселял в него мужество.

Курт дарил ему надежду.

И, самое главное, Курт сам нуждался в нём, чтобы быть мужественным, в свою очередь, потому что Блейн, он, был его мужеством. Всегда был.

Это не изменилось между ними, даже Джули могла видеть.

Когда колокола ближней церкви забили полночь, возвещая о Рождестве, Курт повернулся к Блейну и с ласковой улыбкой протянул ему и другую руку.

И немного странная мысль посетила Блейна, даря ощущение удивительного счастья: это было первое настоящее Рождество, которое они проводили вместе.

И в одном он был уверен.

На этом пути, в этой борьбе, в момент этого последнего важнейшего шага, который предстояло ему совершить, чтобы оставить всё позади, и на этот раз навсегда, Блейн не будет один, рядом с ним будет Курт, его сила, если он позволит.

– Я никогда, никогда больше не скажу тебе «прощай», Блейн, – пристально глядя ему в глаза, сказал Курт тихо, чтобы только он это услышал.

И никогда, как в тот момент, согреваясь теплом его рук и глядя в эти глаза, что приковывали его к себе со страстью и силой, Блейн верил ему.

И медленно, почти исподволь, в его ещё слишком напуганном, хотя и счастливом сердце, возрождалась вера в них тоже.

Шаг за шагом.

Иногда и не нужно ничего другого, чтобы найти себя.

====== Глава 27. Наше первое Рождество. Первое из многих. ======

Легко влюбиться в кого-то в первый раз; но попробуй сделать это во второй, после боли... и шрамов на сердце... Возможно, любовь начинается именно тогда, когда, даже зная, что такое боль, всё равно готов рискнуть.

Kimochi

– Я скучаю по тебе, Блейн. Хотел бы я, чтобы ты был здесь со мной.

Вот уже в третий раз с начала телефонного разговора он повторял это, и Блейн не знал, как реагировать. Дважды он сумел увернуться от ответа, но сколько раз ещё он мог провернуть подобное прежде чем его собеседник сообразит, что что-то не так? Джон позвонил ему сразу после полуночи специально, чтобы пожелать счастливого Рождества, вынудив его уединиться, оставив родных и Курта, который обсуждал с ними визит к отцу. И вот уже больше двадцати минут они висели на телефоне как двое голубков. И...

Блейну было плохо.

Ему было плохо, потому что он не знал, имело ли ещё смысл то, что он говорил Джону, и, что важнее, имело ли это смысл хоть когда-нибудь. И ему было плохо, потому что он не мог уделить ему должного внимания.

Ему было плохо, потому что Курт смотрел на него, когда он смеялся шуткам Джона или ласково отвечал на все милые глупости.

Он страдал за Джона, потому что думал о Курте и также страдал за Курта, потому что не мог игнорировать Джона только по той причине, что Хаммел был рядом.

Но сам он… что чувствовал он?

Это было самым важным вопросом, и он не знал, как на него ответить.

– Так что, понравилась тебе песня или нет? – спросил Джон, снова вовлекая его в разговор.

– Да, это немного более жёсткий рок, чем обычно, но для вас подходит идеально.

– Я не просил профессионального мнения, господин продюсер. Мне интересно, понравилась ли она человеку, для которого была написана.

– О…

Точно, «О!», лучше и не скажешь. Признаться, что на самом деле он не слишком внимательно слушал и что даже не помнил толком, о чём в ней говорилось, было не лучшим вариантом, правильно? Поэтому Блейн сказал единственное, что по его мнению имело сейчас значение:

– Когда ты вернёшься, нам нужно будет поговорить, Джон.

– Хм... звучит пугающе.

– Нет, тебе нечего…

– И я должен поговорить с тобой, Блейн, – прервал его Джон решительно. – Но сейчас мне нужно идти. Телевизионщики устраивают небольшую рождественскую вечеринку для нас с ребятами. Блейн, мне хотелось бы, чтобы ты знал и думал о том, что я... нет, ничего. Я позвоню тебе завтра, ладно?

– Ладно, – прошептал в ответ Блейн перед тем как завершить звонок, в то время как его сердцебиение медленно возвращалось к норме. На мгновение он испугался, что Джон скажет, что любит его. Потому что не нашёлся бы, как ответить.

Не сейчас, когда его глаза продолжали следить за Куртом, который нервно запускал руки в волосы, разговаривая с его матерью и братом. Не сейчас, когда единственное, что его беспокоило, это как держать его подальше от этого монстра, своего отца.

Не сейчас, когда всё, о чём он мог думать, было... это наше первое Рождество вместе. Это Рождество, которое должно было быть у нас много лет назад.

Его рука непроизвольно сжала кольцо, которое всё ещё лежало в кармане его джинсов.

Прошло восемь лет, даже девять, учитывая, что годовщина той страшной ночи была месяц назад, но ни одно из обещаний, которые они с Куртом дали друг другу, для Блейна не утратило значения. Напротив, они приобрели совершенно новый смысл. Более глубокий, более настоящий.

Было ли это так же для Курта? Ему нужно было знать.

Да, но сначала ему необходимо было поговорить с Джоном. Курт должен был и мог только ждать. Если он действительно любит его так, как говорит, он сделает это. Точно так же, как это сделал Блейн. Это было его испытанием.

– Что скажете, может, всё-таки устроим этот ужин сочельника, который уже почти превратился в завтрак Рождества? – сказал он, привлекая всеобщее внимание.

Постепенно он сумеет исправить всё что должен.

Блейн не из тех, кто сбегает, не теперь. Он перестал это делать в ту ночь, когда его невинность была отнята у него вместе с Куртом. В ту же ночь, когда он узнал, что то, что он в силах был выдержать ради любви, гораздо больше, чем он мог себе представить.

Сейчас же, он хотел только провести Рождество с Куртом.

Если кто и мог сесть в уже практически взлетающий самолёт в рождественскую ночь, так это Себастиан Смайт. Поэтому Тэд совершенно не был удивлён тем, что провёл последние два часа в первом классе, направляясь в Нью-Йорк. Может, было не очень объяснимо собственно его присутствие на борту этого самолета, но нет, он не был сильно удивлён.

И, честно говоря, его не поражал и тот факт, что он сам поднялся вместе с Себастианом на этот самолёт. Когда Харвуд понял, что ни за что на свете не сумеет заставить его передумать, он просто проводил Смайта в отель, чтобы забрать его вещи, а затем и в аэропорт, где проследовал за ним на регистрацию и, наконец, непосредственно, на борт самолёта.

Себастиан довольно скоро прекратил спрашивать его о том, что он намеревается делать. А также отпускать шуточки по поводу того, как несправедливо, что, да, Тэд прилип к его заднице, но совсем не так, как он надеялся.

Впрочем, так уж Смайт был устроен, и Тэд знал это прекрасно. Но он обещал, что будет рядом как друг и твёрдо намеревался это сделать. И неважно, что он действовал, не думая о последствиях. Даже если в проигрыше рисковал остаться только он.

Себастиану стало плохо в самолёте. Очень плохо. У него пошла кровь носом практически сразу после взлёта, и он почти потерял сознание. Из-за перепада давления, как объяснил он. Доктор не рекомендовал ему путешествовать самолётом, и именно поэтому он, Финн и Курт добирались до Чикаго на машине.

– И тебе пришла в голову гениальная идея сообщить мне об этом только сейчас, когда мы на высоте в две тысячи футов? – набросился на него Тэд со смесью злости и испуга. Себастиан терял очень много крови.

– Только на самолете мне удастся добраться до Нью-Йорка вовремя, чтобы отпраздновать Рождество с моей дочерью, как я ей и обещал. Я могу выдержать небольшое кровотечение из носа и немного головной боли. В конце концов, это, возможно...

– Что? Что возможно? Последнее Рождество, которое проведёшь с ней? Ты не провёл ни единого Рождества с твоей дочерью, Себастиан, и, клянусь, если ты начнёшь сейчас пичкать меня этими разговорами лежащего на смертном одре, я так садану тебе по яйцам, что они смогут поболтать с гландами!

Когда Тэд закончил свою тираду, практически сорвавшись на крик, Себастиан взглянул на него почти с сожалением, но ничего не сказал. Он только откинулся головой на кресло, закрыв глаза, чтобы попытаться немного отдохнуть. Кровь вскоре остановилась, но когда Тэд спросил уже немного спокойнее, почему это происходит, Смайт не ответил.

Он не хотел говорить о своей проблеме, потому что был твёрдо убеждён, что если продолжать её игнорировать, она потеряет значение. И власть над ним.

Себастиан был напуган, как никогда в своей жизни. Но ещё больше он был уверен, что не желает чьей бы то ни было жалости. Жалости Тэда, в особенности. Неважно, какую боль испытывал он при простой ходьбе, или насколько сильными были его головные боли. Он был из Смайтов, а Смайты не позволяют остановить себя таким пустякам как боли в суставах или голове. Даже коме не удалось победить его. И не удастся гематоме, которая всё ещё давила на его мозг.

Когда они прибыли в Лайму, Себастиан сказал Тэду, что теперь он может с чистой совестью возвращаться к себе домой, в Чикаго. Излишне говорить, что Тэд благополучно пропустил сказанное мимо ушей и, прихватив его чемоданы, решительно направился к стоянке такси под громогласные протесты Себастиана.

– Ты невыносим, Харвуд.

– А ты дурак. Ни то, ни другое не новость, я бы сказал.

И за этим последовало долгое молчание, пока они дожидались на холоде своей очереди сесть в такси, которые оказались, естественно, все разобраны, несмотря на то, что было уже четыре часа ночи. Четыре часа рождественской ночи в Нью-Йорке.

– Я голоден. Нужно поесть, – сказал вдруг Себастиан.

– Как только доберёмся к тебе, я приготовлю что-нибудь.

– Ты намерен остановиться у меня?

– Да, намерен.

– На сколько? У тебя с собой ничего нет.

– Знаю. Ты же не дал мне времени заехать домой за одеждой и всем прочим, но я могу купить всё что мне нужно здесь. Я останусь сколько будет необходимо.

Он не стал уточнять, для чего именно, это было излишне, они оба и так знали. Себастиан раздражённо фыркнул, но ничего не сказал, понимая, что это бесполезно. Тэд умел быть ещё упрямее Курта, если хотел, Смайту просто не следовало рассказывать ему о своих проблемах. Он даже взвесил идею неожиданно рвануть с места и сбежать от него, но это тоже было бессмысленно. В его состоянии максимальная скорость, какую он мог развить, равнялась скорости ленивца в коме, и в любом случае, Тэд знал, где он живёт. Нет, теперь ему оставалось только терпеть его рассуждения о пользе гипотетической операции, на которую Себастиан никогда не пошёл бы. Он не мог объяснить это другим, но его пугала не только и не столько большая вероятность утратить возможность ходить или говорить, как предупреждали врачи, если что-то пойдёт не так, и превратиться, следовательно, в овощ, нуждающийся в посторонней помощи даже просто чтобы подтереть задницу. Нет. Даже сейчас, оставшись хромым на всю жизнь и страдая от постоянных болей, не в состоянии делать многие вещи, которые делал раньше, он понимал, даже знал – ему очень… очень повезло. Нет, он боялся потерять свои воспоминания. Часть себя, которая делала его тем, кем он был. Примерно, как это произошло с Куртом, в каком-то смысле. Но он сомневался, что кто-нибудь сможет понять это. Даже Курт, по его мнению, никогда не сумел бы.

Со своей стороны, Тэд продолжал видеть перед глазам всю ту кровь, которая вытекла из Себастиана в самолете. Как он побледнел, став похожим почти на труп. Страх, который он испытал, когда стюардесса сказала, что он может потерять сознание.

Тэд не собирался оставлять его одного, не в этот раз, не в этой ситуации, и он готов был сделать всё, чтобы убедить его согласиться на операцию. Он был уверен, что его любовь спасёт жизнь Себастиана. И неважно, в какой роли он выступает – друга или его парня. Сейчас Тэд должен был позаботиться и о себе самом, но это не означало, что он позволит Смайту совершать глупости. Оставалось только заставить его понять это.

Его мобильный известил о новом сообщении как раз в тот момент, когда он загружал багаж Себастиана в только что прибывшее такси. Когда Себастиан пошёл в туалет, чтобы смыть кровь, он послал сообщение Курту, чтобы известить, где они были. И даже если с некоторым опозданием, ответ пришёл:

От Курта: «Позаботься о нём. Не спускай с него глаз».

И это было именно тем, что Тэд собирался сделать.

Если было что-то, что Курт любил в праздновании Рождества – даже больше чем украшения, аромат хвои и разноцветные огни, которыми покрывался город в эти дни – так это возможность приготовить ужин для своей семьи вместе с Кэрол.

То, что в этом году он был не с ними, угнетало его безмерно, и он невольно задавался вопросом, знает ли Блейн, чего ему стоило находиться сейчас здесь, а не со своим отцом.

Короче, не то чтобы он претендовал на благодарность с его стороны или что-то в этом роде, но хоть изредка на взгляд с одной из этих его игривых улыбок, которые заставляли Хаммела плавиться как воск в его руках, мог он рассчитывать, или нет?

Вместо этого, с тех пор как всплыл вопрос о посещении Марка Андерсона и, особенно, после звонка Джона, Блейн снова отдалился, принявшись бегать по всему дому, готовя стол и украшения для этого запоздавшего рождественского ужина.

И делал всё, чтобы держаться от него подальше и не смотреть на него.

Это буквально выматывало Курта. С Блейном на каждые два шага вперёд у него приходилось, по крайней мере, пять назад.

И потом, эта ситуация с Себастианом. Сообщение, полученное от Тэда, немало его поразило. Хоть он и признавал, что подобный финт ушами был вполне в духе Смайта.

Он беспокоился за него и в равной степени злился, но знал, что Тэд о нём позаботится. Даже если малая часть его, как он обнаружил, протестовала при этой мысли. Ведь, в конце концов, Курт действительно любил Себастиана. Не так, как Блейна, конечно, но всё же очень сильно. Это ему он доверялся в течение долгого времени, он вытащил его из пропасти, чьей глубины он не помнил, но всегда подсознательно ощущал. Себастиан, безусловно, был также страшным эгоистом, сейчас Курт отчётливо видел это, и было много пока ещё не сказанного, что, неизвестно было, сумеет ли он простить, когда это выйдет на поверхность. Но, несмотря на всё это, Себастиан был и всегда останется его лучшим другом. И Курт не хотел его потерять. И неважно, если это означало, что придётся вернуться в Нью-Йорк раньше, чем он рассчитывал, чтобы надрать ему задницу и заставить лечиться. Он был готов сделать это. И знал, что Блейн отправится вместе с ним. В этом он был уверен.