Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 50 страниц)

Не стал уточнять, что был там из-за обещания, которое дал ему же.

Не сказал, что вначале остался только чтобы помочь Курту и держать от него подальше Фейт и Эрику.

Ради него.

Ради своего друга.

Он не сказал, потому что это было причиной, по которой он отправился в Нью-Йорк, да, а также причиной, по которой он попросил Курта позволить ему жить там.

Но потом появилось и другое.

Он невольно задался вопросом, было ли сколько-нибудь правды в словах Себастиана.

А, к чёрту! Там было много правды, и он знал это прекрасно.

Именно поэтому он никогда не требовал ничего от Курта.

Ведь он сам отказался от всего в тот момент, когда решил оставить его, чтобы избежать риска, что Курт вместе с ним вспомнит и тот ад, что ему пришлось пережить.

Однако, когда он понял, что воспоминания не возвращаются, он, не колеблясь, остался, не ограничиваясь дружеской помощью, но откровенно флиртуя с Куртом.

Это было сильнее его, и, хотя он всегда думал о возможных последствиях, всё-таки остался, и пусть сам не сделал ничего, чтобы завоевать Курта, но и не отступил, когда тот ясно дал понять, что хочет его.

И теперь Блейн требовал от Курта ответов, которые, он знал, ещё больше запутают его, не говоря уже о том, что он хотел заставить его сделать выбор, и если этот выбор окажется в его пользу, наверняка разворошит прошлое, а ведь он сам сделал всё возможное, чтобы заставить Хаммела его забыть.

Он никогда не рассматривал ситуацию с этой точки зрения.

И всё же, в некотором смысле, им тоже двигал эгоизм.

С одной лишь разницей.

– Ты никогда не смотрел на всё с этой точки зрения, не так ли? – озвучил его мысли Себастиан. – Ну, конечно. Куда проще повесить на меня роль главного злодея. Эгоиста и последней скотины. Позволь теперь, я скажу кое-что тебе, Блейн. Я люблю его. И я сделал всё… всё, чтобы ему было хорошо. Я тоже отказался от некоторых вещей. От моего самолюбия, например. Когда ему снился ты, и после он обнимал меня, довольствуясь тем, что под рукой; или когда рассказывал о своих сомнениях в том, что, возможно, не я – тот самый для него. Ты хоть представляешь, какую боль и злость я испытывал? Представляешь, что значит быть вечным вторым, даже если первый стёрт из памяти? Несмотря на то, что мне пришлось вытирать его слезы и облегчать боль, несмотря на то, что я был рядом, в самые тёмные, мрачные времена, когда весь пережитый ужас поднимал голову только ночью, пока он спал, но, я всё равно был его свидетелем, он продолжал верить, что было нечто лучшее для него где-то там, и продолжал ждать. Даже не зная, чего или кого. Но он ждал. ТЕБЯ. И мне плевать на ваше прошлое, или на то, что, как ты считаешь, у вас отняли. Меня не интересует, насколько, ты думаешь, всё могло бы быть идеально, если бы у вас была возможность прожить это. Это всего лишь предположения, надежды. То, что разделили мы с ним? Это настоящее. Я был с ним пять лет, и я любил его каждый чёртов день, несмотря ни на что. Тот факт, что ты лишился его из-за тех тварей, не делает то, что разделили мы, менее реальным, и, возможно, тебе следует принять это, Блейн. Я люблю его, и вижу, что он смущён и растерян по твоей вине. Как будто эти пять лет ничего не значили. И сознание, что он всё еще здесь, вероятно, только потому, что я грёбаный хромой калека, не облегчает моё положение.

– Не знаю, Бас, роль жертвы не слишком тебе подходит, – нашёл в себе мужество сказать Блейн с гораздо большим спокойствием, чем прежде. Потому что, несмотря ни на что, для него разница была. И это был Курт. Он уже принёс себя в жертву ради него. И сделал бы это снова, если бы пришлось. Вот что отличало его от Себастиана. – И, может быть, всё это правда, может быть, ты просто бедная жертва любви настолько большой, что и не объяснишь словами. Но часть меня всегда будет думать, что ты просто воспользовался ситуацией. Что причина, по которой ты меня прятал, была не только в твоём стремлении защитить его от прошлого, но и помешать ему узнать, что тот, кто ему снился, существовал и вне его снов. И я знаю тебя достаточно, чтобы понимать – ты сыграешь и на этом твоём состоянии калеки, по твоему же определению, которое тебе, как кажется, так противно. Если это гарантирует тебе возможность и дальше удерживать Курта, ты разыграешь и эту карту. Потому что ты так устроен, Бас. Ты эгоист. Видишь ли, в отличие от тебя, даже если это причиняло мне боль, я уже давно принял тот факт, что ты так много значишь для Курта. Поэтому я не никогда не пытался сблизиться с ним. Может быть, теперь тебе стоит просто принять тот факт, что нам с ним суждено быть вместе, так или иначе, и что даже если он сейчас выберет тебя, на восемьдесят процентов это будет из-за того, что с тобой случилось, а не из-за того, что он испытывает к тебе, – заключил Блейн с уверенностью, которой на самом деле не чувствовал. Он надеялся, что именно по этим причинам Курт находился в смятении. Но правда была в том, что наверняка он не мог знать. Уже нет.

– Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома до вечера, – прошипел ему в лицо Себастиан, вне себя от ярости.

– Это печально, Бас. Я сделал всё, я душу вывернул наизнанку, чтобы выполнить обещание, которое я дал тебе. А ты… ты не можешь сделать то же самое для меня, вот как?

– О чём, чёрт возьми, ты говоришь, Блейн?

– О том, что ты сказал мне, когда я был здесь после первого приступа Эрики, когда ты боялся за её здоровье, и когда я узнал о вас двоих. Помнишь, или ты забыл это, так же, как и другие вещи, которые тебе оказалось удобно забыть… вроде Тэда? Я пообещал тебе, что буду держаться от Курта подальше, пока он будет счастлив, и что буду помогать Эрике и Фейт, если ты не сможешь. А ты пообещал мне, что отпустишь его, если он вспомнит меня.

– Но он тебя не вспомнил.

– Нет, но есть хорошие шансы, что он всё равно снова влюбляется в меня, Бас. И, возможно, я дурно поступил с тобой, но и ты поступил так же по отношению ко мне. Так что… теперь ты позволишь ему свободно сделать свой выбор, как ты говорил, или станешь давить своим состоянием, добиваясь от него того, чего, может, и не существует больше? Это всё, о чём я прошу.

– Блейн, уходи, просто… уходи.

– Значит таков твой ответ... Так заканчиваются двенадцать лет дружбы? Тебя всё устраивало, пока я ждал и стоял в сторонке, но как только появилась вероятность, что тебе придётся занять это место, я уже не подхожу тебе? Ты выше этого, Себастиан. И ты всегда был отличным другом. Я не забираю у тебя ничего, что не принадлежало мне всегда. Я взял только то, что он сам решил дать мне, и когда он решил… на самом деле, я часто чувствовал себя использованным. И я не предавал тебя никогда, никогда, ни разу, даже когда ты этого заслуживал. Возможно, он и изменил тебе, но даже это неверно, учитывая, что ты скрывал, чтобы заполучить и держать его при себе, разве нет? Если он действительно выберет тебя, я уйду и не оглянусь больше назад, и ты это, блять, знаешь. Я уже сделал это, когда думал, что ты просто сбежал от своих обязанностей, и когда я уже понял, что твои намерения оставить Курта были всего лишь ложью, чтобы держать меня на расстоянии и дальше. Я приехал сюда только потому, что Эрика нуждалась в тебе. И я остался, несмотря на то, что это стоило мне большого труда и боли, только потому, что я тебе это обещал, даже когда я понял, что ты солгал мне. Поэтому, не пытайся читать мне лекций о том, что значит жертва, Бас, или что значит или каких усилий требует отказываться от чего-то иногда, потому что ты понятия не имеешь, сколько силы нужно, чтобы бежать от того, кого любишь.

– Боже, я бы врезал тебе сейчас, если бы только мог!

– О, я бы сделал то же, если бы тебе не нужна была эта палка, уж поверь!

– ПРЕКРАТИ ОТНОСИТЬСЯ КО МНЕ, КАК К КАЛЕКЕ! – закричал Себастиан, теряя контроль. – Хочешь ударить меня? Так сделай это! – продолжил он, бросая палку и двигаясь навстречу ему неуверенными шагами. – Сделай это за каждый раз, когда я целовал его. За каждый раз, когда я трахал его, и он хотел больше! Сделай это, потому что вчера он снова был моим, именно так, как я хотел, несмотря на тебя. Давай, бей! – завершил он свою тираду в двух сантиметрах от его лица.

– Нет, Бас, я не стану, – сказал Блейн, снова отступая от него, потрясённый неконтролируемым поведением друга, так на него непохожим. – Я тебя не ударю. Но не потому, что ты ранен. Я не сделаю этого, потому что… это ты, Себастиан. И оно того не стоит. Не стоит, потому что я сделал с тобой то же самое, в сущности. Я же сказал тебе.

– Чушь собачья всё это. Только на это ты и способен, Блейн.

– Значит это наш общий дар. А ведь я сейчас искренен. Ты знаешь, что я был с Куртом, но, возможно, ты не в курсе, что я также был и с Тэдом.

– При чём здесь Тэд?

– При всём, потому что я его целовал. Я трахал его, и он хотел больше! Так что, возможно, это ты должен ударить меня, не так ли? – медленно сказал Блейн, отчетливо произнося слова и используя фразы, которыми Себастиан только что ранил его. – Если, конечно, тебе когда-нибудь было дело до Тэда, хотя я в этом сомневаюсь. Сомневаюсь, чтобы он когда-нибудь был важен для тебя настолько, чтобы ударить меня за это.

Но именно это Себастиан и сделал.

Потому что одно упоминание о Тэде его бесило.

Потому что одна мысль о нём, обнажённом, под Блейном, убивала его.

Он и сам не успел понять, как это произошло, а с ним и Блейн, застигнутый врасплох.

Но Бас размахнулся правой рукой и обрушил удар на его челюсть, так что Андерсон отлетел и врезался в стену, в то время как сам Себастиан из-за отдачи упал на землю.

Он был ещё слишком слаб.

Мышцы ещё недостаточно слушались его, и за это резкое движение ему пришлось бы расплачиваться в течение нескольких дней.

Себастиан ругал себя последними словами, пытаясь поставить на ноги тень человека, которым он когда-то был.

Когда он почувствовал две сильные руки, что перехватили его под грудью, чтобы помочь подняться, он оттолкнул их прочь со всей силой, какая у него оставалась.

Тот удар провёл окончательную границу между ним и Блейном.

Больше, чем слова, которые они выкрикнули друг другу в лицо, не сильно отличающиеся от тех, что уже прозвучали в другой раз, когда Блейн примчался на помощь другу, перепуганному за здоровье дочери, и узнал всё, но всё равно остался с ним – этот жест поставил точку, заставляя ясно понять, что пути назад для них больше не было.

Это и то, что Блейн трахал Тэда, определённо.

Себастиан знал Блейна и знал, что он не врёт.

Да ему это было бы и ни к чему.

Когда Смайт снова сумел встать, он повторил ему:

– Я хочу, чтобы ты убрался из моего дома до вечера, – а затем вышел из гаража, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на Блейна.

Он выбрал Курта, как и предполагал.

Тогда почему он чувствовал себя таким опустошённым сейчас?

Курт чувствовал себя неспокойно тем утром.

Не только потому, что провести два часа в машине с братом, Финном, не было пределом его мечтаний даже в нормальных условиях, что уж говорить о ситуации, когда тот непрерывно ныл из-за очередной ссоры и последовавшего за ней разрыва с Рэйчел, но также и потому, что он немало нервничал из-за идеи снова увидеться с отцом.

Отношения с Себастианом были запутаны и ещё больше – с Блейном, и Курт знал, что его отец немедленно заметит это, и не хотел заставлять его беспокоиться.

Он и без того не очень хорошо себя чувствовал в последнее время.

И в самом деле, ему не следовало предпринимать это путешествие, но желание повидать Себастиана было слишком большим, чтобы кто-то сумел отговорить его от поездки в Нью-Йорк.

– Слушай, я твой брат, и мне нужна помощь. Я считаю, что будет правильнее, если сейчас ты поможешь мне, а не ему, прости, – между тем говорил Финн, сидящий рядом с ним в его внедорожнике.

– Финн, я же тебе сказал. Мне не кажется корректным выбрасывать Блейна из дома после того, как в течение двух месяцев он так помогал мне, только потому, что ты не знаешь где ночевать. За дом, где живёт Рэйчел, ты тоже платил, прости, и всё ещё это делаешь. И, честно говоря, я считаю, что ты заплатил куда больше, чем она, учитывая, что первые годы здесь, в Нью-Йорке, она ни черта не делала и не имела никакого заработка. Или разделите это жильё, или, если уж на то пошло, это ей следует искать другую квартиру!

– Курт, мы говорим о Рэйчел Берри, окей? Я не хочу начинать бесконечных дискуссий с ней. Между нами всё кончено. Знаю, за все эти годы я говорил это, по крайней мере, тысячу раз, но сейчас это правда. Пусть забирает эту квартиру и продаёт её, чтобы купить себе новый парик для театра, мне плевать. Я не желаю больше иметь с ней дела, окей?

– Да что произошло на этот раз, можно узнать?

– Я не хочу говорить об этом, – сказал Финн, пожимая плечами.

Потому что всё ещё было больно говорить о том, что Рэйчел бросила его не ради другого мужчины.

Не потому, что разлюбила.

А просто потому, что ей предложили турне с её театральной труппой в Лондоне, и она не хотела иметь такой балласт – так она его определила: балласт.

Рэйчел Берри была на пути, чтобы стать звездой Бродвея уже пять лет, и на этот счёт никто не мог бы ничего сказать.

Но чем ей до сих пор не удалось стать, так это зрелой и чувствительной.

И Финн просто не мог больше этого выносить.

– Она тоже отказывается говорить об этом. Поглощена этим новым турне и, кажется, ничто другое её не волнует. Как обычно. Странные вы оба. Вы любите друг друга по-прежнему. Это ясно как день. Она только и делает, что спрашивает меня, как у тебя дела. И тем не менее, вы постоянно причиняете друг другу боль.

– Может быть, мы просто не созданы для того, чтобы быть вместе, Курт.

– Что ты хочешь сказать?

– Иногда недостаточно просто любить кого-то, чтобы сделать правильным то, что ты и этот человек – вместе. Иногда нужно и нечто ещё, чего нет, чтобы всё это работало.

Нужно нечто ещё, чего нет...

Как, например, общее прошлое, на которое можно опереться?

Курт невольно задумался над этими словами.

И это было, пожалуй, странно, что они слетели с губ его непутёвого сводного брата, но они имели смысл.

Того факта, что он чувствовал сильное влечение к Блейну, было недостаточно, чтобы послать к чертям пять лет совместной жизни, разве нет?

Окей, то, что он чувствовал к Блейну, не было всего лишь влечением, он знал, что любит его, в некотором смысле, но этому противостояло всё то, что он разделил и продолжал делить с Бастианом, так?

И та близость, что он испытал с ним прошлой ночью… ему было хорошо.

Когда он проснулся утром рядом с ним, он ощутил неописуемое счастье, какого не чувствовал уже давно.

Знать, что он снова там, где он мог помочь ему почувствовать себя лучше, было великолепно.

В конце концов, Себастиан был его первой любовью, нет?

Его лучшим другом и наперсником.

Он знал его с юности, и если тебе повезло иметь такие отношения, их не бросаешь только потому, что встречаешь другого и после двух месяцев начинаешь думать, будто твой идеальный парень существует и у него другое лицо.

Бас был первым для него.

И он по-прежнему его любил.

И сейчас он был необходим Себастиану рядом, чтобы оправиться.

И это тоже было важно.

Должно было быть важным.

– Слушай, братишка, у твоего приятеля здесь есть ещё этот Тэд, правильно? Может, на некоторое время он остановится у него, пока я ищу жильё, но сейчас мне очень нужна твоя помощь, пожалуйста! Если хочешь, я сам поговорю с ним и объясню, что никто его не гонит. А потом...

Дальнейшую речь Финна заглушил шум тысячи мыслей Курта.

Он не сказал о своём страхе, что, возможно, ему в любом случае придётся попрощаться с Блейном.

Тем утром он заметил, что Андерсон забрал свои вещи из ванной и сложил их в дорожную сумку, которую оставил возле входной двери.

Но он ничего не сказал ему об этом, даже когда они пересеклись на кухне.

Но Курт думал, что успел немного узнать Блейна, и это был ясный намёк.

Может быть, не сегодня и, возможно, даже не на этой неделе, но Блейн всё равно уйдёт.

– Твою ж мать! Что за чёрт? – почти закричала миссис Бингли, когда дверь ей открыл не Курт и не Блейн, как она ожидала, а опирающийся на палку Себастиан. – Ох, божечки, это и правда ты, или я вчера переусердствовала с фасолью, умерла и попала в рай?

– Ну, что ж, мэм, учитывая, что вряд ли я заслуживаю рай, я могу с уверенностью сказать, что Вы живы, а я всего лишь вышел из комы, – весело заявил Себастиан.

– Ах ты ж!!.. – закричала снова миссис Бингли бросаясь в его объятия. Она крепко прижала его к себе, и вскоре Себастиан почувствовал, как горячие слёзы увлажнили его рубашку.

Он был привязан к этой женщине, на вид такой хрупкой, но на поверку обладающей стальной закалкой.

Она напоминала ему его бабушку, о которой сейчас у него остались лишь смутные вспышки, потерявшиеся в путанице разрозненных воспоминаний после аварии.

И она тоже очень его любила.

И поскольку никто не сообщил Люси о его пробуждении, этот сюрприз вполне мог спровоцировать у неё инфаркт от чрезмерной радости.

– О, Боже, не могу поверить, не могу поверить, – только и повторяла она, затем оторвалась от него и аккуратно ощупав, сказала: – Ох, так ты теперь в порядке, или?..

– Да, да, всё в порядке, – ответил, посмеиваясь, Бас, приглашая её пройти в дом. – У меня только есть ещё некоторые остаточные проблемы с памятью и речью время от времени. Чертовски сильные приступы головной боли и… ну ещё новый приятель, без которого мне больше не обойтись, – заключил он, указывая на палку.

– Это замечательно... думаю. И потом, палки сейчас в моде, нам, девушкам, нравятся аксессуары, – сказала, подмигнув, Люси. – Только вот... – начала она, но не закончила фразу, а лишь привстала на цыпочки и отвесила ему несильный подзатыльник.

– Ай-а! Окей, миссис Бингли, возможно, Вам не сказали, но в последнее время я был слегка в коме. Нельзя бить меня по голове, – пожаловался Смайт потирая ушибленное место. Вот, по чему он совсем не скучал, так это по неортодоксальным методам миссис Бингли.

– Ах, ну не знаю, мой хороший. Может, несколько хороших подзатыльников могли бы вернуть тебе память и здравый смысл. Это помнишь? – спросила она тогда, снимая с шеи цепочку, на которой висело кольцо.

Минуточку.

Это было его кольцо, кольцо его деда, он узнавал его.

– Что? И почему оно?..

– … у меня? – перебила его женщина. – Сам подумай. Я забрала его. В больнице. Сразу после аварии, когда пришла повидать тебя. Ой, не смотри так на меня, сынок. И закрой рот, а то туда въедет грузовик на полном ходу, и мне почему-то кажется, что с грузовиками ты наимелся дел на всю оставшуюся! Я не такая уж тихоня, как ты думаешь, знаешь ли? Это нужно было сделать. Ты сказал мне, что Курт не должен увидеть его снова, и я подумала, что если оно исчезнет, никто его не увидит. Особенно, твоя мать. Помнишь, что ты сказал мне об этом кольце за два дня до аварии?

– Сказать по правде, нет.

– Ой, ну, здорово тогда… Я помню через слово, но помню точно, как ты сказал, что это кольцо твой долг. Так ты мне сказал. Чтобы дать свободу Курту и сделать его действительно счастливым. И ещё ты говорил что-то о том, что выгравировано внутри. Мне не прочесть, слишком мелко для меня. Даже с очками. Проклятая старость. Врач мне говорит, что это нормально, когда старики теряют по дороге и память, и зрение, и остальное... Мне это слишком-то нормальным не кажется, я так ему и сказала, – продолжила Люси, протягивая цепочку Себастиану.

Люси собиралась показать кольцо Курту, но сейчас она решила, что вернуть его законному владельцу – единственно верный шаг.

Люси Бингли верила в судьбу.

И, если в тот день дома оказался один только Себастиан, это означало, что к нему и только к нему должно было вернуться кольцо.

Именно ему следовало исправить то, что следовало исправить.

Она была счастлива снова видеть его на ногах.

Даже если никогда и не сомневалась в том, что он поправится.

Конечно, было странно видеть его таким хрупким и, казалось, ослабшим.

Но Люси видела свет в его глазах.

Приглушённый и слабый, может быть, но всё же он был там.

Говорят, что на каждую угасающую жизнь приходится другая – возрождающаяся.

Люси была счастлива, что, возможно, её уходящая жизнь помогла вернуть Себастиана.

Это была хорошая мысль, с которой спокойно было встретить то, что ожидало её впереди.

Когда Себастиан сумел найти очки, которые теперь были ему нужны для чтения, он прочёл надпись внутри кольца, и выражение его лица изменилось.

Если раньше там было написано любопытство, то теперь – замешательство.

Полнейшее замешательство.

Что всё это означало?

Он не знал.

Господи, он этого совершенно не помнил.

Но, по крайней мере, теперь, он был абсолютно уверен в том, что кольцо не предназначалось ни Курту, ни, тем более, Тэду.

Вообще-то, ему приходил в голову лишь один человек, которому он мог отдать это кольцо.

Блейну.

Только...

Он, безусловно, очень любил Блейна, несмотря ни на что.

Но он был столь же уверен, что не “любил” Блейна.

И, на самом деле, была только одна причина, по которой он мог решить подготовить таким образом для него кольцо своего деда.

И это не имело никакого смысла.

У Бёрта руки чесались.

В буквальном смысле.

Он нервничал, и это было нехорошо.

Прежде всего, потому что ему следовало сохранять спокойствие после того, как у него почти случился инфаркт.

Потом, потому что ситуация была уже достаточно напряжённой, и без его вклада.

Но, в конце концов, нельзя же было ожидать, что он будет просто сидеть себе смирно.

Короче, он только что наконец снова увидел Себастиана – и не сумел сдержать некоторый холод в общении с ним, хоть и был рад его пробуждению – а теперь Курт сообщил, что скоро он познакомится с дочерью Смайта, которая должна была прийти со своей мамой на обед к Курту и Бастиану.

Приличная нагрузка.

То, что Себастиан был отцом, он уже узнал от Курта на прошлой неделе по телефону.

Но не это его беспокоило, потому что, даже не разделяя такого подхода, он понимал, почему Бас ничего не сказал Курту о дочери.

Если бы Курт не оставил его после такого известия, то наверняка потребовал бы отвезти его в Чикаго, чтобы познакомиться с ней.

И там он мог встретить Блейна и остальных.

Что, по словам Андерсона во время их последней беседы с Бёртом, было именно тем, чего он пытался избежать в течение многих лет.

И как раз благодаря той беседе он решил пока не торопиться с выводами относительно Себастиана.

Ну, и из-за состояния, в котором тот всё ещё находился.

Он восстанавливался, но не так быстро, как надеялись врачи.

И не слишком гладко или безболезненно.

Он постоянно был нервным и беспокойным, как сказал ему Курт.

И это немало тревожило Бёрта, если честно.

Он своими глазами мог наблюдать, насколько Смайт был напряжён, прямо в этот самый момент, когда, сидя на диване, с ногой, покоящейся на журнальном столике, он смотрел потерянным взглядом в пространство.

– Нет, я помню, – прошептал Бас, закрывая глаза, в ответ на вопрос, который Бёрт задал ему, как только Курт ушёл в ванную, чтобы принять душ.

Возможно, это был неподходящий момент, но мистер Хаммел должен был выяснить, почему Себастиан лгал, всем понемногу.

Ему нужно было понять, обманывал ли его всё это время человек, которому он решил доверять достаточно, чтобы позволить находиться рядом с сыном.

И Себастиан был более чем готов рассказать ему всё, потому что слишком устал, чтобы притворяться и дальше ещё и перед Бёртом.

– Тогда говори, пока Курт не вышел из душа, – поторопил его Бёрт.

– Все началось с моего желания помочь другу. Я… я знал Курта ещё до того, как он начал встречаться с Блейном. Я познакомился с ним в школе, в... да, в Далтоне, и, вообще-то, я же их и представил. Хотя и это не совсем точно. Мы оба заметили его ещё до того, как он перевёлся в Далтон, в Lima Bean. И нас обоих он поразил, по разным причинам. Только мне повезло столкнуться с ним первым. Любопытные повороты судьбы. Но едва представив их, я понял, что для меня всё было кончено. То, как они смотрели друг на друга, как разговаривали... Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, пока не увидел этих двоих вместе. Сам Блейн попросил меня быть рядом с ним, – рассказывал Себастиан, продолжая держать глаза закрытыми, словно это помогало ему лучше вспомнить всё, каждую деталь. – Незадолго до того, как уехать в Европу, когда процесс был уже закончен, и он был окружён журналистам и любопытными и, главным образом, когда он считал, что оставаться в одном городе с Куртом, не имея возможности даже увидеться, для него было бы невыносимо. Вначале я не хотел, правда. Но потом я убедил себя в том, что просто делаю то, о чём просил меня Блейн. Я присматривал за Куртом издалека вместо него. Но это было… трудно. Потому что я любил его по-настоящему. Мне это было в новинку. Я всегда жил по принципу «хватай и беги» – одна-две ночи страсти, и я переходил к следующему. Но Курт… он захватил меня сразу. Он был… другим. Так что, я сделал то, о чём просил меня Блейн, полагая, что смогу выдержать и что, в сущности, это был мой долг по отношению к ним обоим, учитывая, через что им пришлось пройти. Только Блейн не ожидал, что я снова попытаюсь сблизиться с ним, рискуя всем и, по правде говоря, я и сам этого от себя не ожидал. Просто однажды вечером я столкнулся с ним в Lima Bean и не смог думать ни о последствиях, ни об опасности. Я подошёл к нему и представился. И стал его другом снова… но хотел больше. Гораздо больше. А он не поддавался. Он всегда будто бы ожидал кого-то другого. И меня это убивало, потому что я знал, что этим кем-то был Блейн. Один раз я даже умолял его вернуться, знаете? Я помню, сказал ему, что Курт сильный и может с этим справиться. И неважно, что всего за пару дней до этого я видел, как он был разбит всего лишь от воспоминания о том поцелуе, украденном Карофски. Я сказал ему, что это глупо, если они оба будут продолжать так страдать. Но на самом деле я просто пытался прекратить собственные страдания. Я всегда был на чеку, я хочу, чтобы Вы знали, я был внимателен к тому, что и как говорил ему, и если бы у меня возникли малейшие подозрения, что он может вспомнить, я бы немедленно исчез из его жизни.

– Ты всё равно слишком сильно рисковал, сынок.

– Я знаю, знаю. Я был рядом с ним во время многих кошмаров, Бёрт, но... Вы когда-нибудь любили кого-то? Какой глупый вопрос… Курт рассказывал мне о Вашей жене и он сказал, что это была настоящая любовь. Значит, Вы можете понять меня. Я бы остался рядом с Куртом даже только в качестве друга, если бы он хотел только этого. Но потом всё изменилось.

– Что изменилось?

– Курт. Курт изменился. Он приехал сюда, в Нью-Йорк, и больше не был тем сильным и уверенным Куртом, как когда-то. Он был в замешательстве, усталым, и был… слишком погружён в свою новую жизнь здесь. Мы снова встретились и, прошу Вас поверить, это произошло случайно. То есть, я знал, что он в Нью-Йорке, но мы нечасто созванивались после его отъезда из Лаймы. Отчасти, потому что я устал страдать за кого-то, кто, совершенно очевидно, не хотел меня. Отчасти, потому что он сам отдалился от меня. Он никогда не звонил, не искал меня. А потом мы опять увиделись в Starbucks. Что за клише, а? Тем не менее, для меня, это было чем-то вроде знака, о которых иногда говорят в фильмах. Может, это глупо... и всё же. Это был мой второй шанс, и я ухватился за него. Снова. Мне понадобилось два года, но в конце концов Курт... ну, Вы знаете. Принял меня, можно сказать. Или удовольствовался, если хотите, менее совершенной версией мужчины, о котором мечтал и видел сны.

– А когда между вами… всё это началось, ты не думал о том риске, которому подвергал моего сына или о Блейне и его боли?

– Да, разумеется, думал. Но вероятность, что Курт свяжет меня с воспоминаниями той ужасной ночи, была крайне мала. Меня там не было. Когда я пришёл, он уже потерял сознание и не видел меня, на самом деле, он ведь даже не знает, что я спас его, что если бы я приехал позже, он бы умер... господи! А Блейн… он... я лгал ему в течение семи лет, больше того, если разобраться, я начал делать это гораздо раньше... но я не мог поступить иначе.

– Почему?

– Потому что не хотел потерять его. И потому что я знал, что он простил бы меня. Блейн всегда это делает. Он один из лучших людей, каких я знаю. Трудно соперничать с этим, правда? Знаете, что он мне сказал, когда приехал сюда и обнаружил, что мы с Куртом уже даже жили вместе? Он сказал, что он не против, понимаете? Сначала он кричал и страшно ругался некоторое время, но не поднял на меня руку. Не оскорбил. Не перестал со мной разговаривать. Я с ума сходил, потому что не знал, что с моей дочерью, но мог отчетливо видеть, как его сердце разбилось на тысячу осколков, и всё равно он сказал, что не против. Что если Курт счастлив и в безопасности, он... не против. Я дико разозлился на него за эти слова.

– Ты разозлился только из-за этих слов, сынок?

– Нет, я бесился, потому что он ещё раз оказался лучше меня. Поэтому я загнал его в ловушку абсурдным обещанием, которое, я знал, он сдержит, во что бы то ни стало. Если бы я знал, что проваляюсь десять месяцев в коме и что именно это обещание поможет ему вернуться в жизнь Курта, никогда бы не сделал ничего подобного. Курт ужасно рискует с ним рядом, и Вы это тоже знаете.

– Может быть. А может, и нет. То, что я знаю насчёт Блейна, так это то, что, на данный момент, из вас двоих, как ни парадоксально, он был наиболее честен. И что я не знаю никого, с кем мой сын был бы в большей безопасности, чем он, – Бёрт бросил быстрый взгляд на Бастиана и добавил: – кроме тебя, разумеется. Было бы несправедливым утверждать обратное. Я доверяю моему сыну и знаю, что он сделает правильный выбор… правильный для него. Тебе бы тоже следовало доверять ему, если ты правда его любишь – а я знаю, что это так – и принять то, что он решит сделать. Но если есть что-то ещё, что я должен знать, и что ты всё ещё скрываешь, скажи мне сейчас, Себастиан. Речь о жизни моего сына, и я не намерен оставаться пассивным наблюдателем.

И что ещё мог сказать ему Себастиан?

Рассказать о Тэде? О своей ссоре с Блейном и о том, что он попросил его исчезнуть? О кольце с его абсурдной надписью?

Какого чёрта он задумал сделать перед тем как случилась авария? И почему именно об этом он забыл? В самом деле, на этот раз.

У судьбы странное чувство юмора.

Она приковала его к кровати на десять месяцев.

Сделала так, чтобы он оказался вынужден встретиться лицом к лицу со всеми своими ошибками и ложью, но при этом лишила его любых средств для собственной защиты. При условии, что таковые существовали...

– Больше ничего, – сказал он.