Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 50 страниц)

За этими словами немедленно последовал новый поцелуй.

Но на этот раз Курт был готов и встретил его с большим жаром и трепетом.

И губы приоткрывались, сегодня, как тогда, и ласки чередовались с укусами и стонами, а жар тел начинал расти в них вместе с желанием близости, словно не было ничего более срочного и важного в этом мире.

Сегодня, как тогда.

Как всегда.

И сегодня, как тогда, это был поцелуй, что пронзал их души, и соединял их, снова и снова, в вечном танце, которого они никогда и не прерывали, распространяя вокруг почти осязаемую ауру любви.

Желание и страсть охватывали их тела.

Сливая их дыхания в одно.

Это было вечным шёпотом поэзии...

Их поэзии.

Той, которую умели создавать лишь они вместе.

– Ты веришь мне, Блейн. И всё ещё любишь меня. Я это чувствую на твоих губах, когда ты целуешь меня. Ты хочешь, и всё ещё любишь меня, – прошептал Курт в нескольких миллиметрах от губ Блейна, когда они прервались, чтобы отдышаться.

– Этого недостаточно, Курт, – ответил тот, не отстраняясь, однако, и не ослабляя хватки на его пояснице.

Потому что не хотел этого делать.

Потому что не мог.

– Но я люблю тебя по-настоящему. Люблю тебя теперешнего, как любил тебя восемь лет назад. По разным причинам, но всё с той же силой.

И эти слова заставили Блейна очнуться и выйти из оцепенения.

Это был первый раз, когда Курт говорил ему это за почти девять лет, но эффект оказался вовсе не тем, какого он ожидал.

Сейчас это вызывало в нём лишь страх.

И он не мог в это поверить.

Даже если хотел всем своим существом, но не мог поверить.

И это убивало его.

– Докажи, – прошептал Блейн в двух сантиметрах от его губ, от которых не мог оторвать взгляда. – Докажи мне это, Курт, и сделай так, чтобы я поверил. Но будь искренним на этот раз: если ты не хочешь отдать мне всего себя, остановись. Прошу тебя, остановись, прежде чем для меня станет слишком поздно, – продолжил он, чуть усилив хватку.

Затем он быстро отстранился от него, направляясь назад, в помещение, и Курт ощутил холод, какого никогда ещё не чувствовал в своей жизни.

– Не сдавайся, Блейн, прошу тебя, – произнёс вдруг Курт, даже не оборачиваясь, чтобы посмотреть на него, уверенный, что тот остановится, как и произошло, на самом деле.

Курт ощущал его присутствие.

Оно пробегало по коже, как электрический разряд, охватывая его полностью.

– Я знаю, как много ты боролся, и знаю, что обещание мира и спокойствия в лице Джона может казаться тебе очень заманчивым, уверяю тебя, никто не понимает этого лучше меня. Я лгал самому себе в течении пяти лет, когда жил с Себастианом, прекрасно зная, что не его я искал, зная, что всего лишь довольствуюсь тем что есть, одновременно продолжая ждать, – затем Курт обернулся к нему, стоящему у входа в заведение с опущенным взглядом, и продолжил: – продолжая ждать тебя, даже не подозревая об

этом. И знаешь что? Я не был счастлив, не по-настоящему. Поэтому, не сдавайся, Блейн, не сейчас, когда я здесь ради тебя, ради нас, прошу.

– Докажи, – повторил снова Блейн, более жестким тоном, не поднимая глаз, а затем вошёл внутрь, не оглядываясь более.

Доказать.

Это всё, что Курт должен был сделать, чтобы вернуть его?

Но мог он это сделать?

Да.

Мог.

Больше того, он знал, что должен это сделать.

Настал его черёд.

Чтобы бороться.

«Так тому и быть», – подумал Курт.

– Видимо не быть мне божеством, которое заместит Бэтмена в сердцах людей, – пожаловался Себастиан своему отражению в заляпанном зеркале заведения.

Этим вечером он чувствовал себя отвратительно и выглядел соответственно.

Возможно, из-за непрекращающейся головной боли, которая, похоже, не собиралась отпускать его, но он был бледным и словно бы потухшим.

Он казался даже ещё более худым, чем обычно, но, возможно, это зависело от скверного освещения в туалете.

Или, может, от того, что происходило у него в голове.

Или, скорее всего, от того, что Тэд только что поцеловал Чэда прямо у него перед носом. Это произошло когда за столом остались лишь они втроём: Блейн и Курт исчезли неизвестно где, а Джон пел на сцене, куда Себастиан не без труда спровадил его, увидев как Курт спустился в зал и торопливо направился вслед за Блейном, а Джефф и Ник ушли танцевать с двумя блондинками-вамп.

Это было подло.

Даже он никогда бы такого не сделал.

Себастиан не выдержал даже до конца спектакля.

Он просто поднялся с трудом, и направился в ванную, от греха подальше.

Иначе, кто-то за этим столом получил бы от него хороший хук слева, и Смайт сомневался, что этим кем-то оказался бы Чэд.

Запершись в ванной, он принялся ополаскивать лицо прохладной водой, чтобы хоть немного успокоиться.

Практически безрезультатно.

Может быть, это зависело от того, что в этот момент он плохо себя контролировал.

Или, может, это просто был его первый приступ любовных страданий.

В любом случае, он не мог выйти из ванной в таком жалком состоянии.

Поэтому он увлажнил ещё немного виски и лицо, а затем оторвал бумажную салфеткой, чтобы вытереться.

Услышав звук открывающейся двери, он даже не обернулся.

– Ты в порядке? – раздался негромкий голос у него за спиной, голос, который он узнал бы где и когда угодно.

Тэд.

Себастиан глубоко вдохнул, продолжая вытирать лицо.

Затем он повернулся и сказал твёрдо:

– Нет. Но мне было бы определенно лучше, если бы я мог поиметь тебя прямо сейчас.

Он и сам не знал, чего ожидал, ведя себя подобным образом, но именно так прежний Себастиан обращался всегда к Тэду, и он хотел, чтобы было ясно – он не изменился.

Не после того позорного шоу невольной слабости, которое он устроил перед этим за столом.

Тэд склонил голову набок, всё так же озабоченно глядя на него, нисколько не впечатлённый этими словами.

– Зачем ты здесь? – спросил он снова затем.

– Я здесь ради тебя и для того, чтобы исправить всё с Блейном, – ответил тогда Смайт искренне, выдерживая пристальный взгляд Тэда.

– Ну конечно. Теперь, когда Курт всё вспомнил, и, само собой, хочет вернуть Блейна, ты захотел вернуть меня. Логично.

– Я хочу вернуть тебя не поэтому, Тэд. Это просто то, что заставило меня открыть глаза. Я хочу вернуть тебя, потому что… это ты.

– Потому что это я? – повторил Тэд с насмешкой в голосе, и Себастиан понял, что ему не отделаться такой малостью.

На этот раз ему придётся сделать больше, придётся дать больше.

Так что он набрался храбрости и сказал:

– Потому что это ты, тот кого я люблю. Я люблю тебя, не Курта. Я всегда любил тебя.

– Ты невероятен, Смайт.

– Это одна из моих наиболее ярко выраженных характеристик, но что-то

мне подсказывает, что на этот раз она была упомянута не в положительном смысле.

– И ты угадал. Не могу говорить за Блейна, Себастиан, но что касается меня, можешь возвращаться домой, один или с Куртом, мне всё равно. Между нами всё кончено. Я теперь с Чэдом.

– Нет, я, пожалуй, останусь, – ответил спокойно Себастиан, намеренно игнорируя холодный тон Тэда и вынуждая его этими словами остановиться и обернуться к нему. – Я знаю, что ты теперь сделаешь. Я слишком хорошо тебя знаю. Сейчас ты приведёшь Чэда к себе домой, чтобы трахнуть его. Как будто это может что-то решить. Но когда ты будешь с ним, не сможешь не думать обо мне. Будешь мечтать, чтобы это я был внутри тебя или под тобой, и мы оба это знаем. Хочешь поиграть в эту игру? Пожалуйста, вперёд. Завтра я всё ещё буду здесь, специально для тебя. Я не сдамся. Можешь засовывать язык в рот типа, который не значит для тебя ровным счётом ничего, сколько угодно, но только обернись – я буду рядом. Потому что я здесь ради того, чтобы вернуть тебя, чтобы любить тебя и сделать своим навсегда, и я не сдамся, пока ты не поймёшь этого и не простишь меня.

– Ты не такой… Это не ты, – сказал Тэд, менее уверенный и решительный, чем минуту назад.

Сейчас он выглядел растерянным.

«Хорошо», – подумал Себастиан. – «Очко в мою пользу».

– О, нет, – прошептал он тогда, приблизившись к нему. – Это точно я. Я, каким хочу быть для тебя. Тот, кем становлюсь, благодаря тебе. Тот, кто будет бороться за тебя, тот, кого ты заслуживаешь. Хочешь, чтобы я ушёл, Тэд? Хочешь, чтобы исчез из твоей жизни? Тогда тебе придётся постараться получше. Потому что теперь я знаю, чего хочу, и это ты, только ты. И я не собираюсь отпускать тебя без боя. Так что, давай, покажи мне свою тёмную сторону, нанеси самый сильный удар и отправь меня на ковёр, столько раз, сколько пожелаешь. Я заслуживаю этого. Но учти, я не сдамся, в любом случае. Не откажусь от тебя. Поэтому, прошу, не отказывайся и ты от меня, Тэд.

– Мне не от чего отказываться, Себастиан, между нами никогда ничего и не было.

– Ты не можешь действительно верить в это, – сказал Себастиан, поражённый этими суровыми словами, потому что такое предположение ни разу даже не приходило ему в голову.

Он мог быть непостоянным, небрежным, немного сволочным в отношении к Тэду.

Но тот факт, что Харвуд был важен для него и по-настоящему, это он всегда давал понять ясно.

Или так ему казалось.

И ему было больно видеть, как Тэд колеблется с ответом.

Больно беспомощно смотреть ему вслед, когда он вышел из туалета, так и не сказав больше ни слова.

Ему причиняло боль сознание, что, если бы он последовал за ним, то смог бы лишь наблюдать, как тот покидает заведение вместе с Чэдом, потому что знал его слишком хорошо и знал, что он сделает всё, что он предсказал, в любом случае.

Было больно и страшно знать, что то, чем он рисковал сейчас, его сердце, и что нет никакой уверенности в победе на этот раз.

Но оно того стоило, вне всякого сомнения.

И в любом случае, он был намерен бороться.

Да, его порадовало бы, если бы Тэд вышел оттуда сегодня один, даже не попрощавшись с Чэдом.

Он почувствовал бы себя лучше, если бы узнал, что позже этой ночью они поссорились, и Тэд сказал ему, что все кончено.

Может быть, он ощутил бы укол вины из-за слёз, которые Тэд пролил бы, оставшись один, чувствуя себя поражённым Смайтом ещё раз.

Но ничто не могло его остановить.

Он любил Тэда.

Он хотел его.

И на этот раз он сделает его счастливым, если тот ему это позволит.

На то время, которое ему осталось.

Миссис Бингли ненавидела это здание.

Ненавидела жить в доме, где лифт вечно не работал.

Ненавидела необходимость подниматься по лестнице пешком, несмотря на своё недомогание.

В тот конкретный момент, честно говоря, она ненавидела, кроме всего прочего, тот факт, что Курт и Себастиан уехали четыре дня назад, а Сантана отправилась в Лайму с малышкой Джудит, чтобы познакомить с ней родителей Бриттани и, как надеялась Люси, чтобы вернуть жену домой.

И больше всего она ненавидела своё капризное сердце, которое не давало ей больше передышки.

Времени, что ей оставалось, было уже мало, повторила она себе, входя в дом и с трудом пытаясь отдышаться, прислонившись к притолоке.

Она не была одинока.

Она не чувствовала себя так.

Однако были ещё некоторые дела, которые ей нужно было уладить, и немного помощи, чуть более конкретной, не помешало бы сейчас, подумала она, поглаживая Брандо, что прибежал встретить её.

Одно из этих дел касалось как раз этого кота, которого Курт оставил на её попечение.

Она уже сумела доставить определённые проблемы Лоренцо и его детям, но этого было недостаточно, чтобы отплатить за то, что сделали этой бедной божьей твари.

Но она очень устала.

Во всей этой истории, возможно, судьба дала роль и ей, но это была роль, безусловно, слишком тяжёлая для её сдающих сил.

Люси прилегла на диван, ожидая, чтобы ритм сердца пришёл в норму.

И как происходило каждый раз, когда она закрывала глаза, сознание немедленно перенесло её в день собственной свадьбы, на танцпол, в поисках возлюбленного.

Он был так близко.

Она видела его.

Его присутствие было почти осязаемым.

Совсем рядом.

Потому что неважно, сколько раз теряешь того, кого любишь.

В конце, так или иначе, всегда сумеешь найти его.

И конец... иногда так близок.

Вздох.

Ещё один, чуть более тяжёлый.

И потом...

Вот он, наконец-то.

Две пары рук, что так долго искали друг друга, встречаются и, наконец, возлюбленные соединяются в долгожданном объятии прямо там, посреди зала.

Глаза, что так долго голодали без милого образа, могут, наконец, насытиться.

И звук голоса, который она не слышала долгое, слишком долгое время, и смех, что согревает ей сердце.

«Наконец-то, любимый», – думает Люси, как каждый раз.

Последний вздох и улыбка.

И грудь, что опускается.

И не вздымается больше.

А потом… ничто.

Но вдруг – новый вздох.

И сон вновь отступает.

Потому что такова судьба.

Судьба продолжает свой танец.

Судьба продолжает ткать свою сеть.

И никогда не останавливается.

Никогда.

====== Глава 26. Я никогда не скажу тебе “прощай”. ======

« Когда что-то идет не так как хотелось бы, некоторые люди просто разворачиваются и уходят, вместо того, чтобы искать какое-то решение или, если необходимо, изменить что-то в себе, для того, чтобы стало лучше». ( Little number )

°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°°

Самый большой урок, который каждому следует выучить?

Вот он: жизнь почти никогда не похожа на прогулку по накатанной дорожке.

Ни для кого, без исключения.

Но Курт Хаммел считал себя сильным.

Насколько сильным, он смог выяснить довольно рано, благодаря годам ада, которые провёл в средней школе МакКинли, терпя непрерывные преследования местных хулиганов и гомофобов. Чьи издевательства не раз заставляли его согнуться, но не сломаться. И в те дни, когда он вспомнил о том, что случилось в доме у озера, он заново познавал собственную силу.

Курт кричал и плакал.

Сгибался под тяжестью этих страшных воспоминаний.

Но не ломался.

Он лишь ненавидел себя с каждым днём чуть больше за то, что забыл всё это и оставил Блейна в одиночестве в том аду.

Потому что ему было непонятно, как он, тот кто обещал, всем сердцем веря своим словам, «Я никогда не скажу тебе прощай», вместо этого, оставил его в самый трудный момент.

Он пытался уцепиться за объяснения, которые Себастиан и отец всегда с готовностью предоставляли ему, но Курту они казались недостаточными и абсурдными.

Сам себе он казался недостаточным и абсурдным.

Финн говорил, что он не покинул Андерсона, если быть точным.

По крайней мере, в некотором смысле, не по своей воле.

В действительности, он продолжал помнить Блейна, пусть и неосознанно, и ждал его в течение многих лет, даже несмотря на Себастиана, и, когда тот появился перед ним, Курт снова практически немедленно поддался своему влечению к нему, хотя подобное было совсем не в его стиле, потому что внутри себя прекрасно знал, кем Блейн на самом деле являлся.

Даже если ему стоило усилий принять это.

С кем бы то ни было другим, сколь бы одиноким он себя ни чувствовал, Хаммел никогда не был бы таким... раскованным. Это было не в его натуре.

Странно было слышать определённые высказывания от Финна, но, возможно, виноват был воздух Чикаго, делавший его более сообразительным и внимательным к деталям.

Дело в том, что Курт прекрасно сознавал, что его брат был прав насчёт этого. Он вступил в связь с Блейном, потому что знал – тот является чем-то большим, нежели просто случайный парень. Он словно бы приблизился к бессознательному воспоминанию о Блейне-подростке, чтобы влюбиться в мужчину, которым он стал, в того взрослого Блейна, столь отличного, и всё же похожего на мальчика, любителя геля и галстуков-бабочек, с которым Курт познакомился в Лайме, а затем снова встретился в Нью-Йорке.

Поэтому истина состояла в том, что Курт был уверен – сейчас он в любом случае был бы здесь, ради него, даже если бы так ничего и не вспомнил, чтобы вернуть его.

Не только из-за того, что они разделили в прошлом, но и из-за того, что связывало их в Нью-Йорке, и что, в некотором смысле, подтверждало то, что Курт понял ещё совсем юношей и что он, возможно, забыл, но о чём никогда не жалел: для него существует только Блейн. Для Курта всегда был только Блейн. И всегда будет только он.

Проблема была в том, чтобы заставить это понять Андерсона.

И вот тут Курт осознавал, что, вся его сила гроша ломанного не стоит. Когда речь шла о Блейне, он чувствовал себя просто влюблённым мальчишкой, и всё.

Ладно, он спел для него, и это стоило ему огромного усилия, потому что уже несколько лет он этого не делал. Он перестал, потому что пение вызывало в нём лишь ощущение пустоты и страха, и решение сделать это ради него, хотя он по-прежнему чувствовал себя неуместным на сцене, говорило ясно: невзирая на страх и трудности, чтобы вернуть тебя, я могу преодолеть всё. Даже эту боль. Подняться на эту сцену, предстать перед всеми теми людьми, которые смотрели на него, потребовало огромной силы. Но Курт знал, что Блейн поймёт. Ну, по крайней мере, он надеялся.

Но это оказалось не так.

Он прекрасно понимал, что Блейн напуган и просто не в силах поверить ему на слово, особенно после надежд, которым он позволил зародиться в Нью-Йорке и которые он же беспощадно разбил на тысячу осколков; но Хаммел был готов сделать всё возможное, чтобы доказать – сейчас он искренен. Даже больше: он был твердо убеждён, что должен ему это, в некотором смысле.

За всё время, что Блейн страдал в одиночестве, несмотря на слёзы, находя мужество, чтобы бороться против своего отца и их палачей.

За всё время, когда Курт не мог подарить ему утешение, просто держа за руку, как делал обычно.

За всё мужество, которое ему пришлось найти внутри себя, чтобы позволить ему жить счастливо с другим, с другим, который был, к тому же, его лучшим другом.

За каждый раз, когда Курт терялся в его глазах, но не узнавал его.

И, прежде всего, за любовь, которую он проявлял к нему и к Бастиану, не отворачиваясь от них, даже когда они, не только его предавали, но и продолжали брать от него снова и снова.

А что он получил в ответ?

Если честно, что получил от них Блейн?

Одну ложь за другой от Себастиана, да несколько случайных трахов от Курта, который делал всё, чтобы не позволить себе дать ему больше.

Нет, если сейчас Блейн устал и не желал больше раздаривать себя, Курт понимал его.

И тем не менее, природный эгоизм не позволил бы ему остановиться, пока Блейн не понял бы, что он искренен и хочет его и только его.

Не воспоминание о том, чем они были, не ту давнюю, может быть, немного наивную, любовь двух мальчишек, ничего не смысливших в жизни, но то, чем они могли бы быть сейчас, несмотря на всё их прошлое. И благодаря ему.

Рискованно, может быть, но Курт имел твёрдое намерение рискнуть.

Жаль только, что Блейн был крайне упрям, в прямом смысле слова, и уж точно не облегчал ему задачу.

Прошло два дня с тех пор как Курт посвятил ему песню, а он продолжал не отвечать на его звонки и сообщения. Некоторые из которых, по совету Себастиана, были довольно-таки откровенными. Ладно, очень откровенными.

И Курт переживал свой персональный небольшой кризис из-за содержания того, что сам же писал, потому что, эти сообщения вызывали в его сознании определённые образы и, соответственно – желания. Желания, которые он, однако, не мог удовлетворить. Холодный душ стал его верным другом в те два дня.

Себастиан посмеивался над ним, хотя и у него самого с Тэдом дела шли не намного успешнее. В ответ на первое же пошлое сообщение он получил: «Отъебись, Смайт» . Может, не слишком изысканно, но лаконично и доступно. По крайней мере, Блейн вообще ничего не отвечал, а посему и не посылал куда подальше.

Это было уже что-то.

Конечно, сходить с ума из-за пары пошлых фраз после того, что они двое вытворяли в те два месяца, проведенные вместе в Нью-Йорке, было, возможно, немного нелепо, но, по мнению Себастиана, подобное было вполне в характере Курта, что Смайт и продолжал повторять ему.

– У тебя всегда случались эти твои моменты в стиле «педик-истеричка», Хаммел, так что всё в норме, – ненавязчиво прогуливался он по любимому мозолю Курта, ещё больше раздражая того.

Не то чтобы ему не хватало именно неприкрытых подтруниваний Себастиана! Если бы сам факт, что он снова пел перед публикой и затянувшееся молчание Блейна оказались недостаточным поводом для того, чтобы довести его до точки, Хаммела доконала бы тревога по поводу плана, который разработали Себастиан, Купер и Джефф и который должен был быть приведён в действие в эту субботу, накануне Рождества, в доме Блейна.

Первая часть, по крайней мере.

А по задумке Купера их намечалось аж пять.

Должно быть, он считал Блейна чересчур упёртым, или Курта совершенно безнадёжным... Хаммел ещё не разобрался.

И теперь ему оставалось сделать только три вещи, которые были аккуратно записаны на листе бумаги, приклеенном к зеркалу в его комнате отеля, а именно:

1. Успокоиться

2. Найти подарок для Блейна.

3. Подобрать сногсшибательный костюм для покушения на вновь обретённую целомудренность (по крайней мере, с тобой, потому что, я думаю, в отношении этого Джона он вряд ли блюдёт невинность) Андерсона.

Очевидно, что последний пункт был добавлен Себастианом, который успел доказать, что знает нового Блейна несколько лучше Курта, а стало быть, следовать его советам, даже если они были обычными, тривиальными сексуальными клише, не повредило бы.

Однако когда список пополнился добавленным Финном пунктом четыре, который гласил:

«4. Забей на одежду в облипку и оголённые плечи! Приготовь для него твои домашние брауни, этими ты его точно завоюешь в один миг!!!», – и он всерьёз задумался об этом, Хаммел начал подозревать, что с головой у него всё куда хуже, чем казалось, если он действительно собирается прислушиваться к советам этих двоих.

И когда затем появился пункт: «5. Никаких брауни! Сосредоточься на максимальном

оголении кожи и джинсах в обтяжку и, окажи мне любезность избегать в ближайшее время твоего брата. Он вроде и мужик, но, похоже, член ему без надобности, раз предпочитает еду хорошему траху. Может, он думает, это просто отросток вроде крючка. Возможно, Рэйчел вешала на него сумочку, пока флиртовала с другими», – и под ним: «6. Иди на хуй, Бас!!!» – Курт сдался и, на всякий случай, решил согласиться со всеми пунктами.

Ну, за исключением, последнего всплеска Финна. Что-то ему подсказывало, что, когда Рэйчел вернётся – а она всегда возвращалась, и каждый раз, неважно, сколько страданий она ему причинила, Финн всё равно принимал её – в тот момент эта анатомическая часть его брата пригодится ему в целости и сохранности.

Хоть Хаммел и не был уверен, благо ли это для Финна.

Учитывая, к чему они пришли, он очень в этом сомневался.

Но он, прислушивающийся даже к советам Себастиана и Финна, уж наверняка был последним, кто мог судить глупости, на которые готово влюблённое сердце, лишь бы заполучить объект своих желаний.

Он был благодарен, что его брат был там с ним, практически отложив на время собственную жизнь, чтобы помочь ему. Когда Финн спросил, почему он не познакомил его с Блейном в Лайме, Курт ему ответил, что они не были достаточно близки тогда. И это было правдой, к сожалению. Но со временем их отношения сильно изменились, они стали настоящими братьями, и Финн сейчас демонстрировал себя не только самым лучшим братом, на которого Курт мог рассчитывать, но и лучшим другом.

Это было первое Рождество, которое Курт проводил не в Нью-Йорке или Лайме, и к тому же, далеко от своего отца. Даже в свои первые, трудные годы в Нью-Йорке, он делал всё, чтобы освободиться на Рождество и День благодарения. Для него, так привязанного к традициям, этот период был особенно тяжёлым. И всё же, Финну удавалось делать так, чтобы он чувствовал себя под защитой семьи.

В конце концов, Курт в этом году попросил у Санты гораздо больше, чем возможность провести это время со своей семьей, в качестве подарка.

После того поцелуя в переулке рядом с баром и воспоминаний, которые за ним последовали, он был ещё более уверен в том, что ему необходимо только одно для того, чтобы чувствовать себя снова целым.

Поэтому он просил Санту вернуть ему сердце.

Поэтому он просил вернуть ему Блейна.

Блейн любил своего брата Купера.

Конечно, он считал его немного странным, со всеми этими нелепыми упражнениями по актерскому мастерству и иногда ему всерьёз хотелось поколотить его, но между братьями такое вполне нормально, так?

Но кроме того, Блейну довелось узнать и оценить также и другую, серьёзную сторону его брата в трудный момент, когда он готов был ожидать помощи от кого угодно, кроме него.

И тем не менее...

Как ни парадоксально, Купер, который по причине разнообразных дел меньше других проводил время с Блейном, несмотря на это, всё же понимал его больше всех.

Но не всегда было так. На самом деле, им пришлось поработать над этим. И это потребовало времени и доброй дозы доверия, особенно со стороны Блейна.

Доверия, которое Купер, однако, ни разу не предал.

Но были и моменты, когда он не очень-то понимал его.

Как, например, однажды вечером, две недели назад, когда Блейн, открыв ему дверь полуголым, потому что уже лёг спать, представил Куперу Джона, и брат весь вечер игнорировал того и продолжал расспрашивать Блейна насчёт Курта и Себастиана, вынуждая из кожи вон лезть, чтобы не дать понять Джону, что именно было между ним и Куртом.

Они всё ещё не поговорили об этом. Хоть он и сам не знал, почему.

Потом были странные дни, как в тот раз, когда Купер заперся с ним в студии в течение почти всей ночи, чтобы записать вместе рождественскую песню, которую собирался подарить молодой актрисе, коллеге по сериалу «Страсти», по которой он тогда с ума сходил… после чего исчез в туалете вместе с блондинкой, которую подцепил в баре за углом, что, впрочем, было как раз нормой.

Или как тем утром, когда он нервно носился из комнаты в комнату словно ужаленный – явный знак того, что он что-то натворил или собирался натворить, Блейн слишком хорошо знал его, чтобы оставаться спокойным, видя его в таком состоянии – в то время как они с мамой готовили обед для друзей, которые должны были прийти, чтобы отпраздновать с ними канун Рождества.

Обычная компания: Джефф, Жанин, и, само собой, Тэд, который проводил каждый сочельник вместе с Блейном вот уже восемь лет. Это началось как раз на следующий год после событий в доме на озере. Тэд был его поддержкой и опорой в тот год, как и во все последующие, не позволяя ему развалиться на части, что являлось неизменным риском в тот период. На Рождество, которое он провёл в Европе, Тэд приехал к нему в Лондон с Ником, Джеффом и Себастианом, чтобы быть с ним. Ведь они с Куртом дали обещание провести Рождество вместе, Блейн намеревался подарить ему кольцо, настоящее, наконец – и всё рухнуло по вине пяти извергов. Так что, да, этот период всегда был тяжёлым для Блейна, независимо от того, сколько времени прошло и что он сделал за это время, каких успехов достиг или сколько парней успело перебывать у него в постели. А позже, когда со временем он сумел спрятать боль в дальнем уголке своего сердца – не заставить её испариться, но хотя бы приручить – привычка осталась, потому что сделалась чем-то действительно ценным для них всех. Это не наводило на плохие мысли, а напротив, напоминало Блейну, насколько он нуждается в том, чтобы кто-то близкий был рядом, а Тэду – сколь многое можно преодолеть, действительно желая этого. Но, прежде всего, это напоминало им о ценности дружбы.

– Жаль, что я не смогла познакомиться с этим Джоном, судя по тому, что рассказывал твой брат, вы довольно близки, – сделала очередную попытку его мать, готовя фарш для индейки.

Она весь вечер старалась разговорить сына об их отношениях с Джоном и о том, что он чувствовал теперь, когда узнал, что Курт всё вспомнил. Но Блейн не мог обсуждать это. Просто потому что не знал, что сказать по каждому из этих вопросов.

– У Джона интервью на одном из нью-йоркских телеканалов, и он проведёт там все праздники до нового года. Мы увидим его по телевизору сегодня вечером, если тебе любопытно. В любом случае, не стоит верить всему, что говорит Купер, мама, мы с Джоном не так уж близки. – И хотя он знал, что это не совсем правда, Блейн знал также, что не готов представить ей Джона. Вообще-то, он и Куперу не хотел его представлять, и не сделал бы этого, если бы его милейший братец соизволил предупредить о своём приезде. Потому что это делало всё слишком серьезным и формальным. Почти официальным. И Блейн не был готов для этого.

Он не был готов и до того как Курт явился в Чикаго, а уж тем более сейчас, когда тот был поблизости и, казалось, хотел сделать всё, чтобы запутать его ещё больше.

Соблазн позвонить Курту, чтобы поздравить с праздником, был огромным.

Так всегда было в течение этих восьми лет, но сейчас, когда это было действительно вполне выполнимо, становилось трудно удержаться.

Они с Джоном много говорили о Курте после того, как он застал его в их квартире, а также перед его выступлением в баре. Блейн, однако, всегда оставался очень расплывчатым, а потом, по какой-то причине, они просто перестали это делать. Он и сам не знал, то ли из-за его нежелания обсуждать это, то ли просто Джон решил закрыть тему, но после выступления Курта и того восхитительного поцелуя в переулке со словами «Не сдавайся, Блейн, не делай этого, прошу тебя», которые он никак не мог забыть, они больше не возвращались к вопросу. На самом деле, они провели два дня относительно спокойно за подготовкой Джона и его группы к выступлениям в Нью-Йорке. Их должно было состояться пять за два дня, и на телевидении, и настоящие мини-концерты.

Как их первооткрывателю и продюсеру ему следовало бы быть с ними. Вот только он никак не мог оставить Чикаго сейчас.

Джон поверил, когда он сказал, что это из-за приезда его матери и брата.

Даже если он сбежал из собственной квартиры вечером после прихода Курта и вернулся только вечером следующего дня, усталый и немного печальный, Джон, казалось, не заметил связи между двумя событиями.

И даже если Блейн отклонил все его предложения заняться сексом после вечера в баре и с тех пор делал так, чтобы им не оставаться вечером наедине – и надо сказать, что Купер помогал ему в этом, и весьма активно, учитывая, что даже при наличии номера в пятизвёздочном отеле он разбил лагерь у него в квартире, где находился практически сутки напролёт – Джон, казалось, не придавал этому значения.

Блейн чувствовал себя дерьмово из-за того, что так поступал с ним. Но это было сильнее его.

Он никогда не был из тех, кто обращается к чужой помощи, чтобы решить свои проблемы, а если когда-то и был, то покончил с этим вечером 12 апреля, восемь лет тому назад в доме на озере, в момент, когда увидел, как Курта насиловали.

И всё же он начинал думать, что позволил себе настолько подпустить Джона только для того, чтобы забыть прошлое. И ему не нравилась эта мысль, поскольку с самого начала он верил, будто между ними существует нечто большее. Чувство, которое со временем могло бы стать настоящим.