Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 50 страниц)

И уже тот факт, что подобная идея родилась у него, для кого кухня была одним из священных мест, где он никогда бы не занялся сексом с Себастианом, демонстрировал, насколько он стал зависим от того, что было между ним и Блейном. Чем бы оно ни было.

Он открыл упаковку презерватива скользкими и дрожащими пальцами, так что ему потребовалось целых три попытки, чтобы раскатать его полностью на всю длину, и затем взял Блейна за бёдра, чтобы отодвинуть немного от стола, на который тот опирался.

Андерсон взглянул на него через плечо и слегка кивнул в знак согласия, сжимая руками край стола.

Курт нажал головкой члена на отверстие Блейна, и его глаза закрылись, а дыхание участилось, когда он проникал в него, сантиметр за сантиметром, пока не оказался внутри полностью, прижимаясь вплотную всем телом к спине Блейна.

Раздался надрывный стон, хотя было неясно, кто из двоих издал его, и одной рукой Курт обхватил Блейна за талию, другой одновременно сжимая до боли его пальцы, вцепившиеся в край стола.

Курт отвёл бёдра назад насколько мог медленнее, хотя, было не очень ясно, с чего ему церемониться, когда было очевидно, что желание Блейна быть оттраханным почти превосходило его собственное желание трахнуть его.

Блейн был настолько тесным и горячим вокруг него, что Курт не мог долго сдерживаться.

Он толкнулся вперёд и снова обратно, продолжая погружаться в Блейна в непрерывном ритме, в то время как Блейн подавался назад, встречая его движения, и единственными звуками было их неровное дыхание и шлепки кожи Курта, который с каждым толчком ударялся о Блейна так сильно, что наверняка оставил бы синяки.

Это было непрерывное столкновение кожи и возгласы, всё более громкие, из раза в раз, пока каждый вздох не превратился в стон, скрывавший имя.

Ртом Курт прижимался к задней части шеи Блейна, часто прикусывая кожу, чтобы сдержать слишком громкий крик.

– Курт, блять Kуу... Курт! – продолжал хрипеть под ним Блейн.

Курт закрыл ладонью рот Блейна, но это было, скорее, рефлекторное действие, он уж точно не хотел заглушать те стоны, что каждый раз сводили его с ума.

Блейн слегка прикусил мягкую кожу запястья Курта.

А затем лёг щекой на деревянную поверхность столешницы.

Курт окончательно потерял голову от такого откровенного и полного подчинения Блейна, так что едва мог дышать, и отпустил себя навстречу белому ослепляющему сиянию от давления, что накопилось у него внутри, а потом взорвалось, рассыпаясь по коже брызгами искр и пламени, и....

– Черт! Блейн! Блейн, Блейн... – закричал он, кончая.

Голос Курта перешёл в бессмысленный шёпот против кожи Блейна, который всё ещё корчился и стонал под ним.

Тогда Курт обернул ладонь вокруг его болезненно пульсирующего члена, и три грубые торопливые ласки спустя Блейн тоже кончил Курту в руку с прерывистым криком, который вполне мог быть его именем.

Курт вышел из Блейна, который задохнулся от неожиданного движения. Потом Хаммел снял презерватив и швырнул его в направлении, где, он надеялся, находилась корзина для мусора.

Повернувшись, он встретил сытый взгляд Блейна, который теперь полностью развернулся к нему, чуть опираясь на стол.

Задыхающиеся и разгорячённые, они застыли ненадолго – глаза в глаза.

Потом Курт сказал:

–Блейн?

– Да, Курт.

– Теперь ты… возьми меня. Сделай так, чтобы я помнил, каково это, чувствовать тебя внутри, пока мы будем врозь.

Блейн затаил дыхание, а его сердце взорвалось в горле от счастья.

И он повиновался, разумеется.

Подобной просьбе он никогда не сумел бы сказать «нет».

Когда наступило утро отъезда, Курт обнаружил некое странное волнение при мысли о возвращении в Лайму.

Чтобы делать всё не торопясь, Кэрол и его отец решили заехать за ними очень рано, и Курту стоило неимоверных усилий вытащить Блейна из постели.

Блейн определённо не был жаворонком. Сам собой напрашивался вопрос – он вообще когда-нибудь работал в своей жизни? И, кроме того, прошедшей ночью они порядочно развлеклись. Не жалея сил, прямо скажем.

Чтобы разбудить его, Курту понадобились две чашки кофе и феноменальный минет.

Не то чтобы он жаловался.

Ему нравилось оказывать ему подобные знаки внимания.

По словам Себастиана, в такого рода вещах он был очень хорош. И, видя реакции Блейна всякий раз, когда он отсасывал ему, Хаммел пришёл к убеждению, что является своего рода авторитетом в этом вопросе.

Ну, в смысле...

У Блейна был обширный опыт в плане секса.

Судя по тому, что он ему рассказывал во время одной из их бесчисленных откровенных пост-сексуальных бесед, он позволял себе множество одноразовых историй, но ничего серьёзного.

Короче, Андерсон бесспорно имел приличный опыт в этой области, и сознание, что то, что он делал, настолько нравилось такому эксперту, давало Курту странное чувство власти – очень приятное чувство.

Как ни странно, гораздо больше, чем когда Себастиан рассыпался на кусочки в его руках.

Учитывая, что они взяли билеты вместе, в самолете у них были соседние кресла, довольно далеко от мест, где сидели Бёрт и Кэрол.

Что обеспечивало им возможность находиться в непосредственной близости в течение трёх часов.

И поскольку они не могли заниматься сексом там, у всех на глазах, им пришлось занять это время разговорами.

Блейн рассказал о своих годах в средней школе в Вестервилле, и Курт – о своих в Лайме.

Ни для одного из них эти времена не были простыми.

Конечно, дела Блейна пошли гораздо лучше после его перевода в Далтон, но до этого он жил в настоящем аду.

Блейн рассказал ему о том, как иногда уже в тринадцать лет он напивался ещё до ужина, о том, как его жестоко избили в шестнадцать и о постоянных стычках с отцом.

Курт посветил его в проблемы, которые были у него с одним хулиганом в школе.

О настоящем спасении, которым стал хоровой кружок под руководством профессора Шустера.

О своей влюблённости в Финна.

О попытке стать гетеро, только чтобы осчастливить отца, и, в качестве результата, о короткой истории с Бриттани.

Обо всём, что Блейн уже знал, разумеется.

Но что позволило ему снова почувствовать себя дома, пока он слушал об этом. Это было, как если бы он заново открывал его для себя, и сам открывался, в свою очередь.

Они говорили также о музыке и телефильмах.

И искренне изумились, узнав, что оба любили до безумия шоу Холостяк.

Блейн заставил его даже посмотреть на своём планшете совершенно жуткий фильм, который назывался «Белоснежка и охотник».

Похоже, какая-то его часть питала слабость к апокалиптическим фильмам, которые, в сущности, не слишком отличались от сказки.

Однако ни один не стал отрицать, что Стюарт могла бы сравниться по красоте с Шарлиз Терон.

Пусть оба были геи, но никто из них не был слепым.

Короче говоря, помимо невероятной сексуальной совместимости, у них с Блейном было ещё много общего.

На втором часу полёта, незадолго до первой посадки, желание Курта заняться сексом с Блейном достигло пика.

Возможно, это было из-за грядущего принудительного воздержания или, может, из-за всего того, что они узнали друг о друге, но Курт всерьёз думал, что никогда не видел парня более чувственного, чем Блейн.

Такая близость к нему, к его запаху, без возможности позволить себе что-то большее, чем лёгкие прикосновения, превращало в кашу его мозг, а вместе с ним и самообладание.

Его разум продолжал подкидывать ему весьма откровенные образы, в которых он брал Блейна на этом самом кресле, прямо на глазах у всех пассажиров, которые, к тому же, чуть ли не аплодировали.

Когда Андерсон заявил, что пойдёт в туалет, Курт подумал, что, возможно, следовало бы попытаться немного поспать, чтобы посмотреть, не отпустит ли его этот острый приступ извращённой фантазии.

Но, к его великому ужасу, он обнаружил, что с закрытыми глазами всё стало только ещё хуже.

И теперь уже оставалось единственное решение.

Курт не знал, что именно подтолкнуло его, на самом деле.

Возможно, это было осознание, что даже если они оба будут в Лайме, всё равно не смогут видеться много.

Или, может, простое желание поэкспериментировать.

Как бы там ни было, он встал.

И последовал за ним.

Блейн был взволнован, как и каждый раз, когда приближался к Лайме.

Там всё ещё встречались, время от времени, люди, которые узнавали его, несмотря на то, что прошло уже целых восемь лет.

И конечно, ополоснуть лицо водой не то чтобы сильно помогало.

Но, по крайней мере, он чувствовал себя немного более освежённым.

Мужество.

Как он всегда говорил Курту, главное держаться за это.

И на протяжении многих лет Блейну пришлось проявить такую дозу мужества, что мало не покажется.

Количество, которое ему было нужно, чтобы справиться с призраками прошлого, было ничтожным в сравнении.

Всё произошло очень быстро.

Он открыл дверь, чтобы выйти, но внезапно оказавшийся перед ним Курт втолкнул его обратно, мгновенно запирая дверь снова.

Кабинка была крайне тесной, так что они практически прижимались один к другому, и Блейн смог сразу почувствовать, что Курт возбуждён.

Ещё до того, как Хаммел начал торопливо расстёгивать его брюки, он уже понял его намерения.

И его организм отреагировал соответствующим образом, воспламеняясь от этих прикосновений, мгновенно.

– Блять, Курт, – прорычал Блейн.

– Чш-ш-ш, не то тебя услышит весь самолёт, – прошептал тот в ответ, прежде чем встать на колени и взять всю его эрекцию в рот.

«Сделай так, чтобы я помнил, каково это, чувствовать тебя внутри, пока мы будем врозь». Так сказал ему Курт прошлой ночью.

И сейчас, вот – он делает ему очередной крышесносный минет в полном пассажиров самолёте.

Всё было бесполезно.

Что бы Курт ни делал или говорил, это раз за разом сводило его с ума.

И он стоял там, играя эту ненавистную ему роль сексуальной игрушки парня, которого любил с каждым днём сильнее, не в состоянии понять, знает ли Курт, какое значение имеют для него определённые слова, когда он слышит их из его уст.

Иногда он испытывал настоящую ярость, когда они занимались сексом.

Инстинктивное желание проникнуть в него с силой, чтобы пометить его кожу.

И всё же, он никогда не сделал бы ничего в этом роде Курту, несмотря на всю боль, он не был зол прошедшей ночью.

Напротив.

Может быть, впервые с тех пор, когда они начали то, что было между ними, он был решительным, да, но также нежным и спокойным.

Он пытался донести до Курта не только своё желание, но и любовь.

Он двигался медленно, ни на миг не прерывая визуального контакта с его прекрасными глазами.

И продолжал целовать его, пока двигался.

Впервые он позволил себе не трахать его.

Но заниматься с ним любовью.

Но Курт… он понял это? Он понял, что Блейн хотел большего?

Хотел, чтобы Курт скучал по нему.

Хотел, чтобы он признал, что между ними было больше, чем сказочный секс.

Хотел, чтобы Курт узнал и другую его сторону.

Ту, в которую влюбился в своё время.

В то время как Курт продолжал заглатывать и вылизывать его умело и решительно, Блейн улыбнулся своему отражению в маленьком зеркале.

Это станет его новой миссией.

Он сделает всё, чтобы постараться завоевать то, что Себастиан взял обманом.

И если это делало его эгоистом и последним мудаком, ему было всё равно.

Раз в жизни он хотел быть таким.

Он хотел выложиться до конца и продолжать, пока Курт не подаст признаков, что помнит то, чего не должен.

Только в этом случае он остановится.

Потому что это было единственным обещанием, которое он готов был сдержать любой ценой.

После этого каждая мысль утратила последовательность, и он растворился в ощущениях.

Лайма всё ещё была точно такой, как Курт её помнил.

Безликой, скучной, маленькой и удушающей.

Даже ещё больше, после всего этого времени, проведённого в Нью-Йорке.

Блейн ненавидел это место по тысяче причин.

Избиение, которое он перенёс в школе, насмешки и издевательства, последовавшие за ним, нежеланное назойливое внимание к собственной персоне после страшных событий восьмилетней давности.

Но что более важно, он ненавидел его, потому что именно там ему пришлось слишком многому сказать прощай, в первую очередь, Курту и своему счастью.

Курт любил возвращаться в свой старый дом, в ту комнатку, где пережил так много прекрасных и печальных моментов.

К призам, выигранным, когда он участвовал в школьном хоре.

К своим мечтам о будущем, которым не суждено было стать действительностью.

К кухне и ласковым заботам Кэрол, которой на редкость деликатно и ненавязчиво удалось взять на себя роль матери в его жизни, с тех пор как он потерял свою.

Он скучал по тем дням, когда Кэрол приносила ему завтрак в постель и задерживалась, чтобы поболтать обо всём на свете.

Он понял, насколько ему всего этого не хватало, только когда они воскресили эту их старую традицию уже на следующее утро по их возвращении в Лайму.

Блейн не чувствовал больше своей ни одну из множества комнат этой виллы, такой безликой и почти стерильной, где его мать упорно продолжала жить в полном одиночестве.

Кроме небольшого потаённого сада, который его мать устроила специально для него, когда ему было семь лет, и который он разделял с братом Купером а, став старше, с Куртом, много раз.

Там он всё ещё был дома.

Конечно, встречи с матерью всегда его радовали.

Он любил её несказанно и с ней ему было безумно весело.

Но, Джули Андерсон была также женщиной довольно замкнутой и закрытой, с которой Блейн не мог говорить о многом, слишком о многом.

У Курта в Лайме по-прежнему было много друзей, к которым всегда хотелось вернуться.

Мистер Шустер, всё ещё счастливо женатый на мисс Пилсбери.

Арти, ставший довольно успешным режиссёром музыкальных клипов для MTV, теперь решившийся реализовать свой первый настоящий проект – фильм, действие которого разворачивалось как раз в Лайме.

И потом, Пак и Куинн, которые жили вместе с тех пор, как объявили о помолвке, и мать Пака заболела.

Он уже созвонился со всеми по телефону, и они договорились повидаться в течение тех нескольких дней, что Курт собирался провести в Лайме.

У Блейна, помимо матери, никого больше не было в Лайме.

Все его друзья по Далтону разъехались в другие города.

Трент, Джефф, Тэд и Уэсс жили практически вместе с ним в Чикаго.

Единственный человек, оставшийся в Лайме, с которым Блейну действительно хотелось повидаться, был Ноа Пакерман, и он уже позвонил другу, чтобы договориться о встрече.

Потом, естественно, был его брат, который, время от времени, приезжал проведать его даже в Чикаго, особенно когда был в поисках новой роли.

Однако, с тех пор, как он получил роль доктора Кристофера Лэйсона в сериале Страсти, его визиты стали реже, и день рождения матери был единственным временем, которое они действительно могли провести вместе.

Блейн дождаться не мог, чтобы увидеть его снова.

Кэрол держала Курта крайне занятым в первые три дня.

Шоппинг, чтобы обновить немного дом и её гардероб.

Она обожала вкус Курта, и спешила им воспользоваться, когда могла.

Бёрт тоже проводил с сыном столько времени, сколько мог.

Его политическая карьера давно осталась в прошлом, и в мастерской дела шли так хорошо, что теперь их стало три, и управление было возложено на других людей.

Наконец-то, жизнь Бёрта сделалась проще, но он никогда не был лентяем, и если у сына были на этот счёт сомнения, они развеялись без следа, учитывая, сколько всего отец с сыном успели переделать в те дни.

Он, само собой, не мог этого знать, но Бёрт просто присматривал за ним.

Мужчине не слишком понравилось то, что он узнал о Себастиане.

Нет, он не винил его, как он мог?

Он обожал Себастиана, в любом случае, и, по словам Блейна, его сын был жив, благодаря вмешательству Смайта.

Однако, Бёрт не мог не чувствовать себя немного разочарованным, так что не упускал случая, чтобы похвалить Блейна.

Курту всё это казалось очень странным.

Но, как Бёрт уже сказал Блейну, на этот раз он готов был сделать всё, чтобы уберечь сына от опасности.

Бёрт, не мог знать, кто из них с Себастианом представлял меньшую опасность, и, следовательно, действительно заслуживал второго шанса.

Однако, он знал своего сына и, как уже успел сказать Кэрол, заметил, как Курт смотрит на Блейна.

Это был взгляд, которым он смотрел на него восемь лет назад.

Взгляд, который был у Курта, когда он обнаружил, что влюблён в него.

Всё это его страшило, да.

Но заставляло также чувствовать, будто ему дана ещё одна возможность, чтобы сделать всё правильно на этот раз.

Вопрос состоял только в том... будет ли это правильным выбором и для Курта?

Мать Блейна не слишком любила выходить в свет.

Она всегда говорила, что на её вилле было всё, что могло ей понадобиться.

Небольшой сад, где можно отдохнуть, читая книгу, бассейн, чтобы освежится в прохладной воде.

А при желании всегда можно было отправиться в книжный кружок, который собирался раз в месяц, или кантри-клуб, куда она ходила, в основном, чтобы пообедать с подругами.

Она старалась держаться подальше от сплетен, которые по-прежнему преследовали её даже по прошествии этих восьми лет.

Часто Куп и Блейн спрашивали её, почему она не продаст дом и не переедет куда-нибудь ещё.

И ответ всегда был один.

Она не собиралась сбегать из места, которое всегда было её домом из-за чужих преступлений.

И с того момента как Блейн вернулся, не было и дня, чтобы они не отправились посмотреть выставку или посетить музей, или сходить в кино.

Они отлично развлекались вместе, а с приездом Купера всё стало бы просто идеально.

Оглядываясь на своё прошлое, возможно, они не могли бы назвать себя идеальной семьей.

Но дружной семьёй они точно были.

Особенно сейчас, когда отец Блейна был исключён из уравнения.

Как Курт, так и Блейн, в общем и целом, были счастливы находиться там, где находились.

И всё же, было нечто, чего обоим не хватало и что пробуждало в них ностальгию.

Курт, например, скучал по глазам Блейна.

Они были странного неопределённого цвета, тёмные, но с многочисленными вкраплениями, из-за которых казались более светлыми при определённом освещении.

Но незабываемыми для Курта их делало выражение, с которым они смотрели на него, то, как заставляли его себя чувствовать.

Прекрасным… совершенным.

Ему не хватало того, как эти глаза следили за ним, когда он просто двигался по комнате.

Ох, чёрт возьми!

Ему не хватало Блейна, а ведь он не видел его всего три дня.

Блейн почувствовал нехватку Курта, когда они попрощались в аэропорту.

Нет, чушь собачья!

Он чувствовал её восемь долгих лет, и если в течение всего этого времени ему мастерски удавалось игнорировать это, то с тех пор, как он вернулся в Нью-Йорк, лгать себе сделалось невозможным.

Блейн скучал по рукам Курта.

Тем, что заключали его в своё кольцо и никогда не отпускали.

Тем, что умели дарить ему наслаждение тысячами способов.

Тем, за которые он сам хватался, когда всё становилось слишком трудно.

Как они и предвидели, у них не было ни малейшей возможности видеться в Лайме.

Но зато они обменялись кучей сообщений за это время.

Блейн написал ему вечером в день их прибытия, чтобы пожелать спокойной ночи.

Курт ужасно обрадовался, хоть и не ожидал этого, или, возможно, именно поэтому.

Однако, отвечая, он не позволил себе многого и написал просто «И тебе».

На следующий день Блейн снова прислал ему немного безумное и абсурдно длинное сообщение, в котором описывал все свои впечатления от Лаймы, а затем спрашивал, показался ли ему город таким же, каким он его помнил.

Курт не очень понял смысл этого вопроса, но признался, что сейчас, когда он видел всё глазами взрослого, это место казалось ему, определённо, куда более мелким и гораздо менее угрожающим.

И они продолжали так довольно долго.

Обмениваясь воспоминаниями и впечатлениями.

В какой-то момент они даже начали обсуждать дела семейные.

Когда он заметил, что их сообщения начали принимать слишком интимный характер, Курт перевёл стрелки на секс.

Он ощущал себя куда уверенней на этой территории с Блейном.

Хаммел всё ещё испытывал неловкость после того как они занялись любовью – да, любовью, а не сексом – в ночь перед отъездом.

И хотел вернуть всё в привычную ему стезю.

Но Блейн, к его огромному неудовольствию, внезапно исчез до следующего дня, когда написал, что ему, наконец, удалось убедить мать пойти с ним на футбол, который он обожал, и что он не мог отвечать на его сообщения, поскольку был слишком занят, объясняя матери динамику игры.

На самом же деле, когда Андерсон понял, что делает Курт, он перестал отвечать ему, но не из-за матери, а из собственного принципа.

Заняться с ним секстингом было бы крайне возбуждающе.

Настолько, что Блейну пришлось буквально применить к себе насилие, чтобы не ответить, а затем принять очень холодный и очень долгий душ, чтобы прогнать все успевшие сформироваться в сознании образы.

Но, как он пообещал себе, он собирался заставить Курта пойти с ним дальше этого.

Не уступить его самым инстинктивным желаниям, было первым шагом.

Блейн ждал его слишком долго

И не хотел стать чем-то банальным и само собой разумеющимся для него.

Пусть теперь уже Курт поищет его и ощутит его отсутствие.

Несмотря на это желание, он всё же был удивлен, когда Курт позвонил ему, чтобы пригласить на ужин в тот четверг.

Андерсон согласился, хотя всё подсказывало ему, что появляться вместе в этом городе не было хорошей идеей.

Вдруг кто-нибудь узнает его и примется задавать Блейну чересчур конкретные вопросы в присутствии Курта?

Иногда попадались слишком напористые люди.

И Блейн оставался, будучи единственным несовершеннолетним среди вовлечённых в события восьмилетней давности, весьма известным лицом в Лайме.

И всё же, да, он согласился, потому что это позволяло ему увидеть Курта и провести с ним немного времени.

И в тот момент ничто другое не имело значения.

Курт, со своей стороны, даже не знал, почему в нём вспыхнуло это непреодолимое желание пригласить его.

Он почувствовал себя немного отодвинутым в сторону, читая последние сообщения, и, хотя понимал, насколько глупо испытывать такое из-за семьи, которая, естественно, всегда была на первом месте, по сравнению со всем остальным, включая друзей с привилегиями – и если приглядеться, не такие уж они были и друзья – это было сильнее него.

Он действовал инстинктивно, как часто делал, когда речь шла о Блейне.

Но впервые Курт хотел узнать кое-что о нём.

И не то, что касалось и Себастиана тоже.

А только его. Блейна.

Ещё будучи мальчиком, Курт часто думал, как бы ему хотелось встретить другого парня гея, который не постеснялся бы вслух признать, каким привлекательным он его находит и как он его возбуждает… даже в развязных или вульгарных выражениях.

Ведь, в сущности, практически любого подростка с бурлящими гормонами посещают фантазии о том, чтобы найти плохого парня с ледяным сердцем, которое оттаивает только в его присутствии.

И Курт не был исключением.

Только вот, когда потом такое начало происходить по-настоящему, это вызвало у него полнейшее отторжение.

И он практически впадал в истерику, если кто-то пытался коснуться его слишком откровенно.

Когда он рассказал об этом школьному консультанту, наблюдавшему его после той аварии на джипе, о которой он ничего не помнил и после которой он не только остался прикован к постели в течение многих недель с множеством ран – в том числе и в местах, совершенно невообразимых для авто-аварии, вообще-то – но и лишила его части воспоминаний последнего года, психолог ответила, что, возможно, это было связано с какой-то его старой травмой.

Но Курт понятия не имел, что могло привести к такому отрицанию физической близости, и какую ещё травму он мог получить, кроме аварии, о которой ничего не помнил.

У него ушло два года, чтобы позволить Себастиану заняться сексом с ним, хоть они познакомились ещё в его последний год старшей школы, и он сразу понял, что был небезразличен Смайту.

Вначале он не выносил, если тот был более грубым, чем обычно.

Постепенно ему удалось оттаять отчасти, но не совсем.

Даже с Себастианом.

Со временем Курт пришёл к убеждению, что, должно быть, он просто немного более стыдлив по природе, чем считал раньше.

По крайней мере, до тех пор, пока не появился Блейн.

С ним Курт сумел раскрепоститься в одно мгновение и без малейших к тому усилий.

Блейн изменил слишком многое в его жизни в очень короткое время.

И Курт никак не мог игнорировать это.

Именно эти мысли занимали его, пока он сидел за столом в безликом невзрачном заведении, одном из многих подобных в Лайме, и ждал возвращения Арти из туалета.

Они назначили встречу в этом месте, потому что оно было неподалёку от съёмочной площадки фильма, который режиссировал Арти.

Фильм рассказывал о юном талантливом спортсмене, внезапно оказывающемся лишённым своего блестящего будущего в спорте из-за аварии, в которой теряет ноги.

В этот момент парень вынужден не только приспосабливаться к новому состоянию, но ещё и искать что-то другое, что сможет придать смысл его жизни.

По мнению Арти, который был не только режиссёром, но и сценаристом, фильм обещал стать серьёзной драмой с хорошей дозой чёрного юмора, что должно было привести его к успеху.

Курт на это надеялся.

Он видел некоторые его музыкальные видео, и уже в них был заметен несомненный талант друга.

– А ты что скажешь? Пишешь ещё свои сценарии? – спросил Арти, вернувшись.

Со временем его друг стал весьма привлекательным мужчиной.

Он не носил больше очки и сменил подтяжки на рубашки из шёлка.

Единственным, что не изменилось, было инвалидное кресло.

– Пишу кое-что… не совсем сценарии, рассказы, пожалуй, – ответил Курт. – Ну, назовём это новеллами, если хочешь. Я никогда не изучал кинематограф, если не считать пару коротких курсов в НЙАДИ, и не знаю, можно ли то, над чем я работаю, действительно назвать сценарием.

– Ты шутишь? Последний, что ты дал мне прочесть, для той вашей работы в НЙАДИ, когда вы должны были сами снять рекламу… это было потрясающе! Мне хотелось бы прочитать что-нибудь ещё, Курт.

– Ну, не знаю. Есть кое-что, над чем я работаю сейчас, да, но…

– Никаких но. Пришли мне черновик, на мою электронную почту, – убеждённо сказал Арти, протягивая ему визитную карточку. – А теперь скажи мне, как дела у Себастиана?

О… а вот и он, вопрос, который всё ещё был способен разом отнять все силы у Курта.

Тот, на который он никогда не мог ответить честно.

– Ничего… всё по-прежнему. Не видно серьёзных признаков улучшения. Я не думаю, что он когда-нибудь очнётся, – и собственные слова заставили Курта застыть на месте.

Он даже и не заметил, как они сформировались в его сознании.

И когда он начал так думать?

Когда он сдался?

Неужели это из-за Блейна он готов был отпустить Себастиана? Он действительно был таким ничтожным человечишкой?

Слёзы рекой потекли по его лицу и, сам того не осознавая, Курт начал говорить Арти о Блейне, о том, что произошло между ними, о том, что, как ему кажется, он испытывает.

Среди всех, помимо Мерседес, совершенно неожиданно для Хаммела, именно Арти стал тем, кому он доверился.

– Господи… прости, Арти, если я вывалил всё это на тебя, – спохватился он, когда понял, что натворил.

Арти смотрел на него пристально, но на его лице не было признаков осуждения или упрёка.

Напротив, он понимающе улыбался с сочувствующим выражением.

– Курт, не смеши меня, пожалуйста. Мы ведь друзья, разве нет? А теперь, если ты готов принять мой совет... Курт, не сдерживайся. Не вини себя и, прежде всего, пожалуйста, перестань портить себе жизнь из-за того, в чём ты не виноват. Этот Блейн, тебе хорошо с ним?

– Я… да, думаю, да.

– Ты не можешь винить себя в этом, Курт.

– Но это неправильно по отношению к Себастиану...

– Истории любви заканчиваются, Курт. Знаешь, что, на самом деле, неправильно? Что ты продолжаешь лгать себе и Себастиану, из одного только чувства жалости. Это несправедливо и по отношению к тебе, и к нему. И к этому Блейну. Ты пользуешься им, судя по тому, что ты мне рассказал. Ты цепляешься за него, чтобы не оставаться одному, из страха, злости, желания... и ничто из этого не является достойной причиной, чтобы делать то, что ты делаешь, уж поверь мне.

– Значит, по-твоему, я должен порвать с Блейном?

– Если это то, чего хочет твоё сердце, да. Но если твоё сердце хочет действительно узнать его и идти дальше, как мне кажется из твоих слов, не отказывайся от этого только из-за мыслей о Себастиане или из извращённого чувства долга. Прислушайся к нему, Курт. Следуй за своим сердцем. Оно знает, что правильно.

Раздражающее покалывание под носом мучило его уже пару минут.

Но каждый раз, когда в дрёме он с трудом протягивал руку, чтобы почесаться, там ничего не оказывалось.

Купер.

Блейн прекрасно знал, что это он.

Вероятно, он щекотал его пером или чем-то в этом роде.

Это был старый трюк, и если бы Блейн был хоть немного менее сонным, не попался бы даже на эти две жалкие минуты.

– Куууп, прекрати, – сумел он прошепелявить, наконец.

– Нет! Какого чёрта, шустрик! Откуда ты узнал, что это я?

О, а вот и голос.

Который сделал присутствие Купера в его комнате реальным.

Наконец-то.

Блейн резко проснулся и подскочил, определённо, слишком бодро, для Блейна Андерсона, ещё наполовину в дымке сна.

И в буквальном смысле бросился в распахнутые объятия брата.

– Эй, братишка, потише, не то все рёбра мне переломаешь! – пошутил тот, не ослабляя собственную хватку, однако. – Как дела, Блейни? Мама сказала мне, что случилось с Себастианом, – продолжил затем Куп, отстраняя от себя брата, чтобы взглянуть ему в лицо.

И Блейн рассказал ему.

Рассказал, как мучительно было оказаться перед Себастианом, неподвижно лежащим на той кровати.

О том, каково было увидеть обломки его мотоцикла.

Он рассказал даже о Мадлен Смайт и её постоянных замашках Снежной королевы.

Блейн не сказал своей матери про Курта.

Он собирался сделать это, но решил отложить, потому что не хотел испортить праздничную атмосферу дурными воспоминаниями.

С Купером, однако, он не мог молчать.

– Я видел Курта, Куп, – сказал он.

– Ох, чёрт! И где?

– У Бастиана, они.... они по-прежнему вместе.

– Шустрик, мне так жаль. Наверное, было нелегко снова сказать ему прощай.

– Вообще-то, я не сказал ему прощай.

– А что ж ты сделал? – слегка недоверчиво спросил Купер.

Блейн перевёл дыхание и решился поведать Куперу обо всём.

С ним он мог говорить о чём угодно.

Это было не так до того, что произошло восемь лет назад.

Между ними существовало своего рода артистическое соперничество.

Ситуация изменилась после того, что случилось с Блейном.

Его брат оставался рядом с ним всё время, и даже если основное он сделал в одиночку, Блейн всегда мог рассчитывать на него.

С тех пор Блейн больше ничего не скрывал от Купера.

И зачем?

Куп видел раненым, сломленным, униженным, слабым и побеждённым. И не испугался. Не оставил его.