Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 50 страниц)

Но его глаза оставались теми же.

Живыми и выразительными, как всегда.

И сейчас они смотрели на него пристально и требовательно.

– Ты… ты живёшь с Куртом.

Это не было обвинением.

Или, по крайней мере, не прозвучало как обвинение.

Просто утверждение.

Поэтому Блейн искренне ответил «Да».

– Почему?

– Ему нужна была помощь в разрешении некоторых проблем.

– И... и всё?

– Да, Бас, и всё, – солгал Блейн, внутренне противясь этой лжи. Но в тот момент… что ещё он мог сказать?

– Андерсон, ты как всегда… готов… жер… жерт… да ну всё к чёрту!.. Ради всех! – сказал Себастиан с оттенком усталости в голосе, но глядя с облегчением и даже весельем теперь. – А сейчас, я жду честного ответа, – произнёс он, снова становясь серьёзным, что не предвещало ничего хорошего. – По-твоему, в та... таком виде, есть у меня шанс… покорить какого-нибудь... доктора или, может, мед… медбрата?

– Честно, Смайт? Ты так дерьмово выглядишь, что на тебя не встанет даже у древнего рахитика, который не видит нормальную задницу годами!

Вот… это были они – их шутки, их манера разговаривать и общаться друг с другом.

Блейн не смог сдержать смеха.

Искреннего, принесшего облегчение, смеха, к которому вскоре, хоть и с трудом, присоединился Себастиан.

Ещё не время было говорить о многом, но самое главное он выяснил.

Вот это.

Это был его друг, Бастиан.

Это был он.

Он вернулся.

И это было превыше всего.

Превыше того, что Себастиан сделал ему.

И того, что Блейн делал, в свою очередь.

По крайней мере, пока.

Тэд.

Тэд здесь.

Блейн пошёл позвать его, и сейчас я увижу его тоже.

Готов я к этому?

Не знаю.

Знаю только, что я устал.

Болит всё… и хочется пить, но мне нельзя.

Ещё рано.

Некоторое время придется довольствоваться этими чёртовыми капельницами вместо еды и питья.

Мой желудок не примет ничего, потому что должен привыкать постепенно к твёрдой пище.

Так мне сказали.

Блять, как хочется съесть... как же называются эти бутерброды? Ах да, чизбургер!

Чувствую слабость, и это мне не нравится.

Я чувствую себя инвалидом, и это меня бесит.

Или это из-за Тэда?

Он мой друг, и я хочу его видеть.

Я хотел бы увидеть и Трента, Джеффа и Ника… и Уэса, интересно, что ещё учудил этот засранец...

И… как же его зовут... Дэвид? Кажется, так… по нему я тоже соскучился.

Думаю, я по всем соскучился.

Попрошу Блейна позвать их, потому что я хочу их видеть.

Они моя семья.

И сейчас мне нужна моя семья.

Тэд задыхался.

Уже, как минимум, в двадцатый раз он возвращался назад после очередной попытки сбежать, с тех пор, как Блейн сообщил, что он может зайти к Себастиану.

Возможно, весь этот выпитый кофе не способствовал успокоению, но ему пришлось ждать сообщения Блейна почти три часа.

И он не хотел спускаться вниз, чтобы наткнуться снова на Курта, потому что знал – тот вправе не желать его присутствия там, точно так же, как его правом было там находиться, чтобы увидеть Себастиана.

Увидеть его и снова, наконец, обнять.

Когда Себастиан в последний раз был в Чикаго, прежде чем оказаться в коме, Тэд выставил ему ультиматум.

Он должен был сделать выбор, с кем хочет быть, потому что Харвуд не хотел больше ждать.

Сейчас этой неопределённости для него не существовало.

Курт сказал ему, что после аварии, в больнице, ему показали личные вещи Смайта, в числе которых было и кольцо.

Которое потом исчезло.

Курт думал, что Себастиан хотел просить его выйти за него замуж, и Тэд был уверен, что так и есть.

Почему бы и нет?

Он всегда выбирал Курта, в течение последних трех лет.

И хотя каждый раз, когда он возвращался к нему, и как сказал Курт, в некотором смысле, всегда выбирал и его, каждый раз, когда улетал в Чикаго, именно с Куртом он проводил большую часть времени.

Жил с ним.

От Курта он скрывал Эрику из страха потерять его.

И для того, чтобы быть с ним, он рисковал одной из самых важных драгоценностей, которыми обладал – своей дружбой с Блейном.

Когда Себастиан пропал, он, не зная об аварии и коме, убедил себя, что тот действительно сделал выбор и предпочёл Курта.

Узнав правду, даже если с трудом признавался в этом и самому себе, какая-то часть его снова вцепилась в надежду, что этот выбор, на самом деле, ещё не сделан, что у него мог ещё быть шанс.

Но потом Курт рассказал ему о кольце, и его мир снова рухнул.

В конце концов, Себастиан действительно сделал то, о чём Тэд попросил его.

Он сделал свой выбор, и пусть выбрал он не его, Себастиану удалось его удивить.

Он прошёл последние метры, которые отделяли его от комнаты Себастиана, будто бы находясь внутри мыльного пузыря.

Он видел себя будто бы извне: как он двигается по коридору, как открывает дверь, входит в комнату.

С полным ощущением, что он просто сторонний наблюдатель.

Блейн немедленно взял его за плечи, когда заметил, что Харвуд не в состоянии оторваться от двери, к которой прислонился, казалось, в поисках хоть какой-то опоры, не смея поднять глаз.

– Всё в порядке, Тэд! Я подожду тебя снаружи, если хочешь? – тихо сказал он ему на ухо, потому что понимал его.

– Нет, я... не нужно, Блейн, спасибо, – сказал Тэд так же тихо, отходя от двери и позволяя ему выйти.

Затем Блейн оставил его, тепло улыбнувшись и коротко сжав на прощание плечо, словно желал передать ему частичку своего мужества.

И одному Богу было известно, как сильно он в нём нуждался.

Только тогда он повернулся к кровати.

В этот момент Тэд вспомнил, что много лет назад, когда он был ещё совсем ребёнком, бабушка говорила ему, что в любви нужно быть очень осторожным.

Что, доверяя кому-то сердце, ты полностью открываешься перед ним, и это удивительно и прекрасно, да, но… это также даёт этому человеку власть сломать тебя.

Тэд думал, что был осторожен.

Даже если, сознавая, что его история с Бастианом не была полноценной и отчасти односторонней, он всё равно уступил чувству, целиком отдаваясь ему.

Но теперь, вновь встретившись взглядом с глазами Себастиана, с этими зелёными омутами, которые он так любил и в которых столько раз тонул и терялся… теперь он понял, что всего лишь обманывал себя.

Всё это время он только и делал, что лгал самому себе.

Разлюбить, вот что сложнее всего.

Быть вынужденным делать это из-за непрерывных измен – самое худшее.

Его доверие было разбито вдребезги, как и его сердце.

На осколки, которые, возможно, никогда уже не склеить, потому что они больше не подходят друг другу.

Вот, в какой пустыне Смайт оставил его.

И, несмотря на страх, Тэд сделал шаг вперёд, не отрывая взгляда от глаз Себастиана, как и в день, когда впервые увидел его одиннадцать лет назад.

Невольно ему подумалось, что всё, в чём он нуждался, было прямо там, на этой кровати… но был ли это ещё его Себастиан?

Чёрт… был ли он его хоть когда-то?

– Тэд, – произнёс Себастиан, шепча это имя словно молитву.

И не потребовалось ничего больше.

Тэд бросился к нему, в его объятия, которые распахнулись перед ним.

И оказавшись, наконец, в окружении тепла его рук, он почувствовал, будто умирает.

Всё… всё, что он делал в течение этих десяти месяцев, с тех пор, как Бас вышел из его квартиры, со злостью захлопывая дверь за спиной, было одно сплошное ожидание.

Ожидание этого момента.

Ожидание прикосновения этих рук.

Этого голоса.

Возможности простить.

И теперь… ничего.

Ничего, стало быть.

Он ничего не помнил.

Себастиан не помнил его.

Не помнил их.

Не помнил...

Тэд по-прежнему прижимал его к себе, слушая слова, которые, с трудом, Себастиан произносил, положив голову на его плечо и щекоча дыханием его шею... и всё теряло смысл.

Себастиан говорил… на самом деле, он довольно много говорил, продолжал говорить и говорить, и ещё говорить, но Тэд не в состоянии был понять ни слова.

Звук касался его ушей, и через секунду значение того, что он только что услышал, улетучивалось из его сознания.

– Боже мой… мы… мы не виделись… со… со времён Далтона, правильно? –всё началось с этого простого вопроса.

Один чёртов безобидный вопрос – и весь его мир рухнул.

Согласно рекомендации врача, следовало сообщить об этом медсестре, если его самого на месте не окажется, чтобы помочь в диагностике состояния Смайта

Только Тэду в тот момент уж точно было не до этого.

Он был не только разочарован.

Но снова ранен… ранен смертельно.

И с него было довольно.

– Я… прости, Тэд… я устал... ты не против, если… – сказал вдруг Себастиан, заметно утомлённый, отстраняясь от него.

– Нет. Нет, Бас. Конечно, я понимаю. Отдыхай. Увидимся в другой день, не беспокойся, – это были первые слова, которые он произнёс, и прозвучали они фальшиво и глупо, даже для него самого.

Он развернулся, собираясь уйти, но вдруг его ладонь оказалась в руке Себастиана, слабой и нерешительной.

Но такой чертовски горячей.

Его взгляд упал на их сплетённые руки, как и взгляд Себастиана, и неуловимая дрожь на мгновение охватила обоих.

– Тэд, ты не... не... не вернёшься... в Чикаго сразу, правда? Ос… останешься ещё немного?

– Да, думаю, да, – ответил Тэд, удивляясь, как ещё ему удаётся держаться на ногах, настолько опустошённым он себя чувствовал.

– Спасибо. Спасибо… что зашёл, – добавил тогда Бастиан, отпуская его руку и закрывая глаза.

– Не за что, отдыхай теперь, – повторил Тэд на автомате, выходя из комнаты, даже не оборачиваясь больше.

Девять месяцев.

Девять месяцев ожидания, и всё заканчивалось… так?

Всё, что он получил – дружеское «спасибо», а три года любви… просто исчезли?

Боже, как, чёрт возьми, выносил это Блейн? Как?!

Его сознание походя отметило, что в коридоре никого не было, даже Блейна.

Видимо все ушли, чтобы дать отдохнуть пациенту.

Но Тэду было всё равно.

Он никогда не был из тех, кто легко пускает слезу, но выйдя из больницы, по дороге к своему отелю, Тэд плакал.

Плакал безудержно.

Плакал, уступая всей накопившейся тревоге и волнению.

Плакал, давая волю своему горю.

И плевать ему было на тех, кто останавливался поглазеть на него.

Он плакал, потому что ничего другого ему не оставалось.

Плакал, потому что это было его последним «прощай».

И от этого некуда было деться и невозможно спрятаться.

Потому что, когда годами живёшь надломленным, потом единственное, чего желаешь – снова стать целым.

И то, каким образом он встретил конец этой многострадальной истории, которая изменила его, разорвала на части, подчинила и, наконец, разочаровала, было отвратительно.

Себастиан выбрал.

Он сделал это и за него тоже.

Он его забыл.

А ему оставалось лишь смириться.

Потому что не за что было больше бороться.

И Тэду было бы достаточно одного грёбанного воспоминания…

Курт услышал, как Блейн вернулся, уже глубокой ночью.

Он ждал его весь день.

С того момента, когда сразу же после обеда вернулся домой, поскольку врачи заявили, что к Себастиану никого не пустят до завтра.

Всё это время он пребывал в таком волнении, эйфории и тревоге, одновременно, что не мог усидеть на месте.

Он позвонил отцу, Финну и даже Фейт, чтобы сообщить им о пробуждении Бастиана.

Затем он известил также Сантану, Бриттани и Мерседес, и все три подруги вовлекли его в импровизированное празднование с пивом и снеками.

Но и этого оказалось недостаточно.

Оставалось проинформировать только миссис Бингли, но уже несколько дней её было не видно, а на звонок в дверь никто не откликался.

Странно.

Дочь женщины жила очень далеко, в Шотландии, если Курт не ошибался, и Люси почти никогда не отлучалась надолго, учитывая, что не навещала её из-за страха перелётов.

Дочь всегда сама прилетала погостить к ней.

Может, у Люси возникли какие-то проблемы?

Но даже волнение за миссис Бингли не помогало избавиться от беспокойства, которое он чувствовал из-за Блейна.

Он всё ещё находился в смятении от того, как тот смотрел на него и говорил.

Курт не понимал причины такого поведения.

И он чувствовал себя так, будто готов сломаться, а время шло медленно, и новостей от Блейна всё не было.

На телефонные звонки он не реагировал.

Как и на сообщения.

И Курт сходил с ума.

Он продолжал отвечать на телефонные звонки друзей Бастиана, которые звонили, чтобы убедиться в правдивости радостных вестей.

Те же самые друзья, которые не вспоминали о нём в течение всех этих девяти месяцев...

Он открывал дверь соседям, которые приходили поздравить его.

И улыбался их доброжелательному вниманию.

И тем временем ждал.

Он приготовил ужин.

Даже поел – немного, но всё же – и после принял душ.

Наконец, Курт постелил диван-кровать для Блейна, думая, что, если он вернётся поздно, это проявление заботы будет ему приятно.

И потом начал читать книгу, в которой не понимал ни слова.

Потому что ожидание перекрывало всё.

Но лишь в два ночи он услышал звук проворачивающегося в замочной скважине ключа.

В полной тишине, которая, словно колпак, накрывала дом, слабый скрип двери прозвучал с силой выстрела.

Курт встал с постели и пошёл, ориентируясь на шумы, которые привели его к кабинету Себастиана.

Блейн сидел в любимом кресле Смайта, рядом с журнальным столиком, на котором тот обычно держал свои книги.

Сейчас там стояла только бутылка с жидкостью янтарного цвета и наполовину полный стакан.

Блейн поднял голову, когда Курт вошёл и зажёг настольную лампу, чтобы немного рассеять темноту комнаты.

– Что тебе? – спросил он резко.

Он не был пьян.

И уже одно это порадовало Курта немало.

– Я не мог заснуть, потому что ждал тебя.

– Уходи, Курт, – отрезал Блейн зло. Как будто эти слова только рассердили его ещё больше, вместо того, чтобы доставить удовольствие. –Тебе нужно поспать, – продолжил он затем с оттенком иронии. – Ты, наверное, устал, учитывая, чем ты так активно занимался сегодня. С головой ушёл в поцелуи и Бог знает что ещё с твоим парнем, которого ты ждал так долго… должно быть, это утомительно. Или, может, это от одних разговоров твои губы были такими раскрасневшимися и припухлыми, когда ты вышел из его комнаты, сегодня? – спросил, наконец, Блейн, вновь уступая гневу, который, как ни старался, не мог сдержать.

И, наконец, Курт понял.

Блейн вёл себя с ним так… потому что ревновал.

Он понял, что произошло в комнате Себастиана, и для него это было невыносимо.

Курт терялся, должен ли он чувствовать себя польщённым, виноватым или злиться на него, в свою очередь.

– Говорю тебе в последний раз – уходи! – сказал Блейн снова, прежде чем он смог что-либо ответить.

– Иначе?.. Если я останусь здесь, что ты мне сделаешь? – спросил тогда Курт с вызовом.

– Если останешься здесь, я возьму то, что хочу, и что, знаю, ты хочешь дать мне, даже если ни за что в этом не признался бы сейчас. И я могу сделать так, что ты не вспомнишь даже собственного имени, не говоря уже об имени Себастиана... – ответил Блейн с напором и толикой высокомерия, поднимаясь со своего места.

Пока Блейн приближался к нему, Курт не мог отвести глаз от его взгляда.

Он смотрел на него иначе, чем обычно.

Не с привычной смесью нежности и обожания.

Сейчас, казалось, в его взгляде была только страсть, гнев и обида.

У Курта колени подкосились от силы этого взгляда.

– И сейчас… что ты собираешься делать? – этот вопрос, бесполезный и совершенно абсурдный, учитывая то, как Блейн смотрел на него, медленно скользя взглядом по всему его телу, прозвучал слабо и неуверенно.

Он не удивился, когда Блейн схватил его за предплечья и пригвоздил к стене позади.

И он не даже не обратил внимания на боль в спине от удара.

Он видел лишь огонь в его глазах, и был полностью покорён им.

Он стоял так близко к Блейну, что был охвачен его жаром, и плавился в этом жаре, который был не только в его глазах, но и ощущался под кожей, распространялся вокруг них, сжимая Курта в тисках желания.

Он чувствовал возбуждение Блейна и всё же возвращался мыслями к Себастиану.

Он провёл почти всё утро со своим парнем, только что проснувшимся после девяти месяцев комы, но всё равно хотел Блейна.

И это не было от скуки, из чистой похоти или ради удобства.

Просто он любил Себастиана, но любил и желал также и Блейна.

Он так хотел его, что мог думать только о том, каково будет ощущать его внутри.

Его тело нуждалось в нём, и это была неодолимая потребность, какой Курт никогда не испытывал раньше.

И всё же… он но не мог поступить так с Себастианом.

Не сейчас.

Словно прочтя его мысли, Блейн прошептал ему на ухо:

– Если хочешь остановить меня, сделай это сейчас. Только скажи, и я уйду.

И Курт попытался сказать.

Он попытался, потому что должен был.

Он попытался, потому что это было неправильно, и в тот момент ему совершенно не нужна была дополнительная неразбериха, но ясность.

Он попытался, но по никчёмным причинам.

И ничего не добился, потому что единственной и действительно достойной причиной могла быть мысль, что он любит только Себастиана, но он не мог призвать её на помощь, потому что не мог лгать себе, не об этом.

Он хотел прикосновений Блейна.

Он хотел всего его.

Любить его всем своим существом.

И больше ничего.

Поэтому он ответил:

– Возьми меня, Блейн, прошу, трахни меня. – И он поднял руки, прижимая его ещё ближе к себе.

– Ты хочешь, чтобы я трахнул тебя, Курт? Не любил, а только трахнул? Потому что я могу, если это то, чего ты хочешь. Это то, чего ты хочешь, Курт?

– Я хочу тебя, Блейн, – коротко ответил Курт.

У Блейна с губ сорвалась горькая усмешка.

– И большего мне от тебя не получить, верно? – он не стал дожидаться ответа, будто уже знал его даже слишком хорошо, а просто подался вперёд, касаясь губами губ Курта.

«Наконец-то», – подумал тот.

Это было их место.

В этом поцелуе не было жестокости.

Несмотря на то, что руки Блейна сжимали его почти до боли, и его тело было практически впечатано в стену, движения его губ были нежными и медлительными, словно он имел в своём распоряжении всё время мира, чтобы исследовать рот Курта, сводя его с ума.

И чёрт возьми!

Если он собирался продолжать в том же духе, Курт, пожалуй, действительно мог забыть обо всём, кроме желания почувствовать его внутри себя.

Не говоря ни слова, Блейн внезапно оторвался от него, взял за руку и отвёл в гостиную.

– Раздень меня, и я раздену тебя, – приказал он охрипшим голосом, не допускавшим возражений.

И Курт повиновался.

Он обожал момент, когда ему предоставлялась возможность раздеть Блейна.

Он наслаждался каждым взглядом, каждым прикосновением и каждым поцелуем, которым мог коснуться этой янтарной кожи.

Ещё больше, чем во время самого акта, именно в этот момент наибольшей уязвимости он мог чувствовать Блейна действительно своим и ощущать себя, в свою очередь, действительно его.

Когда, обнаженные, они оказывались друг против друга, немного напуганные, но также взволнованные и жаждущие каждого нового откровенного прикосновения, которое никогда не было случайным… именно в этот момент Курт знал, что принадлежит ему.

В кольце этих рук он испытывал уверенность, обычно ему чуждую, если не в тех его странных снах.

Он любил Себастиана, и, всякий раз, когда они занимались любовью, это был акт чистой любви.

Хотя во многом они с Себастианом сильно различались с этой точки зрения, и с Блейном совместимость, в сексуальном плане, была гораздо больше, каждый акт между ними был, в любом случае, интересным по-своему, пусть и не без разногласий.

С Бастианом, например, ему приходилось почти всегда быть снизу, крайне редко случалось, чтобы Смайт позволял ему вести, что Курт обожал делать, но что с Бастианом происходило только в случае, если он был расстроен или пьян.

Давать в той же мере, что и получать – это предпочитал Курт.

Но для Себастиана существовало только давать.

С Блейном же в этом смысле существовало равенство, потому что он, как и Курт, был счастлив каждый раз, когда растворялся в этих руках, не важно, отдавал ли им полный контроль, или вёл сам.

За последний месяц он тысячу раз умер и воскрес в объятиях Блейна, и каждый раз был как первый.

Он ненавидел то, что делал Себастиану.

И ещё больше, то, что делал Блейну.

И всё же...

Я люблю его.

Думал Курт.

Я люблю тебя.

Хотелось ему сказать.

Но ты всё ещё любишь и Себастиана, несмотря ни на что… ты получил этому подтверждение сегодня в больнице. Каким бы невозможным это ни казалось, ты знаешь, что это так.

Остановило его сердце.

И Себастиан сейчас нуждается в тебе.

Добавил разум.

Да, как я нуждаюсь в Блейне.

Возразил Курт с уверенностью.

И это было правдой.

Всё это.

Мир Курта скоро превратился в круговорот наслаждения, и всякая мысль растворилась в нём, когда оба, уже полностью обнажённые, они лежали на диване, и Блейн неутомимо исследовал его тело, пробуя на вкус, покусывая и вылизывая каждый сантиметр кожи.

Он чуть выгнул спину, когда Блейн спустился ниже, отмечая путь лёгкими укусами, а затем почти вскрикнул от удивления, когда тот спустился ещё и неожиданно провёл языком по всей длине.

Блейн положил руку ему на живот, чтобы удержать на месте, пока его рот был занят, то заглатывая полностью, то вылизывая в быстром темпе.

Но Курт не мог оставаться неподвижным, не сейчас, когда этот влажный жар поглощал его в таком идеальном ритме, и он продолжал извиваться и стонать в голос, мотая головой из стороны в сторону.

Блейн довёл его до предела, а затем прервался, быстро поднимаясь, чтобы поймать его губы в грязном жадном поцелуе, который уничтожил последние из остававшихся ещё активными ментальных функций Курта.

После Блейн встал и направился в ванную, оставляя ему возможность наслаждаться восхитительным зрелищем своей задницы, что заставило его стонать ещё громче от желания, пугающего желания, что охватывало его всё больше.

Когда он вернулся, Курт буквально набросился на него, снова завладевая его губами, и, одновременно, презервативами и смазкой, за которыми он ходил.

Блейн позволил целовать себя – медленно, неторопливо – очень долго.

А затем просто толкнул Курта, опять укладывая на спину, и заставил его раздвинуть ноги, слегка хлопнув по бедру.

Курт заметил, что на его лице снова появилась та особенная улыбка, которая предназначалась только ему и только в подобные моменты.

Та, что выдавала самые порочные мысли и говорила о вещах, на которые можно решиться лишь в темноте.

Не отводя от него глаз, Блейн опять скользнул вниз и быстро облизал ему живот, спускаясь все ниже и ниже и разминая пальцами ягодицы.

Он подразнил немного его отверстие, как и всегда, сводя его с ума.

Курт ненавидел, когда он тянул так долго.

Но в то же время, обожал то, как он умел заставить его плавиться словно воск одним простым прикосновением.

Наконец, Блейн просунул один палец внутрь него.

И подготовил его тщательно, как обычно, не забывая уделять внимания остальным участкам тела, в то время как раздражение нарастало, в ожидании, что скоро сменится удовольствием.

Когда Курт был готов и попросил о большем, Блейн схватил его за бока, приподнял и усадил к себе на колени, начиная затем возиться с презервативом.

– Пожалуйста, – прошептал Курт, который не мог больше выносить этой агонии.

– Я хотел бы трахнуть тебя так сильно, чтобы ты действительно не смог вспомнить, кто ты есть, – сказал Блейн, глядя ему в глаза, нисколько не ускоряя движения и с убийственной медлительностью продолжая надевать презерватив.

– Так сделай это. Я не хрупкая фарфоровая кукла, не сломаюсь.

Блейн улыбнулся этим словам, затем снова подхватил его, заставляя подняться, пока он не оказался на одном уровне с его членом.

Удерживая его за бёдра, он дождался, когда Курт спустится, пока не погрузился в него полностью.

В этот момент он снова посмотрел на него, и, перемешиваясь, нежность и желание на его лице создавали нечто уникальное и незабываемое.

– Решай ты, как хочешь сделать это, Курт, – сказал он ему.

И Курт решил.

Он опустил руки на плечи Блейна, начиная двигаться медленно, вверх и снова вниз, очень осторожно.

Один раз, потом два.

Словно, привыкая.

Блейн приблизился к его губам.

– Кто-то говорил, что он не хрупкая кукла, разве нет? – прошептал он в миллиметре от его рта и поцеловал с таким напором, что это чувствовалось почти как укус.

Как если бы это был сигнал, Курт мгновенно увеличил обороты.

С силой поднимаясь и опускаясь, насаживаясь на его член.

Блейн схватил его за волосы и потянул назад голову, чтобы смотреть ему в глаза, в нескольких дюймах от себя, пока Курт двигался сам и стонал в голос – всё громче, всё быстрее.

Нежность, исчезла.

Его глаза застилало чистое желание.

Так что Блейн позволил, чтобы Курт опустился на него ещё два раза, а затем перехватил его поперёк и заставил лечь, снова падая на него всем своим весом.

И затем принялся вбиваться в него.

Выходя практически полностью и толкаясь вперёд с невиданной силой и напором.

Курт думал, что умрёт, потому что слишком велико было удовольствие, которое он чувствовал каждый раз, когда Блейн задевал его простату, и двигаясь таким образом, он делал это практически при каждом новом погружении.

И потом… Блейн удивил его, когда, снова подхватив за поясницу, заставил вернуться к позиции, с которой они начали.

– Ты ещё не забыл своего имени, мне кажется, – прошептал он прямо в его ухо. – Я хочу смотреть, как ты двигаешься, Курт. Хочу видеть, как ты трахаешь себя моим членом.

И Курт его удовлетворил.

Насаживаясь на него с тем же жаром, что и прежде.

Эта позиция позволяла более глубокое и, некоторым образом, более ощутимое проникновение.

Блейн провёл ладонями по его спине и позволил Курту задавать ритм.

Это было именно тем, чего Курт хотел – видеть его таким, чувствовать его именно так внутри себя.

– Двигайся для меня, Курт, люби меня, как всегда должен был! – сказал Блейн, с оттенком злости в голосе, которая испугала Курта.

Но он не стал останавливаться, чтобы задаться вопросом о смысле этих слов.

Он сделал так, как Блейн просил.

Глядя на собственное отражение в экране телевизора, он почувствовал себя свободным, чего давно не случалось.

Ни единой мысли, ни чувства вины.

Только желание и его удовлетворение.

Он кончил вместе с Блейном, впервые.

И когда, измученный, он упал на него, то сделал это с осознанием того, что во всём этом никогда не могло бы быть ничего неправильного.

Как только он немного пришёл в себя, всё ещё лёжа на нём, Курт медленно очертил пальцами контур его лица, пока Блейн осторожно выходил из него, а потом вдруг спросил:

– В чём был сюрприз?

– Что?

– Сюрприз, который ты приберёг на после ужина. Ты так и не смог показать мне его. Что это было?

– Ничего, Курт.

– Не хочешь сказать мне?

– Не сейчас. Не думаю, что сейчас подходящее время.

– Что я должен сделать, чтобы оно стало подходящим?

– То, чего сейчас ты не хочешь и не можешь сделать.

– Позволь мне решить, хочу я или нет.

– Выбрать, Курт. Вот что ты должен сделать. Выбрать между мной и ним. Но сейчас ты не можешь этого сделать, и я не могу просить тебя об этом. Пока ещё нет. Верно?

– Да, верно.

Потому, что всё сводилось к этому, Курт знал.

И сейчас он не мог.

Было слишком рано.

Слишком... несправедливо.

Блейн искал подтверждений.

Которых не мог получить.

Курт пытался найти в себе мужество, чтобы сделать выбор.

Которого не имел возможности сделать.

Но крепко прижавшись друг к другу, на том диване, ещё раз их стараниями ставшим похожим на поле битвы, они забыли об этом.

По крайней мере, до поры.

Тэд явился ему во сне в ту ночь.

Себастиан не знал, было ли это из-за огромного количества лекарств, которые ему дали, прежде чем оставить одного, наконец, или по вине всех эмоций, которые накопились в тот день.

Или лжи.

Той чёртовой лжи, что он рассказал всем понемногу.

Особенно Тэду.

Он помнил его.

Ещё как помнил.

Всё, что они разделили, каждую минуту, проведённую вместе.

Да, у него могли быть сомнения по поводу последовательности событий, небольшие провалы в памяти, в общем и целом, не слишком важные, но всё остальное было прочно запечатлено в его памяти и в его сердце.

Тэд был там запечатлён.

Только… ещё раз ему пришлось сделать выбор.

И ещё раз он выбрал Курта.

Жизнь дала ему классический второй шанс.

И на этот раз он хотел всё сделать как следует.

И дать свободу Тэду, настоящую свободу, на этот раз, это была отправная точка, он знал.

И всё же, в первых лучах рассвета, он не мог не чувствовать горечи.

Он не знал.

Не мог знать.

Но, вероятно, просто чуял, а потому не был спокоен.

Правда была в том, что, на самом деле, он не помнил всего.

Не помнил, например, что действительно было кольцо, но оно не было для Курта, как думали все.

Курт, в том числе.

Не помнил фразы, которую попросил выгравировать на его внутренней стороне, и не помнил о предложении, которое приготовил и о котором сказал лишь одному человеку.

Он не помнил, что уже выбрал, и окончательно, жизнь настоящую, а не полную лжи.

Не помнил, что был готов оставить как Тэда, так и Курта, если бы это было правильно.

С мыслями всё ещё покоящимися на дымке сна, он закрыл глаза, чтобы попытаться ухватить обрывки этого сна.

Чтобы понять.

Улыбка Тэда, что согревала ему сердце.

Руки в его волосах.

В его снах всего этого ему уже не хватало.

И тем не менее, за пределами сна, присутствие Курта было более сильным, снова.

Его беспокойство о нём побеждало всё.

Даже если теперь был Блейн, или, может быть, именно потому, что был и он сейчас.

Оставалось только поймать свою судьбу среди этого хаоса.

Перестать играть с людьми, связанными с ним, и сделать всё хорошо, в этот раз.

Что мне делать? Продолжал он задаваться вопросом.

Время, что прошло, ничего для него это не значило.

Он не принимал в расчёт то, что могло случиться за все эти месяцы, потому что для него прошло всего несколько часов с того момента, когда он вышел в гневе из дома своей матери.

Конечно, он знал, что это было не так… и всё же для него это было так.

Ему понадобится много времени, чтобы понять ситуацию.

В ту ночь он был уверен, что у него ещё есть время, чтобы всё исправить.

Даже если он не знал, как много на самом деле придётся исправлять.

И, хорошо это или плохо, Себастиан уже решил, что ему необходимо сделать.

Судьба... любит играть со всеми нами.

Как уже было сказано, помните?

Судьба забирает, судьба даёт.

И это бесконечный круговорот.

Ты можешь лишь делать свой выбор.

Принимая последствия, потому что, будь уверен, рано или поздно судьба выставит свой счет.

И тебе, готов ты или нет, придётся найти способ, чтобы оплатить его.

====== Глава 18. Подозрения. ======

Как говорится, никогда не узнаешь, что ты сильный, пока быть сильным, не останется твоим единственным выбором.

Сила.

Не такое уж абстрактное слово, каким иногда может казаться.

Всем нам свойственно иногда слишком завышать собственную способность переносить боль.

Мы можем чувствовать себя львами, но зачастую, мы всего лишь котята, взъерошенные жизнью.

И не нужны крупные неприятности, чтобы подвести нас к краю.

Иногда достаточно маленьких.

Потому что, известно, жизнь – изобретательная сука, когда решает проверить нас на прочность.