Текст книги "SEGUI IL TUO CUORE (ЛП)"

Автор книги: Bay24

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 50 страниц)

В ответ на этот вопрос плечи Блейна напряглись, и женщина поняла, что попала в яблочко.

В своё время, она недостаточно заботилась о том, что происходило с сыном, и страшно винила себя за это.

Она видела и знала, что происходило в этих стенах.

Потому что прекрасно знала человека, за которого решила выйти замуж.

И пусть Блейн постоянно твердил ей, что её вины тут не было, женщина чувствовала себя ответственной за всё.

Это был её сын, и она обязана была защитить его, но не сумела.

Теперь больше ничто и никто не помешает ей этого сделать.

Даже если её дети выросли и стали серьезными ответственными мужчинами, способными позаботиться о себе, она всё равно готова была постоять за них и не позволить никому причинить им боль.

Даже такому парню как Курт.

– Блейн, я… я просто хочу быть уверена, что ты знаешь, что делаешь. Ты живёшь с ним, чтобы сдержать обещание, данное Бастиану, или потому, что хочешь дать себе шанс, которого у тебя не было? – И, видя, что Блейн не отвечает на этот вопрос, она продолжила: – Блейн, ты должен... идти дальше. И на этот раз действительно двигаться дальше. Найти человека, с которым сможешь построить что-то серьёзное. Позволь себе увидеть, что у тебя могут быть с кем-то такие же прекрасные отношения, как те, что были у вас с Куртом когда-то. Не погрязай в связи, которая не принесёт тебе ничего, кроме боли, Блейн.

– Между мной и ним нет никакой связи… – сделал он беспомощную попытку, в которую и сам не верил, и это чувствовалось.

– Ох, Блейн! Может, и прошло много лет с тех пор, когда я была молода, но я не идиотка. Я видела, как ты на него смотришь. И как он смотрит на тебя, когда ты не видишь. Между вами что-то есть... между вами есть очень многое, и глупо с вашей стороны пытаться отрицать или игнорировать это.

– Почему вы все уверены, что всё закончится моими страданиями? – спросил тогда шёпотом Блейн.

В сущности, это был главный вопрос, ответ на который он хотел знать.

– Я могу судить только по тому, что вижу, Блейни. И вопрос вот в чём… того, что сейчас есть между вами, тебе достаточно? Хватит тебе этого, Блейн?

Нет.

Ему этого не хватало.

Но он понимал это, ещё до того, как всё началось.

Слышать об этом постоянно от других было неприятно, но, по крайней мере, так у него не оставалось возможности притвориться, будто это неправда.

– Давай, мама! Пой со мной! Двигай бёдрами, смелей, ниже, ниже, – голос Купера, увлечённого исполнением импровизированного рэпа, который появился в комнате, пританцовывая как полоумный, удержал Блейна от ответа на вопрос матери и прервал их беседу.

Купер взял женщину, сидящую на кровати, за руки, потянул вверх и практически вынудил следовать за своими бессвязными нелепыми па.

Она с удовольствием подыграла.

Она обожала эту сумасшедшинку в своём старшем сыне.

В конце концов, он унаследовал это от неё.

Смеяться.

Вот чего Блейн не делал уже давно.

Смеяться открыто и безудержно.

Но присоединяясь к этому сумасшедшему танцу, придуманному Купером, Блейн чувствовал, что ему хорошо.

Легко и свободно, впервые за несколько последних месяцев.

Это была его семья.

И не существовало лучшей.

Видеть этого парня снова в его доме после всех этих лет.

Вот… Бёрт никогда не ожидал, что сможет это сделать.

Для него это, вероятно, было травмой.

Здесь почти ничего не изменилось.

Новая картина на стене. Другой диван и пара полок. Обои чуть более тёмного оттенка.

Но воздух, которым дышалось в этих стенах, всё ещё пах домом, местом, где он чувствовал себя в безопасности, Бёрт был уверен.

Когда они договорились встретиться, Бёрт предложил сделать это там, а не в каком-нибудь безликом заведении, чтобы держаться подальше от сплетен и любопытных.

Блейна всё ещё узнавали.

Ведь то, что случилось восемь лет назад, было самым крупным случаем в хронике Лаймы после исчезновения маленького Джеймса Уоллиса в 1954 году.

Кроме того, лицо Блейна являлось также единственным, раскрытым тогда публике.

Курт был несовершеннолетним и, в любом случае, ничего не помнил.

Поскольку Курт обедал со своим старым преподавателем, не было риска, что он им помешает.

В противном случае, они всегда могли оправдаться тем, что Блейн пришёл к нему.

Не было даже Кэрол, которая решила дать Бёрту и Блейну возможность обсудить их дела наедине.

И было много того, о чём Бёрт хотел поговорить с парнем, и ещё больше того, что Блейн хотел узнать.

Бёрт хотел выяснить некоторые подробности о Себастиане.

Блейн же – о том, как Курт справился со всем.

Блейн знал, что черепно-мозговая травма не спровоцировала у Курта кому.

И что её было недостаточно, чтобы объяснить потерю памяти.

Которая, тем не менее, имела место.

Но это и всё, что было ему известно.

– Диссоциированная генерализированная амнезия, так медики это называют, – объяснил ему Бёрт. – Мозг не терпит физического ущерба, но стирает более или менее краткие периоды жизни, защищая человека от боли и шока. Это может быть одна ночь. Месяц. Десять лет. В случае Курта, он потерял почти целый год. С ним из его памяти исчезли и такие безобидные вещи, как его новая комната или машина. И кое-что гораздо более важное, как угрозы и побои Карофски. Мой брак с Кэрол. Мой инфаркт. Себастиан, как выясняется. И... ты, конечно.

Верно.

Курт забыл Блейна.

Парня, о котором Курт сказал своему отцу после того, как они познакомились: «Он заставляет меня чувствовать, что я прекрасен, просто такой какой есть».

Блейна, который мог остаться, который имел полное право попытаться начать с ним всё заново.

Блейна, который мог рискнуть принести с собой в жизнь Курта весь тот ужас, который Хаммел, к счастью, забыл.

Он заслужил это право.

Блейна, который вместо этого сказал: «Сожгите все фотографии, где мы вместе, скажите Мерседес никогда не упоминать обо мне. И Вы никогда обо мне не говорите. Дайте ему возможность вернуть свою жизнь. Пусть воспоминания обо мне умрут вместе с воспоминаниями о той ночи».

Среди всех противоречивых чувств, что Бёрт испытывал, самым сильным оставалось по-прежнему чувство вины.

– Сегодня, пока ты спал, Блейн заходил тебя проведать!

– Блейн? Кто такой, Блейн?

Хватило этой фразы, произнесённой на больничной койке.

Что ж, хорошо, Блейн, сделаем как хочешь ты. Так сказал себе Бёрт.

Эгоистично.

В месяцы, что последовали за той ночью, Курт разрывался между домом и больницей, школой и реабилитацией.

Он остался далеко от всего.

Бёрт – нет.

Он не смог.

Бёрт следил за Блейном во время процесса.

Издалека, потому что он не знал, что сказать этому напуганному парнишке, сгорбившемуся под тяжестью всей этой истории, вынужденному справляться со всем в одиночку.

Мужественно.

Ещё раз, чтобы защитить Курта.

Ещё до того, как его вызвали для дачи показаний, он видел, как Блейн поднимается на скамью свидетелей и предстаёт, беззащитный, перед всеми этими людьми.

Бёрт слушал его.

И страдал за него и с ним.

Часто он задавался вопросом, что бы произошло, если бы он не послушался Блейна.

Блейн ему нравился.

С самого начала он испытывал спонтанную естественную привязанность к этому мальчику.

Тем не менее, он никогда так и не сказал ему спасибо за ту жертву.

Почему?

– Но почему имя Себастиана так никогда и не всплыло? – спросил он вдруг, чтобы вырваться из этой круговерти спутанных мыслей.

– Его отец, – честно ответил Блейн. – Он использовал свои знакомства и связи, чтобы держать сына вне всего этого дела. Да, в сущности, Себастиан мог сказать по этому поводу очень немногое. Он приехал уже после… успел только вызвать скорую помощь для Курта и меня. Но не присутствовал при самом факте. – Затем, заметив недоумение на лице мужчины, он продолжил: – Послушайте, не мне защищать Бастиана во всей этой истории. Он наделал много ошибок, и я не собираюсь утверждать, будто это не так. Но я знаю его. Он напыщенный и высокомерный тип, чаще всего, но не монстр и, думаю, Вам это тоже известно. Я уверен, что, если бы появился хоть малейший намёк на то, что к Курту возвращаются воспоминания, он бы ушёл.

– Да, но зачем рисковать?

– Потому что он любил его, – просто сказал Блейн. – Ещё со времён Далтона, до того, как я с ним познакомился, Бас влюбился в Курта. Потом Курт выбрал меня, и Бас всегда это уважал. Уверяю Вас. Потом случилось то, что случилось, и он просто подумал, что это может стать его вторым шансом. Он так устроен, такова его натура. Но в том, что произошло, нет его вины. И не думаю, что можно винить его за то, что он воспользовался ситуацией, которую не он создал.

– Даже если ты винишь его, верно?

– Да, даже если я его виню. Думаю, это нормально. Но решение уйти принадлежало мне, и Бас или кто-то другой, Курт всё равно не мог оставаться со мной. Ему я доверяю, по крайней мере. – Но он не сказал, что, несмотря на всё сказанное, узнав о предательстве Себастиана, он почувствовал себя опустошённым. Впрочем, он был убеждён, что в этом не было необходимости. Бёрт наверняка и сам догадался.

– Что ты делал после этого? – спросил тогда мужчина с искренним интересом.

– Ну, я потом... я год жил в Лондоне, как Вы знаете, чтобы держаться вдали не только от Курта, но ещё и от всего этого бардака. Затем я вернулся, чтобы закончить последний год учёбы здесь. Постепенно я вернул себе свою жизнь... Я закончил старшую школу и даже защитил диплом архитектора. Но не практикую. Нет, сейчас я выпускаю диски, у меня небольшая независимая студия звукозаписи, весьма успешная. Я смог создать её благодаря деньгам моего отца. Это минимум, Вы не находите? Курт этого не знает. Он много чего обо мне не знает. Но я думаю, что так даже лучше… так он меньше рискует всё вспомнить, верно?

– А как ты, Блейн? Я имею в виду, как ты… на самом деле?

– Вы действительно хотите это знать?

– Да, сынок.

– Это был сущий ад, в течение многих лет. И он не остался позади до сих пор. Иногда я просыпаюсь посреди ночи, крича, потому что во сне переживаю один из тех моментов. Но, знаете, что самое ужасное? Что я никогда не переживаю заново то, что сделали со мной. А то, что сделали с ним, до того как я пришёл, и потом, пока я мог только беспомощно смотреть на это. Это самое ужасное чувство. Бессилие. Всё остальное я преодолел, мистер Хаммел. У меня осталось несколько шрамов на коже и много на психике, но это боль, которую я научился контролировать со временем. Не эти раны мучают меня. Поэтому, если Вы меня спросите снова, то да. Вы правильно поступили, послушав меня и позволив Курту… не вспоминать.

– Но я думаю, он вспоминал, Блейн. Возможно, на подсознательном уровне, но вспоминал. В течение нескольких месяцев после той адской ночи он просыпался, крича. В течение нескольких месяцев он продолжал рассказывать Мерседес о некоем потрясающем парне, который ему снился. Я думаю, это был ты. Знаю, что это был ты. Я верю в силу моего сына. Всегда верил. И возможно, я недооценил его, потому что он мог бы справиться, Блейн. Преодолеть то, что сделали ему. Но не то, что, он видел, сделали с тобой! Я думаю, именно это он действительно хотел стереть из своего сознания. Не собственную боль, Блейн, а твою. Поэтому, скажи мне теперь. Ты будешь внимателен, правда? Не позволишь... ты не позволишь, чтобы он страдал?

– Мне кажется, что Курт, помимо прочего, чувствовал себя виноватым, мистер Хаммел. Я думаю, что он забыл меня, главным образом, поэтому. И эта мысль меня терзает. И я клянусь всем самым дорогим в жизни, что сделаю всё, чтобы он больше не страдал.

После этих слов оба застыли, молча глядя друг на друга.

Множество воспоминаний проносилось перед их мысленным взором в этой тишине.

И не все были плохими.

– Есть одна вещь, которую я хочу отдать тебе, парень, – сказал Бёрт, направляясь к шкафу возле двери. Он открыл ящик и вытащил оттуда, казалось, обычную фотографию. Когда Блейн увидел, что на ней было изображено, его сердце чуть не выскочило из груди. – Я не сжёг их все, – продолжил тем временем Бёрт. – Эту я оставил. Даже не знаю, почему. Может быть, просто на случай, если бы он вспомнил что-то. Мне хотелось бы иметь возможность показать ему, что было и нечто прекрасное среди того кошмара.

Это была старая фотографии, где они с Куртом сидят в Лайма бин.

Он одет в форму Далтона, а Курт в одном из гламурных комплектов, которые предпочитал носить в то время.

Они сидели бок о бок, обнявшись за плечи.

На лице Курта открытая улыбка, а Блейн похож на ребёнка в магазине мороженого, таким счастливым он выглядит.

Он прекрасно помнил день, когда была сделана эта фотография.

Это было, когда он познакомился с Мерседес, и сфотографировала их именно она.

Тем вечером он впервые поцеловал Курта.

– Оставь её себе, Блейн, – продолжил Бёрт. – Курту она уже не пригодится. Если ему нужно будет вспомнить хорошее в его прошлом, что ж… для этого теперь у него есть ты, так? Гораздо лучше, чем фотография.

– Спасибо, мистер Хаммел, – только и смог сказать Блейн, до глубины души тронутый этим жестом.

– Зови меня Бёрт, сынок, – ответил тот, и оба знали, что это не было всего лишь простой формальностью.

Они пообедали вместе, беседуя о том о сём.

Переходя с серьезных тем на шутки, точно так же, как делали это восемь лет назад.

Но никто из них даже не заметил этого.

Когда Блейн сказал, что уже поздно и что он должен вернуться домой, Бёрт проводил его к машине.

– Блейн, спасибо, – произнёс он на прощание, сжимая крепче его руку.

Один не пояснил за что, а другой не спросил.

Он лишь кивнул головой, а затем сел в машину.

По сути, уже больше восьми лет Бёрт должен был ему это «спасибо», и оба знали это.

Курт любил это место.

То как Пак сумел возродить его из пепла и превратить во что-то абсолютно новое.

Старый Брэдстикс стал совершенно другим заведением.

Пакерман выкупил его на свои сбережения, которые сумел накопить за годы чистки бассейнов, а затем и строительства всё тех же бассейнов во главе небольшой фирмы, порядочно рискуя более четырёх лет назад.

Он расширил его, сделал более современным.

Это заведение всегда было преимущественно рестораном, но теперь там был также прекрасный бар с весьма впечатляющим танцполом.

Он превратил склад, выходящий на задний двор, в своеобразное заведение внутри заведения.

Кто хотел обедать в тишине и спокойствии, мог сделать это в главном зале.

Те же, кто собирался оторваться по полной, развлекались в отдельном помещении.

Мерседес пела там по вечерам с тех пор, как вернулась в Лайму к матери.

Настоящей неожиданностью, однако, оказалось то, что Пак пощадил горожан, не переименовав ресторан в «Puckerville» или «Puck love room».

Которые, вообще-то, были в списке, среди других вариантов.

Но, в конце концов, он оставил старое название.

Курт провёл там почти час и уже решил, что оно только что стало его новым любимым местом в Лайме.

Ресторан был элегантным и стильным, но, одновременно, уютным.

За что, вероятно, следовало благодарить Куинн.

Если бы кто-то сказал Курту, что Куинн и Пак, в конечном счёте, будут жить вместе, он в ответ просто рассмеялся бы ему в лицо.

Тем не менее, вот уже два года, как они сделали этот шаг, и, по словам Пака, всё шло лучше некуда.

Куинн больше не была девчонкой, слишком влюблённой в себя, чтобы не видеть дальше собственного носа, а Пак больше не был малолетним балбесом без будущего.

Теперь они повзрослели.

Куинн сейчас работала учителем на замену в их старой школе.

И, несмотря на непростые отношения с матерью Пака, она согласилась жить с ней, поскольку та была очень больна.

Курт ещё не имел возможности повидаться с подругой, но было уже решено, что до возвращения в Нью-Йорк, он непременно поужинает у них дома.

– Вот, блять!.. – воскликнул вдруг Пак, взглянув на часы и прерывая рассказ Курта о его работе в баре в Нью-Йорке. – Прости, Курт, я должен… позвонить, – пробормотал он торопливо, прежде чем исчезнуть на кухне.

– Вот блять! Андерсон, ты всегда слишком пунктуален, – выругался Пакерман, буквально вылетая из задней двери своего ресторана навстречу парню, который только что приехал.

– Да, а твой словарный запас следовало бы пополнить, Пак, – поддел его Блейн, выходя из машины.

– Нет, ты не понимаешь… там… там Курт.

– Вот блять! – воскликнул Блейн, от неожиданности промахиваясь мимо невысокого кирпичного ограждения, на которое собирался присесть, и чудом не шлёпаясь на землю.

– Вот именно.

– Что он здесь делает?

– Что за вопросы ты вообще задаёшь, Андерсон? Он мой друг и зашёл проведать меня, в точности как и ты. Лучше ты объясни мне, почему он не должен знать, что мы друзья. Что в этом плохого?

– Ничего, Пак, но… это длинная история, и я тебе её расскажу. Просто не говори Курту, что я здесь, окей?

Пак пристально взглянул на него.

– Блейн, – сказал он, наконец,– пей меньше кофе, кофеин ударяет тебе в голову, – после чего быстро вернулся внутрь, через пару секунд вновь возникая в проёме двери: – И учти, я надеюсь, что среди того, что ты собираешься мне рассказать, будут подробности о динамике гей-отношений, Андерсон. Меня это живо интересует, поскольку, по словам Хаммела, этот новый тип в Нью-Йорке знает своё дело. Это ведь он о тебе, маленький извращенец? – протараторил он, но не стал дожидаться ответа и даже не насладился в полной мере приятно удивлённой физиономией Блейна, потому что тут же испарился, чтобы избавиться от Курта.

Пять минут спустя Курт уже садился в машину, и Блейн наблюдал за ним, из-за угла заведения Пака.

– Эмм… ты мог бы и не поедать его так откровенно глазами, – сострил Пак, выходя на улицу и замечая, как взгляд Блейна неотрывно следит за Куртом.

– Мог бы? – спросил Блейн, словно зачарованный.

– Нет, может, и нет, – ответил Пак, качая головой и подталкивая его в направлении бара. – Идём, красавчик, похоже, тебе много чего есть рассказать мне.

Много чего рассказать и много чего выслушать.

Потому что Пак уже подготовил воспитательную речь для Блейна.

Да.

Его другу, Блейну, сейчас явно не помешала бы хорошая доза водки от Пакермана.

И, возможно, хороший совет на закуску.

От Блейна: «Не могу заснуть. Составишь мне компанию? Если не спишь, конечно».

От Курта: «Уже нет».

От Блейна: «Прости, прости, прости, я не хотел будить тебя. Возвращайся спать».

От Курта: «Что уж теперь, Блейн. Что с тобой? Почему не спится?»

От Блейна: «Мысли. Тебе когда-нибудь случалось смотреться в зеркало и не узнавать себя? Смотришь на своё отражение, и через некоторое время всё теряет материальность, контуры твоего лица будто размываются так, что ты больше не узнаёшь человека в зеркале?».

От Курта: «Ничего себе! Слишком сложно для моего сонного мозга».

От Курта: «Но да, в последнее время нечто похожее случается часто. Хотя размытым становится не моё лицо».

От Блейна: «А чьё же?»

От Курта: «В основном, лица тех, кто окружает меня».

От Блейна: «Жутковато, правда? Возможно, нам обоим стоит сходить к психиатру».

От Курта: «Или, может быть, мы должны просто перестать смотреть в одном и том же направлении и открыть новые перспективы».

От Блейна: «Что ты хочешь сказать?»

От Курта: «Да откуда я знаю? Я почти сплю! : )»

От Блейна: «Значит, завтра вечером увидимся?»

От Курта: «Да».

От Блейна: «И потом обратно домой. Мне жаль, что ты не можешь провести больше времени с моим братом. Но путешествие в самолёте будет… интересным».

От Курта: «Сделаю вид, что не уловил ни оттенка ревности, ни смутного намёка на прецеденты, Андерсон. Спокойной ночи».

От Блейна: «Я не ревную!»

От Курта: «Как скажешь... :P»

От Блейна: «Спокойной ночи, Курт».

Этот ужин Курт организовал со всей тщательностью.

Один только выбор одежды занял половину дня.

Что выглядело довольно абсурдно, если бы он остановился и задумался о том, что Блейн уже видел его голым, и много раз.

Затем следовало выбрать место, куда пойти.

Первым делом, он подумал о Брэдстикс Пака, но Блейн категорически отказался.

Когда Курт попросил объяснений, тот сказал только, что предпочитает какое-нибудь заведение вне Лаймы.

Вспомнив, что Андерсон рассказывал ему о своих проблемах в прошлом, Курт решил, что это, вероятно, связано с желанием избежать возможных неприятных встреч, и, не споря, заказал столик в одном миленьком местечке недалеко от Вестервилля, которое ему настоятельно рекомендовала Мерседес.

В сущности, если хорошенько подумать, так было даже лучше, по крайней мере, не нужно будет знакомить Блейна с друзьями, которым потом пришлось бы объяснять, какие именно отношения их связывали.

Что было трудно, учитывая, что он и сам не понимал этого.

Он знал, например, что был слишком счастлив от мысли провести, наконец, некоторое время снова наедине с Блейном, чтобы продолжать говорить себе, будто между ними ничего не происходит.

Это было не только физическое желание или необходимость уцепиться за кого-то, лишь бы не думать об одиночестве жизни без Бастиана.

Уже нет.

Если хоть когда-нибудь было только это, в чём Курт начинал сомневаться, учитывая скорость, с которой Блейн прочно обосновался в его жизни.

Нет… дело было в том, что...

Просто это был… Блейн.

Когда был он, для Курта не существовало ничего другого.

И, поскольку Блейн попросил доказать ему это... Курт постарался как следует, чтобы подготовиться к вечеру.

Он был странно возбуждён, чего уже давным-давно не случалось...

Пожалуй, с его первого свидания с Себастианом в Нью-Йорке.

В школе у него было немного парней.

Точнее, ни одного не было.

Себастиан был единственным парнем геем, с которым он был знаком, и он встретился с ним в безумный период для него.

Его последний год старшей школы, жгучее желание поступить в НЙАДИ, дополнительные физические занятия для восстановления после аварии.

Хотя Бас был явно заинтересован в нём, и Курту не претило его внимание, он не поддавался, и никогда не встречался с ним, если не как с другом.

По крайней мере, пока они были в Лайме.

Курт никогда никому не говорил об этом, но как бы ему ни было приятно внимание Себастиана – песня, которую тот посвятил ему на региональных, романтические звонки посреди ночи, неожиданные и постоянные подарки – у него оставалось смутное ощущение, будто... он ждал кого-то другого.

Как будто встречаться с Бастианом было, некоторым образом, неправильно.

Как если бы он не был... тем самым.

Затем они встретились в Нью-Йорке, и всё стало по-другому.

Курт словно бы почувствовал себя свободным на этих улицах.

Свободным поддаться влечению, которое испытывал к другу.

И он сделал это, со временем.

А потом появился Блейн, и в кратчайшие сроки сумел взять то, что Себастиану пришлось заслуживать целую жизнь.

Он забрал и его сердце?

Курт не мог понять.

Или, правильнее было бы сказать, что он был так напуган возможным ответом, что на самом деле даже и не задавал себе этого вопроса.

Но в тот вечер Курт решил признать хоть это перед Блейном.

Тем вечером они договорились встретиться прямо в ресторане, и когда Курт приехал, то увидел, что Блейн уже был там и ждал его на улице, прислонившись к своей машине.

Он говорил по телефону и смеялся.

Неужели опять Харвуд?

От этой мысли у него болезненно сжалось сердце.

О нет, это была не ревность.

Он не мог ревновать Блейна... или, может, да?

К чёрту! Учитывая, что он собирался умолять Андерсона дать ему реальный шанс, чтобы понять, что он в действительности испытывает, Хаммел мог уж и признать, что немножко ревнует его, нет?

Ладно, глядя на Блейна, который продолжал смеяться в этот чёртов телефон, может быть, и не немножко.

Курт выключил двигатель и позволил себе полюбоваться на него, оставаясь незамеченным.

Он был очень хорош в тот вечер.

На нём была черная шёлковая рубашка и очень… очень облегающие джинсы.

Он был чертовски сексуален и знал об этом.

Но и Курт знал, какой эффект производит на Блейна, и, хотя по-прежнему не был в состоянии объяснить себе это, в тот вечер твёрдо намеревался использовать всю эту свою власть.

Когда он вышел из машины, то сделал это медленно, рассчитано сексуально.

Он направился мягким кошачьим шагом к Блейну, который заметил его только когда Хаммел подошёл уже практически вплотную.

Курт улыбнулся про себя, увидев, что Блейн отключил телефон, даже не попрощавшись с собеседником.

– Извини за опоздание, – сказал он, почти невесомо касаясь его руки, а затем наклоняясь к нему, чтобы поцеловать в щёку, совсем близко к уголку губ, – но на то, чтобы как следует прихорошиться для тебя, потребовалось больше времени, чем планировалось.

По тому, как Блейн смотрел на него и впустую сглатывал, не произнося ни слова, можно было сказать, что он сделал верный выбор, решив надеть эти супер-узкие джинсы и красную рубашку. Ему было известно слабое место Блейна. Он чуть ли не боготворил его задницу, вечно прикасаясь к ней и поглаживая.

– Пойдем внутрь? – спросил он невинно, как будто и не замечая состояния, до которого довёл Андерсона в два простейших хода.

Будет просто победить.

Ещё прежде чем они вошли, Блейн собственнически опустил руку на поясницу Курта, и тот улыбнулся, когда услышал над ухом шёпот:

– Ты такой красивый сегодня.

– Ты тоже, – ответил Курт, слегка краснея. Он не мог толком понять, почему, но Блейну удавалось заставить его чувствовать себя по-прежнему неопытным подростком.

Девушка на входе приветствовала их искренней улыбкой и восхищённым взглядом.

Но когда она увидела, где находится рука Блейна, её энтузиазм, казалось, немного поутих.

Но не приветливость и профессионализм.

Она проводила парней к их столику и оставила, вручив меню.

– Я сожалею, что не смог познакомиться вчера и с твоим отцом тоже, Блейн, – сказал Курт, чтобы прервать то странное неловкое молчание, что внезапно повисло между ними.

Одна мысль посетила Курта, пока они устраивались за этим столом.

Это было их первое настоящее свидание.

Да, они много и увлечённо занимались сексом.

И иногда проводили целые вечера, смотря телевизор дома, или за пиццей и кружкой пива в пабе.

Но это было их первое настоящее свидание, в прямом смысле слова.

– О, ты и не смог бы, Курт. Мой отец не живёт с мамой уже восемь лет, –ответил ему Блейн.

– О, извини. Твои родители в разводе или он...

– Нет, всё не то, Курт. Просто он не здесь, и если ты не возражаешь, мне не хотелось бы говорить об этом. Я тебе уже рассказывал, что у меня были сложные отношения с ним, и со временем это не изменилось в лучшую сторону.

– Прости, я не хотел напоминать тебе о грустном, – сказал Курт с искренним сожалением.

– Не переживай. Итак, что вкусненького закажем?

Это был приятный вечер. Интересный.

С эротическим налётом.

Рука Блейна часто ложилась на стол, сжимая руку Курта.

И много раз он принимался неосознанно выводить пальцами недвусмысленные рисунки на его ладони.

Курт следил за ними, и озноб пробирал всё его тело.

Прикосновение Блейна отличалось от прикосновения Бастиана.

Более нежное и мягкое, да, но и более страстное и инстинктивное.

Блейн не говорил «Я хочу тебя трахнуть», но давал это понять.

Очень отчётливо.

В течение вечера, как случалось часто, они заговорили также о Себастиане.

Как правило, это были старые воспоминания и забавные истории.

В тот раз это стало толчком, который помог Курту сделать своё признание Блейну.

– Смерть моей матери должна была, по идее, подготовить меня к потере кого-то, но… я не готов, Блейн. Не готов попрощаться с Бастианом, – сказал в какой-то момент Курт.

– Ты пока и не должен делать этого, Курт. И неизвестно ещё, придётся ли когда-нибудь.

– Я думаю, да, Блейн. Может быть, я не должен ещё говорить «прощай» Себастиану как человеку, но как моему парню, думаю, да… я должен сказать ему «прощай».

– Что ты имеешь в виду, Курт? – спросил Блейн, который на этих словах перестал есть, обращая на него всё своё внимание.

– Что я больше не уверен в том, что чувствую к Бастиану, – ответил Курт тихо.

Блейн пристально взглянул на него сквозь прищур.

– Я тебе не верю. Ты врешь сейчас, – сказал он, хоть и не мог признаться, что знал об этом потому, что всегда отлично понимал, когда тот врёт.

– Я не лгу тебе, Блейн. Никогда. И я докажу это, сказав тебе правду обо всём, что чувствую сейчас. Возможно, я испытываю к тебе какие-то чувства. И я пытался их игнорировать, я пытался убедить себя в том, что между нами нет ничего кроме секса. Но, возможно, есть нечто большее… может быть… Я не… окей, я не очень хорошо умею говорить об определённых вещах, но, дело в том… то, что я пытаюсь сказать таким запутанным и невразумительным образом, это, что я не хочу больше отказывать себе в том, чтобы… узнать человека, которым я становлюсь, когда я с тобой. И он настолько... настолько, наконец-то, похож на меня, этот человек, Блейн… Мне нужно понять его и мне нужно понять, чего я хочу от тебя. Но если ты хочешь только сексуальной связи, то мы…

– Я никогда не хотел только этого, Курт, – прервал его порывисто Блейн. Вызывая у Курта странное ощущение.

– Я не могу давать тебе обещаний, Блейн. Не могу поклясться, что с завтрашнего дня моё сердце будет принадлежать тебе целиком. Ты мне нравишься. Мне хорошо с тобой. Но есть и Бас. Я люблю Бастиана. Это всё ещё неизменно. Но сейчас я знаю, что хочу попробовать быть с тобой, как… двое людей, которые встречаются, а не просто занимаются сексом… так что, исходя из всего этого, чего хочешь от меня ты, Блейн?

Естественно, первым порывом Блейна было закричать: «Твою любовь!»

Твоё сердце.

Твою душу.

Но он не мог этого сказать.

Не сейчас и не так.

Однако, он хотел быть искренним.

Впервые, с начала всей этой истории он хотел послать к чёрту чувство долга и просто сделать то, что хотел, то, что подсказывали его чувства.

– Тебя, – ответил он поэтому шепотом. – Просто... я хочу тебя, Курт. Хочу, чтобы ты хотел меня. И не потому, что тебе одиноко или скучно. Я хочу, чтобы ты нуждался во мне и чувствовал моё отсутствие, даже когда ты среди друзей, но, несмотря на это, ты один, если меня нет рядом. Я хочу быть первым человеком, с которым тебе хочется поделиться, когда происходит что-то хорошее, и тем, кого тебе хочется видеть последним, прежде чем ты закрываешь глаза, засыпая. Я хочу быть тем, к кому ты прижимаешься, когда тебе холодно, и тем, к кому бежишь за советом, когда мир слишком жесток. Я хочу быть тем, с кем ты никогда не стыдишься быть самим собой. Я хочу быть для тебя всем этим.

– Ты говоришь, что влюблён в меня? – спросил Курт немного испуганно.

Да.

– Я говорю, что мог бы, Курт. Если мы пойдём вперёд, я мог бы влюбиться в тебя. А ты? Думаешь, ты смог бы когда-нибудь ответить мне тем же?

– Я не знаю, Блейн. Я ещё люблю Себастиана. Но... я также знаю... я знаю, что я хочу попытаться. С тобой, я имею в виду. Правда. Ты можешь набраться терпения, и позволить мне… понять?

Блейн вспомнил слова Купера и улыбнулся про себя.

– Терпение, Курт? Да, думаю, я могу набраться терпения.