Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 59 страниц)
Однако тьма сильнее.
Почувствовав, как в горле разлилась прохлада, а блики солнечного света будто подернулись какой-то плотной пленкой, Елена поняла: вдохнуть еще раз ей уже не хватит сил. В одно мгновение по всему телу разлилась удивительная легкость, а веки, наоборот, потяжелели, и вдруг захотелось спать так сильно, будто она не спала уже несколько суток. На эти секунды из сознания исчезли все мысли, словно кто-то стер их, как проведенную простым карандашом линию на листе бумаги. Она хотела бы поддаться этой слабости, этой неге, которая на миг показалась спасительной, но в этот же момент, словно ярчайшую вспышку пламени, Елена почувствовала внутри такой необъятный страх, что все, что она чувствовала в последние минуты, показалось по сравнению с ним лишь тенью. Из груди вырвался крик – быть может, это была единственная возможность освободиться от этого гнетущего, сжигающего буквально за несколько секунд чувства.
В следующую секунду Елена ощутила сильный толчок и вдохнув так глубоко, как только могла, распахнула глаза.
Осознание реальности пришло очень быстро – в тот же момент, когда Елена увидела свою комнату и услышала негромкий шелест деревьев из полуоткрытого окна. Она поднялась на локтях и на автомате повернула голову в сторону – туда, где обычно спал Деймон, когда они оставались вместе.
Елена с шумом выдохнула и устало провела ладонью по лицу. На протяжении последних нескольких недель каждую ночь она видела один и тот же сон. Ледяная вода. Сильное течение. Звать на помощь бесполезно – рядом нет никого. До боли знакомое чувство ужаса. И лишь яркий солнечный луч над головой, как последняя надежда на то, чтобы спастись… Он меркнет очень быстро. Тьма поглощает за доли секунды, навсегда отнимая самое дорогое, полностью обесценивая жизнь, превращая ее лишь в игрушку для кого–то намного более сильного, сейчас будто бы смеявшегося над ней.
Елена положила руку на холодный шелк. Деймона не было рядом этой ночью. Еще пару недель назад ее бы это не испугало: была среда, а в разгаре недели Деймон, поглощенный работой, в Вест-Вилледж приезжал редко. Однако он не приехал и в прошедшие выходные. И, хотя Деймон позвонил и объяснил Елене свое отсутствие большим количеством дел, она прекрасно видела: причина совсем не в этом. Переписки, порой длившиеся до поздней ночи и иногда заканчивавшиеся лишь тогда, когда смартфон просто-напросто отключался из-за разряженного аккумулятора или когда кто-то из них, в конце концов, засыпал, заменили редкие СМС с коротким вопросом: «Все нормально?» Такие привычные шутки и смех, который не смолкал в доме, когда они встречались, проводя время в Вест-Вилледже или в Нью-Йорке, сменились звенящей тишиной и пустотой, которая удивительно быстро заполнила собой это место. Вместо нужного, как воздух, тепла теперь был холод дорогого шелка. Теперь Елена понимала одно: ей придется вновь привыкать к этому одиночеству. Но как же больно было это осознавать именно сейчас – после того, как она спустя долгие годы вспомнила, как это – дышать свободно и легко. После того, как в сердце едва-едва вернулась вера в чудеса. После того, как она вновь почувствовала, что значит быть счастливой.
Что оставалось Елене теперь? Корить себя за то, что так легко поддалась тому, во что ей в какой-то момент так сильно захотелось поверить? Она знала, что никогда не пожалеет ни об одном минуте, проведенной рядом с этим человеком. Разговоры в полутемной гостиной. Аромат терпкого виски и сандала. Горький остывающий кофе. Прогулки по ночному Лос-Анджелесу. Едва слышные аккорды гитары, струны которой задумчиво перебирал Деймон по вечерам. Споры до хрипоты, скандалы… А потом – долгая дорога друг к другу, которую они неустанно искали. Искали и вновь и вновь находили, начиная все сначала. Елена помнила каждую минуту этих двенадцати месяцев до самых мелких деталей, до едва уловимых запахов, до звуков, раздававшихся за окном в ночной тишине. И сейчас, когда все это исчезло в один момент, как сон, понимала: она сама виновата в том, что обманулась так легко и так быстро позволила себе забыть, какие отношения связывали их изначально. За такое короткое время Деймон стал не частью жизни Елены – частью ее самой, словно кто-то связал их невидимой, но невероятно крепкой нитью, которая в какой-то момент стерла все – немыслимый страх, когда она смотрела в его лукавые сапфировые глаза, отвращение, презрение. Год назад моля Бога лишь о том, чтобы он дал ей свободу и навсегда стер любые воспоминания об этом человеке, сейчас Елена не променяла бы их ни на что другое. Думала ли она о том, что однажды настанет день, когда они почувствуют, что эта необъяснимая останется с ними всю жизнь, а они сами смогут назвать друг друга семьей? Елена никогда не представляла Деймона своим мужем, не думала о том, что однажды он может стать отцом ее ребенка и тем более о том, что, быть может, когда-то заменит его Никки. Но она знала другое, и это было единственной правдой: ей было нужно, чтобы он был рядом. Она бы не попросила большего, если бы однажды встретилась с каким-нибудь добрым волшебником, который пообещал бы ей исполнить любое ее желание.
Эту тонкую нить, которая стала для Елены спасением и которую она так боялась потерять, оказалась способной порвать одна секунда. Секунда, в которую весь хрупкий мир, в который она верила, разлетелся осколками, словно дорогой хрусталь. Эти осколки в тот же миг вошли глубоко под кожу, не оставив в сердце ничего – ни надежды, ни мечты. Только острую обжигающую боль, которая день ото дня становилась лишь сильнее.
Они не говорили о произошедшем, словно этого никогда не было. Елена и Деймон боялись этого разговора, как маленькие дети, не в силах найти подходящие слова, желая, насколько это возможно, оттянуть момент, когда им обоим пришлось бы открыть друг другу правду. Однако правду эту они оба понимали уже сейчас. Всего одна секунда вновь разбросала их по разные стороны баррикад.
Был ли отсюда путь назад сейчас?
Его никогда не было.
Деймон так и не смог отпустить прошлое, хотя очень этого хотел. Елена понимала: в этом не было его вины. Он отчаянно искал в себе силы продолжить свой путь, оставив в сердце лишь воспоминания. Верила ли Елена, что сможет ему в этом помочь? В ее душе жила робкая надежда, что однажды он увидит в ней нечто большее, чем копию человека, которого ему уже давно нужно было отпустить. В какой-то момент ей показалось, что он действительно увидел. И от этого принять правду сейчас было еще труднее.
Что Деймон чувствовал в тот момент, когда назвал Елену именем Кэтрин? Видел ли он в эту секунду Кэтрин в ее карих глазах, в ее улыбке, слышал ли знакомый голос? На мгновение он действительно обрел ее в совершенно другой девушке, которая на самом деле так была на нее не похожа. На губах Елены неизменно появлялась горькая усмешка, когда она думала об этом: значит, Деймон получил то, что хотел. Произошло то, что когда-то их связало. Вот только сделала ли его счастливым эта секунда? В его взгляде в этот момент было лишь одно: исступленное отчаяние, которое в одно мгновение забрало из него жизнь. Елена до боли помнила его глаза, просившие лишь одного: простить его. И именно в эту минуту, которую сейчас так сильно хотелось забыть, между ними произошел тот безмолвный разговор, который они почему-то постоянно откладывали на потом, думая, что однажды, обретя наконец покой, превратив свою боль в далекие воспоминания, они смогут подобрать друг для друга подходящие слова, чтобы понять: у них есть будущее. Вот только сейчас Елена осознавала, что их глаза тогда сказали друг другу совершенно иное. И, наверное, именно это был самым честным из того, что они могли друг другу сказать. У них с Деймоном не было и не могло быть истории. И в своей странной игре, которая теперь перемешалась с реальной жизнью, они зашли слишком далеко. Елена могла бы лишь на время помочь ему забыть его боль, но отпустить ее он не сможет уже, наверное, никогда. Кэтрин по-прежнему была нужна ему, и над этим не было властно время. Сможет ли Деймон когда-нибудь впустить в сердце другого человека? Не желая забыться, а по-настоящему полюбив – так сильно, как только умело любить его сердце, в котором под коркой эгоизма и цинизма, которыми он отчаянно пытался обезопасить себя от новой боли, все еще оставался свет. Так, как он полюбил когда-то Кэтрин. Елена очень хотела верить, что однажды он сможет вдохнуть свободно и найти свое счастье: она знала, что Деймон заслуживал этого больше, чем, наверное, какой-либо другой человек на этой Земле. Но теперь Елена понимала, что это не произойдет сейчас или даже, может быть, в ближайшие несколько лет. Деймон к этому не готов. И ей не суждено ни это увидеть, ни в этом поучаствовать.
Елена вновь опустилась на подушки и закрыла глаза. Этот холод не уйдет с наступлением утра. Деймон не приедет. Это должно было случиться. Она повторяла эти слова в мыслях, как молитву, но в сознании набатом стучал другой вопрос, ответ на который найти было пока невозможно: где найти силы, чтобы перестать ждать его звонка?
– Деймон?
На часах было около восьми, когда Роуз, недавно вернувшаяся из офиса, занимаясь какими-то домашними хлопотами, увидев на пороге лучшего друга. Сердце сковало тревогой – но не тогда, когда, после секундного замешательства Роуз вернулась к реальности и поняла, что была среда, а в тот момент, когда она увидела его глаза: его затуманенные, блуждающие, совершенно больные красные глаза. В руках у него была бутылка бурбона.
– Роуз, – негромко произнес Деймон, и от этого тихого, полного мольбы голоса у Роуз по коже побежали мурашки. – Ты – единственная девушка, к которой я могу прийти вечером с виски и не проснуться наутро в одной постели, – по его губам скользнула грустная усмешка. – Пожалуйста, если ты…
Роуз не дослушала его до конца: по его глазам ей становилось все понятно.
– Проходи, – коротко проговорила она, положив ладонь ему на плечо и слегка потянув его вперед, а затем закрыв входную дверь.
Через пару часов с работы должен был вернуться ее муж, и сама Роуз после рабочего дня чувствовала себя уставшей, но даже мыслей о том, чтобы отказать Деймону в его просьбе просто поговорить, у нее не было. Она слышала в его дрожащем голосе: ему нужно хотя бы выплеснуть то, что угнетало его все это время. Быть может, тогда стало бы на мгновения легче.
Время потеряло свой ход, когда между Деймоном и Роуз потек их тихий разговор. Роуз ни разу не свела с Деймона взгляд, когда он рассказывал ей о том, что произошло, и ей казалось, что на эти минуты сердце в груди замерло. Роуз была одной из немногих людей, которые всегда видели и знали его таким, каким он был на самом деле. Кому, как не ей, было знать, сколько раз в этой жизни ему приходилось терять. Однако ни разу, ни одним своим словом, ни одному, даже самому близкому другу он не доверял свою боль. Он закрывался от этого мира, переживая все внутри, сгорая в этом огне, но не допускал до своих ран никого. Для него было немыслимым подумать, что его будет кто-то жалеть или утешать. Он был неспособен дать слабину. И тем больнее Роуз сейчас было смотреть в его абсолютно растерянные глаза. Он одним взглядом впервые просил помощи.
– Деймон, пожалуйста, скажи мне одно. Ты любишь ее?.. – едва слышно произнесла Роуз.
Деймон потер уставшие глаза.
– Я люблю Кэтрин, – сказал он, и впервые в его голосе зазвучала уверенность. – Я люблю ее даже сейчас, спустя пять лет, не видя ее, не слыша ее голос, не чувствуя. Я понимаю, что так нельзя, что это глупо, что ничего уже не вернуть. Но сейчас я понял, что, какая бы девушка ни была рядом со мной, частичка этой любви останется во мне навсегда. Это сильнее меня, Роуз.
– Но ты ведь что-то почувствовал к Елене за это время, – Роуз мотнула головой. – Можешь отрицать, говорить, что это ерунда, спорить… Но я знаю тебя слишком хорошо, чтобы не увидеть, как ты изменился рядом с ней, Деймон.
– Еще ни с одной девушкой после Кэтрин мне не было так хорошо, как с Еленой, – ответил Сальваторе. – Она… Роуз, она удивительная, – выдохнул он. – Мне хочется идти за ней.
Деймон на секунду замолчал, поджав губы, и по ним скользнула едва заметная, быть может, даже не совсем осознанная, но все еще теплая улыбка.
– Схватить в охапку и больше никогда не отпускать, – тихо прошептал он. – Она очень светлая, Роуз, и этого света хватит на нас двоих. Он нужен мне. Но…
Деймон неловко вдохнул и почувствовал, как сердце пропустило удар. Он опустил взгляд.
– Когда я смотрю на нее, я не знаю, что со мной творится. Они с Кэтрин совершенно разные! – с немыслимым отчаянием воскликнул он, будто бы стараясь в первую очередь убедить в этом себя самого. – В их характерах нет ни одной схожей черты. В Елене нет того бешеного огня, который всегда бушевал в Кэтрин, с ней очень спокойно. Но когда она рядом со мной, мне кажется, что Кэтрин вернулась.
Деймон с шумом выдохнул.
– И в такие моменты так хочется, чтобы это оказалось правдой…
Он с немыслимой тоской во взгляде задумчиво посмотрел куда-то вдаль и выпил содержимое своего стакана. Сознание начинало затуманиваться.
– Поэтому ты хочешь сейчас все оборвать? – с грустной усмешкой проговорила Роуз.
– Обрывать нечего. У нас с Еленой не было нормальных отношений. Не было ни одной минуты, когда бы я не вспоминал о Кэтрин, глядя на нее. Это был третий раз, когда я назвал Елену ее именем.
Роуз вновь подняла глаза на Деймона, и их взгляды встретились.
– И в первые два раза я этого даже не заметил. Знаешь, поначалу я даже не чувствовал вины за это, потому что когда, прости за подробности, кончаешь, мозг… Как бы это сказать… Немного отключается, – голос Деймона стал более резким, и в нем послышались ноты раздражения. – Но тогда, неделю назад, это было во время обычного разговора. Я смотрел ей в глаза и осознанно назвал ее Кэтрин, потому что в эту секунду в моей голове не было ни одного другого имени, которым я мог и должен был ее назвать.
Роуз ошарашенно, не моргая, смотрела на друга, и в этот момент, как никогда раньше, ей не хотелось верить в эти слова. Когда в жизни Деймона появилась Елена, она видела в ней для него лишь игрушку, портрет Кэтрин, который привлек его лишь схожестью с ней. Однако теперь, спустя время, когда Роуз видела улыбку Деймона, когда он был рядом с ней, смотрела в его глаза, которые вновь начали смеяться, и узнавала в них прежнего Деймона – молодого, беззаботного, так любящего жизнь, – ее мысли о том, что Елена ничего не значит в его судьбе, представлялись ей самой большой ложью. Сейчас Роуз боялась лишь одного: увидеть, что тогда, год назад, когда она только познакомилась с Еленой, она была права.
– Кто она для тебя, Деймон? – едва слышно спросила Роуз.
Услышав этот вопрос, Деймон почувствовал, как внутри мгновенно разлился необъяснимый холод. Он боялся этого вопроса сильнее всего, потому что ответа на него не знал и сам.
– Знаешь, забавно, – с грустной улыбкой произнес он, – ты задаешь мне этот вопрос уже не в первый раз, а я так и не могу на него ответить…
Деймон опустил взгляд на свой стакан, на дне которого еще плескался золотистый бурбон, который он налил минуту назад.
– Она стала мне очень знакомой и близкой за это время, – наконец тихо сказал он. – Если сейчас на минуту я должен буду представить свою жизнь, в которой она не будет участвовать, мне будет трудно это сделать. Даже сейчас, когда я возвращаюсь в Нью-Йорк, а она остается здесь, дом будто бы пустеет.
Деймон замолчал, отведя взгляд в сторону, и провел ладонями по лицу.
– В понедельник будет последнее заседание по делу Стефана, – с шумом выдохнув и отставив стакан с бурбоном, пробормотал Сальваторе.
– И что ты собираешься делать дальше? – осторожно спросила Роуз.
Деймон молчал некоторое время, глядя куда-то вниз.
– Я хотел бы жить с Еленой, построить семью… Я готов к этому. Но… Я не знаю, как это объяснить. Даже сейчас, спустя год, когда мы знаем друг о друге все, – я чувствую какой-то барьер. И как его преодолеть, я не знаю.
На мгновение в гостиной вновь воцарилась тишина.
– Если бы случилось хоть что-то, что могло бы связать нас навсегда… Если бы Елена забеременела, я бы сделал ей предложение и не раздумывая женился. И, может быть, тогда мы…
Роуз в этот момент показалось, что ее ударил разряд тока. Она неподвижно смотрела на Деймона и не узнавала в нем старого друга: он так беззаботно рассуждал о серьезных вещах, что ей казалось, что перед ней сейчас не он. Роуз не знала, виноват в этом бурбон или что-то другое.
– Господи, Деймон, что ты говоришь? – потерев глаза, произнесла она, не дав Деймону договорить. – Какие дети? Вы даже не можете понять, какие вас связывают отношения…
– Почему я в свои гребаные тридцать три не могу хотеть детей? – вдруг с какой-то злостью спросил Деймон. – Роуз, я хочу семью, понимаешь?
В этот момент их глаза встретились, и Роуз почувствовала, как в области груди у нее защемило. Во взгляде Деймона было такое отчаяние, что на секунду она забыла о своем негодовании. Она еще не видела его таким растерянным. Таким… Усталым.
– Да, черт возьми, я готов менять подгузники, вставать по ночам, заваливать врачей кучей вопросов. Я хочу искать на Рождество подарки среди кучи снегокатов, машинок, кукол и плюшевых игрушек, а потом видеть, как дети с криками наперебой бегут к елке и обсуждают подарки от Санты. Потому что… Черт возьми, потому что в этом и есть смысл жизни – знать, что ты кому-то нужен. Мне до чертиков надоело приходить в пустой дом, вкалывая на работе, как папа Карло, а по вечерам задумываясь: для чего я все это делаю? Для чего мне лишние полмиллиона? Чтобы провести на Мальдивах не две недели, а месяц? Чтобы купить новую машину или часы подороже? Да нахер мне это не нужно! – рыкнул Деймон. – Я уже перерос тот возраст, когда центром вселенной для себя был я сам.
Сердце ускорило свой темп, а в ушах зашумела кровь. Роуз понимала: Деймон не лжет. Он был готов к семье еще тогда, шесть лет назад, когда сделал предложение Кэтрин. Тогда он, нисколько не жалея, забыл о девушках, каждую ночь гостивших в его доме, а ночные клубы в его жизни все чаще стали заменять семейные вечера. Знала Роуз и о том, что, когда придет время, Деймон станет отличным отцом. Но вот в то, что он сможет жить в семье без любви, она поверить не могла, хотя, быть может, сам Деймон именно в появлении у них с Еленой ребенка видел единственное спасение, то, что смогло бы увести его от прошлого.
– Сальваторе, не ври хотя бы себе, – устало проговорила Роуз. – Тебя никогда нельзя было привязать ребенком. Ты совершенно другой человек.
– Откуда ты знаешь? – с болью в голосе и тоскливой усмешкой спросил Деймон. – Может, именно тогда у нас бы все получилось…
– И какая бы тогда это была семья? – вопрос Роуз, кажется, не требовал ответа: она и так знала его. – Если ты однажды встретишь девушку, которая будет похожа на Кэтрин не только внешне, но и внутренне? Ты… Оставишь Елену?
Деймон почувствовал, как в одно мгновение похолодели пальцы.
– А сколько еще раз ты назовешь ее чужим именем…
По коже пробежали мурашки. Деймон закрыл ледяными ладонями лицо, но ничего не ответил, и эта тишина была для Роуз понятнее любых слов.
– После всего, что пришлось пережить Елене… Она заслуживает настоящую семью, Деймон. Отношения, где она не будет лишь заменой. Ты провел с ней год, и кому, как не тебе знать, что она в душе – маленький ребенок. Беззащитный, доверчивый. Один раз ее предал самый близкий человек. Но она вновь поверила. И поверила тебе. Знаешь, – усмехнулась Роуз, – я весь этот год верила лишь в одно: что вот-вот настанет момент, когда я увижу, что спустя годы ты снова полюбил. Я всегда думала: остался последний шаг, совсем скоро все будет иначе. А теперь я понимаю, что тебе нужно бежать от нее, куда глаза глядят, и больше никогда не искать с ней встреч. Потому, что Елена не влюблена в тебя. Она не испытывает к тебе симпатии, интереса или влечения. Она уже любит тебя, Деймон. И второго такого предательства она не заслужила.
Сейчас Деймону казалось, что из его тела, разрывая на куски, по частям вынимали душу. Он понимал, что Роуз права во всем, и от осознания, какую боль он может причинить той, которая вернула его к жизни, хотелось кричать.
Роуз замолчала, и ее губы вновь изогнулись в грустной усмешке.
– Да только без нее ты все равно не сможешь. Равно как и она без тебя.
Деймон опустил голову на стол, тяжело дыша.
– Я не могу ни без нее, ни с ней, – устало произнес он.
И в этот момент Роуз показалось, будто в тело кто-то вонзил острый кинжал. Ей впору было бы упрекать Деймона, быть может, даже отказаться обсуждать эту тему… Но в эту секунду ей, как никогда раньше, было его жаль. Ее сильный, жесткий, циничный друг сейчас напоминал, скорее, совершенно беззащитного, робкого ребенка. Роуз осторожно положила ладонь на его мягкие волосы, чтобы хотя бы так показать: она по-прежнему рядом с ним. Быть может, именно эта теплота, чем-то напоминавшая материнскую, сможет забрать часть его боли.
– Господи, Деймон, ну зачем ты затеял все это? – прошептала Роуз. – Ты ведь знал, чем это может кончиться…
В голосе девушки не было ни намека на упрек: лишь боль за того, чье счастье она хотела бы увидеть, наверное, больше всего на свете. Она очень хотела бы помочь ему, может быть, дать совет… Но Роуз понимала, что сейчас совершенно бессильна. Она была рядом с ним, но видела: Деймон все равно оставался со своей болью один на один. И от осознания этого было невыносимо.
– Меня уже не спасти, Роуз, – чуть слышно, одними губами, будто уже в забытьи пробормотал Деймон. – Я полный идиот, я знаю это. Но я не смогу… Не смогу.
Этот шепот был едва различим, но сейчас звучал в ночной тишине громче любого крика. И именно он разбивал сердце на мелкие осколки.
Soundtrack: Зара – #Миллиметры
Сердце стучит спокойно, и Кэролайн начинает казаться, что она может управлять его ритмом. Ее уже не пугают серые бетонные стены, решетки, грубые полицейские, бесконечные обыски и ворох документов, которые нужно заполнить, чтобы получить свидание. Она спокойно наблюдает за тем, как дежурный переворачивает вверх дном ее сумочку, с шумом вытряхивая все ее содержимое на стол, ее руки не трясутся, как в тот день, когда она пришла сюда впервые, в тот момент, когда полицейский, не найдя в ней ничего, кроме мобильного телефона, ручки, наушников, жвачки и губной помады, лениво возвращает ей аксессуар, и она начинает складывать все обратно. Сейчас все происходящее вокруг становится абсолютно неважным перед одной мыслью, которая набатом бьется в голове, заполняет ее всю целиком: она наконец-то сможет ему сказать. Сказать обо всем, что сжигало ее эти несколько месяцев, о том, на что она надеялась, о чем думала, о чем мечтала. О том, что она сделала свой выбор и никто и ничто на этой земле не заставит ее его изменить. Она вновь вспоминает его зеленые глаза и понимает, что сердце, которое бьется сейчас размеренно и тихо, будет стучать до боли в грудной клетке, когда она снова их увидит.
Осталось совсем чуть-чуть.
– Сальваторе, на выход! К тебе на свидание пришли.
Стефан вздрогнул от грубого выкрика смотрителя, отрикошетившего от стен и повисшего в воздухе гулким эхом, и отложил книгу.
– Кто? – Стефан не смог скрыть изумление в голосе, вспомнив, что четыре дня назад к нему приходили Финн и Ребекка, так что теперь ни на какие посещения в ближайшее время он не рассчитывал.
– А я знаю всех твоих родственников и знакомых, что ли? – хмыкнул полицейский. – Какая-то блондинка. Давай, пошевеливайся!
«Ребекка», – пронеслось голове у Стефана, и он, поспешно встав, подошел к смотрителю, который увел его на обыск.
Комната для свиданий, которая больше напоминала бетонную коробку, была уже очень хорошо ему знакома. Он всем сердцем ненавидел этот серый цвет, этот холод, эти чертовы пуленепробиваемые стекла, через которые не проходил звук. Но именно эта комната стала для него единственной нитью, связывавшей его с миром по ту сторону от решетки. Именно здесь он все еще мог видеть сестру и друзей. И, быть может, именно поэтому со временем он немного к ней привык.
Сердце замерло, когда по ту сторону стекла он увидел ту самую блондинку, о которой говорил смотритель. Как в тот день, когда они встретились в последний раз, Стефан остановился, не двигаясь, боясь дышать, словно не веря в то, что он видит.
Кэролайн была как яркое лето, как глоток свежего воздуха в этом месте, где надежда угасала с каждым днем, в своем легком коралловом платье. Стефан очень любил его и помнил, что именно в нем она пришла на их первое свидание. Лишь неведомой силой ему удалось удержать себя в реальности. Он взглянул Кэролайн в глаза. Для чего она пришла? Что хотела ему сказать? В кровь в одно мгновение будто впрыснули ледяную воду, а внутри все скрутило. Стефан боялся. Боялся услышать те самые страшные слова, именно от нее. Он уже не верил, что теперь она может сказать ему о чем-то другом.
Не чувствуя под собой ног, пошатываясь, он сделал несколько шагов. Стефан не знал, откуда в нем еще оставались силы, но именно он первым взял трубку. Не сводя взгляд с Кэролайн, отчаянно пытаясь справиться с тем, что на самом деле хотелось сказать, он, стиснув зубы, хрипло произнес:
– Если ты пришла упрекнуть меня в чем-то или попрощаться – пожалуйста, сделай это сейчас. Я не мазохист, чтобы растягивать это.
У Кэролайн дрогнуло сердце, когда она услышала эти грубые слова. Стефан выглядел угрюмо, и теперь практически ничем не отличался от множества других заключенных.
Но Кэролайн видела его глаза. И именно в них она нашла надежду. Он мог говорить что угодно, но она не видела во взгляде Стефана зла, этой исступленно ненависти, которой дышали здесь другие. Она по-прежнему узнавала в нем того Стефана, которого любила так же сильно.
– Нет, Стефан, – девушка мотнула головой. – Я пришла не для того, чтобы попрощаться. Стефан, я прошу тебя только об одном: пожалуйста, выслушай меня.
Кэролайн сейчас хотела лишь одного: чтобы Стефан ее услышал, чтобы не выстраивал вокруг себя стену, которой пытался защититься от новой боли, подобно маленькому ребенку, который был очень напуган. И сейчас она была готова сделать все, чтобы это произошло.
– Стефан, помнишь, – Кэролайн услышала, как дрогнул ее голос, – ты всегда просил меня, чтобы я была рядом? Еще когда мы не встречались, ты говорил, что я нужна тебе, что тебе со мной хорошо. И я обещала.
В это мгновение Стефану показалось, что весь мир вокруг просто исчез. Все звуки, все краски, все ощущения… Остался лишь взгляд ясных голубых глаз, которые он так любил. И которые он так давно не видел.
– Я не забыла о своем обещании.
Стефан смотрел в ее глаза и не мог ни пошевелиться, ни нормально дышать. Голос Кэролайн был тихим, но в ее словах звучала немыслимая уверенность.
– Я пришла сказать, что я буду на твоей стороне, Стефан. Что бы ни произошло.
Сердце, до этого момента, кажется, каждую новую секунду ускорявшее свой темп, замерло, и Стефану показалось, что из его груди кто-то выбил остатки кислорода. Он, словно робот, едва заметно мотнул головой, даже не вполне чувствуя это. Он видел эту реальность, и, хотя их с Кэролайн разделяло защитное стекло, он слышал ее голос, ему казалось, что он даже чувствует ее дыхание. Но именно сейчас поверить в эту реальность, за которую он готов был отдать все, было невозможно.
– Знаешь, в тот момент, когда мне рассказали обо всем, я думала только об одном: это ложь. Я спорила с Маркосом, с Клаусом, с полицейскими, с Еленой… Наверное, я была похожа на сумасшедшую, но я не верила никому из них, ни одному их слову. Мне казалось, что все это просто кошмарный сон, и я была уверена: ночь вот-вот закончится, ты приедешь домой, и все будет как прежде.
Кэролайн с шумом выдохнула, и из ее глаз покатились слезы, когда вновь словно бы вернулась в те дни, ставшие для нее самыми страшными.
Как же сейчас Стефану хотелось разбить это чертово стекло, сесть рядом и просто прижать ее к себе так крепко, как он только мог… Как раньше.
– А когда я с тобой встретилась… Когда дежурный вывел меня из изолятора, и я вышла на улицу, в голове была только одна мысль: «Как жить дальше?»
В помещении на несколько секунд воцарилась тишина, но у Стефана не было сил, чтобы что-то сказать хотя бы шепотом. Руки дрожали, но он лишь сильнее сжимал трубку, словно боясь отпустить эту единственную нить, которая была способна связать его с Кэролайн.
– Я не принимаю то, что ты сделал, – сказала она, и ее голос зазвучал тверже. – И не приму никогда. Но…
Кэролайн поджала губы, пытаясь подобрать нужные слова, а может быть, сдержать предательские слезы.
– Это не изменило одного. Я по-прежнему люблю тебя, Стефан. Несмотря ни на что, кто бы что о тебе ни говорил. И знаешь, во что я верю? В то, что нам удастся превратить все, что произошло, в прошлое. Навсегда.
– Кэролайн… – с губ Стефана слетело лишь одно дыхание, но в этом имени, произнесенном так тихо, что его могли услышать лишь они вдвоем, было нежности больше, чем в самом красивом признании, в самом искреннем поцелуе.
– Если ты готов к этому… Если ты видишь наше будущее так же, как вижу его я… Я буду рядом, – твердо, уже громче, не отводя взгляд от его глаз, произнесла Кэролайн. – Каким бы ни был приговор. Мы создадим с тобой семью. Купим большой дом на берегу озера, как мы мечтали. В нем будут резвиться наши дети, а по выходным приезжать друзья. Мы сможем вновь стать счастливыми, Стефан.
Все, о чем говорила Кэролайн, было самой заветной мечтой для Стефана. Мечтой, которую он уже готов был отпустить, не веря, что всему этому суждено когда-то сбыться. Но Кэролайн верила. И осознание этого секунда за секундой словно бы залечивало в душе глубокие кровоточившие раны, которые с каждым днем болели лишь сильнее, и возвращали в него жизнь.
– Но я хочу, чтобы ты пообещал мне одно.
Стефан, отведший на несколько секунд взгляд, снова встретился глазами с Кэролайн.
– Ты навсегда забудешь о мести и больше никогда не вспомнишь об имени Елены Гилберт. Ты никогда не будешь пытаться отнять у Елены дочь.
Кэролайн почувствовала, как у нее начали дрожать губы, а глаза застелила пелена слез, которые она изо всех сил пыталась сдержать.
– Люби меня сильнее, чем ненавидишь её, – срывающимся голосом молила Кэролайн. – Ты можешь отпустить это, я знаю. У тебя светлая душа. Именно этот свет я в тебе полюбила. Именно он будет нужен мне всегда, что бы ни происходило. Вернись ко мне таким, каким ты был прежде, Стефан, – сквозь слезы одними шептала Кэролайн, ощущая их соленый привкус, и Стефану в этот момент казалось, что его тело объял неистовый огонь. Он чувствовал каждый удар своего сердца, отдававшийся внутри. – И я обещаю, что больше никогда не отпущу тебя.
