Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 41 (всего у книги 59 страниц)
Каждый раз, когда родители Энзо вспоминают о нем, в каждом их слове слышится невероятная теплота, и Деймон понимает: они очень его ждут. И только сейчас, сидя за одним столом с семьей, с которым он познакомился лишь этим вечером, но которая встретила его как собственного сына, он понимал, как ему не хватает вот таких обычных семейных вечеров. В семье Сальваторе тоже когда-то было так. За огромным столом по выходным собирались семьи Грейсона, Джузеппе и Миранды, и в доме непрерывно звучал звонкий смех. Дети, быстро расправляясь с едой, не хотели долго сидеть с родителями, и с их разрешения обязательно убегали играть вместе в гостиную. Стефан и Ребекка всегда с уважением и даже каким-то благоговением смотрели на Деймона: он был старше них всего на пару лет, но всегда виделся им самым смелым, умным и сильным. В такие вечера он любил рассказывать младшим брату и сестре разные фантастические истории, которые придумывал сам после прочтения древних мифов разных народов в отцовской библиотеке. Ребекка и Стефан завороженно слушали его, а затем с восторженными возгласами бежали обратно к родителям и наперебой пересказывали им то, о чем им только что поведал Деймон. Джузеппе и Лили неизменно улыбались, слушая их, а Грейсон, хлопая сына по плечу, тоже улыбаясь, прочил ему славу Толкиена. Знали ли они тогда, сколько судеб в их семье будет разрушено? Могли ли знать Лили и Джузеппе, что им не суждено будет увидеть своих детей взрослыми, увидеть их успехи, повстречаться с внуками? Мог ли знать Стефан, тогда еще совсем маленький пятилетний вихрастый мальчишка, который жутко не любил расчесываться и над которым из-за этого частенько подтрунивал Деймон, называя этот форменный беспорядок у него на голове «геройской прической», сколько боли ему придется перенести после потери родителей и какую ошибку совершить, поддавшись совершенно неуправляемому, безумному, всепоглощающему желанию отомстить за тот проклятый вечер на трассе М86? Могла ли знать Ребекка, глядя в голубые глаза своего старшего брата и слушая взахлеб его истории, о том, что однажды ей будет трудно представить без этого взгляда свою жизнь и что всего через несколько лет они окажутся связаны очень тонкой, но невероятно прочной нитью – нитью жизни их ребенка? Мог ли знать Грейсон, что когда-то откажется от собственного сына? Никто из них не знал, что им предстоит перенести. Сейчас когда-то большую и дружную семью Сальваторе, в которой очень правдивой была фраза «один за всех и все за одного» семьей было назвать трудно. Раньше Деймон не задумывался об этом: перестав доверять самым близким людям, он перестал верить в ценность слова «семья». И только сейчас, когда он оказался в настоящей семье, которая так отчаянно напоминала ему свою, лишь десять лет назад, он понимал, как ему хочется вернуться туда – в яркое детство с такими уютными летними вечерами, наполненными детским смехом и разговорами обо всем на свете. Только был ли путь назад? Деймон не верил в это. Они все слишком изменились за это время.
– Деймон, ваши предки, должно быть, тоже из Италии? – поинтересовался Джованни, помня фамилию своего нового знакомого, – Сальваторе. Предположить, что он итальянец, он не осмелился: слишком выразителен был американский акцент, с которым Деймон отчаянно боролся еще в университете.
– Мои дедушка и бабушка по отцовской линии эмигрировали в США из Италии в начале прошлого века, – объяснил Деймон. – Наверное, этим отчасти можно объяснить, почему меня всегда так тянет сюда, – рассмеялся он.
– Вы не в первый раз в Италии? – с интересом спросила Сара, и это был чуть ли не первый раз, за все время разговора, когда она в него вступила. Сестра Энзо боялась, кажется, даже пересекаться взглядом с Деймоном. Сначала он списал это на застенчивость, но теперь он ясно понимал: это было на самом деле следствием строгого воспитания. Эта скромная тихая девушка искренне изумляла его и чем-то была похожа на Елену.
– О, нет, далеко не в первый, – ответил Сальваторе. – Я люблю эту страну и частенько приезжаю сюда весной – устраиваю себе римские каникулы. Я объездил почти всю Италию с севера на юг, но в Неаполе мне довелось побывать только сейчас.
Стоит Деймону произнести последнюю фразу, как родители Энзо составляют для него целый список мест, которые в Неаполе обязан посетить каждый турист. Деймон только успевает запоминать это, и внутри ему становится жаль, что в этот раз его поездка, вероятно, не продлится больше нескольких дней.
Время течет незаметно, и Деймон не замечает, как за окном темнеет. Поняв, что ему все же стоит вернуться в отель, он еще раз искренне благодарит семью Энзо за радушный прием, а те, очарованные обаянием голубоглазого американца, оказавшегося к ним намного ближе, чем казалось на первый взгляд, берут с него обещание, что он обязательно заглянет к ним еще – если не в этой поездке, то хотя бы чуть позднее. Деймон с улыбкой кивает и, вызвав такси, вскоре уезжает. Когда он возвращается в отель, усталость берет свое – мышцы начинают ныть, а глаза слипаться, – но он еще долго прокручивает в голове прошедший вечер, не уставая изумляться искренней доброте и радушию людей, которым он, по сути, был никем, и ловя себя на мысли, что по-доброму немного завидует Энзо и в душе надеется: когда-нибудь у него будет такая же семья, главой которой будет уже он сам.
– Так, про лекарства сказать не забыла, про игрушки и Оскара тоже, ужин приготовлен… – Кэролайн с беспокойством перечисляла все это, загибая пальцы, а Стефан, наблюдая за ней, снисходительно улыбался. – Вроде бы все.
– Кэролайн, мы же не на неделю уезжаем, – мягко сказал Стефан.
– Все будет хорошо, мисс Форбс, – с улыбкой заверила Валери.
– Мы в первый раз оставляем Никки на ночь, – резонно заметила Кэролайн. – Поэтому я хочу, чтобы для нее это прошло как можно менее заметно, чтобы мы сами спокойно отдохнули и чтобы у Валери было меньше хлопот. Что я еще могла забыть? – спросила она у Стефана. – Точно! Вэл, пожалуйста, пока не давай Никки бананов. Врачи предполагают, что аллергия именно на них.
Девушка кивнула.
В этот момент на пороге гостиной появилась Никки и подбежала к Стефану и Кэролайн, задорно смеясь.
– Мама! Папа!
– Котенок, – улыбнулась Кэролайн, обняв девочку и поцеловав в затылок.
Вдоволь наобнимавшись с ней, Никки потянулась к отцу, и Стефан, в свою очередь, с нежностью коснулся губами ее щеки.
– Слушайся Вэл, хорошо? – попросил он.
Никки с энтузиазмом закивала.
– Пока, – помахала рукой она.
– Пока, принцесса, – с улыбкой сказал Стефан, потрепав ее по голове, и, еще раз проверив, не могли ли они что-то забыть, они с Кэролайн вышли на улицу.
– Может, лучше было попросить Ребекку? – с беспокойством спросила Кэролайн, когда они со Стефаном уже оказались в автомобиле такси.
– Кэр, Валери знает Никки с пяти месяцев, – ответил он. – Да ты и сама видишь, как она к ней относится. Вот увидишь, все будет хорошо. Родителям когда-то тоже надо отдыхать, – шепнул Стефан ей на ухо и прижал к себе.
Кэролайн взглянула ему в глаза и положила голову на плечо.
– Ты сегодня очень взволнована, – заметил Сальваторе.
– Сегодня мне предстоит познакомиться с твоими друзьями. Я уверена, они чудесные ребята, но внутри все равно какой-то мандраж, – объяснила девушка. – Просто среди них, кроме тебя, я никого не знаю, и…
– Вот именно, – сказал Стефан. – Я буду рядом, – прошептал ей он и поцеловал в лоб.
По губам Кэролайн скользнула улыбка. Перед этими негромкими, но такими нужными словами страх действительно отступал.
Огромный особняк Майклсонов в этот день больше напоминал огромную оранжерею: в вазах на полах стояли огромные букеты, которые курьеры привозили буквально каждые два часа, а сам дом был украшен нежными белоснежными пионами – любимыми цветами именинницы. В этот день Хейли исполнялось тридцать и она, проснувшись утром от запаха клубничного джема и увидев на пороге спальни Клауса с подносом, судя по всему, специально вставшего пораньше, чтобы порадовать жену в особенный для нее день, а сейчас с улыбкой наблюдая за тем, как дом постепенно наполняется друзьями и их громким смехом, понимала: она счастлива. Она замужем за любимым человеком, самым лучшим мужчиной, который каждый новый день превращал для нее в яркую страницу огромной интересной книги. Буквально несколько дней назад их десятимесячная дочь, Хоуп, с их помощью сделала свои первые шаги, и они с интересом наблюдают за ней, поражаясь тому, как быстро меняется эта малышка, так похожая на своего отца. Рядом – близкие и друзья. И напоминание о возрасте в этот день совсем не навевало грусть – наоборот, показывало, сколько всего ее еще ждет впереди.
Когда приехали Стефан и Кэролайн, многие из друзей Клауса и Хейли были уже в сборе. Двери гостям открыла сама хозяйка.
– Хейли, ты обворожительна, – улыбнулся Стефан, когда ребята поздравили именинницу и, как часть подарка, преподнесли ей огромную корзину красных роз.
– Еще немного, и мои щеки точно станут такого же цвета, как эти розы, – хихикнула Хейли. – Спасибо, Стефан. Ну чего же мы стоим на пороге? – встрепенулась она. – Пойдемте!
Хейли показалась Кэролайн приветливой и очень милой: она не переставала улыбаться, интересовалась последними новостями и спрашивала даже о таких мелочах наподобие того, как они доехали. Судя по всему, они с Кэролайн совпадали даже во вкусах: едва ей стоило зайти в особняк, как ее тотчас же обдало ароматом пионов, которые она так любила. Кэролайн вместе со Стефаном уже хотела было пройти к остальным гостям, как вдруг почувствовала, как внутри все замерло.
– Хейли, а где Кол? Я ему звонил, но он…
В этот момент Кэролайн мгновенно обернулась и встретилась с голубыми глазами, которые узнала бы из тысячи. Клаус, увидев ее, замер на месте и прервался на полуслове, не отводя от нее взгляд. Весь мир вокруг них остановился в эти секунды, которые казались для них вечностью.
– …трубку не берет… – лишь через несколько секунд пробормотал Клаус, все-таки закончив свою фразу.
– Клаус, привет, – с улыбкой поздоровался Стефан, пожимая ему руку.
Майклсону стоило неимоверных усилий, чтобы удержаться в реальности и, ответив на рукопожатие друга, кивнуть ему в ответ.
– Кол только что звонил мне, все в порядке. Он сказал, что на Третьем Авеню небольшая пробка. Обещал быть в течение получаса, – заверила Хейли, но сейчас все слова Клаус слышал так плохо, словно он находился на большой глубине под водой.
– Кэролайн?.. – будто в забытьи, наверное, не до конца понимая, что произнес это вслух, проговорил он.
– Клаус… – прошептала Кэролайн.
Ее щеки пылали так, словно бы рядом находился открытый огонь, а сердце, замерев на мгновение, забилось вновь с такой силой, что очень сильно начала болеть грудная клетка. В этот день судьба решила над ними, право слово, посмеяться. Теперь она знала это точно.
– Так вы уже знакомы? – с интересом спросила Хейли.
– Да… – пробормотал Клаус. – Мы…
– …Знаем друг друга с университетских времен, – нервно сглотнув, закончила Форбс.
– Вот уж правду говорят – мир тесен! – воскликнула Хейли.
– Кэролайн – моя девушка, – пояснил Стефан, украдкой взглянув на любимую блондинку.
Слова, произнесенные в эту секунду Стефаном, прошли сквозь Клауса свинцовой пулей. Кэролайн… Его Кэролайн. Теперь она девушка его лучшего друга. Наверное, он был готов ко многому. Но точно не к такому.
– Ребят, проходите в столовую, там почти все собрались, – улыбнулась Хейли, и Кэролайн, будучи больше не в силах выдержать взгляд этих бездонных голубых глаз, крепко сжала руку Стефана и вместе с ним поспешила уйти к остальным его друзьям.
А Клаус на протяжении какого-то времени стоял, не шелохнувшись, наблюдая за тем, как Стефан что-то нежно шепчет на ухо той, чьи фотографии он до сих пор хранил у себя.
Их история, наверное, стара как мир. Клаус и Кэролайн познакомились, когда ему было двадцать пять, а ей – всего восемнадцать. Они могли бы никогда не встретиться, если бы… То, что произошло, они называли судьбой. Кэролайн никогда не стремилась быть лучше всех, а ее семья была далеко не самой богатой. Однако еще в старшей школе Кэролайн знала, какой видит свою жизнь в будущем: она мечтала связать ее с экономикой. И пусть она никогда не была отличницей, целеустремленности бойкой блондинке было не занимать, и она точно знала, что исполнит свою мечту, чего бы ей это ни стоило. Приближалась пора выпускных экзаменов, и ради исполнения своей мечты на один год Кэролайн изменилась до неузнаваемости. Всегда общительная, душа компании и этакий моторчик коллектива, на это время она забыла о вечеринках и прогулках с друзьями, заменив это на занятия математикой и иностранным языком. Она не выпускала из рук конспекты, теперь была частой гостьей в библиотеке, а книги о мировой экономике заменили на ее книжной полке любимого Оскара Уайльда и Эмили Бронте. Оплатить обучение по той цене, которая была установлена вузом, куда мечтала поступить Кэролайн, – Колумбийским университетом – одним из лучших в США – ее родителям было не под силу, однако на стоимость могли повлиять результаты экзаменов. Поэтому, как бы ей порой ни хотелось бросить все и послать к черту, как бы иногда к горлу не подкатывали слезы обиды, когда все ее друзья шли на очередную вечеринку, а она коротала вечера за очередным параграфом учебника, – Кэролайн, стиснув зубы, терпела. Этот год прошел для нее, будто во сне, – она плохо помнила что-то, кроме книг и четырех стен своей комнаты. Но, когда Форбс узнала результаты сданных экзаменов, она поняла: справедливость есть. По результатам SAT Кэролайн, обогнав даже самых «закоренелых» отличников, стала одной из лучших выпускниц школы. Не веря своим глазам, показывая матери письмо с необходимыми цифрами, она плакала. Однако в дальнейшем судьба оказалась к Кэролайн еще более благосклонна. Девушка уже собиралась отправлять документы в вуз, когда узнала, что известный в городе благотворительный фонд, покровительствующий талантливым студентам и молодым исследователям, руководителем которого являлся Майкл Майклсон – бизнесмен, владелец крупной нефтяной компании, – совместно с тремя лучшими вузами побережья, – Колумбийским университетом, университетом Нью-Йорка и Рокфеллеровским университетом, – открывает конкурс на получение гранта на образование в одном из них. В глубине души Кэролайн не верила в то, что сможет получить этот грант: участников из Нью-Йорка и других, самых отдаленных городов, было огромное количество, – но удачу все-таки решила попытать. Письмо в фонд, которое она печатала дрожащими пальцами, постоянно сбиваясь, делая опечатки и перепечатывая все заново, портфолио, около двух месяцев нервного ожидания, когда за Кэролайн держали кулаки все ее друзья… Она смогла осознать, что все это происходит в реальности, лишь на церемонии вручения грантов, когда Майклсон и представители Колумбийского университета среди других победителей поздравляли ее и желали новых успехов в обучении, призывая не останавливаться на достигнутом.
Именно в тот день Кэролайн и встретила Клауса – младшего сына Майкла. Хоть он и был одет, как сегодня, – в строгий черный костюм с белоснежной рубашкой и дорогим галстуком, – он был совсем не похож на своего строгого консервативного отца. Он много улыбался, а в глазах танцевали бесенята. Несколько раз в тот день они встретились взглядами, но каждый раз Кэролайн застенчиво прятала глаза и, кажется, краснела. Теперь Клаус понимал, что влюбился в нее еще тогда. Добиться расположения светловолосой красавицы Майклсону-младшему оказалось нелегко: Кэролайн пугала его слава сердцееда и Казановы, в которого была влюблена большая часть ее однокурсниц. Необъятные букеты роз, билеты на концерты любимых музыкантов, прогулки на катере – Клаус пускал в ход всю свою фантазию. И противостоять его безграничному обаянию становилось все сложнее. И, наверное, никогда еще Кэролайн не чувствовала себя такой счастливой до того момента, когда наконец этот невидимый, но долгое время сковывавший ее барьер рухнул.
За те три года, что они были вместе, Клаус показал ей: сказки могут сбываться наяву. В день ее рождения он однажды забрал ее с занятий в университете на белоснежном коне, а вечером, позвав ее самых близких друзей, устроил для нее шумную пенную вечеринку в одном из самых дорогих ночных клубов Нью-Йорка. Придя домой, он мог захлопнуть перед ее носом учебник и сказать: «У тебя есть ровно час, чтобы собраться: на выходные мы уезжаем во Флориду». Он навсегда влюбил в себя ее родителей, поразив их своей сдержанностью, галантностью и в первую очередь – отношением к ней, и подружил их семьи. Однако Кэролайн любила его далеко не за умение делать роскошные подарки и даже не за романтичность, благодаря которой каждую минуту, проведенную рядом с ним, она чувствовала себя настоящей принцессой. Она любила его за ямочки на щеках и хитрый прищур голубых глаз. Любила за характерный британский акцент. Любила за то, как он всегда забавно начинал ругаться, когда Т9, которую на своем мобильном он постоянно забывал отключать, превращал вопрос о планах на вечер в предложение «скрыть туалетную бумагу красного крота». Любила за их прогулки на роликах по местным паркам, когда они пытались догнать друг друга, а по завершении таких гонок ели клубничное мороженое, которое оба обожали. Она любила его просто за то, что когда-то он появился в ее жизни.
Кэролайн не хотела думать о том, что когда-то это все может закончиться. Но судьба посчитала иначе.
Клаус всегда находился в окружении красивых девушек и не скрывал, что ему нравится их внимание. Молодой, богатый, безумно красивый – он знал себе цену и мечтал взять от жизни все и даже больше. Он не преследовал в жизни какой-то определенной цели, а просто жил, стараясь получать удовольствие от каждого дня. Имея все, он хотел лишь больше.
Кэролайн не хотела верить слухам, с которыми неизменно было связано имя Клауса Майклсона: она знала его гораздо лучше, чем может судить толпа. И она без страха вверяла ему саму себя.
Разрушить хрупкий песочный замок оказалось так легко… Один неловкий взгляд на экран смартфона, который Клаус оставил на тумбочке, уйдя в душ, на котором загорелась фраза сообщения, присланного абонентом с женским именем: «Я тебя люблю», а вслед за этим – звонок от этой самой девушки. Не помня себя, словно на под воздействием каких-то потусторонних сил, Кэролайн дрожащими руками взяла трубку. Услышав женский голос на другом конце телефонного провода, любовница Клауса не сказала ничего, кроме одной короткой фразы, по которой и так все становилось понятно: «Пусть он сам все расскажет».
Скандала не было, хотя Кэролайн, плача в подушку от бессилия холодными осенними вечерами, понимала, что лучше было бы, если бы он все-таки случился: быть может, так она смогла бы выплеснуть хотя бы часть боли, и сейчас было бы легче. Клаус понимал, что отрицать что-то бессмысленно. Кэролайн лишь дрожащими пересохшими губами смогла спросить, в первый ли раз он изменил ей. Она со слезами на глазах умоляла не обманывать ее хотя бы сейчас. И тихие слова Клауса, произнесенные им в следующую секунду, стали вторым кинжалом, который он вонзил ей в спину. Оказалось, что Клаус встречался с Камилл уже около двух лет. Все это время он целовал Кэролайн, признаваясь в любви, строил планы о том, как они станут одной семьей, а по вечерам уходил к той, другой, которая точно так же, как и Кэролайн, верила его словам и безумно любила. В этот момент Кэролайн накрыло волной такой сильной боли, что она не смогла даже закричать – она просто опустилась на пол и беззвучно заплакала. И только в этот момент Клаус, для которого отношения с Камилл не значили ровным счетом ничего и который надеялся, что это ничего не будет значить и для Кэролайн, понял: в душе у нее что-то надломилось. Он, словно обезумевший, кинулся перед ней на колени, целовал ее руки и просил прощения. Он клялся, что не любил так сильно никого, кроме нее, и что сам не может объяснить, что с ним происходило. Он обещал разорвать все связи с Камилл и умолял дать ему шанс все исправить. Футболка Клауса почти насквозь промокла от слез Кэролайн. По его щекам тоже текли слезы. Они просидели так в объятиях друг друга до самого утра, но не сказали друг другу ни слова. Лишь когда забрезжил рассвет, Кэролайн, собрав остатки сил и воли, все-таки поднялась, дрожа всем телом, чтобы уехать из этого дома навсегда.
Он звонил ей по вечерам, но Кэролайн, глотая слезы, умоляла забыть ее номер и все, что между ними было. Он приезжал к ней домой, но она ни разу не пустила его на порог, хотя сердце рвалось на куски от боли и отчаяния. Он писал ей письма… А она до сих пор хранила их, хотя была уже давно влюблена в другого мужчину.
Любил ли когда-нибудь Клаус? Он любил Кэролайн до сих пор. Ту смешную белокурую девчонку, которую увидел тогда, на церемонии вручения грантов. Ту, которая так заливисто смеялась по утрам, когда предпринимала очередную попытку поднять его с постели. Ту, чья улыбка оживляла его, подобно ласковому солнцу. Ту, которую он потерял навсегда. Наверное, это звучит очень глупо, но Клаус действительно не знал, почему он так и не смог хранить ей верность. Ему было интересно пробовать что-то новое, ему нужен был адреналин, нужно было преступить что-то запретное. Для него отношения с Камилл были не больше, чем игрой, просто способом отвлечься. Он хотел верить, что Кэролайн не принесет столько боли его слабость. Он привык жить так, и, быть может, в этом была не только его вина: он слишком рано почувствовал вкус свободы и понял, что такое вседозволенность, а однажды попробовав, остановиться уже не смог.
Клаусу казалось, что по его венам проходит ток каждый раз, когда он видел Кэролайн со Стефаном. Он не противился этой боли, наоборот, хотел, чтобы она поглотила его целиком. Потому что эта же встреча для него была и как глоток свежего воздуха. Однажды взглянув на эту девушку, отвести свой взгляд он уже не мог.
– Все так же любуешься закатами над Гудзоном? – услышав знакомый насмешливый голос, выйдя на террасу, залитую ярко-оранжевым светом, Кэролайн вздрогнула.
Обернувшись, девушка увидела перед собой Клауса, который сделал пару шагов в ее сторону.
– Осенью это большая редкость, – ответила она, – поэтому эти краски посреди серой сырости еще более ценны.
Она была такой же: тонкой чувствующей окружающий мир, максимально открытой ему. Только взрослой.
– В осени тоже есть свое очарование, – заметил Ник.
– Ты же знаешь, я больше люблю лето, – с какой-то усталостью вздохнула Кэролайн.
Они молча стояли так с полминуты, глядя куда-то вдаль.
– Ты совсем не изменилась.
По губам Кэролайн скользнула улыбка.
– Может быть, это и к лучшему.
– Как ты? – прошептал Клаус, и Кэролайн по его глазами поняла, что этот вопрос был главным, который он так хотел ей задать.
– Все хорошо, – девушка вновь посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
Какой же родной для него была улыбка и как часто с тех пор он видел ее во снах…
– Ты, наверное, не поверишь, но я наконец-то научилась играть в шахматы, – усмехнулась она.
– В шахматы? – мягко рассмеявшись, переспросил Клаус, и Форбс кивнула. – Ну вот, а говорила, что в жизни к ним не притронешься.
– Когда все выходные идет проливной дождь, не только за шахматы возьмешься.
Кэролайн помолчала немного, а затем, не потому, что так предписывали правила приличия, а потому, что сама хотела узнать это, спросила:
– Как твои дела?
Она уже не любила этого человека – она знала это совершенно точно. Но он по-прежнему был ей дорог.
– Неплохо, – Клаус пожал плечами. – Потихоньку вывожу компанию отца из кризиса. Цены на нефть рухнули, – в ОПЕК творится непонятно что. Сейчас, к счастью, все пошло на стабилизацию.
– У тебя все получится, – сказала Кэролайн, едва коснувшись ладонью его предплечья.
Уголки губ Майклсона изогнулись в полуулыбке, и он отвел взгляд в сторону.
– У тебя замечательная семья, – вдруг проговорила Кэролайн. – Береги ее. Это твоя опора.
Клаус перевел взгляд на девушку и, поджав губы, кивнул.
– Хоуп растет не по дням, а по часам… Так интересно наблюдать за ней, – признался он, и Кэролайн впервые за время их разговора увидела блеск в его глазах. – Ты всегда хотела семью… – едва слышно произнес он, вновь посмотрев Кэролайн в глаза.
– И я ее обрела, – кивнула она. – У меня есть любимый мужчина… И замечательная дочь.
Услышав последнюю фразу, Клаус почувствовал, как сердце пропустило пару ударов. Конечно, он понял, что речь идет о Никки. И в этот момент в голосе Кэролайн прозвучала такая теплота, такая искренняя нежность, что невыносимая боль, которая стягивала сердце весь этот вечер словно тысячами железных цепей, вдруг отступила. Он смотрел Кэролайн в глаза и видел, как они лучились. И в этом он находил свое успокоение, пусть даже причиной этого был уже не он.
– Будь счастлива, – попросил Клаус, тронув Кэролайн за плечо, и она едва заметно кивнула: она могла ему это обещать.
Кэролайн еще долго не могла привести сердцебиение в норму. Ей казалось, что в особняке слишком душно, к тому же, от громкой музыки вскоре сильно начала болеть голова, и она отправилась в ванную комнату, чтобы немного побрызгать холодной водой хотя бы на шею. Увидев, куда она ушла, брат Хейли, Джексон, который весь вечер наблюдал за Кэролайн, практически незаметно исчез из гостиной и отправился вслед за ней.
Едва Кэролайн включила воду, она услышала характерный щелчок замка, раздавшийся в воздухе. Увидев перед собой Джексона, зашедшего в ванную, несмотря на то, что там была Кэролайн, она вздрогнула.
– Разве дверь не была заперта? – пробормотала она, отключив воду и вытерев руки полотенцем.
– Нет, – пожал плечами Джексон.
– Я уже ухожу, – пролепетала Форбс, у которой отчего-то внутри все свело от страха. – Если тебе нужна ванная…
Джексон вдруг сделал шаг в ее сторону и преградил собой дорогу. Сердце замерло.
– Ну куда же ты спешишь? – склонив голову набок, спросил он. – Разве я такой страшный?
– Джексон…
– А вот ты мне понравилась, – парень гадко ухмыльнулся и подался вперед, и в этот момент Кэролайн обдало запахом виски.
Джексон резким движением навалился на девушку и прижал ее своим весом поясницей к каменной раковине.
– Отпусти меня!!! – закричала Кэролайн, попытавшись оттолкнуть его, но Джексон закрыл ей рот ладонью.
– Заткнись, – прорычал, в тусклом свете сверкнув на нее горевшими злобой карими глазами. – Будешь брыкаться – тебе же будет хуже.
От страха у Кэролайн перехватило дыхание, и в какой-то момент ей показалось, что она начала задыхаться. Она жадно хватала воздух, плохо поступавший в легкие, пыталась разжать ладонь Джексона, но у нее ничего не получилось.
– Да что ж ты такая несговорчивая, а? Тебе какая разница, перед кем ноги раздвигать – перед этим дружком-соплежуем Клауса или передо мной?
Кэролайн попыталась ударить Джексона коленом в пах, но это же мгновение он чуть не сбил ее с ног, одним движением притянув к себе и заткнув рот поцелуем, прикусив ей губу. Кэролайн вскрикнула от боли. Она извивалась, едва он на мгновение освобождал ей руки, царапала его предплечья, пытаясь избавиться от его объятий, ногой била по его голени, но все было тщетно: Джексон был профессиональным боксером, и, для него, привыкшего к боли на ринге, эти удары не значили ровным счетом ничего. Воздух в легких очень быстро кончался, но когда Джексон все-таки дал ей возможность вздохнуть, отстранившись, она крикнула что есть мочи:
– Помогите!!!
– Давай, кричи, – усмехнулся он. – Музыка играет настолько громко, что тебя вряд ли кто-то услышит.
Одной рукой держа Кэролайн, другой Джексон попытался стянуть с нее платье.
Стефан несколько раз будто бы слышал чьи-то крики, но сначала он списывал это шум в зале и думал, что ему это показалось, потому что остальные гости этого не слышали. Однако в последний раз он отчетливо услышал лишь одно слово: «помогите» – и почувствовал что-то неладное. Не чуя под собой ног, не обратив внимание на вопрос Клауса «Куда ты?», побежал на доносившиеся со второго этажа звуки. Открыв дверь ванной, он увидел, как Джексон крепко держал Кэролайн и пытался расстегнуть ремень своих брюк.
– Стефан! – не в силах больше сдержать слезы, выкрикнула Кэролайн.
Стефан бросился к Джексону и, в два счета преодолев расстояние, разделявшее их, со всей силы толкнул его в правое плечо. Джексон не успел скоординироваться и отпрянул.
– Ты что делаешь, мразь? – прорычал Стефан.
– О, защитничек прибежал, – усмехнулся Джексон и в следующее мгновение набросился на Стефана с кулаками.
От первых двух ударов Сальваторе удалось увернуться, но третий пришелся по надбровной дуге, из которой тотчас же хлынула кровь. Кэролайн попыталась оттащить Джексона, но он одним движением оттолкнул ее в противоположную сторону, и она, не сумев удержать равновесие, упала на кафельный пол. Поясницу тотчас пронзила острая боль, и ей понадобилось несколько секунд, чтобы вернуться к реальности. Стефан от удара на несколько секунд потерял координацию, но, собрав остатки сил, сначала ударил Джексона снизу кулаком в правую часть груди, а затем, воспользовавшись тем, что у него сбилось дыхание, схватил парня за грудки и прижал к стене. Тот ударился затылком, но, по всей видимости, удар был несильным, потому что он быстро сориентировался и в следующую секунду ударил Стефана локтем по руке, которой тот его держал, сверху вниз, а затем, оттолкнувшись от нее, провел локтем в челюсть. Стефан рыкнул от боли и отшатнулся, и Джексон, воспользовавшись его слабостью, схватил его за грудки, наклонил вперед на себя и со всей силы ударил его коленом в живот.
– Стефан, нет!!! – Кэролайн бросилась к нему, чтобы как-то перекрыть удар Джексона, но предпринять ничего не успела.
В этот раз Стефан даже не вскрикнул: он как-то обмяк в руках Джексона, и Кэролайн увидела, как изо рта у него потекла алая кровь. По губам Джексона скользнула улыбка, и он, чтобы добить противника, наградил его еще одним ударом в живот.
В этот же момент Кэролайн и Джексон услышали голос Клауса.
– Что здесь, черт возьми, происходит? – рявкнул он и, увидев друга, лежащего на полу в крови, и Джексона над ним, Клаус метнулся к последнему и, захватив его предплечьем за шею, повалил на пол.
– Господи, Стефан… Стефан, ты слышишь меня? – Кэролайн, задыхаясь от слез, приподняла голову Стефана и провела дрожащей ледяной ладонью по его лицу. – Боже мой, пожалуйста…
– Он дышит? – спросил Клаус, двумя руками прижимая Джексона к полу.
– Клаус, он без сознания!
