Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 48 (всего у книги 59 страниц)
Беседа Када с ребятами продолжалась около часа. Максвелл был спокоен, участлив и, хоть говорил достаточно сухим языком, в диалоге с ним не знакомым с юриспруденцией Энзо и Елене все было предельно понятно, потому что Кад пояснял каждое свое слово и развернуто отвечал на все их вопросы, как только появлялась такая необходимость. Адвокат объяснил Елене, что подстрекательство к убийству Аларика со стороны Стефана в отсутствие соответствующей диктофонной записи, какого-то другого вещественного доказательства или прямого свидетельства со стороны Тайлера доказать будет сложно. Однако он оговорился, что доказать, что смерть Рика была насильственной, возможно с помощью эксгумации, и уже когда официальное обвинение предъявят Тайлеру, вполне вероятно, что он, опасаясь за собственное благополучие, даст показания против Стефана. Разговор с Кадом помог Елене и Энзо немного разобраться в особенностях сложившейся ситуации и понять, что может ждать их дальше. На прощание они обменялись телефонными номерами, и Максвелл пообещал дать знать, когда он получит доступ к материалам дела и уже построит окончательную тактику дальнейших действий.
Елена хотела поблагодарить Деймона за помощь, когда Кад уехал, но не успела.
– А теперь вы мне объясняете, что ты делала сегодня в Нью-Йорке, – совершенно спокойно сказал Деймон, закрыв дверь кабинета и кивнув в сторону Елены, – и откуда ты, – он перевел взгляд на Энзо, – знал о том, что Стефана задержали. На обстоятельный рассказ у вас есть тридцать секунд, время пошло.
Елена и Энзо переглянулись и в этот момент почувствовали себя нашкодившими детьми, которых за хулиганством застал строгий отец.
– Деймон… – пробормотала Гилберт.
Руки похолодели: рассказывать о причине своего приезда в Нью-Йорк, помня его реакцию в прошлый раз, она боялась.
– Тик-так, – словно бы не слыша ее, напомнил Деймон, постучав пальцем по своим наручным часам.
В кабинете повисла тишина, и течение каждой секунды очень отчетливо ощущалось внутри. Конечно, Елена и Энзо понимали, что пытаться что-то скрыть бесполезно, но Сент-Джон не решался что-то сказать первым, потому что ясно видел, что Елена не хотела, чтобы об их поездке узнал Деймон.
– Сегодня мы были у Стефана дома, – наконец еле слышно выдохнула Гилберт и подняла глаза на Деймона.
Он стоял в паре шагов от них с Энзо и, скрестив руки на груди, не моргая, пристально смотрел ей в глаза, прожигая ее взглядом сапфировых глаз насквозь. Деймон прекрасно видел, как неуютно чувствует себя Елена под его взглядом, и нарочно не отводил глаза. И как бы он ни старался, скрыть в них удивление он не смог: он до последнего надеялся, что Елена больше не повторит свою ошибку.
– Я даже не знаю, как остроумно пошутить по этому поводу, – спустя несколько секунд со свойственной ему иронией усмехнулся он, всплеснув руками и, положив руки в карманы, сделав несколько шагов в сторону. Когда Елена увидела усмешку Деймона, ей в какой-то момент показалось, что ссоры удастся избежать, но его раздраженный голос, который она услышала в следующий миг, ясно ей показал: он снова разозлен. – Может, потому, что это нихера не смешно, Елена?!
Деймон снова перешел на крик, и Елена вздрогнула.
– Мне иногда кажется, что я живу в дурдоме, – со злостью выплюнул Сальваторе.
– Деймон, пожалуйста… – пролепетала Гилберт.
– Знаешь, Елена, – резко перебил ее Деймон, сверкнув голубыми глазами, в которых очень быстро закипала ярость, – меня скоро начнет пугать твоя маниакальная тяга к дому Стефана. Я, конечно, предполагал, что тебе глубоко срать на мое мнение, но ты о собственной безопасности хоть раз подумать можешь? Или ты специально методично ездишь туда, потому что тебе интересно посмотреть, как твои мозги будут смотреться у него на стене?
– Деймон, с Еленой был я, – вмешавшись, напомнил Энзо, видимо, желая доказать Деймону, что опасность ей не угрожала.
– Вот как раз насчет этого у меня к тебе тоже есть один вопрос, – отозвался брюнет. – Ладно, черт с Еленой, она, может, на эмоциях и, в конце концов, просто баба, – последнее слово звучало из уст Деймона, как неизлечимый диагноз, и Елена закатила глаза, но он, кажется, даже не обратил на это никакого внимания, – но ты-то нахера туда поперся? – недоумевал Деймон. – Неужели ты не мог отговорить ее от этой… Херни?!
– Пока в этом доме находится моя дочь, я буду ездить туда, – тихо, но твердо сквозь зубы проговорила Елена. – И даже если бы Энзо не согласился, я бы поехала туда одна.
– Ну и как? Успешно съездила? – с сарказмом спросил Деймон.
– Деймон, когда мы приехали туда, Стефана уже задержали, – попытался успокоить его Сент-Джон. – Мы хотели поговорить с Кэролайн. Именно она рассказала нам обо всем.
– Отлично, – с напускной радостью елейно протянул Сальваторе. – Кто это? – закатив глаза, спросил он.
– Это девушка, с которой живет Стефан, – объяснила Елена. – Я видела их с Никки фото, когда была у Стефана в прошлый раз… Я хотела попробовать поговорить с ней наедине, улучив момент, когда его не будет дома, и объяснить ей, что я не бросала дочь и не употребляла наркотики. Но она сама напрямую спросила, причастна ли я к тому, что вчера вечером Стефана задержали, и я обо всем рассказала ей.
Слух Деймона зацепился за последние слова, и он, изогнув бровь, в течение нескольких секунд с искренним изумлением смотрел на Елену, ничего не говоря.
– То есть, я правильно понял, ты рассказала ей обо всем, что делал Стефан?
– Да.
– Там бедная девушка в обморок случаем не грохнулась? Нет, знаете, – Деймон пожал плечами, – просто когда твоего парня накануне задерживает полиция, а на следующее утро к тебе приходят его бывшая жена с каким-то левым бугаем и рассказывают о том, как он развлекался на досуге, очень сложно удержаться от соблазна сделать это.
– Кэролайн ни о чем не знала, – сказал Энзо. – Она…
– А можно как-нибудь перемотать рассказ о слезах-соплях этой Кэролайн, которая не поверила в то, что любовь всей ее жизни прикладывала жену башкой об батарею, и перейти к итогам этой занимательной встречи?
– Стефан не успел лишить меня родительских прав, – с немыслимой надеждой в голосе произнесла Елена. – И теперь уже не сможет. А Кэролайн… Она лишь настаивает на моем повторном медицинском освидетельствовании, которое доказало бы, что я не принимала наркотики после больницы. Она не стала прятать от меня Никки. Я… Я видела ее сегодня.
Голос Елены дрогнул, а на глазах вновь заблестели слезы, когда она вспомнила тот миг, когда она встретилась со своей дочерью. Эта секунда отзывалась в сердце немыслимым счастьем и болью одновременно, но Елена знала одно: вины Кэролайн в этом нет.
Деймон повернул голову в сторону Елены и внимательно посмотрел на нее.
– Ты видела Никки? – переспросил он, видимо, даже не до конца поверив в услышанное.
Елена, поджав губы, кивнула.
На глазах у Елены были слезы, но Деймон не мог не видеть в них, как на самом деле ей была нужна эта встреча. Сейчас он постепенно осознавал, что Кэролайн, пусть она пока и не верила в то, что Стефан виновен, не стала лишать Елену хотя бы мимолетной встречи с дочерью. Понимание этого вселяло надежду. И язвить уже не хотелось.
Елена опустила глаза, но в какой-то момент их с Деймоном взгляды встретились снова, и она, не отводя взгляд от его голубых глаз, словно бы боясь разорвать эту невидимую связь, едва слышно, но с немыслимой уверенностью произнесла:
– Деймон, Кэролайн другая.
– Если Кэролайн поймет, что все рассказанное Еленой о Стефане, – правда, и увидит официальную справку из наркодиспансера, не думаю, что она будет препятствовать тому, чтобы Елена забрала Никки, – сказал Энзо. – Это действительно наш шанс, Деймон.
Деймон перевел взгляд на итальянца, а затем куда-то в сторону, и шумно выдохнул. Он сам не понимал, что произошло, но в какой-то момент раздражение ушло на второй план, когда он понял, что эта поездка Елены и Энзо действительно может им помочь.
– Она не общалась со Стефаном после задержания? – спросил он.
– Кэролайн сказала, что узнала об этом только вечером, ей позвонила Ребекка, но она убедила ее остаться дома ради Никки, – объяснила Елена.
Тон Деймона стал спокойнее, и страх Елены начал идти на спад.
Деймон молчал на протяжении какого-то времени, и Елена и Энзо не решались прервать это молчание. Сальваторе задумчиво мерил медленными шагами кабинет, отстукивая каблуками дорогих туфель незамысловатый ритм, опустив взгляд, и внутри Елена чувствовала облегчение – она по-прежнему не знала, что он может сказать в следующую секунду, но теперь отчетливо видела: им с Энзо удалось сделать так, чтобы он их услышал.
– Черт возьми, не думал, что скажу это, – наконец усмехнулся он, – но, похоже, в дом к братишке сейчас нужно наведаться мне самому.
Все происходящее для Кэролайн было, как в тумане. Все люди в ее окружении сейчас стали для нее каким-то серым размытым фоном. В этот момент Кэролайн нужно было увидеть и услышать лишь одного человека – Стефана. Все остальное было абсолютно неважно.
Встретившись с Ребеккой, она обмолвилась с ней едва ли парой слов, а приехав в полицейский участок, сначала даже не заметила разговаривавшего с Маркосом Клауса.
– Кэролайн! – окликнул ее Майклсон, и девушка, вздрогнув, обернулась, и увидев их, подошла.
– Добрый день, Кэролайн, – поздоровался адвокат, но у Форбс хватило сил лишь на то, чтобы слабо кивнуть головой.
– Вы видели Стефана? – спросила она. – Как он? Мне можно с ним увидеться?
– Я был у него, – отозвался Маркос.
Больше он не сказал ничего, и внутри у Кэролайн все похолодело. Ей было страшно услышать ответ на свой следующий вопрос. Но минуты в неведении сводили с ума.
– Что он сказал?.. – чуть слышно спросила она.
На несколько секунд в помещении повисло молчание. Сердце стало биться быстрее, подгоняемое чувством тревоги, очень быстро нараставшим внутри.
– Думаю, вам нужно поговорить друг с другом лично, – наконец выдохнул Маркос.
Кэролайн взглянула сначала на Маркоса, а затем на Клауса. Ее взгляд умолял, и в нем читался такая детская растерянность, что внутри у Клауса защемило. Он, поговорив с Маркосом, уже знал всю правду, и больше всего на свете сейчас хотелось защитить от нее Кэролайн. Но он понимал: это бессмысленно. Она заслуживает самостоятельно сделать свой выбор.
Кэролайн, не чуя под собой ног, едва переводя дыхание, метнулась к дежурному, чтобы заполнить заявление на свидание. Руки дрожали, а перед глазами все плыло, и сосредоточиться совершенно не получалось. Кэролайн дважды переписывала заявление, делая глупые ошибки в собственном имени и дате и слыша недовольное ворчание дежурного, но теперь до него не было совершенно никакого дела.
Минута текла за минутой мучительно медленно, и Кэролайн казалось, что время просто застыло. Постепенно людей в узком сером коридорчике, который она мерила нервными шагами, становилось больше. Это была обычная очередь – такая же, как в супермаркете или аэропорту. Но стоило Кэролайн вспомнить, чего она в этой очереди ждет, – и в венах словно бы останавливалась кровь. Разум, душа, все естество по-прежнему отказывалось связывать это мерзкое, неуютное, такое серое и холодное место с именем Стефана. Кэролайн в этот момент сама себе напоминала маленькую девочку, но ей по-прежнему так хотелось верить, что все это – лишь страшный сон, который растворится, как туман, едва появятся первые лучи рассвета.
По ощущениям Кэролайн прошло около часа, когда в коридор вышел полноватый полицейский с листом А4 в руках, который зачитал список фамилий, среди которых она услышала и свою. Ее вместе с еще несколькими молодыми людьми позвали в соседнюю комнату, где еще раз обыскали и проверили документы, а затем, гремя тяжелыми железными дверьми и замками, провели через несколько коридоров в заветную комнату для свиданий.
И без того небольшое помещение было как бы разделено на пять отсеков, которые напоминали телефонные будки, вот только они предполагали двоих говорящих, которые были отделены друг от друга толстым пуленепробиваемым стеклом. Когда Кэролайн вошла в комнату, ее обдало мозглым холодом, так что казалось, что она находится не в помещении, а на улице. Мышцы в какой-то момент совершенно ослабли, и, чувствуя, как у нее дрожат колени, Кэролайн неловко опустилась на стул. Когда спустя полминуты в комнату завели Стефана с заведенными за спину руками в наручниках, Кэролайн показалось, что ее сердце перестало биться. Всего за один день он изменился до неузнаваемости: взлохмаченный, бледный, с синяками под глазами и каким-то испуганным взглядом. Когда Стефан поднял голову, и они с Кэролайн встретились взглядами, он на несколько секунд замер и остановился, не моргая, глядя в такие любимые голубые глаза. Он словно бы не верил, что она по-прежнему была с ним, и жадно всматривался в ее глаза, будто боясь, что, если он отведет взгляд хотя бы на секунду, то она исчезнет, как мимолетная вспышка.
Что он ей скажет? Как все объяснит? Еще вчера надеявшийся, насколько это возможно, оттянуть этот момент, сейчас Стефан понимал, что нет никакого смысла что-то скрывать. Вот только где найти силы признаться ей, той, ухода которой он боялся сильнее всего на свете, в том, что так долго ее обманывал? Как подобрать такие слова, которые помогли бы ей понять его? Стефан не знал.
Но он смотрел в ее глаза – и его увядшая душа на мгновения оживала.
– Чего встал? Шевели батонами, у меня еще с десяток таких, как ты, – грубо гаркнул смотритель, толкнув Стефана в спину.
Увидев это, Кэролайн почувствовала острую боль в области сердца.
Стефан медленно сел напротив нее, все так же не отводя взгляд от ее глаз. Они были совсем близко друг к другу, но теперь находились, кажется, на разных планетах: Кэролайн – там, в мире, который Стефан так боялся потерять; Стефан – по ту сторону от него, там, где не было света и тепла. И теперь он не знал, есть ли у него путь назад.
– Кэролайн… – шепнул он, дрожащей рукой подняв трубку.
И в эту секунду Кэролайн показалось, что весь мир вокруг нее разлетелся на мелкие осколки.
– Кэролайн, как ты? Как Никки? – тараторил Стефан, будто бы боясь чего-то не успеть.
Кэролайн поджала губы, из последних сил стараясь сдержать слезы, и улыбнулась. Вот он – прежний Стефан, так боящийся за свою семью и готовый защищать ее до последнего… Такой знакомый и близкий.
– У нас все в порядке, – тихо проговорила Форбс. – Никки с Валери, не волнуйся за нее.
Кэролайн на несколько секунд замолчала, пытаясь собраться с силами, чтобы задать вопрос, который лишил ее покоя, поселил в душе страх, сковал сердце немыслимой болью. Она смотрела в родные изумрудные глаза и надеялась лишь на одно: на то, что они не обманут ее.
– Стеф, – тихо позвала девушка и почувствовала, как по щекам потекли горячие слезы. – Сегодня утром… Приходила твоя бывшая жена.
В горле встал предательский ком, когда Кэролайн вновь вспомнила обо всем, о чем ей рассказала Елена. От отчаяния и безумной боли, нахлынувшей на нее новой волной, хотелось кричать, но ее в одно мгновение словно бы лишили голоса. Она жадно хватала ртом воздух, но кислорода все равно катастрофически не хватало.
Стефану казалось, что его секунда за секундой пронзают обоюдоострыми кинжалами, когда он видел, что происходит с Кэролайн, и понимал, что виноват в этом только он. Когда он услышал о приезде Елены, в сердце не было даже ненависти: она ушла куда-то далеко на второй план перед осознанием того, что он может потерять. А может быть, сердце просто устало от этого проклятого гнета, под которым оно билось столько лет.
Стефан молчал, считая секунды, отчаянно хватаясь за каждый миг, каждый взгляд, каждое ее движение. Он словно бы хотел надышаться ею на жизнь вперед. Пока он не читал в ее глазах ненависть. Пока он не видел в ее взгляде страха. Пока они еще были так близки.
– Стефан, я не хочу верить ей, – срывающимся голосом произнесла Кэролайн. – Ни одному ее слову. Стефан, прошу тебя, скажи, что она лжет. Пожалуйста, Стефан!..
Весь мир остановился в этот миг.
Сердце рвалось на мелкие куски, когда он слышал эти слова. Он никогда не видел во взгляде Кэролайн такую мольбу, такую отчаянную надежду… Такую веру. Он плотно сжал губы, тяжело дыша. Нет, не тюрьма была худшим наказанием, а то, что происходило с ним сейчас. Сил хватило лишь на то, чтобы едва слышно, словно молитву, произнести два слова.
– Прости меня…
Кэролайн смотрела на Стефана, и в этот момент ей показалось, будто бы ее тело охватило неистовое пламя. Одна за другой рвались тонкие нити надежды, за которые она отчаянно держалась, как человек, попавший в опасный водоворот и не умеющий плавать, держится за любую соломинку.
Она верила в него. Верила каждый миг, когда она дышала.
Она боялась лжи, и эти зеленые глаза ее не обманули. Однако именно этой правдой оказался разрушен весь ее мир.
Кэролайн, глотая слезы, словно в забытьи, мотала головой. В этот момент ей хотелось броситься к нему, взять за руку, вновь почувствовать его тепло, прижать его к себе и вновь, захлебываясь, умолять избавить ее от этих проклятых минут, увести ее в то время, когда они были так счастливы, – ведь это было совсем недавно! Но она не могла даже услышать его голос, не искаженный помехами в трубке.
Стефан опустил взгляд.
– Мне… Не хватило сил простить их.
– Стеф… – одними губами прошептала Кэролайн. – Ты не мог… Я не верю…
Но Стефан молчал, и это молчание каждую секунду убивало не надежду – саму Кэролайн.
– Нет…
На губах не осталось ничего, кроме соленого привкуса слез и имени, которое она повторяла, как молитву.
– Деймон?..
Ребекка стояла, не двигаясь с места, и ей казалось, что ее кто-то заковал в крепкие железные цепи: она не могла даже пошевелиться.
Она не видела эти сапфировые глаза почти два года. Они не встречались на семейных праздниках, не спрашивали друг о друге у родственников, и, конечно, речи не шло о том, чтобы они как-то общались. Их жизни текли параллельно друг другу, и для Ребекки такое неведение, наверное, было единственным способом спастись. Она все еще верила, что время поможет ей отвыкнуть от него.
Но все рушилось в тот миг, когда она слышала этот чуть хрипловатый голос, который в одно мгновение способен был превратить кровь в кипучую лаву, которая растекалась по венам, обжигая каждую клеточку не только тела – всей души.
– Привет, сестренка.
По губам Деймона скользнула кривоватая усмешка, которая до боли была ей знакома.
– Зачем ты пришел? – поборов ком в горле, но не сумев скрыть дрожь в голосе, пробормотала Ребекка.
– Может быть, впустишь в дом? – предложил Деймон. – Думаю, нам есть о чем поговорить.
Ребекка в течение нескольких секунд пристально смотрела в его ледяные голубые глаза, но он не отводил взгляд, словно бы испытывая ее. Он знал: сказать «нет» она не сможет.
Через несколько секунд, хмыкнув, она отошла, освободив дверной проем, показав Деймону таким образом, что разрешает ему войти. Дверь тихонько скрипнула, и он прошел в дом. Оглядевшись, он словно бы на мгновение перенесся на девять лет назад. Светлые тона, прованский стиль, множество картин и фотографий… За эти годы Ребекка не изменила своим вкусам.
В какой-то момент из размышлений его вырвал ее голос.
– Пришел защищать Елену? Решил поиграть в благородного рыцаря? – с пренебрежительной усмешкой спросила сестра.
Деймон перевел взгляд на Ребекку: она стояла, прислонившись плечом к стене и скрестив руки на груди, будто отчаянно желая от чего-то защититься.
– Да брось, – протянул Деймон, – времена крестовых походов давно прошли. Да и Елену защищать уже не нужно: согласись, достаточно трудно испортить человеку жизнь, находясь в следственном изоляторе.
Произнеся последние слова, он, не скрывая удовольствия, улыбнулся и посмотрел Ребекке в глаза, наблюдая за тем, как меняется ее взгляд.
– Ты рано празднуешь победу, – сказала она. – У Стефана в городе безупречная репутация, так что…
– Да, кстати, о победе, – Деймон щелкнул пальцами. – Позволь тебе напомнить, что, когда ты будешь рассказывать на суде о том, какой Стефан белый и пушистый, тебе тоже может прилететь – за дачу заведомо ложных показаний, потому что я скорее поверю в то, что Ким Кардашьян весит пятьдесят килограмм, чем в то, что ты ни о чем не знала. Если ты, конечно, просто не откажешься от дачи показаний.
– Хочешь, чтобы я дала показания против Стефана? – усмехнулась блондинка.
– О, на такое я даже не рассчитываю, – протянул Деймон. – Тут совесть нужна, сочувствие какое-то, а у тебя, сестренка, ни того, ни другого нет. Хотя, признаться честно, я и приехал для того, чтобы узнать: а вдруг изменилось что-то?
Ребекка почувствовала, как у нее вспыхнули щеки.
– Как смешно слушать от тебя рассуждения о совести и справедливости, кто бы знал… – покачала головой она.
– Не отрицаю, я тот еще мудак, – поджав губы, согласился Сальваторе. – Вот только ради того, чтобы отомстить, я не женился, жену методично не избивал и дядю ее не грохал. В этом я существенно проигрываю Стефану, как считаешь?
– Ты отчаянно пытаешься строить из себя благодетеля, – с отвращением произнесла Ребекка. – В глазах Елены ты герой: идешь ради нее против семьи, отказываешься от брата, рвешь все связи с родителями… Вот только обратил ли бы ты на нее внимание, если бы она не была так похожа на Кэтрин?
Сердце Деймона пропустило глухой удар, и он почувствовал, как по пальцам медленно растекается холод.
– Тебя бы как-то насторожили ее запуганный взгляд и красные полосы на теле? – продолжала она. – Ты бы даже не посмотрел в ее сторону. То, что ты выдаешь за умение чувствовать чужую боль, и что Елена за него принимает, – на деле лишь попытка потешить свое самолюбие и хотя бы ненадолго вернуться в прошлое. Понятие семьи давно обесценилось для тебя, Деймон. Поэтому отказаться от нее для тебя так легко, так что Елене давно пора было понять, что эта жертва едва ли что-то значит для тебя.
В помещении в какой-то момент воцарилось молчание, и в ушах начался отдаваться стук собственного сердца. Кожу обдало полыхающим жаром.
– Ты можешь говорить что угодно о справедливости… Плевать я на нее хотела, когда в опасности близкий для меня человек. Мне абсолютно безразлично, что дальше будет с Еленой. Даже не думай, что я буду свидетельствовать против Стефана, – процедила сквозь зубы блондинка. – Он мой брат, и я всегда буду на его стороне.
– Ну… Я тоже твой брат, – Деймон развел руками.
Ребекка пристально смотрела Деймону в глаза, и в эти секунды, кажется, не могла даже дышать: легкие будто перестали воспринимать кислород. Он улыбался, а в ней закипал исступленный огонь. Для него это была игра, а она постепенно подходила к той самой черте, забыть о которой хотела раз и навсегда. Он давно забыл, а ей хотелось кричать от отчаяния всякий раз, когда он приходил к ней во сне.
– Стефан никогда не причинял мне боль.
Деймон впервые за время их разговора отвел взгляд и в какой-то момент почувствовал, как где-то в области сердца неприятно кольнуло.
– Такая твоя сестринская любовь? – с горечью усмехнулся он. – Быть на стороне Стефана в противовес мне?
– Я никогда не буду на твоей стороне, Деймон. И от Стефана это совершенно не зависит.
Деймон покачал головой и встал с дивана, положив руки в карманы брюк.
– Ты обвиняешь меня в том, что я защищаю Елену лишь потому, что она похожа на Кэтрин. Но, Ребекка, признайся хотя бы себе: твоя любовь к Стефану сейчас в шаге от того, чтобы превратиться в банальное желание отомстить мне.
Ребекка не говорила ни слова.
– Я был наивным, когда думал, что время постепенно стирает все.
Конечно, он понимал, что чувствует сейчас Ребекка и почему так упорно ставит их по разные стороны баррикад. Сейчас разговор шел уже не о Стефане и Елене, не о выборе между справедливостью и семьей, а об их собственной боли, которая не касалась больше никого, и которую открыть они могли только друг другу. Вспороть старые раны даже спустя девять лет так, чтобы они начали кровоточить, оказалось очень легко.
– Стирает? – с презрительной усмешкой переспросила Ребекка. – Оно стирает только из твоей памяти, Деймон. Не из моей.
– Спустя девять лет ты так и не смогла забыть свои глупые детские обиды?
Ребекка мгновенно подняла взгляд на Деймона. Он пристально смотрел на нее, но был абсолютно спокоен, и в этот момент поверить в услышанное было трудно даже ей – человеку, очень хорошо знавшему цинизм Деймона и его самолюбие. Сердце на мгновение замерло.
– Что? – обессиленно прошептала она. – Глупые детские обиды? Ты так это называешь?
Бекка почувствовала, как глаза начало щипать от подкативших слез, но изо всех сил пыталась их сдержать.
– Ты сломал мне жизнь, – с немыслимым отвращением, ненавистью и презрением произнесла она. – Шесть лет. Чертовы шесть лет лечения. Я объездила все Штаты вдоль и поперек в поисках врачей, которые могли бы помочь, я наизусть знаю все способы, которые предлагает современная медицина. Я готова заплатить любые деньги, но врачи в ответ лишь разводят руками. Подруги в один голос твердят мне, что у меня есть все, о чем можно мечтать в тридцать лет, – с горечью усмехнулась Ребекка. – Деньги, любимая работа, карьера, путешествия. А мне не нужно ничего этого, – дрожа всем телом, проговорила она. – Я бы с радостью отдала все это за то, чтобы однажды услышать, как кто-то называет меня мамой.
Ребекка с шумом выдохнула.
– Тогда ты просто испугался хотя бы раз взять на себя ответственность просто потому, что не хотел портить отношения с Грейсоном. Только расплачиваюсь теперь за это я.
– Ты выбрала удобную позицию, Ребекка, – покачал головой Деймон, подойдя к ней ближе. – Всю жизнь винить кого-то другого, согласен, намного легче, чем признать собственную ошибку. Но позволь тебе кое о чем напомнить. Я, конечно, не гений биологии, но, насколько я знаю, когда на свет появляется ребенок, в этом участвуют двое, – это во-первых. А во-вторых, – даже сейчас, спустя столько лет, ты до сих пор боишься признаться себе, что сама была не готова к этому ребенку. Я высказал свое мнение по этому поводу, и оно было однозначным, но я, черт возьми, не тащил тебя за волосы в больницу! – рявкнул он, наклонившись к сестре и сверкнув глазами, которые сейчас, кажется, даже как-то поменяли свой оттенок, став намного светлее и начав еще больше напоминать осколки льда. – Если бы ты сама готова была родить этого ребенка, – сквозь зубы процедил он, – ты бы послала меня далеко и надолго, наплевала бы на семью и воспитывала бы его.
Деймон замолчал на несколько секунд, а затем отступил назад.
– Но ты этого почему-то не сделала, – с едким упреком сказал он, обернувшись. – Ты обвиняешь меня в трусости, но сама постоянно боялась того, что люди узнают о наших отношениях. Напомнить тебе, как ты чуть в обморок не грохнулась, когда увидела, что Стефан застал меня у тебя дома?
Ребекка смотрела в глаза Деймону, и очертания его лица постепенно становились размытыми из-за выступавших слез, и она старалась не моргать, чтобы они не потекли по щекам.
– Мне был двадцать один год, – произнесла она. – Ты прекрасно видел, как я была зависима от тебя. Я не могла тебе противостоять, потому что ты был гораздо сильнее. И ты отлично этим пользовался.
Деймон усмехнулся.
– А знаешь, что я тебе скажу? Ты и сейчас зависима от меня.
Услышав эти слова, Ребекка почувствовала, как по спине побежали мурашки.
– Оглянись на свою жизнь хотя бы на мгновение. Она вся – сплошная ложь. Ты лжешь, Ребекка. В первую очередь себе. Ты отчаянно пытаешься убежать от прошлого, заставить себя полюбить, все терпишь в надежде однажды почувствовать себя свободной.
Деймон вновь подошел ближе к Ребекке, и она ощутила аромат его дорогой туалетной воды и влажное горячее дыхание. В этот момент в мышцах наступила такая слабость, что ей показалось, что она вот-вот упадет, и она стояла, почти не двигаясь и всеми силами пытаясь удержаться в реальности, чтобы не потерять равновесие.
– Сколько раз по ночам ты едва сдерживалась от того, чтобы не выкрикнуть мое имя, хотя мы с твоим мужем совершенно не похожи?
Деймон протянул руку, и в следующий миг Ребекка ощутила прикосновение его теплых пальцев. Сердце ускорила свой ритм, а в виски с силой ударила кровь. Его прикосновение было электрическим током, который проходил сквозь ее тело, забирая последние силы и остатки воли. Она вновь оказывалась в его плену, совершенно не способная противостоять.
– Марсель… – с усмешкой произнес Деймон. – Кажется, так его зовут?
С этими словами он скользнул пальцем по ее ладони и снял золотое обручальное кольцо. Ребекка, не отводя взгляд, наблюдала за тем, что он делает, и в эту минуту ей казалось, что она забыла, как дышать. Кислород оказался совершенно не нужен – им сейчас был этот мужчина. Он заменял собой все, когда они оказывались в такой опасной томительной близости, становился единственным миром, который имел какое-то значение, забирая все мысли, полностью управляя чувствами, играя ею, как ему захочется.
Классический черный костюм, такого же цвета рубашка с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами, начищенные до блеска лакированные туфли, дорогие швейцарские часы на запястье, стоимость которых наверняка исчислялась десятками, если не сотнями тысяч долларов. Взлохмаченные черные волосы, гладко выбритые щеки. Невероятная мужская стать, которая сохранялась даже в самых небрежных его движениях. Он был совсем не похож на себя самого, того двадцатитрехлетнего голубоглазого сердцееда, не изменявшего кожаным курткам и джинсам и гонявшего по улицам Нью-Йорка на любимом Harley Davidson. От него пахнет деньгами, роскошью и властью. Что изменилось за эти девять лет? Ребекка смотрела в его голубые глаза и понимала: на самом деле – почти ничего. Все та же усмешка во взгляде, лукавая улыбка на губах, в каждом слове – уверенность, не допускавшая того, что может быть прав кто-то, кроме него. Четкое понимание, чего он стоит и чего хочет. В глазах – лед, который уже через секунду может смениться неистовым, уничтожающим все на своем пути пламенем, спасения от которого найти было уже невозможно.
Изменилось лишь одно: сейчас он стал еще сильнее.
Ребекка хотела бы убрать руку, остановить его, но не могла сказать ни слова. Деймон видел эту безоружность в ее глазах и не скрывал, как наслаждается ею.
– Сколько вы уже женаты? – спросил он, показав ей кольцо. – Два года? Три? А сколько раз за это время ты мечтала сделать вот так?
В этот момент Деймон замахнулся и со всей силы запустил кольцом в дальнюю стену. В воздухе раздался звук, отдаленно напоминавший щелчок, и украшение со звоном ударилось об паркетный пол. Внутри все свело.
