Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 59 страниц)
– Как?.. – ошарашенно произнесла Елена.
Девушка обхватила руками голову и провела ледяными ладонями по лицу.
– Нет… Нет… – шептала она, опустив взгляд в пол. – Ты врешь! – вдруг с необычайной ненавистью крикнула она, подняв глаза на мужа. – Этого не может быть, мой отец не был способен на такое!
– Ах, наивная Елена, которая живет в мире, где обитают радужные пони, какающие радугой, – закатил глаза Стефан и в этот момент напомнил ей чем-то Деймона. – Девочка, ты даже представить себе не можешь, что с людьми делают деньги, особенно, когда их нет, а ты остро в них нуждаешься.
– Как это вообще стало известно? Откуда ты об этом знаешь? – в этот момент Елене казался, что рушился весь ее мир, и она отчаянно искала хотя бы маленькую лазейку, чтобы вернуться туда, хотя бы что-нибудь, что показало бы, что Стефан действительно лжет.
– В машине нашли пистолет, разрешения на хранение и ношение которого у Джона не было, – ответил он. – А последнее СМС на его мобильном было от Джерарда: «Завтра в 23:00». Оно было и единственным от него. Но это, по обыкновению, не натолкнуло тупиц полицейских на какие-то выводы. Но через месяц все решилось само собой: на дядю было совершено покушение – в него стрелял еще один сообщник Мэттьюса, но пуля попала в плечо. Полиция быстро разыскала его и через него вышла на Джерарда. Тогда и стало понятно, что пистолет хранился у Джона неспроста. Мэттьюс, поняв, что ему грозит реальный срок, сознался во всем и рассказал о том, что говорил сейчас я.
Стефан на некоторое время замолчал, сел за стол, поджал губы и потер руки.
– Твой папаша спасал твою никчемную шкуру, – проговорил он, посмотрев куда-то в пустоту. – И почему-то решил, что подходящая цена за твою жизнь – жизнь другого человека. Судьба – злая штука, – с невероятной горечью произнес Сальваторе. – Джон собирался убить моего дядю, а в итоге столкнулся на дороге с автомобилем, в котором находились мои родители – его сестра и ее муж. Видимо, ему, паскуде, страшно было, накидался для храбрости: в его крови было два гребаных промилле вместо допустимых 0.8, – с ненавистью процедил Стефан. – А знаешь, что самое классное? – вдруг спросил он, посмотрев на жену, которая, кажется, на мгновение даже перестала дышать и застыла, и встав из-за стола. – В этой машине могли находиться и я, и Ребекка. Родители в тот вечер возвращались со дня рождения Грейсона. Я был в больнице: двусторонняя пневмония как-то не располагала к празднованию, – а Ребекка предпочла скучным семейным посиделкам свидание с бойфрендом, – из-за этого они, кстати, тогда сильно поругались с отцом. А помириться так и не успели… – тихо произнес он.
В помещении снова воцарилось молчание. У Елены в ушах стоял ужасный шум, а сердце стучало очень быстро. Она никак не могла сосредоточиться и, как за спасение, хваталась лишь за свое твердое убеждение: это не может быть правдой.
– Что, довольна обалденной историей? – наконец со злостью спросил Стефан, подняв полный негодования и отчаяния взгляд на Елену. – Ты жива и здорова, зато самые дорогие мне люди – в могиле. И сейчас я с радостью бы обменял твою никчемную жизнь на их.
– Я не верю тебе, – мотнула головой она, задыхаясь от слез. – Эта автокатастрофа… Это несчастный случай…
– Не веришь? – вдруг взревел Сальваторе. – Хорошо, пошли, – сказал он и, схватив Елену за руку, потащил ее к своему кабинету. – Любуйся, – с презрением выплюнул он, кинув на стол какую-то толстую папку. – Это материалы дела Мэттьюса.
– Откуда они у тебя?
– Елена, от родителей мне достались не только семейный бизнес и деньги, но еще и фамилия, – ответил Стефан. – Никто не стал бы мне отказывать мне в документах, когда спустя два года мне это понадобилось. Это копии, но не думаю, что это существенно.
Она дрожащими руками открыла папку и сквозь пелену увидела и фото пистолета, и бумаги с показаниями Мэттьюса, и приговор. Неоднократно в них встречались имя и фамилия отца Елены, Джона Гилберта.
– Как ты вообще об этом узнал?.. – перебирая листы дрожащими пальцами, прошептала девушка.
– Я, в отличие от тебя, жил в реальном мире, – с презрением сказал Сальваторе. – Мне было уже шестнадцать, так что от меня никто не скрывал правду. Уму непостижимо, – пробормотал он. – Такой план – и все, чтобы защитить любимую дочь… Как мило, – с омерзением и нескрываемой насмешкой проговорил Стефан. – А ты, как всегда, вышла сухой из воды. Жизнь с любимым дядей, учеба в одной из лучших школ города, секция гимнастики, куча подружек… А знаешь, что в это время пришлось пережить мне? Я тебе расскажу и это, – с абсолютно пустым взглядом сказал он. – Пока ты жаловалась Аларику на проблемы с математикой, каждый вечер на меня набрасывался мой дядя, муж сестры моей матери, в семью которой мы с Ребеккой попали после всего произошедшего. Его, кстати, тоже зовут Джон. Может быть, у всех ничтожеств на этом свете такое имя? – усмехнулся Стефан, и у него на лице впервые за время их разговора появилось подобие улыбки. – Пока ты ходила гулять с подружками, я разучивал методы самообороны, чтобы в очередной раз не получить пару ударов в печень. Пока Аларик покупал тебе велосипеды и давал деньги на кино, я не слышал в своей адрес ничего, кроме «чертов ублюдок». Пока у тебя было нормальное детство, – с этими словами Стефан подошел ближе к Елене, – я, как последний сопляк, плакал в подушку по утрам после того, как мне снились родители, – в этот момент его голос дрогнул, – а проснувшись, видел лишь безумства Джона и полное безразличие со стороны родной тети, которая предпочла делать вид, что ничего не замечает, лишь бы не разрушить картину образцовой семьи, которую в них видели все окружающие. И за все это – спасибо твоему отцу, который одним своим решением сломал жизнь всей семьи.
Стефан никогда не рассказывал жене о том, что ему пришлось пережить после смерти родителей, и все сказанное им повергло ее в шок. Поэтому некоторое время девушка молчала, не сводя взгляд с парня.
– Даже если так… – наконец пробормотала она. – Зачем тебе нужна я?
– Любое зло должно быть отмщено, Елена, – холодно произнес он, и Елена вздрогнула, наверное, впервые осознав, как далеко может в своей жестокости зайти этот человек. – Я никогда не смогу забыть ничего из того, что произошло по вине твоего отца и отчасти – из-за тебя.
– Мои родители погибли, – едва слышно прошептала она, почувствовав, как по щекам снова текут слезы. – Кому мстить? Стефан, пожалуйста…
– Знаешь… – задумчиво произнес он. – Сын за отца в ответе, чтобы там ни гласили поговорки. Я искал тебя четыре года, чтобы посмотреть на ту, из-за которой мне пришлось пережить весь этот ад. И я не отпущу тебя. Теперь почувствуй и ты, каково это – жить в мире, в котором тебе неоткуда ждать помощи. Быть полностью сломанным и опустошенным. Понять, что все, чем ты жил, превратилось в туман.
Елена на негнущихся ногах прошла к кожаному дивану и неловко плюхнулась в него, на мгновение потеряв координацию. Она глубоко вдохнула и закрыла лицо руками. Осознание, что все, что связывало Стефана с ней, – это лишь слепое желание отомстить, что во всех его признаниях в любви и обещаниях нет ни доли правды, – словно бы ломало изнутри. Стефан хотел видеть ее такой – растерянной, полностью отчаявшейся. И сегодня ему удалось одним движением растоптать весь ее мир, как песочный замок на пляже.
– А теперь поднимайся и проваливай, – из прострации ее вырвал недовольный рык мужа. – У меня нет ни малейшего желания сейчас тебя видеть.
Елена не двинулась с места, лишь подняв на него глаза.
– Ты не поняла? – теряя терпение, крикнул он.
– Я же тебе верила… – одними губами прошептала Елена, но этот шепот звучал громче любого крика, потому что заключал в себе боль от предательства и… Надежду. Надежду на то, что он ее услышит. Что его сердце не такое жестокое. Что он – человек, а не зверь.
– Пошла вон!!! – взревел Стефан и Елена, поднявшись с дивана, выбежала из кабинета, а Сальваторе устало опустился на кресло и потер глаза. – Ненавижу тебя, тварь… – прошептал он в пустоту. – Как же я тебя ненавижу…
Ему нужно было время, чтобы успокоиться, но вскоре он все равно уехал в офис. Елена, чтобы немного прийти в себя, отправилась в душ. Хотелось смыть хотя бы часть того, то она сейчас чувствовала, забыться, отключить любые эмоции. Она несколько минут стояла под прохладными струями воды, ощущая, как по коже пробегают мурашки и руки и ноги постепенно холодеют из-за разницы температур. В душе, умом понимая, что это, конечно, не так, Елена после всего рассказанного Стефаном все равно начала чувствовать себя действительно отчасти виновной во всем произошедшем, и от этого становилось еще хуже. От потрясения мысли путались. Поверить в то, что Джон, по природе своей очень добрый человек, согласился пойти на убийство, было невозможно, но все ее предположения о том, что эта автокатастрофа – просто стечение обстоятельств, разбивались о реальность. Но она не держала зла на своего отца: что бы ни делали ее родители, для Елены они всегда будут самыми любимыми, самыми дорогими людьми.
Внутри Елене было жаль Стефана – на какое-то время она будто бы забыла, что из-за него погиб её дядя. Но с другой стороны, становилось понятно: он действительно не отпустит ее и сделает все, чтобы сломать жизнь ей. Свою жалость к нему она старалась в себе перебороть, чтобы не купиться на его ложную, лишь видимую невинность снова. Елена оказалась в сложном лабиринте, выхода из которого пока не было видно.
Пока Елена была в душе, на кухне завтракал Энзо, жуя какой-то бутерброд и запивая его кофе. Напрасно он думал, что работа со Стефаном пройдет для него бесследно. С тех пор, как он начал работать в этом доме, Сент-Джон потерял всякий покой: с каждым днем слышать крики и видеть кровь на ранах Елены, которые наносил ей Стефан, было все сложнее – он не понимал, в чем перед хозяином провинилась эта молодая девчонка, которая так его любила и подарила ему дочь. Все сильнее хотелось уйти куда-то из этого дома, стены которого, казалось, давили на него и где атмосфера была пропитана слепой ненавистью. Вот только куда теперь ему было уходить? Семья, родители, которым пришлась не по нраву жизнь в США, были далеко – в Италии. А здесь, в Нью-Йорке, не было дома, в котором бы его ждали, за исключением дома Сальваторе – и то лишь для того, чтобы воплотить в реальность все его безумства. Да и как он теперь уйдет? Стефан уже точно не даст ему так просто это сделать: слишком много успел увидеть Энзо за этот короткий промежуток времени.
Парень думал об этом всем, ловя себя на мысли, что, вопреки всему, Елену ему очень жаль. Было в ее запуганном, но таком добром взгляде больших карих глаз что-то такое, что говорило ему: она ни в чем не виновата.
Из раздумий Энзо вырвал детский крик, доносившийся из комнаты: по всей видимости, проснулась Никки. Итальянец встрепенулся, но не двинулся с места, подумав: «Ребенок – это уже не моя забота». Однако девочка кричала все громче, но Елена, по всей видимости, из-за шума воды этого не слышала. Потеряв терпение, Энзо подошел к ванной и громко постучался в дверь, так что девушка от испуга даже вздрогнула и локтем задела бутылку с шампунем. Послышался грохот.
– Елена, – крикнул Энзо, – ребенок плачет!
Гилберт встрепенулась и пробормотала: «Да, иду», – но охранник ее, видимо, не услышал, однако ему стало ясно, что Елена сейчас выйдет из ванной, когда она выключила воду.
Девушка постаралась как можно быстрее смыть с себя остатки шампуня и хотя бы обмотаться в полотенце, но это все равно заняло у нее определенное время, так как руки дрожали и она постоянно что-то роняла и задевала.
Слышать детский крик было уже невозможно, и Энзо, преодолев какой-то внутренний барьер, зашел в детскую, где в кроватке в плаче заходилась Никки.
– Ну что ты ревешь? Сейчас придет твоя мама, – пробормотал парень, посмотрев на девочку, но та начала плакать громче.
«Ну где она, черт возьми?» – мысленно пробормотал итальянец.
И то ли сработал какой-то отцовский инстинкт, то ли ему просто хотелось как можно скорее успокоить ребенка, чтобы плач его больше не донимал, но Энзо, про себя выругавшись, наклонился к кроватке и неловко взял на руки малышку.
– Ну все, прекращай, прекращай, – раздраженно проговорил Сент-Джон.
Пройдясь с Никки на руках по комнате, на комоде он заметил погремушку. Он потряс ею перед девочкой, но плакать она не перестала.
– Ну и кто придумал, что эта хрень успокаивает детей? – вслух сказал Энзо, с раздражением отложив погремушку обратно на комод.
Он попытался покачать ее, но опыта в общении с детьми у него совершенно не было, так что успокоить Николь у него не получилось.
«Дурдом», – пронеслось в голове у Энзо, и в этот момент он услышал позади себя знакомый, полный негодования голос.
– Что ты делаешь? – взвизгнула Елена, стоявшая на пороге комнаты, увидев охранника с дочерью на руках. В голове сразу появились самые худшие мысли.
Энзо даже не успел ничего ответить, как Елена, в два счета преодолев разделявшее их расстояние, подошла к нему и буквально выхватила девочку у него из рук.
– Кто тебе вообще разрешал брать ребенка на руки?!
Она крепко прижимала дочь к себе, гладила по затылку и говорила ей на ушко ласковые слова, чтобы как-то успокоить. Но вместе с этим Елена была просто в ярости и казалось, что еще немного – и она его ударит. Такое поведение на несколько секунд ввело его в ступор.
– Я… Просто… Она плакала, – запинаясь, попытался объяснить итальянец.
– Чтобы на пушечный выстрел не подходил к Никки, понял? – сквозь зубы с ненавистью процедила девушка.
– Истеричка, – с раздражением выплюнул Энзо, потеряв терпение. – Я ее просто пытался успокоить!
– Я тебя предупредила, – холодным тоном бросила Елена.
– Если ты считаешь, что я докатился до того, что буду убивать детей, то мне просто жаль тебя, – произнес Сент-Джон и вышел из комнаты.
Девушка смотрела ему вслед, укачивая дочь. Почему-то последние слова охранника, несмотря на ее злость и недоверие, произвели на нее сильное впечатление, потому что звучали они с каким-то негодованием и обидой, будто Энзо действительно хотел помочь, а в ответ получил вот такую реакцию. Но по-другому Елена все равно вести себя не стала бы: безопасность Никки для нее была самым главным.
Деймон сидел в полутемной гостиной на диване и пил, кажется, уже четвертый стакан виски. Приятное тепло разливалось внутри, терпкий напиток обжигал горло и, казалось, будто бы начинал смешиваться с кровью, а сознание постепенно опутывалось дурманом. В руках Сальваторе держал фото в светлой рамке с красивым замысловатым узором, на котором был запечатлен он сам, а рядом с ним стояла девушка, которая широко улыбалась и крепко обнимала его. Любой из окружения семьи Сальваторе, знакомый с семьей Стефана, мог бы подумать, что это была Елена. Но это было не так, и Деймон сам поражался этому, кажется, начиная сомневаться в том, что все происходящее реально.
На снимке он был со своей девушкой, Кэтрин. Всматриваясь в ее карие глаза, даже спустя несколько лет по-прежнему прожигавшие его душу, дерзкий, но вместе с тем такой притягательный взгляд которых заполнял все его мысли, Деймон будто бы возвращался в то время, когда она была рядом.
Он помнил все, до последней секунды.
Помнил, как познакомился с ней на вечеринке у общего друга, который тогда, увидев, как приятель завороженно смотрит вслед кареглазой красавице, которая своей грацией заколдовывала, кажется, каждого мужчину в своем окружении, снисходительно похлопал его по плечу и сказал, что она уже давно встречается с другим.
Помнил, как сходил с ума по этой девушке, которая была для него ярким пламенем, сжигавшим его без остатка, но каждый раз возрождавшим его вновь.
Помнил, как дал себе слово бороться за нее до победного, словно бы это была какая-то война.
Помнил, как сдержал свое обещание, как она сказала, глядя ему в глаза, что не любила еще никого, как любит его, и оставила ради него своего жениха, с которым была уже четыре года.
Помнил каждую ночь, проведенную с Кэтрин, когда они растворялись друг в друге без остатка, полностью отдаваясь во власть животной страсти, каждый раз узнавая все новые грани друг друга.
Помнил, как они ссорились, когда на кухне неизменно летела в стену посуда.
Помнил, как готов был накинуться на каждого, кто задерживал на Кэтрин взгляд дольше, чем на секунду.
Помнил миндалевый вкус ее мягких губ, помнил царапины от ее ногтей у себя на спине.
Помнил, как Кэтрин упала в обморок на праздновании его дня рождения.
Помнил, как, сломя голову, мчался в госпиталь, уехав из ресторана.
Помнил, как врач с сочувствием сказал ему, опустив взгляд: «Острый миелобластный лейкоз».
Он отлично помнил тот год безумия, который последовал за этими страшными словами. Бесконечную смену больниц и врачей, поиск дорогих препаратов, ночи в обнимку с бутылкой виски. Первые слезы на глазах у волевой Кэтрин, ее тихое «Пожалуйста, не оставляй меня». Поцелуи и соленый привкус ее слез. Горячие признания, которые он произносил, касаясь губами любимых рук: «Я люблю тебя». Мечты, слова, которые он не переставал повторять: «Ты мне еще должна родить ребенка». Слабую улыбку на ее губах, которая неизменно появлялась в этот момент, хотя Кэтрин никогда не любила детей.
Помнил монотонный звук кардиомонитора, который еще долго отдавался внутри. Он означал, что борьба проиграна.
Помнил, как он кричал в палате от бессилия, сжимая в руках одеяло, которым всегда укрывалась Кэтрин.
Помнил день, когда остановилась жизнь. Не только Кэтрин, но и его.
С тех пор Деймон начал просто существовать. Первые месяцы он почти не выходил из дома, пил виски в огромных количествах и был на грани срыва. От этого его спасли родители, нанявшие квалифицированных врачей, которые сумели привести его в чувства.
Вот только тупую ноющую боль в сердце никто вылечить уже не мог. Она осталась с ним навсегда, возвращаясь каждый раз, когда он вспоминал любимый взгляд горячих глаз, нежные прикосновения и ее голос, который сводил его с ума. Каждая девушка, которая была с Деймоном после Кэтрин, напоминала ее: длинные темные волосы, карие глаза, тонкие губы. Он использовал их только как средство, чтобы забыться хотя бы на одну ночь. Чувства, которые они испытывали к нему, были ему абсолютно безразличны. Полюбить вновь он уже не мог.
И вот сейчас эта девушка ворвалась в его жизнь, словно бы сильнейший ураган, будоража все воспоминания и чувства. Увидев Елену на их со Стефаном свадьбе, Деймон не поверил своим глазам: невеста брата была точной копией той, которая стала его самым дорогим воспоминанием. С тех пор Деймону не было покоя. Елена не могла его привлечь: пообщавшись с ней, он понял, что она полная противоположность Кэтрин – мягкая, апатичная, спокойная. Но к ней его все равно тянуло словно бы магнитом, пусть даже дело было только во внешности. Находясь рядом с Еленой, он терял голову и ничего не мог с собой поделать.
– Деймон, – послышался в комнате негромкий голос.
«Сибил», – пронеслось в голове у Сальваторе, он поспешно убрал фото и обернулся, увидев на пороге гостиной свою девушку в легком черном пеньюаре.
Сколько их у него уже было? Рейна, Амалия, Оливия, Александра, теперь Сибил… Они были похожи, словно сестры, и Деймон, хотя не испытывал ни к одной из них чувство, хотя бы немного похожее на любовь, не мог отказаться от этой игры: ему было нужно чувствовать присутствие Кэтрин рядом.
– Уже поздно, – прошептала Сибил, положив руки ему на плечи и поцеловав в щеку. Деймон сухо ответил на поцелуй. – Пойдем спать?
– Да, – выдохнул Сальваторе, отставив бутылку. – Ты права. Я засиделся…
Деймон вновь ложится с ней в постель, чувствует прикосновения ее рук. Он закрывает глаза и знает наперед: все повторится. Кэтрин вновь придет к нему во сне.
А может быть, это Елена?
Это безумие.
====== Глава 8 ======
В спальню сквозь задернутые шторы начали проникать тусклые лучи декабрьского солнца. Стефана не было дома всю ночь, и Елена впервые за последнее время спала крепко и спокойно, не боясь, что он снова ворвётся в комнату, стащит её с кровати, станет кричать и душить её. Проснувшись, Елена поймала себя на мысли, что первое, чего она боится сейчас, – это увидеть его рядом. Однако, когда она ощутила в ладони холодный шёлк, стало легче. Было уже девять утра, но Никки не просыпалась, поэтому, скинув с себя остатки сна, Елена решила проведать дочь.
Когда девушка зашла в детскую, которая, то ли от преобладавших в ней бежевых тонов, то ли от самой тёплой атмосферы, царившей в ней, казалась светлее остальных помещений в доме, у неё на мгновение перехватило дыхание: на диване рядом с детской кроваткой она увидела Стефана. Он спал, как это обычно бывало, перевернувшись на бок, в одних спортивных шортах, подложив одну руку, согнутую в локте, под голову, а второй будто бы кого-то поддерживая. На цыпочках подойдя ближе, Елена увидела, что левой рукой Стефан и правда держал Никки, которая мирно спала, прижавшись к отцу, и даже, кажется, улыбалась во сне. Рядом со Стефаном, набравшим в последнее время несколько килограммов мышечной массы из-за постоянных тренировок в спортзале (из-за них же у него на руках от тыльной стороны ладоней до плечевого сустава четко проступали вздутые вены, что придавало ему еще более грозный вид), девочка казалась совсем крохотной. Елена невольно вздрогнула, увидев малышку рядом с ним, и первое, чего ей хотелось в этот момент, – это забрать Никки у него из рук так же, как она это сделала в случае с Энзо, но спустя несколько секунд Елена более-менее пришла в себя и смогла здраво оценить ситуацию: Стефан не причинял дочери зла. Меньше всего ей хотелось верить в то, что он способен сделать и это, и то, как он вел себя с Никки, усыпляло ее бдительность и успокаивало. Но стоило Елене вспомнить об Аларике, о тех безумствах, которые Стефан устраивал дома все чаще, как страх возвращался вновь и разгорался с такой силой, что у нее порой начиналась паника и сбивалось дыхание. В такие минуты ей хотелось просто взять Никки в охапку и убежать из этого дома куда глаза глядят. Однако в этот же момент Елена поворачивала голову и, видя рядом с собой Тайлера и Энзо, понимала: это невозможно – по крайней мере, сейчас, пока у нее нет никаких путей отступления и помощи в случае чего ждать неоткуда.
Елена прошла в глубь комнаты, и ее взгляд зацепился за стоявшую на комоде фотографию в ярко-красной рамке. На фото были изображены они со Стефаном и Никки – тогда малышке было около месяца: парень, губы которого были изогнуты в едва заметной, но такой доброй улыбке, одной рукой держал дочь, с удивительным для ее возраста интересом смотревшую в кадр, потому что Ребекка, пытаясь сделать фото, попутно корчила племяннице разные рожицы, а другой – прижимал к себе жену. Молодая семья выглядела настолько искренне и счастливо, что мало кто из видевших это фото сдерживался от улыбки. Елена взяла фотографию, провела ладонью по стеклу, и в памяти невольно возникли мгновения, когда она была так счастлива.
«Какая же ты у меня красавица», – мысленно обращалась к дочке Елена, когда все суетные врачебные процедуры были окончены, и она наконец осталась наедине со своей принцессой, которую они со Стефаном так ждали на протяжении этих девяти месяцев. Двенадцать часов мучений, дикая боль в мышцах, невероятная слабость – все автоматически отошло на второй план, когда она взяла дочь на руки. В этот момент хотелось только одного: показать малышку Стефану и увидеть его глаза и улыбку. Сальваторе честно признался жене, что смелости присутствовать на родах у него не хватит, да и сама Елена эту идею никогда не поддерживала, поэтому последние двенадцать часов он провел в больничном коридоре. Девушка думала, что он уехал домой немного отдохнуть, потому что началось все в пять часов утра, поэтому, увидев совершенно невыспавшегося, лохматого, немного растерянного, но такого счастливого Стефана в специальном медицинском костюме на пороге палаты с огромным букетом ее любимых ирисов в руках, она не смогла сдержать улыбки.
– Стеф, – только и смогла выдохнуть она.
– Привет, родная, – прошептал парень. – Извини, что так задержался: мне внизу врачи целый допрос устроили по поводу цветов – есть ли у тебя аллергия, не чихаешь ли от таких запахов, – рассмеялся он. – Я уж думал, этим самым букетом отбиваться придется.
– Я думала, ты отсыпаться уехал…
– Как же я мог спокойно уснуть, когда еще с дочкой не познакомился? – с улыбкой произнес он, отложив цветы на ближайшую тумбочку. – Как вы тут? – спросил Стефан, легонько коснувшись губами лба девушки.
– Стеф, я счастлива, – тихо, словно бы боясь спугнуть это такое простое, но такое искреннее счастье, проговорила Елена.
Стефан посмотрел ей в глаза, но ничего не сказал, лишь снова улыбнувшись. Затем он перевел взгляд на малышку в мягком розовом одеяле, спавшую у нее на руках и, увидев, как он буквально замер, увидев дочь, Елена сказала с теплотой:
– Думаю, вам и правда пора познакомиться.
– Мне… Ведь… Можно ее подержать? – этот вопрос полным надежды и таким робким, что Елена не сдержалась и звонко рассмеялась от растерянности мужа.
– Конечно! – воскликнула она и аккуратно протянула ребенка ему. – Ее нужно поддерживать под головку, вот так.
Стефан выполнил все в точности так, как сказала Елена и, когда взял на руки Никки, кажется, перестал даже дышать. Он не сводил с нее взгляд несколько секунд и казалось, что глаза у него на мокром месте. Вдруг девочка недовольно захныкала и, потерев ручками глаза, проснулась. Стефан с шумом выдохнул, и его лицо озарила искренняя, совсем мальчишеская, но такая счастливая улыбка.
– Она… Господи, она прекрасна, – сказал он, поджав губы и подняв взгляд на Елену. – Она такая кроха.
– Принцессам положено быть маленькими и хрупкими, – с озорством хихикнула Елена. – Чтобы принцы их защищали.
– Теперь у меня есть две любимые принцессы, – не переставая улыбаться, выдохнул Стефан и сел рядом с женой. – Малышка, – прошептал он, наклонившись к дочери, – ты будешь самой счастливой на свете. Я обещаю тебе.
Стефан легонько покачал дочь, но было видно, что он пока боится: от волнения немного дрожали руки.
– Спасибо тебе… – одними губами произнес он, взглянув на Елену. – Я не мог мечтать о чем-то лучшем.
– Я люблю тебя, – прошептала девушка и потянулась к его губам, больше всего на свете желая продлить эти мгновения, когда в душе разливалось такое приятное тепло.
Раз за разом проживая в воспоминаниях эти безмятежные минуты, Елена чувствовала, как холодеют руки каждый раз, когда она возвращалась в реальность – совершенно другую: жестокую, холодную, чужую. В глазах больно защипало, и в этот момент девушка услышала, как Никки то ли кашлянула, то ли чихнула. Это было совсем негромко, но Стефан, по всей видимости, лишь дремал, раз проснулся мгновенно и отреагировал быстрее, чем Елена. Стефан приподнялся на локте, и Елена подошла к нему, но он не сказал ей ни слова. Никки недовольно хныкала и терла глаза кулачками, а через несколько секунд и вовсе начала плакать. Стефан сел на диван и взял дочь на руки, но Елена тронула его за плечо:
– Дай мне ее…
Сальваторе несколько удивленно посмотрел на жену. Её голос звучал с таким надрывом, что казалось, что она вот-вот заплачет, но вместе с этим в нем звучала невероятная надежда. Сейчас Елена действовала осторожно, потому что знала: со Стефаном не получится вести себя так, как с Энзо, чтобы добиться желаемого. Сейчас попытки противодействовать могли привести только к ухудшению ситуации. И она оказалась права в своем выборе. Кажется, в глубине души у Стефана что-то екнуло, потому что он почувствовал, как сердце пропустило один удар, когда он увидел полные слез и немой мольбы глаза девушки. Мгновение – и кровь снова начала течь по венам, разнося приятное тепло, но эта секунда, по всей видимости, все равно оставила отпечаток у него в душе, потому что Стефан протянул дочь Елене. А может быть, он просто понял, почему девочка заплакала, и не стал противиться естественному ходу вещей.
– Никки, наверное, голодна, – небрежно пробормотал он. – Покорми и уложи ее, – тон становится холоднее, – под утро она сегодня плохо спала.
Елена едва заметно кивнула, а Стефан вышел из комнаты, устало потирая ладонями лицо: видимо, он тоже совсем не выспался. У девушки из головы не шла фраза о том, что Никки под утро капризничала: теперь она понимала, почему Стефан заснул в детской на диване вместе с ней. Выходит, Елена так крепко спала, что не слышала ничего, а Стефан, вернувшись под утро, успокаивал дочь. И так было всегда, даже после всего того, что он сделал: маленькая Никки имела над ним какую-то необъяснимую, нереальную власть, рядом с ней он, кажется, на мгновения забывал о своей болезненной ненависти, и ему дышалось так легко… Стефан любил свою дочь, и это было видно, но в душе Елены боролись противоречивые чувства: с одной стороны, она безумно боялась, что его отношение к Никки окажется такой же игрой, как и брак с ее матерью, а с другой – ей так хотелось верить, что в Стефане осталась еще хоть капля человечности, и что человечность эту под силу пробудить той, которую он всегда называл своей маленькой принцессой.
Этот вечер в семье Сальваторе был суетным: Стефан и Елена были приглашены на день рождения тети Стефана, жены Грейсона – Изабеллы, – поэтому последние пару часов провели в подготовке к предстоящему торжеству. Сказать, что Елена не хотела там появляться, – значит, наверное, просто промолчать. Она не любила шумные празднества с таким скоплением народа, и строить из себя довольную семейной жизнью жену, надевая фальшивую улыбку, уже не было сил. Однако, Стефану захотелось то ли в очередной раз поиграть на нервах у жены, то ли показать своей семье красивую картинку, но отказ он, конечно, не принял. Теперь Елена вынуждена была подбирать платье с длинными рукавами и по возможности более закрытое, чтобы никто не смог увидеть следы от побоев, а красные полосы и ссадины на шее скрывать под распущенными густыми волосами.
– Они тоже поедут с нами? – спросила девушка, увидев, что у выхода их ждут Энзо и Тайлер.
– Да, – невозмутимо ответил Стефан, надевая пиджак и поправляя ворот рубашки. – А то мало ли бежать надумаешь, – беззаботно сказал он.
Елена и Стефан действительно были эффектной парой: обтягивающее длинное бежевое платье в пол даже без особых отделок прекрасно смотрелось на Елене, подчеркивая достоинства ее точеной фигуры, а неброский макияж придавал ей женственности и нежности; Стефан же, в своем любимом темно-синем костюме одного из ведущих брендов мужской моды, по которому, наверное, и без ценника можно было бы сразу определить его стоимость, в белоснежной идеально выглаженной рубашке и начищенных до блеска лакированных туфлях выглядел под стать ей – изысканно и элегантно, но, несмотря ни на что, не вычурно. Младший Сальваторе выглядел уверенно и спокойно, чего нельзя было сказать о его жене: ее взгляд был уставшим и каким-то растерянным, но окружающие могли списать это на ее природную застенчивость.
