Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 59 страниц)
– То есть как разбил? – переспросила она. – Они же пластиковые все…
– Ну, а я виноват, что ли, что они все такие ж… Хрупкие! – с искренним возмущем воскликнул Сальваторе, окончательно убив в Энзо надежду хоть как-то сдержать смех. – Никки попросила меня ее подержать, я ее как-то не так взял, она упала и… Разбилась. Но мы уже все убрали, – выставив вперед ладони, поспешил заверить он, не дав Роуз что-то сказать. – Я уже извинился, и Никки меня простила.
– Деймон не специально, – словно бы оправдывая его, на полном серьезе сказала Никки, и Роуз, Энзо и сам Деймон, увидев такое искреннее желание малышки защитить его, не смогли сдержаться от улыбки.
Роуз, скрестив руки на груди, выдохнула.
– Деймон, вот прав был Кай…
– Опустим подробности, – отлично понимая, какую именно фразу Паркера вспомнила Роуз, с хохотом сказал Деймон.
– Ну, раз третьей чашки все равно нет, а позволять девушке замерзнуть – кощунственно, могу предложить свой чай, – улыбнулся Энзо, протянув свою чашку Роуз.
– Мистер Сент-Джон, Вы настоящий джентльмен, – кокетливо заметила она, поблагодарив его.
В этот момент в гостиной раздался звонок в дверь.
– А это, должно быть, Елена, – встрепенулась Роуз и отправилась открывать.
Через пару секунд, услышав голос Елены, Деймон и Энзо поняли, что Роуз была права.
– Роуз, прости, что так долго, – еле переводя дух, будто откуда-то бежала, извинялась Елена. – В аптеках такие очереди… Такое ощущение, что заболел весь Вест-Вилледж разом. Спасибо, что осталась с Никки.
– Все в порядке, – заверила ее Роуз. – Но, по правде говоря, с Никки сегодня толком была не я, потому что к нам присоединились вот эти товарищи, – она слегка кивнула в сторону Деймона и Энзо, и, увидев их с Никки, Елена, улыбнувшись, поздоровалась. – Хотя, кто из них за кем присматривал – тоже большой вопрос… – усмехнулась подруга Деймона.
– Пьивет, – поздоровалась Никки, встретив Елену.
– Привет, солнышко, – наклонившись к ней и погладив дочь по голове, ответила та.
– У нас сегодня чаепитие, – объяснил Деймон, увидев немой вопрос в глазах Елены, когда она заметила игрушечный посудный набор. – Все началось с замерзшего Энзо.
– Здорово как, – сказала Елена, с неподдельным интересом рассматривая чашки в руках Деймона и Роуз.
– Сегодня дефицит посуды, поэтому, раз Энзо с девушкой уже поделился, то настала моя очередь, – Деймон улыбнулся, отдав свою чашку Елене.
Деймон, Елена, Энзо, Роуз – все они были взрослыми людьми, совершенно не похожими друг на друга, со своими профессиями, серьезными должностями и ворохом проблем, но каждый без исключения оказался включен в это «чаепитие», забывая обо всех формальностях и своем «взрослом», теперь казавшемся слишком скучным и каким-то далеким «я». И объединить всех их за таким, на первый взгляд не сулящим ничего необычного занятием их смогла маленькая девочка, которой едва исполнилось два года, но которая своей озорной улыбкой и звонким смехом могла в считанные секунды обезоружить любого из них. Это было поистине удивительно. И оказалось таким нужным. Они дули на поверхность чашек, стремясь поскорее «остудить» «чай», делились им друг с другом и благодарили за него Никки, и им начинало казаться, что сейчас они действительно пьют черный английский или цейлонский зеленый – в зависимости от того, кто какой любил – чай. И дома действительно становилось теплее. Только теперь Энзо понимал, что плед на его плечах здесь совершенно не причем.
– Энзо, по-моему, эта чашка с цветочками тебе очень идет, – рассмеявшись, сказала Елена, и итальянец с гордостью кивнул.
– Это еще что, – протянула Роуз. – Когда ты только ушла, мы… – она на мгновение задумалась и замолчала. – Да что рассказывать, тут нужно видеть!
С этими словами, будто о чем-то вспомнив, Роуз поспешно искать в карманах джинсов свой мобильный.
– Эй, стой, – перебил ее Деймон. – Не смей!
– Да брось, Деймон, – со смехом сказала Роуз, – это всего лишь несколько фото.
– Я тебе серьезно говорю, не вздумай показывать их Елене! – крикнул он. – Роуз!
– Деймон, не будь таким скучным, – фыркнула подруга, пытаясь в альбомах отыскать заветные фото, пока Елена сгорала от любопытства и желания узнать, что же на них изображено и почему Деймон так не хотел, чтобы она их видела.
Деймон подскочил на ноги и подбежал к Роуз.
– Если ты сейчас покажешь Елене эти фотографии, попомнишь мои слова, я расскажу Дэвису, кто на самом деле поцарапал его машину, – произнес он, ткнув в нее указательным пальцем.
В этот момент Роуз наконец нашла заветные фото в одном из альбомом на своем смартфоне и на несколько секунд замерла, переводя взгляд то на Деймона, то на Елену.
– Рассказывай, – наконец выдохнула она, поджав губы. – Я не могу бросить на произвол судьбы ТАКИЕ фото.
– Челентано, а ты-то чего такой спокойный? – в отчаянии воскликнул Деймон, повернувшись к Энзо.
– Так меня на этих фото нет.
– Ошибаешься, – с ехидной улыбкой протянула Роуз, показав Энзо экран своего мобильного.
На первом же фото был изображен он сам. Вокруг правого глаза у него была нарисована, будто по трафарету, россыпь из пяти серебристых звезд, как у фей из популярных мультсериалов.
– Mio Dio*, нет… Нет, нет, нет!
Каждый новый возглас был еще испуганнее и отчаяннее, чем предыдущий, и Елена и Роуз, глядя то на фото, то на самого итальянца, уже не могли удержаться от смеха. Энзо быстро поднялся на ноги и подскочил к Роуз, но отнять у нее телефон им с Деймоном так и не удалось.
– Энзо, это кто тебя так мастерски?.. – немного успокоившись и перестав смеяться, спросила Елена. – Ты сам?
– Пф, бери круче, – фыркнул Деймон. – Я!
– А говорил, что в жизни сложнее кота со спины ничего в не рисовал!
– Трафарет творит чудеса, – в один голос ответили Деймон и Энзо.
– Энзо, не в обиду тебе… Но жемчужина моей коллекции… Не ты, – еле переводя дух, с хохотом сказала Роуз, пролистав на следующий снимок.
Услышав эту фразу, Энзо, кажется, смог вздохнуть с облегчением, а вот Деймон схватился за голову, потому что на следующем фото был изображен он.
И именно в этот момент Елена поняла, то все комедии и жизненные случаи, над которыми она раньше смеялась до слез, на самом деле были ничерта не смешными.
На первый взгляд, это была обычная фотография. Деймон стоял, скрестив руки на груди, плотно сжав губы и нахмурив брови, и был очень похож на героя из фильмов о Джеймсе Бонде. Из-за одного его взгляда эта фотография уже с легкостью могла бы попасть на обложку, например, журнала Men’s Health, если бы… Если бы часть волос Деймона не была перевязана небольшой аккуратной резинкой с розовым бантиком. Его поза и образ настолько сильно сильно контрастировали с этой деталью, что Елене пришлось несколько раз посмотреть на фото, чтобы осознать, что ей не показалось. Она несколько секунд не отводила взгляд от фотографии, затем ошарашенно переглянулась с Роуз, и затем в гостиной снова зазвучал смех.
– Господи, Деймон, – только и смогла сквозь слезы, выступившие на глазах, пробормотать Елена.
– По-моему, шикарный образ, – заключила Роуз.
– Кажется, нам пора сваливать из города, – взглянув на Энзо, сказал Деймон.
– Из страны.
– Почему вы с Энзо не сфотографировались вместе? – с искренним разочарованием воскликнула Гилберт. – Такой кадр упустили!
– Да вас отсюда тогда на скорой нужно было бы увозить, если бы вы увидели это фото, – усмехнулся Деймон.
– Я скажу единственную вещь: это с ними делала не Никки! – подняв вверх указательный палец, выдохнула Роуз.
– Никогда не думала, что скажу это, но… Мистер Сальваторе, Вам идет розовый, – хихикнула Елена.
– Надеюсь, это можно принять за комплимент.
– Безусловно.
Никки потянулась к мобильному телефону и тоже посмотрела фото Деймона и Энзо. Ее заключение оказалось простым и не допускавшим возражений:
– Дей и Энзо класивые, – протянула малышка.
И в этот момент два этих брутальных мужчины, никогда не отличавшиеся сентиментальностью, которых всерьез боялись многие из их окружения, вдруг почувствовали, как их щеки залились теплом. В душе почему-то была такая легкость, что хотелось лишь одного: улыбаться так широко, как они только умеют.
– Вот, девушки, учитесь, как просто сделать день лучше, – рассмеялся Деймон. – Спасибо, принцесса, – улыбнулся он, погладив Никки по волосам.
– А еще говорят, что мы любим ушами, – хохотнула Елена.
В этот момент Роуз почувствовала в воздухе запах курицы, который доносился, судя по всему, из кухни.
– Так, народ, – откашлялась она. – Чай – это, конечно, хорошо. Но после него неплохо подкрепиться, как считаете? Судя по запаху, курица уже готова. Пойдем пообедаем? Заодно продолжим обсуждение бантиков Деймона, – со смехом сказала Роуз.
Ароматы, которые было уже трудно не уловить в воздухе, не оставили равнодушным никого, так что предложение Роуз ребята приняли с большим энтузиазмом и большой компанией, не переставая смеяться, отправились на кухню, где им, как видно, действительно еще многое предстояло обсудить.
Марсель с полминуты, практически не моргая, смотрел на лежавший перед ним документ, и, кажется, абсолютно не верил в происходящее.
– Ребекка, ты шутишь? – проговорил он, подняв глаза на жену.
– Если бы я хотела пошутить, вероятно, я бы выбрала для этого более подходящий день – например, первое апреля, – совершенно спокойно ответила Ребекка.
Она напрасно думала, что сделать последний шаг, который навсегда поставил бы точку в их отношениях с Марселем, ей будет трудно. Сейчас сердце стучало спокойно, руки не холодели. Ребекка не чувствовала ничего – лишь уверенность в том, что она все делает правильно.
Ребекка не думала, что встреча с Деймоном даже спустя столько лет вновь так повлияет на ее судьбу, но жизнь в который раз сама все расставила по своим местам. Проведя с ним совсем немного времени, Ребекка поняла и почувствовала одну важную вещь: она больше не хочет жить так, как жила все эти годы. Постоянные споры по поводу появления в семье детей, общение, которое теперь свелось до максимум пары часов в день и касалось в большей степени лишь каких-то бытовых вопросов, бесконечные вечеринки Марселя и бессонные ночи в попытках дозвониться до него – она терпела все это, стиснув зубы, проглотив обиду и наступив на горло собственной гордости, ради призрачного шанса однажды все-таки обрести крепкую, счастливую семью и понять: она любит. Любит того человека, который находится рядом с ней. Ребекка могла ненавидеть Деймона, презирать его, но сейчас она была благодарна ему – за то, что заставил ее признаться самой себе в том, насколько она несчастлива, подведя к черте, переступить которую она боялась несколько лет. Что будет дальше? Ребекка не могла знать и сейчас понимала, что ей это и не нужно. Она знала другое, и это было гораздо нужнее: она станет свободной. От фальшивой улыбки. От слез в подушку по ночам. От попыток увидеть в Марселе черты, которых в нем нет и, скорее всего, никогда не будет. И Ребекка понимала, что сейчас готова отдать за это очень многое.
– С чего такие решения? – недоумевал Марсель.
В какой-то момент их с Ребеккой взгляды встретились, но они не говорили ни слова, и на несколько секунд в помещении воцарилась звенящая тишина.
– Это… Из-за детей, да? – опустив взгляд, произнес он.
– Из-за них в том числе, но, вопреки тому, как ты мог подумать, не в первую очередь.
Ребекка с шумом выдохнула.
– Послушай, Марсель, ты сам не устал от всего этого?
– От твоих постоянных претензий? Да.
– Ну, а я, в свою очередь, устала от тебя.
Марсель снова замолчал, переведя взгляд с Ребекки на лист с заявлением о разводе, которое она ему отдала этим утром. Своим решением она выбила его из колеи и загнала в тупик – она видела это совершенно ясно. Но почему-то сейчас наблюдать за его реакцией даже доставляло удовольствие. Однако спокойствие Ребеки сменилось мурашками по коже и ощущением, будто по позвоночнику пустили разряд тока в тот момент, когда Марсель задал вопрос.
– У тебя появился другой?
В этот момент кровь с силой и острой болью ударила в виски. В глазах мелькнула вспышка, как будто в помещении быстро включили и выключили свет. Это продолжалось не более пары секунд, но Ребекка испугалась и лишь усилием воли удержалась в реальности и не вздрогнула.
– Какая теперь разница? – придя в себя, пожала плечами она.
– Ну, я все же надеюсь, что имею знать, что происходит, потому что, черт возьми, пока что я твой муж, – огрызнулся Марсель.
С этими словами он показал Ребекке обручальное кольцо на своем пальце.
– С чего ты вообще взял, что для того, чтобы решить развестись, мне нужно, чтобы в моей жизни появился другой мужчина?
– Я не знаю! – потеряв терпение, разведя руками, воскликнул Марсель. – И я понять не могу, что на тебя нашло. Все эти три года ты меня как-то терпела, и таких мыслей у тебя почему-то не появлялось.
– Вот именно, – сказала Ребекка. – Терпела. Всякому терпению приходит конец, Марсель. Сейчас пришел моему. Я, честно, не понимаю, что ты боишься потерять. В то, что ты любишь меня, я теперь, наверное, не поверю, даже если в этот момент с неба упадет метеорит. Потому, что если бы это было действительно так, ты бы не орал на весь дом каждый раз, когда я умоляла тебя хотя бы попробовать обсудить этот вопрос, что дети тебе не нужны. Ты бы не уходил каждую пятницу в ночной клуб, аргументируя это одним и тем же: «Мне нужно отдохнуть». Ты бы не пытался меня вернуть домой, как какую-то прислугу каждый раз, когда я ездила в больницу к Никки, когда она болела, хотя я предупреждала тебя об этом заранее и, в отличие от тебя, не отключала телефон, пропадая на дне рождения у очередного друга.
В голосе Ребекки звучали неподдельные боль и обида, и впервые за время этого разговора он задрожал.
– На кой-черт ты тогда выходила за меня замуж, если я в твоих глазах такой мудак? – недоуменно выкрикнул Марсель.
Ребекка с горечью усмехнулась.
– Видишь, Марсель, – с грустью произнесла она, – ты даже сейчас не понимаешь, что на самом деле мне было нужно. Мне была нужна семья. Я хотела найти ее в тебе. И я ошиблась.
Марсель отвел взгляд в сторону и положил руки в карманы.
– Послушай, Ребекка… – уже спокойнее пробормотал он, но она не дала ему договорить.
– Нет, Марсель, это ты меня послушай, – перебила его она. – Серьезно, единственный раз за три года, я надеюсь, ты можешь это сделать. Мне плевать, что ты думаешь по этому поводу, какой истеричкой меня считаешь, но если ты думаешь, что очередной разговор на тему «как же спасти наш брак» действительно чем-то поможет, то ты слишком наивный. Мне, правда, по горло это все надоело. И тебе, я готова поспорить на любую сумму, тоже! Думаешь, ты будешь готов к детям даже через несколько лет?
Марсель молчал.
– Ты сможешь отказаться от походов в ночные клубы?
Тишина служила Ребекке лучшим ответом.
– Вот и я не смогу отказаться от своей мечты. Мы, правда, не те люди, ради которых мы оба сможем поступиться тем, что является частью нашей жизни. И я вижу из этого только один выход: к черту это все.
Ребекка перевела дыхание, мельком взглянув на часы и поняв, что ей пора на работу.
– Это глупо, – протянул Марсель, проведя ладонью по лицу.
– Понятия не имею, за что ты сейчас держишься, да мне это, в принципе, уже и не важно. Но я все-таки надеюсь, что нам удастся найти общий язык в этом вопросе. Потому, что своего решения я не изменю.
Жестко отчеканив последние слова, Ребекка, забрав портфель с ноутбуком и наскоро надев пальто, вышла из дома и уехала на работу, оставив Марселя в полной прострации.
После этого разговора, наконец произнеся слова, которые так долго боялась сказать, Ребекка, почувствовала в душе легкость – наверное оттого, что в глубине души понимала: в конце концов, Марсель примет ее решение.
Оставив личные проблемы за порогом дома, Ребекка хотела с головой погрузиться в работу, чтобы немного отвлечься, тем более что дел накопилось немало, но сконцентрироваться на них так и не удалось. Несколько раз в этот день у Ребекки произошел такой же приступ, как во время разговора с Марселем: острая боль, которая особенно сильно ощущалась в левой части головы, вспышки в глазах и на несколько секунд – словно бы полное выключение из реальности. После – постепенно, очень медленно нарастающая головная боль, из острой переходящая в ноющую, которая все сильнее словно жестким обручем стягивала голову. В голове сразу же мелькнула единственная мысль: возвращались мигренозные приступы. Мигренью Ребекка страдала с семнадцати лет – приступы начались вскоре после гибели родителей и могли случаться по несколько раз в месяц. Симптомы были очень схожи: резкая головная боль, светобоязнь, мерцание в глазах, тошнота. Своевременная диагностика и правильно подобранное лечение со временем помогли совладать с заболеванием, хоть и не купировали окончательно, так что теперь мигрень беспокоила Ребекку не чаще одного-двух раз в год, что казалось не таким уж страшным по сравнению с теми болями, с которыми Ребекке приходилось справляться несколько лет назад. Примерно рассчитав время, она вспомнила, что последний приступ был около восьми месяцев назад, но тогда причина была очевидна: вернувшись в Нью-Йорк с Гавайев, где они с Марселем проводили свой отпуск, Ребекка на следующий же день отправилась в Рим по вопросам работы. Скачки давления, утомление после перелета, два взлета и две посадки за два дня в конечном итоге дали о себе знать. Сейчас же видимых причин для нового приступа не было: Ребекка не чувствовала переутомления, следила за распорядком дня и питанием и в целом чувствовала себя хорошо. В душу закрались сомнения, и, еле перенеся этот рабочий день, спасаясь лишь обезболивающими, Ребекка твердо решила в ближайшие дни обратиться к врачу.
– Уснула?
Деймон стоял, прижавшись поясницей к столешнице, с кружкой чая в руках, когда на кухню, где горел приглушенный свет, зашла Елена.
Девушка кивнула, достав для себя чистую кружку и налив в нее еще теплый ароматный английский чай.
– Почти сразу, даже сказку читать не пришлось. У Никки сегодня было действительно много впечатлений, – улыбнулась она.
Елена, поджав губы, усмехнулась.
– Вы с Энзо очаровали Никки, кажется, с первого взгляда. Перед тем, как уснуть, она спросила, придете ли вы завтра.
По губам Деймона скользнула улыбка, и на мгновение он опустил взгляд, но уже через пару секунд вновь посмотрел на Елену.
– Елена, у тебя… – в этот момент Деймон замолчал, будто бы пытаясь подобрать слова. – Классная дочь, – наконец выдохнул он и усмехнулся, видимо, сам позабавившись своей неспособности как-то по-другому выразить свои чувства. – Мне тридцать три, я президент крутой компании, на работе разговариваю исключительно матом, и некоторые мои партнеры свято верят, что дома я устраиваю оргии и пью кровь младенцев. Но, черт возьми, мне кажется, я растекаюсь мороженым по полу, когда Никки делает нам с Энзо комплименты. Сейчас этого, наверное, от нее легко добиться, а лет через пятнадцать за одно такое слово, уверен, парни будут бить друг другу морды, – рассмеялся Сальваторе. – Я сильного отцовского инстинкта никогда не испытывал, но, признаюсь честно, сегодня мне стало реально интересно, какая компьютерная игра у свинки Пеппы любимая. Кстати, она называется «Веселая курица», – не скрывая гордости, поведал он, и Елена рассмеялась. – И с Энзо то же самое! Это…что-то невероятное.
– Знаешь, – задумчиво произнесла Елена, – когда Никки вернулась ко мне, я…
Девушка с шумом выдохнула, размышляя над тем, как можно описать то, что она чувствует.
– Я словно бы снова начала жить. Мир вокруг стал каким-то другим. Ярким. Интересным. Живым. Ей всего два года, а мне кажется, будто она была рядом со мной всю жизнь…
Деймон внимательно наблюдал за Еленой и, глядя в ее глаза, светившиеся искренним, неподдельным счастьем, чувствовал, насколько сильно ему нравится видеть ее такой. В душе наступал покой и приходило понимание: теперь все так, как и должно быть.
– Деймон, – вдруг позвала она, вернув его к реальности. – Я хотела сказать… Спасибо тебе. То, что ты сделал для меня… Наверное, я никогда не смогу отблагодарить тебя за это. Ты вернул мне самое дорогое, – прошептала Елена.
– Я не знаю, что может быть нужно ребенку, тем более в таком возрасте, кроме любящей матери, – ответил он. – Знаешь, – немного помолчав, вдруг задумчиво произнес Деймон и посмотрел куда-то вдаль, – что бы ни происходило, я, наверное, навсегда останусь при своем мнении: каким бы Стефан ни был моральным уродом и козлом, он хороший отец. У него никогда не горели глаза так, как в тот момент, когда он рассказывал о Никки. Это не подделать. Но как бы сильно отец ни любил своего ребенка, он не сможет одного: заменить ему мать. Вы с Никки нужны друг другу. И лично для меня в этом единственная истина.
Услышав последние слова, Елена почувствовала, как по коже у нее пробежали мурашки. Слышать сейчас эти слова от Деймона, видя, что он понимает, что она чувствует, почему-то было особенно дорого.
– Никак не могу привыкнуть, что Никки называет меня по имени, – призналась она и в этот момент в ее взгляде появилась грусть.
– Елена, ей всего два года, – мягко сказал Деймон. – Дети в этом возрасте как губки, очень легко впитывают в себя все. Ей нужно немного времени, чтобы привыкнуть к новой обстановке. Все образуется, – заверил он, легонько коснувшись ладонью ее руки, и Елена едва заметно кивнула.
– Ты не знаешь… Как там Кэролайн? – вдруг спросила Гилберт, и в этот момент ее голос дрогнул.
Деймона этот вопрос не удивил: он понимал, почему Елена его задает.
– Нет, мы не контактировали больше.
– Когда она уезжала… – Елена запнулась, пытаясь побороть ком в горле, – Я видела, что у нее на глазах блестели слезы. Мне очень жаль ее. Она не заслужила всего этого.
– Согласен, – негромко отозвался Деймон, отпив немного чая. – Мы общались несколько раз, когда я встречался с ней по поводу Никки. Она приятная девушка, легкая такая… – он тяжело вздохнул. – И, похоже, по уши влюблена в моего братца.
– Она не влюблена, – Елена мотнула головой. – Она любит…
На какое-то время на кухне воцарилась тишина: Елена и Деймон не знали, что сказать друг другу, но, думая каждый о своем, понимали – это действительно так.
– Знаешь, после первой встречи с Кэролайн я много думала об этом, – вдруг сказала Елена. – Может быть, у них действительно все еще может сложиться?.. – несмело предположила она. – И для нее Стефан станет… – Елена запнулась. – Я имею в виду… Он же такой только со мной, – выдохнула она. – Быть может…
– Думаешь, Кэролайн будет ждать его? – скептически поднял бровь Деймон, словно прочитав ее мысли на два шага вперед.
Елена молчала.
– Я не верю, что Стефану дадут эти мифические невесть откуда взявшиеся восемнадцать лет, – сказал он. – Но его могут посадить на восемь, девять, десять лет. Кэролайн молодая девушка, ей лет двадцать пять, не больше. Я верю в то, что она любит Стефана. Но вот хватит ли этой любви на то, чтобы десять дет своей жизни потратить на ожидания, даже не зная, что будет дальше… Это большой вопрос.
Когда Деймон говорил о Стефане, Елене на мгновение показалось, что в его голосе появилась дрожь. Как бы он ни старался скрыть свои чувства, она знала: все, произошедшее с его братом, – для Деймона очень тяжелая тема. И что бы он ни говорил о Стефане, ему было за него больно.
– В любом случае, – мотнула головой Елена, – я очень надеюсь, что Кэролайн обретет свое счастье. Она этого заслуживает.
Деймон хотел было что-то сказать, но в этот момент в кармане брюк завибрировал его мобильный телефон. Отставив кружку на столешницу, Деймон взял смартфон в руки и на мгновение замер, увидев на экране имя своего отца. Взгляды Елены и Деймона встретились, и они смотрели друг другу в глаза, не моргая, несколько секунд. Елена хотела бы попросить Деймона взять трубку, но понимала одно: он должен сделать свой выбор сам, и даже если он ответит на звонок отца, – то это должно произойти в первую очередь потому, что он сам этого захотел. Елена не знала, какая сила управляла в этот момент Деймоном – быть может, в глубине души он чувствовал, что хочет наладить отношения с родителями, а может, немую просьбу во взгляде ей скрыть так и не удалось… Однако в следующий момент Деймон снял блокировку с экрана.
– Да, – хрипло произнес он.
В следующие полминуты Елене показалось, что перед ней стоит не Деймон. Начав разговор в привычном сухом тоне, в какой-то момент он замолчал. Их с Грейсоном разговор длился совсем недолго, но течение каждой секунды Елена ощущала очень отчетливо. Безразличие и беспечность во взгляде Деймона сменились глубоким испугом и растерянностью. Он смотрел в одну точку и силился что-то сказать, но Елене казалось, что он из-за чего-то попросту физически не может это сделать. Таким она не видела его еще никогда. И внутри в эту минуту было лишь одно чувство: этот разговор не принесет ничего доброго. Елена почти не дыша смотрела на Деймона и не могла пошевелиться. О чем мог сообщить сыну Грейсон? Ей было страшно не только за него – за всю его семью. На кухне было тускло, но она заметила, как резко он побледнел.
– Почему ты не позвонил мне раньше? – наконец едва слышно пересохшими губами прошептал Деймон.
В этом вопросе больше, чем упрек, было заметно отчаяние перед собственным бессилием. Елена почувствовала, как по всему телу расходится мелкая дрожь, будто бы сейчас была глубокая осень и она попала под дождь в совсем легкой одежде.
– Я сейчас приеду, – так же тихо произнес Деймон и нажал на кнопку «Отбой».
Внутри все сжалось.
В этот момент Елена и Деймон вновь встретились взглядами. И именно сейчас что-то изменилось во взгляде этих голубых глаз. Был страх. Было неверие… И боль. Его глаза блестели, и было видно: это от слез. Казалось, что пройдет еще секунда – и Деймон просто опустится на колени и заплачет, исступленно крича, пытаясь разорвать на себе одежду. Однако Елена понимала, что он бы этого не сделал, и по его глазам видела: сейчас он переживает все это внутри. И тем мучительнее сейчас было смотреть в эти чистые голубые глаза, из которых по секунде уходила жизнь.
Проходит еще несколько секунд, и Елена вновь слышит надтреснутый, абсолютно опустошенный голос, который сейчас был похож скорее на голос дряхлого больного старика, чем молодого мужчины.
– Мама умерла.
Комментарий к Глава 51 *Mio Dio! – Боже мой! (итал.)
====== Глава 52 ======
Приглушенный шум голосов постепенно стихал, но Деймон этого, кажется, даже не замечал. Все происходящее вокруг в этот день шло словно бы параллельно ему, будто в какой-то момент кто-то увел его из привычного мира куда-то далеко. Деймон не закрывался от общения с родственниками – в этот день поддержать семью Грейсона, которую настигла беда, приехали все без исключения члены огромной семьи Сальваторе, жившие не только в Нью-Йорке и не только в США, – был максимально участлив к каждому из них и, как мог, старался ни одним своим словом, ни одним жестом не позволить себе выплеснуть все, что он чувствовал в это утро, на окружающих. Но стоило лишь взглянуть в его серо-голубые глаза, напоминавшие осколки сапфира, переливающиеся на солнце, чтобы понять, что на самом деле он переживал каждую секунду, когда слышал слова соболезнований, когда видел белые гвоздики и красные розы – любимые цветы своей матери, под мягким ковром которых, устлавшим могилу, не была видна даже зеленевшая трава, – когда видел белоснежный мрамор надгробия. Его глаза напоминали глаза маленького заблудившегося ребенка. Он не слушал и не слышал проповедь священника, будто потерялся во времени, в одно мгновение утратив способность не смотреть, но видеть. Деймон лишь жадно задумчиво вглядывался вдаль, словно точно знал, откуда придет спасение, чувствуя, что скоро все закончится и он вернется домой, больше не вспомнив об этом проклятом диком страхе, объявшем его душу и лишившем покоя. Быть может, именно в этот день ненадолго в его душу вернулась та детская наивность, когда становится совершенно безразлично то, что ты видишь собственными глазами, – надежда в сердце становится настолько сильной, что именно она оказывается верным поводырем – единственным, что сможет хотя бы ненадолго заглушить боль. Именно этой борьбой надежды с осознанием правды горел его взгляд.
Деймон и сейчас стоял на могиле, плотно сомкнув губы, едва дыша, всматриваясь в буквы на мраморном надгробии. Он будто чего-то ждал – ждал, как в тот пасмурный ноябрьский день, когда ему нужно было попрощаться с Кэтрин, – может быть, надеясь, что, когда он вновь поднимет взгляд на него, буквы сложатся в имя человека, совершенно ему не знакомого, превратив все, что сейчас сжигало его душу, в страшный далекий сон.
Он не верил. Не хотел верить. А может быть, верить в то, что жизнь вонзила в спину очередной нож, просто не было сил. Но в те минуты, когда Деймон возвращался к реальности, поднимая голову и видя на равнодушном мраморе знакомое, такое близкое имя, он чувствовал, что нож этот вошел в него по самую рукоять.
Деймон слегка наклонился и аккуратно смахнул ладонью пыль от песка, осевшую на стеле. Легкий, почти теплый мартовский ветер едва ощутимо коснулся его щек. Весна в Нью-Йорк в этом году пришла очень рано: февральские снега давно растаяли, а в воздухе уже витал этот неповторимый цветочный аромат, который можно уловить лишь тогда, когда дни только начинают становиться чуть длиннее и солнечнее, а природа начинает потихоньку оживать, и уже ничто не напоминало о том, что еще совсем недавно дороги города были настолько заснежены, что порой по ним с трудом продвигались автомобили. Природе не было дела до чьей-то боли: ее жизнь только начиналась.
В какой-то момент Деймон почувствовал: он здесь не один. За эти несколько дней, что они с отцом готовились к похоронам, им так и не удалось остаться друг с другом наедине. И чем больше шло время, тем сильнее Грейсон ощущал потребность в этом. Он долго наблюдал за Деймоном, прежде чем подойти к нему, и сердце в груди стягивало от боли, когда он видел задумчивый взгляд сына, неподдельный страх и отчаяние в глазах, в которых он не видел этого никогда. И, быть может, именно эта боль начала рушить ту крепкую стену, которую они построили вокруг себя.
– Когда-то мы планировали прожить до девяноста лет и умереть в один день, – задумчиво проговорил Грейсон, точно так же, как Деймон несколькими минутами ранее, внимательно вглядываясь в буквы имени своей жены.
Деймон покачал головой.
– Как же глупо и по-детски…
– Согласен, – с горечью усмехнулся отец. – Но когда тебе двадцать и ты безумно влюблен, верить в сказки гораздо легче.
