Текст книги "В объятьях зверя (СИ)"
Автор книги: atranquility
сообщить о нарушении
Текущая страница: 52 (всего у книги 59 страниц)
====== Глава 53 ======
Одиночество.
Какое знобкое, скользкое, не знающее жалости и теплоты слово. Оно похоже на серый осенний ливень, стоящий над городом плотной стеной тумана, от которого так хочется спрятаться и найти хоть какой-нибудь, пусть самый маленький уголок, где не будет этого проклятого холода. Этот страшный, всепоглощающий холод был очень хорошо знаком Стефану: ему слишком рано довелось узнать, как быстро внутри разливается пустота, убивая все, чем ты когда-то жил и о чем мечтал. Всего один вечер поставил его по разные стороны баррикад, кажется, со всем миром, и оставил лишь одно: боль, которую время не лечило, а делало лишь сильнее. Он отчаянно искал хоть кого-то, кто мог бы помочь ему хотя бы на час, хотя бы на минуту забыть обо всем, но оглядывался вокруг себя и понимал, насколько далеко теперь оказались все те, без кого раньше ему трудно было представить свою жизнь. Теперь он чувствовал лишь одно: никто из них ему теперь больше не нужен. Стефан был похож на заплутавшего странника, который очень долго был лишен родного дома, но искать обратный путь сил оставалось все меньше. Собственная боль, в одно мгновение ослепившая его, а быть может, совсем юный возраст не дали ему в те страшные дни увидеть главное: на самом деле он был не один. Лишь с течением времени, постепенно становясь взрослее, Стефан начинал понимать: судьба оставила ему частичку оплота, которым для него был родительский дом. Он нашел ее в Ребекке. Она не старалась заставить его начать жизнь с чистого листа: понимала, что это невозможно. Не упрекала в слабости. Не пыталась заменить собой тех, в ком он нуждался, как в воздухе. Ребекка просто была рядом, ничего не требуя взамен и давая понять лишь одно: он всегда сможет опереться на ее руку. И душа, в которой замерла жизнь, постепенно отогревалась.
Стефан бы многое отдал, чтобы больше никогда не вспоминать об этом слове, которого боялся, наверное, сильнее всего на свете. Однако то, чего он всегда боялся, настигло его спустя годы, толкнув на самое дно огромной темной пропасти, лишь показав ему, насколько он на самом деле слаб. Был ли выход отсюда сейчас? Стефан не знал. Но он чувствовал лишь одно: даже Ребекка не смогла бы восполнить огромную дыру, которая осталась в душе после того, как он оказался разлучен с теми, ради кого он с легкостью согласился бы отдать свою жизнь.
Стефан изо всех сил старался не думать о Кэролайн, вычеркнув ее из своей жизни так, словно бы ее никогда не было. День за днем, как спасительную молитву, он повторял себе лишь одно: он сделал правильный выбор. Однако боль не унималась, и вряд ли он когда-нибудь сможет с ней совладать. Под ледяной коркой ненависти и маской зверя все еще билось сердце человека.
Иногда Никки и Кэролайн снились ему по ночам. В этих снах все было, как прежде: они были все вместе, смеялись, пытаясь дрессировать Оскара, который охотнее всего слушался самую маленькую свою хозяйку, гуляли по зеленевшим аллеям Нью-Йорка, изо всех сил стараясь совладать с роликовыми коньками, которые даже спустя несколько месяцев тренировок казались Стефану ничем иным, кроме как машиной, способной если не убить, то покалечить – точно. Эти сны могли бы стать для Стефана единственным успокоением, хотя бы ненадолго увести его от реальности. Но даже засыпая, он понимал, что, сколько бы времени он ни провел с Никки и Кэролайн во сне, все это останется лишь игрой воображения и на утро растает без следа. Стефан вспомнил, как когда-то давно, еще учась в университете, читал «Божественную комедию» Данте. Тогда она казалась ему не более чем размышлением Данте об устройстве того, другого мира, куда может попасть каждый из нас, подкрепленным его схоластическими взглядами. Сейчас же он с усмешкой думал, что в одном Данте был точно прав – тогда, когда он изобразил, как душа может попасть в ад еще при жизни человека. Если все, что происходило сейчас с ним, еще живым, было не адом, то Стефан просто не знал, как это назвать.
В один из немногих визитов, которые разрешили в изоляторе, Клаус рассказал, что Кэролайн отвезла Никки к Елене. Стефан чувствовал, что это рано или поздно случится, но все равно, когда он услышал это, в груди вновь загорелось томящее пламя, от которого хотелось кричать. Если бы Стефан сейчас был властен над собственной свободой, наверное, он никогда бы не допустил того, чтобы Никки вернулась к Елене. Но холодные бетонные стены камеры, оранжевая роба, на которую он сменил дорогие деловые костюмы, и мерзкая усмешка, которая не сходила с губ грубых, необразованных, не знавших о том, что означают слова «честность» и «достоинство», но наполненных какой-то непомерно сильной, абсолютно больной гордостью, которая была, скорее, не ею, а просто глупым самолюбием и необъяснимой амбициозностью, сокамерников, которые заменили были рядом вместо всех друзей и семьи, напоминали лишь об одном: он бессилен. Однако хотя бы на время справиться с отчаянием от того, что дочери не было рядом, помогало не это, а осознание одной очень важной вещи: Елена никогда не причинит Никки зла. Стефан держался за эту мысль, и на время она смиряла злобу.
Стефан взахлеб читал книги. Романы, новеллы, монографии, детективы – он проглатывал их одну за одной, словно жадно боясь чего-то не успеть. Но даже если книга была интересной, написанной легким, увлекательным языком, она сливалась с остальными, которые Стефан читал накануне, двумя, тремя днями ранее, в единый безликий поток, не имевший совершенно никакого значения. Это был лишь способ – отнюдь не всегда действенный – хотя бы ненадолго выключиться из реальности, от осознания которой становилось невообразимо гадко. Однако теперь Стефан понимал, что едва ли даже очень хорошая книга смогла бы помочь это сделать. Даже если бы он закрыл глаза и уши, на время перестав видеть и слышать все, что могло бы напоминать ему о том, где он находится, ощущение реальности, бившее набатом внутри и сливавшееся со стуком сердца, вместе с кровью разносившее до каждой клеточки организма, до самой души чувство, которое делало его мерзким для себя самого: сейчас он живет не своей жизнью. И каждый новый день медленно убивал в Стефане то, что, быть может, могло бы стать единственным спасением: надежду на то, что однажды он сможет вернуться из этой пропасти.
– Что, философ, снова за писульки взялся? – услышал он позади себя насмешливый голос.
Стефан увидел рядом с собой одного из своих сокамерников, рослого мужчину лет пятидесяти, которого, насколько он помнил, звали Джек.
– Если для тебя мировая классика – «писульки», не вижу смысла даже начинать этот диалог, – хмыкнул Сальваторе, снова опустив взгляд в текст, хотя в глубине души понимал, что сейчас любая книга была для него как раз этими самыми «писульками».
– Вот ты вроде ходишь не в костюме от Армани, а в этой же самой оранжевой херне, что и мы, жрешь те же харчи, спишь явно не в номере «люкс». Разве что адвокат к тебе бегает, как по расписанию, и в задницу дует побольше, чем любому из нас. А ты все равно никак не можешь перестать выпендриваться. Забавный ты.
Стефан взглянул на него, а затем перевел дыхание, чтобы не ответить грубее и тем самым не нарваться на конфликт, хотя по улыбке Джека, с которой он все это говорил, было заметно, что он и сам на него сейчас не настроен: ему просто нравилось подтрунивать над теми, кто был существенно младше него и, по всей видимости, проблемы с законом имели впервые в жизни.
– Слушай, сделай лицо попроще, а, – уже серьезно сказал Джек, усевшись на соседнюю нижнюю койку. – А то ей-богу, как дерьма объелся.
– Не хочу тебя огорчать, но мое лицо тебе придется перетерпеть, – все так же, насколько это возможно, спокойно ответил Стефан, попытавшись снова вернуться к чтению.
Джек внимательно посмотрел на него, прищурившись, а затем с усмешкой хмыкнул.
– Что, баба кинула?
Стефан почувствовал, как внутри что-то дрогнуло.
– С чего именно такие мысли?
– А что тебе еще терять? – развел руками мужчина. – Таким холеным доморощенным бизнесменчикам с миллионом-другим в кармане только и остается, что по бабам страдать.
Стефан молчал, плотно сжав губы и глядя в пустоту.
– А вообще, вот что я тебе скажу, – вырвал его из прострации спустя несколько секунд голос Джека. – Если баба дала от ворот поворот, как только ты попал в какое-то дерьмо, – пусть идет нахер, не сворачивая. Значит, трахалась не с тобой, а с твоим кошельком.
Стефан усмехнулся.
– Можно подумать, будь ты на месте женщины, чей муж был осужден на десять лет, в свои двадцать пять стал бы беззаветно ждать его.
– Извини, мне не по кайфу представлять себя на месте бабы, поэтому никогда не пробовал, – лениво протянул Джек. – Вот только моя меня уже, скоро, кажется, будет в четвертый раз ждать не меньше пятилетки.
В этот момент они встретились глазами, и Стефан пристально смотрел на Джека в течение какого-то времени, не сумев скрыть изумление во взгляде.
– Ты осужден уже в четвертый раз?
– Но-но, не гони лошадей, – Джек рассмеялся. – Пока не осужден. Но да, в этом изоляторе я был уже трижды.
– И все это время твоя жена ждала тебя? – осторожно, словно бы до конца не веря, спросил Стефан.
– Спрашиваешь. Она ждет, пишет письма, носит передачи, приезжает на свидания. По датам рождения наших сыновей можно отследить года моего освобождения, – усмехнулся Джек. – 1999 – меня тогда освободили на полтора года раньше, с этой тупой формулировкой «за примерное поведение». Как в школе, ей-богу. Дальше – 2005, а затем – 2013.
Когда Стефан услышал последний год, по коже пробежали мурашки: младший сын Джека был ровесником Никки.
– Твоему младшему сыну всего два года, – негромко сказал он. – И остальные сыновья… Они не видят тебя и ты сам не видишь, как они растут. И тебя серьезно такое устраивает? – с искренним недоумением спросил Стефан. – Ты гордишься этим?
– Это жизнь, – невозмутимо развел руками Джек. – И в ней случается всякое. Моя семья это просто принимает.
– А если твоих сыновей в школе спросят, кто их отец? Они с гордостью расскажут о том, в какой колонии ты отбываешь наказание на этот раз?
По губам Джека вновь скользнула усмешка.
– А что тебя так удивляет? – не теряя уверенности в своей правоте, спросил он. – Они ведут себя так, как и подобает настоящей семье.
– Тебе их не жаль? – уже тише спросил Стефан. – Тебе не жаль жену, которая потратила больше десяти лет своей жизни на то, чтобы дождаться тебя из очередной колонии, чтобы через год-другой ты снова получил срок? Не жаль детей, которым ты… Не можешь дать абсолютно ничего?
В этот момент Стефан, кажется, окончательно забыл о книжке и смотрел на сокамерника широко распахнутыми глазами, не отводя взгляд.
– Моя жена сама сделала свой выбор, когда вышла за меня замуж, – спокойно ответил Джек. – Они всегда будут на моей стороне. А другая семья и нахер не нужна.
Последняя фраза послужила для Стефана чем-то наподобие холодного душа. Услышав ее, он вздрогнул, и щеки на мгновение загорелись. Он не понимал и не разделял взгляды Джека. Но в эту секунду, словно яркая вспышка, которая на несколько секунд его парализовало, вдруг пришло осознание: несмотря ни на что, скорее всего, он – счастливый человек. В какой бы точке этой планеты он ни был, он будет знать одно: дома его ждут. Каким бы он ни был. Что бы ни делал. Он нужен им любым, и они любят его просто за то, что он есть.
– Так что не страдай по своей принцессе, – Джек хлопнул Стефана по плечу. – Не велика потеря.
Стефан почувствовал, как внутри все скрутило. Как бы он сейчас хотел знать, что по ту сторону колючей проволоки дома его ждет любимая девушка. Та, которая в него верит. Та, которая его безумно любит. С одной мыслью об этом не была бы страшна никакая тюрьма. Однако вместе с осознанием этого простого и такого сильного желания приходил вопрос: хотел ли он такой жизни для Кэролайн? Хотел бы знать, что там, где жизнь кипит, она живет лишь от встречи до встречи? Хотел бы видеть ее глаза, полные надежды, во время коротких свиданий? Хотел бы понимать, что лишает ее самого дорогого – свободы, – заковывая в рамки бесконечного ожидания? И ответ на эти вопросы был однозначен.
– Я хочу, чтобы она жила полноценной жизнью, – хрипло произнес Стефан.
– О, как благородно, – елейно проворковал Джек. – Вечная любовь, значит, – он усмехнулся. – Ты еще совсем зеленый, парень. Пройдет время, может быть, снимешь эти розовые очки.
Стефан хотел было что-то ответить ему, но усилием воли сдержался и, закусив губу, промолчал.
Они с Кэролайн не виделись с того момента, как она пришла к нему на свидание, когда его задержали. Стефан изо всех сил пытался сдержать боль, которой было сковано сердце, когда он вспоминал о ней и ее обещании, данном в самые страшные минуты, когда его душа блуждала в мире между жизнью и смертью, которое так было ему нужно: «Я буду рядом». Но даже сейчас, когда он остался совершенно один в мире, который навсегда заберет у него то, чем он жил, и, нуждаясь в ней одной, понимал, что руку теперь она ему не подаст, он не держал на нее зла. Он понимал и принимал ее выбор. И, как бы ни болело сердце, ему хватило сил ее простить.
Такой короткий разговор с Джеком взбередил старые, еще толком не успевшие зажить раны, и лишь напомнил о самой заветной мечте, которая теперь причиняла лишь боль. Однако даже сейчас, когда от отчаяния хотелось кричать, когда Стефан готов был отдать все, что у него было, только чтобы еще раз, хотя бы на несколько минут встретиться с Кэролайн, он был уверен: он сделал правильный выбор. Теперь они должны идти разными дорогами. Быть может, Кэролайн еще найдет свое счастье… Но в его жизни уже ничего не изменится. Завтрашний день будет как две капли воды похож на предыдущий, превращая жизнь в замкнутый круг.
Отсюда нет выхода. От этой пустоты нет спасения. Время остановилось в этом проклятом месте.
– Стефан и остальная семья уже знает? – негромко спросила Хейли, глядя куда-то вдаль, задумчиво вертя в руках чашку кофе.
– Лимит на свидания в этом месяце уже исчерпан, поэтому Стефану я пока не говорила ни о чем, – объяснила она. – Дядя тоже пока не знает. Честно, я и сама не знаю, сколько займут все эти хлопоты с документами. У меня истекла виза в прошлом году, поэтому для начала мне нужно заново ее оформить. Но даже если удастся разобраться с этим быстро, я в любом случае не улечу до того момента, пока что-то не решится с делом Стефана.
– Переезд в другую страну… – Хейли покачала головой. – Ты уверена, что готова к этому?
– Ты же сама знаешь, какая я отъявленная карьеристка, – пожала плечами Ребекка. – Работать с должностью на класс выше и с зарплатой почти в полтора раза больше, да еще и в Риме…
– Звучит, как что-то очень близкое к твоей мечте, – усмехнулась Хейли.
– Точно.
– И все же мне кажется, что есть другая причина.
В помещении на несколько секунд повисло молчание, но Ребекка не успела что-либо сказать, почувствовав, как внутри все на мгновение замерло.
– Это… Из-за развода с Марселем?
Ребекка сглотнула, облизав пересохшие губы.
– Отчасти да. Пожалуй, именно развод подтолкнул меня к осознанию, что сейчас в моей жизни наступил такой момент, когда вот такие – может быть, немного сумасшедшие – перемены – единственное, что мне нужно. А когда начальник рассказал мне о такой возможности… Кто знает, может, действительно фатум. В конце концов, я не собираюсь отрезать все «пути отступления». В США в любом случае у меня останется своя должность и жилье.
– А в Италии?.. – спросила Хейли, по всей видимости, имея в виду, жилье в Риме.
– Думаю, ничего страшного не случится, если первое время я буду просто снимать квартиру. Потом посмотрю по ситуации. Кто знает, может, сбегу из этого Рима через месяц, – усмехнулась Ребекка.
– С твоей-то любовью к Италии… Вряд ли, – улыбнулась Хейли.
– Тоже верно, – сказал кивнула Бекка.
– Знаешь, – вдруг сказала Хейли, – я могла бы сейчас тебя отговаривать, приводить кучу доводов, спорить… Но сейчас даже не вижу смысла этого делать. Это, правда, отличный шанс для того, чтобы повернуть жизнь в ту сторону, которая нужна тебе. Да и возможно ли Ребекку Сальваторе свернуть с намеченного пути, если она на что-то решилась?
Бекка улыбнулась.
– Найдешь себе там какого-нибудь итальянского мачо… – хитро подмигнув, с долей мечтательности протянула подруга и рассмеялась.
– Да, вот это точно не помешало бы, – хохотнула Ребекка. – Я со старшей школы мечтаю это сделать!
Хейли помолчала немного, а затем сказала:
– Только пообещай, что не будешь пропадать и станешь приезжать в Нью-Йорк хотя бы на каникулы.
– Хейли, ну куда я денусь? – с улыбкой мягко спросила Ребекка. – Мой дом все равно навсегда останется здесь.
– И не забудь пригласить нас на свое новоселье в Рим!
Ребекка рассмеялась.
– Клятвенно обещаю! – воскликнула она, согнув в локте правую руку и выставив ее ладонью вперед.
В этот момент в гостиную, где разговаривали девушки, зашел Клаус.
– Господи, Клаус, два часа дня, суббота, – посмотрев на часы, а затем переведя взгляд на своего мужа, который спешил куда-то с рабочим портфелем. – Ты снова куда-то уходишь?
– У меня в пять встреча с японцами, – бегло объяснил тот.
– Ты теперь до такой степени делаешь все заранее? – изогнула бровь Хейли.
– Да нет, – поджав губы и с шумом выдохнув, ответил Клаус. – Мне звонила Кэролайн и просила встретиться, поэтому сейчас я еду к ней и только потом – на переговоры.
– У нее все в порядке? – обеспокоенно спросила Ребекка. – Что-то случилось?
– Она сказала, что это не телефонный разговор и нам нужно встретиться лично. Но голос был спокойный, так что, думаю, все хорошо, – Майклсон пожал плечами. – Кэролайн недавно встречалась с Маркосом, так что, возможно, нам есть что обсудить. Посмотрим, в общем. Бекс, а ты вино так и не попробовала? – вдруг спросил он. – Это же «Châteu Montrosse». Уверен, тебе понравилось бы.
Ребекка встрепенулась.
– Клаус, спасибо, – улыбнулась она. – Но я сегодня за рулем.
– А, – протянул мужчина. – Тогда вопрос снят, настаивать не смею, – усмехнулся он. – Но я уверен, что «Châteu Montrosse» обязательно тебя дождется: Финн привез из Бордо несколько бутылок. Так что приезжай как-нибудь на выходных.
Ребекка с улыбкой приняла приглашение. В гостиной раздался сигнал входящего вызова на мобильном, и Клаус, мельком взглянув на экран, понял, что ему пора спешить.
– Девушки, я пойду, – сказал он, сдержанно попрощавшись. – Хорошего дня, – он махнул рукой, поцеловал жену в щеку и уже через несколько секунд, оживленно обсуждая какой-то контракт, скрылся из виду.
Вспомнив о времени Ребекка поняла, что поторопиться стоит и ей самой, поэтом вскоре она тоже попрощалась с Хейли, поблагодарив за любимый кофе, которым она ее угостила, и отправилась, пожалуй, по одному из самых важных для нее адресов, которые оказались в ее списках за последнее время.
Отстукивая каблуками незамысловатый ритм, эхом отлетавший от стен, преодолевая один белоснежный коридор за другим, в которых она изредка встречалась с врачами и другими пациентами, Ребекка чувствовала, как внутри все съеживается, а по крови разносится колючий холод.
– Подождите здесь, врач позовет Вас, – приветливо улыбнулась молоденькая медсестра, но Ребекке хватило сил лишь на то, чтобы кивнуть.
Уже не вполне чувствуя собственное тело, она опустилась на мягкий диванчик около кабинета. Ребекка тщетно пыталась привести дыхание в норму и успокоить сердцебиение, от которого начинала болеть грудная клетка: она понимала, что легче ей не станет до того момента, пока она не поговорит с врачом. Минута текла за минутой, но ход времени перестал ощущаться: казалось, что время замерло в одной точке, и с каждой секундой переносить давившую тишину было все труднее.
Ребекка не знала, кого просить о том, чтобы исполнилось ее единственное и самое заветное желание сейчас. Но сейчас за три простых слова было не жаль отдать ничего.
Врач пригласил ее в кабинет спустя, быть может, десять минут, но по ощущениям Ребекке казалось, что она провела здесь, по меньшей мере, несколько часов. В мышцах была дикая слабость, будто она впервые за несколько дней тяжело протекавшего гриппа, ничего не поев, встала с постели, и Ребекка изо всех сил старалась скрыть свое состояние, но врач, умудренный годами мужчина лет шестидесяти, по ее бледности все понял.
– Может быть, воды? – участливо спросил он, когда они прошли в кабинет.
– Что? – Ребекка встрепенулась, снова вернувшись к реальности. – Нет, спасибо, – слабо улыбнулась она, и доктор понял, что лучше всего для нее сейчас будет перейти к их разговору.
– Мисс Сальваторе, на самом дела, Вы сделали абсолютно правильно, решив обратиться в генетический центр. В первую очередь на консультацию к генетику при беременности отправляют как раз пары, состоящие в близких родственных отношениях. Строго говоря, наибольшую группу риска составляют родные братья и сестры – при такого рода отношениях вероятность того, что ребенок родится с какими-то отклонениями, около пятидесяти процентов, – и двоюродные – но здесь риск снижается вдвое – до двадцати пяти.
Врач достал из ящика стола какую-то папку и начал бегло просматривать глазами документы.
– А какова статистика… В целом? – едва слышно пересохшими губами спросила Ребекка.
– Во всех случаях по-разному. Я бы вообще сказал, что генетика – это такая рулетка… Может у родных брата и сестры родиться абсолютно здоровый ребенок, а у не состоящих в родственной связи людей с отменным здоровьем – например, с синдромом Дауна. И ни один генетик в мире Вам и сейчас, когда наука достигла небывалых высот, не сможет объяснить, почему так происходит. Сейчас нам дано лишь заранее узнать о каких-то рисках. Поэтому со своей точки зрения я советую использовать методы ранней диагностики, чтобы быть, в случае чего, готовым ко всему и иметь время для того, чтобы сделать выбор.
Ребекка нервно потерла руки, но промолчала. В глубине души она понимала: каким бы сейчас ни был результат обследования, он не заставит изменить ее выбор, который она сделала, лишь узнав о том, что ждет ребенка. Она не повторит свою ошибку, за которую ей пришлось так дорого заплатить.
Врач несколько секунд молчал, что читая на белом листе А4. Ребекка не отводила от него взгляд, ловя каждое его движение, пытаясь по его мимике понять, что она сейчас услышит.
В какой-то момент по глазам врача скользнула улыбка.
– Но в вашем случае, мисс Сальваторе, Вам не о чем беспокоиться. У Вас замечательный мальчик, который развивается согласно сроку.
Сердце пропустило несколько ударов, но Ребекка не сдвинулась с места и не сказала ни слова, будто боясь понять, что все услышанное ей показалось.
Врач протянул ей лист. Ребекка взяла его дрожащими руками и опустила взгляд в текст. На листе, исписанном цифрами, был дан список множества синдромов и генетических заболеваний, но напротив каждого она видела слово «нет». И чем ниже она спускалась, чем чаще она видела это слово, тем сильнее где-то в области сердца ощущалось спасительное тепло. Ребекка читала результаты обследования, и в глазах начинало щипать.
В ушах, словно эхо, отдались последние слова врача.
Мальчик…
Она всегда мечтала о сыне.
– Мальчик?.. – выдохнула Ребекка.
Врач, видя ее реакцию, вновь улыбнулся и, поджав губы, кивнул.
– Помимо своей основной задачи, биопсия хориона выполняет другую функцию: она позволяет узнать пол будущего ребенка, и это порой не менее важно, потому что некоторые заболевания могут передаваться или не передаваться по наследству в зависимости от пола ребенка. В случаях, когда ребенок мужского пола, вероятность анализа составлять около девяноста восьми процентов, так что… Насчет имени, наверное, задуматься уже можно.
Ребекка подняла робкий несмелый взгляд на своего доктора, а затем вновь взглянула на документ и снова просмотрела его глазами. Губы изогнулись в улыбке и, неловко вдохнув, Ребекка приложила ладонь к губам и почувствовала, как по щекам потекли слезы. Сердце, на эти мгновения замершее, вновь начало стучать – но уже в совершенно другом ритме.
– Он… Он… – прошептала она, утирая слезы, которые застилали глаза плотной пеленой.
– Абсолютно здоров, – с улыбкой закончил врач.
Весь мир, который теперь казался лишь какой-то игрушкой, в этот момент разлетелся на осколки стекла. Вся ее жизнь до этого показалась Ребекке такой бессмысленной, и серой, такой короткой, как один миг, и она поняла: она не жила до этой минуты. Она не знала о том, что такое счастье.
– Теперь я знаю точно: если по дому разносится потрясающий запах кофе, значит, ты уже проснулась, – губы Деймона изогнулись в усмешке, когда он зашел в кухню и увидел Елену, которая стояла около плиты в легком шелковом халате и, не забывая следить за туркой, кофе в которой постепенно закипал и действительно начинал наполнять воздух терпким ароматом бразильского кофе, нарезала фрукты. – Доброе утро, – произнес он, прикоснувшись губами к ее щеке и притянув к себе, а затем медленно начав спускаться ниже, к шее.
– Деймон, – хихикая, произнесла Елена, ежась от щекотки. – Кофе сейчас закипит.
– Да и черт с ним, – прорычал Деймон, обжигая ее кожу горячим дыханием. – Я тебе говорил, что эта кухня повидала уже многое на своем веку, так что убежавший кофе для нее не страшен, м? – прошептал он, не отрываясь от нее.
– Ты сам хотел кофе, – улыбнулась девушка, повернувшись к нему и обвив его шею руками.
– А теперь хочу тебя.
В этот момент, не меньше, чем Деймону, Елене самой хотелось наплевать на этот чертов кофе, но ей безумно нравилось дразнить его и наблюдать за тем, какой огонек загорается в его глазах, когда он на нее смотрит.
– Какой ты непостоянный, – с лукавой улыбкой прошептала она ему в губы.
– Какой есть.
Долго держать между ними дистанцию Елена не могла: ее самым любимым ощущением было чувствовать прикосновение его губ и тепло его тела. В такие моменты она словно бы терялась во времени, растворялась в этом мужчине, и ничего больше ей было не нужно – только продлить, насколько возможно, эти мгновения. Сколько бы поцелуев он ей ни дарил, ему было мало. В какой-то момент, проведя ладонью по шее и груди Деймона, Елена заметила на его коже несколько небольших ярко-красных пятен. В некоторых местах они были темно-лиловыми и напоминали синяки.
– Постой, – пробормотала она, на мгновение оторвавшись от него, – это?..
– Да, котенок, это тоже ты, – усмехнулся Деймон, и Елена, кажется, покраснела. – Я уже почти неделю вынужден носить рубашки с этими дурацкими галстуками: не хочется показывать всему офису, как у меня прошла ночь. Но я совсем не против, – произнес он, коснувшись губами ее виска. – А вообще… Сейчас я понимаю, насколько я тебя развратил за этот год, что ты провела со мной, – усмехнулся Деймон. – Самому страшно.
Елена окончательно отстранилась от него.
– Вовсе нет! – с детским искренним возмущением воскликнула она, и Деймон рассмеялся.
– Да? – хитро улыбнувшись и склонив голову набок, внимательно посмотрев Елене в глаза, спросил он. – А кто прошлой ночью расцарапал мне всю спину и просил быть грубее, м?
Елена опустила глаза и почувствовала, как у нее вспыхнули щеки.
– Я… Сама не знаю, что со мной происходит, когда ты рядом.
– Это не нужно менять. Ты мне очень нравишься такой, – прошептал ей на ухо Деймон и, улыбнувшись, посмотрел ей в глаза.
Взгляд его голубых, как небо, глаз всегда вселял в нее успокоение, унося далеко от всех забот и тревог.
Деймон повел носом, вдохнув воздух.
– Чем так вкусно пахнет?
– Скоро узнаешь, – хитро улыбнулась Елена. – А пока… Хочешь клубники?
Она взяла из миски мытую ягоду и положила Деймону в рот.
– Ай, осторожно! – со смехом воскликнула Елена. – Ты сейчас съешь мои пальцы!
Деймон остановился на мгновение, с полуулыбкой пристально глядя в глаза Елены. Они смотрели друг на друга в течение нескольких секунд, не двигаясь и даже почти не дыша, а затем он нежно коснулся губами ее пальцев, которыми Елена держала ягоду. По коже пробежали мурашки.
– Я готов съесть тебя целиком, – вдруг рыкнул он, вновь прижав Елену к себе и начав целовать и щекотать под ее звонкий смех.
Ни желания, ни сил сопротивляться уже не было, и она сдавалась в его объятия. Только когда Деймон был настолько близко, только когда Елена видела его глаза, только когда касалась его, она чувствовала себя в безопасности и ощущала удивительную легкость, которая не была знакома ей раньше. В ней будто бы зажигался свет, и весь мир вокруг загорался такими яркими красками, какими это было только возможно. Быть может, именно это люди называют счастьем.
Спустя пару секунд в доме раздался звонок в дверь, но сначала Елена и Деймон его просто не услышали. Однако звонки продолжились, и Елена вздрогнула, когда, словно вспышка, в сознании промелькнула мысль о том, кто это мог быть.
– Черт, это же Кад и Энзо! Они же обещали приехать в одиннадцать…
– Упс, – поджал губы Деймон.
Елена уже хотела было пройти вперед, чтобы открыть дверь, но Деймон ее опередил, задержав.
– Кэт, я сейчас сам откро…
В этот момент они оба замерли на полуслове, и им показалось, что их оттолкнуло друг от друга словно электротоком. Искренний огонек задора погас в глазах Елены за долю секунды, сменившись отчаянием.
– Я хотел сказать… Елена… – почувствовав, как у него начали дрожать губы, пробормотал Деймон.
Он смотрел на нее с испугом, словно ребенок. Деймон хотел бы сейчас все ей объяснить, но в горло будто залили горячее олово, а тело лишили жизни. Он даже не мог пошевелиться, и, когда он смотрел в ее карие глаза, во взгляде которых она так хотела скрыть немыслимую обиду и боль, он чувствовал, как в груди разгорается пламя.
– Да, я… Поняла, – пересохшими губами пробормотала Елена, но едва ли эти слова что-то значили и могли исправить правду, которую они сейчас друг другу открыли.
Сердце пропустило несколько ударов, когда Деймон услышал ее дрожащий голос. В помещении вновь прозвучал настойчивый звонок, и Деймон нервно дернул плечами, но Елена не двинулась с места. Он в последний раз посмотрел ей в глаза, словно прося прощения, а затем отвел взгляд и, не чувствуя под собой ног, ощущая, как горит все тело, вышел из кухни.
Комментарий к Глава 53 Автор улетел подальше от питерских снегов, чтобы немного отдохнуть и подготовиться к сессии. Внимательность от счастья, моря и солнца снизилась, поэтому все ошибки/опечатки – в ПБ)
====== Глава 54 ======
Воздуха в легких остается все меньше. Елена жадно хватает его ртом, но чем больше она пытается это сделать, тем яростнее словно какая-то неведомая сила выталкивает его из груди. Она из последних сил пытается бороться с водой, обступающей со всех сторон, погружая в невыносимый холод, сливая перед глазами в единый поток все, что она видела и чувствовала в последние несколько минут. Елена хорошо умела плавать, и еще несколько минут назад ей казалось, что она сумеет справиться с течением. Но что бы она ни делала, оно становится только сильнее, увлекая ее во все более опасную западню. Каждое новое мгновение отнимает силы, сковывая мышцы такой слабостью, что Елена просто не знает, хватит ли ей сил в следующую секунду сделать еще хоть одно движение. В сознании звучат отголоски мыслей о том, что это уже не поможет, а, может быть, лишь отсрочит неминуемое, но Елена изо всех сил старается не поддаваться этим мыслям и чувству собственной беспомощности, разливающемуся в крови самым едким ядом. Глаза по-прежнему видят солнечный свет. И пока перед ними еще есть этот призрачный ориентир, удерживающий в теле жизнь, превозмогая боль, жгущую грудь от бешеного темпа, в котором заходится сердце от страха и нехватки кислорода, Елена, раз за разом стискивая зубы, пытается оттолкнуться ногами, в которые словно залили свинец, будто о невидимую опору, чтобы в какой-то момент понять, что ей удалось вырваться из ловушки. Надежда, медленно угасая, все же еще бьется в груди, как трепыхается совсем маленький птенец, попавший в клетку.
