Текст книги "Джеймс Хеллборн. Трилогия"

Автор книги: Владлен Багрянцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 67 страниц)

  – Логично. Но ведь все равно врут!

  Но даже согласно сообщениям официального драконского радио дела обстояли неважно на всех фронтах. Индоокеанцы высадили десант в Мозамбике, французы – в Ирландии; московиты застряли у Великой Китайской стены; ломбарды прорвали Гуннскую линию и продолжали двигаться на юг; легионеры Спаги ухитрялись наступать одновременно на Камерунском и Египетском фронте. Ксанаду высадила десант на Аляске.

  – Забавно, я мог быть сейчас там, – пробормотал Белгутай, услышав последнюю новость.

  "Так вот он откуда родом!" – наконец-то узнал Хеллборн. Из Ксанаду, загадочной азиатской империи, владевшей Японскими островами. Монгольский хан Кубилай завоевал Японию в конце 13 века – и на этой планете его не остановил "Божественный ветер" Камикадзе. Когда война завершилась, денмографический баланс на островах был безнадежно нарушен, поэтому грозный хан заселил японские развалины своими подданными с материка. Еще больше их прибавилось после падения монгольской династии в Китае.

  Разумеется, новый народ монголо-японцев называл свою родину как-то иначе, но белый человек не был способен произнести это варварское имя. И какой-то европейский путешественник дал этой стране имя Ксанаду. Потому что:

  In Xanadu did Kubla Khan

  A stately pleasure-dome decree:

  Where Alph, the sacred river, ran

  Through caverns measureless to man

  Down to a sunless sea.

  В стране Ксанаду Кубла-хан

  Велел построить чудный храм,

  Там Альф, священная река,

  В пещерах, долгих, как века,

  Текла в подземный океан...

  Строго говоря, совсем не "храм", но лингвистические ошибки случались и на этой планете. Кто-то перепутал Pleasure-dome и Dome of the Rock, и вот уже соплеменников Белгутая в англоязычных военных кругах прозвали "храмовниками", "тамплиерами".

  Тамплиеры были воинственным народом, в котором монгольская беспощадность смешалась с японским презрением к смерти (или что-то в этом роде, как писали в старинных романах). Впрочем, они могли презирать смерть, но не самого бога смерти. Еще одно непроизносимое имя, поэтому в английском языке монголо-японского идола прозвали Плутоном.

  "Забавно, божок есть, а такой планеты все еще нет", – заметил Хеллборн, вспоминая тот нелегкий урок астрономии и исторические уроки Патриции.

  Патриция торчала в лазарете как послушная серая мышка, и виделись они редко. Тем более что доктор Креспо не одобрял визиты Хеллборна.

  – Где я мог видеть вас раньше? – с подозрением в голосе вопросил португальский эскулап, когда Джеймс первый раз появился на пороге.

  – Вы подобрали меня в Мозамбике около месяца назад, – напомнил Хеллборн. – Но тогда я выглядел гораздо хуже.

  – Вы и сейчас неважно выглядите, – с подкупающей откровенностью заявил доктор. – Вы хорошо себя чувствуете?

  – В госпитале Святой Анны я прошел полный курс прививок, – неуверенно вспомнил Джеймс. – Надеюсь, это застрахует меня от новых африканских сюрпризов.

  – Как бы не так! Вот, буквально за день до начала войны к нам поступило сообщение о новой вспышке зеленой лихорадки у истоков Кубанго! Первый случай с 1898 года! – подполковник медицины Креспо был вне себя от восторга. Фанатик профессии, понял Джеймс, он увидел новый вызов.

  – Между прочим, – продолжал доктор, – здесь вам не бордель. Я не знаю, что вы пообещали Патриции, но она хорошая девушка (хотя ей явно не помешает пластическая операция).

  – Сэр, мы просто старые друзья, – покраснел Хеллборн.

  – Да-да, конечно. Все вы так говорите. Возвращайтесь к своим пушкам, молодой человек, сержант Блади сейчас занята.

  – Как скажете, сэр, – в очередной раз пожимал плечами Джеймс и удалялся.

  Он проводил на своей новой батарее бОльшую часть свободного и служебного времени, безжалостно гонял подчиненных, а заодно изучал пересекаемые африканские просторы. Они уже двигались в пределах Конголы (здесь – "Союзная Ангольская Республика"). Африка как она есть, настоящий коммунизм и сюда не успел добраться. Слева – океан, справа – джунгли, саванна, недобитые слоны и крокодилы. Время от времени их обгоняли другие поезда; иные двигались навстречу – набитые ранеными и/или беженцами.

  – Под колеса бросилась саванна,

  "Пуссикэт" пыхтит, как толстый слон!

  Мы идем на север, за Кубанго,

  Возрождать порядок и закон! -

  на все голоса распевали стрелки. Хеллборн не возражал, хотя и отмечал, что его солдатам явно кто-то наступил на ухо. Возможно, пресловутые слоны.

  – Очень хорошо, товарищ Хеллборн, – заглянувший в гости комиссар Кун остался доволен боевым духом зенитчиков и другими проявлениями патриотизма.

  Подполковник Аттила Кун, совсем молодой парень, был чуть старше Джеймса. Он носил очки в золотой оправе, французскую бородку и был родом из Грифонской Венгрии, то есть в некотором роде являлся земляком "барона фон Хеллборна". Но никаких родственных чувств к своим немецким угнетателям юный мадьяр не испытывал, напротив. Первый их разговор едва не закончился стычкой.

  – Да я в двадцать первом на баррикадах патроны подносил, – с пол-оборота завелся комиссар, с подозрением смотревший на бывшего аристократика.

  – А я в двадцать первом пешком под стол ходил, – вежливо улыбнулся в ответ Хеллборн.

  Впрочем, товарищ Аттила остыл также быстро, как и загорелся.

  – Мы делаем здесь важное дело, Джеймс, – воодушевленно говорил он уже через несколько минут. – Святое дело! Будущее всего мира зависит от нас!

  "Как скажешь".

  Еще на одну тысячу километров ближе к Касабланке.

  * * * * *

  На одном из полустанков в окрестностях Браззавиля к ним прицепили еще два броневагона.

  – Кто это? – с изумлением спросил Джеймс, рассматривая погружающихся в вагоны бойцов.

  – Мы – корабль, а это – наша морская пехота, – ухмыльнулся Белгутай. – То есть паровозная.

  Товарищ Аттила в свою очередь лично провел старших офицеров "паровозной пехоты" по всему составу, познакомил с экипажем и местными достопримечательностями (вроде промасленных казенников). На каком-то этапе экскурсия прибыла в центральный орудийный вагон.

  – Познакомьтесь, товарищи, – подполковник Кун развел руки в сторону, как будто собирался обнять всех присутствующих. – Мастер-капитан Белгутай, лейтенант Хеллборн. Майор Намибия.

  – Намибия? – машинально переспросил Джеймс.

  – Это псевдоним, – ответила она. – Nom de guerre.

  Товарищ Намибия неплохо говорила по-английски и французски одновременно. "Все ясно, – заключил Джеймс, – это местная африканская Мэгги. Принцесса решила поиграться в революцию. Симпатичная негритянка... только слишком легко одета".

  Не то слово. Вся униформа бравого майора состояла из одной травяной юбочки. На поясе повисли револьвер в брезентовой кобуре и огромный зловещий кинжал. Знаки отличия были вытатуированы прямо на теле – на плечах, ключице и – разглядел Хеллборн, когда товарищ Намибия уже удалялась – на правой лопатке. За ней следовали два лейтенанта, аналогичного пола и в аналогичной униформе.

  – Нет, Джеймс, это не наш пуританский Грифон, – заметил через некоторое время товарищ Аттила, заглянувший к ним в вагон уже в одиночку.

  – Но это дожно быть неудобно... и небезопасно...– пробормотал растерянный Хеллборн.

  – Их племя сражается так испокон веков, – пожал плечами подполковник Кун. – Легкая пехота, африканские амазонки. Они признали революцию и получили свою автономную республику. Мы не станем силой надевать на них бронежилеты. Разве что силой убеждения.

  "Аминь".

  * * * * *

  Первый бой состоялся через шесть дней после отправления из Кейптауна, где-то в районе южной габонской границы. Джеймс неспешно доедал изрядно поднадоевший бифштекс из бегемота в столовой, когда завизжала на редкость противная сирена боевой тревоги. Поскольку селектор/внутреннее радио на бронепоезде отстуствовали, дополнительных рязъяснений не последовало. Пришлось сломя голову мчаться в свой вагон, подниматься на крышу и... Он еще не успел нацепить шлемофон – все и так было ясно.

  – ВОЗДУХ! – заорали сразу два стрелка по левому борту и тут же открыли огонь – в такой ситуации дополнительные приказы не требовались.

  Не менее дюжины вражеских конвертопланов заходили со стороны моря. "Поторопились, ублюдки. Через какой-нибудь час солнце могло слепить нам в глаза, а сейчас оно висит прямо над головой!" – невпопад подумал Хеллборн и поднял бинокль. Чужой мир, чужая планета. У нас таких машин не было. Треугольные платформы, в каждом углу остроугольного треугольника – вертикальный ракетный двигатель, который и держит машину в воздухе. Я никогда не любил геометрию, почему-то вспомнил Хеллборн, наблюдая устремленную прямо в него пунктирную линию трассеров, с которой немедленно скрестились трассеры зенитных автоматов бронепоезда – его батареи и четырех других. Вооруженный биноклем глаз обманул, пушечная очередь с головного конвертоплана прошла чуть правее, на палубу рухнул, обливаясь кровью, один из стрелков, а остроконечный клин вражеских штурмовиков тем временем проревел над головой и принялся разворачиваться где-то над джунглями. Джеймс бросился изучать самочувствие пострадавшего зенитчика, тогда как у него за спиной уже орал в сорваный шлемофон невесть откуда выскочивший Белгутай:

  – Лазарет! Это Эпсилон! Пришлите санитаров! У нас раненые!

  Состав, до того равномерно преодолевавший особенности рельефа со скоростью километров тридцать в час неожиданно (попадание?) содрогнулся, Хеллборн споткнулся об труп (труп? да, верно, труп) и упал животом прямо на казенник "Скайклинера". Хорошо смазанный вертлюг провернулся, и Джеймс внезапно увидел хищные треугольники вражеских машин прямо в сетке зенитного прицела. Потянулся к гашетке. Прижал. Гильзы запрыгали прямо перед носом. Конвертопланы опять пронеслись над головой. Хеллборн устроился поудобнее, снова придавил гашетку, "Скайлайнер" изрыгнул еще одну порцию полурасплавленного свинца.

  "Нет, это не я в него попал", – с легким разочарованием отметил Джеймс, когда один из самолетов задымился и принялся кувыркаться в воздухе. "И в этого тоже не я". Еще одна подбитая машина устремилась к земле – нет, не штопором, а осенним листом. "Быть может, стоит выстрелить в этого? Прекрасная мишень".

  Но в белоснежный купол парашюта никто из других зенитчиков не стрелял, поэтому и Хеллборн отказался от этой мысли. Возможно, здесь так не принято.

  Уцелевшие конвертопланы испарились над океаном. Над бронепоездом медленно оседал их прощальный привет – целое облако листовок. Джеймс подобрал одну из них. Надо же, какой возвышенный слог! Что они хотели этим сказать?

  _____________________

  "– Скажи, отважный барабанщик,

  Свалившись в грязь с кровавой раной,

  Ответь, о чем ты думал раньше,

  Когда стучал по барабану?

  Скажи-ка, мальчик, ведь недаром,

  Отлиты в бронзе монументов,

  Шагали строем коммунары

  На пулеметы интервентов?

  – "Мы были первыми и взоры.."

  Но нет, не будем повторяться;

  Мы в оны дни вдыхали споры

  Свободы, Равенства и Братства!

  Отбросив смутные сомненья,

  Твердили правило святое:

  "Никто – не даст – нам – избавленья!

  Мы сами – боги и герои..."

  Что были нам врагов угрозы?

  Отправлен вызов гуннам, туркам!

  Нас в бой вела богиня Роза,

  Императрица Люксембурга!

  Когда Судья поднимет палец,

  Наш тяжкий грех пристрастно взвесьте,

  Мы многократно ошибались –

  А кто б не стал на нашем месте?

  Узрев пожар священной Трои,

  Мы твердо верили, Всевышний -

  Мы наш, мы новый мир построим,

  Он будет лучше, чем погибший!

  Из пепла прошлого восстанут,

  Как победителям награда -

  Дворцов возвышенные храмы

  И бастионов колоннады.

  Когда Судьба в горячем тигле

  Смешает кровь сестры и брата,

  Мы наш, мы новый мир воздвигнем -

  Он будет лучше, многократно!

  Со всех сторон сойдутся люди,

  И на Земле – не в райских кущах! -

  Я твердо знал, что Город будет -

  Град-на-Холме, в садах цветущих!

  Тогда, сжимая Меч Господень,

  Отравлен воздухом Победы,

  Я знал – взойдет над миром Полдень,

  За ним – Туманность Андромеды!

  – Ну что ж... Прислушавшись к пророкам,

  Ты взялся обработать камень,

  Но что могло взойти до срока

  Из пепла, грязи и страданий?

  Пусть мир прогнивший уничтожен,

  Но был триумф достоин Пирра:

  Низвергли Молоха – и что же?

  Воздвигли нового кумира!

  Зачем без жалоб или плача

  Девчонки гибли и мужчины,

  Чтоб дать партийным бонзам дачи -

  И персональные машины?!

  Вождям – одежды золотые?!

  Их цель была такой простою –

  Развесить лозунги пустые

  На уши тухлою лапшою...

  И кто посмеет удивиться

  Концу истории в реале?!

  Ворвались варвары в столицу –

  И на руинах пировали.

  Зачем вы в бой шагнули дружно –

  Чтоб прахом стать, дорожной пылью?

  Зачем вы взялись за оружье,

  Раз ничего не изменили?

  Зачем, неистово и твердо,

  Вы шли под грохот канонады,

  Зачем смотрели смерти в морду?!

  – Солдат, не спрашивай.

  Не надо".

  _____________________

  – Опоздали на три года, – сказал где-то над его правым ухом Белгутай. – Надо было сбрасывать эти листовки в годы правления Тунгстена.

  "Пуссикэт" еще раз содрогнулся – экстренное торможение. "Хм, а на бронепоездах тоже установлены стоп-краны?" Упали посадочные рампы "пассажирских" броневагонов, и "паровозная пехота" устремилась в джунгли, потрясая оружием. Собираются захватить пилота, сообразил альбионец. Интересно, что с ним сделают?

  – Мы оба совершили ошибки, – продолжал Белгутай. – Соображаешь?

  Джеймс туго, но соображал.

  – Тебе следовало оставаться внизу, а мне – возле командирской "тумбы".

  – Именно так, – вздохнул тамплиер.

  Хеллборн поднял глаза – здесь уже была Патриция, и еще два санитара. Одного из стрелков накрыли куском брезента, второго просто перевязывали.

  – Я как услышала – "Эпсилон", и голос Белгутая вместо твоего, решила – все, я опять осталась здесь одна, – шепнула Леди-Глаза-На-Мокром-Месте.

  – Я еще тебя переживу, – отозвался все еще туго соображавший после боя Джеймс, но Патриция даже не обиделась. Хеллборн выбрался из пулеметного гнезда и сел прямо на палубу. Восстановил дыхание. Осмотрелся. Море, джунгли, торжествующие черные амазонки. Они нашли сбитого пилота и теперь тащили его к бронепоезду. "Сожрут сырым или поджарят?" – заинтересовался Хеллборн. И не угадал.

  * * * * *

  На закате "Пуссикэт" забрался в туннель на запасном пути. Хеллборн собирался выспаться, но ему не предоставили такой возможности.

  – Собирайся, – велел ему Белгутай. – Душ, парадная униформа, и побрейся уже наконец!

  В броневагоне-ресторане был накрыт роскошный (бегемотные консервы, никакого алкоголя) стол. Собрались почти все офицеры, даже незнакомые Хеллборну. Странно, не так уж много человек в экипаже, но он до сих пор не удосужился со всеми познакомиться.

  Ну что ж, тем проще будет бросить их на произвол судьбы, если... нет, не "если" – когда придет время.

  Комиссар Кун торжественно ввел захваченного пленника. Странный он какой-то, равнодушно отметил уставший альбионец, вроде белый человек, но прическа и бакенбарды как у нью-йоркского негра. Терцерон, квартерон? Высокий, очень высокий. Как он поместился в самолет? Трость проглотил. Европейская школа, старая закалка. Но вот эта загадочная крестообразная татуировка через все лицо... "Мне следовало больше времени проводить в библиотеке", – констатировал Джеймс.

  – Полковник Александр Ганнибал, авиация Спаги, – щелкнул каблуками пленник.

  – Из тех самых? – не выдержал Джеймс. – Родственник?

  – Очень дальний, – сухо ответил легионер. – Троюродный кузен.

  Первым из Ганнибалов был Ибрагим, эритрейский принц, попавший в рабство к туркам, но потом выкупленный и усыновленный царем Петром. Сибирский реформатор недальновидно женил воспитанника на одной из своих дочерей. Один из детей от этого брака захватил в стране власть. И вот уже двести лет династия Ганнибалов безраздельно правила в Петросибирской Империи.

  – Давно оставили родину? – спросил еще кто-то.

  – Это сделал еще мой отец, – неохотно сообщил сбитый авиатор. – Я урожденный гражданин Спаги.

  Появился полковник Маккорд. По-прежнему в шотландской коммунистической юбке.

  – Прошу садиться, леди и джентельмены.

  Леди и джентельмены присели.

  – Первый тост – за нашу сегодняшнюю победу! Она была маленькой и незначительной, но она была!

  Выпили. Какой-то лимонный сок. Очень крепкий напиток по драконским стандартам.

  – Вы догадываетесь, зачем вас пригласили? – повернулся Аттила к полковнику Ганнибалу.

  – Вам не следовало задавать этот вопрос, – криво усмехнулся легионер, – тактическая ошибка, comrade comissioner. Приглашать побежденных полководцев на торжественный ужин – старый обычай европейских армий, которым неумело пытаетесь подражать вы, банда африканских анархистов и безбожников.

  Ему ответили одновременнно трое:

  – Этой банде анархистов удалось спустить вас с небес на землю! Не правда ли?

  – "Африканских"? А где тогда находится Доминация Спаги?

  – "Безбожников"? Ха! Кто бы говорил! У нас в Драконии – полная религиозная свобода, тогда как ваша "солдатская революция" первым делом закрыла или разрушила все церкви и мечети в Северной Африке! – этот комментарий отпустил Аттила Кун.

  Первый вопрос полковник Ганнибал проигнорировал. Перешел сразу ко второму:

  – Можно воевать в Африке и оставаться европейской армией. Что же касается закрытия церквей и мечетей, то это было необходимо. Религия – неотъемлимая часть человеческой цивилизации, человек – существо религиозное, он должен верить в какую-то Высшую Силу, это неизбежно. Не каждый воин готов верить в теорию эволюции или расширение Вселенной. Но гражданам обновленной Солдатской Республики требовалась другая вера. Не христианство – "подставь левую щеку". Не ислам – "покорность"...

  – Вы могли бы выбрать иудаизм, – ухмыльнулся Аттила.

  – Религия для маленького народа с узкими целями, – отрезал Ганнибал.

  – И тогда вы извлекли из глубокой древности этого полузабытого идола, – заметил полковник Маккорд.

  – Нет бога, кроме Митры, и Стоций – пророк его! – воскликнул пленный легионер.

  "Вот что означает эта татуировка! – вспомнил Хеллборн. – Он же митраист! Странный культ солдат-солнцепоклонников, причуждливое смешение римских и персидских верований, очень популярное в последние годы Римской империи..."

  – Простите, кто такой Стоций? – спросил Паламедес. – Он как-то связан с вашим стоцкизмом?

  Александр Ганнибал временно потерял дар речи от такого кощунства. Аттила Кун милосердно пришел к нему на помощь:

  – Стоций был римский солдат, поднявший в шестом веке восстание против императора Юстиниана, и провозгласивший в Карфагене "первую солдатскую республику на африканской земле". Остается открытым вопрос, был ли он митраистом. Скорее всего – арианином, как и его союзники-вандалы.

  – Клевета, – бросил легионер. – Стоций был адептом Митры – как и мы.

  – С таким же успехом вы могли бы поклоняться Марсу, – заметил до сих пор молчавший Белгутай. – И называть себя мамертинцами.

  – Марс – это планета, – сухо отозвался Ганнибал. – Простите, вы случайно не франкитаец?

  – Ксанадунец, – сообщил мастер-капитан.

  – Вот уж кого странная религия, – поморщился легионер.

  – Да, я отправил к Плутону немало мужчин и женщин, – признался Белгутай. – Я верил, что загробном мире все они станут моими рабами. А до тех пор они служат Плутону, бог смерти доволен, и поэтому не торопится призвать меня в свое царство...

  – Что же заставило вас сменить веру и обратиться в коммунизм? – поинтересовался Ганнибал.

  – В одном из набегов на Америку мой воздушный корабль разбился вдребезги у берегов Фортороссии, – принялся рассказывать мастер-капитан. – Остатки экипажа были взяты в плен и собраны по кусочкам милосердными форторосскими врачами.

  "Охотно верю", – подумал Джеймс, украдкой изучая лицо товарища. Конечно, до капитана Аарона Селькирка ему далеко, но Ник Ливермор мог позадовить этому набору шрамов.

  – Фортороссы обошлись со мной гораздо лучше, чем я того заслуживал.

  – Но недостаточно хорошо, если теперь вы здесь? – осмелился сострить легионер.

  – У меня было достаточно времени, чтобы все тщательно обдумать и взглянуть на вещи под другим углом, – продолжал бывший солдат Ксанаду. – В моей душе образовалась пустота...

  "И тогда ты увидел свет! – догадался Хеллборн. – Неужели еще один шпион? Нет, не похоже, в его голосе столько чистой и неподдельной веры".

  – ...но Форторосскому Бюро Расследований не понравилось мое вступление в коммунистическую партию. И я решил перебраться в Драконию. Не все ли равно, где сражаться за светлое будущее? – сказал Белгутай.

  – Ваше светлое будущее – одна большая ложь, – холодно заметил Ганнибал.

  – Почему? – вырвалось у Хеллборна.

  – Я охотно вам объясню, – снисходительно улыбнулся карфагенский полковник, – если только товарищ комиссар позволит.

  – Товарищ Хеллборн с нами недавно, ему будет полезно послушать классового врага, – коварно улыбнулся в свою очередь Аттила Кун. – Задавайте вопросы, Джеймс, не стесняйтесь.

  – Вера в лучшее будущее – еще одна неотъемлимая часть человеческой цивилизации, – продолжал альбионец. – Если не считать совсем темных эпох и диких народов. Но не будем углубляться слишком далеко, посмотрим вокруг. Христиане обещают второе присшествие и спасение для всех уверовавших. Коммунисты – построение нового справедливого общества равных прав и возможностей. Те или иные нацисты – земной рай для свой расы, будь она тюркская или финнская, и трех рабов для самого бедного гражданина. Какое светлое будущее обещаете вы? Бесконечную войну?

  – Именно так, – кивнул Ганнибал. – Вот вам еще один неотъемлимый элемент человеческой цивилизации – война. Люди воевали во все времена и эпохи, с того самого дня, как из обезьян превратились людей...

  – Обезьяны тоже умеют воевать, – заметил Аттила. – Это вам любой африканец подтвердит.

  – Это не войны, это всего лишь драки животных за землю, воду, пищу или самок, – возразил легионер. – Да, порой и люди сражаются по схожим мотивам, но только человек превратил войну в искусство; только человек может сражаться во имя чего-то большего, чем удовлетворение животных инстинктов, только человек может ставить перед собой высокие цели и защищать прекрасные идеалы!

  – Лучшее будущее, – напомнил Хеллборн.

  – Будущее человечества – это война, – продолжал Ганнибал. – Война – часть нашей природы. Не верьте тем, кто говорит, что человечество способно жить в мире. Нет, любой мир – это всего лишь подготовка к очередной войне.

  – Вы забыли сказать волшебное слово "парабеллум", – напомнил Аттила.

  – Отнюдь.

  _______________

  – Человек рождается на свет, чтобы сражаться. Наша жизнь – это борьба. Борьба за кусок хлеба, за место под солнцем, и даже за место на кладбище – ибо кого-то поспешно забросают землей в безымянной могиле, а другие покинут наш грешный мир под залпы салютов, чеканный шаг почетных караулов, и будут возлежать под бронестеклом в небесно-лабрадорном мавзолее. Война – я говорю про войну как столкновение государств, народов и смертоносных боевых машин – всего лишь высшая форма этой борьбы. Человек рожден, чтобы воевать. Ego cogito, ergo sum? нет, "я сражаюсь – следовательно, я существую". "В чем смысл жизни?" – спрашивали древние; теперь мы знаем ответ. Нам даны глаза, чтобы видеть цель; ноги, чтобы преследовать врага; руки – чтобы прикончить его; и мозг – чтобы принять решение. Такова наша природа; в наших жилах течет горячая кровь, в наших деснах покоятся острые зубы хищников. Спросите меня, что будет завтра – и я отвечу: завтра будет война. Бесконечная война – вот цель, вот предназначение, вот смысл существования человеческой расы!

  Кто-то из присутствующих неосторожно опустил вилку на тарелку; на него немедленно устремились удивленные взгляды – люди и думать забыли, что собрались здесь ради примитивного ужина. Теперь речь шла о чем-то большем.

  – Древний охотник вышел из своей пещеры и прикончил мамонта, сорвал с него шкуру и сделал себе доспехи; сломал бивни – и сделал себе новое смертоносное копье. Построил – нет, не дом – построил крепость, чтобы обороняться от себе подобных; добыл огонь, чтобы сжигать вражеские крепости; построил корабль, чтобы перебраться через океан и убить людей на другом берегу. Древний художник смешал краски и оставил на серой скале память о великой битве; древний поэт сложил первую песню, чтобы воспеть героев своего народа – тех, кто победил, и тех, кто не вернулся. Война – вот двигатель прогресса, война – точка опоры, на которой лежит рычаг цивилизации!

  Полковник Ганнибал откинулся на спинку своего стула и холодно улыбнулся. Адские огоньки блуждали в уголках его глаз.

  – Это слишком возвышенная философия, – очнулся и тут же бросился в атаку Хеллборн, – давайте вернемся с небес на землю – на африканскую землю; я хочу понять, как ваша скромная "солдатская республика" собирается скрестить высокие материи и грязную прозу повседневности.

  – Мы вступили в эту войну, чтобы одержать победу, – спокойно продолжал легионер. – Наша армия – лучшая в мире, наша боевые машины – последнее слово техники; наши солдаты преисполнены боевого духа, отлично подготовлены, обучены, оснащены и рвутся в битву. Это будет долгая и трудная война, но все шансы на нашей стороне. Мы одержим победу; бойцы побежденных армий вольются в наши ряды – или погибнут, или станут нашими рабами; и даже самый бедный гражданин будет иметь не менее трех рабов. Наши враги порой называют нас нацистами – пусть так; но мы не делим людей на лучших и худших согласно цвету кожи или благородным предкам. Солдаты – вот наша раса господ; шпаки – вот наша каста неприкасаемых. Человек, высшее существо – тот, кто сражается; неспособный сражаться – слизняк, ничтожество, раб, недочеловек, животное.

  – Ну, предположим, вы сможете нас победить... – начал было Хеллборн.

  – Не "предположим", – насмешливо посмотрел на него Ганнибал.

  – Неважно. Что будет потом? После победы?

  – Потом – будет еще одна война, и еще одна, пока вся Земля не окажется в нашей власти; пока вся планета не станет единой Солдатской Республикой!

  – А потом? – спохватился Аттила Кун. – С кем бы будете воевать после окончательной победы? С каким врагом сразится ваше всемирное государство? Или ваши солдаты немедленно бросятся в горнило гражданской смуты?

  – Никак нет, зачем? – пожал плечами пленник. – Мы отправимся на битву с новым врагом – туда.

  И он показал пальцем в потолок.

  Хеллборн поспешил истолковать этот жест по-своему:

  – Достойная цель для правоверного митраиста! – расхохотался он. – Ты прав, отличный ход: итак, я нахожу, что Ангелов толпа готова к мятежу! Вам должно в бой идти – иль сгинут со стыда ваш царственный престол, корона и звезда!

  – И все же мы летим, и цель настигнем яро. Держись – небесный свод не выдержит удара! – подхватил Ганнибал и ухмыльнулся. – Нет, вы меня с кем-то перепутали.

  – О чем это они? – прошептал кто-то на другом конце стола.

  – Это "Люцифер" ван Ден Вондела, неуч, – зашипели в ответ.

  – Мы живем в век торжества науки, – продолжал легионер, – мы верим, что Марс, Венера и другие миры – на расстоянии протянутой руки. Через каких-нибудь десять-пятнадцать лет мы легко сможем посещать небесные тела на ракетных кораблях. И тогда мы покорим эти планеты – или уничтожим, во славу Земли и Человеческого Рода. И если Марс, Юпитер, Нептун населены, как верят многие из наших ученых – тем лучше для нас и хуже для них. Марсианские осьминоги должны узнать свое место и униженно кланяться, если белому сагибу вздумается побить их палкой!

  – О! – вскинулся Белгутай, – вот оно, "белый сагиб"! Как я рад это услышать! Что вы там говорили о высших и низших расах?

  – Не следует понимать меня настолько буквально, – снисходительно усмехнулся полковник. – Я уже сказал, как выглядит наша раса господ. Когда закончится последняя война на Земле, останутся только они – самые лучшие, самые сильные, самые умелые бойцы высшей человеческой расы – а цвет их кожи, разрез глаз и форма черепа не имеют никакого значения. Между прочим, – Ганнибал окинул взглядом вагон-ресторан, – я что-то не вижу среди вас достойных черных офицеров, снявших меня сегодня с дерева. Похоже, друзья, вы еще бОльшие расисты, чем те, кого вы свергли, – снова усмехнулся легионер.

  – Товарищ Намибия просто вежливо отказалась... – растерянно пробормотал Аттила.

  – Разумеется, разумеется, – снисходительно кивнул полковник Ганнибал. – Прежние господа говорили про "бремя белых" и "дикие недоразвитые народы", вы любите жалкое и бессмысленное лопотание о "первобытно-общинном строе" и "разложении феодальных отношений". Ничего этого нет в нашей Доминации. Мы – подлиное интернациональное сообщество. Любой, кто способен держать оружие, может быть нашим братом – или сестрой.

  Джеймс Хеллборн вспомнил, как они обошлись с Патрицией, но промолчал. Не стоило лишний раз привлекать внимание к нелегкой судьбе заблудившихся альбионцев.

  – Как и нашим братом, – вскинулся Аттила. – Среди нас есть англичане, немцы, французы, русские, китайцы, евреи, португальцы, даже индоокеанцы...

  – Словом, кто угодно, – перебил его Ганнибал, – при одном условии – ваш брат должен быть белым. Ха-ха-ха!

  – И я тоже белый? – удивился Белгутай.

  – А разве вы черный? – в свою очередь удивился легионер. – Как по мне – настоящий ариец Дальнего Востока! Но мы не о том говорим. Самое главное заключается в том, что вы – солдаты. Хорошие солдаты, насколько я могу судить. Поэтому вас встретят с распростертыми объятьями по ту сторону фронта.

  – Вы предлагаете нам предательство? – ледяным тоном поинтересовался до сих пор молчавший полковник Маккорд, командир бронепоезда.

  – Не надо громких слов, сэр, – равнодушно пожал плечами Ганнибал. – Я внимательно слушал вашего комиссара. Действительно, среди вас есть греки, немцы, китайцы, тамплиеры... только почему-то они сражаются за Драконию, а не за свои родные страны вроде Грифона, Ксанаду или Франкитая... Кто предал один раз, способен предать снова – тем более, что я предлагаю вам покинуть ряды борцов за фальшивую идею и сражаться за действительно правое дело.

  – Когда я был маленький и глупый, – спокойно заговорил полковник Маккорд, и Ганнибал дернулся, как будто от удара, – я тоже думал, что родина – это нечто, нарисованное на карте. Потом я повзрослел, поумнел и кое-что понял. Родина – это не страна, не государство, не королева и парламент; и тем более не красивая картинка в атласе, заключенная в толстую красную линию. Родина – это прежде всего люди. Люди, а не толстая красная линия или бесплатная больница в рабочем квартале, где ты появился на свет. Иногда эти люди – твой народ; иногда – твоя семья, твои друзья, твои боевые товарищи. Я _своих_людей_ никогда не предавал. Не собираюсь предавать и впредь. И довольно об этом. Приятного аппетита, коллеги.