Текст книги ""Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

Соавторы: Александр Лукьянов,Владимир Журавлев,Станислав Лабунский,Александр Тихонов,Ирина Гостева,Владимир Атомный,Михаил Белозёров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 336 (всего у книги 341 страниц)

А вообще, меня, похоже, приняли за недавнего выпускника училища, причём общевойскового, где два года учёба – и звание лейтенанта дают. Капитана смутило моё удостоверение, совершенно новое. Это да, старое забрали и новое выдали, там не было зачёркнуто прежнее звание. Ну и мой возраст: всё-таки мне всего восемнадцать. Вот и морщился капитан, поглядывая на меня: мол, прислали салабона. Однако выпуск был в начале лета, где я мог валандаться?

Поэтому капитан спросил:

– Последнее место службы?

– Командовал охраной железнодорожного моста. Получил новое назначение к вам.

– Ясно.

Ха, похоже, он решил, что я сам напросился, воевать захотел. Хм, правду говорить о себе не хотелось, у меня шкурный интерес: он мог из принципа отправить меня в какие-нибудь тылы, а мне это и нужно. А о наградах в удостоверении ничего нет. Может, позже и будут вписывать, а сейчас такое не практикуется.

Тут дверь открылась, и в кабинет вошёл командир в звании майора. Я тут же повернулся к нему, вытянувшись по стойке смирно (мне и тут не предложили присесть). Видимо, это комполка, я его ещё не видел.

Капитан сообщил:

– Вот, товарищ майор, молодой лейтенант, недавно из училища, был командиром охраны железнодорожного моста, напросился в боевую часть. Прежняя должность равна должности заместителя командира роты.

Как я и предполагал, капитан сам себе всё придумал и сам в это поверил. Но поправлять его я и не думал, пусть придумывает, что хочет. Впрочем, тот неправ: моя прежняя должность вполне тянула на ротного.

А комполка явно недавно форму надел. Может, раньше он и воевал, какой-то опыт имел, в Гражданскую, например, но сейчас это сугубо гражданский человек, ещё не перешедший на военные рельсы. Я таких сразу распознаю, с первого взгляда.

Капитан передал мои документы майору, и тот при свете окна (видимо, подслеповат был) их изучил. Бросив на меня быстрый взгляд, он, поморщившись, сказал:

– Направим его командовать охраной санроты полка. Какого-то опыта за лето он должен был набраться. Лейтенант, вы наверняка слышали, что немцы творят с нашими санитарными подразделениями. Поэтому было приказано выделить охрану не только зенитную. Был сформирован взвод; сами понимаете, хороших бойцов туда не пошлёшь, пожилые, не такие резвые, но подразделение формируется, уже командиры отделений есть. Также выделили две зенитки для защиты с воздуха, это тоже пойдёт под ваше командование. Оформляйтесь, заканчивайте формировать подразделение и приступайте к службе.

– Есть, – спокойно козырнул я.

Я старался не выдавать своей радости – да я в шоколаде! Понятно, что если совсем плохо станет, то будут кидать в бой последние резервы, и мой взвод в том числе, но пока меня всё устраивало, даже более чем.

Я дождался, когда меня оформят на новую должность, введут в штат полка и выдадут все положенные бумаги. А потом начштаба прогулялся со мной (явно проветриться хотел) и представил меня бойцам. Их там едва тридцать человек было; ещё около десяти получить, и по штату будет взвод. Расположились они недалеко: в соседнем квартале было выделено здание больницы, там санрота временно и пребывала. Больница работала штатно, а в соседнем здании (это был кинотеатр, временно закрытый) уже комплектовался мой взвод. Здесь же находился и зенитный взвод: расчёты есть, практически полный состав, и даже командир – младший лейтенант Гарбуз. А вот орудий пока нет.

Начштаба уходить не спешил: снаружи пошёл не просто дождь – ледяной ливень стеной. Мы сейчас находились в здании больницы, и после знакомства с бойцами я был представлен своему уже непосредственному командиру, военврачу третьего ранга Шепелеву. Он и командовал санротой. Я познакомился и с другими врачами, хоть буду знать, кто это. Никого знакомого не встретил.

Ливень всё не прекращался, и капитану не хотелось выходить на улицу в такую непогоду. Он начал спрашивать, что нужно медикам, а у тех запросы – о-го-го. Начштаба явно пожалел, что спросил. Я оставил его в окружении военных медиков (всё, что надо, они из него вытрясут), а сам, накинув непромокаемый плащ, иногда оскальзываясь (дождь был реально ледяной, застывал коркой на земле), дошёл до кинотеатра. На довольствие я уже встал, зенитчики и я будем питаться с кухни санроты. Как раз полевую кухню сейчас из капитана и выбивают, её пока нет в наличии.

Вообще, из транспорта в составе взвода должна быть одна повозка, у зенитчиков – три, в санроте – два десятка, плюс санитарные двуколки. Часть уже получили, остальное пока нет, да и штаты личным составом до конца не укомплектованы – нужны люди, врачи.

Устроившись в комнате, я скинул шинель, разложил вещи и вышел. Кстати, в кинотеатре, где разместился взвод, бойцы занимали не зал, где фильмы крутят – нет, нам выделили подсобные помещения, шесть комнат, одна из которых отведена нам с Гарбузом. Бойцы спят на полу, расстелив шинели. А что? Тепло, отопление работает, так что неплохо. А нам с зенитчиком койки выделили, так что совсем хорошо. Питаться пока будем в больничной столовой, мы к ней приписаны.

Бойцы присвистнули, когда я вышел при всём параде. До этого они меня видели в наглухо застёгнутой шинели, а теперь с любопытством рассматривали мои награды.

Ну а я начал работу. Боевую тренировку, чтобы сбить взвод, никто не отменял. Составил расписание тренировок и караульной службы. Что делать, я знал, всю необходимую информацию по своим обязанностям и обязанностям взвода я получил, так что часовые у больницы уже стоят, сержанты их меняют. К вечеру прибыли ещё трое бойцов пополнения, определил их в третье отделение. Форму выдать, оружие выбить, экипировать – вот всем этим и занимался. На весь взвод у нас пока всего один ручной пулемёт, но я выбью ещё два – до штата.

А вечером бойцы уговорили рассказать, как и где награды заработал. Я и рассказал им свою жизнь от начала войны до этого момента, и они были серьёзно впечатлены.

А утром прибежал посыльный – меня срочно вызывали в штаб. Прихватив шинель, я быстрым шагом направился к штабу полка. Козырнул командирам на входе.

Дежурный сразу пропустил меня к комполка. Я вошёл, начал было доклад, но тот меня прервал.

– Одинцов, слухи ходят, что ты награды имеешь. Это правда? Мол, к немцам в тыл часто ходил, пленных офицеров брал?

– Награды имею, – чувствуя подвох, с осторожностью ответил я. – В тылу у немцев раз пять был. В плен немецкого майора-связиста брал.

– Вот чёрт! Мне некого ставить командиром разведывательного взвода, а тут – готовый разведчик.

– Извините, товарищ майор, но я никогда в разведке не служил и разведчиком не был.

– А награды? А пленный майор? А частые посещения тыла противника?

– Давайте разберёмся, – остановил я комполка. – Для начала, я четыре раза оказывался в окружении, поэтому и бывал в тылах немцев, и не один, вместе выходили к своим. Однажды восемь часов в плену пробыл, потом бежал. Пятый раз да, сам вызвался отправиться, но тогда командир дивизии соблазнил меня тем, что даст орден Красной Звезды. Майора я добыл, а вот командир меня обманул – дал медаль «За отвагу», да и то не сразу, а когда я ему прямо про обещание напомнил. Он ещё предложил в разведчики к нему пойти, да я его послал. Я из другой дивизии, соседней, да и в разведчики идти не собирался: хреновая служба, маетная. Простым стрелком проще.

– Ясно, – задумчиво протянул майор. – Погоди, как стрелком? А лейтенанта где получил?

– Два месяца проучился в школе младших лейтенантов в Киеве, комдив мой меня направил. Выпустили нас раньше, в сентябре, когда узнали, что город окружён. Вышел со своим курсом из окружения, в Москве получил назначение на охрану моста. К сожалению, мост был в полосе прорыва немецкий армии, пришлось его взорвать, мы тогда уничтожили сотню диверсантов в нашей форме. При выходе освободил из плена сто пятьдесят наших парней и девчат, включая командование одной из стрелковых дивизий. За это дали звание и орден.

– Вот оно как. А как же рапорт о переводе в боевые части?

– Не знаю, откуда начальник штаба это взял, лично мне об этом ничего не известно, а новое назначение я получил в кадрах армии.

– На разведвзвод пойдёшь?

– Нет.

– Боишься?

– Я не трус, мне это просто не интересно.

– Вот как? А как же долг Родине? Желание помочь, освободить страну от противника? Патриотизм, в конце концов?

– Я всё это и так делаю, и, поверьте, со всей отдачей. Что по долгу Родине, я лично уничтожил около семидесяти солдат и офицеров противника. Если бы каждый красноармеец убил по одному солдату противника, война бы давно закончилась: немцам просто некем стало бы воевать. Так что я считаю, что долг исполнил. Встретятся мне немцы, буду их и дальше бить, но сам искать с ними встречи не желаю. А в должности командира разведвзвода это неизбежно, да и работа на ногах, а у меня колено было травмировано, до сих пор даёт о себе знать.

– Приказ уже подписан. Пока сдадите взвод Гарбузу и принимайте подразделение разведчиков.

– Служба добровольная, – напомнил я ему.

– Не в этот раз. И наш разговор останется тут. Не хочу, чтобы все узнали, что лейтенант Одинцов – трус.

– Мне на это наплевать, пусть что угодно говорят. Но на полную отдачу по службе не рассчитывайте.

– Под трибунал отдам.

– Не пугает.

Тот положил подбородок на сложенные ладони и с каким-то анатомическим интересом изучая меня, протянул:

– Да-а-а, лейтенант, удивил ты меня. Даже и сказать нечего, только мат на языке вертится.

– Так выскажитесь. Поверьте, легче станет.

– Я интеллигент. Я вот не понимаю, ты себя бессмертным ощущаешь, что ли? Ведёшь себя так, как будто у нас тут обычный разговор.

– Так и есть, ничего опасного в нашем разговоре я не вижу. Если вам это так важно, я даже в обычную стрелковую роту согласен перевестись, но не в разведчики. Терпеть не могу эту специальность и эту работу. Я служу по такому принципу: если что-то сделал геройское и заслужил награду – то выньте и положьте. А если будет работа и не будет отдачи в виде наград, зачем мне за это браться? Я даже генерала немецкого могу уволочь, легко, да только мне кукиш покажут и ничего не дадут. Опыт с тем немецким майором я запомнил. Не верю я старшим командирам РККА, совсем не верю. Обещать можно много что, а вот выполнять… Так ради чего стараться?

Впрочем, моё мнение майора совершено не волновало: приказ подписан – иди служи. Всё же мат у этого интеллигента действительно слабоват. Выходя из кабинета, я мысленно матерился куда круче.

Хотя чего я удивляюсь? Сегодня тринадцатое октября. Вот и не верь после этого в приметы. Тут какому-то хмырю захотелось испортить мне жизнь, и эта сволочь своего добилась. Как же хочется просто его прибить. Хм, а может?.. Да нет, всё уже подписано, комполка сам сказал, что ничего не изменить. По его мнению, я должен был обрадоваться и броситься лобызать ему сапоги за такое щедрое предложение, и он явно был неприятно удивлён моим категорическим отказом. Я крутился как уж на раскалённой сковородке, даже в невыгодном свете себя выставил, отношения с майором испорчены безвозвратно, но тот так ничего и не изменил… Скотина.

Что есть, то есть – я даже трибунала не боялся. Конечно, до расстрела доводить не хочется, тогда придётся бежать, но если петлицы чистыми станут, так это даже лучше. У меня на сердце до сих пор тяжким грузом лежало воспоминание о бойцах, погибших у Мценска. Может, для кого другого это не проблема, погоревал и забыл, а я долго всё перевариваю, и этот груз до сих пор тяготит меня. Вон письма отправил, снова всё переосмысливал. Тяжко было.

А вот как служить теперь, даже не знаю. Нет, если уж я берусь за дело, то работаю от и до, вкладывая в это все силы, но к разведке душа у меня действительно не лежит, от слова совсем. Жизнь там реально маетная – настолько, что год жизни можно считать за десять. Нет, отдачи не будет, я уже решил. Неправильный этот приказ, с моим переводом.

Начальник штаба действительно всё подготовил. Я зашёл к нему после комполка, так что как я мысленно не матерился, всё решили за меня, и начштаба проводил меня к разведчикам. Они тут рядом стояли, в соседнем корпусе две большие комнаты были выделены. А вот для командира квартирмейстер смог добыть комнату в одной из квартир в жилом доме, там даже стояла панцирная кровать.

Начштаба познакомил меня с бойцами, представил как нового командира и ушёл. Я осмотрел строй. Парни молодые, выносливые, в новой форме, оружие в полном порядке – разведчики явно снабжаются по первому разряду.

Вздохнув, я заговорил:

– Товарищи бойцы, хотелось бы, чтобы между нами не было непонимания. Назначение на эту должность стало для меня неприятным сюрпризом. Как известно, есть неписаное правило: у командира, направляющегося в разведку, интересуются, согласен он или нет. Так вот я был категорически против. Причина банальна: я одиночный игрок и не умею работать в команде, что особенно важно в разведке.

Да, я ходил в тыл к немцам и взял немецкого майора-связиста, причём я в то время с трудом передвигался из-за травмированного колена. Но меня соблазнили наградой, обещали орден. Это было в первые дни войны, у границы, я был тогда простым стрелком майского призыва. Я нашёл крупный штаб, выкрал майора и на угнанной машине, уходя от погони, прорвался к своим.

Но советский генерал меня обманул, и если бы я не напомнил ему об обещании, то так и остался бы ни с чем. С недовольством, но он всё же согласился выдать мне медаль. Как вы понимаете, после случившегося у меня нет никакого доверия к командованию – любому. А разведчиков как раз и соблазняют наградами: сделай то – получишь то-то. А со мной это больше не сработает, я такого соблазнителя, несмотря на чины, не постесняюсь послать.

Как понимаете, работать в связке я не могу, а учиться уже поздно. Например, сейчас я легко могу в одиночку уйти в тыл к немцам и добыть хоть генерала. Но это если мне надо. Когда работаешь один, заботишься только о себе, не нужно прорабатывать всё с учётом напарников или подчинённых бойцов, что только усложняет поставленные задачи. Если мне отдадут приказ сделать работу, я костьми лягу, но сделаю. Один.

Для выполнения задания я пойду на многое. Например, если немцы меня обнаружат и не будет никакой возможности вырваться, я не вижу ничего плохого в том, чтобы сдаться в плен. Знаю, что некоторые командиры носят с собой ручные гранаты: мол, лучше подорваться, чем в плен попасть. А для меня ничего страшного в этом нет. Я сдамся, и немцы расслабятся, а в пути можно убить конвоира и утечь, ничего сложного в этом нет. Потом и можно задание выполнить. Это война, тут любые уловки хороши.

Я уже терял своих бойцов, четырнадцать человек. Их смерть до сих пор тяжким грузом лежит у меня на душе. Я не хочу больше терять бойцов, писать их родным письма о том, как погибли их мужья, отцы и братья, где погибли, где захоронены. Я знаю, что они получат похоронки, но считаю своим долгом, как командира, написать им, как бы тяжело мне это ни далось.

Поэтому полной отдачи в службе от меня ожидать не стоит. Я хотел бы вернуться во взвод охраны санроты, где командовал меньше суток, и продолжать службу там. Поверьте, я даже на обычную линейную стрелковую роту согласен, но не в разведчики – сгублю. Знаете, как бывает? Кто-то идеальный баянист, но отвратительно водит машину, хотя заканчивал курсы – ну не его это. Другой отлично бегает, но не умеет плавать – ну не его это. Вот и у меня так: разведка не моё, и всё тут.

Комполка направил меня к вам приказным порядком. Мне это сильно не понравилось, но мне, как человеку военному, пришлось подчиниться приказу. Поэтому, по сути, я буду заниматься бюрократией, а взводом будет командовать мой зам. Поэтому со всеми вопросами обращаться к нему, я тут временно и ненадолго. Это всё. Разойдись. Старшина, прогуляемся.

Слушали меня очень даже внимательно, хотя и с хмурым видом. У многих желваки играли: не понравились им некоторые мои слова, которые, по их мнению, не достойны советского командира, да ещё орденоносца. Но мне, честно говоря, наплевать. Меня силком сюда воткнули, и пусть не думают, что я буду работать с полной отдачей.

Старшина что-то сказал бойцам, а затем подошёл и внимательно глянул на меня.

– Идём, старшина, – сказал я.

Мы, не торопясь, направились по улочке. Мне надо было ещё до кинотеатра дойти, вещи забрать да обжиться в выделенной комнате.

– Вы действительно отправляли письма семьям погибших бойцов? – спросил старшина. Видимо, чтобы прервать затянувшееся молчание, так как я был задумчив.

– Да, двенадцать штук.

– Погибших вроде четырнадцать?

– Семьи двоих бойцов находятся на оккупированных территориях. Письма я храню. Как освободим их, отправлю. Старшина, я понимаю, как выгляжу со стороны, но что есть, то есть. Ну не моё это – разведка. Нет, я не против поработать в тылу у противника, если нужда заставит, но только с твёрдой гарантией, что получу за это награду. У меня характер такой: работу делаю хорошо, но за отлично выполненную работу и награду желаю соответствующую. А за спасибо только кошки родятся. Лезть в тыл просто так я не собираюсь. Да, старшина, не смотри на меня так, я собственник, самый настоящий. Для меня важно моё благополучие, а всё остальное вторично.

– Не удивили, – пожал плечами старшина. – Я сам такой. Вы, главное, комсоргу или политруку такое не говорите, а то мозги съедят китайскими палочками. Между собой ещё можно вот так открыто поговорить, а с ними не стоит. И у нас, кажется, шесть фанатиков, эти сдадут, при них лучше такого не говорить. И речь вашу перед строем передадут, так что готовьтесь к намыливанию шеи.

– Да мне это как с гуся вода.

– А бойцы решили, что вы к девчатам в санроте вернуться хотели: мол, уже нашли зазнобу, оттого и не хотите переводиться. Многие считают, что зря: разведчиков девчата больше любят. А так вот что скажу: поможем, научим, сможете работать в группе. Сам я от границы в разведбате, так в разведке до этого дня и бегаю, вон ни одной царапинки. Трижды из окружения с частями прорывался, пока нашу дивизию не расформировали. Вот меня сюда и направили.

– Знаешь, взводная должность идеально тебе подходит. Чего ж тебя не назначили?

– Была там одна история… В общем, не назначат. Выше старшины я теперь не прыгну.

– Даже так? Из разжалованных командиров? По возрасту… капитан?

– Да.

– Понятно. Ладно, нам в этом котле вместе вариться. Давай обговорим обязанности: куда я не лезу, куда ты не полезешь.

– Об этом и хотел поговорить.

– Вот и отлично.

Так, не спеша гуляя рядом с частью (ещё не хватало военным патрулям попасться), мы и обговорили всё. Нормальный старшина мне попался, вполне понимающий, это радует. Кстати, мои мотивы он вполне понял. Если душа не лежит, зачем силой заставлять?

Я сходил за вещами и сдал прежнюю должность зенитчику. Дальше уже работал с разведчиками, в том числе участвовал во всех их физкультурных занятиях и марш-бросках. Выносливости мне не хватало, что есть, то есть, но я, сцепив зубы, терпел.

Кроме того, я достал куски брезента цвета хаки, нанял местную швею, и она начала шить разгрузки. В разработке модели участвовали все разведчики, внося свои предложения, как она должна выглядеть. И когда первая разгрузка была готова, все мерили, чувствуя свою сопричастность к её созданию. Я на свои деньги заказал такие разгрузки на весь взвод, швея нашла помощницу, и они начали работать. Себе я заказал две разгрузки: под рожковые магазины ППШ и под прямые от немецкого МП. Там же кармашек с индивидуальным пакетом и два для ручных гранат.

Потом я нашёл рваную рыбачью сеть, починил её и навязал пучки травы и жёлтые листья, опавшие с деревьев. Проверка такой маскировки показала её высокую эффективность, бойцы оценили и начали вязать себе такие же.

Так прошли три дня с момента, как я вступил в новую должность, и все эти три дня какая-то падла распускала про меня слухи, что я трус, ну и всё такое. Причём целенаправленно, уже весь полк об этом говорил, хотя этого полка было всего два батальона, где личного состава – процентов шестьдесят, а третий батальон начал только формироваться. Причём этот кто-то, неплохо зная психологию, делал акцент именно на тех моментах, что вызывали наибольшее возмущение. Мне вслед уже плевались.

Мои же бойцы словесно меня защищали, у них я пользовался уважением: и старшина с ними поговорил, да и я не показывал себя слабаком. Вот, новые идейки начал подкидывать, почерпнутые из будущего, решив, что можно тут такие нововведения ввести.

Что касается слухов, я сначала подумал на комполка, но нет, это был не он. Политработники? Тоже не они, им этого не надо. Отправил на разведку старшину, тот через два часа вернулся, принёс весть. Оказалось, начштаба воду мутит, через своих людей слушки распускает. Зачем ему это надо? Странный человек. Хотя капитан ведь человек комполка, без его одобрения тот такое себе не позволил бы. Ох, чую, что-то будет. Опять в неприятности втравят. Хотя мне от этих слухов ни холодно, ни жарко. Правда, политруки постоянно песочили, да и комсорг взвода на вид ставил не раз. Только зря время с ними тратил, лучше бы чем полезным занялись и мне работать дали.

Отпустив старшину, я обдумал полученную информацию, после чего покинул расположение и направился к одному интенданту. Недавно на него вышел. У нас снабженец в полку тот ещё, связываться с ним не хочу. А я искал такого человека, который купит у меня «кюбельваген» да пару бочек с бензином: хотел частично освободить хранилище. Машина мне, в принципе, не нужна, да и такой запас бензина тоже, только место занимают. А это тысяча двести килограммов, на минутку. Велосипед, мотоцикл да одну бочку с бензином оставлю, и хватит. Раз я теперь разведчик и во вражеском тылу бывать придётся, трофеи обязательно будут, а у меня и места свободного нет.

Так что я хотел договориться с интендантом о том, чтобы обменять машину и бензин на тушёнку и хлеб в буханках. Консервов за время моей службы нам выдавали немало, но все рыбные, тушёнки за это время я ни разу не видел, ну, кроме своей личной. Вот куда девают?

Интендант был занят: совещание. Я сказал, что есть тема для разговора, и он попросил подождать. А когда снабженцы разошлись, пригласил меня в свой рабочий кабинет.

В тему он въехал сразу, машину заиметь был не против. Я объяснил её появление тем, что, мол, знакомые разведчики таким образом долг вернули. Насчёт тушёнки интендант посмеялся: стратегический продукт, идёт на передовую бойцам, охране моста в тылу такое не по чину. Сказал, что достанет два ящика, но это всё, что может: учёт строгий. Обещал также хлеба двести буханок, даже горячего ещё, два пятикилограммовых пакета со смесью сухофруктов для компота и три килограмма чёрного душистого чая – он идёт для старшего командного состава. Это всё, что я смог выбить у прожжённого торгаша.

Дальше по Ильфу и Петрову: сначала деньги, потом – стулья. Рассказал интенданту о генерале, что с наградой меня кинул, и он решил рискнуть. В общем, получил я, что хотел. Буханки убирал в вещмешки прямо на хлебопекарне – горячие, пальцы обжигали. По двадцать штук в вещмешок, а потом – в хранилище.

А чуть позже на окраине леса я передал интенданту машину и обе бочки. Одна чуть початая, там сто восемьдесят литров, другая полная. Бочки по доскам загрузили на повозку, а на машине интендант сам уехал. Я так понял, себе оставлять он её не станет, куда-то в тыл отправит. Ему явно было куда её пристроить с большой выгодой для себя, уж слишком довольным был.

На шестой день с того момента, как я принял разведвзвод, был построен полк, почти полторы тысячи личного состава, и комполка взял слово:

– Товарищи бойцы и командиры. Я знаю, что о лейтенанте Одинцове ходят определённые слухи. Предлагаю лейтенанту опровергнуть их. Сам он не раз заявлял, что, если захочет, даже немецкого генерала украдёт. Так пусть докажет делом, что он может, что он не брехун, а настоящий разведчик.

Я смотрел на майора, и пазл складывался. Вот скотина, какую комбинацию разыграл. И ведь ничего не сделаешь, всё решено за меня. Если я откажусь, мой авторитет окончательно ухнет вниз, и я не только по полку прославлюсь как трус, но и по фронту. Но это меня не волновало, волновало меня другое – последствия всего этого. Хотя выбора у меня уже не было, ловушка сработала. Подстава была капитальная.

А комполка нарвался. Знаете, есть черта, которую не стоит пересекать, а он пересёк. Когда-то я был убийцей, я и здесь научился убивать, хорошо научился. И разницы между немцами и этим майором, командиром полка ополчения, я не видел никакой: что те враги, что этот. Ладно, сейчас он забил в мои ворота, но ответка не заставит себя ждать. Будет немецкий генерал, ещё как будет, а вот потом уже пообщаемся. И вряд ли комполка переживёт нашу следующую встречу. Да и на передовой пули в разные стороны летают, бывает, и из нашего тыла долетают.

Это я, конечно, пока просто злобствую, мне пар выпустить надо, но насчёт майора не шучу. Просто пристрелить – это слишком очевидно, умные люди могут и на меня подумать. У нас особист в полку появился, не дурак, может и понять. Тот, похоже, по мою душу: второй день уже ходит, вижу часто. Кстати, в полку должен быть начальник разведки, мой непосредственный командир, но пока такой командир к месту службы не явился, хотя кого-то назначили.

Я задал всего один вопрос:

– Сколько у меня времени?

– Пяти дней хватит? – спросил комполка.

– С запасом, – ответил я.

Мой взвод стоял недалеко от трибуны с командованием полка. Я повернулся к старшине и сказал:

– Ведите взвод в расположение. Дальше всё по расписанию. Как вернусь, доложитесь о результатах.

Развернувшись и даже взмахнув полами шинели, я энергичным шагом направился прочь. Меня никто не остановил. Подразделения, стараясь отбить шаг, расходились по своим местам дислокации. Вообще, по-хорошему надо бы в штаб вернуться, оформить бумаги на своё отсутствие, получить приказ, командировочные. Но видеть эти рожи было выше моих сил, мог ведь и не сдержаться да начистить парочку.

Я дошёл до окраин, потом добрался до рощи, переоделся в гражданское – пальто, шляпа, – и на велосипеде покатил в сторону передовой. Тут до Тулы (передовая за ней) не так и далеко. Понятно, что на велосипеде далеко не уедешь, поэтому я двигался рядом с железнодорожным полотном. Нашёл место, где крутой поворот вынуждает поезда притормаживать, и вскоре забрался на площадку грузового состава. Тут не я один был, состав не военный, охраны нет. Похоже, порожняком шёл, что было немыслимо. К передовой – и порожняком? Нет, что-то везли, но неизвестно что, теплушки закрыты.

Около Тулы я, спрыгнув, покинул состав, ловко перекатился на склоне, гася скорость. Поднялся на ноги, отряхнул пальто – блин, почти новое, я его так мигом уделаю. Потом достал мотоцикл и по полевой дороге, объезжая лужи, покатил в объезд города: показываться патрулям точно не стоит. Сегодня двадцатое октября, немцы на подходе к городу. Уже темнело, можно и ускориться.

Убрав мотоцикл, я переоделся в своё. Не в форму командира, а в красноармейское: ватные зелёные штаны, телогрейку и шапку-ушанку. Разгрузку сверху, автомат на бок – и побежал. Я уже месяц активно бегаю, нарабатывая выносливость: сначала у моста, теперь с разведчиками.

Дважды поднимал дрон, поглядывал, что вокруг, потом полчаса отдыхал, заодно зарядил батареи дрона и планшета. Поначалу видел наши войска: копали укрепления, даже ночью шли работы. Потом засёк вдали, похоже, немцев: характерные силуэты их машин. Стояли в деревне на ночёвке. Но предпринимать что-либо было уже поздно: светало.

На днёвку я устроился в разбитой авиацией бане на окраине наполовину уничтоженного села. Тут кого-то долго бомбили, и баня была в таком состоянии, что вряд ли способна вызвать у кого-то интерес. На чердаке я расстелил пенку, потом спальник, скинул верхнюю форму, устроился и быстро уснул, усталость взяла своё.

А вообще, эти шесть дней на новой службе прошли для меня вполне неплохо. Если бы не травля, была бы вообще лафа. Хозяйка квартиры, она же директор магазина, статная молодящаяся женщина лет сорока (для моего ментального возраста, считай, девчонка), оказалась очень страстной женщиной. Я не знаю, был ли Герман девственником, подозреваю, что так и есть, но все эти пять ночей (в первый день мы присматривались друг к другу), я провёл в постели хозяйки, в своей не ночевал.

У меня в комнате остался вещмешок с личными вещами, а также патефон: я слушал музыку, да и хозяйка им пользовалась, свой у неё был, да сломан, а починить всё времени найти не могла. Когда вернусь с генералом, верну все вещи в хранилище. Сейчас у меня в нём тонна свободного места, остальное занято тем, что я получил у интенданта в обмен на машину, и что наготовила моя хозяйка.

Я побывал на рынке Подольска, где закупил три десятка новеньких вёдер, двенадцать из них эмалированные. Больше достать не смог: дефицитный товар. Так вот, я приносил хозяйке продукты, и она готовила. Я сказал, что это на мой взвод, а сам прибирал готовое в хранилище. Та пять дней плотно этим занималась, даже на работу редко ходила: всё же директор, просто проверяла подчинённых. Готовила же она просто замечательно. Приготовленное разливала в отмытые эмалированные вёдра объёмом пятнадцать литров – мне такого размера достались.

Так вот, в первом был борщ, во втором – щи с мозговой костью, в третьем и четвёртом – домашняя лапша с курицей, в пятом и шестом – гороховый суп с копчёностями. В седьмом была молочная манная каша, в восьмом и девятом – молочная рисовая каша. В десятом – картофельное пюре, в одиннадцатом – гуляш, в двенадцатом – котлетки из свинины и говядины. Обычные жестяные вёдра тоже заполнили: четыре – компотом, два – киселём, два – шиповником, а пять – чаем. Остальное я и сам сделаю: макароны отварить, воду для чая вскипятить. На рынке ещё немного вкусностей закупил. В общем, запас горячих блюд и хлеба сделал на пару лет точно. Причём это всё для меня, делиться с кем-либо не собираюсь, разве что в самой крайней нужде.

Причём в тот день, когда я покинул Подольск, хозяйка квартиры готовила холодец. Я ей два тазика выдал: один, эмалированный, сам купил, второй – из Владимира-Волынского. Остатки холодца, что в нём были, как ни экономил, подходили к концу, я убрал их в солдатский котелок, а тазик – хозяйке. Надеюсь вернуться и забрать готовое, обидно будет, если потеряю.

Когда я проснулся, вокруг было тихо, только в отдалении звучала канонада, и довольно мощная. Одевшись, я сделал зарядку, умылся да поел рисовой каши, запас молока был. Потом чаю попил с бутербродом – кусок хлеба с окороком. Хороший и сытный завтрак.