Текст книги ""Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"
Автор книги: Владимир Поселягин
Соавторы: Александр Лукьянов,Владимир Журавлев,Станислав Лабунский,Александр Тихонов,Ирина Гостева,Владимир Атомный,Михаил Белозёров
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 142 (всего у книги 341 страниц)
Он любил напевать детский стишок:
Мы не будем долго пить -
Будем денюшку копить.
Мы накопим рублей пять -
Выпьем водочки опять.
Мы опять не будем пить -
Будем денюшку копить...
Ну и так далее – до бесконечности. Из-за этого на трезвую мы с ним обычно долго пререкались, потому что Березин таким странным образом отстаивал право на свободу слова.
– Пошли сюда! – приказал Виктор Ханыков, перелезая через горы земли. – Здорово наши влупили?!
– Здорово... – вяло согласился я. – А мне еще говорили о гуманности власти... – вернулся я к своим баранам, полагая, что после увиденного душа сыщика размякнет.
– Ха... – с презрением отозвался Виктор Ханыков, ступая на Кронверкский мост.
Несомненно, он хотел сказать, что я зря надеюсь.
– Ты бы лучше подумал, что следователю расскажешь!
Мне осталось только вздохнуть. Действительно, все складывалось против меня: бабон с Кагалмой, комиссар со своим понедельником, мои статьи с намеками на войну в астросами... Но это были только цветочки. Дальнейшие события показали, что я не знал и половины того, что происходило на самом деле.
Не успели мы добраться до середины моста, как неожиданно со стороны протоки вынырнул злополучный "гирвас" с мордатым комиссаром Ё-моё и Сорок пятым юмоном. Наверное, "гирвас" где-то прятался, пережидая заварушку.
Собственно, деваться было некуда. Мы бросились что есть силы в сторону парка, чтобы было глупее глупого, потому что мост был длинным, как аэродромное поле.
Почему Виктор Ханыков со всей решительностью и смелостью не выстрелил, я так и не понял. Да и сам я сплоховал – надо было прыгнуть в воду, что ли. Хотя, я думаю, и это было бесполезно.
На этот раз глушитель мыслей сработал неотвратимо, как гильотина. Дело в том, что мы с Виктором Ханыковым окончательно протрезвели.
Прежде чем я почувствовал запах фиалок и потерял сознание, раздался восторженный вопль:
– Попались, голубчики, ё-моё!..
Глава 4.
Тайна понедельника
Мы застряли в прошлом, как не знаю, в чем. В общем, влипли. И я решил, что это на всю оставшуюся жизнь. Но вначале очнулись за старой танцплощадкой. Слава богу, обошлось без расслабления гладкой мускулатуры, иначе бы пришлось отмокать в Неве-Москва-реке. Было уже совсем темно, и где-то что-то горело. Комиссар Ё-моё расхаживал в раскорячку, важно поскрипывая портупеей. В его глазах отражалось пламя далеких пожаров, а на боку топорщилась кобура с пистолетом.
Я как бы ненароком огляделся в поискал нибелунши. Куда его дел Виктор Ханыков? Хоть убей, не мог вспомнить. У меня был какой-то провал в памяти – немудрено после воздействия нейтрализатора, то есть глушителя мыслей. Ханыков сидел, обнимая березу, и был невозмутим подобно скале, профессионально, как буси, демонстрируя презрение к смерти. Нибелунши у него, конечно, отобрали и бросили в траву рядом с "гирвасом".
– Сынок, – укорил комиссар, обращаясь ко мне, – зачем ты от меня бегаешь? Ё-моё.
– Уже не бегаю, – успокоил я его, дергая левую руку, к которой был пристегнут Сорок пятый.
Оказывается, вот еще почему на моей руке был характерный след от наручника. Значит, я один раз уже был в их руках. Осталось узнать, зачем меня кололи.
Сорок пятый по-приятельски улыбнулся. Улыбка у него была открытой и дружеской, как у полного идиота.
– Э-э-э... – укоризненно произнес я.
В ответ юмон неожиданно покраснел. Ей богу! Рожки, просвечивающие сквозь редкие, белесые волосы, порозовели, а на щеках появился румянец, заметный даже в отблесках пожаров. Неужели у Сорок пятого есть совесть? Быть того не может! Иначе бы он не был юмоном, потому что полицейским юмонам совесть не полагалась по уставу. А в другом качестве юмонов и не использовали. Недаром официально его звали Дураконом сорок пять.
– Вот что... – вздохнул я, глядя комиссару Ё-моё в лицо, – я забуду это... – я потряс наручниками, – я забуду это, – я показал на плечо, в котором была дырка от укола, – я забуду ваш дурацкий нейтрализатор, если вы нас сейчас же отпустите!
Комиссар Ё-моё насмешливо посмотрел на меня и сказал по слогам:
– Ума не приложу, как это сделать! Не-а! Сейчас мы отправимся туда, где еще не были. Ё-моё.
– Знаю я ваши дурные наклонности, – заметил я, пытаясь выиграть время.
Глядя на меня сверху вниз, комиссар загадочно произнес:
– Не-а... на этот раз это будет не Земля...
Казалось, он размышляет, осуществлять ему задуманное или нет. Но возможно также, что я наделял его большим умом, чем было на самом деле.
– А что?.. – вырвалось у меня, – есть варианты?..
– Всему свое время. Потерпи. Ё-моё.
– Никуда я с вами не поеду!
Мне было наплевать, что он задумал. Нашел Клондайк – беззастенчиво набивал свой карман, используя мою способность перемещаться во времени.
– Нехорошо, нехорошо... – многозначительно произнес комиссар Ё-моё. – Я тебе в отцы гожусь. Долг платежом красен.
– Какой долг?! – удивился я.
– Ты еще спрашиваешь! – неподдельно возмутился комиссар Ё-моё, снова останавливаясь прямо надо мной.
– Спрашиваю, потому что чего-то не понимаю.
– Мне тебя продали на ходку в бабон! – радостно сообщил комиссар Ё-моё.
Видать, это ему дорого вышло, потому что он сильно важничал.
– Продали?! – удивился я, выказывая презрение ко всему комиссаровскому роду. – Кто?
– Твои дружки!
– Свисти, папаша, дальше, – я отвернулся.
Я не обязан был ему верить. На Леху, конечно, нельзя было полагаться на все сто, но такого свинства я от него не ожидал.
– Не веришь? – ехидно спросил комиссар Ё-моё и посмотрел на своего раба, словно призывая в свидетели.
Формально, конечно, юмоны имели такой же статус, как и все марсиане, но это, что называется, декларировалось лишь на бумаге, потому что с моралью у юмонов как раз было не все в порядке.
– Не верю, – подтвердил я и тоже посмотрел на Сорок пятого.
Сорок пятый приосанился, сделал идиотское лицо и попытался развести руками в знак того, что так оно и есть и по-другому не будет. Он дергал мою левую руку, в которой был пристегнут, улыбался, как провинившийся Леха Круглов, и пускал слюни.
– Хозяин... – произнес он фальцетом, по-собачьи глядя на комиссара Ё-моё.
– Все равно! – уперся я.
– А придется поверить! – заявил комиссар Ё-моё.
– С какой стати? – возмутился я.
– А с той, что куда сегодня Леха бегал? А? – он ехидно улыбнулся.
– Известно куда... – растерялся я, – в редакцию...
– Это он тебе сказал, что в редакцию, а сам на Гороховой в банк завернул. Ё-моё!
– Зачем? – глупо осведомился я.
Хотя зачем еще ходят в банк? Викентий, не будь наивным! Друзья и жены тоже предают. Самыми надежными оказываются только собаки.
– ...Чтобы положить на свой счет кругленькую сумму... Ё-моё...
Он торжествовал. Плавился от удовольствия – кто-то оказался подлее его самого.
– Иди, папаша, – сказал я ему, – по ночам я не подаю.
– А зря! – в сердцах воскликнул комиссар Ё-моё. – Потому что теперь ты мой еще на сутки, ё-моё.
– Стоп-стоп! – поднял я правую руку, на которой не было наручника. – Кажется, один раз я с тобой куда-то уже перемещался?!
– Ну перемещался, ну и что?! – раздул ноздри комиссар Ё-моё. – Мне это стоило лишней седины! Ё-моё! – Он наклонил голову, которая посеребрилась от времени.
Но почему-то это не убеждало. Я пожал плечами. Казалось, он меня в чем-то укорял. Даже легкомысленный юмон, которому надоел наш разговор, проснулся и с неподдельным возмущением посмотрел на меня.
– Второй раз не перемещусь! – заверил я.
– Обсуждение этого вопроса является предательством! – заявил комиссар Ё-моё.
– Предательством?! – удивился я.
– Почти, – уточнил он.
– Ну... и как мы тогда должны разговаривать? С помощью жестов?
– Не усложняй себе жизнь, сынок, – предупредил комиссар. – Ведь ты даже не знаешь, во что вляпался.
– Во что же?
– В дерьмо – по самые уши!
– Что-то не заметил, – отозвался я.
– Уж поверь моей осведомленности, – заверил он.
– Это почему? – спросил я.
– Потому что ты стрелял в федералов.
– Я?! Я даже не видел их!
– А я?! – возмутился он.
– Вы федерал?
Тогда он сунул мне под нос документ, из которого явствовало, что комиссар Ё-моё является супер-пуперагентом метаполиции и наделен полномочиями ВПР – внесудебного принятия решений. Это уже было серьезно. Одно дело – начальник полиции в заштатном северном городке, а другое – столичный тайный сыск.
– Понял? Ты целился в нас?
Сорок пятый даже приосанился. Видать, он гордился своим хозяином и тем, как он ловко завернул разговор.
– Да... – склонился я под тяжестью обвинения. – Не скрываю, но ведь не выстрелил!
– Время сейчас военное. Кто будет разбираться, – сухо заметил комиссар Ё-моё.
Мне друг показалось, что разговор попахивал хорошо режиссированной сценой, что вдруг комиссар Ё-моё засмеется, засмеется и Ханыков, пристегнутый к березе, засмеется и юмон – раб комиссара Ё-моё. Все окажется шуткой. Мы обнимемся и выпьем водки, которая наверняка есть у комиссара Ё-моё в заначке, и ко всеобщему удовольствию разъедемся по домам.
– Целился, – признался я, – но не выстрелил. Я же не знал, кто вы.
– Я тебе кричал?
– Ну в общем да, что-то такое...
– Вот видишь. Даже свидетели есть.
– Кто? – удивился я.
– Неважно... – ответил комиссар Ё-моё.
Но по тому, как невольно дернулся Сорок пятый, я понял, что свидетелем является именно он.
– Да вот хотя бы Ханыков... – словно впервые заметив пожарника, кивнул комиссар Ё-моё.
– Никакой я не свидетель, – подал голос Виктор Ханыков.
– Ну неважно, – тут же согласился комиссар Ё-моё, – хотя по роду службы ты обязан.
– Обязан? – спросил я.
– Обязан... – скорчился под березой Виктор Ханыков.
– Не буди во мне зверя – поехали! А?!
– Но почему?! – все еще упорствовал я.
Знаете, что заявил он мне в сердцах:
– Ты моя страховка! Ё-моё!
– Страховка?! – возмутился я.
– Страховка, – подтвердил он, глядя на меня сверху вниз.
Мне вдруг стало все равно: всю жизнь меня предавали – разве можно так жить! Черная полоса невезения. Даже любимая девушка – и та заперлась в подвале!
– Ну и что?! – крикнул я в отчаянии.
– Ладно. – Мне показалось, что комиссар Ё-моё меня понял. – В первый раз не вышло... – нехотя признался комиссар Ё-моё и посмотрел куда-то за реку, где на темном фоне города иногда вспыхивали рубиновые вспышки взрывов и через секунду доносился звук.
– Чего не вышло? – спросил я наивно.
– Какая тебе разница... Не вышло, и все! Не отработал ты деньги! Не отработал! Так что останавливаться мне не резон. Понял?
Я что-то начал припоминать. Кажется, это было банальное ограбление банка, но с оригинальной концовкой. Даже кого-то убили. Черт! Теперь я замешан в преступлении. Этого только не хватало! Вот почему меня разыскивала группа "кальпа" и наверняка – метаполиция всего мира!
– Ну положим, у вас что-то получится, а след?! След!!! Как от него избавиться?!
– Это не твоя забота!
– Ограбить банк – это не тряхнуть дорожный автомат! – горячо возразил я.
– Не банк... – с тихой грустью усмехнулся комиссар Ё-моё и замолчал.
Похоже, он не хотел мне рассказывать больше того, что я помнил и понимал. И вообще, все его тайные метаполицейские делишки, в которых никто, ничего не должен разбираться.
– Инкассаторскую машину... – я так подскочил, что дремлющий юмон испугался. – Еще хуже!
– Это почему?! – удивился комиссар Ё-моё.
– Потому что убитых много!
– Ты и это помнишь?! – с досадой удивился он. – Ё-моё!
И я понял, что свалял дурака. Надо было, конечно, держать язык за зубами. А теперь я не только участник, но и свидетель преступления, и надобность во мне рано или поздно отпадет – как только мы вернемся на Марс после очередного грабежа. Неизвестно, что задумал комиссар Ё-моё. Может, он посадит меня в клетку и будет кормить собачьими консервами, а потом вздумает ограбить банк на Европе – спутнике Юпитера, где во льду строились принципиально новые города. Остается только подождать, когда в них свершатся новые преступления века.
Теперь я вспомнил кусок побольше.
Еще в Кагалме комиссар Ё-моё заявил, что банки грабят одни дураки – хлопотно: стены, охрана, сигнализация. Опять же полиция на хвосте. А ограбить инкассаторскую машину пара пустяков – денежки сами вынесут и даже положат в машину. Главное, появиться в нужном месте, в нужное время. И повод удачный – бабон – петля времени – как раз соответствует периоду ограбления века. Иными словами, дорожка в прошлое была протоптана. Но не только комиссаром Ё-моё! Можно было подумать, что он один такой умный. Помню, как он по-детски радовался:
– Четверть миллиарда рублей! С такими деньгами даже в аду не пропадешь! Ё-моё!
Как известно, самый черный юмор – английский, хотя земной Англии уже не существовало, а на Марсе о ней забыли. Так вот, по-моему, у комиссара Ё-моё было плохо даже с английским юмором, потому что, несмотря на то, что о виртуальном преступлении никто ничего не мог вспомнить, кроме официальной версии, – в скалярном поле частиц, независимо – в прошлом, в настоящем или в будущем – всегда оставался след. Дело было только за малым – все решали настойчивость и профессионализм метаполиции и их детекторы. Не спасали даже пресловутые три процента, которые назывались "висяком" или "глухарем". Еще никому не удавалось целенаправленно попасть в "висяк". "Висяк" носил случайный характер. Его природу никто не знал.
После того, как Сорок пятый ранил меня в ногу, комиссар Ё-моё взялся делать перевязку. Убивать меня, конечно, никто не собирался. Просто огромный черный пистолет с вычурной скобой спутал все карты – даже Леха напился, чтобы ему было не так стыдно.
Вначале меня потащили к выходу из подземелья. Где в этот момент были Леха Круглов и Рем Понтегера, я не имел ни малейшего понятия. Но уже до того, как мне задрали штанину, рана на ноге благополучно закрылась: мы увидели, что кожа на глазах затянулась, а последняя дробинка вывалилась на пол. У комиссара Ё-моё глаза стали квадратными, а юмон ничего не понял. Честно говоря, я и сам был удивлен не меньше комиссара. Никогда не предполагал, что мое тело обладает такими свойствами.
– Ну и чудненько! – обрадовался комиссар Ё-моё. – Одной проблемой меньше!
Пока я с удивлением рассматривал и поглаживал ногу, он смотался куда-то и вернулся со шприцом в руках. Он ввел мне специальное вещество из класса медиаторов – карментон (вот откуда у меня след от укола), который приводил к нейтронной атаке – эффекту, связанному с изменением числа нейтронов и связей между ними. Особенно активизируется деятельность тех участков мозга, которые развиты у данного индивидуума. Хотя при этом возникал побочный эффект – помрачнение сознания и повышение внушаемости. В случае со мной усиливалась моя способность к спонтанному перемещению во времени. Чем комиссар Ё-моё и воспользовался. Ему оставалось только заказать дату, в которую надо было переместиться. И главное – куда.
А заказал он ни много ни мало: десятое ноября 2112 года и Ассигнационный банк: в этот день двенадцать грабителей подорвали инкассаторскую машину на Садовой. Точнее, на выезде из Банковского тупика, а за одно уничтожили шесть полицейских машин. Об этом целый год трубили газеты всей России, пока иные громкие дела не оттеснили преступление века на последние страницы. И все равно, нет-нет да кто-то из пишущей братии вспоминал о дерзком ограблении. Дело в том, что, хотя всех двенадцать преступников положили часа через два где-то в районе морского порта, а денег так и не нашли. Отсюда делался вывод: либо был как минимум тринадцатый соучастник, либо бандиты успели перегрузить деньги на подводную лодку или даже на базу астросов, хотя об астросах и черных ангелах тогда толком никто ничего не знал.
Таким образом, реальное ограбление произошло еще до моей ссылки на Землю. А виртуальное – вчера, то есть в пресловутый понедельник. Расчет комиссара Ё-моё был правильным: пока метаполиция разберется, что к чему, пока выйдет на след, еще эта заварушка с базой черных ангелов и каменами. Все складывалось как нельзя лучше.
Однако при самом удачном раскладе у меня не больше двух-трех дней, если только комиссар Ё-моё оставит меня в живых, если камены не захватят власть, если черные ангелы не помогут им, если астросы не угробят планету вместе со всеми ее обитателями.
Реальное ограбление произошло в 12:33 по московскому. Виртуальное – на две минуты раньше.
Последующие события я помнил фрагментарно. Вначале мы очутились в Банковском тупике. Место было узкое и опасное: напротив охрана, сбоку охрана, спереди ворота, а позади стена.
Комиссар Ё-моё рассуждал: "Все равно инкассаторы смертники. Не мы, так двенадцать бандитов!"
Требовалось сработать в течение одной минуты. Захватить машину и выгнать ее через Мучной переулок на Казанскую улицу.
Такова была вкратце идея комиссара Ё-моё. Что и говорить, я был от нее не в восторге. Хотя мое дело телячье – во-первых, моего мнения никто не спрашивал, а во-вторых, я пребывал под своеобразным наркозом и ничего не соображал. Правда, это надо было еще доказать в метаполиции. А у них, как и во всякой карательной службе, разговор был коротким – вначале бить, а потом беседовать. Вот почему Леха и Рем Понтегера боялись ее до потери сознания. Я так думаю!
Комиссар Ё-моё был вооружен пистолетом, а юмон – ручным гранатомет с огромным, как бочонок, барабаном. Я же был просто билетом в обратную сторону. И хотя я более менее сносно держался на ногах, комиссар прежде чем выстрелить, заботливо прислонил меня к фонарному столбу таким образом, чтобы я обхватил его руками и мне было удобно.
Мы появились в тот момент, когда инкассатор выносил из Ассигнационного банка последний два мешка с деньгами. Руки его были заняты. Второй инкассатора с автоматом страховал его, хотя страховать-то, собственно, было нечего: двор внутренний, охраны полно, сверху матовый купол, снизу три метра железобетона и ни одного канализационного люка, а только узкие сливные отверстия, в которые проскользнет разве что крыса.
Первым делом Сорок пятый выпустил очередь в того, кто нес мешки. Граната даже не взорвалась. Она пробила инкассатора вместе с его бронежилетом и влетела в дверь банка. "Бум-бум-бум!!!" Внутри три раза бабахнуло, три раза грохнуло, и от охранного помещения остались одни воспоминания. Одновременно комиссар Ё-моё убил инкассатора с автоматом и побежал к водителю.
Не отрывая пальца от спускового крючка, Сорок пятый юмон разнес пост охраны со стороны Москательного переулка. "Бум-бум-бум!!! Бум-бум-бум!!! Бум-бум-бум!!!" – дергался в его руках гранатомет. Затем с невозмутимым видом – дежурку на Садовой. "Бум-бум-бум!!!" Во все стороны летели стекла и куски фасада. Затем: "Бум-бум-бум!!!" – все окна на втором этаже с обеих сторон тупика, не говоря уже о первом, от которого не оставил камня на камне. Удивительно, как еще банк не рухнул.
Осталось только забросить в кузов два окровавленных мешка, которые не донес бедолага инкассатор, и втолкнуть туда же меня – полусонного и беспомощного, как сомнамбул. Одно я успел заметить – все выходы из Банковского тупика блокируются автостопами – кто-то из охраны успел нажать кнопку. Все, кроме Москательного переулка. Туда мы и вырвались, несколько раз задев за стены тупика. Подбросило так, что я едва не лишился зубов. Барахтаясь между мешками, я слышал, как работает ручной гранатомет Сорок пятого. Не жалея гранат, он прокладывал дорогу к отступлению.
От тряски и ударов я на какое-то мгновение пришел в себя и выглянул в окно. Инкассаторская машина, виляя задом, мчалась по Казанской, потом резко свернула в проходные дворы. Редкие прохожие едва уносили ноги.
Дальнейшее я помню смутно: где-то в каких-то грязных дворах меня выволакивали вместе с мешками, ставили в угол. Я, как зомби, стоял, отирая стены. Потом снова грузили самым беспардонным образом – за руки, за ноги – что происходило не менее трех раз. Теперь я догадываюсь, что комиссар Ё-моё, заметал следы, сжигая машины. Наконец мы очутились в лесу.
Задняя дверь открылась, и я инстинктивно заслонился от яркого света, потому что последний участок дороги спал сном младенца.
– Выходи! – скомандовал комиссар Ё-моё.
Сорок пятый помог мне выползти из машины, и я уселся тут же, прислонившись в заднему колесу. Мне было глубоко наплевать, что происходит вокруг. Я был травкой, цветочком, гусеницей. Колени мои сделались мокрыми от воды, которой было пропитано все окрест в этом привычном мире, где гигантские хвощи и папоротники тянулись к свету под огромными болотными пальмами и фикусами. Вдруг я заметил в центре поляны укрытый ветками красный комиссарский аэромобиль марки "яуза". Ну да, удивился я, что это еще может быть, мы же на нем прибыли!
Комиссар Ё-моё и Сорок пятый быстро перегрузили в "яузу" деньги. Комиссар беспардонно подхватил меня и поволок в аэромобиль. Дело было сделано, надо было убираться. Мне должны были шепнуть дату, врезать для острастки по голове – и мы снова дома.
– Не подведи меня, дружок. Не подведи! Давай! Давай... Ё-моё... – твердил комиссар Ё-моё, заботливо, как няня, помогая мне переставлять ноги.
В его голосе слышались отеческие нотки. Еще бы, злорадно думал я, застрять в прошлом с кучей денег и с руками по локоть в крови!
Я не отказывался перемещаться. Я не отказывался помогать. Я смутно соображал, что надо уносить ноги. Мне самому хотелось попасть домой и выспаться на любимом диване. К тому же меня ждали: Катажина Фигура и мой любимы пес – Росс. И еще я хотел расквитаться с Лехой и Ремом Понтегера. Чувство мести оказывало на меня благостное воздействие: пребывая в сумеречном состоянии, я строил различные планы и обдумывал тактические ходы. Уж я бы сделал Лехе и Рему Понтегера козью морду, уж я бы их не пожалел!
И тут произошло то, что должно было произойти в наш технически просвещенный век – появились еще одни грабители, которые решили снять сливки.
Я впервые видел таких гуманоидов. Во-первых, на них не было одежды, но они не были и голыми, во-вторых, если бы я одетыми встретил их в городе, то не отличил бы от нас – землян, но может быть, чуть-чуть раскосые, как китайцы, и узколицые, как европейцы. Очень-очень странное сочетание – воплощение ночных кошмаров землянина. Но этот кошмар был наяву.
Они появились из петербургской болотной дымки, как привидения. И когда я огляделся, то увидел, что они стоят и там, и здесь, и позади, и по сторонам – молчаливые, серьезные и угрожающие.
Комиссар Ё-моё так испугался, что тотчас отпустил меня, и я преспокойно плюхнулся на землю. Должно быть, комиссар Ё-моё знал или догадывался, с кем столкнулся, потому что даже не притронулся к своей пушке. Испугался даже его раб – Сорок пятый юмон. Расчудесный ручным гранатомет он тут же запихнул в кусты и поднял руки, демонстрируя такую же покорность, как и тогда на севере передо моей и Лехой.
Один я пялился на цекулов, как баран на новые ворота – гуманоиды – они есть гуманоиды – хоть в России, хоть в Африке. Подумаешь! Еще на Земле я краем уха слышал о них. Они были врагами астросов, и однажды мы с Лехой наблюдали, как астросы сбили их корабль, а жители Санкт-Петербурга приняли происходящее за необычайно красочный салют.
Но одно дело знать, а другое дело видеть. Ходило множество слухов о том, что человекообразные гуманоиды – цекулы, живут среди нас. Правда, никто никогда их не видел и ничего доказать не мог – даже самые пронырливые газетчики. Цекулы были мифом. Сказкой. Мечтой человечества с кем-то подружиться. Ибо они были похожи на нас, как две капли воды, и все же были другими – должно быть, на генном уровне.
Между тем, цекулы не спеша выгрузили мешки с деньгами и унесли их в лес. Потом наступила странная пауза. Несомненно, они уже решили судьбу пленников.
Подошли двое. В руках у них ничего не было. Но как ни странно, я чувствовал, что они вооружены.
Тот, который был к нам ближе, сделал странный жест. Я оглянулся – беззвучно, как в немом кино, машина, на которой мы прибыли, выворачивалась наизнанку, вернее – сворачивалась в саму себя, в бурлящий ком – калачарку. В центре взрыва, который и взрывом нельзя было назвать, вначале пропали перед и зад машины, затем колеса мелькнули, как четыре сажевые дуги, и наконец дверцы сложились подобно гармошке. После этого последовала вспышка света, взрыв, и все, что до этого было пятитонным вездеходом, выплеснулось, разорванное на миллионы, миллиарды частиц и унеслось с бешенной скоростью в сторону болота.
В воздухе, нагоняя тоску, долго кружились листья пальм, фикусов, мох, трава и другие болотные растения.
Комиссар Ё-моё долго крестился, словно увидел чудо. Его щечки трепетали. Юмон как всегда ничего не понял, но испугался еще больше. Я же подумал, что это чоппер. Самый настоящий. Самый мощный. Мощнее нибелунши. Даже черные ангелы не владели им, хотя умели убивать без оружия. Это была энергия в чистом виде, которой можно было сделать все: вскипятить воду и сбить армейский "титан", провести операцию и раскрошить полмира.
Откуда у меня появились эти знания, я не знал. Они просто возникли в голове, подобно чужим мыслям.
Комиссар Ё-моё и Сорок пятый вцепились в меня, словно кредиторы. Комиссар покрылся капельками пота, а Сорок пятый дрожал, как осиновый лист.
– Не надо... не надо... – заикаясь, лепетал комиссар Ё-моё. – Забирайте все-все! Мы никому-никому не скажем!.. Мы уедем! Мы спрячемся. Мы пропадем!!!
От страха он забыл свою обычную присказку – ё-моё.
Я хорошо знал, что когда решение отдается на откуп простым солдатам, то дело дрянь, потому что солдат учат убивать, а не думать. Но эти цекулы оказались не простыми солдатами.
– Молчат только мертвые... – равнодушно, как палач, произнес лысый цекул постарше и поднял руку.
Вдруг он замер, уставившись на меня.
Комиссар Ё-моё опомнился и зашептал мне в ухо:
– Выноси, родимый, выноси!!! – он еще на что-то надеялся.
Все пропало. Я приготовился к смерти и закрыл глаза.
– Это ты? – спросил лысый цекул.
Я открыл глаза и с удивлением посмотрел на цекула, мало что соображая.
– Это он!... – быстро нашелся комиссар Ё-моё. – Это он! Все придумал и спланировал... Забирайте его! Забирайте... а меня отпустите домой... Пожалуйста... Я больше не буду... – Он плюхнулся на колени во влажный земной мох и, размазывая грязь и слезы по толстым щекам, завыл: – Ой!!! Ой!!! Я не виноват... Я не виноват... Я жертва обстоятельств...
Сгоряча комиссар Ё-моё забыл, что не может самостоятельно вернуться в реальный мир. Значило ли это, что он решил остаться в прошлом? Впрочем, выбора у него не было. В лучшем случае его ждали рудничные работы где-нибудь на вновь осваиваемых планетах. Например, в городах Европы, куда собирали осужденных изо всех тюрем Земли и Марса. Условия там были самые расчудесные, и оттуда никто не возвращался. Жестокие холода до минус ста восьмидесяти градусов убивали даже самых выносливый людей. Правда, говорят, что там же в океанах сплошной химосинтез и самые умные твари во всей солнечной системе, но разве это могло послужить утешением. В лучшем случае комиссар Ё-моё мог протянуть не дольше трех земных месяцев. В худшем – его могли прилюдно повесить на Земле, а труп бросить в петербургские болота, чтобы через две тысячи лет потомки нашли его и долго гадали, как он здесь оказался, и главное – почему.
– Молчи! – приказал цекул, и комиссар Ё-моё замер, как парализованный, прижимая руки в заплаканному лицу. Кажется, он даже обмочился.
Замер и Сорок пятый юмон. Он прекратился в каменную бабу. У него вообще был понижен эмоциональный уровень. Даже рот с хлыстовскими клыками забыл закрыть, и слюна, собираясь в углах рта, стекала на подбородок.
– Что ты здесь делаешь? – спросил лысый цекул.
– Участвую в ограблении, – с трудом разомкнув губы, я безропотно выдал секрет полишинеля.
– А кто ты?
– Журналист... – я попытался отцепиться от Сорок пятого, который повис на мне, как вялый уд.
Цекул недоверчиво покачал головой и вдруг улыбнулся:
– Нет, ты наш...
– Человек, – возразил я, борясь с железной хваткой Сорок пятого юмона.
Мне почему-то сильно не хотелось быль никем, кроме как человеком.
– Ты наш, – убежденно произнес цекул. – Ты просто этого не знаешь.
– Я человек... – растерянно повторил я.
– Мы тоже люди, – терпеливо произнес цекул. – Но немножко, совсем чуть-чуть, капельку другие.
– Вы те, кого похищают?
– Мы их потомки, – он показал пальцем на небо. – Вон оттуда...
Наконец я, разомкнул руки юмона, которыми он сдавил мне шею, и, массируя ее, посмотрел на ватное земное небо. Вот-вот должен был пролиться очередной дождик. Трудно было поверить, что цекулы – это земляне, которые живут на других планетах и которые так могущественны, что могут тягаться с астросами. Хотя в журналистских кругах ходила информация, что цекулы ежегодно похищают пять-шесть миллионов землян.
– Из Альфа Центавра? – почему-то спросил я.
– Из Альфа... – усмехнувшись, согласился цекул, а потом добавил: – С планеты номер 3054 по земной классификации.
Я пожал плечами, давая понять, что не в курсе дела.
В этот момент юмон потерял равновесие и плюхнулся в грязь, но даже и тогда не пришел в себя.
– Но неважно... – сказал цекул.
Я понял, что история долгая, может быть, не в подобной ситуации, а за бутылкой водки – он бы открыл мне душу, и я бы все понял. Впрочем, я понял и так: где-то на уровне подсознания, что он не будет никого убивать.
– Отпусти нас... – попросил я.
– Да... да... конечно... – тут же согласился он и, как показалось мне, с облегчением. – Странно, что у тебя нет син-кай... А может быть, и хорошо... – рассудил он, – безопасней...
– Что такое син-кай? – спросил я.
– Нашего отличительного знака, по которому мы идентифицируем своих и следим за ними.
– А... – согласился я, хотя мне, в общем-то, было все равно, правда, как журналист я должен был соответствующим образом среагировать, но я не среагировал, потому что еще не отдавал себе в полной мере отчета, что происходит.
– Значит ты подкидыш... – рассуждал лысый цекул. – Интересно...
– Мы знали о таких, но никогда не встречали, – сказал второй цекул, который до не участвовал в разговоре.
– Тогда у тебя должен быть знак в виде родового пятна на левом бедре?!
– Да, – согласился я, хлопнув себя по соответствующему месту, – у меня есть такой знак.
Они заставили меня спустить штаны и с минуту разглядывали ногу.








