Текст книги ""Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

Соавторы: Александр Лукьянов,Владимир Журавлев,Станислав Лабунский,Александр Тихонов,Ирина Гостева,Владимир Атомный,Михаил Белозёров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 81 (всего у книги 341 страниц)

– Это ты, Каэно? – удивился человек.

– Я… я… – спокойно ответил учитель Акинобу и пошел на голос.

– Эка тебя заморозило? Ты что, в болото упал?

Прошло несколько мгновений тревожного ожидания, но она ничего не услышала и не увидела. Натабура сделал знак, и они поспешили дальше, и только тогда их догнал учитель Акинобу и пристроился за Юкой.

– Все хорошо, дочка, все хорошо… – шепнул он ей, забрал Афра и направился к Натабуре.

Открылась площадь. Пленные стояли по другую ее сторону, но из-за снегопада их не было видно, только слышались глухие удары и стоны – человек с бамбуковой палкой в очередной раз ставил кого-то на колени.

Вдруг все пропали. Язаки, за которым шла Юка, сунулся куда-то в бок и растаял в снежной пелене. Юка сбросила заплечные носилки, каса, которая не годилась для боя, и, выхватив волшебный мидзукара, который некогда принадлежал Богу Ван Чжи, отступила за ближайшее дерево и приготовилась ждать. Мидзукара точно так же хорош, как кусанаги у Натабуры, подумала Юка, легкий, острый и надежный. Сердце тревожно забилось, в коленях появилась предательская слабость. Но Юка не боялась. Все было заранее, сотни раз оговорено: вместе с Язаки они прикрывают тыл, а по мере развития событий наравне со всеми участвуют в схватке. На острие атаки – учитель Акинобу, Натабура и изредка – как сейчас – Афра, но обычно он оставался с ней.

Неожиданно раздался душераздирающий визг. Афра рвал местных собак. Вначале они приняли его за своего, потом, когда уже стало поздно, сообразили, что это медвежий тэнгу, и кинулись в разные стороны, стараясь побыстрее, а главное, подальше унести ноги, ибо, как известно, крылатые медвежьи тэнгу является проводником для всех ину в мир хонки. Местные собаки не хотели умирать. Они предпочти молча разбежаться. На поле битвы остались лишь три собачьих трупа. Одна из собак долго выла где-то на окраине деревни.

Все смолкло, и снова наступила тишина. Жители деревни даже не проснулись. Правда, кто-то из них, открыв окно, крикнул:

– Я вам!!!

Этим и ограничилось.

Снег как ни в чем не бывало продолжал тихо падать, и в его тихой, сонной размеренности крылось что-то от коварства природы, от ее равнодушия к человеку. По крайней мере, так показалось Юке. Нечто неизменное. Сущее. Неделимое. Единое и целостное, подумала она. Все равно здорово! Она вздохнула с облегчением – все прошло на редкость удачно. Теперь Натабура с учителем Акинобу перебью солдат, и все решится само собой, как решалось до этого и будет решаться впредь.

Однако позади вдруг раздались торопливые шаги. По тропинке кто-то бежал, всем весом налегая на пятки. Так передвигались только тяжело вооруженные солдаты. Юка приготовилась. Она взялась за рукоять обеими руками и замерла. Из снежной пелены выскочил человек в дорогой накидке дзимбаори, и Юка сообразила, что это не просто асигару, а лейтенант или даже капитан. Если бы она не сосредоточилась на ударе, а разглядела страшную маску 'тигра' и шлем с тремя гребнями и тремя же эмблемами мон, у нее ничего не получилось бы. К тому же она сообразила, что под дзимбаори хорошие доспехи и определить, куда вернее ударить, трудно, поэтому ударила так, чтобы просто свалить человека. Удар пришелся по коленям, хотя била она из неудобного положения – слева направо, по восходящей дуге. И по тому, как рухнул человек, поняла, что на некоторое время он исключен из схватки. Второй был одет попроще, в руках у него хищно поблескивала нагината, но он совершенно не ожидал увидеть перед собой женщину с мечом. Пауза, которую он подарил Юке, стоила ему жизни. Пронзенный в горло, он упал, захлебываясь кровью. А вот с третьим Юке пришлось повозиться. Асигару оказался маленьким, юрким, усатым и недоверчивым. И хотя она сказала, что кто-то там лежит, пьяный, что ли? – он предпочел броситься назад, и если бы Юка не догнала его, поднял бы тревогу на всю деревню. Он даже закричал, но страх сковал его горло, крик больше походил на хрип, человек умер не от меча, а от собственного страха. Юка в изумлении постояла над ним в течение полукокой, затем спохватилась и побежала назад.

В этот момент воин в дзимбаори пришел в себя. Он даже успел подняться, хотя сделал это с большим трудом. Ноги его не слушались и разъезжались в снегу. Его водило из стороны в сторону. Из-под маски текла кровь, впитываясь в снег длинными полосами. Язаки, который прятался справа от тропинки, доказал самому себе, что недаром завладел в качестве трофея тяжелым китайским мечом. Он опустил его на шею человека в доспехах, и лужа горячей крови растеклась в радиусе трех кэн.

Подбежала Юка, и Язаки очень удивленно сказал:

– Вот… – и оторопело показал на обезглавленный труп.

Отрубить голову самураю в полном вооружении можно было разве только при очень большом везении, потому что шею закрывали шейное кольцо и широкий воротник шлема. Вот он, догадался Язаки, вот он – каба-хабукадзё – Черный Знак Ада! Не ожидал я, не ожидал. Он словно проснулся от своих горестных мыслей, даже приосанился и преисполнился гордости. Не отдам, подумал он, не отдам каба-хабукадзё! Теперь мне никто не указ. Теперь я докажу, что тоже могу быть буси, то есть самураем, хотя мне больше нравится слово дзидай – так в моей стране Чу называли воинов.

Хорошо, что на самурае маска, с облегчением подумала Юка, иначе бы я не смогла ударить. Трудно убить человека, если ты видишь его глаза, подумала она, хотя я мгновение назад убила человека с нагинатой в руках. Но она старалась не вспоминать об этом.

Они не стали больше разглядывать офицера, а бросились на противоположную сторону площади, где мелькали Акинобу и Натабура. При этом Язаки решил совершить подвиг.

***

К этому времени Натабура успел освободить пленников. Но времени возиться с ними у него не было. Получив свободу, они, не узнав своего спасителя, расползлись, как червяки, не в силах шевелить членами. Это волей случая спасло повара Бугэй, потому что вслед за Акинобу явился Язаки с обнаженным мечом и безуспешно искал недавнего приятеля. Он обежал все окрест, заглянул в переулки, даже под крыльцо ближайшей хижины, желая расправится с Бугэй под шумок и таким образом решить хоть часть проблем, связанных с деньгами. Однако в этот момент повар Бугэй уже сидел среди овец в какой-то овчарне и от страха и холода клацал зубами, да так громко, что, казалось, слышно на другом конце деревни. Наконец он зарылся в преющую солому, согрелся и провалился в глубокий, нервный сон.

Акинобу ждал Натабуру, чтобы вдвоем ворваться в большой дом старосты. Прежде, когда Афра расправился с местными собаками, они сразу проникли в дом, который служил казармой, и перерезали с десяток сонных асигару, половина из которых была здорово пьяна. Правда, трое асигару оказали упорное сопротивление: двое отлично владели техникой катана, но не продержались и полкокой, потому что пали духом, увидев, что столкнулись с опытными бойцами, а третий, смуглый, как житель Сиама, оказался настолько ловок, что увернулся и от меча, и от годзуки Натабуры и с воплем, размахивая ножом танто, взлетел до потолка. Это было не хаябуса или гэндо. Это было что-то похожее на аматэ-ваза – то, что им приходилось видеть лишь на китайской границе в тибетских монастырях.

– Берегись! – крикнул учитель Акинобу и применил гэндо.

Натабура же, перемещаясь по дуге и тоже оставляя после себя двойников, успел заметить, что асигару пытается рассеивать их с учителем Акинобу внимание и силы движением кистей, что показалось Натабуре очень необычным. Кими мо, ками дзо!

Асигару же, посчитав, что последняя тень и есть настоящий противник, напал на нее. И тут же угодил на клинок Акинобу, который отступил во вторую тень. Но даже будучи смертельно раненым, асигару грыз, как зверь, железо и умер с яростным оскалом.

Натабура знал, что пятеро асигару сторожат мост, а еще двое охраняют покой старосты, капитана и кантё, которые предавались беседам и пьянству. Как всегда после гэндо, Натабура испытывал сильный упадок сил. Но надо было торопиться, шум в казарме мог разбудить деревню.

Акинобу поднялся на крыльцо и тихо постучал.

– Кто там? – спросил зиган.

– Донесение господину капитану, – сказал Акинобу.

– Какое еще донесение?! – удивился зиган.

Он не хотел тревожить не только своего господина капитана, который уже был изрядно пьян, но и старосту, и кантё Гампэй. Последний нравился ему больше всего. На рассвете они должны были отправиться за сокровищами, которые кантё вез и закопал в лесу. Он обещал каждому зигану два рё за помощь. Весь вечер господа обсуждали предстоящую операцию и незаметно выпили двадцать четыре кувшина крепчайшего сакэ на перце и травах. Коварство этого напитка заключалось в том, что голова оставалась ясной, а ноги не ходили. Коку тому назад господа потребовали к себе юдзё, а поскольку таких в деревне не было, то послали за молодой и симпатичной женой банщика. Банщик оценил свою жену в пять рё, которые ему были обещаны после экспедиции за сокровищами. Теперь все вчетвером предавались любовным утехам, а расчетливый банщик ходил по своему дому и прикидывал, что он приобретет за такие деньги. Он решил купить стало овец и лодку с сетью, чтобы дома не переводилась рыба, а еще решил взять вторую жену и воспитать ее в строгости нрава.

– Приходи утром, – сказал зиган. – Не до тебя.

Но человек за дверью постучал снова.

– Срочное дело, мой господин.

– Ладно, давай сюда, – зиган приоткрыл дверь.

В этот момент подбежали Юка и Язаки. Но если Юка сообразила, что может испортить все дело, и остановилась у ворот, то Язаки действовал сгоряча, не думая. Он слышал обрывки фраз и догадался, о чем идет речь. К тому же он совершенно забыл, что его обязанность – прикрывать тыл и охранять Юку.

Язаки взбежал на крыльцо и одним ударом распахнул дверь. Ему здорово повезло: Акинобу как раз в этот момент нанизывал зигана на свой клинок. Язаки замахнулся, не рассчитав силу и траекторию удара. Тяжелый китайский меч прошел сквозь бревно, к которому крепился фонарь над входом, стреху, балку над дверью и застрял в потолке. В прихожей произошло маленькое вселенское столпотворение. Акинобу не мог вытащить клинок, потому что на нем висел Язаки. А Язаки не мог вытащить меч, потому что ему не давал Акинобу, который боролся с раненым зиганом, которого не мог бросить, потому что зиган был еще опасен и пытался достать Акинобу боевым серпом.

Второй зиган отскочил в глубь коридора, выхватил меч и с криком:

– Тревога! – бросился на Акинобу, держа меч перед собой и действуя им как копьем.

Мгновения отделяли Акинобу и Язаки от смерти. Это оказался один из редких случаев, которые Акинобу не смог предугадать. Зажатый между врагом и Язаки, он ничего не сумел бы сделать, если бы не Натабура, который сбил Язаки с ног, чтобы освободить дорогу, и блокировал первый удар зигана. Сталь со звоном коснулась стали, и Натабура, оказавшись в коридоре, отшвырнул зигана в дальний конец. Дверь, за которой сидели кантё, староста деревни и капитан отряда, была закрыта. Но Натабура ни капельки не сомневался, что они уже схватились за оружие, поэтому действовал очень быстро. Рубиться длинным кусанаги в узком коридоре было не с руки, и Натабура, отступив в сторону, едва заметным движением кончика кусанаги отклонил меч противника в сторону, освобождая путь своему клинку для колющего удара, и уже зная, что убил зигана, быстро развернулся: учитель Акинобу сражался с капитаном Го-Данго. Оказалось, что самого главного Натабура и не разглядел, не потому что не смог, а потому что сидящий человек часто кажется не таким высоким, какой есть на самом деле. Капитан Го-Данго предстал перед ними настоящим гигантом. Если Натабура считал себя высоким, то капитан отряда асигару была на две головы выше. Голова у капитана была большущая, как бочонок для меда, а челюсти огромные, как у демона смерти. Было ясно, что капитан не японец и не китаец, скорее всего, кореец с западного побережья полуострова Ното, где они селились колониями. Волосы у него были рыжие, а через правую щеку и лоб проходил глубокий шрам от меча. Поврежденное веко придавало и без того уродливому лицу зверское выражение. Все это Натабура увидел в то короткое мгновение, когда Го-Данго глянул на него, прежде чем наброситься на учителя Акинобу.

Натабуру страшно удивило это обстоятельство. Оставить за спиной у себя самурая мог только очень уверенный в себе человек. В следующее мгновение Натабура понял, что гигант сильно пьян, настолько пьян, что ничего не соображает, но даже в таком состоянии тот представлял явную угрозу. Действуя одними кулаками, он сумел отбросить Акинобу, сокрушить два опорных столба, за которыми прятался учитель, потом остановился, не зная, что ему делать, и в упор не видя Акинобу, который всего-навсего отступил в тень. Разумеется, учитель мог заколоть его одним ударом клинка, но не сделал этого.

Натабура ударил капитана Го-Данго по затылку, но не лезвием кусанаги, а плоской его частью, и все было кончено. Капитан покачнулся, словно в задумчивости, и рухнул навзничь. При этом раздался такой грохот, словно на дом обрушилась гора, проломив крышу и пол.

После этого Натабура и учитель Акинобу ворвались в комнату. Сражаться было не с кем: староста деревни и кантё спали мертвецким сном. Жаждущий крови Язаки расшвырял ширмы и в дальнем углу обнаружил насмерть перепуганную жену банщика и служанку. Разум его помутился. В таком состоянии он был готов убить кого угодно и за что угодно, тем более что подвига у него не получилось. Он даже зарычал, как десять тигров, но его внимание отвлекла еда. Афра уже вовсю орудовал, гремя чашками и пиалами, с жадностью пожирая то, что не съела веселая компания. Этого Язаки вынести не мог. Он тут же забыл о женщинах, несмотря на то, что одна их них была практически голой, и бросился к Афра, правда, по привычке не посмел его тронуть. Впрочем, еды было много. Так много, что Афра после длительной голодовки обожрался, Язаки обожрался, и еще осталось на десять толстяков и толстух.

Когда Натабура с учителем Акинобу с превеликим трудом заволокли в комнату капитана, чтобы допросить его, оба сидели по углам, осоловело глядели друг на друга, икали и не могли шевельнуть ни одним членом.

Первым очнулся капитан Го-Данго и потребовал пива. Староста храпел до глубокого вечера, а кантё Гампэй – вообще до утра следующего дня.

Несколько раз являлся банщик требовать свои кровно заработанные деньги, и всякий раз Акинобу терпеливо ему объяснял, что это невозможно по причине пьяного состояния старосты. На что банщик грозился убить старосту при первом же удобном случае. Долго он еще ходил вокруг дома и буйствовал. Пользуясь тем обстоятельством, что слуги старосты разбежались кто куда, разгромил кладовую с рисом и забрал весь урожай, две кадки с квашеной капустой и связку сушеной рыбы.

Капитан Го-Данго выпил жбан ячменного чанго и, усевшись в позу лотоса, спросил вполне счастливым тоном, хотя его мучила головная боль:

– В чем дело-то?

Глава 4.
Предательство

Стрела с длинным бамбуковым наконечником ударила на излете и пробила полу дзимбаори капитана Го-Данго.

Они рассыпались вдоль тропы, выглядывая невидимого стрелка.

– Вон он! – крикнул Натабура, показывая вверх.

От дерева отделился человек, постоял над обрывом, воздев руки с оружием, и нырнул в лес. Коричневая накидка на спине с белым треугольником напоминала сложенные крылья бабочки и делала его владельца невидимым на фоне бурых сосен. Похоже, он провожал их от самой деревни, а стрелой, пущенной наудачу, дал понять, что это его исконная земля. Достать его они не могли при всем своем желании – даже если бы у них был большой лук. Впрочем, лук был у одного из зиганов, но он даже не стал его снимать с плеча, потому что заполз в прошлогоднюю траву и трясся от страха, как заяц.

– Кто это? – спросил Язаки.

– Эбису. Тольку у них такие наконечники и такие плащи, – пояснил капитан Го-Данго. – Они нас давно мучают. Изловить не можем.

Он единственный не поклонился эбису – так и остался стоять посередь дороги, хотя наконечник длиной в ладонь и узкий, как ивовый лист, представлял опасность даже для человека в доспехах: очень гибкий, он мог легко проникнуть в зазоры между металлическими пластинами, обломиться и остаться в ране.

– Подарок на прощание, – усмехнулся учитель Акинобу.

Они выходили из Могами – Края Мира. Хребет Оу стал низким, покатым, с глубокими лощинами, с которых поверх зеленоватого льда стояла холодная вода. Деревья – сухие, чахлые, в паутине столетнего мха и лишайников. Камни – черные, мрачные. Сюда не заглядывали Боги. Здесь не жило зверье и не летали птицы, а обитал лишь яма-yба. Его следы они видели во множестве и по берегу моря, и вдоль рек, через которые переправлялись по хлипким мостикам. Но яма-yба был настолько хитер, что ни разу не попался на глаза. Зато его душераздирающий вой они слышали каждую ночь. Он тоже изгонял их из своих земель, со зла круша огромные сосульки в ущельях и кидаясь камнями.

Из вещей, которые они с таким трудом и жертвами везли из Тибета, остались одни носилки. Все остальные куда-то сгинули в круговерти событий позапрошлой ночи. Зато Язаки на правах повара тащил несколько мешочков с вареным красным рисом. Однако к общему удивлению и даже к собственному, он ни разу не воспользовался этим обстоятельством и не запустил руку ни в один из мешочков, чтобы пожевать немного на ходу. Не то что бы стеснялся, а забывался, думая о своем. Язаки явно изменился. Стал более нервным и подвижным. Уж не заболел ли? – встревожился Натабура, поглядывая на друга. Трепетные щечки Язаки выражали тревогу. Потом спрошу, решил Натабура. И конечно, не спросил, забыл, завертелся.

Капитан Го-Данго взялся их провожать. Несмотря на то, что он был дважды ранен – в руку и голову – он остался таким же громогласным и общительным, как и в первый день, только иногда на несколько кокой внезапно замолкал. И вообще, похоже, его могла свалить только бочка сакэ. Он шел, не очень вглядываясь в каменистую и скользкую тропу, и рассуждал:

– Даже если Юка не Юка, а, как уверял меня кантё Гампэй, – госпожа Тамуэ-сан, жена Камаудзи Айдзу, то ничего страшного. Жена не ведает, что творит муж.

Всякий раз Натабура ему возражал:

– Ты понимаешь, что городишь? – и поглядывал сбоку на великана.

Здоров был капитан Го-Данго. Здоров, как сосна. Немного простодушен, немного легковесен в суждениях, поэтому и нравился Натабуре. Любил Натабура понятных людей, поэтому ему и нравился Язаки, хотя в нем жила хитринка обжоры, но это не мешало их дружбе.

– Да, – соглашался Го-Данго. – Я просто рассуждаю. Если бы понимал, то не послал бы гонцов…

Действительно, как только кантё Гампэй заявил, что знает, кто такие заговорщики, где они и что собираются делать, капитан Го-Данго, не долго думая, отправил гонцов на следующую заставу. Вопрос, дошли ли они или сгинули в горах? Лучше бы сгинули, думал он, для пользы дела. Иначе придется выворачиваться и хитрить, ибо донесение могут послать дальше по команде, и оно добежит до столицы раньше, чем они сами явятся в нее.

– Ага, а зачем тогда придумали дзигай? – саркастически напоминал Натабура.

Логика капитана казалась ему неправильной, лишенная привязки к реальности. Из этой логики получалось, что Юка и есть какая-то Тамуэ-сан, которую они в глаза не видели.

Отряд как раз поднялся на очередной каменистый пригорок. Далеко внизу шумел прибой, и ветер свистел в голых кустах, на которых дрожали капли дождя.

– Дзигай?! – тупо переспрашивал капитан Го-Данго. Казалось, он только и думает, что о свой промашке.

– Нет, это не выход, – вступал в разговор Акинобу, не очень-то веря в действенность своих слов – такие большие люди часто бывали упрямее диких слонов. – Надо обойти все заставы, а это невозможно.

В этой стране можно было жить вне закона, но только не на равнинах, а в неприступных горах. Множество ронинов бродило там – голодных, сирых, босых, но отчаянных и свободных, как ветер. Иногда они объединялись в большие шайки и грабили окраины больших городов, если, конечно, им удавалось незаметно проскользнуть мимо многочисленных застав. Судя по содержимому листовок, госпожа Тамуэ-сан находилась где-то там, может быть, даже с этими ронинами, и грабила вместе с ними города.

– Как?! – возмущался Го-Данго. – Как? Вы понимаете, это невозможно, – и широким жестом показывал на окружающее пространство.

Тропа вилась вдоль гранитных скал, поросших мхом и черным лишайником. Справа под сумрачным небом набегали бесконечные валы с белыми гребешками. Темнела тонкая бесснежная полоска и валуны, блестящие, как уголь. Иногда ветер приносил крепкий запах водорослей и еще чего-то неуловимого, что приятно щекотало ноздри. Так пахнет морская рыба на костре, вспомнил Натабура.

Капитан Го-Данго еще не знал, что ему сделать с этими путешественниками. С одной стороны, он верил, что Юка – это Юка, что она действительно родилась в стране Чу, в монастыре Танамэ. Но где эта страна? И как проверить? Нет, для себя-то он решил, что она Юка, и все. Но как доложить по команде? С другой стороны, она очень и очень похожа на его госпожу Тамуэ-сан – жену Камаудзи Айдзу, субэоса над восемью провинциями: Мусаси, Сагами, Кадзуса, Симоса, Муцу, Кодзукэ, Симодзукэ, Хитати. Правда, Го-Данго по молодости лет и роду службы никогда не был приближен к субэоса и видел его жену всего лишь пару раз. Он запомнил, что она прекрасна и цвет ее волос отливает медью. Первый раз это случилось в тот день, когда его отряд отбывал на север завоевывать новые территории и усмирять непокорных эбису и других дикарей.

Они стояли в каре на площади, и вдруг Гёки сказал одними губами:

– Посмотри… посмотри направо. Да не туда, болван!

Го-Данго, тогда еще совсем юный самурай, голенастый и сутулый, еще без уродливого шрама, скосил глаза на балкон. Там из-за ширмы выглядывала женщина необычайной красоты. Черные брови вразлет, бледная кожа и волосы с рыжинкой – необычные для японских женщин. Свет солнца падал на нее, и она стояла в золотистом ореоле.

Второй раз он увидел ее в ставке, когда явился с докладом, уже будучи командиром. Прекрасная госпожа стояла во всем белом на крутом берегу и смотрела вдаль и на лагерь в долине. Ее внимание невольно привлек богатырь с обезображенным лицом. Свежий шрам через все лицо, цвета сырого мяса придавал ему зверский вид. Самурай был настолько огромен, что ему даже не нашлось лошади, и он вышагивал рядом с конным воином, возвышаясь над ним на целую голову.

С тех пор прошло почти пять лет. Шрам превратился в тонкую белую полоску. Головные боли уже не мучили. Он привык к походной жизни и был счастлив, но госпожу Тамуэ-сан забыть не мог. За эти годы у него были и любовницы, и трофейные женщины. Однако только госпожа Тамуэ-сан снилась ему по ночам. Поэтому как только он увидел Юку, то решил, что она и есть госпожа Тамуэ-сан, хотя все говорило об обратном. Но удержать свое воображение он уже не мог и пребывал в великих сомнениях. Оттого и выглядел рассеянным и печальным. Юка шла позади в компании Акинобу и Афра, и капитана Го-Данго так и подмывало оглянуться на нее. Но сделать это он себе не позволял, не потому что боялся пришельцев или из уважения к Натабуре, а потому что понимал, что все это глупо и безрассудно и ни к чему хорошему не приведет. Он даже спрашивал себя, не влюбился ли он? Но не находил ответа. Для него вообще было странно влюбиться. И хотя у госпожи Юки кожа была не белая, а напротив загорелая, обветренная, а волосы заметно выгорели под солнцем пустынь, к собственному ужасу он все больше узнавал в ней черты госпожи Тамуэ-сан и все больше терял голову.

Когда-то Го-Данго был сёки и командовал отрядом в полторы тысячи человек, но однажды его разжаловали и оставили служить в самый дальний гарнизон. Ссылать дальше уже было некуда. Пожалели, хотя жалости от императора ждать не приходилось. Он маялся не у дел, предаваясь безделью и пьянству. Забросил читать "Искусство войны" Суньцзы и искусство тайного убийства 'Кодзики' Ига Ясутакэ о синоби-мэцукэ. Даже всерьез подумывал жениться на местной рыбачке – Отикубо, славящейся своими рыбными порогами. И не понимал жизнь. Он не понимал, зачем живет, все чаще испытывая одно единственное, всепоглощающее чувство – скуку. Ему еще повезло – большинство его старших товарищей были вынуждены совершить сэппуку. Повезло еще и в том, что он не дослужился до следующего звания и всю службу проводил в походах. Весть о том, что субэоса Камаудзи Айдзу поднял восстание, застала Го-Данго далеко на севере. Но ровно через две луны к нему, словно случайно и словно бы по долгу службы, приехал давний товарищ – Гёки, с которым они исходили три похода и часто укрывались одной дзимбаори и делили последнюю гость риса.

Гёки тоже не сделал военную карьеру, словно и о нем так же, как и о Го-Данго, забыли. Может, вначале это было и к лучшему. Перепить капитана Го-Данго он не мог. Даже не пробовал. Выпить они выпивали, но в меру, и Го-Данго чувствовал, что давний друг приехал неспроста. Вначале Гёки осторожно прощупывал его разговорами о былом, о походах и ратных делах. Пару раз они вдоволь вкусили пирогов Отикубо из жирной морской рыбы. Пару раз напились. Наконец, в канун сэцубан, на оленьей охоте, Гёки открылся.

– Нашего несчастного господина убили по приказу регента Ходзё Дога.

– Не может быть! – удивился капитан Го-Данго. – Зачем убивать своего лучшего слугу?!

– Есть причина, – сказал Гёки. – Вернее, была, – помолчав, добавил он многозначительно.

– Рассказывай! – потребовал капитан Го-Данго и даже не поднял лук, чтобы подстрелить рогача, выскочившего на поляну.

Где-то вдали слышался шум облавы.

– А не пожалеешь?

– Не пожалею, – тягостно вздохнул капитан Го-Данго.

Он уже давно чувствовал, что что-то происходит, что это что-то касается и его. Наконец за ним пришли, наконец он кому-то нужен, наконец он займется настоящим делом и почувствует себя мужчиной. В душе он был польщен и безумно рад, что кончилась безызвестность, что выбрали именно его – сёки – бригадира пятой бригады тяжелой кавалерии.

– Если я начну, дороги назад не будет.

– Говори! – еще раз потребовал капитан Го-Данго.

Он подумал, что только гордость самурая имеет в этом мире хоть какую-то ценность, а все остальное ничто, и преисполнился отвагой и преданностью своему почившему господину.

Рогач постоял, прислушиваясь к погоне, и ушел в чащу, ломая мерзлые побеги.

– Камаудзи Айдзу получил власть по наследству от своего отца Камму. А ты сам знаешь, что это значит. Это значит, что вроде бы власть есть и вроде бы ее нет. Регент Ходзё Дога покровительствует, император Мангобэй покровительствует. Однако грамоту на должность не дают. Не помогли ни богатые дары, ни тонкая лесть советников, которым платили хорошую мзду. Как вода в песок. Вначале Камаудзи Айдзу думал, что слишком молод. Но он прошел с нами столько троп и столько раз доказывал свою храбрость, что не было самурая, который бы усомнился в его преданности и императору, и регенту. Он искал долгий путь, как удержать власть, но больше разбирался в премудростях самурайского дела, чем в дворцовых интригах. Однажды к нему в гости приехал Такэру – старший сын регента Ходзё Дога. Ровесник нашему хозяину, он не ходил ни в один из походов, зато командовал дворцовой стражей, писал стихи и волочился за дворцовыми красотками. Как только он увидел красавицу Тамуэ-сан, то тут же влюбился в нее.

– Сволочь! – выругался капитан Го-Данго, испытывая потрясение от мысли, что кто-то еще смеет любить его госпожу Тамуэ-сан.

– Две луну он жил у Камаудзи Айдзу, – пояснил Гёки, – втайне писал его жене любовные записки и ждал удобного случая.

– Гад! – заскрежетал зубами Го-Данго и так сжал лук, что побелели костяшки пальцев. Попался бы ему этот наглый Такэру!

– Госпожа Тамуэ-сан была умной женщиной, – с удивлением вглядываясь в лицо друга, продолжил Гёки. – Она знала, в каком положении находится ее муж, однако ответила наглецу один единственный раз, отвергнув его ухаживания. Страсть Такэру только разгоралась. Он знал, что судьба субэоса Камаудзи Айдзу висит на волоске, и вознамерился воспользоваться этим. Но вначале решил выиграть госпожу Тамуэ-сан в Го. Однако, несмотря на то, что Такэру ежедневно играл в Го с го-докоро и имел пятый кю, а партию они играли три луны, Такэру проиграл и отдал Камаудзи Айдзу дворец Сандзедоно в Киото. Должно быть, вначале Боги покровительствовали нашему господину, хотя дворец ему был и не нужен. Но отказаться от выигрыша просто так он не мог, иначе бы его посчитали трусом и он потерял бы лицо. Кроме этого отказ от дворца официально мог быть воспринят как оскорбление его императорского величества. Отныне Камаудзи Айдзу и его жене предстояло жить в столице. Возможно, это был тонкий ход со стороны Такэру, ведь с тех пор он стал бывать у нашего господина так часто, как только мог. Наша госпожа Тамуэ-сан по-прежнему не отвечала ему взаимностью. Тогда хитрый Такэру уговорил отца отправить Камаудзи Айдзу в поход на север против эбису, а сам стал являться к госпоже Тамуэ-сан чуть ли не каждый день. Разумеется, она его не принимала под различными предлогами. По столице поползли грязные сплетни. Целый год воевал наш господин и значительно расширил границы империи. Замечу, что на эту компанию он не получил из казны ни одного рё и поэтому справедливо рассчитывал на официальное признание своей власти субэоса. Ему была назначена аудиенция, на которой должна была решиться его судьба. Однако накануне ночью его убили люди в черном.

– То есть его не казнили, как объявлено в листовке, а подло убили?!

– Да!

– Синоби-мэцукэ? – уточнил кантё Гампэй.

– Никто не знает. Скорее всего, они из какого-нибудь тайного клана.

– Нашли?

– Пока нет. Ты же знаешь, как их трудно обнаружить. Но ищем.

– Но почему? Какой смысл? – воскликнул капитан Го-Данго.

– Я тоже долго ломал голову, – признался Гёки. – А потом понял, что Камаудзи Айдзу стал неудобен. Понимаешь? Настал момент, когда надо было решить вопрос с ним. К тому же Такэру стал дискредитировать себя. Негоже государственному мужу таскаться за чужими женами, когда ты сын регента Ходзё Дога. Для укрепления власти Такэру должен был жениться на одной из дочерей императора Мангобэй. Все остальное полная чепуха. Дворец Сандзедоно сгорел через месяц после исчезновения госпожи Тамуэ-сан. Кому-то было выгодно сжечь его, чтобы обвинить нашу госпожу. А волнения в восьми провинциях стали поднимать засланные регентом люди. Уж очень ему нужно было опорочить нашего господина. После подавления восстаний, которые никто и не поднимал, Ходзё Дога сделал своего сына, Такэру, субэоса восьми провинций. Но с тех пор госпожа Тамуэ-сан стала для них опасна, потому что она знает правду, поэтому по всей стране и развешены листовки. Если ее схватят, то казнят, как заговорщицу.