Текст книги ""Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

Соавторы: Александр Лукьянов,Владимир Журавлев,Станислав Лабунский,Александр Тихонов,Ирина Гостева,Владимир Атомный,Михаил Белозёров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 159 (всего у книги 341 страниц)

Класс притих. Соображали, переглядывались. «Гэшки» – это да, проблема. Учитель в очередной раз поразился, насколько взрослыми стали современные дети. Нулевички-шестилетки сами договариваются, заключают союзы! Он им искренне сочувствовал. По устоявшейся традиции в «г»-классы убирали «быков», то есть второгодников. Ну, чтоб иметь проблему в одном классе, а не во всех. Как ее будут решать нулевички остальных классов, никого не волновало. И вот появилась девочка, которая это решение, похоже, нашла. Да кто она такая?!

– «Положенцы» все равно заставят драться, – серьезно сказал смотрящий «вэшек». – Всех заставляют.

– Нас – не заставят, – уверенно сказала Зита. – Ну что они могут сделать? Ну, пнут пару раз. А мы скажем – у нас союз. Скажем – слово дали. Попинают и отстанут. А если поддадимся – всю начальную ступень будут заставлять драться. А оно нам надо?

– Что, и поможете нам с «гэшками» махаться? – спросил кто-то недоверчиво. – Зита, а не боишься? Твой дом весь в «гэшках». Они тебя во дворе поймают и отпинают.

Учитель впервые увидел, как неприятно девочка умеет улыбаться.

– Ловил один такой, – прозвучал ровный голос. – Пинался. Теперь ему ногу режут.

В классе воцарилась очень нехорошая, настороженная тишина. Даже не настороженная – испуганная. Что-то, видимо, малыши знали, чего не знал учитель.

– Мир, – сказал смотрящий. – Мы к вам не лезем, вы к нам. И, если что, против «гэшек» вместе. Слово.

– Слово, – отозвался Богдан.

Малыши с уморительной серьезностью пожали друг другу руки.

– Артем Сергеевич, большое спасибо вам! – улыбнулась девочка, приподнялась на цыпочки и неожиданно чмокнула учителя в щеку. Развернулась и под изумленный гул гордо удалилась. Учитель только покачал головой и улыбнулся в восхищении. Вот поганка! Как за его счет поднялась в глазах нулевичков! Но удивительная девочка! Шесть лет! Такая кроха, и ломает школьные традиции! Как она сказала про принцесс? Действительно – принцесса.

–=-=-

Толстоногая девчонка пронеслась по коридору в компании возбужденных мальчишек.

– На «быков»! – непонятно вопила она.

Ариадна Давидовна проводила ее задумчивым взглядом. Нулевичка, но об этой крохе уже говорили в школе. Например, старый знакомец из бывших каторжан, товарищ Артем. Восхищался. Сказал, у нее – врожденная грамотность. Еще сказал со смешком – принцесса. И «положенцы» ее обсуждали, это она сама слышала. Мол, из казачек и дерется хорошо. И зам по дисциплине на планерке упоминал. Этот, правда, не хвалил. Не понравилась чем-то отставному лагерному охраннику маленькая девочка. Наверно, независимостью, свободой. Охранники свободу ненавидят. На генетическом уровне. Потребовал от всех особого к девочке внимания, и если что – доложить. Гнида.

И она тоже поглядывала на девочку издалека. Чувствовалось в малышке что-то родное. Притягивало. Напоминало о синих небесах Грузии, о прозрачной воде горных речек. О родине. В ней самой вряд ли кто признал бы грузинку – светловолосая, болезненно худая, и говорит без акцента. А в Зите издалека видна родная кровь. Урожденную картлийку сказочкой о казачке не обманешь.

Компания промчалась обратно, спеша на урок, и Ариадна Давидовна не выдержала, заступила девочке путь:

– Салам, гогочемо.

Девочка остановилась мгновенно, бросила внимательный, спокойный, слегка высокомерный взгляд. Так смотрят грузинки, оценивая мужчину.

– Я не владею картули эна, кхалбатоно Ариадна, – прозвучал вежливый голосок. – Мой прадедушка восхищался вашей страной, да, и в памяти от него осталось несколько слов, но специально меня никто не учил.

Женщина одобрительно кивнула – врет и не краснеет, так и надо поступать. Как же, не учили ее. В грузинском языке три звука «к», не различимых русским тугим ухом, и «т» тоже три, и все разные, а Зита воспроизвела их не задумываясь и правильно. Она властно взяла девочку за подбородок… попыталась взять. Девочка угадала ее намерения еще раньше, чем двинулась рука, и отстранилась. Вот как? Гордая и своей гордости не скрывает даже перед старшими. Поставить ее на место?

– Отец не устроил тебя в категорийную школу, – заметила она небрежно.

Удар пропал бесследно, никак не уязвил гордость девочки, Зита только уставилась с искренним любопытством.

– В категорийной школе учатся нерусские дети?

– В категорийной школе учатся дети достойных родителей, – обронила Ариадна Давидовна и хотела величественно удалиться, но в последний момент задержалась – все же родная кровь, великая редкость в номерных городах.

– Будь осторожней, – посоветовала бывшая каторжанка. – Ты сильно выделяешься, малышка. А старший брат все видит. И неважно, что маленькая, неважно, что девочка. Поняла меня, ламази гогона?

– Я просто девочка, просто живу, – последовал безмятежный ответ.

Учительница саркастически усмехнулась и пошла прочь. Просто живет она, как же! В школе полторы тысячи учеников, и каждый знает, кто такая Зита – это называется просто живет?!

– Весь город под видеонаблюдением, да? – догнал ее неожиданный вопрос. – А операторы или программы распознавания образов?

Учительница чуть не споткнулась. Хороший вопрос. Профессиональный. Конечно, кому надо, тот знает, что программы распознавания образов обманывать легче, чем живых операторов, но… шестилетка?! Просто живет она, значит. Молодая, да ранняя. Очень ранняя. Девочка-гений? Да, но… в своей бурной молодости Ариадна не раз сталкивалась с гениями, в том числе юными, но то были музыканты, математики, шахматисты… Девочка, в шесть лет серьезно изучающая возможности нелегальной работы – это уже что-то из области фантастики, она о таком ранее не слыхивала. Тем не менее – вот она, стоит за спиной, ждет ответа. Учительница, не оборачиваясь, еле заметно пожала плечами. Она не знала ответа, честно не знала. Опыт каторги, да – но там другие проблемы. Более простые, более насущные.

–=-=-=-=

Внутренний двор управления ГБ по городу № 1 атомного пояса «Сила Сибири». Резкий свет искусственного освещения из-под купола. Зябкая прохлада. Утренний развод на дежурство. Недлинный строй лейтенантов мнется, тихо переговаривается, летают смешки. Майор, старший смены, привычно и скучно выносит мозг, его так же привычно никто не слушает. Два капитана на правом фланге посматривают снисходительно, их действо почти не касается. Еще бы, аналитики, двухгодичная обязательная командировка. Полгода прошло, еще полтора – и ту-ту на поезде «Северное сияние» назад в первопрестольную, и забыть номерные подкупольники как страшный сон. Забыть вечно грязные купола, резкие тени, ледяные сквозняки от грузовых портов, отсутствие неба над головой…

Строй мгновенно затих и замер – от генеральского входа слитно двигалась группа старших офицеров. Во главе – сам свирепый генерал Макусь. В Москве – не более чем один из угодливой свиты Самого, но в Копейке – тиран, без раздумий ломающий карьеры подчиненным. В его присутствии показывать зубы не рекомендовалось даже в варианте улыбки. А два прикомандированных капитана стереть беспечные ухмылки с лиц не догадались…

Генерал внезапно остановился. Выслушал торопливый доклад майора, с тяжелым недовольством уставился на капитанов. Туда же развернулась свита, готовая рвать и терзать. Капитаны почувствовали себя неуютно. По слухам, генерал мог и в зубы двинуть, появилась недавно такая мода у руководства, особенно в поддатом состоянии. А генерала пока что трезвым никто не видел…

В себя капитаны пришли только в рабочем посту. Через полчаса. И эти полчаса показались им самыми длинными в жизни. Оказывается, и безобидный майор умеет орать и махать кулаками, когда чует угрозу своей карьере. Оказывается, это больно, позорно и унизительно.

– Ну, будем работать, как приказано! – угрюмо подвел итог один. – У нас какая тема? Школы. Вот и работаем по школам. Выводи доклады операторов, и вперед.

– Доклад, – меланхолично поправил его товарищ и потрогал скулу. – Один. Школа номер два, действие из перечня подлежащих особому контролю. Несанкционированные договоренности между классами, горизонтальные связи, общественная активность вне пределов структуры государственной власти. Смотрящий класса – Богдан Джепа. Шесть лет. Неформальный лидер класса – Зинаида-Татьяна Лебедь. Тоже – шесть лет. Шесть, Коля.

Капитаны в затруднении переглянулись.

– Шесть лет, – пробормотал один. – Не, ну это совсем за пределами разума…

– С другой стороны – у нас всё за пределами разума! – твердо закончил второй. – Называется – социализм! По роже еще раз хочешь? Нет – открывай доклад и вперед!

Капитаны с непередаваемыми чувствами уставились на запись оператора.

– Ути-пуси! – сказал один с нежностью. – Куколка!

– На руки посмотри! – посоветовал другой. – Чем она пацанчиков с ног сбивает? Явно же свинчатка! Изготовление, применение предметов, подпадающих под определение холодного оружия… лицом кавказской национальности!

– Коля, я не смогу, – пробормотал капитан и отвел глаза. – Ну и что, что кавказской? Девочке шесть лет! Шесть, Коля! Ну есть же пределы! Отлавливать по школам ячейки «подогрева» каторжан или дурачков-анархистов – это одно, а пускать в разработку шестилетнюю кроху… Коля, есть пределы моему зверству! Я не смогу. Делай сам.

– А я, значит, смогу? Ты, значит, так считаешь. Ну-ну.

Капитаны недовольно помолчали. На огромном экране перед ними маленькая девочка безутешно плакала у окна и разрывала им сердца.

– А через полтора года поедем домой, – лениво сказал капитан. – Напьемся в дороге, как у нас принято… и ты припомнишь мне этот день. Помнишь, в прошлом году по сводкам прошло убийство? Совершенное с особой жестокостью, а? Точь-в-точь наш вариант.

– Там психопат работал.

– А ты не психопат, да? Да мы оба с тобой «не того» после Махачкалы. Как военно-врачебную будем проходить, не представляю.

Капитаны еще помолчали. На экране симпатичная малышка беззвучно общалась с учителями, бегала на разборки – в общем, жила своей не совсем обычной, но чисто детской жизнью…

– Значит, что ж, – буркнул капитан. – Аналитику писать придется – приказали. Значит, чего-нибудь напишем. В первый раз, что ли? Напишем, Коля, напишем, и не кривись! Нам тут еще полтора года куковать, не забывай! А уж что там поймут из написанного да как – уже не наша проблема.

– О! – сказал его товарищ, поднял наставительно палец и злорадно улыбнулся. – Верно! Ну, мы сейчас и напишем!

– А что пытался свалить на меня грязную работу, я тебе еще припомню.

– Значит, в одном поезде с тобой домой не поеду, – пробурчал капитан и пододвинулся к экрану.

-=-=-

Галдящая толпа учеников с шумом прошла мимо будочки смотрящего и растеклась по двору Дома коммунальщиков. Следом за ними через некоторое время быстро прошагала маленькая девочка и, не обращая внимания на обидные выкрики, скрылась в подъезде. Старший объекта проводил ее внимательным взглядом.

– Не повезло девчонке, – бросил он задумчиво сменщику. – Русская, а по лицу чистая грачка. Говорят, мамочка нагуляла. Родному папику хорошо, он с семьей в центральном секторе блаженствует под охраной СОБРа, а ей каково? У нас Южный фронт многие помнят, и государство эту память… разжигает, да. В школу пошла, а там штурмовики. Волчата нации, конченые придурки. Задавят малышку. И во дворе ее долбят. А ты, гаденыш, натравливаешь. Скажешь, нет?

– Ну и что? – вылупился белобрысый сменщик. – В чем проблема? У нас русский мир! Кто недоволен, пусть валит за Большой Кавказский хребет! Так сам лидер нации говорил, я слышал! Да я вообще ее пришибу, и мне ничего не будет!

Старший объекта молча бросил на него презрительный взгляд.

– Что, понравилась? – вдруг ухмыльнулся сменщик и покровительственно хлопнул старшего по плечу. – Я заметил, тебе маленькие очень нравятся! Уй… отпусти!

– Еще раз хлопнешь по плечу – руку оторву! – тихо пообещал старик. – Гнида. Ты даже против шестилетки слабак. Чужими руками норовишь. Увижу, что пацанов на нее напускаешь…

– И что мне будет? – нагло спросил парень. – За мной все, а за тобой кто?

– Свободен, – буркнул старший. – Дежурство сдал, дежурство принял – пошел вон.

-=-=

– Пришли, я здесь живу, – сказал мальчик, прищурился и посмотрел вверх. – Вон, видишь окно? У самого купола, рядом с солнцем. Ночью слышно, как по крыше кары ездят. Ремонтники прямо напротив окна по переходам лазят! Как заорут под ухом, аж подпрыгиваем! Мама говорит, скоро привыкнем. А так ничего, даже хорошо, жить можно. Птички в окно заглядывают, их много там, под куполом. У них там гнезда.

Зита с сомнением оглядела бесконечную белую стену с редкими дверями подъездов.

– Железнодорожная общага – это хорошо! – убежденно сказал малыш. – У нас карточная столовая на первом этаже, даже выходить из дома не нужно! Общая прачечная есть еще – да много чего есть! Главное, тут чисто и за порядком смотрят! У нас свой штурмовой отряд – знаешь, какие они строгие?!

Малыш покосился на каменно неподвижное лицо подруги и добавил потише:

– Но тебе лучше не заходить. Они ж не знают, что ты казачка.

– А двор где?

– Откуда? – удивился Богдан. – Это общага! Мы тут, на улице играем. Раньше жили в Доме медработников, там хороший двор. Но маму из клиники выгнали за то, что отказалась перерабатывать, и из дома тоже. Она сейчас фельдшером на железке, вот и дали общагу. На двоих только общага положена. Брат еще есть, но он взрослый, на западном ТВД воюет, звездно-голубых гоняет…

Малыш говорил и говорил не останавливаясь. Зита с грустью смотрела на друга. Юному гению сильно не хватало общения, с одноклассниками ему давно не о чем было разговаривать, вот и трещал, спешил поделиться мыслями с той, кто его хотя бы понимает. Вечная проблема гениев. Ему бы в спецшколу. В смысле, в категорийную. Но учится в общей. Интересно, почему?

– А почему твоя мама отказалась от переработок? – полюбопытствовала она. – У всех сверхнорматив, разве нет? Моя мама и то иногда ночует на работе.

– О! – протянул Богдан с завистью. – Сравнила! Твоя мама – лейтенант! У офицеров знаешь какая административная зона? Там жить можно! Но моя не потому отказалась, что сутками на ногах не может. Она меня дополнительно учит. А как, если всегда на работе? Вот и отказалась. Карточки, конечно, урезали, но ничего, проживем…

Она понимающе кивнула. Неукоснительное правило соблюдено в очередной раз: за спиной каждого юного гения прячется честолюбивый родитель. Как вариант – бабушка. Вот и Богдан – его, оказывается, учат на дому. Напрягают, мобилизуют, подталкивают вперед.

Богдан замолчал и осторожно глянул вбок. Вдалеке вдоль общежития с уверенным видом шли несколько парней. В камуфляже и с дубинками.

– Патруль, – пробормотал Богдан и виновато посмотрел на нее.

– Не догонят, – успокоила его она, легко шлепнула по ладошке, развернулась и зашагала прочь. Свернула в технический переулок, оглянулась – патруль за ней не пошел.

– Я люблю тебя, жизнь! – тихонько пропела она и улыбнулась.

Жизнь прекрасна и удивительна, особенно в детстве, и ей повезло в этом плане дважды! И во второй раз – особенно! Заканчивается учебный год, сквозь купола ласкают лицо теплые руки солнца. Она – вторая в классе после Богдана по учебе. С этой, пока что маленькой вершинки уже можно поглядывать на категорийную школу. Пока что осторожненько – но уже поглядывать. Хотя жалко покидать свою «двойку». Там ее уже знают, уважают. Там – ее класс, именно что ее. Давняя совместная драка что-то изменила в детках, она вовремя заметила и воспользовалась – и теперь девчонки в классе наравне с мальчишками, одной дружной компанией, готовой окрыситься хоть на «быков», хоть на старшаков. И с куратором-«положенцем» она сдружилась. Ничего такой паренек, ограниченный, не без этого, упертый – но общий язык найти удалось. С мужиками просто: приласкалась, глазки построила, он и поплыл. Старшаков от класса он и отгоняет. Так что в школе теперь хорошо. И дома хорошо. Жаль только, Андрюшка на рукопашку ходит. Взгляд у него изменился, жестким стал, и сам он изменился. Твердо нацелился на военное училище. Ну, зато взялся за учебу. Не его это, сильно не его, какой из Андрюшки офицер, ему бы по научной линии пойти, но… лучше уж так, чем никак. Отец… ну, он мужик, и этим все сказано. Отец – ее, и только ее собственность. Мама дымится и топочет копытами, орет, что дочка лезет без спросу в кухонные дела и в рукоделье, и это тоже здорово, ей попсиховать полезно, такой уж у нее тип характера. Главное – не принимать ее заскоки всерьез.

Она свернула раз, другой и остановилась. Посмотрела издалека на проходную, помечтала. Там, за дверями под охраной пары бойцов, кончается город. Там, за проходной – вольное небо, ветер. Тайга и река. Там она обязательно побывает.

Поворот, еще поворот. Андрюшка ошибался, когда говорил, что по городу нельзя бродить одной. Можно, если район приписан к школе, в которой тебя все знают. Вон вылетели со двора мальчишки, шпана шпаной, пригляделись, поскучнели. «Привет, Зита!» – и обратно в засаду. Будут беззащитных поджидать, а ее трогать опасно. Тронешь – потом лучше в школу не приходить. За нее и «положенцы» вступятся, и старший брат, и класс. Да и сама может зуб выбить.

Чистые купола, солнце в глаза – и зелень. Центральный торговый комплекс. Здесь всегда тепло, всегда уютно, здесь молодежи полно по многочисленным кафешкам на террасах, здесь можно просто посмотреть на людей. Здесь она любит бывать в редкие свободные минутки. Но сегодня ей не сюда, а рядом…

– Подойди! – вдруг сказал ей мужчина с ближайшей террасы. И пальцем поманил, чтоб не ошиблась – тебя, мол, зову, именно тебя!

Она поглядела – двое за столиком, и бутылка между ними. Оба в гражданском, оба неприметные. Один пьяный, другой не очень. По местным меркам можно сказать, что трезвый. Подошла, уставилась вопросительно.

– Вот ты какая, – задумчиво сказал трезвый. – А не такая и маленькая. Вытянулась.

– Маленькая! – желчно возразил более пьяный. – Маленькая дурочка! Ты, дурочка! Знай: ты ходишь здесь только потому, что мы тебя пожалели!

– Т-с! – пресек первый. – Иди, Зита. Не забывай нас. И когда-нибудь скажи спасибо. Просто – спасибо. Больше нам ничего не надо. Верно, Коля?

– Жалость – благородное чувство, – осторожно сказала она. – Спасибо, ребята.

В глазах трезвого заплескался смех, и он махнул рукой – иди уж, коза!

Она кивнула на прощание и пошла, куда и намеревалась. Хотя по спине словно холодной водой прошлись. Коснулось внимание спецслужб – и соскользнуло. Ариадна Давидовна ошибалась. Очень важно, что она – маленькая девочка! Хорошие люди есть везде! Пожалели.

Она задорно тряхнула кудряшками. Пронесло, и ладно! Это уже прошло, а жить стоит настоящим.

Вот она, категорийная школа. То же типовое здание – и не то. Гораздо меньше учеников, гораздо больше окон. Чистые купола с раздвижными секциями. Во внутреннем дворе – сквер, и пришкольный парк рядом, весь в цвету, весна же. В парке – прозрачный ангар бассейна светится, манит голубизной воды. Там, в школьном секторе, всегда тепло. На категорийную школу Зита полюбовалась издалека. Близко не подойти – решетки, проход к школе только по электронным пропускам. Ничего, пройдет когда-нибудь, все еще будет.

А вот и родной двор. Та же приблатненная шпана под аркой. Только не торчит больше среди подростков здоровенный Мальцев-старший. Он – вот беда! – случайно споткнулся и упал глазом на что-то острое. Ну, так говорят. И что делать с инвалидом? Списали из полиции да отправили охранять ленские прииски. Ну, так говорят. Она предполагала другое: просто нарвался один беспредельщик на другого и кончился. Заигрался с судьбой, бывает. Но ходить стало гораздо безопасней.

Она шагнула под арку – путь ей загородил белобрысый парень. Младший надзирающий? И чего ему надо? А нехороший у него взгляд, мутный. Она посмотрела внимательно и на всякий случай свела вместе руки. Так, чтобы кисть правой оказалась поближе к левому манжету рубашки. Она – девочка маленькая, ее каждый обидеть способен, лучше подстраховаться. С первого дня своего осознания решила – гордость стоит жизни. Прадед так же считал, но духу не хватило. А ей проще, у нее духу сверх меры: южная кровь, злобность довлеет! Все же она – не прадед. Тело другое, и позиционирование в мире соответственно тоже.

Парень дернулся вперед. Наткнулся на ее взгляд. Потоптался неуверенно.

– Здравствуйте, – вежливо сказала она и прошла мимо. Быстро, не задерживаясь. Родной двор – пока что проблема. Нехорошая подобралась там компания, никак к ней ключики не подберет. Ничего, вода камень точит, разберется со временем. А времени – много! Каникулы же! Много-много времени, которого ей так не хватает!

Она проскользнула в квартиру, переоделась в домашнее и плюхнулась перед телевизором. Каникулы! До возвращения отца с работы прорва времени, так что можно наконец побездельничать! В умеренных количествах безделье – слаще сахара!

На художественном канале заканчивался концерт самодеятельного ансамбля песни и пляски «Атомная сила». Следом ожидался очередной фильм про войну. Про попаданцев. Она хихикнула: авторы бесчисленных ностальгических фантазий о возможном величии России наверняка в самых смелых мечтах не могли представить, что их творчество на полном серьезе возьмет на вооружение очередной государственный строй! Попаданцы – в тренде, в моде, на вершине славы! Именно Наташа Мальцева из «Спортсменки, комсомолки, красавицы» – идеал красоты! Образцом героя – жуликоватый Лис из «Все зависит от нас»! А советские атомные субмарины – самые победоносные в 42-м году, кто бы сомневался! Хотя, как приключилась этакая дичь, при небольшом размышлении понятно. А что еще могла взять власть, сильно нуждающаяся в великом прошлом, если советское прошлое обгадили пришедшие на смену конкретные ребята эпохи бандитизма, а свое прошлое они и без посторонней помощи изгадили так, что лучше не напоминать, со стыда сгоришь. И что делать, если для национальной идеи умри – но вынь да положи великую нацию? Арийское превосходство не используешь, его Гитлер использовал, опередил, сука… Вот и осталось обратиться к перлам из попаданческой литературы. А что? Если отрезать массам доступ к информации – не просто же так задача выйти в интернет в подкупольниках считается нерешаемой? – так вот, если отрезать массам доступ к информации, реальность запросто можно заменить выдумкой. Кто из пацанов знает, что описанного в «Спортсменке, комсомолке, красавице» вообще-то не было? Да практически никто! Смешно, да не до смеха…

На экране загрохотали взрывы, рев моторов ударил по нервам. Первые дни великой войны. И словно холодком повеяло. Словно уставился издалека на Зиту ненавидящим взглядом корректировщик. Словно то, что было придумано – еще будет…

Она передернула плечами, выключила телевизор и пошла на кухню. К возвращению отца надо приготовить ужин. Желательно – вкусный. А как? Крупы, тушенка, макароны – стандартный набор по продуктовым карточкам. Всё уже надоело до тошноты. Скорее бы вырваться за город. Там – черемша, там ягоды, грибы… там рыба!

–=-=-

– А мой папа ведет меня на рыбалку! – радостно пропела она и крутнулась. Дурацкая фраза из индийского фильма как привязалась сто лет назад, так и не желала отвязываться.

На рыбалку ее потянуло со страшной силой, как только прошел по Лене лед. Даже не столько на рыбалку – просто на волю, под чистое небо. Все-таки подкупольник за зиму придавил нервную систему. Кое-как уговорила отца, но свободный день у него выпал только сегодня, и наконец они идут на хариуса. Или на окуня. Или на что попадется, потому что рыбацкое счастье капризно и изменчиво, она-то знает.

Все необходимое для рыбалки она собрала заранее, а для перекусить быстренько похватала перед выходом. И в который раз удивилась, как мало еды дома. По сравнению с временами прадеда – нищенски мало. Только минимальный набор, выданный по продуктовым карточкам. Но сколько его там? Так, аппетит раздразнить. Понятно, что на каждого выдавались именные талоны в столовые общественного питания, и вроде бы их хватало на трехразовый заход, но… а побаловать себя? Ее же мама начальница, лейтенант – или это уже ничего не значит в плане зарплаты? Непонятно. Магазинчиков вроде в городе полно, а дома почему-то – пусто. Так что взяла хлеб да упаковку кефира, и всё. Не пшенку же с собой тащить.

Еще проблема возникла по одежде-обуви. Идти за город не в чем, не выходила прежде ни разу. Отцу хорошо, у него рабочий комбез есть, а ей? Мама категорично предложила шорт-обтяжечки, купленные ей в очередной раз и еще не порванные Зитой. Это в конце мая. Если верить памяти прадеда, снег в лесу лежит до июня. Маму понять можно, обтяжечки дешевые, не жалко. Она спорить не стала, просто сунула в сумку свой школьный комбинезончик, все равно к концу года стал коротким. Если надеть поверх обтяжечек, будет и тепло, и коже защита от кустарника. За зиму она вытянулась вверх и немного сдала в объеме, поверх обтяжек будет как раз. И на плечи можно накинуть школьную курточку, тоже вытерлась за год и стала коротковатой.

На остановке на нее сурово уставился с рекламного щита боец в диверсантской лохматке, с укороченным автоматом в руке и гитарой за спиной. В городе начинался показ нового патриот-фильма. Бесстрашный спецназовец-попаданец меняет ход великой войны, перепевает все песни и крутит любовь с дочерью Сталина. Мальчишки от фильма будут без ума, и не заметят, что вранье. Она только вздохнула. Что притворяться, она тоже б не отказалась от некоторых качеств Наташи Мальцевой. Красавицей, победительницей всероссийских олимпиад, олимпийской чемпионкой что б не побыть? Да, спортсменка, комсомолка и студентка по фильму всего достигла ежедневным неимоверным напряжением сил. Но то по фильму. А в жизни хоть как напрягайся, но, если нет данных, олимпийской чемпионкой не станешь, даже мастером спорта не станешь. Природных способностей пока что никто не отменял, и если Богдан талантлив, всякой Зите Лебедь за ним не угнаться, хоть сутками над учебниками сиди.

Она завистливо оглянулась на афишу перед посадкой в электробусик. И что-то внезапно царапнуло ее, тревожно и грозно.

По пыльным улицам города они доехали до охраняемого периметра. Водитель всю дорогу ругался на аккумуляторы, на пыль, грозился не дотянуть до конечной, отец охотно поддерживал, умалчивая, где работает – а работал он в том числе и на поливальной машине с теми же аккумуляторами местного завода электроизделий. Все же доехали. На проходной спецназовцы мазнули взглядами по ее голым ногам и отвернулись. Только мигнул красный огонек на стойке двери-турникета.

– Не обращай внимания, это авторегистрация, – пояснил отец. – Лица в память занесли.

За проходной в лицо ударил резкий ветер, а по глазам – солнце, непривычно яркое после грязного подкупольного света города. Она вдохнула напоенный запахами леса ветер, пошатнулась и вцепилась в надежную руку отца. Как-то после тепличных условий подкупольника оно… б-р-р!

– Ого, свежо! – дошло до отца. – Посинеешь! Что же это мать так тебя собрала? Возвращаемся, что ли?

Она отмахнулась, мол, все в порядке, и натянула комбинезон, прыгая на одной ноге и размахивая руками. И сердито отметила – с равновесием что-то надо делать. Прибавила мысленно к ежедневным занятиям еще полчаса и вздохнула – времени катастрофически не хватало, детство неслось сломя голову.

Они пошли к реке, сначала по грунтовой дороге, потом по широкой колее. Отец от свежего воздуха возбудился, повеселел и разговорился, планируя, где бы им накопать червей.

– На пашне, – сказала она машинально, потом досадливо поморщилась. Ну какая пашня на вечной мерзлоте?

Оказалось, есть пашня, и даже поблизости, за железной дорогой! Раньше не было, а теперь есть. В пятьдесят третьем объявили о продовольственной независимости страны, о поддержке малого предпринимательства, дали желающим кредиты под небольшие проценты, тогда многие подались в фермеры, все поляны в округе распахали.

– Нэп?! – вырвалось у нее.

– Сейчас это проходят в нулевом классе? – удивился отец. – Ну да, новая экономическая политика. Мать говорит, сейчас пойдет вторая волна кредитования, надо бы подсуетиться, а то достала нищета. Картошку будем растить и продавать, озолотимся! Хочешь жить на природе, а, Танька?

Он впервые назвал ее Танькой, как хотел при рождении. Она порывисто вздохнула и благодарно потерлась щекой об его руку, отец даже смутился.

– Дурачков ловят, – подумав, решила она. – Не соглашайся.

Отец обиделся и попробовал спорить. Пришлось объяснять подробней, потому что поняла – идея фермерства запала отцу в душу.

– Выкупить землю – кредит, – сказала она. – Семена купить – еще кредит. Огородить – кредит. А пахать, папа, мотоблоком не получится, по целине мощный трактор нужен, нам в школе рассказывали. Мощный трактор – он очень дорогой! Еще горючее. Еще ремонт…

– Считать не умеешь, малявка! – азартно возразил отец. – Знаешь, сколько картошка сейчас стоит?! За одно лето расплатимся!

– Не расплатимся, папа. Картошка дорого стоит зимой. А где мы ее хранить будем? Хранилище – очень дорогое! И магазина у нас нет, чтоб торговать, а на улице запрещено, в подкупольных городах и так грязи хватает.

То, что хранилище – очень дорогое сооружение, дошло даже до отца. Но просто так он сдаться не мог.

– Как-то же все растят! – проворчал он. – Процветают!

– А ты узнай сначала, – посоветовала она. – Кто растит, кто процветает. А еще, папка, картофель землю разрушает, нам в школе рассказывали. Три года, и все, потом голод.

– А как его тогда выращивают?!

– Севооборотом, – вздохнула она. – Но какой у фермера севооборот? Земли не хватит.

Отец молчал до самой реки.

– И что, неужели в банке не понимают, когда предлагают кредит? – пробормотал он, о чем-то напряженно размышляя. – Так и мать меня на кредит тоже уговаривает! Вот же дура! Залетим снова в долги – и что, на ленскую каторгу отрабатывать?!

– Не злись, папка! – сказала она. – Ну, не нравится мама – прогони! Или тресни по затылку, как вчера Андрея, плюнь и забудь.

Отец неловко хохотнул.

– Маму по затылку нельзя, – признался он. – Обидится и уйдет. А мне женщина нужна в… в доме.

– Ну и что? – удивилась она. – Я буду твоей женщиной!

Отец захохотал в голос.

– Я уже стираю тебе рубашки! – жарко сообщила она. – Пуговицы на спецовке я пришиваю! И завтрак целую неделю я готовлю, и еще буду!

– Эх, Танька, Танька! – вздохнул отец и обнял ее за плечи. – Да заметил я, как за мамку работы тянешь. Ты моя заботушка. Но, видишь ли, женщина не только варит и стирает, она еще, хм…

– Женщина любит, – понимающе кивнула она. – Так я люблю. Тебя сколько раз поцеловать?

Она хозяйски примерилась, наклонила мужчину к себе и поцеловала. И еще раз. И еще. И обняла со всем пылом южной горячей души. И… как-то это незаметно затянулось, и опомнилась она, только когда почувствовала, что мужские руки потихоньку, но настойчиво пытаются стянуть с нее брюки.