Текст книги ""Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ)"

Автор книги: Владимир Поселягин

Соавторы: Александр Лукьянов,Владимир Журавлев,Станислав Лабунский,Александр Тихонов,Ирина Гостева,Владимир Атомный,Михаил Белозёров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 143 (всего у книги 341 страниц)

  – Это карта нашей вселенной. Третья точка с краю – наша галактика, – лысый цекул ткнул пальцем. – Карта передается генетически и является пассивный знаком. Твои отец или мать тоже были цекулом, а может быть, оба. Но они могли и не знать, что они цекулы.

  – Мы можем вживить тебе син-кай, – сказал другой цекул. – Но это лучше... – цекул протянул странный браслет, словно вылитый из чистой воды.

  – Это альдабе, – объяснил лысый цекул.

  Я тут же вспомнил и глупо спросил:

  – Из тунгусской зоны?

  – Из зоны, – согласился лысый цекул, – но не тунгусской.

  А второй объяснил:

  – Пикник на обочине... Помнится, об этом у вас писали... Как их?..

  – Стругацкие... – подсказал я.

  – Точно!

  – Сами не зная того, они участвовали в эксперименте по изменению сознания землян.

  – Они были первыми, – согласился я.

  – Альдабе... – объяснил второй цекул, надевая мне браслет, – как минимум – абсолютная защита... Это поможет тебе избежать многих опасностей и выжить в реале. А потом мы тебя найдем.

  – Вы вмешаетесь в наши дела? – спросил я, рассматривая браслет.

  Мгновение он переливался всеми цветами радуги, затем сделался телесного цвета и стал частью моей плоти, но я ничего не ощутил.

  – Нет, но не дадим и астросам.

  – Они и сами не полезут, – согласился второй цекул и коснулся ладонью вначале комиссара Ё-моё, потом Сорок пятого, который мирно спал в позе эмбриона. Оба тут же ожили, вылезли из грязи и прилипли ко мне, как пиявки: комиссар Ё-моё схватил за плечо, а юмон вцепился в лодыжку.

  – Валим домой... – как ни в чем ни бывало зашептал комиссар Ё-моё, жалко и подобострастно улыбаясь цекулам. – Валим!!!

  И мы свалили, хотя, ей богу, я совсем не желал этого. Напоследок я оглянулся: цекулы, как показалось мне, грустно смотрели нам вслед. Да, вот еще: за нами, как ни странно, переместился комиссарский аэромобиль марки "яуза", но это уже было делом не моих рук.

  Больше я ничего не помнил вплоть до того момента, когда проснулся у себя в постели, услышав телефонный звонок, а затем и возмущенный голос Алфена.

  Подозреваю, что перед этим мы завернули в Кагалму. Каким-то образом захватили Луку с Ремом Понтегера и переместились в реальность, то бишь в мой дом. Возможно, что-то разнилось в деталях, но, похоже, все было именно так. Что произошло с комиссаром Ё-моё и юмоном я не имел ни малейшего понятия.

  Зато теперь этот самый комиссар Ё-моё требовал от меня нового подвига. Если бы я умел обращаться со своим альдабе, я не позволил бы комиссару Ё-моё разговаривать со мной в подобном тоне. Но я еще не умел пользоваться альдабе. Да и честно говоря, забыл о нем.

  – И в это раз ничего не выйдет, – сказал я.

  – Если все сделать по-умному, то выйдет, – убежденно возразил комиссар Ё-моё.

  – А если снова нарвемся на шустрых людей? – спросил я.

  Видать, комиссар Ё-моё исходил из стратегии ошибок: чем больше ты их совершаешь, тем меньше остается. Главное при этом – выжить! Комиссар Ё-моё готов был рисковать бесконечное количество раз, каждый раз делая ставку на жизнь. Хорошо бы только на свою! У него была психология самоубийцы.

  – Но ведь прошлый раз были не люди! Ё-моё! – комиссар стал злиться. Он уже забыл все свои страхи и обещания, свои слезы и мокрые штаны. – Вообще-то, я могу вас здесь оставить, ё-моё – иезуитски заметил он. – Время военное, кто будет искать?!

  – Комиссар, – напророчил я, – быть вам корсаром всех времен и народов!

  – Во! – он ткнул в меня пальцем. – Правильно! Где ты раньше был?! Я тебя озолочу! Ё-моё!

  – Ой ли?! – воскликнул я. – Вашими молитвами!

  – Сейчас сделаю укол, и отправимся! – обрадовался он, полагая, что сломал меня своими железными аргументами.

  – Без него не поеду! – заявил я, кивнув на Виктора Ханыкова, понимая, что Ханыков сам по себе никому не нужен и лежать ему через пять минут грудой костей под марсианскими березками.

  – Зачем он тебе? – удивился комиссар Ё-моё.

  – Затем! – твердо сказал я.

  – Для него доли нет! Зачем?! Ё-моё!

  – Это мой секрет, – стоял я на своем.

  – Ну ладно... – махнул рукой комиссар Ё-моё. – Только придется одним шприцом колоть. У меня второго нет, ё-моё.

  Виктор Ханыков возмутился:

  – Что я наркоман какой-то?!

  – Молчи... – процедил я сквозь зубы. – Молчи!

  ***

  На этот раз комиссар Ё-моё выбрал звездолет "Абелл-085".

  Расчет был на то, что в последней ракете полетят самые распоследние люди Земли, а уж денег у них – куры не клюют. Но я ошибся – деньги комиссара теперь не интересовали. Точнее, они его, конечно, интересовали, но постольку поскольку.

  Звездолет "Абелл-085" класса "летающая казарма" пропал в глубинах космоса два года назад – 2 августа 2114 года. Зафиксировали даже точное время прекращения связи – 17:45 московского времени. Что именно произошло, было тайной века за семью печатями.

  А ведь ее никто не узнал, кроме меня, комиссара Ё-моё, его утер-пришебеева – Сорок пятого юмона и Виктор Ханыков, хотя уж последнему полагалось быть осведомленным по штату.

  Из-за одной этой тайны века я мог лишиться головы, потому что оказалось, что в гибели "Абелл-085" были замешаны "сильные мира сего". Но это я понял гораздо позднее. Официально было объявлено, что причиной гибели звездолета послужил метеоритный дождь, о котором, кстати, предупреждали все наземные и орбитальные станции. Но считалось, что защита звездолетов марки "турсы", к которым принадлежал "Абелл-085", способна выдержать и куда более грозную атаку, но... почему-то не выдержала. Собственно, несмотря на то, что в одной из последних ракет на "исконную родину" отбывали сливки общества, расследованием катастрофы особенно никто не занимался, потому что Землю захватили хлысты и было не до этого. Как и в два последующие года – средства массовой информации как в рот воды набрали, несмотря на то, что на звездолете уносило ноги последнее правительство как Санкт-Петербурга, так и всей страны. Понимаю, что это звучит глупо – собирать правящую верхушку в одном месте, но другого выхода не было, потому что положение было критическим – на Земле остались только военные.

  Вначале комиссар Ё-моё сделал укол мне. На мгновение я "улетел" – мне даже привиделся короткий сон, будто ангел голосом комиссара Ё-моё называет дату и время перемещения. Потом тряхнуло, и я обнаружил себя бредущим по длинному коридору с низкими потолком. Впереди топал комиссар Ё-моё, за ним пристроился Виктор Ханыков, который был совсем никаким, затем шел я, а замыкал колонну юмон с рожками, которые он прятал под легкомысленной панамой, хотя маскировался он напрасно – любой мало-мальски опытный землянин или марсианин легко узнавал юмона. Что-то такое в лице у юмонов было, что не давало считать их людьми.

  Звездолет "Абелл-085" действительно был летающий казармой. Не помню, сколько в него точно вмещалось, но не меньше двадцати тысяч. Звездолет даже не "умел" приземляться. По сути, это была космическая платформа с гелиевым реактором в качестве двигателя – столь огромная, что могла находиться только на орбите. Конструкция, конечно, была устаревшей, но достаточно надежной. Десяток ракет-челноков осуществляли связь с планетой.

  – Вперед! – скомандовал комиссар Ё-моё.

  Мы находились на обширной палубе и двигались в проходах, которые змеились во все стороны – мимо коек в три яруса, мимо туалетов и кухонь, мимо фойе, где крутили старые фильмы, мимо душевых кабинок и оранжерей – столь крохотных, что внутри можно было стоять только на одной ноге, мимо курилок, прачечных и других помещений – в общем, мимо всего того, что называется летающий казармой. Люди спали, читали, ели. Пахло носками, немытым телом и бельем.

  Полет длился уже два месяца. Впереди еще было столько же, и чувствовалось, что пассажирами овладела апатия. А ведь их можно спасти, думал я, всех-всех до единого. Но не знал, как это сделать.

  На этот раз угнетающее действие медиатор не было столь очевидным, и я что-то соображал, чего нельзя было сказать о Викторе Ханыкове. Он едва передвигал ноги, а взгляд был остекленевшим. Зачем он мне был нужен, я не имел ни малейшего понятия, хотя он спас меня в Петропавловской крепости. Конечно, комиссар Ё-моё убил бы его. Я думаю, что он с удовольствием убил бы нас обоих. На всякий случай он убил бы своего раба – Сорок пятого юмона. Но у нас был шанс остаться в живых, и я хотел его использовать.

  – Направо! – командовал комиссар Ё-моё. – За мной!

  Мы вскарабкались по трапу на палубу для среднего класса. Здесь были отдельные каюты, на полу лежали дорожки, а воздух кондиционировался и дезодорировался. Да и пахло дорогим рестораном, что у лично у меня ассоциировалось с купатами и борщом. Ко всему к этому примешивался запах коньяка. Откуда-то доносились голоса и музыка.

  Комиссар Ё-моё шел целенаправленно. Похоже, он знал, что делает. Несколько раз мы свернули налево, один раз направо, потом поднялись еще на одну палубу, прошли ее до конца, спустились в пятую секцию, и комиссар остановился перед каютой с номером 12043Б.

  – Быстро заходите, – он буквально затолкал нас внутрь.

  Представительский номер на шестерых действительно походил на корабельную каюту. Не хватало только иллюминаторов и аквариума с золотыми рыбками. Койки в два яруса были выкрашены белой эмалью. Виктор Ханыков рухнул на ближайшую из них и захрапел. Я, как ни странно, еще держался на ногах, хотя порой сознание не улавливало реальности происходящего. Мне казалось, что это длинный, длинный сон, в котором я видел то комиссара Ё-моё, то юмона, то пожарника, то бишь тайного агента неизвестно какой службы – Виктора Ханыкова. Но что мы делали и для чего куда-то двигались, я хоть убей, соображал только в моменты просветления.

  – Я должен вас покинуть на час, – поведал нам комиссар Ё-моё.

  Естественно, Сорок пятый остался сторожить. Но куда сбежишь с подводной лодки? Можно было, конечно, спрятаться где-нибудь в бесконечных коридорах и переходах. И даже наверняка продержаться до прибытия звездолета "Абелл-085" на Марс. Но во-первых, звездолет не должен был прибыть в конечный пункт, а во-вторых, комиссар наверняка не оставит бы нас в покое. Это я понимал совершенно точно. Единственное, чего я не знал со стопроцентной вероятностью, что звездолет заминирован.

  – Следи за ними, – наказал комиссар Ё-моё Сорок пятому и вышел.

  – Есть, хозяин! – вслед ему отозвался юмон, но почему-то по уставу не встал со своей койки. Видать, он тоже был ошарашен, а устав ему осточертел.

  – Где мы? – спросил я как бы между делом.

  – Сам не знаю, – ответил юмон.

  Похоже, он, как и я, плохо понимал происходящее.

  – Ты хоть знаешь, что делать? – спросил я осторожно.

  – Знаю, – простодушно отозвался он.

  – А что именно?

  – Ждать... – он уселся в позу лотоса.

  На уровне подсознания я понимал, что мне нельзя открываться ему, что прежде всего, он верен своему хозяину – комиссару Ё-моё, а только потом руководствуется своим чувствам. А ведь мне казалось, что он настроен ко мне дружески. Поэтому я улегся на койку и притворился спящим.

  Не помню, сколько прошло времени – час или два, но я точно знал, что комиссар скоро заявится, потому что часы в каюте показывали без пяти пять вечера. А катастрофа должна произойти в 17:45. Пока никаких признаков волнения на звездолете не наблюдалось. Впрочем, команда звездолета могла не доводить до сведения пассажиров об угрозе метеоритного дождя. Если, конечно, причиной катастрофы действительно были метеориты.

  Между тем, я прислушивался: мелко вибрировали стенки, иногда мимо каюты кто-то проходил, во всем остальном царило полное спокойствие.

  Ровно в 17:00 явился растерзанный комиссар Ё-моё. Его мундир был выпачкан непонятно в чем, галстук торчал куда-то вбок – о него явно вытирали руки, фуражка же вообще сидела, как седло на корове.

  "Что я говорил!" – едва не вскричал я.

  – У нас проблемы! – заявил комиссар Ё-моё, ворвавшись в каюту.

  Он добежал до ее середины, остановился и с минуту тупо разглядывал нас троих. Понятно, что Виктор Ханыков интересовал его меньше всего, ибо он спал мертвецким сном. Я же бессмысленно таращился в облупившейся потолок.

  Затем комиссар Ё-моё произнес:

  – Так, ты... остаешься... – показал он пальцем на Сорок пятого. – А ты... – он посмотрел на меня, – пойдешь со мной.

  Я никак не отреагировал. По сценарию я должен был изображать полного идиота. Не долго думая, комиссар Ё-моё схватил меня за руку и приподнял, но удержать не смог, и я шмякнулся на койку, чтобы сосчитать количество заклепок вокруг потолочного вентилятора, который не работал. Комиссар Ё-моё витиевато выругался.

  – Помоги! – приказал он юмону.

  Вдвоем они поставили меня на ноги. Теперь по идее я должен был изображать ходячего зомби. По крайней мере, так было в первом перемещении. То ли я привык к лекарству, то ли доза была маленькая, но мое сознание сделалось ясным, как у школьника на первом свидании. А ведь на Ханыкова медиатор подействовал угнетающе.

  Для правдоподобия я уперся лбом в переборку и сделал так:

  – Бе-е-е...

  Я все забыл, забыл даже, что я цекул, а не человек, и что у меня есть альдабе, не говоря уже о чоппере – оружие направленной энергии.

  – Эко тебя развезло?.. – довольным тоном произнес комиссар Ё-моё. – Совсем плохой!

  Однако в его голосе однако слышалась плохо скрываемая тревога. Он дал мне хлебнуть из своей плоской фляжки и посмотрел в глаза. Я сделал вид, что узнал его, и сказал:

  – Привет... козел...

  – Двигай! – приказал комиссар Ё-моё, распахивая дверь каюты.

  Мне ничего не оставалось, как выйти в коридор. Комиссар Ё-моё крепко взял меня за руку и куда-то поволок так быстро, что я едва успевал за ним. Зачем я ему понадобился? думал я, стараясь запомнить, сколько раз и в какую сторону мы сворачиваем, сколько раз поднимаемся и спускаемся с палубы на палубу.

  Навстречу нам попадались пассажиры обреченного звездолета. Однако то ли они были смертельно уставшими, то ли безучастными к происходящему, но никто ни на кого не обращал внимания. Правда, в одном из темных коридоров нас приняли за голубых, потому что на пороге каюты вырос полуодетый мужчина с мушкой на верхней губе и женским голосом с мужскими нотками предложил:

  – Мальчики, не хотите выпить?..

  Он шаловливо выставил бритую ногу в женской туфле. Комиссар Ё-моё шарахнулся к противоположной переборке. Мне было все равно – на Рублевки я и не такое видал, поэтому продолжал двигаться по прежней траектории, то есть, как привык ходить – по прямой. Комиссар дернул меня за собой. Получилось странно – вроде, он меня ревнует и не дает ни с кем знакомиться.

  – Я тебе выпью! – погрозил он пальцем издалека. – Ё-моё...

  – Мальчики, я не кусаюсь...

  В манерах полуодетого мужчины проскакивала немужская жеманность. А еще у него были ярко накрашенные губы и глаза.

  – Давай останемся? – предложил я, ничем не рискуя. – Давай?.. А?.. Хорошее место... Девочки, выпивка...

  – Иди ты! – комиссар Ё-моё что есть силы толкнул меня в спину. – Иди!..

  – Ну мальчики... – мужчина призывно глядел нам вслед.

  Комиссар Ё-моё нервничал. Думаю, не из-за педика. Возьму сейчас и сверну тебе голову, думал я. Потом пойду к капитану и выложу как на духу, что звездолет обречен. Правда, не знаю, почему. Ну поищут какую-нибудь бомбу, ну не найдут. Вдруг никакой бомбы нет и в помине? Проверят списки пассажиров, поймут, что я заяц и начнут прессовать. Здесь у них наверняка своя служба безопасности, метаполиция и контрразведка. Нет, это несерьезно, думал я. Да и Виктора Ханыкова жалко. Втянул в это дело. А юмон... Тоже жалко – заблудшая душа.

  Совсем уже в другом месте мы вспугнули мелких воришек, которые приняли нас за полицию (одна фуражка комиссара Ё-моё чего стоила!) и, не захлопнув двери чей-то каюты, задали стрекоча по бесконечно длинному коридору, теряя на бегу какие-то вещи, типа колготок и женских трусиков.

  Комиссар Ё-моё хорошо знал план звездолета "Абелл-085". Я это понял по тому, как он старательно избегал каких-то определенных палуб. И даже старался к ним не приближаться, а двигался целенаправленно, обходя их по огромной дуге.

  Потом я на какое-то время действительно отрубился, потому что очнулся в тот момент, когда мы в спешном порядке спускались, как мне показалось, в гигантский провал, откуда доносились звуки работающего оборудования, вздохи и ахи огромных механизмов. Какие-то трубы и арки разбегались во все стороны. Снизу бил свет, и от этого резкие тени мешали правильно сориентироваться. Лестница огибала лифтовую клеть. Тросы блестели от смазки. Я хотел съехать по одному из них, но затем решил, что это точно будет перебором – комиссар Ё-моё поймет, что я придуриваюсь.

  Вдруг лифт ожил, тросы завибрировали. Клеть медленно поднялась и замерла под нами. Только после этого я понял, что комиссар Ё-моё управляет ею с помощью автономного пульта. Мы перебрались на крышу и стали подниматься вверх. Когда клеть почти достигла нулевой палубы звездолета "Абелл-085", комиссар остановил ее и мы полезли в вентиляционную систему.

  На трезвую голову я бы ни за что не сделал этого. Все-таки из-за действия медиатора критическая оценка у меня была понижена. Стоило персоналу звездолета включить вентиляцию, нас бы сдуло, как пушинок. Хотя наверняка комиссар Ё-моё предусмотрел и этот вариант.

  Для того, чтобы я не потерялся в вентиляционном лабиринте, он привязал меня веревкой за шею и тащил за собой, как собачонку. Кроме толстого комиссарского зада, я ничего не видел, а каким образом мы очутились в хранилище звездолета, даже не заметил.

  Хранилище было огромным. В первой комнаты царил настоящий бардак – комиссар явно постарался. Пол был усыпан разноцветными шариками пенонаполнителя и банкнотами крупного номинала. Можно сказать, пещера Алладина. Кроме банкнот, между растерзанными деревянными ящиками, вперемешку с пуками стружки валялись драгоценности, осколки китайских ваз, растоптанный антиквариат: какие-то золотые поделки, бронза эпохи Мин, старинное оружие, зеркала, египетские золотые маски, совершенно определенно – смятая маска Аганемнона из коллекции Генриха Шлимана, нефритовые маски инков, короны, усыпанные изумрудами, шляпки в бриллиантах и прочие, и прочие не менее дорогие вещи, ценность которых я своим дилетантским взглядом определить не мог. В углу даже торчали золоченые колеса огромной кареты. Не хватало только лошадей. Большинство ячеек были взломаны, и золотые монеты и бруски золота и теллурия вместе с рублевыми пачками изящными кусками громоздились то здесь, то там. Я удивился тому, как много комиссар успел за такое короткое время. Но что именно он искал, трудно было понять, раз все остальное его не интересовало?

  Комиссар Ё-моё молча потащил меня дальше. Я приготовился увидеть нечто невообразимое, но то ли комиссар успел разгромить только одну кладовку, то ли банально устал, – в следующей комнате царил идеальный порядок, хотя она тоже была заставлена разнокалиберными ящиками. На столе в центре лежали три черных тубуса и огромная сумка.

  – Ты это сможешь утащить? – нервно спросил комиссар Ё-моё.

  – Смогу, – сказал я.

  – А больше сможешь?

  – Смогу, – беспечно кивнул я.

  Честно говоря, мне было все равно. Я не собирался перемещаться дальше каюты номер 12043Б. Не потому что я был таким правильным, а потому что решил не уступать из принципа.

  – Тогда погоди... – обрадовался комиссар Ё-моё.

  Взглянув на часы, он убежал в соседнее помещение, чтобы вернуться через минуту с еще одним тубусом.

  – Пиросмани... – объяснил, видя, что я вопросительно смотрю на него.

  – Чего? – спросил я.

  – Не чего, а кто, – поправил он. – Нико Пиросмани. Примитивист. Девятнадцатый век. Стоит бешенных денег.

  – А... – сказал я. – Понятно. А это? – я показал на все остальное.

  Мне было интересно, что находится в тубусах. Но комиссар Ё-моё расценил мой вопрос по-своему.

  – Не волнуйся, половина твоя!

  – Спасибо... – удивился я. – Очень щедро!

  – А как же по иному! – воскликнул комиссар Ё-моё.

  Врешь! думал я. Так не бывает! Щедроты до Марса, а там – пуля в лоб и все дела

  – Какие художники здесь обитают?

  – Художники? – переспросил комиссар Ё-моё. – Здесь Рубенс. Здесь импрессионисты: Гоген и Винсент Ван Гог. Больше не влезло!

  – А здесь? – я неловко, как пьяный, дернул сумку за обе ручки.

  – Осторожней! – воскликнул комиссар Ё-моё. – Здесь бриллианты на миллиарды. Ё-моё!

  – Понял, – с дебильной покорностью сказал я. – Понял, что вы все продумали.

  – Тогда готовься к перемещению! – одной рукой он ухватился за меня, а другой прижимая к себе тубусы с картинами и огромную сумку.

  – Куда? – удивился я.

  – Как куда? Домой! Ё-моё!

  – А ребята?

  – С ребятами сложнее, – признался он и настороженно уставился на меня.

  – Сейчас, – сказал я. – Сейчас... только сосредоточусь...

  Я притворился, что по-прежнему нахожусь в невменяемом состоянии. На всякий случай даже закатил глаза.

  Комиссар Ё-моё тоже закрыл глаза и подождал с полминуты, явно вслушиваясь в свои ощущения, потом дернул меня за рукав и требовательно произнес:

  – Я говорю, поехали!

  – Бе-е-е... – я решил идти до конца.

  – Господи! Опять!.. – испугался комиссар Ё-моё.

  Не долго думая, он достал свою заветную фляжку, и я хорошенько приложился.

  – Хватит, – сказал он, вырывая у меня фляжку, – хватит, а то напьешься.

  Напиться я не мог по определению – слишком мало было алкоголя. Я снова напыжился.

  – Ну? – дернул меня комиссар Ё-моё. – В чем дела?

  – Тяжело... – пожаловался я.

  – А так? – он отшвырнул тубы с Ван Гогом и Гогеном.

  – Так легче, – согласился я и снова напыжился.

  Ей богу, в этот раз я не валял дурака. Мне самому хотелось попасть домой, то есть в каюту. Я почему-то все время думал о ней, а не о Марсе. Наверное, поэтому ничего не получалось.

  – Ладно! – решительно сказал комиссар Ё-моё. Не мучайся, – он с сожалением посмотрел на сумку, вздохнул, словно расставался с любимой женой, и, не долго думая, спихнул ее со стола. – Все денег не соберешь!

  Сумка действительно оказалась тяжелой. Замок не выдержал, лопнул, и содержимое блестящим потоком высыпалось на полу.

  Видать, дело и впрямь было дрянь, раз комиссар так спешил.

  – Поехали! – топча бриллианты и алмазы, закричал комиссар Ё-моё. – Поехали!!! Ё-моё!!!

  У меня снова ничего не получилось.

  – Ты чего-то, не понимаешь! – с угрозой в голосе сказал комиссар Ё-моё.

  – Не понимаю, – согласился я.

  – Ладно, идем!

  Прихватив тубус с Нико Пиросмани, он потащил меня в ту комнату, с которой мы начали экскурсию. Точнее – к карете с золочеными колесами.

  – Ничего не трогай, а только смотри! – и осторожно распахнул тяжелую золоченую дверь.

  Я заглянул внутрь. Первое, что бросилось в глаза, были четыре цифры: 17:17.

  – Понял? – спросил комиссар Ё-моё.

  – Нет, – признался я, разглядывая огромный металлический цилиндр, помещенный в фирменный ящик.

  – Это бомба! – сказал комиссар Ё-моё. – Я думал, что здесь алмазы.

  – А разминировать можно? – спросил я.

  – Видишь ли, похоже, что нет. Я пока, карету курочил, обнаружил сейсмические датчики. Да и под самой бомбой может быть что-то подложено.

  – Значит, бомбу привезли в карете, – понял я.

  Пока мы болтали, на часах возникла цифра 17:18.

  – Да! Да! Да! – закричал комиссар Ё-моё. – И осталось двадцать семь минут.

  – Тогда надо двигать, – согласился я.

  И мы переместились.

  – Ты куда меня притащил?! – закричал комиссар Ё-моё. – Куда?!!

  ***

  Итак, мы застряли в прошлом. Комиссар, чуть не плача, уговаривал:

  – Ну давай, сынок, давай!..

  А у меня ничего не получалось. Я пыжился. Я надувался. У меня даже, наверное, подскочило давление. Но все было без толку.

  – Хозяин, можно я ему врежу?! – предложил юмон.

  – Я тебе врежу! – пригрозил комиссар Ё-моё. – Он – наше единственное спасение.

  – Ну и что, – возразил Сорок пятый. – Главное, он вас не уважает. А за вас я знаете, что сделаю!

  – Пошел ты, придурок! – заорал комиссар Ё-моё. – Ты кто?! Ты юмон! Твое место у параши!

  – Слушаюсь, хозяин!

  – Ну и иди туда! Ну давай, сынок, давай... – снова закудахтал надо мной комиссар Ё-моё. – Ты наше единственное спасение!

  Теперь он заговорил обо всех и даже о Викторе Ханыкове, который тюфяком валялся на койке.

  – Я и сам понимаю, – покаялся я. – А у вас еще медиатор есть?

  – Какой медиатор? Какой?! Последнюю дозу на вас извел, козлов, прости, господи. Ты же должен понимать... рванет так, что пепла не останется!!!

  Я вежливо выслушал и ответил:

  – Я понимаю, но что делать?

  Он нервно почесал лысину.

  – Может, тебе водки налить?!

  – Налейте, – согласился я.

  – И водки нет!

  Он убежал за водкой, оставив нас наедине с ватной тишиной звездолета.

  Сорок пятый заходил из угла в угол. Впервые я видел, что он нервничает. Даже цекулы не произвели на него такого впечатления.

  Один Виктор Ханыков, ни о чем не подозревая, спал беспробудным сном.

  – Слушай, – спросил юмон, – почему ты такой спокойный?

  – Не знаю, – признался я. – Спокойный, и все.

  И вдруг я понял – чертово альдабе! Где-то в подсознании крылась мысль, что со мной плохого не случится. Даже не так: вообще, ничего, абсолютно – пусть взорвутся хоть сто тысяч бомб.

  – Это тебе не город, – назидательно сказал юмон, – рванет так, что мало не покажется. А у меня дочка!

  – Ты женат? – удивился я.

  До этого я не думал, что юмонам можно обзаводиться семьей.

  – Семь лет... – вздохнул Сорок пятый.

  – Сколько ты получишь от комиссарских щедрот? – спросил я.

  – Ничего не получу, – ответил юмон.

  – А проценты? – спросил я.

  – Нет процентов... – простодушно ответил он.

  – Почему? – удивился я.

  – Потому что так сделан. Совесть, понимаешь ли.

  – Иди ты! – не поверил я и отвернулся.

  – Генетическая совесть, – уточнил юмон. – Ничего не могу с собой поделать. Начинаю деньги брать – совесть мучает, спать не могу, курить начинаю... на жену, пардон, не встает... ну и все такое...

  – Ну ты даешь! – восхищенно признался я.

  – Да, такие мы юмоны, – похвалил себя Сорок пятый.

  – Что все-все? – спросил я.

  – Ну все, но встречаются.

  В этот момент в номер влетел комиссар Ё-моё с бутылкой в руках. Для быстроты дела, он ее уже откупорил.

  – Пей! – приказал он.

  – Я не могу без стакана, – отстранился я.

  – Пей! Тоже мне, принц датский!

  – Из горла не буду, – уперся я.

  – Какая тебе разница!!!

  – Я хочу получить удовольствие, – сказал я и добавил: – На последок.

  – О, господи! – заорал комиссар Ё-моё. – Быстро найди ему стакан! – приказал он Сорок пятому юмону.

  Юмон принес пластмассовый стаканчик для зубных щеток.

  – Прополоскал? – спросил я, нюхая край.

  – Ну а как же!

  – Врешь, – убежденно сказал я и весело посмотрел на юмона.

  – Вру... – так же весело признался он.

  – Дай! – стиснув зубы, комиссар Ё-моё вырвал стаканчик у меня из рук и убежал в душ. – Теперь все нормально, – вернулся он и с нетерпением уставился на меня. – Давай!

  Я стряхнул со стаканчика капли воды.

  – А закуска?

  – Закуски нет.

  – Слушай, я так не могу. На пустой желудок. Нет, я водку люблю... но не до такой же степени, – признался я.

  – Я тебя убью!!! – пришел в бешенство комиссар Ё-моё. – Пей, сволочь!!!

  Я налил и выпил. Словно жаждущие чуда, они уставились на меня.

  – Ну что?.. – осторожно спросил комиссар Ё-моё.

  – Ничего... – сказал я. – Хорошая водка...

  – Пей еще! – приказал он.

  Я налил и выпил. Потом еще – налил и выпил.

  – Стоп! – сказал комиссар Ё-моё, накрывая стаканчик. – Хватит, а то напьешься!

  – Не напьюсь, – заверил я его.

  – Почему?

  – Не напьюсь, и все, – сказал я, забирая у него стаканчик. – Может, и вам налить?

  – Пей, – терпеливо вздохнув, согласился комиссар Ё-моё.

  Он решил действовать наверняка – слишком мало времени осталось. Я налил и сделал большой глоток. Они синхронно повторили мое глотательное движение. Я потянулся к бутылке.

  – Нет, так дело не пойдет! – понял комиссар Ё-моё. – Ты просто напьешься и уснешь.

  – Зато ничего не почувствую, – признался я и посмотрел на Виктора Ханыкова.

  И все тоже на него посмотрели – ему можно было только позавидовать: он спал, как пожарник, раздувая щеки. Руки его покоились на животе.

  – Я давно не сплю, – улыбаясь, открыл глаза Виктор Ханыков.

  – Хочешь выпить? – спросил я и вопросительно посмотрел на комиссара Ё-моё.

  – Хочу, – он сел на койке. – А в чем сыр бор?

  – Ладно, пейте, – комиссар Ё-моё с беспокойством взглянул на часы. – Осталось десять минут.

  – Подумаешь, – сказал Виктор Ханыков и сразу влил полбутылки себе в горло. – Жаль закуски нет, – намекнул он.

  – Хорошо, сейчас принесу закуску, – терпеливо, как психиатр, сказал комиссар Ё-моё.

  Похоже, он впал в тихое отчаяние.

  – И еще чего-нибудь захватите, – попросил я, щелкнув по горлу.

  Не знаю, услышал он мое пожелание или нет. Когда я оглянулся, то бутылка уже была пустой. Ее содержимое одним махом допил Сорок пятый юмон.

  – Ну ты даешь! – изумился я. – Юмоны же не пьют?!

  – Не пили, – согласился он. – Ё-моё!

  Мы смеялись долго-долго, до коликов в желудке. Даже юмон катался по полу, хотя с юмором у него, я уверен до сих пор, не все в порядке.

  На этот раз комиссар Ё-моё вернулся быстрее прежнего. Он принес бутылку конька и бутылку водки. Из закуски – открытую банку соленых огурцов и круг жареной колбасы.

  – Так в чем сыр бор? – оживился Виктор Ханыков, ломая колбасу.

  – В бомбе! Нам осталось жить, – я посмотрел на часы, – ровно семь минут, плюс минус тридцать секунд.

  – У нас куча времени! – обрадовался он.

  Комиссар заскрипел зубами. Он определенно пожалел, что связался с нами кретинами.

  За две минуты мы выпили весь наркоз и съели всю закуску. Виктор Ханыков даже употребил рассол из банки.

  – Надо было оставить опохмелиться, – заметил я.

  – Козлы! – выругался комиссар Ё-моё.

  Он упал на койку и обхватил голову руками. Он мог воспользоваться своим пистолетом, но даже не притронулся к нему, понимая, что все кончено.

  – Опохмеляться надо не так! – заявил юмон.

  – Будешь меня еще учить?! – воскликнул Виктор Ханыков, входя в раж. – У меня знаешь какой стаж по этому самому делу?!

  – Какой? – делая еще более глупое лицо, спросил юмон.

  – Три года!

  – Ерунда! – уверенно заявил Сорок пятый. – Вот у меня...

  – Так! – вскочил комиссар Ё-моё. – Я вас сейчас всех убью!

  Он выхватил свой пистолет. Черт! Я как-то о нем совсем забыл. Комиссар Ё-моё передернул затвор и выстрелил. В последний момент я успел уклониться. Пуля просвистела рядом с ухом, и я оглох на одно ухо.