Текст книги "Ближе к истине"

«Поэзия – это состояние моей души, – говорит о себе Шипулин. – Пишу не по заказу и не в установленные часы. Часто строчки рождаются среди ночи. Или когда брожу с котомкой по родному краю. Люблю наблюдать природу, животных. Смотрю, сравниваю, радуюсь. Дорога – лучший мой спутник. Именно в дороге, на природе написаны лучшие мои стихи».

Районная газета «Дружба» часто печатает Анатолия Шипулина. «Может, даже слишком часто, – пишет о поэте Е. Зайцев. – Но так уж сложилось. Именно такую (шииулинскую) поэзию ждет наш читатель. А нам приятно это. Приятно сознавать, что люди тянутся к культуре, что у них хороший вкус. Ибо стихи Шипулина действительно хороши. Не в каждом районе живет свой Шипулин…»

Деревенского поэта Кубани давно заметили выдающиеся мастера советской поэзии Василий Федоров, Владимир Цыбин… Они писали о молодом поэте: «Стихи у него зрелые, пишет образно, красочно…»

И в самом деле стихи Анатолия Шипулина наполнены звенящей красотой природы, глубокими человеческими чувствами. Его лирический герой влюблен в Дождикову Машу. Для нее в тенечке вербы одинокой, позабыв коров, пишет он стихи…

Прошли годы, но поэзия Шипулина, как и прежде, искрится незатухающими живыми красками:

 
Где будет шуметь белопенное море
И чайки садиться в его синеву.
 

Мы с ним одновременно поступили в Литературный институт. Я на отделение прозы, он – поэзии. В тот же год поступили Алексей Неберекутин и Анатолий Прядкин. Не поехали с нами Валерий Горский, Владислав Ермолаев, Владимир Стрекач, Виталий Черный… Все мы тогда составляли так называемый писательский актив. Нас вели на смену себе наши мэтры.

По разным причинам выпали из обоймы молодые, подающие надежды. Куда‑то запропастился Прядкин, исчез из поля зрения Ермолаев, уехал в Саратов Стрекач, Неберекутин подался на север, Горский умер. Остались на дистанции мы с Анатолием Шипулиным.

Когда встречаемся, – несть числа воспоминаниям. Вспоминаем шумные коридоры Литинститута, студенческие шалости в общежитии. Громкие встречи с литературными знаменитостями – Чингизом Айтматовым, Владимиром Солоухиным, Егором Исаевым, Твардовским…

После выступления Солоухина, знаменитого тогда автора повести «Капля росы», только что вышедшей в «Роман – газете», «торчащего» по нашему разумению на баснословных гонорарах, кто‑то выдал экспромтом: «Знать, не пухнет с голодухи Володимир Солоухин…»

Нам на студенческих харчах, как той куме, – только хлеб был на уме. Мечта хорошо издаться да обгонорариться.

Уже тогда, в студенческие годы, я заметил одну замечательную особенность Анатолия Шипулина: он не баловался, как другие вином, трудился, как пчелка, и любил «показывать» свои стихи. И чтоб была критика, и чтоб «набросали» ему замечаний и вопросов. И чтоб выужива

ли в его стихах неудачные образы и слова. Он жадно набрасывался на указанные места и переделывал, и варьировал, искал, искал. Кстати, и сейчас он такой. Когда случается ему переночевать у меня, мы до поздней ночи «шерстим» его стихи. Он не знает устали в работе над стихами. Радуется бурно, когда находится лучшее слово, более емкий и точный образ Он упивается находками. Не курит, не пьет. Он трудоголик. Если можно так сказать. У него сверкают глаза, ходуном ходят мускулы лица, когда он нащупывает хороший хорд в работе над строчкой. Цепкий, как репей:

– Ну‑ка! Ну‑ка! Скажи мне как лучше: «На рогах несет РОСУ рассвета». (?) Или… ЗАРЮ рассвета?

Он истово ищет. И заражает своей истовостью.

Поэтому в его стихах предельная сочность образа, предельная его точность. Предельная свежесть слова, предельная его выразительность.

 
Синий полдень шелестит осокой.
На Псенафе зеленеют мхи.
Я в тенечке вербы одинокой,
Позабыв коров, пишу стихи…
Вот садится солнце там, за чащей.
Ждут уже буренок за мостом.
Я опять для Дождиковой Маши
Воздух рву расщелканным кнутом.
Поспешает стадо в беспорядке,
А она томится у ольхи
И не знает, что в моей тетрадке
Для нее написаны стихи.
 

И еще одна замечательная у него особенность – он неистребимый оптимист.

Живет в маленьком предгорном поселке, в «отчем доме», как он любит подчеркивать. По сути в одиночестве. Обрабатывает огород и тем довольствуется. Ни зарплаты, ни пенсии. И никогда не жалуется на судьбу. Никогда не унывает. Да еще подтрунивает над собой: «Я там, в своих камышах, написал стихи. Вот послушай…»

Он жалеет, что бросил Литинститут, не доучился. И все собирается на Высшие курсы туда. Подучиться немного, потереться о столичную литпублику.

– Вот выращу хороший урожай фасоли, чтоб жрать было чего. И махну в Москву на курсы…

Уж сколько лет он толкует про эту фасоль! Ему‑то и

нужно всего ведер пять ее, чтоб хватило на время учебы. Но урожай на эту овощ никак не хочет быть.

Зато на стихи урожай: «Отсиял за горою сочно – красный закат. Его пили коровы в мелкой речке у хат. На отточенных тяпках его полем несли. Его капли на грядках алым маком цвели…»

Это же надо так увидеть, чтоб так сказать!

ШУКШИН Василий Макарович родился в 1929 году в селе Сростки Бийского района Алтайского края.

В 1943 окончил семь классов, поступил в Бийсий автотехникум, но ушел со второго курса. В 1945 вернулся в село, работал в колхозе. В 1946 ушел из деревни искать свою судьбу.

Работал в Калуге на строительстве турбинного завода, во Владимире на тракторном, на стройках Подмосковья. Простым разнорабочим, слесарем-монтажником, учеником маляра, грузчиком…

В 1948 году Владимирский горвоенкомат направил его в авиационное училище в Тамбовскую область. И в этом же году он был призван в армию на флот. Служил на Черном море в Севастополе радистом особого назначения в звании ст. матроса.

Демобилизовавшись, вернулся в родную деревню, поступил в школу рабочей молодежи. Экстерном сдал на аттестат зрелости. Работал учителем в этой вечерней школе, преподавал русский язык и историю в седьмом классе; одновременно исполнял обязанности директора школы. Чуть было не стал секретарем комсомольской организации: мать отговорила. (Лучше выучись на доктора). Поехал поступать в Барнаул, а очутился в Москве. Поступал в архивный, потом в Литературный, а поступил в конце концов во ВГИК, в мастерскую М. Ромма. Уже будучи студентом ВГИКа, познакомился с кинорежиссером И. Пырьевым. Пробовался на роль Бунчука в фильме «Тихий Дон» С. Герасимова.

В студенческие годы начал писать роман «Любавины». Первые литературные опыты читал и оценивал сам М. Ромм. Он и благословил В. Шукшина на писательское дело.

На третьем курсе познакомился с кинорежиссером М. Хуциевым, который начинал съемки фильма «Два Федора». У него пробовался на роль старшего Федора. И был утвержден. Потом снял собственный фильм «Живет такой парень».

Московский бомонд принял простолюдина Шукшина довольно прохладно. Е. Евтушенко писал о нем: «Галстук – бабочка на мне. Сапоги на Шукшине…» В пику интеллегентикам – насмешникам Шукшин демонстративно носил кирзовые сапоги. При этом говорил: «Они копируют Запад, я вернулся назад, в Русь…»

Первый свой рассказ «Двое в телеге» опубликовал в журнале «Новый мир». И сразу был замечен критикой.

Здесь же, в «Новом мире», появился цикл его рассказов «Мы с Катуни». Затем в издательстве «Молодая гвардия» вышла книга «Сельский житель». Писал стихи.

 
Тихо в поле. Устали кони.
Тихо в поле – зови, не зови.
В сонном озере, как в иконе,
Красный оклад зари.
 

Называл себя рядовым членом партии коммунистов СССР.

Его слова: «Когда всем будет хорошо, по – моему, это – коммунизм».

За фильм «Живет такой парень» в 1964 году получил «Золотого льва» на XVI Международном кинофестивале в Венеции. А в 1976 (уже посмертно) получил Золотой диплом на Международном кинофестивале в Италии в г. Авелино за фильм «Калина красная».

Далеко не все хорошо и гладко складывалось в творческой судьбе Василия Макаровича. За фильм «Печки-лавочки» его ругали даже земляки. Мол, зачем выставляешь нас придурками. Он переживал, говорил: «Да люблю же я вас, гады!»

Перед кончиной начал работу над фильмом «Степан Разин». По этому поводу писал: «Сейчас работаю над образом Степана Разина. Это будет фильм! Если будет. Трудно и страшно… Гениальное произведение о Степане Разине создал господин Народ – песни, предания, легенды. С таким автором не поспоришь. Но не делать тоже не могу. Буду делать». «…Фильм следует запустить в августе 1974 года».

Этой его мечте не суждено было сбыться. Он умер в 1974 г. во время съемок фильма С. Бондарчука «Они сражались за Родину» по роману М. Шолохова. Напутствуя съемочную группу, Михаил Александрович сказал: «Вы только не умирайте, ребята».

«И ушел он в цветы и коренья плакучих берез…» – сказал о нем поэт.

За недолгие годы жизни В. Шукшин снял пять фильмов, написал и издал семь книг и сыграл более двух десятков ролей.

Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

Его именем астрономы назвали вновь открытую звезду.

Очевидно, его СЛОВО о людях – о всех и каждом из нас – как‑то отозвалось во мне и вылилось в ответное слово. В жгучее желание сказать о нем. А сначала я думал просто поехать на Алтай, в Стростки, на его шестидесятилетие в 1989 году, поклониться светлой памяти его. Но по дороге решил выступить на торжествах. Набросал речь, сидя в ожидании рейсов в аэропортах «Внуково» и «Домодедово». Оттачивал ее уже в гостинице Горно – Алтайска с однокашником по Литинституту Валерием Шатыгиным. Директором Барнаульского издательства, членом Юбилейной Комиссии по Шукшину. Стараниями которого, собственно, я и попал на торжества и был обеспечен всяческим комфортом и доступом в самые сердцевинные моменты грандиозного мероприятия.

Но выступить не удалось. Желающих оказалось столько, что если бы предоставили слово самым – самым из именитых гостей, то и всего дня не хватило бы. А солнце жгло немилосердно: июль месяц, словно испытывая терпение почитателей Шукшина. Вот уже кому‑то сделалось плохо…

Мне хотелось обратиться к людям так: «Уважаемые соотечественники!..» Именно СООТЕЧЕСТВЕННИКИ! Уже тогда я чувствовал, что это слово станет ключевым в судьбе народа.

Алтай – необыкновенно красивая земля. Почти как наша Кубань. Река Катунь бурливо катит светлые воды. В отличие от степенной нашей Кубани. Я вот думаю, наверно, существует тесная взаимосвязь между красотой земли и красотой души настоящих ее сынов. Мне кажется, красота земли влияет на формирование личности. Вносит свои коррективы в генетический код наследственности. Под диктовку которого и вызревают в среде простых людей

яркие личности. По натуре и энергии мощные, подобные солнечным протуберанцам.

У особенных людей – особенная миссия на земле: они несут в себе боль всечеловеческую.

Жизнь и творчество Шукшина – это боль всечеловеческая. Он еще при жизни стал как бы индикатором на правду, добро и справедливость. Читатель берет его книги, зритель идет на его фильмы с одним трепетным чувством – приобщиться к правде жизни, добру и чистым, непосредственным движениям души.

Он был неудобным человеком своего времени. Потому что не вписывался в закосневшие правила и догмы. Он стал предтечей крутых перемен. (Знал бы до какой степени крутых!)

Алтай. Сростки. Дом – музей В. М. Шукшина

Я задаю себе вопрос: как бы он воспринял сегодняшние наши реалии? Осмелюсь предположить – как и все люди, он обрадовался бы переменам. А потом… А потом, как и все люди, плевался бы. По – шукшински, с форсом – сквозь зубы. И, наверно, сказал бы в адрес демократов: «Не туда рулите, господа хорошие…»

Еще с вечера 22–го в Сростки стали прибывать гости. На машинах, автобусах, мотоциклах и просто пешком из

соседних деревень и поселков. Нас обогнал по дороге из Бийска на черной «Волге» Георгий Бурков – друг и любимый артист Шукшина. К утру улицы в Сростках были до отказа запружены транспортом. Тут и там стихийно шли концерты самодеятельных коллективов, маленькие театрализованные представления по рассказам Шукшина; звучали гармоники, гудела, ярилась многоцветьем ярмарка; воздух насыщен вкусными запахами – тут же пекут блины, жарят шашлыки… Тысячи людей тянугся на гору Пикет, где будет происходить главное событие – встреча с гостями. Поднимаются в гору шумными компаниями, семьями. Молодая мама катит впереди себя коляску с малышом. Пожилой мужчина пытается ей помочь. Сам хватается за сердце.

Поднимаемся по северному склону, туда, где сооружен сруб, имитирующий угол алтайской избы. На одной стене увеличенная фотография, известная во всем мире, – Шукшин босой сидит на склоне Пикета. Таким он снят в последнем кадре фильма «Живет такой парень». Две стены, образующие угол, как бы очерчивают невысокие подмостки, на которых установлен микрофон и размещаются гости. Мы с Валерием тоже получаем места на подмостках. Я, к своему удивлению, вдруг оказываюсь среди знаменитостей: впереди меня сидит Леонид Куравлев, рядом с ним Меньшов, справа Людмила Зайцева, слева Саша Панкратов – Черный. Чуть дальше – Валерий Золотухин. Рядом с ним Федосеева – Шукшина.

Леонида Куравлева осаждают любители автографов. Открытки и книги передают снизу через меня. Он косится на меня – надоело. Широкий склон перед нами уже «залит» людьми. Стоят плотными рядами, словно рать былинная. Радостные, благожелательные глаза. Высматривают знаменитых людей. Отгадывают, кто есть кто из зарубежных гостей. А их множество. Из Болгарии, Польши, Франции, Америки. На спецмашинах радио и телевидения заканчивают установку и настройку аппаратуры. Репортеры местных и столичных газет не теряют времени…

И вот…

По – моему, многие даже не заметили, а если заметили, то не сразу поняли, что уже началось. На подмостках под красивую лирическую мелодию, появился парнишка. Он внимательно всматривается в лица людей, как бы изучает и запоминает. Чтоб понять, о чем они думают, как живут. Это наследник Шукшина, принявший эстафету. А может, это сам Шукшин мальчишкою. Пройдя по краю сцены, он

отходит в глубь подмостков и садится точь – в-точь, как сидит Шукшин на фотографии.

Людское море взорвалось аплодисментами. На глазах у многих слезы.

«Наследника» сменяет самодеятельный коллектив сростенских певуний. Они исполняют любимые песни Шукшина.

Потом к микрофону подходят, сменяя один одного, родные, близкие, друзья Шукшина.

Наталья Макаровна – сестра Шукшина – благодарит собравшихся за добрую память о брате…

Туг я прервусь: по радио России идет передача о Шукшине. Под «соусом» борьбы за экологию. Оказывается, Василий Макарович только и делал, что заботился об экологии. Явно запрограммированный ведущий Игорь Зорин «пытает» по радио, заочно Наталью Макаровну и ее сына Сережу о том, какой он был, Шукшин. Задает вопросы, они отвечают. Радиослушатели слушают. Слушаю и я. Хотя слушать радио России последние годы – все равно, что дерьмо глотать. Но тут’ про Шукшина! Сподобились! Не иначе затеяли очередную провокацию. И точно: этот самый Зорин обращается к Сереже: «Господин Зиновьев…» И тот, умница, вдруг обрезает его: «С господином погодим». То есть, он, племянник Шукшина, певца «маленького» человека, не приемлет этого супермодного обращения.

Я думаю, он прав – Василий Макарович не отозвался бы на обращение «господин». Хотя вдова его, Шукшина, говорят, охотно отзывается. (Услышал бы Василий Макарович!)

Но вернемся на Пикет.

Поделился воспоминаниями и прочел стихи Рубцова, посвященные Шукшину, народный артист республики Ванин. Горячие, волнующие слова сказал сподвижник и друг Василия Макаровича кинооператор Анатолий Заболоцкий. Леонид Куравлев рассказал, как они работали над фильмом «Есть такой парень». Владимир Меньшов растрогался до слез в конце своей речи. Майя Булгакова, та закончила свое выступление, коленопреклонившись в сторону фотографии Шукшина…

Взволнованно и страстно, с болью и тревогой за судьбу русского народа выступил писатель Владимир Крупин – один из богатырского дозора нашей литературы.

Повеселил публику народный артист Валерий Золоту

хин домашней заготовкой – пропел несколько остросатирических частушек. А в заключение сказал слова, облетевшие все периодические издания Союза: «Пока стоит Пикет – не зарастет к этому святому месту народная тропа. Непобедим дух русского народа!»

Народная артистка Людмила Зайцева, народная артистка Соколова, не сговариваясь, выразили одну мысль: «Гора Пикет, пока ее не срыли, отныне будет своеобразной Меккой веры русского народа».

«Алтайская правда» написала на второй день после торжеств: «Можно без преувеличения сказать, что в этот день в гостях у Шукшина побывала вся огромная Родина».

На сцене ансамбль братьев Заволокиных. Несколько песен из репертуара. А потом… Всем Пикетом: «Из‑за острова на стрежень!..» Разом и ладно. Как после спевок. Любимую песню Шукшина. Необозримое многолюдье, на одном дыхании.

Что же это такое? Что за явление – Шукшин?

У нас уже стало чуть ли не традицией – бросовое отношение к талантам: Россия большая, талантов не счесть. И только после кончины мы начинаем петь аллилуйя.

Вспомним затравленных Пушкина и Лермонтова, Есенина и Маяковского. Вспомним Шолохова, которому до сих пор инкриминируют плагиат «Тихого Дона». Вспомним Высоцкого, по поводу кончины которого льют теперь крокодиловы слезы те же Евтушенко, Вознесенский, Окуджава. Одно их слово могло бы повлиять на судьбу Володи к лучшему, облегчить ему жизнь. Хотя бы с приемом в члены СП. Нет же! У них не нашлось для него доброго слова, когда он был жив. Зато когда умер и обнаружилась всенародная любовь к великому барду, всем вдруг захотелось быть в лучах его славы. Появились сонмища его «доброжелателей».

То же было и с Шукшиным. Он постоянно жил в черном тумане зависти. Понимал это и ничего не мог поделать. Терпел только.

Известная актрйса Нина Алисова, игравшая рядом с Шукшиным роль Горностаевой в кинофильме «Любовь Яровая», запишет в своем дневнике:

«У вас беда?» – спросила я у него. – «Да, да, – ответил он и удивился: – Еще никто так точно не угадывал моего состояния при первом же знакомстве. Моя беда ходит за мной уже давно».

Какая же беда за ним ходила? Что он имел в виду,

когда говорил эти слова Алисовой? Может, он имел в виду тот страшный эпизод из его жизни, когда он был еще маленьким. В 1933 году его отца арестовали и расстреляли. Мать не вынесла горя, влезла в русскую печь с двумя малолетними детьми и закрыла заслонку. Соседи их выхватили из пода чуть живыми.

(После этого было много всякого. Скитания, мытарства, цепкая нужда, мучительные поиски себя. Все это давило потом на психику. Но это были семечки по сравнению с тем, когда к нему пришла слава. А с нею и зависть. Зависть коллег, друзей, однокашников и одноклассников. И даже – трудно выговорить – земляков.

Виктор Серебряный пишет: «В 1967 году, когда Шукшин приехал в родные Сростки, заведующая библиотекой Д. И. Фалеева решила организовать встречу с ним. Поговорила кое с кем из односельчан, но в ответ услышала: «А что нам с Васькой встречаться? То ли мы его не видели?»

Он чувствовал эту подспудную неприязнь односельчан, глубоко переживал. Мать рассказывала: «Бывало, ходит – ходит по комнате, курит, хмурится, потом вздохнет и с такой обидой скажет, вроде как сам себе: «Гады, я ж люблю вас!..»

Даже верный друг и спутница «дней бездомных» Людмила Пшеничная перестанет писать ему, когда к нему придет большой и громкий успех. В сердцах он напишет ей: «Сволочь, до каких пор будешь молчать?!»

Вокруг него образовался заговор молчания. Ему не могли простить успеха. Даже те, кто буквально купался в славе в то время. Его появлению в Москве посвятил свои язвительные стихи Евгений Евтушенко – звезда первой величины в те годы.

 
Галстук – бабочка на мне.
Сапоги на Шукшине…
 

Встреча их произошла, точнее – их свели для хохмы, весной 1956 года в мастерской скульпторов, в подвале на Комсомольском проспекте. Здесь они и «схлестнулись». Суперинтеллигент и простолюдин в кирзовых сапогах.

В стихотворении перед нами предстает этакий монстр от народа, приехавший в столицу утверждать свою «лапотную» культуру. Вот его внешние характеристики и язык: «Крупно латана кирза», «Разъяренные глаза», «Голос угрожающ: – Я тебе сказать должон, я не знал, что ты пижон, шею украшаешь», «Крик: – Ты бабочку сыми! Ты со станции Зимы, а с такой фитюлькой!»

Не правда ли, монстр? Неотесанная деревенщина. И суперинтеллигент позволяет себе подыгрывать этому монстру от народа: в снятый сапог Шукшина Евтушенко бросает свой галстук – бабочку, вызвавший такую ярость у столичного гостя. Потом, обнявшись, они орут песни до хрипоты.

Это стихотворение Евтушенко написал во время похорон Шукшина. Огрызком карандаша, на клочке бумаги. По признанию самого автора. И это признание, это движение души, пожалуй, важнее самого стихотворения. Потому что свидетельствует о такой силе Шукшина, которая заставила литературного мэтра схватиться за огрызок карандаша на краю могилы усопшего. При жизни он снисходительно посмеивался над ним. На краю могилы понял, над кем посмеивался.

Итак, с одной стороны – искренняя, безоглядная любовь к людям, желание жить в добром соседстве, вместе работать, брать вершины искусства, делить сладкий и горький кусок, наслаждаться жизнью; с другой – черная зависть и неприязнь. И чем больше успех, тем чернее, тем страшнее эта зависть, называемая почему‑то всенародной любовью.

Пора бы нам, русским людям, извлечь из этого урок, понять, наконец, мертвую хватку этой «любви» и научиться не любить, а просто ценить и беречь наши доморощенные таланты, как бесценное национальное достояние. Научиться уважать человека при жизни, а не в пышных некрологах. Талантливых– особенно. Это наиболее ранимый народ. И надо научиться защищать их от грязных прилипал. От спекулянтов. От душителей в белых перчатках.

Краснодар – Сростки – Краснодар.

Июль 1989 года.

К ШУКШИНУ

(Непроизнесенная речь)

Дорогие соотечественники!

Я приехал с Кубани. Не по командировке, а по велению сердца. Приехал поклониться доброй и светлой памяти Василия Макаровича Шукшина. Привез поклон от красавицы Кубани прекрасноликому Алтаю. Поистине прекрасна земля Алтая! Наверно, все‑таки существует некая взаимосвязь между красотой земли и красотой настоящих сынов ее. Каким‑то образом она влияет на гене

тический код рода человеческого, в недрах которого вдруг появляются личности яркие, по натуре мощные, подобно всплескам протуберанцев на Солнце. Таким родила земля Алтая Василия Макаровича. У особенных людей – особая миссия на земле. Они несут в себе боль всечеловеческую как свою. Шукшин – это неутихающая боль всечеловеческая, явившаяся к нам во плоти. Его жизнь и творчество – это непрерывное горение во имя торжества правды и справедливости. Его имя еще при жизни стало подобием индикатора на добро и справедливость. Огромные массы людей шли и сейчас ходят на его фильмы, читатель берет в руки его книги с трепетным желанием приобщиться к правде жизни, добру и чистым, непосредственным движениям души.

Он был неудобным человеком своего времени, ершистым, потому что всем существом своим противился процветавшим махровому чинопочитанию, коррупции и политической проституции, когда вовсю работали жернова обесчеловечивания человека. И стал предтечей сегодняшней очистительной работы нашего общества. В те глухие времена он, как и Владимир Высоцкий, нел свою звонкую, бескомпромиссную песню, обращенную к душе человека.

Я теперь задаю себе вопрос – а как бы он воспринял то, что происходит сейчас в нашем обществе? Как он повел бы себя на Съезде народных депутатов? (Что он стал бы народным депутатом – я не сомневаюсь). Выступил бы он или нет? Если б выступил – о чем сказал? Наверное, встал бы на защиту родной природы. Этой вот природы. Да не «наверное», а точно! И наверняка встал бы в защиту простых людей, низведенных у нас до положения послушной, безропотной массы, простаивающей четверть жизни в очередях. В защиту людей, которые живут и трудятся честно, несмотря ни на что. Кормят, одевают, обувают страну, а потом первыми идуг на плаху воинствующего хамства и беззакония ополоумевших от безнаказанности правителей.

Он бы сказал свое сокрушительное слово и в адрес легионеров подлого Катехизиса, призывающего превратить жизнь этих людей в кошмар. Что может быть циничнее и преступнее?! Он бы сказал:

– А мы, господа хорошие, в ответ на ваш Катехизис напишем свой. И можете быть уверены – это будет достойный ответ. Не забывайте народную мудрость: на всякую хитрую… штуку найдется штука с винтом!..