Текст книги "Ближе к истине"
Автор книги: Виктор Ротов
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 72 страниц)
(о Знаменском А. Д.)
Я пришел проведать его в больницу. Лет пятнадцать тому назад. Он чувствовал себя уже сносно, а потому мы
вышли в скверик, сели на лавочку, поговорили о том, о сем. И вдруг он стал мне рассказывать о том, что пишет новый роман о гражданской войне, о командарме Миронове. Кто такой Миронов, я представления не имел. Мы знали тогда двух легендарных командармов – Ворошилова и Буденного. Но, оказывается, был еще и третий – Миронов Филипп Кузьмич. Донской казак, лихой рубака, вольнодумец, любимец донского казачества. Из рядового поднялся до командарма. Воевал за Советы. А потом был рекомендован самим Лениным на пост инспектора казачьих войск при ВЦИКе. Выехал в Москву за назначением, но к месту вызова не прибыл. По дороге был арестован по интриге Троцкого и злодейски убит во внутреннем дворике тюрьмы во время прогулки.
Необыкновенно яркая личность. Его сопровождал буквально фейерверк громких событий тех огненных лет.
– Фигура ярчайшая! – заметно волнуясь, говорил Анатолий Дмитриевич. – Похлеще Ворошилова и Буденного… Кстати, некоторые славные дела его они приписали себе…
Мне показалось, что это уж слишком. По тем временам эти его слова прозвучали почти кощунственно. Легендарные командармы, и вдруг какой‑то Миронов!..
Я промолчал, усилием воли сдержав себя.
Анатолий Дмитриевич, очевидно, почувствовал мое смущение. Спокойным своим, с хрипотцой, голосом стал рассказывать, как все началось. К нему пришли бывшие участники гражданской войны, воевавшие под командованием Миронова. И принесли «два мешка» документов. Собирали тайком всю жизнь. Но время подходит к последней черте, надо куда‑то определить бесценные бумаги. Думали они, думали, присматривались ко многим писателям. И вот остановились на нем. В надежде, что именно он распорядится документами как следует. Расскажет правду о любимом командарме, незаслуженно вычеркнутом из истории картавыми комиссарами. К тому же отец его был писарем при Миронове.
– Я как глянул, – говорит, – и ахнул! Это же настоящий клад. Потом они приносили еще документы. У меня от них голова шла кругом. Свидетельства о расказачивании на Дону и Кубани. Директивы Свердлова и Троцкого о поголовном истреблении казачества. О том, как подло был убит Миронов. Совсем недавно за одну такую бумаж
ку сгноили бы в тюрьме. Да и теперь я не уверен, что не поплачусь. Но молчать не буду. Все скажу. И постараюсь издать…
Тут я как бы успокоился. Вижу, что дело серьезное. Что это не творческая бравада о смелых намерениях. А на самом деле судьба бросает ему новый вызов, и он не страшится принять его.
Жизнь распорядилась так, что я оказался одним из тех, кто ближе всех стоял у истоков этого огромного, ценнейшего исторического труда А. Д. Знаменского.
Меня пригласили ответсекретарем в альманах «Кубань», который редактировал тогда Александр Васильевич Стрыгин. Это 1981–1985 гг. К нам в редакцию частенько захаживал Анатолий Дмитриевич и этак ненавязчиво, в доверительном кругу «раскручивал» сюжет нового романа. Чувствовалось, уже по написанному.
Несколько раз я слушал его эти рассказы и в нашем маленьком Литературном музее, которым заведовал тогда большой любитель поэзии и сам поэт Иван Иванович Савченко.
После Анатолий Дмитриевич признавался мне, что «пробовал» на нас свой замысел. Мол, воспринимается или нет показ гражданской войны под этаким ракурсом. Новая личность в истории.
– …Вижу, воспринимается. И тогда я решил…
И тогда он принес нам в альманах первые главы романа – хроники, который назывался первоначально «Золотое оружие».
Первыми читателями этих глав были мы с Петром Ефимовичем Придиусом, тогдашним заместителем редактора. Передавая мне рукопись, Петр Ефимович сказал, что Анатолий Дмитриевич предельно сгладил острые места, чтоб нас не подставлять перед цензурой.
Тогда было строго. Помню, в каком‑то очерке проскользнуло название аэродрома. Мы просмотрели, в Лито недоглядели. И вот когда уже был отпечатан весь тираж альманаха, кто‑то досмотрелся‑таки. И нам, всем работникам редакции, и нескольким человекам из издательства пришлось лезвием безопасной бритвы выцарапывать слово.
Я рассказал об этом, чтоб было понятно, почему Анатолий Дмитриевич позаботился об «острых углах». Сам
бывший редактор, он знал все тонкости прохождения номера в печать.
Уже по первым страницам было ясно, по крайней мере мне, что это новое слово о гражданской войне. Новое и смелое. Что рождается произведение всесоюзного исторического значения. Так оно и вышло. Оно поражает своей дерзостью. Даже в приглаженном виде главы будущего романа о Миронове, сиречь о тех временах, смотрелись довольно остро. Как они прошли, протиснулись сквозь цензуру, для меня осталось загадкой.
В общем книга состоялась. Двухтомник! Она получила Государственную премию, прошед сквозь мелкое сито контролирующих инстанций, сквозь целый сонм «заинтересованных» рецензентов.
В институте марксизма – ленинизма на книгу дали положительные рецензии. Но к печати не рекомендовали. Мало того, даже не выдали на руки копии рецензий.
Тем не менее. Книга триумфально пошла по стране. Имя Миронова, народного героя, одного из ярчайших командармов, было восстановлено. Многие стороны революции 1917 года и гражданской войны были показаны в новом аспекте.
Еще до выхода книги Анатолий Дмитриевич говорил не раз:
– В литературном отношении роман не блещет. Это скороспелая публицистика. Я торопился, поэтому закрывал глаза на стилистические огрехи. Для меня важнее было втиснуть в роман все, что оказалось волею судьбы в моих руках. На меня давил огромный материал. Было бы преступлением пренебречь хотя бы одним фактом, одним документом. Надо было выплеснуть на бумагу все. А потом уже… Если доживу до второго, третьего издания, то почищу и стиль, и язык.
Не дожил.
Мне кажется, чистить здесь стиль и язык не надо. Это настоящая россыпь ценнейших фактов и документов. С вполне добротными литературными связями. Это живая, еще кровоточащая история казачества и вообще русского народа, России. Она дает новое представление о том, кем и как делалась революция, кем и как были потом преданы ее идеалы. О тех мутантах, которые совершили кровавый эксперимент над Россией. А потом залили ее кровью русского народа. И о тех, кто уже тогда видел всю пагубность дикого эксперимента.
Например, донской литератор Роман Кумов, перед смертью от тифа, написал четверостишье:
Распята Россия врагами
На старом библейском кресте,
Который воздвигли мы сами
В душевной своей простоте…
Эти стихи звучат нынче особенно актуально. Нас снова предали и предают на каждом шагу. Пользуясь все тем же – душевной нашей простотой.
Неужели же это наша историческая судьба? Не хочется верить в это.
ИВАНЕНКО Виктор Трофимович родился в 1922 году в Краснодаре. Окончил ФЗУ, работал токарем на заводе «Краснолит»; грузчиком, разнорабочим на стройках в Краснодаре и Херсоне.
В 1939 году окончил без отрыва от производства Краснодарский аэроклуб и на общественных началах работал инструктором – планеристом.
В 1940 году был направлен на учебу в Центральную летную школу инструкторов. После окончания школы работал летчиком – инструктором в Бийском, а затем Барнаульском аэроклубе Алтайского края.
В 1942 году призван в ряды Красной Армии и был направлен в систему военных учебных заведений ВВС готовить пилотов для фронта.
В 1958 году уволен из рядов Советской Армии по состоянию здоровья.
Первые рассказы В. Иваненко были опубликованы в 1957 году в газете «Советская авиация».
Первая книга «Валька из Ростова» вышла в 1963 году в Краснодаре. Затем вышли его книги «В долине Коп– сан», «Угол атаки», «Перехватчики». О сельских тружениках «Январь в станице», «Встречи в степи», «Страда».
Член Союза писателей СССР с 1968 года. Неоднократно избирался ответственным секретарем Краснодарской краевой писательской организации. Был депутатом краевого Совета народных депутатов.
Награжден девятью медалями, знаком министра обороны «За шефство над Вооруженными Силами», дипломом первой степени Краснодарского отделения Союза журналистов.
Живет в Краснодаре.
ВЗЛЕТ(Об Иваненко В. Т.)
Три четверти века прожил человек на земле. Да какого века! Самого прогрессивного в истории человечества
и… самого бездушного. Века взлета и падения Человечества. Ни в одну из эпох, даже в эпоху жесточайшей инквизиции, человечество не платило такую страшную дань жизнями людей, какую заплатил Двадцатый. Около ста миллионов человек унесли только войны. Империалистическая, гражданская, Великая Отечественная… Это в Европе и России! Плюс кровавая жатва в Азии, Африке, Южной и Латинской Америке. На Ближнем Востоке… А теперь вот Афганистан, Чечня… Невероятно, но мы, дети века, очевидцы, как Человечество бьет себя на взлете.
И все‑таки взлет. И все‑таки прогресс. От конной телеги до космического корабля. От гоголевской Диканьки со свиньями в лужах на улицах до многомиллионных мегаполисов, одетых в асфальт и бетон. От «прорубленного» окна в Европу до кругосветных путешествий и полета на Луну…
И, в то же время, от всемирного признания милосердной матери Терезы до культа насилия и головорезной телерадиоромантики; до многосерийных фильмов, смакующих безнравственность. Как совместить эти противоречия в развитии Человечества? Чем объяснить небывалый триумф и одновременный позор века?!
Об этом – боль и муки русского человека, русского поэта и писателя. Ибо поэт и писатель во все времена на Руси был олицетворением души и совести нации. Об этом – боль кубанского писателя Виктора Иваненко. Особенно в последних его работах, опубликованных в «Советской России» и в «Литературной Кубани».
Мы знаем давно друг друга. Лет тридцать пять, наверное. Начинали в литобъединении при Доме офицеров в Краснодаре. Там оттачивали свои будущие писательские перья.
Передо мной старенькая фотография тех времен. На ней Виктор Трофимович, Кронид Обойщиков, Владимир Стрекач (теперь живет в Саратове), покойный Иван Савченко, я и Леонид Пасенюк.
Пасенюк был уже членом Союза писателей. Мэтр! А мы еще салаги. Четверо из этих «салаг» теперь профессиональные писатели. Члены СП.
Как давно это было! Как недавно…
В молодые годы велика была тяга к летной профессии. Правдами, а иногда неправдами стремились молодые люди в летчики. Почти каждая группа была с перебором. Крепкие, здоровые ребята. Запомнился один. По фамилии Сер
геев. Молодец во всем. А вот учебная посадка у него никак не получалась. Каждый раз «сыпался в угол». То есть плюхался на взлетную полосу под острым углом. Вроде как не чувствовал глубины пространства. А может, плохо видел? Пришлось чудо – парня отчислить. Прощались со слезами на глазах. Уже в последний момент, видя, как переживает за него инструктор, курсант – неудачник признался: у него со зрением плохо. «Не терзайся, Трофимович, и прости. Я плохо вижу. А медкомиссию прошел через подставного. Думал, обману судьбу…»
– Много их прошло через мои руки, – вспоминает Виктор Трофимович, – а вот запомнился почему‑то больше всех этот Сергеев. Интересно, как сложилась у него судьба?..
Такие вот дела!
Полеты, самолеты, виражи, и вся жизнь позади.
Капитаны пятого океана, как правило, романтики. Не минул сего жребия и Виктор Трофимович. И его можно понять: кто видел нашу прекрасную Землю с высоты птичьего полета, тот не может не спеть ей гимн. А те, кто хоть раз побывал на Алтае, не станут спорить, что край этот сильно похож на Кубань: цветущая предгорная равнина, по которой катит светлые воды красавица Катунь. А вдали – снежные вершины Саян.
Нетрудно представить себе, что испытывал молодой летчик, паря над этой дивной красотой. С каким напутствием он провожал своих выучеников на фронт. Как завидовал им, улетающим на защиту Родины. Сколько потом накопилось в душе невысказанного. И как томилась душа желанием излиться, исповедаться о прожитом и пережитом.
Говорят, неисповедимы пути Господни. В творческом самовыражении тоже. Виктор Трофимович пришел в литературу. Видно, душа романтика продолжала парить над Землей.
О первых муках творчества он не склонен вспоминать. Оно и понятно – в этот период больше мук, чем творчества. Публикации появились в 1957 году. Сначала в газете «Советская авиация». Потом в «Красной Звезде», «Советской России», в «Литературной газете»…
Рассказ «Тишина на аэродроме» на Всесоюзном литературном конкурсе, посвященном 50–летию Советской Армии, получил первую премию.
Это уже признание.
Первая книга «Валька из Ростова» вышла в 1963 году. В Краснодарском книжном издательстве. Это было во времена наших творческих исканий в Доме офицеров.
Хорошо помню, как все мы были приятно ошеломлены выходом книги нашего коллеги. Как мы завидовали ему по – хорошему. И как вырос в наших глазах Виктор Иваненко.
Они с Кронидом верховодили в литературном объединении. Оба производили приятное впечатление. Поэт и прозаик. Всегда рядом, всегда вместе. Молодые, энергичные, целеустремленные. Участливые. Кронид полиричнее. Иваненко пожестче. Кронид – душа – парень. Иваненко – по натуре лидер. Они возглавляли бюро литературного объединения при Доме офицеров. Вдвоем вели занятия наши. Мы читали свои рассказы, стихи. И разбирали «по косточкам». Почти каждый раз разборы превращались в настоящие творческие баталии.
С тех пор я хорошо знаю характер Виктора Трофимовича. У него есть одна особенность – придавать всему, что он говорит, значимость и романтический привкус. Иногда говорит простейшие вещи. А над мыслью его тихо мерцает этакий светлый ореол. Так и в книгах своих. Вроде пишет о простых житейских вещах. Но вдруг на какомто абзаце тебе в сознание легонько так войдет тихое озарение и обнимет душу призрачной радостью.
Вот кусочек из романа «В долине Копсан»: «Хороши в долине ночи – чистые, прохладные, звездные. Приволье самолетам. Падай, где хочешь, лишь бы на три точки. А потом пробег сколько хочешь. По траве до пояса. На сотни верст трава. И триста солнечных дней в году».
Думаю, что не один я так «чувствую» его прозу. Мне кажется, что умение его коснуться тончайших струн души находит понимание и отклик у читателей.
…Через пять лет после выхода книги «Валька из Ростова» его примут в члены Союза писателей. Голубая мечта каждого литератора. А потом он будет два срока возглавлять Краснодарскую писательскую организацию. Будет избираться депутатом краевого Совета народных депутатов; кандидатом в члены крайкома КПСС. Он награжден престижным знаком министра обороны «За шефство над Вооруженными Силами», дипломом первой степени Краснодарского отделения Союза журналистов. В соавторстве с Кронидом Обойщиковым выпустит широкоформатные фильмы «Дороги отцов», «Солдаты», «Военные врачи».
За сборник рассказов «Визит летчика – инструктора», повести «За звуковым барьером» и «Прикрой – атакую», изданных Воениздатом, Виктор Трофимович отмечен дипломом министра обороны…
За все эти долгие нелегкие труды одна награда – миг чувства взлета. Оно, это чувство, сродни тому, первому, на аэродроме Осоавиахима. Ярче и волнительнее которого не пришлосквйережигь. Хотя всякая удача, успех на литературной ниве тоже радует. Даже в нашей теперешней неприглядной действительности. В нынешнем развале родного Отечества. Когда по радио и телевидению чуть ли не анафеме предают все прошлое, прожитое и пережитое, все, что составляло смысл и гордость жизни; когда в сердце столицы расстреливают из пушек собственный парламент, когда правительство воюет с собственным народом (Чечня), когда в Кремле засели лучшие немцы и лучшие американцы; когда главный закоперщик разрушения России ходит под охраной, оплачиваемой за счет налогов обездоленных им россиян; когда в стране царит бездуховность, когда людей убивают по заказу в подъездах собственных домов, когда семьями замерзают в собственных квартирах, когда Россия на грани деградации и полного развала; когда по радио и телевидению уже вопиет страна о спасении, а ее правители обжираются подачками Запада; когда Родина на коленях и уже молит о спасении – писатель – патриот пишет отчаянное: «Прикройте – атакую!» От имени поверженной страны. Полет скорбной мысли над родной землей. Человека, гражданина, писателя, прожившего ровно столько, сколько прошло лет от революции до контрреволюции. Крик отчаявшейся души при виде наглого пиршества во время чумы. И уже не в шлемофоне, а в воздухе над Россией несется «Прикройте – атакуют!» Как и в годы фашистского нашествия.
«Кубанские новости», 22.02.1997 г.
ИВЕНШЕВ Николай Алексеевич родился в 1949 году в деревне Верхняя Маза Куйбышевской области.
После окончания средней школы поступил в Волгоградский пединститут на филфак, работал учителем, журналистом в Дагестане, на Поволжье. С переездом на Кубань связано более серьезное и углубленное занятие литературой. Рассказ «Тетя Щука» впервые напечатал столичный журнал «Октябрь». С тех пор Николай Ивеншев написал большое количество рассказов, несколько повестей и небольшой по объему роман.
Кроме журнала «Октябрь», печатался в журналах «Наш современник», «Юность», «Урал», «Кубань». Издал несколько книг: «Душа душицы», «Портрет незнакомки», «За Кудыкины горы»…
В 1996 году награжден дипломом Всероссийского конкурса второй молодежной «Артиады».
Член Союза писателей России.
Живет в ст. Полтавской Красноармейского района Краснодарского края.
ХОЖДЕНИЕ ПОПЕРЕК(Об Ивеншине Н. А.)
Начну, пожалуй, с аннотации, предпосланной Издательским домом «Краснодарские известия» к книге Николая Ивеншева «Душа душицы», вышедшей в 1995 году: «Лучшим рассказом прошлого, 1994 года, назвал журнал «Наш современник» новеллу Николая Ивеншева «Хмель».
Известный столичный литературный критик Лола Звонарева в газете «Книжное обозрение» утверждает: «Традиционный, уровня Шукшина, реализм Николая Ивеншева, исследуя нашу фантастическую действительность, нередко «оступается» в сюрреалистические финалы, символичность которых печалит и настораживает одновременно.
Большинство рассказов Н. Ивеншева, поэта и прозаи
ка, чьим девизом является известное изречение «Если мне дадут линованную бумагу – пишу поперек», не пускали в люди. И только теперь эта страдальческая, с трагическим надрывом русская проза, благодаря умным, тонким, благородным людям, прорывается к читателям».
Новелла «Хмель» действительно обращает на себя внимание. И не только тем, что в ней затронута самая животрепещущая тема – тема первой любви. Первого обжигающего ощущения разности полов; трепетное и всепоглощающее, словно обнаженный нерв влечение мальчика к девочке. Когда и радостно, и боязно, и бесконечно томительно.
Вот они с другом Пашкой прячутся за углом, поджидая Олю. Вот они идут вслед за нею на почтительном расстоянии, любуясь тем, как она несет свой портфельчик, «словно боялась расплескать там учебники и тетради», представляя ее «насмешливые губки, забрызганный пигментным песком нос и выпуклый прилежный лоб», которая может «кокетливо морщить лоб, списав это выражение у взрослых». Словом, «живое золото». Потом они лопают бабушкины ватрушки, радые, что проводили Олю и что ничего плохого не случилось. И «когда мы запивали ледяным молоком ватрушки, мне казалось, что мы опять прикасаемся к Олиному существу». Словом, детская трепетная любовь. Странная – одна на двоих.
А потом «неусидчивая планета рассовала» друзей по разным концам света, как чаще всего и случается в жизни. И уже взрослыми, при встрече они не знают, о чем говорить. И, уже потускневшие от угловатой жизни, они встречаются не то с Олей, которая теперь певица, не то с ее «проекцией» на прошлое. Детская восторженная романтика перед существом иного пола как бы утопает в пучине извечной жизненной обыденности. Перед внутренним взором героя маячит образ обычной хитренькой практичной бабы, которая думает о мужчинах в лице «вокзального Семечкина»: «Бедный, глупый, как мне вас, мужиков, жалко».
Нехитрый в общем‑то сюжет – извечный человеческий восторг новизной жизни, обычное нормальное разочарование жизнью, и надвигающаяся тень вечности – все это как бы щемяще знакомо, но подано необычно. Действительно, как‑то поперек. Необычными – обычными словами, неожиданными образами «выпуклый прилежный лоб», «в желудках плескался шелк», «золотоватый голос»,
«живое золото», «неусидчивая планета», «пиджаки из печной жести», «мир, молодой, как огурец пупырышками» и т. д. Целая россыпь образов и неожиданных стилистических оборотов, любая половина которых могла бы украсить солидный рассказ – все приятно удивляет, радует и даже восторгает. Плюс неожиданная, как правило, концовка, похожая на прерванный бег, сход с дистанции. Что вызывает недоумение, а порой и досаду. Автор как бы бросает вызов классическим образцам литературы и искусства. Дразнит читателя. Нарочито раздражает. Заставляет вернуть взгляд на прочитанное, пораскинуть ленивым своим умишком, попытаться понять, о чем собственно речь? Напрячься: что хотел этим сказать писатель? В этом тоже своеобразие художника Николая Ивеншева. Не говоря уже о свежести языка, особой манере мыслить и… провозглашенной автором исповедуемой манере «ходить поперек». Неизведанными путями.
Откровенно говоря, меня не приводит в восторг экспериментирование в духе сюрреализма, импрессионизма, модернизма и прочих измов. Я убежденный сторонник ясного и четкого художественного изображения в духе реализма. Меня тихо раздражают смазанные картины Манэ и Монэ. А «Черный квадрат» Маневича удивляет своим откровенным агрессивным одурачиванием здравого смысла. И в искусстве, и в литературе всякое выпендривание меня настораживает и я, грешным делом, думаю о модернистах как о тех, которые от жиру бесятся. Слегка переделывая это простонародное выражение: люди экспериментируют от большого ума, сверхталанта. Их стесняют рамки классического искусства, они уходят или пытаются уйти за рамки реалистического изображения. Ну что ж, думаю про себя, остается только позавидовать им. Не всякому дано такое видение. А главное – умение так изобразить. Как не всякому ученому дано понять Теорию Относительности Эйнштейна. Когда я прочитал, что всего пять-шесть человек из умнейшего мира способны ее понять, я откровенно успокоился: ибо получается, что не так уж глуп и я. Точно так я спокоен, когда смотрю картины или читаю книги авторов, пишущих необычно. При этом я все явственнее вижу в этих модернистских экспериментах «подпорки» чисто реалистического характера. Без них, без этих «связок», как бы воровски позаимствованных у реализма, модернизм – шелуха, не более.
Но человек любопытен от природы. Ему хочется понять даже непонятное. Мне кажется, в конечном счете, модернисты и ставят такую задачу – заставить человека шевелить мозгами. В этом смысле я их оправдываю и воспринимаю. И потом, я никогда не забываю изречения одного умного человека. Не помню, где я прочитал однажды: «Все модернисты, если они нормальные, не больные люди, кончают реализмом».
Мне кажется, Николай Ивеншев очень близок к тому, чтобы перейти на здоровый реализм. Именно это повлекло меня к нему. Именно это – понимание того, что он выползает из модернистского детства в литературном искусстве в вечно новое классическое реалистическо – фантастическое изображение, и подвигло меня на этот очерк.
Я читаю в «Литературном Краснодаре» восторженный отзыв Владимина Жилина (Шифермана) на книгу Николая Ивеншева «Портрет незнакомки» и думаю, чего в нем больше – действительного восторга или радости по поводу появления еще одного, так любимого ими «сиреневого тумана», в котором, словно в дремучем лесу, они намерены водить за нос русского человека? Умный Коля Алексеевич, по – моему, больше водит за нос их, чем нас.
Так мне кажется. А то, что он ходит поперек – то издержки взросления. Он просто пользуется пока боковым зрением.
Николай Ивеншев выступает часто со статьями о литературе, о писателях. Статьи его изобилуют неординарными, яркими, порой резкими и даже дерзкими высказываниями. «Российскую действительность, всю нашу жизнь всегда подпирала, как убогую избу, литература». «Но вот литература стала рушиться. Началось все с карнавала. Московские писатели стали жечь чучела своих противников. Такой смрад пошел. В глазах простого люда писатели превратились в довольно сволочных людишек». «Женщинам захотелось «западных» и «дворянских» чувств». «Поэзия – нежнейшая часть литературы. Она погибла или погибает первой. Когда‑то Вознесенский с Евтушенко собирали стадион «Лужники». Три года назад А. Вознесенский с «поэзоконцертом» приехал в Краснодар. Было продано три билета». «Один из печальных итогов века – из мира уходит женщина. Остается, конечно, пол, детородные функции. Но женщина в том понимании, какой она была в XIX, да и в середине XX века, уже пропала. Из‑за нее не дерутся на дуэлях». «Наши «дамы» в современных иллюстрированных журналах вывернуты наизнанку, до
кишок. К чему я это говорю? Уходит женщина, уходит и поэзия, и литература». И т. д.
Это т. с. его общие суждения. А вот несколько слов о своем творчестве: «Мои рассказы – это всегда сопротивление тупости, демагогии, чиновничьему садизму. Маленький человек зажат. Он в стальном сейфе, но он все равно будет стучать кулаками по броне».
В новелле «При лужке, лужке…» Настасья Куликова, продав козу перед родительским днем, раздала долги и купила продуктов, мать помянуть. «Кладбище, – пишет автор, – в родительский день в теперешней прохудившейся жизни оставалось единственным местом, где люди что‑то дают от сердца, а не по принуждению». Она обиходила, как могла, мамину могилу, вырвала траву, испачкав пальцы. «И здесь хотела перекреститься, но, взглянув на измазанные руки, раздумала. Может, нельзя грязными?»
Ах, если б сильные мира сего и всякие хитро– и великомудрые, у которых руки не то что в грязи, в крови по локоть, в народном добре по плечо, вознеся персты для крестного знамения, хоть бы разок задумались: может, нельзя грязными?
Великолепная, если не великая мысль! В духе чистейшего реализма. И вдруг в этой же новелле: «наглая зелень».
Обычно про зелень (зеленую траву) все поэты мира подбирают самые красивые слова. А тут «наглая». Одно слово, штрих, а как точно передает оно состояние души героини, только что выпросившей у Северянина, купившего у нее козу, разрешение проведывать свою Фиску. Показ состояния человека на контрасте: тончайшее движение человеческой души и «наглая» зелень.
Это вам не сюрреализм…
ЛИХОНОСОВ Виктор Иванович. Прозаик. Родился в 1936 г. на станции Топки Кемеровской области. Детские и юношеские годы провел в Новосибирске. Окончил историко-филологический факультет Краснодарского пединститута.
Однокашник замечательного русского критика Юрия Селезнева.
Первый рассказ «Брянские» опубликовал в 1963 году в журнале «Новый мир». Получил «благословение» самого А. Т.
Твардовского. Автор более тридцати книг. Лауреат Государственной премии. Делегат нескольких всероссийских и всесоюзных съездов, член правления Союза писателей России. Член бюро и почетный председатель Краснодарской краевой организации. Почетный гражданин г. Краснодара. Автор известного романа «Наш маленький Париж».
Член Союза писателей России.
Живет в Краснодаре.
