Текст книги "Ближе к истине"
Автор книги: Виктор Ротов
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 72 страниц)
ВЕЛИКИЙ ПЕСЕННИК
(Пономаренко Г. Ф.)
Сначала я познакомился с его песнями. И, как и многие люди, долгое время считал, что это народные песни. «Ивушка», «Я назову тебя зоренькой»… Ни одно застолье
не обходилось без этих песен. Мы, тогда молодые, семейные, – мужская половина, поглядывая на любимых жен своих, нарочито форсировали голос на словах «Только ты раньше вставай» и «Только ты все успевай».
Женщины всегда делают вид, что их возмущают слова «раньше вставай» и «все успевай». Но куда денешься – из песни слов не выкинешь. Ведь это сама жизнь: русские жены действительно и раньше встают, и все успевают. И когда поют эти слова, деланно возмущаются и грозят пальчиком. Дескать, издеваетесь?! А сами упиваются песней, очарованные задушевной мелодией.
И тогда, и теперь я думаю, как это угораздило Виктора Бокова поставить в песню такие слова? В них действительно воспевается ненароком мужской эгоизм через призыв к традиционной жертвенности наших женщин. Это как бы шугочный призыв, но на полном серьезе. И как бы констатация традиции русского народа. В общем не так уж и радостной. Но благодаря мелодии смысл слов скрашивается каким‑то сказочным образом, превращая песню в торжество души. И призывность и пожелательность слов песни, благодаря мелодии, поднимают в душе медленный фейерверк: вот сейчас он рассыплется мириадой разноцветных искр и плавно начнет опускаться в самую глубь души.
Не сразу, подобно звездам на вечернем небе, стали проявляться в моем сознании имена создателей этих песен Григория Пономаренко, Виктора Бокова, Маргариты Агашиной… Через исполнителей: Людмилы Зыкиной, Ольги Воронец, Анны Стрельченко… Которые прошли тот же путь «от артистов из народа до народного артиста».
Через Людмилу Зыкину началось, если это можно считать началом, мое знакомство с Григорием Пономаренко. Это милая и забавная история. Я учился тогда в Литературном институге в Москве. Как‑то после удачной сдачи очередного экзамена мы в полном составе нашей комнаты Женей Дубровиным, Валерой Шатыгиным и Сеней Кудиновым отправились на ВДНХ отдохнуть и расслабиться. (Туда вход для студентов был бесплатный). После Соснового бора – ВДНХ было коронным местом нашего времяпрепровождения. Обычно мы сбрасывались на бутылку коньяка три звездочки (он стоил тогда 4 руб. 20 коп). За 80 коп. брали один шашлык на четверых и «гуляли». После «выветривались» по выставке.
На этот раз мы «разгулялись» не на шутку. «На сэкономленные». Это такой студенческий способ «гулять»: берете бутылку коньяка в торговой палатке и рассуждаете так: если заказать четыре по сто двадцать пять в ресторане, то это будет стоить 8 руб. 40 коп. (Там наценка 100 %). На «сэкономленные» 4 руб. 20 коп. берете четыре полноценных шашлыка в кафе, которые в ресторане обошлись бы в два раза дороже. Снова получаете «экономию». На «сэкономленные» покупаете еще бутылку коньяка и т. д.
Утром подсчитали, сколько мы «сэкономили» – получилось 32 руб. Вместо обычных 5. Гуляли – веселились, подсчитали – прослезились. Теперь нам предстояло питаться по системе «зубы на полку». Правда, эту жестокую перспективу нам скрашивали воспоминания о знакомстве с Людмилой Зыкиной. С самой Людмилой Зыкиной! Она тогда была восходящей звездой.
Дело было так. В кафе, где мы «гуляли» на «сэкономленные», к нам подсел небольшого роста человечек. Потертый такой, с глубокими залысинами и живыми серыми глазами. Тоже, как и мы, уже поддатый. Он сказал: «Ребята, вы меня не прогоняйте, я могу вас познакомить, если хотите, с Людмилой Зыкиной».
– Что – о-о?! – взревели мы в один голос. – А вы кто такой?
– Я руководитель художественной самодеятельности завода, где начинала Людмила…
Мы вытаращили на незнакомца глаза. Прикольно! Такого приключения даже во сне не сочинишь.
– Вы это серьезно? – уже с полным нашим уважением поинтересовались мы.
– Вполне.
– А где вы ее возьмете? Из кармана вытащите?
– Зачем так? Поедем сейчас к ней. Она нас чаем угостит…
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас.
– Может, позвонить сначала?
– Зачем? Не надо. Явимся и скажем – здрасьте. Только цветы надо купить.
Мы купили на «сэкономленные» цветы и отправились в гости. Сначала на метро, потом троллейбусом, потом на трамвае куда‑то долго ехали. Потом шли еще пешком.
Потом поднимались на этаж. И все боялись потерять Алексеевича – так было по батюшке нашего знакомца. И мы бдили его как заложника: вдруг врет. Но вот перед нами дверь. Звоним… Помню, я испытывал нечто такое, как если бы мы звонили в дверь сказки X. Андерсена: вот сейчас откроется дверь, и к нам выйдет Дюймовочка. Но вместо Дюймовочки к нам вышла рослая круглолицая девушка – сама Людмила Зыкина. Румянец во всю щеку. Я мигом отрезвел. Однокашники мои тоже. И смутились, в душе все‑таки уверенные, что заложник наш Алексеевич врет. Бесстрашный Сеня Кудинов, самый высокий среди нас, выступил вперед и молча уставился на хозяйку своим единственным глазом. Второй ему выбили в драке в детстве. Она в халате по – домашнему. Окинула нас веселым взглядом, выдернула из нашей толпы Алексеевича, они обнялись на пороге, расцеловались к нашему вящему удивлению и удовольствию, и она спросила у него:
– А это кто?
– Это студенты из Литинститута. Они тебя любят.
– Да – а-а? – Не очень удивилась, но явно обрадовалась она. – Так заходите, чаю попьем. При этих ее словах Алексеевич победно оглянулся на нас.
Тут мы только пришли в себя. Женя Дубровин, как самый галантный из нас, отодвинул Сеню, который все еще рассматривал знаменитость единственным глазом, и вручил Зыкиной цветы. Она приняла букет с легким наклоном головы и отступила в глубь прихожей. И тут мы кинулись жать ей руку, говорить комплименты. А самый представительный Сеня потянулся губами целовать ее в щеку…
Дальше шум, гам, звон чайных чашек, теснота на кухне. Откуда‑то появилась волоокая, полненькая женщина по имени Ольга Константиновна. Кажется, хозяйка квартиры, у которой Зыкина снимала комнату. Потом мы перешли в большую красиво меблированную гостиную, расселись за круглым столом… Пили пахучий чай, заправленный коньячком. Потом Люда спела нам «Течет Волга». А потом… Меня разморило после чая, и я стал плохо соображать, где я и что со мной происходит. Помню, я старался назвать ее по отчеству, но у меня ничего не получалось. А потом мы ехали в метро, и я всем, кто стоял возле меня, рассказывал, что мы едем из гостей от Людмилы Зыки
ной. Я ставил торчком большой палец и говорил: «Во такая баба!» Женя Дубровин меня оттаскивал, а люди не обижались.
Теперь, чтобы забыть о горестном нашем материальном положении, мы перебирали подробности вчерашнего приключения, невероятно привирая и расцвечивая наше похождение, посмеиваясь над Сеней, который весь вечер «гипнотизировал» Зыкину своим единственным глазом.
Позже, уже заканчивая институт, мы побывали на концертах Екатерины Шавриной, Ольги Воронец, Анны Стрельченко… Смутно помню рядом с Шавриной простоватого улыбчивого баяниста. Это и был Григорий Пономаренко.
Когда я понял позже, что то был Пономаренко, который написал «Ивушку» и «Я назову тебя зоренькой», я ужасно гордился тем, что видел его собственными глазами.
Потом, говорят, он появился в Краснодаре. Якобы переехал жить сюда. Я в то время активно писал и печатался в местных газетах и альманахе «Кубань». Водил дружбу с писателями и поэтами. От некоторых слышал о Пономаренко. И вот, когда я работал уже ответственным секретарем альманаха «Кубань», к нам в редакцию зашли Григорий Федорович и Вероника Журавлева. Красивые, импозантные. Дверь в секретариат была всегда открыта, поэтому, наверное, они вошли сначала к нам. Поздоровались. Я их сразу узнал, но не поверил своим глазам. Это было в начале января нового 1983 года. Я провел их в кабинет редактора. Редактором тогда был Александр Васильевич Стрыгин. Поговорили. Гости вручили нам пригласительные билеты на свой творческий концерт. С портретом Григория Федоровича на первой странице. Мне он написал на нем: «Виктору Семеновичу в Новый 1983 год. Желаю здоровья, творческих удач и радостей». На портрете он красивый, холеный. Свежее, сравнительно молодое лицо, с вдумчивыми, добрыми глазами. В репертуаре этого концерта были мои любимые «Ивушка», «Я назову тебя зоренькой», «Тополя», «Отговорила роща золотая»…
На второй странице пригласительного билета мое внимание привлекли слова Виктора Бокова: «В его песнях есть та народность, которую подчас не удается взять в руки даже самым маститым мастерам».
Я узрел в этих словах некое противопоставление: как будто где‑то есть композиторы высшего класса, а Поно
маренко ниже их. Я понимаю, почему он написал эти слова: Григория Федоровича всю жизнь считали самодеятельным композитором. Это снобистское уничижение он пронес через всю свою жизнь. Я тогда и сейчас задаюсь вопросом: почему народ предпочитает его песни, а не маститых? Да потому, что он окончил, вернее, всю жизнь учился в самых престижных университетах – в народных. Он не только постиг музыкальные академические науки, он своим творчеством обогатил их, продвинул песенное искусство так далеко, куда маститым еще идти и идти.
Одно время я работал в научно – исследовательском институте, был председателем профкома. На первомайский праздник мы решили пригласить к нам кого‑нибудь из знаменитых артистов. Кого? Конечно же Григория Пономаренко с Вероникой. Вот только согласятся ли они? Высокое собрание поручило мне связаться с ними и пригласить. Я позвонил. К телефону подошла Вероника. Я изложил сугь дела. Она передала трубку Григорию Федоровичу. Он долго не расспрашивал. Когда, где, во сколько нам быть? Я: «Тогда‑то, за вами приедет машина».
– Нет проблем, – сказал Григорий Федорович и поблагодарил за приглашение. Я положил трубку и почувствовал запоздалое легкое волнение: я разговаривал с самим Григорием Пономаренко!.. Помню, я немножко поудивлялся про себя: как просто мы поговорили и как быстро договорились! Не знал я тогда, что он вынужден был зарабатывать на жизнь, изматывая себя на бесчисленных концертах и концертиках.
В назначенный день и час в конференцзале нашего института, где мы проводили собрания и заседания Ученого Совета, появились они. В зале аншлаг. Я сидел в первом ряду, в трех шагах от артистов. Это было в 1987 году. После нашего знакомства в редакции альманаха «Кубань» прошло четыре года. Он меня узнал. Кивнул приветливо. Потом подошел, поздоровался за руку. Мне показалось, он немного потускнел внешне. Какой‑то опрощенный и уставший по Сравнению с Вероникой, блиставшей свежестью и задором. Он коротенько рассказал о себе, о них с Вероникой – уже своей жене и прекрасной исполнительнице…
Я оглянулся на нашу публику: сплошное сияние глаз. Так смотрят на чудо. На легендарных людей. Что называется, во все глаза. Кандидаты и доктора наук! Профессо
ра! Люди высшего интеллекта. Вряд ли кто‑нибудь из них думал в тот момент, что перед ними самодеятельный композитор.
После нескольких песен, Григорий Федорович обратился к нам: может кто хочет что‑нибудь спросить. Пожалуйста! Кто‑то из женщин поинтересовался, где и как они познакомились с Вероникой. Григорий Федорович усмехнулся и повернулся к Веронике, мол, она лучше это сделает. Вероника стала рассказывать, а он сел на стул отдохнуть. И в эти несколько минут я рассмотрел его хорошенько.
Простое русское лицо. Поредевший изрядно чубчик. Глубокие залысины. Баян на коленях. На нем сложенные руки. Пальцы. Совсем не музыкальные! Обыкновенные, крестьянские…
Я смотрел на его пальцы и думал: Боже мой! Сколько прекрасных музыкальных звуков, сколько волнующих мелодий извлекли эти пальцы из нехитрого простонародного инструмента! Эти мелодии разучивают лучшие хоры и оркестры России, знаменитые исполнители. И не просто разучивают, упиваются его музыкой.
Небольшого роста по сравнению с Вероникой. Баян в его руках кажется большим и тяжелым для него. Он в комбинированной куртке на застежке – молнии. При галстуке. Ботинки со шнурками… Прост как сама простота. Простота величия! Именно так мне подумалось. Чего не испытывал я, созерцая столичных гривастых знаменитостей, блистающих великолепной внешностью. За время учебы в Литинституте случалось видеть и слышать Артура Эйзена, Николая Сличенко, Муслима Магомаева. Из писателей Чингиза Айтматова, Егора Исаева… Они ослепляют, но не впечатляют.
После этого концерта я видел его вблизи спустя восемь лет. В ноябре 1995 года, когда в Краснодар с концертом приехала Екатерина Шаврина.
Редакция «Кубанских новостей» поручила мне встретиться со знаменитой певицей и написать о ней. Я позвонил Екатерине Феоктистовне в номер гостиницы «Москва». Мы встретились, поговорили. Она пригласила меня на свой концерт в драмтеатр. Там я оказался в одной ложе с Григорием Пономаренко и Вероникой. В какой‑то момент Екатерина Шаврина прервала концерт и любезно пригласила на сцену своего бывшего супруга, мэтра, вершителя ее певческой карьеры, уважаемого и любимого
Григория Федоровича. Переполненный зал разразился овацией в его честь. Он вышел на сцену на яркий свет, и я ахнул про себя: сильно постаревший, изнуренный, болезненный. Ему оставалось жить менее двух месяцев. Ему было трудно стоять. Екатерина усадила его на стул и спела для него одну из его песен. Потом бережно проводила за кулисы.
Погиб он трагически. 7 января 1996 года. В день моего рождения. Весть о его гибели потрясла. Имя его вознеслось с новой силой. Утрата была действительно невосполнимой. Мир музыки как бы осиротел, хотя по радио и телевидению каждый день звучали его песни. На сорок дней в зале филармонии г. Краснодара состоялся концерт, посвященный памяти всенародно любимого композитора. На сцену с воспоминаниями выходили его коллеги, поэты, писатели. Виктор Лихоносов даже спел что-то. Иван Варавва прочитал стихи в память о славном человеке и великом гражданине. В том стихотворении про журавлей есть такие слова:
Вожаки подравняли упругие стаи,
И направили к морю журавлики путь.
А один журавель, и крича, и стеная,
Не может в полете крыло повернуть.
Может, в теле запнулась дробинка – малявка,
Может, старая память его подвела,
Или лада болот – молодая журавка
С другим журавлем до рассвета ушла!..
Я обратил внимание на гробовую тишину в зале, когда Иван Федорович читал свои стихи про журавку. Такая тишина царит наверное в самих безднах жизни.
Спустя время в Краснодаре состоялся концерт мастеров искусств России, посвященный памяти Григория Федоровича Пономаренко, поистине великого песенника, народного артиста СССР, народного артиста России, незабвенного гражданина Отечества. В концерте – созвездие имен. На заднике сцены – огромный портрет композитора. Он с неразлучным баяном, улыбающийся своей особенной пономаренковской улыбкой. Живой и вечный. Звучат его песни, говорят о нем, и кажется, вот – вот выйдет она сцену и он. Но увы… Остались лишь его песни, воспоминания и стихи о нем. Кронид Обойщиков написал стихотворение, трогающее сердце. Обращение к «Собаке Григория Пономаренко».
Ах, рыжий пудель, милый рыжий пес, Запомнил ты, как завизжали шины,
Когда в круженье бешеном колес Хозяин твой упал на руль машины.
Потом его куда‑то увезли,
А ты один остался в мертвом поле.
Тебя, не знавшего бродячей доли,
Найти семь суток не могли.
В тот день родился Иисус Христос. Великий день тысячелетних буден!
А кто‑то видел: верный другу пес Ждал преданно, как ждать не могут люди. Ты за неделю эту поседел.
На птицу лунь немножечко похожий,
Ты приходил к дороге и глядел,
Как падал снег и шел поток дорожный…
Григорий Федорович Пономаренко
МОЛОДЦЫ «КУБАНЦЫ»
(Об ансамбле («Кубанцы)»
Говорят, пути Господни неисповедимы. Я бы добавил: жизнь сплошная импровизация.
Однажды я увидел по телевидению и послушал «Кубанцов». Сам когда‑то пел в самодеятельном хоре, а потому несколько образованный в этом виде искусства, я подумал: у коллектива, если все сложится хорошо, – большое будущее. Потому что филигранное мастерство, потому что работают с большой отдачей и красиво. И смотрятся: мужчины в казачьей форме, женщины в старинных казачьих нарядах. Всего их пятеро: двое братьев – Валера и Рома Троян, две сестры Оля и Галя. Оля – жена Юрия Васильевича.
Я еще не знал, что руководитель ансамбля Юрий Васильевич Булавин – однофамилец великого русского предка, предводителя бунтарей – с малых лет увлечен музыкой. Узнал я об этом, когда посмотрел их концерт «живьем» в конференц – зале редакции «Кубанских новостей». Там и решил про себя написать о них.
И вот еду с ними в концертную поездку в станицу Новоминскую Каневского района. Там два Дома культуры, они дадут два концерта.
Перед первым концертом, в гримерной Дома культуры, мы разговорились о том, как начинал Юрий Васильевич. В разговоре принял участие Иван Алексеевич Доронин. (Тоже знаменитая фамилия). Он принес с собой старенькое фото, на котором снят коллектив народной агитбригады – художественной самодеятельности «Подсолнушек» тогдашнего колхоза «Коммунар». Иван Алексеевич был руководителем, а Юрий Васильевич, Юра, играл на баяне, аккомпанировал. На фото его чуть видно из‑за баяна.
Иван Алексеевич, влюбленно глядя на своего воспитанника, со слезами на глазах вспоминает: «Юре не надо было долго подбирать и разучивать новую мелодию. Абсолютный слух и музыкальный талант позволяли ему схватывать на лету и без проблем. А сам еще вот такой… На смотре в Пятигорске упал с подставки. Малышня из зала бросилась на сцену, помочь ему подняться с баяном и встать на злополучную подставку. Это надо было видеть!..»
Вот с тех пор Юрий Васильевич, теперь уже заслуженный артист России, не выпускает баян из рук. Окончил местную музыкальную школу, потом музучилище, консерватория, аспирантура – в общей сложности более двадцати лет учебы. Потом работа в Москве музыкальным руководителем ансамбля «Былины», в Кубанском казачьем хоре….
Образованнейший и опытнейший профессионал!
Наслаждаясь их концертом по телевидению, я не думал и не гадал, что когда‑нибудь буду иметь дело со знаменитым коллективом. И даже буду писать о нем! Однако… Пути Господни неисповедимы.
Теперь мы с «Кубанцами» знакомцы. Я еду с ними в Новоминскую.
В субботу утречком я пришел к ним на «базу», как они говорят, в комнатку в театре кукол, где они проводят репетиции. Пока директор ансамбля Попов Геннадий Ксенофонтович договаривал с кем‑то по телефону, я, сидя на диване, рассматривал картину, нарисованную прямо на стене местными художниками: широкий с поворотом плёс Кубани, обрывистые берега на противоположной стороне, лесок и сторожевая вышка видна из‑за леса. А слева, над чайным столиком, – цветной плакат – афиша, на которой ансамбль в полном составе.
Пришел Валера. Крупный, пышущий здоровьем, с черной как смоль бородой и стал представлять мне каждого на афише: это Рома – мой родной брат; это Оля и Галя – родные сестры между собой. Это Юрий Васильевич – наш родной руководитель и композитор. Заслуженный артист России. А это, – указал он на Геннадия Ксенофонтовича, – наш родной директор…
– Тогда я буду вашим родным писателем, – в тон ему шуткой отозвался я. – Если можно.
– Конечно! Конечно!..
И сразу стало весело и просто. Как будто мы были давно знакомы.
Потом пришел Рома. Он покрупнее солидного Валеры. Говорят, занимался борьбой и штангой. Гора мускулов, особенно на животе.
Одна поклоннница ансамбля, я наблюдал потом, принесла ему на сцену цветы. Едва дотянувшись, чтоб поцеловать, сказала: «Какой вы огромадный!»
Как я понял, он представляет и осуществляет «вооруженные силы» ансамбля, поскольку «огромадного», как сказала поклоннница, роста и устрашающего вида. Хотя в жизни, по – моему, это огромадный простодушный по характеру ребенок. Тем не менее, он грозно посматривает по сторонам, обеспечивая обороноспособность коллег, и помалкивает многозначительно.
Я мысленно продолжаю фантазировать про них.
Валера обладает общительным, располагающим характером. Он конечно же осуществляет и оживляет контакт с внешним, так сказать, миром. И во время концерта со своей балалайкой и кобзой производит настоящий оживляж. Да еще так ловко щелкает языком, подражая цокоту копыт.
Руководитель – Юрий Васильевич – ясное дело – царь и бог в ансамбле. Как только он появляется, сразу все становится на свои места. Он точно знает, кто, что и как должен делать. Тон распоряжений у него мягкий, но непререкаемый. Так и должно быть. Иначе…
Глядя на него, я вспоминаю Яшу Добрачева. Якова Петровича. Руководителя художественной самодеятельности клуба железнодорожников имени Маркова в Новороссийске. Я пел в хоре басовую партию.
Яков Петрович был у нас своеобразным диктатором, хотя по натуре – душа человек. Он требовал от нас абсолютного повиновения и добивался абсолютного созвучия голосов. Иначе, мол… Десятки раз повторял на баяне одну и ту же музыкальную фразу, и мы за ним, пока не добивался точного и красивого исполнения. Благодаря его «школе», я считаю себя немного подкованным в музыке. Потому и решился написать о «Кубанцах». Я принимаю их и воспринимаю не только как исполнителей, а как старателей музыкально – певческого искусства. Как «золотоискателей» в песенном жанре. Это адский труд и сверхтонкая материя. Я вижу приемы, гхри помощи которых они общаются во время исполнения: взгляд, незаметное движение головы, руки; взмах музыкальным инструментом, движение корпусом, якобы в такт музыки, а на самом деле – это дирижерский жест. Я даже слышу их голоса в отдельности и слышу, как Галя чуть раньше закончила музыкальную фразу, и Юрий Васильевич на миг построжал глазами в ее сторону, но потом тут же подбодрил, мол, ничего страшного, прорвемся. Все это незаметно для публики, но чрезвычайно важно для исполнительской слаженности.
Кстати, женская половина ансамбля осталась для меня загадкой. Тут я даже фантазировать не берусь. Могу сказать только совершенно очевидное – конечно же, кроме пения, они обязаны очаровывать публику. И это удается им в высшей степени. Как и вдохновлять мужскую половину.
Оля – жена Юрия Васильевича. Галя – тоже замужем. Я думал, за Валерой, или Ромой. Нет. Ее муж занимается другим делом. У них, как я понял, малышка. И Галя счастлива.
Сестры одинакового роста, обе прекрасно сложены, без излишеств на бедрах. Обе красивые, на них великолепные казачьи костюмы из бархата, отделанные золотой тесьмой. Они в совершенстве владеют голосом, точны и экономны в сценических движениях. Словом, сплошное очарование. Правда, мнится мне один недостаток у них: они настолько прекрасны на сцене в своих сценических костюмах, что в обыденной жизни, в обычной своей одежде, вид их слишком будничный. Особенно прическа. Так и хочется сказать – будьте и в жизни такими, как на сцене. И еще я думаю – наши предки знали вкус в одежде и внешнем виде женщины. Остается только позавидовать и вздохнуть.
Наконец – великолепный директор ансамбля «Кубанцы». Это настоящий супердиректор. Он и замдиректора по всем вопросам и, насколько я понял, – финансист, экономист и бухгалтер, он и механик, и водитель… Человек – оркестр в переводе на музыкальный язык.
Он скомандовал: поехали, и мы расселись удобно в новеньком микроавтобусе марки «ГАЗель». С нами спецкорр газеты «Кубань сегодня» Марина Викторовна Максименко. Телеоператоры Алексей Буклов и Егор Зотов – слушатели Юридического института МВД.
Кстати, «Кубанцы» являются творческим коллективом этого института, своеобразной кафедрой по культурномузыкальному воспитанию слушателей. Песней закладывают духовность в молодые сердца. В этом смысле особую воспитательную ценность представляют выступления «Кубанцов» перед малолетними правонарушителями в оборонно – спортивном оздоровительно – воспитательном лагере «Надежда», подведомственном институту.
Сегодня праздник Урожая и День труженика сельского хозяйства и перерабатывающей промышленности. Значит «Кубанцы» едут не просто с концертом, а порадовать станичников песней.
Кроме того – Новоминская – малая родина Юрия Васильевича. Здесь он учился и рос. Здесь он окончил музыкальную школу, здесь его стартовая площадка в большой мир музыки. И еще я тихонько прознал, что родился он на хуторе Тополи.
От земли человек.
Они с Олей и Галей едут отдельно на Ниве.
За окном автобуса кружат поля, убранные и вспаханные под зябь. На душе у меня хорошо и спокойно от созерцания завершенного большого сельского дела. Я рад за станичников, чувствуется, что у них сладилась страда. И чувствуется во всем этом порядке большая забота нашего Батьки Кондрата.
Над полями грустно стынет неплотный туман. Сквозь него тут и там проступают силуэты голых уже деревьев. Они как бы кугаются в тонкую кисею тумана; грачи тучами взлетают и садятся на более кормовое место. В сумерки, я наблюдаю это с балкона дома, они нескончаемой «рекой» потекут над городом, возвращаясь с полей, со своей «работы».
От чего‑то у меня на душе сладко и чуть тревожно. Ах, да! Мне знакомы эти сырые поля: когда‑то, более полувека назад, мы, эвакуированные из прифронтового Новороссийска, жили в станице Придорожной в Каневском районе. Мальчишкой я познал сельский труд. Работал погонычем на косилке (лобогрейке) и водовозом, и пастухом колхозного стада. Мне ставили палочки – трудодни в бригадирскую тетрадь.
Нас приютила в Придорожной семья Маслиевых. Пусть легонько икнется Ксении и Устеньке, если они живы. Петра и Василия – их братьев уже давно нет в живых, я знаю. Царствие им небесное! Когда я вспоминаю о них, я верю – мир действительно не без добрых людей. В душе моей теплится тихое сладкое зарево воспоминаний и благодарность судьбе.
Станица Новоминская, говорят, небольшая – всего 17 тысяч жителей. И говорят, что до 1933 года было 36. Вымерли в голодную зиму с 1932–го на 1933–й. И вот уже 65 лет численность никак не восстановится. И тут еще видны следы злобных наших экспериментаторов! Это ж надо было
ухитриться – на тучных злачных черноземах учинить нам голод; на земле, где воткни оглоблю – вырастет телега. Впрочем, ничего удивительного – мастера рушить Россию и нынче горбузуют нам голод. Эти, которые перестройщики – перекройщики. С двойным гражданством.
В станице два хозяйства: бывшие колхозы «Кирова» и «Коммунаров». Теперь АО «Урожай» и «Нива». Какой идиот это придумал? Ведь все осталось по – прежнему, так хотят люди. Но их вынудили прятаться за вывески. От кого? Для чего? Не пора ли этих перестройщиков – перекройщиков, организаторов – прихватизаторов назвать по именам и призвать к ответу за содеянное? Они сейчас следствие выдают за причину. Не пора ли сказать во весь голос о настоящих причинах развала? О конкретных виновниках, которые разорили великую державу, пустили русский народ по миру, обрекли на безработицу и голод. А то ведь они как тот кот, который слушает да ест. И не просто ест, а жирует.
Я как‑то сподобился проникнуться заботами сельчан: трудятся люди, не смотря ни на что. Перемогают очередной эксперимент над Россией.
Как я понял, в «Ниве» пытаются перейти на фермерскую систему хозяйствования. В «Урожае» продолжает работать по – колхозному. Фермерство не приживается. Я подумал – когда‑то трудно, с кровью приобщали земледельца – собственника к коллективному хозяйствованию, теперь почти насильно тащат назад. Снова ломка через колено. Доколе?!
Мы побывали на праздничных собраниях и там и там. Все было по – настоящему празднично и красиво. Особенно в «Урожае». Правда, председатель Иван Николаевич Горбанько подзатянул процедуру поздравления награжденных. Но зал набит битком. И концерт художественной самодеятельности был великолепный. Просто на диво! А «Кубанцам» кричали «Браво!»
Я всматривался в лица людей, испытывая некую причастность к ним и ко всему, что здесь происходит. Некое проникновение в их жизнь, заботы и радости. Бабушки и дедушки, пожилые и молодые, мамы и папы с детьми. Детишки бегают между рядами, но как‑то не балуются и не кричат. Малыши – те быстро устали от большого шумного зрелища, позасыпали; начался «вынос тел», как выразилась молодая мама возле меня.
Мамы и папы, понесли своих разомлевших деточек к выходу. Я думал – ушли домой. Нет. В ярко освещенном,
великолепно убранном фойе с шарообразным фонтанчиком даже, поочередно сменяя друг друга – пока один нянчится, другой посматривает концерт. Возле меня, у бабули на руках, заснула было смугляночка с черными как бусинки глазками. Вдруг проснулась, зарукоплескала, а потом слезла с колен бабушки и пустилась в пляс.
Вот на сцене детишки исполняют танец, который называется «Дождливый дождик». А потом был танец «Лотос»: гибкая как латекс девочка в легком воздушном костюмчике в окружении таких же «легкокрылых» подруг выполняет удивительно легко и изящно фигуры, напоминающие действительно цветок Лотоса.
Вдруг на сцене появляется ослепительной красоты девушка с кольцами. В тонком, с блестками купальнике, довольно смелом. Но в зале ни шока ни даже шиканья: публика нормально воспринимает красоту тела.
А вот на сцене молодой местный композитор. Завтра он будет выступать на конкурсе самодеятельных композиторов в районном центре в Каневской. Изящный молодой человек в костюме чистой белизны свободно держится на сцене – не вихляется, но и не торчит столбом. Исполнил песню собственного сочинения. И мелодия на уровне, и слова хорошие. О том, как девушка никак не поймет, что парень очень любит ее. Невдомек ему, что это хитренькая девичья уловка – желание помучить влюбленного, чтоб крепче привязать к себе…
Видел я на своем веку много прекрасного, но не ожидал, что такое увижу в глубинке, в станице. И был умилен до слез. И публика, оказывается, знает толк в прекрасном! Труженики без страха и упрека, обитатели тех домов и домишек, в которые я всматривался, когда мы ехали по улицам станицы – сколько в них духовной чистоты и несокрушимой жизненной силы!
Действительно, умом Россию не понять… в Россию можно только верить. Ее можно только чувствовать, если в тебе жива человеческая душа.
Такие кубанцы.
Но вот на сцене «Кубанцы». Ведет концерт сам Юрий Васильевич.
Всего час, полтора прошло после концерта в Доме культуры колхоза «Нива», и вот теперь мы в «Урожае». Я снова от начала до конца смотрю все номера. Сколько блеска, таланта, живости и душевности! Сколько труда вкладывают в свои выступления «Кубанцы»! А я думаю о том, какая
это сладкая каторга для них. Ведь из концерта в концерт повторяют одно и то же, одно и то же. С небольшими вариациями в программе. Заученные жесты, движения, игра лица, выражение глаз; наигранные улыбки, наигранная грусть, гнев, радость; те же реплики ведущего в связках между номерами. В тех же местах форто или пиано. Поклоны, благодарность за теплый прием и аплодисменты…
