Текст книги "Цвет сверхдержавы - красный. Трилогия (СИ)"

Автор книги: Сергей Симонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 176 страниц)

   Съезд, собравший делегатов со всей страны, высветил эту проблему ещё более рельефно. И уже на съезде Хрущёв сделал первые шаги к решению проблемы. С его подачи делегатами съезда стали академики Келдыш, Курчатов, Королёв, Расплетин, Берг, Александров, и ещё многие другие. (АИ)

   По его представлению они были избраны в ЦК. По Уставу партии, состав ЦК должен был во время выборов на Съезде обновляться не менее, чем на треть. И эта треть в новом составе ЦК была представлена техническими специалистами. Таким образом, на 22 м съезде Хрущёв рассчитывал полностью обновить Центральный Комитет.

   Видевшееся ему государство коммунистического типа должен был возглавлять научно-технический совет. Без такой структуры централизованная плановая экономика теряла свои преимущества. У руля нового государства, действующего на мировой арене как мегакорпорация, не должны стоять дураки – это Никита Сергеевич осознал и теперь пытался воплотить в жизнь. Если это удастся, он сможет со спокойной душой отойти в сторону, оставив страну в надежных руках грамотных специалистов.

   НТС СССР был создан в конце апреля 1956 года, после возвращения советской правительственной делегации из Великобритании. В него вошли как ведущие ученые страны – Келдыш, Курчатов, Королёв, Лаврентьев, Берг, Минц, Иоффе, так и менее известные.

   На заседаниях НТС постоянного состава не было – учёные были людьми занятыми, у каждого была своя специализация. Дёргать их всех по каждому вопросу Никита Сергеевич посчитал излишним, и собирал НТС лишь в том составе, который был необходим для профессиональной экспертизы той или иной проблемы.

   Поначалу роль НТС была определена как консультативная. Однако фактически ни одно Постановление по научно-техническим и хозяйственным вопросам теперь не могло быть принято Президиумом ЦК и Советом Министров, не проходя всестороннего обсуждения в НТС. Если Научно-Технический Совет указывал на какие-либо недостатки или проблемы, проект постановления возвращался на доработку.

   Обычно на заседаниях НТС присутствовали учёные, конструкторы и министры профильных министерств. В итоге, Президиум ЦК постепенно превращался в орган, утверждающий решения НТС, а все принципиальные вопросы решались со специалистами.

8. Дела атомные.

   Беседуя с Курчатовым в начале января 1956 года, Никита Сергеевич поинтересовался перспективами использования атомной энергии в мирных целях. В ответ Курчатов предложил создать международный ядерный центр для совместной работы учёных всех социалистических стран, а, возможно, и не только социалистических, подключив их к невоенным ядерным исследованиям.

   Идею Курчатова Хрущёв одобрил и попросил подготовить предложения. Игорь Васильевич представил свою записку, по которой 14 января 1956 года Президиум ЦК и Совет Министров приняли совместное постановление «Об организации Международного института ядерных исследований». (Исторический факт)

   Несмотря на подступающий грипп, 1 марта Хрущёв успел поставить на обсуждение Президиума ЦК вопрос о строительстве в 1956–1960 годах атомных электростанций. Это был ещё не законченный план, а предварительная прикидка. Даже учитывая высчитанную специалистами бОльшую стоимость «атомного киловатта» в сравнении с электричеством, вырабатываемым на тепловых и гидроэлектростанциях, Никита Сергеевич считал, что атомная энергетика может быть рентабельной в местах, куда уголь приходится возить издалека.

   Первую АЭС, позже получившую название Балаковской, предполагалось заложить в районе Куйбышева. Также были определены и другие перспективные регионы – Уральский, Московский, Ленинградский. Позже планы были пересмотрены, и первой промышленной АЭС стала Сибирская, в Томске-7, а затем была построена Белоярская.

   26 марта было подписано соглашение об учреждении Объединенного института ядерных исследований. Участие в соглашении приняли 11 стран Европы и Азии. Институт расположился на Волге, в Дубне, поскольку там уже были Институт ядерных проблем и Электрофизическая лаборатория Академии наук. (Исторический факт).

   Хрущёв предложил передать в этот институт большую часть исследований по термоядерному синтезу. Курчатов очень удивился этому предложению, но Первый секретарь предложил пока не заморачиваться этим вопросом.

   – Прямо сейчас или даже завтра термоядерный реактор нам не построить, – пояснил Хрущёв. – Попозже соберемся и решим, сейчас более срочные вопросы имеются.

   Также Никита Сергеевич дал важное поручение министру среднего машиностроения Авраамию Павловичу Завенягину:

   – Авраамий Палыч, что у тебя на «Маяке» творится? – спросил Хрущёв, позвав министра в свой кабинет после одного из заседаний Президиума ЦК. – В Челябинске-40, который Озёрск?

   – В смысле? Что творится? – переспросил Завенягин. – Там всё в порядке было.

   – Уверен? А если проверить?

   – Да что случилось-то, Никита Сергеич? – не на шутку встревожился Завенягин.

   – Пока не случилось, но случится, если не принять меры, – ответил Хрущёв. – Надо проверить охлаждающие системы хранилищ радиоактивных отходов. И поставить какие-то термометры, в общем, датчики температуры, на каждую банку. Чего я тебя учить буду, ты лучше меня всё знаешь!

   – Сегодня же поручу Славскому заняться, – ответил Завенягин. – А откуда информация? Сигнал был с предприятия?

   – Нет, не с предприятия. Этого, Авраамий Палыч, я тебе не скажу, – усмехнулся Хрущёв. – Но народ на «Маяке» тут ни при чём. Не вздумайте там расследование устраивать, а то случись настоящая авария – они потом молчать будут. А в делах с радиацией любое замалчивание – преступление.

   Завенягин вышел от Хрущёва крайне озадаченным, но предупреждение Первого секретаря воспринял серьёзно и сразу же поручил своему заместителю Ефиму Павловичу Славскому (позднее – министр среднего машиностроения) разобраться с проблемой, всё проверить и доложить. В процессе длительной всесторонней проверки было обнаружено недостаточное охлаждение резервуара № 14 хранилища ядерных отходов С-3 комбината «Маяк». Был проведен комплекс мероприятий по доработке системы охлаждения хранилища, очистка подводящих и отводящих каналов, модернизирована система контроля температуры резервуаров.

   В результате проведённых мероприятий была предотвращена авария, (в нашей реальности произошедшая 29 сентября 1957), после которой образовался Восточно-Уральский радиоактивный след.

   Хрущёв инициировал ещё один атомный проект. Ещё на январской встрече с атомщиками он спросил у академиков Доллежаля и Александрова:

   – А вот скажите мне, товарищи, если мы ставим реактор на корабль или подводную лодку, он используется для их движения и электропитания бортовых систем. Так ведь?

   – Именно, Никита Сергеич, – кивнул Александров.

   – А если мы полностью используем мощность судового реактора, чтобы только крутить генератор? Какую электрическую мощность мы можем с него получить?

   – Достаточно, чтобы запитать электросеть небольшого города, – ответил Николай Антонович Доллежаль. – Но такое электричество получится недешёвым... Пока что.

   – О! Именно! – Хрущёв поднял вверх палец. – А если другого источника электричества вообще нет? Смотрите, товарищи: у нас северное побережье огромной протяжённости. Электростанций в этих местах практически нет, где есть – каждое лето в навигацию надо завозить огромное количество топлива. А если мы поставим реактор на большую баржу с электродвигателем, получится этакая самоходная электростанция, которая, кстати, ещё и тепло вырабатывает!

   – Если трубы теплоносителя вывести с баржи на берег, чтобы отработавший в турбине пар мог ещё и нагревать воду для отопления помещений, мы получим источник электричества и тепла для всего города.

   – Тогда, кстати, можно построить теплицы, и круглый год выращивать тропические фрукты и свежие овощи, даже за Полярным кругом.

   – Э-э-э... Никита Сергеич, – академик Александров поспешил прервать полёт фантазии Первого секретаря. – Растениям не только тепло, им ещё и свет нужен. А в Заполярье полгода – полярная ночь.

   – А мы лампы дневного света в теплицах повесим, – ответил Хрущёв. – Мне, помнится, докладывали, что у нас ещё в 1951 году группа учёных получила Сталинскую премию за разработку таких ламп. Значит, можем ведь, Анатолий Петрович!

   – Ну-у... Да, – подтвердил Александров. – Наверное, получится. Но удовольствие недешёвое, Никита Сергеич.

   – А вы думаете, каждое лето завозить по всему Севморпути тысячи тонн угля и десятки тысяч бочек бензина – дешевле? – спросил Хрущёв. – Мне докладывали, что весь Север этими ржавыми бочками завален. Обратно-то их никто не повезёт, нерентабельно это. А кстати, можно же завезти туда несколько электрических плавильных печей и утилизировать весь металлолом, который на Севере скапливается годами!

   – Понимаете, товарищи, терять Север нам никак нельзя. Это стратегически важный для СССР регион. А значит, нужно создавать комфортные условия жизни для людей. В общем, так. Поручаю вам разработать проект передвижной атомной электростанции морского базирования, с одним-двумя реакторами, на основе имеющихся проектов реакторов для подводных лодок, и построить опытный образец. Постановление ЦК – за мной. Работайте, товарищи!

   Доллежалю от Хрущёва изрядно досталось на одном из совещаний НТС СССР. Во время обсуждения возможностей модернизации и расширения производства на комбинате «Маяк», Хрущёв спросил:

   – Николай Антонович, я тут узнал, можно сказать, случайно, что реактор на заводе «А» на «Маяке» имеет прямоточную систему охлаждения. Это так?

   – Да, Никита Сергеич, – подтвердил Доллежаль. – Такие же реакторы строятся и в Красноярске-26.

   – То есть, охлаждающая вода первого контура действительно сливается в окружающую среду, без какой-либо защиты? – уточнил Хрущёв.

   – Ну... На «Маяке», например, вода сбрасывается в озеро, не имеющее естественного стока, – пояснил академик. – Озеро находится в охраняемой зоне комбината, никто из посторонних к нему доступа не имеет...

   – Николай Антоныч, вы с ума сошли? Кто-нибудь проверял, сообщается ли это озеро с водоносным слоем? А если эта радиоактивная вода просочится в слои грунтовых вод? – возмутился Хрущёв. – Наверняка залегание этих слоёв никто не исследовал! И ещё, мне докладывали, что вода сливается не только в озеро, но и в реку Теча! А в ней дети купаются и скотину из нее поят. И воду для питья из нее берут! Причём население о радиации не информировано!

   –Никита Сергеич, реактор на «Маяке» строился в 1948 году, – пояснил Доллежаль. – На тот момент о радиации вообще было мало что известно. К тому же, вы помните, кто тогда руководил атомным проектом? Критиковать решения руководства было, мягко говоря, не принято...

   – А вы, Николай Антонович, на покойников собственное рукожопие не списывайте! – оборвал его Хрущёв. – Лаврентий Палыч, конечно, был не подарок, но атомную промышленность он нам построил, и в такие сжатые сроки, что повторить это при необходимости будет непросто. Но технические решения принимал не он, а вы! Потому и отвечать за засранные озера вам!

   Опешивший Доллежаль втянул голову в плечи и молчал.

   – Никита Сергеич, вообще-то тогда проект реактора разрабатывал я сам, – вступился за Доллежаля Курчатов. – Николай Антонович занимался конструкторской частью, а проект мой. В 1946-м, когда начиналось проектирование, мы очень мало знали о радиации, особенно о долгоживущих изотопах, которые получаются в реакторе.

   – Я все это учитываю, – быстро успокоился Хрущёв. – Простите, погорячился. Но дальше эксплуатировать эти реакторы в прямоточном режиме – преступление против будущих поколений. Сколько вам нужно, чтобы спроектировать для них замкнутую систему охлаждения?

   – Спроектировать можно и за месяц, – ответил академик. – Изготовить – ещё месяца два-три. Но как её смонтировать? Для этого надо останавливать и расхолаживать реакторы. А они нарабатывают оружейный плутоний. Если их остановить – не выполним план.

   – А если не провести эти работы – эти реакторы так и будут отравлять все вокруг, – ответил Хрущёв. – Проектируйте второй контур, и запускайте в изготовление. Я обеспечу постановление ЦК. (В реальной истории реакторы-бридеры продолжали работать в прямоточном режиме до 1992 года)

   Никита Сергеевич свое слово держал. Постановление «О срочных мерах по усилению безопасности на объектах Министерства среднего машиностроения» было принято сразу после съезда.

   Хрущёв лично контролировал и подгонял согласование всех вопросов между министром электростанций Маленковым и министром среднего машиностроения Завенягиным. Поэтому Постановление о строительстве атомных электростанций вышло уже в сентябре 1956 года. (В реальной истории согласования тянулись почти год, постановление вышло 15 июня 1957 года)

   Обнаружившийся бардак в атомной отрасли, недопонимание не только должностными лицами, но и учёными первой величины опасности радиоактивного заражения вызвали у Хрущёва обоснованную тревогу. Он дал задание «группе информации», попросив их «покопаться по мемуарам» на предмет выявления фактов нарушения радиационной дисциплины, радиационных аварий и т. п. Особое внимание рекомендовал обратить на атомную энергетику и военно-морской флот.

   В присланной информации была увесистая папка с мемуарной литературой. Специалисты Селина её просмотрели, составили оглавление и краткие аннотации, и надолго о ней забыли, переключившись на перспективные технологии и военную тематику. Теперь же они взялись за анализ этой информации всерьёз.

   Результатом стал жуткий мартиролог радиационных аварий на атомных подводных лодках, а также список многочисленных нарушений радиационной безопасности на опытных стендах первой советской АЭС в Обнинске. Ознакомившись с информационной подборкой, обычно сдержанный в эпитетах Никита Сергеевич коротко произнёс:

   – Бл...дь!

   После чего попросил Серова раздобыть ему импортный счётчик Гейгера.

   – Скажи своим, пусть найдут такой, ну, знаешь, который трещит.

   Дозиметр Серов Никите Сергеевичу достал, но, вручая, предупредил:

   – Ты там поосторожнее лазай. Если затрещит – бегом оттуда, иначе без тебя всё рухнет.

   – А давай-ка вместе в Обнинск съездим? – предложил Хрущёв. – Горшков скоро туда собирается, сядем ему на хвост и приедем следом. А ты мне там понадобишься

   – Угу. За хлястик из реактора вытаскивать, – буркнул Иван Александрович.

   – Да ладно, я, может и дурак, но уж не настолько!

   – Кажется, мы на пороге грандиозного шухера, – ухмыльнулся Серов. – Как понимаю, Горшкова ставить в известность не будем?

   – Нет, конечно!

   Недавно назначенный главкомом ВМФ вместо ставшего военно-морским министром Кузнецова Сергей Георгиевич Горшков посетил Обнинск в сложный период, когда на реакторных стендах вовсю шло обучение личного состава экипажа первой атомной подводной лодки. Сама лодка ещё строилась на заводе №402. Экипаж надо было подготовить заранее. Вначале обучали офицеров, затем, с лета 1955 года экипаж доукомплектовали матросами и старшинами.

   Обучение проходило на первой советской АЭС, в обстановке строжайшей секретности. Офицеров и матросов переодели в гражданскую одежду. При этом, однако, не учли, что она не рассчитана на такие эксплуатационные нагрузки, как рабочая форма одежды в ВМФ. Каждому военнослужащему выдали «за счёт заведения» один костюм, две вискозные рубашки, несколько пар носков.

   Служба в период подготовки шла по 3-сменному расписанию вахт, дневная смена заступала в 8.00 и сменялась в 18.00, в перерывах между вахтами ещё и проводились занятия по боевой и политической подготовке.

   В результате меньше чем за полгода от интенсивной носки одежда пришла в негодность. Рубашки рвались на локтях, носки – где обычно. Люди уставали так, что придя в увольнительной в кинотеатр, автоматически засыпали. Матросы, не получая положенного по уставу, начали открыто выражать недовольство: «Требуют в 100 раз больше, а положенного не дают! Где пять фильмов в неделю? Где мёртвый час? Где время на самообслуживание?»

   (Источник: Л. Осипенко, Л. Жильцов, Н. Мормуль «Атомная подводная эпопея»)

   Одежду и обувь приходилось чинить подручными средствами, хорошо ещё, что среди матросов нашлись сапожники.

   В такой обстановке и приехали с инспекцией в Обнинск замПредседателя Совета министров СССР Малышев, главком ВМФ Горшков и замглавкома инженер-адмирал Исаченков, а также группа адмиралов должностями поменьше. Вот только не знали Малышев и Горшков, что следом за их кортежем, немного поотстав, идёт бронированный ЗИС-110 Первого секретаря ЦК и несколько машин сопровождения.

   Подождав, пока машина Горшкова проедет на территорию АЭС и скроется из виду, Хрущёв попросил водителя подъехать к КПП. Импортный дозиметр он сунул в нагрудный карман.

   Обалдевший от неожиданности часовой взял под козырёк, но гости обалдели не меньше. Импортный приборчик внезапно залился громким треском. (Источник: Л. Осипенко, Л. Жильцов, Н. Мормуль «Атомная подводная эпопея» с. 49)

   – Что за хрень! – Никита Сергеевич вытащил счётчик Гейгера из кармана и поднёс к шинели часового.

   Прибор взвыл.

   Оказалось, из-за повышенной секретности число часовых было до предела сокращено, из-за этого люди выходили в караул значительно чаще, чем полагалось по нормативам. При этом получали дозы радиации, в несколько раз превышавшие допустимые. Охрану объекта обеспечивал КГБ.

   Хрущёв приказал позвать начальника караула с графиком дежурств. Прочитал график, покачал головой, отдал Серову.

   – Иван Александрович, прошу тебя, разберись со всей строгостью, и впредь такого не допускай.

   Заминка с часовым отняла некоторое время, Малышев, Горшков и прочие адмиралы успели осмотреть стенд и уже начали запланированную встречу с личным составом. Встреча проходила в учебном классе. Помещение было тесноватое, адмиралы расположились на стульях перед классной доской, матросы сидели по трое-четверо за столами и в проходах на табуретках. (Источник: Л. Осипенко, Л. Жильцов, Н. Мормуль «Атомная подводная эпопея» с. 58)

   Когда Хрущёв и Серов подходили к классу, один из матросов успел пожаловаться главкому на неудовлетворительное состояние формы одежды.

   – Командир, в чём дело? Доложите! – услышал Никита Сергеевич голос Горшкова, доносящийся из приоткрытой двери.

   Командир экипажа будущей лодки капитан 2 ранга Леонид Гаврилович Осипенко, несколько волнуясь перед лицом высокого начальства, ответил:

   – Товарищ главнокомандующий, мы обращались в вещевые органы и во все инстанции, нам везде отказали.

   – Товарищ Фокин! – Горшков недовольно взглянул на начальника Главного штаба ВМФ. – В чём дело? Разберитесь!

   Хрущёв остановился, не доходя до двери и придержал Серова.

   Старший помощник командира лодки капитан-лейтенант Лев Михайлович Жильцов по приказу командира доложил о результатах подготовки. В докладе он выдвинул предложение: в связи с сокращением сроков службы для рядового и старшинского состава, и высокой сложностью осваиваемой техники, перейти на комплектование экипажей атомных подводных лодок по добровольно-контрактному принципу из расчёта 5-6 лет службы по окончании обучения.

   Из-за двери послышался раздражённый голос главкома:

   – Ну вот что, хватит фантазёрствовать! Да как вы могли додуматься до такого! Чтоб русский матрос служил за деньги! Занимались бы лучше носками да рубашками! – Горшков сделал небольшую паузу. – Доложите, командир, когда снять старпома – сегодня или позднее. (Все выделенные фразы – подлинные. Цитируется по Л. Осипенко, Л. Жильцов, Н. Мормуль «Атомная подводная эпопея» с. 59)

   – Вот теперь пошли, – Хрущёв решительно шагнул вперёд.

   Командующий флотом уже встал и приготовился начать образцово-показательное выступление о том, как надо любить Родину (в реальной истории таковое выступление имело место – там же, с. 59), когда от двери вдруг послышался знакомый голос:

   – Считаю, что капитан-лейтенант Жильцов прав. Техника у вас, товарищи, сложная и опасная, и обслуживать её должны специалисты такого уровня, который достигается за два-три года интенсивного обучения.

   Все обернулись. В дверях стоял Первый секретарь ЦК КПСС, за ним высилась фигура Председателя КГБ генерала армии Серова.

   Во внезапно наступившей тишине кто-то из адмиралов шёпотом произнёс:

   – Твою ж мать...

   И были слышны только редкие щелчки счётчика Гейгера.

   – Товарищи адмиралы! – командир лодки капитан 2-го ранга Осипенко среагировал первым.

   Матросы и офицеры вскочили, гремя стульями и табуретками, адмиралы замешкались.

   Главком сориентировался быстро и доложил, согласно уставу.

   – Товарищ Первый секретарь! В ходе инспекции объекта проводится встреча с личным составом!...

   – Не надо, не надо, – прервал его Хрущёв. – Я в курсе. И насчёт вещевого довольствия – тоже. И насчёт нарушений правил радиационной безопасности. Бардак на объекте, товарищ главком.

   – Так точно, товарищ Первый секретарь! Я уже приказал разобраться! Виновные будут наказаны!

   – Знаю я, как у вас разбираются. Наказаны будут не виновные, а доложившие, – сказал Никита Сергеевич. – Значит, так. Товарищ Фокин. Как говорил генералиссимус Суворов, «любого интенданта, прослужившего 10 лет, можно вешать без суда». Список интендантов, ответственных за вещевое довольствие на объекте, представите завтра моему помощнику товарищу Шуйскому. Лично. Пропуск в Кремль вам закажут.

   – Есть представить список, – ответил начальник штаба адмирал Фокин.

   Кто-то из матросов в заднем ряду шёпотом произнёс:

   – 3,14здец подкрался незаметно...

   – Молчать! – так же шёпотом шикнул один из офицеров.

   – Товарищ Жильцов, – продолжил Первый секретарь ЦК, – могу я вас попросить изложить ваши предложения по контрактному комплектованию экипажей в письменном рапорте?

   – Так точно, товарищ Хрущёв! Сделаю! Кому передать рапорт?

   – Гм... По команде передавать не стоит – может «затеряться», – задумчиво произнёс Никита Сергеевич. – Вот что, передайте рапорт академику Александрову. А я его предупрежу.

   (А.П. Александров в это время присутствовал на стенде в Обнинске почти ежедневно.)

   – А это вам от меня, берегите своё здоровье и своих подчинённых, – Хрущёв вытащил из кармана импортный дозиметр и вручил капитан-лейтенанту.

   – Служу Советскому Союзу! – ответил Жильцов.

   Предложение по комплектованию экипажей контрактниками было принято под нажимом Первого секретаря ЦК уже в 1956 году. (АИ) Интенданты потом поминали Хрущёва главным образом матерно, но уже будучи на гражданке.

   В этот визит в Обнинск Хрущёв принял ещё одно важное решение – закрыл разработку самолёта с прямоточным атомным двигателем. Работа велась также под общим руководством академика Александрова, при непосредственном участии Рыбинского КБ моторостроения А.М. Люльки. Эксперименты по этой тематике тоже проводились в Обнинске, причём в ходе этих работ неоднократно и грубо игнорировались правила радиационной и химической безопасности.

   Горячий газ от камеры сгорания реактивного двигателя, с температурой более 1600 градусов в ходе эксперимента подавался через блок урановых тепловыделяющих элементов, прокачивался через него, и выбрасывался прямо в атмосферу. Блок был выполнен из керамики на основе оксида бериллия. Под действием горячих газов керамика трескалась, от неё откалывались куски, то мелкие, а то и крупные.

   «Из испытательной камеры вылетала окись бериллия, куски окиси бериллия с ураном вместе и продукты взаимодействия окиси бериллия с продуктами сгорания керосина. Никаких фильтров, уловителей! Прямо на улицу!» (По воспоминаниям первого генерального директора ОНПП «Технология», лауреата Ленинской премии, академика Александра Гаврииловича Ромашина, в описываемый период – старшего лаборанта ФЭИ. http://www.atominfo.ru/news/air9664.htm)

   Работу по прямоточному атомному двигателю признали бесперспективной, коллектив переориентировали на разработку прямого преобразования ядерной энергии в электрическую. Такое преобразование могло использоваться, например, в космосе. (Тема «Тополь», её вёл талантливый конструктор атомной техники, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, доктор технических наук Владимир Александрович Малых. http://www.atominfo.ru/news/air9664.htm.)

   После нескольких бесед с Курчатовым на корабле во время визита в Англию в апреле 56 года, Хрущёв решил заняться атомными вопросами более плотно. Сразу после возвращения из Англии он несколько вечеров вместе с Курчатовым изучал «документы 2012», пытаясь разобраться в направлениях развития ядерной энергетики. Они с Курчатовым очень долго и подробно обсуждали прочитанное, спорили. Курчатов смотрел на атомную проблематику с точки зрения учёного, Хрущёв – с точки зрения экономиста. В итоге им удалось выработать взаимоприемлемую стратегию развития атомной отрасли.

   Перед майскими праздниками 1956 года Никита Сергеевич собрал совещание Научно-Технического Совета СССР, где рассматривались вопросы атомной тематики. На совещании присутствовало как руководство МинСредМаша – Завенягин и его заместитель Славский, так и ведущие разработчики атомной техники и ядерных боеприпасов. Был на совещании, разумеется, и академик Келдыш, ставший главным научным советником Первого секретаря. Хрущёв отметил несколько незнакомых лиц, но решил познакомиться ближе по ходу совещания.

   Для всех были подготовлены и заранее розданы за несколько дней до совещания информационные подборки. Для всех, кто не был посвящён в «Тайну», информационные материалы готовились особым образом: перед печатью текста тщательно удалялись даты, почти всегда убирались географические названия, фамилии и имена, наименования технических средств, ещё не созданных до 1956 года. Оставалось лишь описание физических процессов, конструкции, при описании аварий – хронометраж по времени суток.

   Академики Доллежаль и Александров явились на совещание в несколько подавленном и ошарашенном виде – настолько сильным было впечатление от прочитанного.

   Открыв совещание, Хрущёв спросил:

   – Прежде всего, Николай Антонович, что сделано с системой охлаждения реакторов-бридеров на «Маяке» и других предприятиях?

   – Систему охлаждения мы спроектировали и изготовили, пока в одном экземпляре, – ответил академик Доллежаль. – одновременно остановили первый реактор «Маяка», он сейчас остывает. Когда он остынет, смонтируем новую систему и пустим реактор в опытную эксплуатацию, проверим, как работает. Заодно, кстати, предусмотрели дистиллятор для воды первого контура, это улучшит работу реактора. Во втором контуре есть возможность перенаправить пар из парогенератора на турбину. Самой турбины пока нет, в такие сроки полноценную электростанцию все равно не сделать. Это закладка на будущее.

   – На первом реакторе все отработаем, и потом будем монтировать такие же системы на остальных, по очереди, – пояснил академик. – Сразу остановить все реакторы нельзя – остановится вся технологическая цепочка, многие тысячи человек.

   – Понятно, работайте, – ответил Хрущёв.

   Летом 1956 года реактор А-1 на комбинате «Маяк» был временно остановлен. Под руководством академика Доллежаля был смонтирован 2-й контур системы охлаждения, исключавший попадание радиоактивной воды из 1-го контура в окружающую среду. Затем в течение полутора лет были переведены на замкнутый цикл охлаждения все 6 реакторов «Маяка»

   Такие же работы были проведены на и на строящихся реакторах, в Красноярске-26. (АИ). Реакторы Сибирской АЭС в Томске-7 и все новые реакторы-бридеры на этих предприятиях с 1957 года строились сразу с охлаждением по замкнутому циклу.

   (Исторический факт).

   – Вы проанализировали переданные вам информационные материалы? – спросил Никита Сергеевич. – Что по авариям на ядерных объектах?

   – Очень интересная информация, – сказал академик Александров. – Хотя в начале текста сказано, что описание аварийных ситуаций гипотетическое, у меня было впечатление,что это описание реальных событий. Игорь Васильевич предупредил нас, чтобы не задавали лишних вопросов, но, сами понимаете, они не могут не возникать…

   «Ещё бы не реальных,»– подумал Хрущёв.

   – Описание взрыва ёмкости с отходами очень похоже на ситуацию, которую недавно удалось предупредить на ранней стадии у нас на «Маяке», – сказал Доллежаль. – В ходе проверки было выявлено недостаточное охлаждение одной из банок с отходами. Сейчас уже все исправлено, но последствия могли быть очень неприятные. Приняты меры к недопущению подобных ситуаций в будущем.

   – Относительно гипотетической аварии водо-водяного реактора (Три-Майл-Айленд 1979) могу сказать, что там причина по большей части в человеческом факторе, точнее, в наложении многих факторов. Таких последствий можно избежать обучением персонала и автоматизацией процессов в аварийных ситуациях, но утечка радиоактивности при подобной аварии будет. К сожалению, при существующей конструкции реакторов сложно избежать образования водорода.

   – А вот описание аварии на водно-графитовом реакторе нас очень встревожило, – признался Доллежаль. – Прежде всего, потому что мы используем похожие реакторы. Судя по описанию, авария возникла в результате проведения эксперимента на серийном энерговырабатывающем реакторе. Причины – действия персонала, усугубленные несовершенством конструкции реактора. Должен признаться, наши реакторы имеют похожие недостатки. Конструкцию реактора будем менять. (В реальной истории Н.А. Доллежаль до конца жизни утверждал, что чернобыльский реактор РБМК полностью безопасен при правильной эксплуатации)

   – И ещё я бы рекомендовал запретить проведение любых экспериментов на серийных реакторах. Все опыты – только на исследовательских образцах, причём располагать их надо в малонаселенных районах.

   – И, наконец, последний случай, когда цунами залило аварийные генераторы и насосы охлаждения атомной электростанции, расположенной прямо на берегу моря – случай уникальный, и для нашей страны, в общем, неактуальный, – продолжил Николай Антонович. – Но следует учитывать, что в будущем ядерная энергетика станет доступна всё большему количеству стран. Такие государства, как Италия, Япония или Индонезия находятся в сейсмически активных зонах, и там подобная ситуация теоретически может возникнуть. В этом случае возможно значительное заражение океана.

   – Есть мнение, что надо переходить на водо-водяные реакторы, – сказал Хрущёв. – И одновременно вести исследования по реакторам с жидкометаллическим теплоносителем, например, свинцом. Вода хотя бы гореть не будет, как графит, даже если разворотит активную зону.