Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 49 страниц)

IX

Вылазка Джечети увенчалась успехом. Он сумел отвлечь внимание патрулей, чтобы забрать наших товарищей, еще остававшихся в пансионе, а также сундуки с бесценными аксессуарами для переодевания.

На рассвете наше убежище превратилось в театральные кулисы. Со слезами умиления на глазах мы любовались костюмами, с которыми была неразрывно связана история Воровской гильдии. Давно забытые персонажи старой пьесы вновь появились на свет божий: суровый стражник, пузатый торговец, бродячий акробат, кехитский вельможа и еще много-много других типажей. Лацци Насмешник, наш штатный костюмер и гример, вооружился инструментами и, заражая всех окружающих своим весельем, тотчас же взялся за дело. Я выбрал более длинный нос и выдающиеся скулы. Мои брови резко погустели, а вот рот стал тоньше. Я состарился на несколько лет и принес в жертву свои чудесные темно-русые волосы. Теперь мою голову венчали длинные седые лохмы.

Изменившись до неузнаваемости, я мог спокойно покинуть наше новое жилище и добраться до мансарды, в которой некогда обитал мой брат. Те свидетели, которые считали, что видели в день преступления именно вашего скромного слугу и рассказали об этом представителям городской милиции, охотно согласились побеседовать со мной: я представился душеприказчиком покойного. После нескольких ничего не значащих вопросов и бутылки крепкого ликера – компенсация за беспокойство – я без труда узнал приметы убийцы. И получил свой собственный портрет. Следовательно, милиция не настаивала, чтобы свидетели дали ложные показания. Сосед брата сразу же узнал в нем Маспалио, он в мельчайших подробностях описал мое лицо, а также одежду, которую я обычно ношу. По всему выходило, что убийца навестил не только моего сапожника, но и портного. Остальные свидетели утвердили меня в мысли, что преступник – фэйри.

Сумерки окрасили сад в лиловые тона. Мы все были в сборе: около двадцати старинных приятелей, рассевшихся вокруг шаткого стола, тот, кто еще мог, смаковал горькую змеиную настойку. Деместрио дождался, пока я закончу свой рассказ, и начал свой. Мы узнали, что он раздобыл важнейшую информацию во Дворце Толстяков, и теперь вознамерился изложить нам все детали. Он понимал, сколь важны его сведения, и потому требовал внимания всех наши бойцов.

– Итак, – сказал он, – следует признаться, что мне улыбнулась удача. Шныряя по кухням, я совершенно случайно наткнулся на совершенно пьяного молодого человека, у которого, правда, были все основания на питься и утопить свою печаль в вине. Он хотел забыть о смерти хозяина. Разумеется, речь идет о кончине Адифуаза. Я самым решительным образом взялся за дело и выяснил, что разговариваю с Мелдио, личным медикусом Толстяка. Я плеснул вина и себе, мы чокнулись, он разрыдался, разволновался и даже попытался стукнуть меня. Но я сумел втереться к нему в доверие, успокоить разбушевавшегося парня, после чего отвел его в укромный уголок, где мы и побеседовали.

– Не уподобляйся нашему Принцу! – проворчал Джечети. – Давай, не тяни…

– Я уже подошел к самой сути рассказа. Этот врач закончил академию с отличием. Молодой, но очень способный юноша. Он должен был подменять штатного медикуса Адифуаза всего лишь на несколько дней, а в итоге остался на службе и проработал во дворце около двух лет.

– Да, я его помню, – вставил я. – Однако он был весьма незаметным. Я сталкивался с ним всего один или два раза.

– Как бы то ни было, но он любил Адифуаза как родного отца. Он отказался от личной жизни, днем и ночью заботился о здоровье хозяина. После смерти последнего он впал в отчаяние, не знал, что делать. Когда мы с ним встретились, врач только-только узнал, что у него нет достаточной суммы, чтобы принять участие в аукционе, на котором будут распродаваться личные вещи Адифуаза, и что все они осядут в самых разных частных коллекциях.

– Да, во Дворце существует подобная традиция, – прервал я рассказ Деместрио. – Ты узнал, когда состоятся торги?

– Они должны были состояться уже сегодня. Но были перенесены, потому что во Дворце нет столь просторного помещения, чтобы вместить всех покупателей. Рисунки Адифуаза представляют собой большую ценность, но… имейте терпение, я намерен изложить все по порядку. Оказывается, этот медикус страдает не только из-за кончины хозяина, он считает себя отчасти виновным в его гибели. Он обожал тебя, Принц. Да, это так, он обожал тебя за все то добро, что ты делал для Адифуаза. Твои визиты успокаивали его хозяина. В действительности парень никогда не верил в твою виновность, не верил, вопреки всем доказательствам, представленным милицией. Однако он не поведал стражам порядка всей правды, которую знал. Придворные отсоветовали ему это делать, и даже настояли, чтобы медикус сказался больным, именно поэтому милиция не занялась им вплотную.

Джечети вздохнул и сделал вид, что намеревается выйти из-за стола. Я взглядом приказал ему сесть на место и попросил Деместрио приступить к основной части повествования.

– Адифуаза очень часто и притом тайно посещал некий ремесленник, изготавливающий телескопы.

– Я его никогда не видел.

– Вполне понятно. Адифуаз никому о нем не рассказывал, даже Мелдио. Каждый раз, когда этот человек появлялся у дверей погибшего, Адифуаз прогонял всех, в том числе и медикуса, который, впрочем, заверил меня, что эта парочка не были ни любовниками, ни друзьями. Нет, по его мнению, они занимались какими-то важными делами, исследованиями, которые держали в строжайшем секрете. Именно в связи с этими исследованиями к Адифуазу время от времени наведывались гномы-ренегаты из «Угольника».

– Серьезно?

– Да. А еще я узнал, что в кровати Адифуаза имелся тайник, ключ от которого Толстяк всегда держал при себе. И если верить нашему дорогому Мелдио, именно этот тайник Адифуаз открывал в присутствии ремесленника.

– Я понял, к чему ты вел, когда говорил об аукционе…

– В любом случае, этот человек оказывал значительное влияние на поведение Адифуаза. В присутствии придворных Толстяк продолжал вести себя, как ни в чем ни бывало, но когда оставался один… Каждый последующий визит незнакомца так или иначе сказывался на нем. Порой после него Адифуаз пребывал в отличном расположении духа. Иногда становился мрачным и раздражительным. Я верю медикусу, когда он горит, что ремесленник сыграл не последнюю роль в убийстве хозяина. Так или иначе, но он причастен к нему.

– Ты сказал, что ремесленник – человек. А мы ищем фэйри. Возможно, у него есть сообщник?

– Возможно. Я хотел узнать имя ремесленника, но совершенно неожиданно наткнулся на стену молчания. Мелдио уперся, словно осел, и ничего не желал слушать. Но потом я понял, что он хочет заручиться твоим присутствием на аукционе. Он надеется, что в этом случае личные вещи Адифуаза останутся в Абиме, в хороших руках. По всей видимости, он также хочет, чтобы ты стал владельцем кровати вместе с ее тайником. Кажется, Мелдио надеется, что Дом Жанте не обнаружит его раньше нас.

– Я пойду на торги, но у нас мало времени. Ты попытался узнать имя ремесленника каким-нибудь другим способом? Ну не знаю… переговорил с придворными или даже с Толстяками, которые тоже пользовались его услугами.

– Я пытался, но Адифуаз держал имя своего знакомца в секрете. Никто ничего о нем не знает. Те, кто вспомнил хоть что-то, говорят о высоком мужчине, вечно наряженном в просторный плащ с капюшоном, скрывающим лицо. Каждый из видевших его упомянул эту деталь: ремесленник старался оставаться незаметным. Он носил этот плащ даже во время своих последних визитов в начале лета.

– Я тебе верю. А в городе ты справлялся?

– Да. Предпринял все возможные меры, а с завтрашнего дня начну обходить все мастерские, в которых изготавливают телескопы для Дворца. Их не так уж много. Но я не строю иллюзий. Даже если Мелдио и решил сохранить имя незнакомца в тайне, он признался, что провел собственное небольшое расследование. Он весьма ревнив, плюс к этому искренне волновался за своего хозяина, который проявлял к этому ремесленнику какой-то нездоровый интерес. Медикус не нашел никаких следов. По всей видимости, этот парень не владеет собственной мастерской. Мелдио отказался сообщить имя, но честно признался, что не знает, где искать загадочного изготовителя телескопов. Надеюсь, что ты сможешь это узнать, покопавшись в постели своего друга.

– Отличная работа, Деместрио.

– Всегда к твоим услугам, – сказал бывший перевозчик, не пытаясь скрыть довольную улыбку. Он чувствовал себя триумфатором.

– А я, как же я? – воскликнул Джечети. – Я спас наших парней, вернул сундуки с костюмами, неужели я не заслужил слов благодарности?

– Ты тоже потрудился на славу. Но я не сомневался, что ты, как всегда, отлично справишься с возложенной на тебя миссией.

– О, мне этого достаточно, – Джечети тоже расплылся в улыбке.

– Ну а ты, Мацио? Как прошел визит в Проходные дворы?

– Ничего особенного. Никакой видимой связи между убийцей и кварталом воров. Более того, рассказ о твоем удивительном побеге уже у всех на устах, и теперь многие полагают, что те члены братства, что способствовали твоему аресту, вскоре поплатятся за свою измену. Все верили в кончину Принца-легенды. Но ты сумел произвести на них неизгладимое впечатление, и теперь наши бывшие коллеги поговаривают, что ты стал лишь сильнее, твоя репутация упрочилась. Я говорю серьезно, твой побег наделал много шума. Те, кто тоскует по былым временам, даже надеются, что ты вернешься в гильдию.

– Они могут мечтать, сколько им угодно.

– А почему бы и нет? – бросил Одено.

Восседающий на высоких подушках во главе стола, калека навис над столешницей и повторил:

– Почему бы нет, Принц?

Наступила тишина. Взгляды всех присутствующих были прикованы ко мне.

– Очнитесь, парни. Я вышел в отставку. И у меня нет ни малейшего намерения возвращаться. Таково мое решение.

Кто-то повесил голову, кто-то отвернулся. Я обратился к Салти:

– Ты составил текст, как я тебя просил?

– Да. Я положил его у твоей кровати. Почитай на досуге. А завтра обсудим.

– Отлично. Феруц, тебе удалось встретиться с газетчиками?

Старик приподнял бровь и процедил:

– С парочкой.

– Мне нужно, чтобы их больше.

– Знаю.

– Хорошо, пошли спать. Завтрашний день обещает быть долгим.

Я вернулся в комнату, но сначала завернул пожелать спокойной ночи Селгуансу и Опаловому, которые без устали предавались работе. Маг заверил меня: зелье будет готово через четыре, в крайнем случае через пять дней.

Дом Жанте давно облюбовал канал Святого Амбруаза для проведения аукционов. Торги проводились прямо на воде, покупатели сидели в лодках, которыми управляли перевозчики, официально состоящие на службе у города. Я нанял гондолу, и она медленно проследовала мимо фасадов дворцов, облицованных мрамором, зажиточных горожан, а затем остановилась в тенистой заводи, окруженной плакучими ивами, чьи стволы торчали прямо из воды. По случаю торгов самые длинные ветки деревьев обвязали разноцветными лентами, облегчая тем самым скольжение гондол. В центре затопленной площади возвышался помост, соединенный узкими деревянными мостками с подъездом Торгового дома Жанте.

Перевозчик, сопровождавший меня, сообщил, что аукцион начнется в ближайшее время. Наша гондола была окружена многочисленными лодками, которые то и дело сталкивались бортами: именно в этих суденышках расположились зажиточные покупатели. Сразу видно, люди, обладающие немалым состоянием: роскошные наряды, ливрейные слуги, чьи лица виднелись в окнах близлежащих таверн. Там последние терпеливо ждали хозяев.

Наконец на возвышении появилась элегантная дама с длинными пепельными волосами, заплетенными в косы. Взяв в руки молоток, она встала за кафедру и, дождавшись, пока установится тишина, заявила:

– Мессиры, дорогие гости. Я объявляю аукцион, организованный при посредничестве Дома Жанте, открытым. Сегодня, в соответствии с соглашением, связывающим нас с Дворцом Толстяков, мы распродаем имущество покойного мессира Адифуаза. Первый лот – вот эта шкатулка из красного дерева с колодой из пятидесяти четырех карт, покрытых драгоценным лаком. Она перед вами. Начальная цена: триста денье.

Долгими вечерами я не раз держал эти карты в руках, сражаясь с Горнемом и Адифуазом, чьи глаза лучились весельем. Я заявил о надбавке к цене.

Краткий миг молчания. Какой-то торговец в бледно-голубой бархатной куртке назначил свою цену.

– Пятьсот денье, мессир слева от меня… Пятьсот денье за эту чудесную карточную колоду, с клеймом мастера змеиного народа. Не стесняйтесь, мессиры, повышайте ставки. Семьсот, мессир фэйри предлагает семьсот денье!

Торговец не стал настаивать, шкатулка с картами не стоила и четверти этой суммы.

– Семьсот раз… семьсот два… три, продано. Шкатулка из красного дерева с набором карт отправляется к мессиру фэйри.

Торги набирали обороты, вещи Адифуаза уходили одна за другой. Одежда, драгоценности – их скупили богатые торговцы. Пока еще серьезные покупатели не вступили в игру. Они ждали рисунков, объединенных в несколько лотов. И когда дама объявила о продаже вожделенных сокровищ, по флотилии пробежала дрожь, предвещающая нешуточную схватку.

– Первая серия рисунков на пергаменте, выполненная угольным карандашом. Семь этюдов. Городские пейзажи, на которых запечатлен квадрант Княжеских областей в ясную погоду. Стартовая цена: шестьсот денье.

Возбужденные покупатели разразились криками, а перевозчики изо всех сил старались удержать в равновесии хрупкие суденышки. Аукцион продолжался, и вот наконец появился последний рисунок – автопортрет, выполненный гуашью. Это произведение спровоцировало настоящее сражение, и в итоге нашло своего хозяина, который приобрел его больше чем за тысячу денье. Страсти поутихли, большая часть участников торгов начала покидать площадь. Кровать заинтересовала лишь горстку дальновидных коллекционеров.

– Кровать. Модеенское дерево, отличного качества. Шесть локтей в длину, четыре – в ширину. Стартовая цена: пятьсот денье.

Целое состояние. Тем не менее я проявил инициативу и сразу же объявил семьсот.

Эта цифра изумила коллекционеров, которые тут же принялись обмениваться недоуменными взглядами. Один из них пожал плечами и удалился.

– Восемьсот от мессира Галена. Девятьсот – мессир фэйри! Мессир Гален? Тысяча! Тысяча денье от мессира Галена. Тысяча двести? Мессир?

– Джедулио, – ровным тоном сообщил я.

– Тысяча двести от мессира Джедулио.

Тот, кого звали Гален, скривился, отвесил мне почтительный поклон и знаком приказал гондольеру покинуть место торгов.

– Тысяча двести? Кто-то предложит больше?

Стук молотка.

– Кровать, тысяча двести денье, куплена мессиром Джедулио.

Я быстренько уладил все формальности и договорился о скорейшей Доставке кровати: несмотря на риск, пришлось указать новый адрес. Я вернулся в нашу маленькую крепость и принялся терпеливо ждать, рассеянно слушая песнопения Опалового.

Кровать привезли ближе к вечеру и водрузили в саду – эдакий огромный чудовищный монумент. Все мои пансионеры, незанятые делами в городе, спустились в сад и молча обступили ложе Адифуаза.

Я ласково провел рукой по спинке кровати. Из почтения. Чтобы поприветствовать того, кто так долго возлежал на ней. Затем я позволил пальцам пробежать по резным деревянным завитушкам панелей, чтобы понять, где находится тайник. Обнаружил я его без труда. Верхние части четырех ножек кровати были снабжены специальными пазами и при нажатии сдвигались в стороны. Несколько неудачных попыток, и вот раздался сухой щелчок – одна из панелей основания постели отъехала чуть в сторону.

Опасаясь хитрой ловушки, я настоял, чтобы мои товарищи отошли подальше, убедился, что нам не угрожает никакая опасность, и отодвинул всю панель целиком. После чего исследовал углубление. Снова рисунки.

Чрезвычайно осторожно я извлек их из тайника и разложил прямо на земле, залитой солнцем. Двадцать два рисунка, две законченные серии. Первая серия эскизов была посвящена одному и тому же мужчине приблизительно лет сорока: высокий лоб, густые брови, тонкие черты лица и больших темные глаза. Но его лицо я разглядывал не слишком долго, самое интересное находилось ниже, там, где заканчивалась талия незнакомца: две козлиные ноги, поросшие густой шерстью, черные, скошенные копыта.

Сатир.

Если речь действительно шла о ремесленнике, изготавливающем телескопы, – а я в этом почти не сомневался, – то у Адифуаза имелись веские основания окружать визиты своего знакомого тайной. Этих созданий в Абиме не жаловали, вопреки всем эдиктам космополитов. Дворцовые интриги, которые в былые времена не раз затевали сатиры, побудили власть предержащих принять радикальные меры, пресекающие любую попытку козлоногих проникнуть в город. С тех самых пор сатиры стали нежелательными гостями в Абиме. Тот, кто рискнул пренебречь запретом, обычно пользовался поддержкой того или иного влиятельного лица.

Надежды Мелдио оправдались, купив кровать, я узнал имя ремесленника: оно фигурировало внизу каждого рисунка. Розиакр. Я повернулся к своим друзьям. Ни один из них не слышал о таком.

Вторая серия рисунков заинтриговала меня не меньше первой. На ней Адифуаз изобразил один и тот же странный предмет: куб, собранный из отдельных трубок. Я не имел ни малейшего представления, что это такое. Размеры и формы трубок менялись от рисунка к рисунку. На пергаментах не было написано ни единого слова, которое помогло бы мне сообразить, для чего предназначается этот удивительный предмет.

Итак, все, что мы узнали, это – имя. Розиакр, сатир, проживающий в Абиме, сатир, так или иначе замешанный в убийстве моего друга.

Присев на траву, мы принялись передавать друг другу рисунки, вертеть их в руках, ища хоть какую-нибудь зацепку. Мы внимательнейшим образом изучили структуру пергамента, чернила, которыми пользовался Адифуаз – пустая трата времени. И то и другое можно легко обнаружить в кладовых дворца.

Я еще некоторое время разглядывал этюды, прежде чем заметил одну любопытную деталь. На всех портретах Розиакр был изображен на фоне одного и того же пейзажа. Вид, открывающийся на квартал Туманов с его неизменными Черными башнями – квадрант змеиного народа. Но в конце концов мое внимание привлек один штрих, который не сразу бросался в глаза. Дом, или скорее обычный фасад дома, все окна которого были закрыты ставнями. Все окна, кроме одного. Я потребовал лупу и с ее помощью разглядел в этом открытом окне нарисованное лицо.

Мое.

Адифуаз потрудился на славу, чтобы создать портрет, практически неотличимый от оригинала. Мои товарищи по очереди вооружались толстой лупой и многозначительно покивали головами: нет никакого сомнения, на рисунке изображен именно я, собственной персоной.

– И что вы об этом думаете? – поинтересовался я.

– Любопытно, – сказал Одено. – Задний план выполнен весьма условно, но твое лицо – истинный шедевр. Как будто бы он хотел спрятать тебя в тени сатира. Честно говоря, невооруженным глазом тебя и не увидишь.

– А меня заинтересовал дом, – сообщил я. – Он не похож на наш пансион. – Возможно, это дом Розиакра?

– Со мной внутри?

– Таково видение художника. Что мы можем знать о причудах гения?

– Ты хочешь сказать, что это некий символ?

– Да, что-то подобное. Полет фантазии. Сатир, Абим, ты…

– И?

– И ничего. – Одено развел руками, демонстрируя свое замешательство.

– Вы когда-нибудь видели этот фасад?

Лацци, некогда бывший «ушами» и «глазами» гильдии, снова взял лупу.

– Позволишь?

– Валяй.

– Да, это то, о чем я думаю, – прошептал он, рассматривая рисунок. – Косой квартал, во всяком случае, мне так кажется.

– Что заставило тебя прийти к подобному выводу?

– Тщательное изучение окон. Они все расположены под крошечным углом. А еще вот этот выступ на крыше.

– Да, подпорки. Ты прав. Ведь я проходил мимо этого квартала каждый раз, когда шел повидаться… повидаться с Горнемом.

– И что нам это дает?

– Достаточно, чтобы начать поиски. В любом случае, других зацепок у нас нет. Если Адифуаз нарисовал этот фасад, у него имелась на то веская причина. Уж и не знаю, существует ли этот дом в реальности, если у нас есть хоть ничтожный шанс разыскать его, то попытаться следует.

– Одено, соберешь самых крепких ребят. Цель: Косой квартал. Если этот дом стоит именно там, то мы его найдем.

С наступлением ночи мы отправились на поиски. Прокаженные и калеки всех мастей уже покинули улицы, чтобы приступить к вечернему пиршеству за облупившимися стенами лепрозориев. Над нашими головами, на холме маячил призрачный силуэт Дворца Толстяков. Было жарко, даже слишком жарко, особенно в наших маскарадных костюмах. Я распределил людей, каждый получил свой участок работы. Вооружившись фонарями и рисунками с изображением нужного нам фасада, мои соратники один за другим растворились в темноте. Я взял с собой Лацци. Мы двинулись на север, в нижнюю часть квартала, но скучная прогулка по крутым улочкам вскоре изнурила меня: дала о себе знать сломанная нога. Мы не решались заходить в редкие еще открытые таверны, чтобы утолить жажду. Времени осталось совсем немного, а мы все бродили и бродили меж жалких домишек.

К середине ночи я окончательно потерял всякую надежду. В одном из тупиков, который мы только что старательно изучили, к нам присоединился Мацио.

– Деместрио нашел, – прошептал он. – Совсем недалеко отсюда. Идите за мной.

Дом примостился между двумя лепрозориями, которые грозились поглотить его. Окна закрыты ставнями, как на рисунке Адифуаза. Однако художник не стал изображать старую деревянную пристройку, служившую входом в здание. Лацци тут же обошел дом, чтобы убедиться, что в нем нет других выходов.

Я осмотрел створки растрескавшейся входной двери и констатировал, что они заперты на щеколду, дополненную примитивным врезным замком. Пора браться за работу! Через несколько мгновений дверь со скрипом приоткрылась. Я распахнул ее пошире и заглянул внутрь.

Весь первый этаж занимала одна-единственная комната, погруженная во мрак. Она казалась пустой. Лацци и я проскользнули в дом и закрыли за собой дверь.

– Зажечь фонарь? – шепотом спросил мой товарищ.

– Еще не время.

Мы терпеливо ждали, пока наши глаза привыкнут к темноте. Мало-помалу во тьме стали вырисовываться очертания многочисленных телескопов, больших и маленьких, покоящихся на тяжелых треногах и прислоненных к стене. На столах виднелись ровные ряды оптических стекол самых разных размеров, тут же лежали детали разобранных приборов.

Мы осторожно прокрались в глубину мастерской, стараясь ничего не задеть по пути. В самом углу комнаты висела штора, скрывающая узкую лестничную клетку и саму лестницу.

– Поднимемся? – спросил Лацци.

Вместо ответа я начал карабкаться по ступеням. Старое дерево глухо постанывало у меня под ногами. На втором этаже тоже никого не оказалось: две пустые комнаты и коридор. В конце коридора виднелась приставная лестница, которая вела на крышу. Я медленно поднялся по ней и откинул крышку люка.

На небольшой террасе ко мне спиной стоял мужчина. Закутанный в плед, он с помощью подзорной трубы обозревал окрестные крыши.

Я пролез в люк, обнажил кинжал и подкрался к незнакомцу.

– Не двигайся.

Мужчина вздрогнул и медленно повернулся. Я сразу же узнал это лицо – этого голубчика мы и искали. Сатир оглядел меня с головы до ног и улыбнулся.

– Уберите оружие, Принц, оно вам не понадобится.

– Это мы еще посмотрим. А сейчас не шевелись.

– Я надеялся, что в конце концов вы меня разыщите. Теперь я спокоен.

Тут на крыше возник Лацци.

– Глаз с него не спускай, – велел я помощнику.

– Адифуаз не понимал, куда нас неизбежно заведут все эти исследования, – сказал сатир. – А вот я, я знал.

Его глаза жемчужного цвета сияли, в его взгляде читалось явственное облегчение, как будто бы Розиакр наконец-то освободился от тяжкого груза, который он давно взвалил себе на плечи. Сатир прикрыл полой широкого плаща козлиные ноги, в то время как я приблизил почти вплотную свое лицо к его физиономии.

– Это ты его убил? – выпалил я.

– Нет, Принц. Я не убивал его. Но я знаю убийцу.

Розиакр замолчал, а затем тяжело вздохнул.

– Именно вы, Маспалио, вы убили его.

– Придумай что-нибудь еще, дружище. В данный момент я начисто лишился чувства юмора.

– Позвольте, я вам кое-что покажу, – сказал сатир, доставая из кармана тонкую тетрадь в обложке из черной кожи, которая завязывалась элегантной шелковой лентой. – Полагаю, вам знаком этот предмет?

– Да, это личный дневник Адифуаза. Порой мой друг зачитывал мне из него некоторые пассажи.

– Последние страницы, Принц. Просмотрите несколько последних страниц. И вы поймете, что произошло.