Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 49 страниц)

Тот поклонился и начал громким, уверенным голосом:

– Рыцари, я связался с могущественной гильдией, которая объединяет моих сородичей-гномов и называется «Угольник». Гномы считают себя обязанными этой стране. Именно Ургеман первым принял «Угольник» на своих землях. Наши ремесленники, а главное, наши зодчие получили право работать в королевстве, как будто бы они и не покидали родных гор.

Рыцари ударили кулаками по столу, словно соглашаясь со словами гнома. Без сомнения, многие из них прибегали к услугам «Угольника», чтобы возвести жилой дом, замок или замковую кузницу.

– После смерти Верховного барона, – продолжил Аракнир, – «Угольник» прекратил свое существование. Стоило начаться вторжению, как мы сразу же попрятали свои семьи и свои богатства. Жанрения – наш злейший враг, потому что на ее землях, в жанренийских деревнях и городах, наши собратья бесправны. Это государство полагает, что гномы не должны покидать своих гор, и мы не забыли ни позорных эдиктов, ни многочисленных обид, ни безнаказанных убийств. Как и вы, я мечтаю о том, чтобы Амрод закончил свою жизнь на виселице. Сейчас я говорю от имени «Угольника». Мы готовы всячески поддержать вас, отрядить вам в помощь зодчих гильдии, владеющих «элементарной магией», и открыть для вас наши сокровищницы. Золото позволит привлечь наемников, а зодчие-маги сделают все возможное, чтобы четыре основных элемента: вода, земля, воздух и огонь – послужили вашей армии. Воды новых судоходных каналов позволят перебрасывать воинские отряды, земля превратится в неприступные стены, ветер наполнит паруса ваших кораблей и сотрет ваши следы, огонь сожжет врагов и согреет друзей. От имени «Угольника» я обещаю вам это!

Речь Аракнира вызвала бурю аплодисментов. Казалось, рыцарям польстила сама мысль, что зодчие-маги, пусть это и гномы, поступят в их распоряжение и помогут перебрасывать войска. Я потребовал тишины, чтобы мог высказаться Оршаль. Танцор вскарабкался на плечо представителя Полуночи, и тот обратился к рыцарям хорошо поставленным голосом: лишь я один знал, что этот голос усилен искрами, потрескивающими на языке мага:

– Наши академии пали первыми. И это свидетельствует о той значимости, которую придавал им Амрод. Однако многим ургеманским магам удалось ускользнуть. Вместе с Эхидиазой, хореографом Затмения, и Арбассеном, цензором Магической криптограммы, мы намерены объединить затменников, которые попрятались по углам в ожидании лучших времен. Что касается пол у денников, то они не станут вмешиваться. У Ордена Полуночи свои законы. Мы отдаем дань порядку, а также верности. Гегемония жанренийцев добром не кончится. Амрод и король, которому он служит верой и правдой, на этом не остановятся, в этом я не сомневаюсь. Когда королевство падает вам в руки, словно перезревший плод, начинаешь грезить о новых завоеваниях. Именно поэтому вы можете рассчитывать на большую часть пол у ночников.

Рыцари одобрили речь Оршаля, хотя на сей раз аплодисменты были несколько пожиже. Наконец, пришел черед Малисена. Эльф вскочил на стол, чтобы его могли видеть все собравшиеся на совет.

– Мессиры, я был маленьким охотником Лоргола. Не могу сказать, что я рад присутствию пол у ночников в этом соборе, но я готов с ними сотрудничать, потому что ненавижу жанренийских магов, которые перебили всех Танцоров в ургеманских академиях. Мои сородичи, эльфы, согласны со мной, и потому они обратятся к магии времен года, чтобы бороться с захватчиком. Не могу не признаться, что эльфы не любят посвящать в свои тайны чужаков. Тем не менее Священная пыльца станет вашим союзником, ледяные ветры и снег пощадят ургеманцев, но обрушатся на жанренийцев.

Взрыв аплодисментов приветствовал последние слова эльфа. Я снова призвал присутствующих к тишине.

– Рыцари, королевство надеется на вас. Будьте снисходительны, не подчиняйтесь тому гневу, что поселился в ваших сердцах, когда капитулировали бароны. Еще вчера мы считали их предателями. Завтра они станут нашими вернейшими союзниками. А теперь можете разойтись, и пусть память о наших отцах ведет вас к победе!

Я объявил, что совет закончен. Пришел час тайных собраний. Мы выработали общий план, но следовало обсудить тысячу и одну деталь, каждая из которых будет способствовать нашему успеху. Рыцари покинули центральный неф и разбрелись по притворам, чтобы побеседовать друг с другом. Что касается меня, то я решил побыть в одиночестве и обратился к горгульям. Одна из них отнесла меня на башню Адельгена, где я, обернув голову черным шарфом Амертины, принялся размышлять о будущем, о той роли, что мне предстоит сыграть в спасении королевства. Если бароны не пойдут на уступки, жанренийцы уничтожат нашу маленькую армию. Во время совета я намеренно не стал упоминать Аккорды, не зная, согласятся ли музыканты присоединиться к сопротивлению. На следующий день Амертина в сопровождении Арбассена должна была отправиться на поиски «детей цистры», чтобы уговорить их помочь нам.

Конечно, мы имели не один козырь в рукаве, но если бароны не выступят с нами против Амрода, у меня останется одно только средство спасти Ургеман. Я коснулся рукой коробочки, хранящейся на груди, волшебного наследия ребенка, который предвидел мою судьбу.

На исходе дня эльфы из Хрустального клана собрались на поляне своего леса. Так же поступили представители других кланов, вышедшие на священные поляны лесов Ургемана. Дети весны, эльфы Хрустального клана, носили плащи, сшитые из лепестков настурции. Когда на поляне набралось достаточно эльфов, они сели в круг и взялись за руки. Затем самый старший из них поднялся, у него в ладони появилась тонкая ветвь, опираясь на которую, как на трость, старейшина добрался до центра поляны и застыл там в ожидании рассвета. Когда первые лучи солнца коснулись лица эльфа, он стукнул ветвью о землю.

С каждым последующим ударом промерзшая земля оттаивала, а старейшина называл имя очередного представителя Хрустального клана, который вставал со своего места, медленно подходил к главе клана и клал к его ногам зеленую почку. Одну-единственную драгоценную почку, заключенную с помощью магии весны в хрупкий панцирь из снежинок. Постепенно вокруг старейшины складывался новый круг, крошечная копия того круга, что образовывали его собратья: одна снежинка – один эльф, одна почка – одно дитя весны.

Снежинки засияли, заискрились, и старик опустился на колени. В его второй ладони появилась еще одна ветка, – близнец первой – и, пользуясь ими словно иглами, эльф принялся прокалывать крошечные, почти невидимые глазу снежные коконы, защищающие каждую почку. Лишь старейший эльф умел различать тайные знаки, прячущиеся в снежинках. Он один мог сложить их таким образом, чтобы они породили удивительное волшебство, могущественную магию времен года. Эта работа требовала небывалой точности, мастерства, которым владели лишь самые старые эльфы Хрустального клана. И все же эльфийский колдун несколько раз ошибся. Его «иглы» случайно задели зеленые почки, спящие в снежной колыбели. Но в конце концов эльф сумел зачаровать несколько почек, и, когда солнце достигло зенита, старейшина поднялся с колен и позвал своих собратьев.

Тринадцать эльфов подошли к главе клана, чтобы осторожно взять из его рук волшебные почки, которые они спрятали в медальон, висящий на шее. Затем, не говоря ни слова, эльфы Хрустального клана покинули поляну, чтобы раствориться в лесу. Тринадцати из них предстоял долгий путь. Они должны были добраться до деревни Селтен, в которой встали лагерем жанренийцы. Предприятие было крайне опасным, возможно, эльфам придется ждать два или три дня, прежде чем они смогут смешать волшебные снежинки с теми хлопьями, что запорошат деревню. Однако эльфы знали, ради чего рискуют жизнью: имена их жертв были начертаны на ледяных кристаллах, и уже скоро командиры войсковой части, расквартированной в Селтене, умрут. Ветрами в этом районе управляли гномы «Угольника», и потому каждая снежинка найдет свою жертву. Она тихо опустится на плечо того или иного военачальника и растает, освобождая скрытую в ней почку. Жанрейницы погибнут мгновенно, их сердца остановятся, сраженные магией весны.

В Мугхенде, крупном населенном пункте Ургемана, «Угольник» – могущественная гильдия зодчих-основателей – располагалась в высоком каменном здании, в котором останавливались мастера и подмастерья, оказавшиеся в городе проездом. Никто, кроме посвященных, и не подозревал, что под этим зданием-гостиницей начинается разветвленная сеть подземных коридоров, которыми гномы пользуются вот уже несколько веков. Конечно, некоторые воришки, чей род деятельности предполагал, что они чаще передвигаются по крышам, чем по улицам, с удивлением наблюдали, как с наступлением темноты гномы проскальзывают в сад, примыкающий к зданию гильдии, и покидают его лишь на рассвете. Но эти же воры отлично знали, что «Угольник» не слишком-то любит, когда посторонние суют нос в его дела.

В эти тревожные времена жанренийские патрули днем и ночью мерили шагами узкие улочки города. На углу больших улиц и площадей иноземные вояки установили караульные будки и перегородили тяжелыми цепями крошечные проулки, отделяющие друг от друга различные кварталы. Отныне Мугхенд принадлежал Жанрении. Не обращая внимания на эдикты, подписанные лично командующим, многие солдаты напивались в тавернах, грабили чердаки и весьма грубо обращались с местными жителями.

Тарик, гном-строитель и по совместительству управляющий гостиницей «Угольника», никак не мог смириться с присутствием захватчиков в городе. Ни секунды не раздумывая, он согласился поддержать барона де Рошронда и предоставить в его распоряжение элементарную магию воздуха и огня. Его слуги, юные гномы, охотно бы отдали за своего хозяина жизнь, и потому, стоило тому приказать, тут же принялись шпионить за жанренийцами, а также за кехитами, вставшими лагерем неподалеку от города.

Для сбора и передачи сведений Тарик использовал многочисленные перегонные кубы, реторты, змеевики и кузнечные мехи, которыми были забиты его подземные владения. Обычно все эти аппараты помогали управляющему отправлять послания гномов, остановившихся в его заведении. Чтобы никто не смог проникнуть в тайны зодчих, «Угольник» умудрился использовать в качестве носителей информации все четыре стихийных элемента: так в пламени свечи могли таиться страницы гримуара, [9]9
  Гримуар – книга, описывающая магические процедуры и заклинания для вызова духов (демонов) или содержащая еще какие-либо колдовские рецепты.


[Закрыть]в капле воды письмо гонца, прибывшего из другой страны, а легкий ветерок помогал гномам переговариваться на расстоянии. Зодчие-элементарии полностью изменяли представления о пространстве: целая библиотека могла храниться в графине или в огне камина. Но подобная магия требовала огромных денежных затрат и долгих лет напряженного труда. На каждом аппарате стояло клеймо мастера-гнома, который посвятил большую часть своей жизни созданию этого чудесного и сложнейшего аппарата – материального воплощения элементарной магии.

Тарик, невзирая на свой преклонный возраст, предпочитал «переписывать» всю собранную информацию самолично, хотя с годами ему становилось все труднее и труднее это делать. Конечно, опыт гнома был огромен, но частенько «перепись» полностью истощала его. В мирное время его собратья со всех концов света приезжали в гостиницу «Угольника», чтобы спуститься в подземелья и прослушать там познавательную лекцию или прочесть бесценный гримуар. Сейчас же Тарик закрыл двери своей «библиотеки» – он колдовал над алхимическими аппаратами только на благо ургеманского сопротивления. Его верные слуги собирали слухи на улицах и в тавернах города. Вооружившись рожками, зачарованными с помощью элементарной магии, они «улавливали» все, что говорили жанренийцы, причем не только в общественных местах, но даже на приватных приемах, устраиваемых в домах зажиточных торговцев. Эльфы, явившиеся из окрестных лесов, а также несколько затменников помогали гномам незаметно проникнуть в тщательно охраняемые здания или миновать кордоны жанренийских патрулей.

Пол у ночник Согхам по праву считался один из самых преданных сподвижников Оршаля. Нелюдимый от природы, он любил забывать о неприятностях, смакуя хрипы и стоны Танцоров. Их боль звучала в его сознании, как умиротворяющий шепот ручья. Иногда волшебные создания умирали, и тогда Согхам плакал, потому что ненавидел тишину в собственной голове. Возможно, именно в этом крылась причина его немоты, лишь этот факт объяснял, почему вот уже двадцать два года черный маг не открывал рта. Переполненный эхом страданий своих подопечных, пол у ночник не видел смысла в словах и изъяснялся резкими движениями головы.

Той ледяной ночью он вышагивал в свете луны, сгибаясь под тяжестью миниатюрной дыбы. К широкому кожаному поясу Согхам прикрепил клетку с Танцорами, один из которых, закованный в кандалы с зубчатыми краями, сеял вокруг себя крошечные потрескивающие искры, проникающие сквозь прутья клетки и скрывающие от посторонних глаз фигуру хозяина. Наконец Согхам добрался до жанренийского форпоста, обозначенного на его карте. Все верно, враг скрывается в лесу, в который он только что углубился. Пол у ночник сошел с тропики и начал пробираться между деревьев, пока не заметил первые отблески костров, горящих в лагере.

Задремавший часовой не увидел, как искры опустились на рукав куртки и словно суетливые муравьи поползли вверх, чтобы забраться в рот солдата. Они проникли в его горло и растворились в крови. Тело жанренийца конвульсивно дернулось: яд спровоцировал резкий приток крови к мозгу. Его руки сжались, глаза вылезли из орбит, и часовой тихо осел у ствола векового дерева. Согхам перешагнул через труп жанренийца и обосновался в несколько локтях от мертвеца, чтобы окинуть взглядом весь лагерь. Затем пол у ночник ослабил ремни, удерживающие дыбу, поставил ее на землю и приготовил клетку с Танцорами.

«Кто же из вас будет стонать громче всех, мои сладкие? – подумал маг, постукивая по прутьям решетки перстнем, который носил на указательном пальце. – Ты? Нет, ты слишком слаб… А ты, о да, ты будешь великолепен, малыш».

Выверенными движениями пол у ночник открыл клетку и зажал в кулаке волшебное создание. Все его крошечное тельце было покрыто шрамами. Пока пол у ночник размещал Танцора на дыбе, тот не сводил с хозяина черных глаз-бусинок. По форме пыточная машина чем-то напоминала часы. По ее бокам располагалось несколько медных ручек, приводивших в действие весь механизм. Согхам покрутил одну рукоять, и услышал, как хрустнула косточка Танцора. «Рука, я заберу у тебя только одну руку, кроха моя…» – мысленно сообщил маг. Роскошь страданий заставила его вздрогнуть от наслаждения. Откинув голову назад, он наблюдал, как бьется в конвульсиях распятый Танцор. «Страдай, дружочек, страдай…» – все так же мысленно взывал маг. Искры окутали личико малыша и брызнули в черное небо.

Внезапно дикие крики разорвали тишину спящего леса – искры обрушились на лагерь, словно рои насекомых. Из палаток высыпали обезумевшие солдаты, не переставая кричать, они шатались и падали, как подкошенные. Согхам отлично знал, что сам по себе укус искр несравним с тем, что они вливали в сознание людей. Каждая искра содержала в себе страдание Танцора, его боль, которую не мог выдержать человеческий мозг.

Ни один солдат жанренийского форпоста не увидел, как встало солнце. Согхам дождался, когда в лесу вновь воцарится тишина, отвязал Танцора и зафиксировал сломанную ручку в крошечной шине. После чего он снова забросил дыбу за плечи. Ему предстоял долгий путь: многочисленные форпосты ждали пол у ночника.

Так совет в Адельгене запустил по всему королевству механизм магии эльфов, гномов и пол у ночников, заключивших временный союз. Все смешалось, Танцоры утоляли жажду Священной пыльцой, разведенной водой из водостоков, искры летели на помощь гномам, ветры сеяли зачарованные почки, которые ослабляли жанренийские войска, лепестки, острые как клинки, плыли по волнам, поднятым «Угольником».

Кланы, семьи забыли былые распри и споры и объединили свою магию, чтобы помочь тем, кто осмелился бросить вызов захватчикам, заполонившим Ургеман.

Спальня барона де Фаэрана заканчивалась большим балконом, откуда открывался прекрасный вид на долину. Заходящее солнце окрасило алым пики близлежащих гор. Хозяин этих земель, немолодой суровый мужчина, закутавшийся в тяжелый плащ, стоял на балконе, сложив руки за спиной. Его лицо, изрезанное морщинами, было печально. Двадцать лет он железной рукой управлял баронством, два десятилетия его уделом оставались война и кровь. Отрезанное от Жанрении горной цепью Окрелун, баронство Фаэрана сдалось без борьбы. Когда в его владения вторгся авангард жанренийских армий, правитель тут же приказал капитулировать, стремясь избежать массовых убийств.

И вот теперь до него долетали отрывочные сведения о непокорном баронстве Рошронд, и сердце мессира де Фаэрана наполнялось горечью. Как бы он хотел сражаться рядом с повстанцами, присягнуть на верность тому, кто занял место Верховного барона, чтобы спасти королевство. Но он не мог уехать без нее…

Странный шум вырвал барона из задумчивости. Слуга? Однако он приказал себя не беспокоить. Заинтригованный, мессир де Фаэран отдернул портьеру, отделявшую балкон от спальни, и от неожиданности вскрикнул. В одном из глубоких кресел, положив руки на подлокотники, сидел молодой мужчина.

– Что это за… – взревел барон, проклиная свою неосмотрительность.

Шпага хозяина дома лежала на камине, прямо за спиной незнакомца.

– Задерните штору, – посоветовал последний.

Сеньор повиновался.

– Кто вы? – проскрипел он, когда портьера была задернута. – Чего вы хотите? Стоит мне крикнуть, как тут же сбегутся слуги.

Эта угроза позабавила удивительного гостя.

– Они спят, мессир, и в ближайшее время не побеспокоят нас.

– Вы – убийца. Кто вас послал?

– Королевство Ургеман.

Неизвестный встал и приблизился к барону. Белые волосы, пепельная кожа…

– Агон де Рошронд.

Я улыбнулся собеседнику, который сделал шаг назад.

– Вы? Здесь?

– Пришло время поговорить.

– Вы с ума сошли! У меня в замке живут жанренийцы. Некоторые из них поселились в этом самом донжоне.

– Успокойтесь, ими займутся мои люди.

Барон де Фаэран судорожно вздохнул и приподнял брови.

– Вы явились, чтобы судить меня, не правда ли? В чем вы меня обвиняете?

– Ни в чем. – Я вновь отдернул портьеру. – Стемнело, мы могли бы побеседовать на балконе.

Барон колебался. У него появилась возможность броситься к камину и схватить шпагу. Что же он станет делать?

– Хотя бы выслушайте меня, – сказал я, перехватив его взгляд.

– Если бы вы хотели меня убить, – вздохнул барон, – то, полагаю, вы бы уже расправились со мной.

– Конечно.

Я облокотился на балюстраду балкона:

– Барон де Фаэран, я пришел к вам за помощью.

– За помощью? Но в моих владениях хозяйничают жанренийцы.

– Разве они разоружили ваших солдат? Бросили в тюрьму ваших рыцарей?

– Нет, но…

– Я знаю, Амрод сделал жест доброй воли. Он не стал распускать ваши войска, чтобы вы поняли, в чем ваш интерес. Вы по-прежнему управляете этим баронством, словно ничего не изменилось.

– Так знайте, я капитулировал, не испытывая от этого восторга. У меня не было выбора.

Я посмотрел на долину.

– Нет, барон, он у вас был. Но вас что-то держит. Я ознакомился со всеми подробностями вашей жизни, и я знаю, что вы человек трезвый, что у вас нет наследника, но вы никак не смиритесь с тем, что придется оставить баронство кузенам. Вы их презираете и вы намерены как можно дольше удерживать власть в своих руках, чтобы защитить вашу дочь.

Барон был ранен в самое сердце, от изумления он начал заикаться:

– Но… никто не знает…

– А вот я знаю. И располагаю самыми точными сведениями о том грузе, что уже девять лет лежит на ваших плечах.

Я снова смотрел на хозяина замка.

– Путешествие в Абим. Простой визит вежливости, посещение дядюшки, который управляет вашими делами в этом чудесном городе… таком чудесном и многоликом.

Лицо барона стало мертвенно-бледным, он слушал меня, не осмеливаясь перебивать.

– И вот одна встреча перевернула всю вашу жизнь, – продолжил я. – Сирена из абимских каналов. Невозможная, невероятная любовь и, что еще хуже, ребенок…

– Замолчите! – закричал мессир де Фаэран.

Я обнажил Тень:

– Сохраняйте спокойствие, барон. – Я направил на него рапиру. – Этот ребенок, девочка, смог появиться на свет только благодаря магии Затмения. Три тысячи экю, вы заплатили магам сумасшедшие деньги, и все ради того, чтобы эти роды стали возможными. Мать не выжила, а вот младенец стал вашей единственной отрадой в жизни. В строжайшей тайне с помощью гномов-зодчих вы соединили замковые рвы с подземным залом, расположенным прямо под этим донжоном. Так появилась пещера, в которой маленькая сирена обрела воду, необходимую для ее существования.

Плечи барона опустились.

– Да, девять лет вы наблюдали за тем, как она взрослеет, растет. Вы вскормили ее своей любовью, вы наняли убийц, чтобы они избавили вас от любого, кто мог узнать о вашей тайне, хоть что-то заподозрить. Каждую ночь, как сегодня, вы требуете, чтобы никто не входил в вашу спальню, и потайным ходом идете к дочери. Ваше мужество и стойкость – пример для подражания, мессир. Ваша рука не дрогнула даже тогда, когда вы решили избавиться от законной супруги. Она не одобряла этой противоестественной связи, не могла поверить, что вы до беспамятства влюбились в сирену, влюбились так сильно, что захотели от нее ребенка. Впрочем, никто бы не понял вашего извращенного желания. Кроме Абима, где вы и приказали построить жилище, которое в будущем примет вашу дочь.

Потрясенный барон де Фаэран рухнул на стул, он уже с трудом разбирал мои слова.

– Я убедился, что поездка ей не повредит. В данный момент эльфы везут девочку в Абим. Если вы хотите снова увидеть дочь, то прикажите вашим солдатам сражаться на моей стороне. Ваши рыцари должны взяться за оружие и изгнать жанренийцев из ваших владений.

– Откуда вы все это узнали? – прошептал барон.

– От одного вашего слуги, он был выпускником Школы Ловцов Света.

– Слуга, – пробормотал мой собеседник.

– Это уже неважно. В данное время я занимаюсь тем, что убеждаю баронов. Пятеро из них уже согласились, вы – шестой. Ведь вы тоже согласитесь, не так ли? Вы можете погибнуть на поле битвы… Но ваша дочь будет жить, даю вам слово. Через несколько дней у ворот вашего замка появится мой человек. Он даст сигнал к восстанию.

Уже сломленный, мессир де Фаэран все же попытался протестовать:

– Гнусность! То, что вы делаете, гнусно.

– Шантаж вызывает у меня отвращение, мессир, верите вы этому или нет. Но если бы вы сражались, если бы дали отпор врагу сразу же, как он перешел горы, ничего подобного не случилось бы.

– Баронство не стало бы драться. Я был бы убит или арестован, и тогда моя дочь исчезла бы в этой кровавой каше, – слабым голосом возразил он.

– Ошибаетесь. У Амрода просто не хватило бы сил, чтобы завоевать все королевство. Его пол у ночники не смогли бы сражаться со всей страной. Его победа – плод вашей трусости.

Глаза барона увлажнились. Мне больше нечего было добавить.

Шесть баронов… Шесть могущественных сеньоров, которых мне удалось убедить с помощью шантажа, угроз, с помощью всей той мерзости, что содержалась в Серых тетрадях. Для того чтобы я смог беспрепятственно перемещаться во все концы королевства, эльфам, гномам и магам пришлось объединить свои усилия. И вот мой фургон начал летать по небу, управляемый ветрами. По ночам я мчался над Ургеманом в обществе Эвельф, на рассвете опускался около замка или манора того или иного барона, чтобы побеседовать с ним и убедить принять нашу сторону. Днем я раскрывал Серые тетради и погружался в чтение. Я читал и перечитывал всю информацию, связанную с моей следующей жертвой.Для того чтобы проникнуть в замок незамеченным, я снова обращался к волшебству эльфов или искусству гномов. Именно они помогли мне захватить маленькую сирену и оправить ее в Абим.

Несмотря на всю важность этого занятия, чтение Тетрадей отравляло мою душу. Я изучал человеческие пороки, препарировал их и использовал обретенные знания в своих целях. В моей голове постоянно вертелся один и тот же вопрос: «Очередной барон, мне удастся сломить его или нет?». До условленной даты оставалось одиннадцать дней. Последние четыре дня я намеревался посвятить тем четырем баронствам, что сражались рядом с Верховным бароном. В Серых тетрадях не содержалось никаких данных об их наследниках. Я надеялся, что согласия остальных тринадцати баронов будет достаточно, чтобы напугать их или убедить присоединиться к нам.

Фургон ждал меня на выезде из поселка, раскинувшегося у замковых стен. Эвельф я обнаружил в комнате. Сестра куталась в шаль, ее глаза покраснели от слез.

– Что случилось? – воскликнул я.

Она опустила глаза.

– Так что? – Я схватил ее за руки.

– Все кончено, – сказала Эвельф и положила голову мне на плечо.

– Но почему? Что на тебя нашло? Барон де Фаэран только что принял мое предложение.

– Оршаль выходил на связь, хотел поговорить, но ты уже ушел. Скоро он снова объявится.

– Сядь.

Она подчинилась и села, сплетя руки. Я присел на корточки перед сестрой.

– Расскажи, что он сказал?

Эвельф отвернулась от меня.

– Я не могу…

В моем голосе зазвенела сталь.

– Говори, ты не должна ничего от меня скрывать.

– Литургийцы, они в Рошронде, – выпалила она на одном дыхании.

– Глупость, кто тебе это сказал?

Сестра посмотрела мне прямо в глаза.

– Это правда, Агон, страшная правда. Они высадились на наш берег и в считанные часы уничтожили всю нашу армию.

– Невозможно.

– Мы донельзя облегчили их задачу. Ведь именно литургийцы построили все эти церкви, в которых мы укрылись. Они знают тайные тропы, священники ориентируются в болотах лучше, чем проводники, они нашли пути, которых те не знали, и провели по ним свои повозки. Положение ухудшается с каждым часом, они уже в нескольких лье от Адельгена.

Ее голос сорвался. Эвельф не лгала, столь же потрясенный, как и сестра, я прижал ее к сердцу. Так мы и застыли, прижавшись друг другу, пока нас не вырвал из оцепенения голос Оршаля, зазвучавший по всему фургону.

– Агон?

Я резко повернулся. В углу комнаты маячил размытый силуэт пол у ночника, лоб которого заливала кровь. Контуры его фигуры трепетали, словно пламя свечи на ветру.

– Я не могу долго оставаться на связи. Они уже здесь, Агон. Их тысячи, это священники, фанатики, которые атакуют наши лагеря, они появляются один за другим. Ты должен вернуться как можно скорее, воодушевить, возглавить войска. Я приказал нашим солдатам подтягиваться к Адельгену, но тебе необходимо немедленно присоединиться к нам! Полагаю, не мне тебе объяснять, что произойдет, если наша армия потерпит поражение.

– Нет.

Шантаж баронов окажется бесполезным, если все ургеманские повстанцы погибнут в болотах. Неужели Амрод сумел договориться с литургийцами и организовать эту атаку? Или же они действовали по собственному усмотрению, решив воспользоваться слабостью агонизирующего королевства?

– Я отправлюсь в дорогу сразу же, как появится такая возможность, Оршаль. Но боюсь, что гномы не сумеют изменить направление ветра раньше завтрашнего дня.

– Поторопи их. Я жду тебя в Адельгене.

Оршаль исчез, вернулась тишина.

– Что ты намерен делать? – через некоторое время спросила меня Эвельф.

– Приказать ветрам отнести этот фургон к собору.

– Ты прибудешь слишком поздно.

– А как бы ты поступила на моем месте? – вспылил я. – Ты предпочитаешь, чтобы мы исчезли, оставили их одних?

– Я не это хотела сказать.

– Именно это, сестренка. – Я постарался говорить спокойно. – Но ты не обязана следовать за мной. Ты можешь покинуть этот фургон, и я не обижусь.

– Ты же отлично знаешь, что я никогда так не поступлю.

– Не можем убежать, затаиться и ждать, пока наша армия падет под натиском проклятых литургийцев. Черт с ними, со всеми остальными баронами, – сказал я, кладя руки на плечи сестры. – Мы не должны терять ни секунды, они нуждаются во мне.