Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 49 страниц)

XV

Тем же вечером Серильо и Малисен взяли меня на охоту. «Мастер случайностей», Серильо просто околдовал меня. Я позволил эльфам увлечь меня на крыши Лоргола и теперь наслаждался видом города с этой высокой точки. Однако охота не задалась с самого начала. Серильо заметил Танцора, балансирующего на вывеске таверны, но малыш исчез, устрашившись чар маленького охотника. Я сыграл на цистре, но, казалось, волшебное создание меня не услышало.

Потом мы заметили двух других эльфов, не принадлежащих к гильдии, которые охотились неподалеку и распугали всех окрестных Танцоров. Столь жестокая конкуренция нисколько не смущала Серильо. Он считал вполне нормальным тот факт, что эльфы «уводят» друг у друга добычу. «Если бы дело обстояло иначе, – поучал нас Серильо, – охота была бы слишком легкой. Это хорошо, что Танцора трудно поймать. Однажды, когда маги решат систематически охотиться на этих крох, магия потеряет свою сущность, верьте мне!»

Слушая Серильо, можно было подумать, что те Танцоры, которые попадались в ловушку, делали это нарочно, просто для того, чтобы удовлетворить нужды маленьких охотников…

Наше пребывание на крышах оказалось недолгим, причем по моей вине. В какой-то момент я ощутил странное головокружение, словно некто попытался пробраться в мой разум. Тень тут же всполошилась, утверждая, что вторжение было очень мощным. Обеспокоенный, я отказался дальше следовать за Серильо, и мы вернулись в подвал братства.

В последующие дни я и Амертина обживались в нашем новом доме. Большая часть эльфов приняла нас благосклонно. Внешнее уродство Амертины нисколько не пугало обитателей подвала, и они радостно спешили ей навстречу, чтобы послушать рассказы о жизни черной феи. Она никогда не упоминала Школу Ловцов Света, но зато подробно поведала о детстве, проведенном в закоулках городской клоаки, именно там она научилась выживать в мире людей.

Что касается меня, то я не отходил от Серильо и Малисена. Они уделяли мне все свободное время, помогая лучше понять желания Танцора. Прежде всего, я должен был научиться не требовать от крохи чересчур многого. Танцоры не терпели никакого насилия, и если ты хотел получить утонченную магию Затмения, то должен был выверять каждый свой жест. Серильо настоятельно рекомендовал мне давать Танцору больше свободы. Мои усилия не пропали даром. С каждым днем мой подопечный все больше и больше доверял мне. Он уже не считал меня хозяином, но видел во мне друга и «транслировал» свои чувства, даже когда я его об этом не просил, ожидая простого и искреннего отклика. Наша крепнущая дружба бесила ревнивую Тень. Ехидная рапира дулась и игнорировала меня. Когда я пытался поговорить с ней, она лишь смеялась над этой дружбой, разоблачая «слащавую сентиментальность»…

Я был не в силах урезонить живое оружие и потому целиком и полностью посвятил себя магии, стремясь довести до совершенства владение импульсами. Начал я с того, что принялся оттачивать хитрую технику, позволяющую мне отправлять Танцора в полет прямо со лба. Подобный импульс давал возможность прятать кроху в волосах. Стоило мне сделать вид, что я намереваюсь собрать волосы в хвост, как Танцор тут же устраивался у меня на лбу, ожидая импульса. После чего я должен был подтолкнуть его рукой в пустоту и движением головы задать нужный танец. Волшебное создание с бесконечной грацией устремлялось в воздух и порождало драгоценные искры.

Мы уже целую неделю жили среди эльфов. В тот вечер подвал был погружен в сумрак, который не могли разогнать несколько тускло мерцающих свечей. Согласно сложившимся традициям, перед тем как отправиться спать, эльфы объединялись в группки и чинно беседовали. Нас оставалось не более двадцати человек, когда из всех четырех коридоров, ведущих в зал, вылетели Танцоры, сияющие, словно факелы, и раскидывающие вокруг себя мириады искр. Остолбеневшие эльфы следили глазами за безумной пляской волшебных созданий, даже не думая бежать. Но я уже понял смысл этого балета: стоило икрам коснуться ничего не понимающих эльфов, как они один за другим падали на пол.

Я со всей силы толкнул Серильо, спасая его от губительных искр, а сам перекатился на спину, чтобы ускользнуть от смертоносной магии. Танцоры, словно стаи осатаневших птиц, кружили по лабиринту, и их сопровождали глухие стоны и крики ужаса. Больше не раздумывая, я указал Серильо рукой на его комнатенку.

Мы отступили в коридор, постоянно оглядываясь, чтобы быть готовыми обрушить груды предметов, выстроившиеся рядами вдоль стен, и таким образом перегородить путь Танцорам, если те пустятся в погоню.

Последние носились по подвалу, озаряя его всполохами искр, и крики эльфов постепенно стихали. Нам оставалось преодолеть еще несколько локтей, когда передо мной возник мужчина, выскочивший из ближайшего ответвления коридора. Кольчуга облегала тело неизвестного, а его лицо защищал шлем с приподнятым забралом. Мужчина не двигался. В руке он держал шпагу, направив ее в мою сторону. Серильо, который видел в темноте не так хорошо, как я, пытался понять, чего я жду.

– Что? Что случилось, Агон? Почему ты остановился?

Я не стал тратить время на ответы. Ведь я заметил другого мужчину, выходящего из комнаты Серильо с Амертиной на руках. Тень мысленно приказала мне атаковать. Но мужчина, стоявший передо мной, был вооружен широкой, массивной шпагой: пара ударов, и моя хрупкая рапира не выдержит. Я знал, что у меня есть право на один-единственный финт. Я должен был убить противника одним уколом рапиры. Однако казалось, что мой неприятель не желает вступать в бой, он довольствовался тем, что удерживал меня на расстоянии. Защищаясь, я задавался вопросом: какую магию следовало применить, чтобы мы не услышали, как в подвал ворвались эти воины в доспехах?

Тот, кто держал Амертину, свистнул; мой противник начал осторожно отступать. Другой возможности у меня не будет. Пользуясь тем, что вояка отвлекся, делая шаг назад, я нанес удар прямо в щель под забралом. Тень превратилась в черный росчерк и со всхлипом вонзилась в плоть. Мужчина жалобно охнул, покачнулся, а затем рухнул, сраженный на месте. И снова дар Школы Ловцов Света спас мне жизнь. Мой противник не был готов к тому, что я вижу в темноте, как летучая мышь. Тем временем его сообщник исчез. Магия заглушала бряцание кольчуг, мы ничего не слышали, кроме отчаянных криков умирающих эльфов. Мы даже не могли представить себе число нападавших, но, глядя на подвал, залитый магическим светом Затмения, осознавали, сколь велик размах вторжения. Вдруг Серильо воскликнул:

– Агон, Танцоры! Они возвращаются.

Я тотчас бросился в погоню за похитителем. Серильо, решивший, что у всякой дружбы есть свои пределы, быстро вскарабкался на старую выщербленную статую. Дорога, выбранная похитителем, вела прямо к большому залу, но я догнал мужчину прежде, чем он успел туда дойти. Зажав шпагу в кулаке, он по-прежнему держал на руках Амертину. Осознав, что не сможет обороняться, солдат, следя за мной краем глаза, положил черную фею на пол. Я оглянулся и заметил синий свет, который стремительно приближался. Сейчас появится Танцор. В то же мгновение Малисен, взобравшийся на кучу хлама, прыгнул на плечи воина, заставив того рухнуть. Благословляя про себя эльфа, я воспользовался этим отвлекающим маневром, схватил Амертину и кинулся к залу. Там обнаружилось не менее двадцати ратников, преградивших все пути к отступлению. В центре свободного пространства, сложив руки на груди, стоял Лерсшвен и с улыбкой смотрел на меня.

– Агон, мой маленький предатель…

Я до боли сжал кулаки, чтобы не броситься на фэйри и не вонзить Тень в высокомерное лицо. В этом поступке не было никакого смысла. Я осторожно посадил Амертину на пол, меж тем Танцор затменника сделал круг и опустился на плечо фэйри.

– Она нужна мне, – сказал Лерсшвен, указывая на черную фею. – Я заберу ее, Агон, и ты навсегда забудешь о своей подруге. Сегодня вечером я не стану тебя убивать. Ты неглупый парень и отлично понимаешь, что не стоит болтать. Надеюсь, ты рад снова встретиться с моими всадниками, – иронично закончил маг.

Зачем Лерсшвену черная фея? Он намерен обзавестись живым оружием, таким же, как Тень? Это как-то не сочеталось с его характером.

– Зачем она тебе, Лерсшвен?

– Есть причины, которые ты не поймешь. Тебе лучше не знать…

Мысль, что нас разлучат с Амертиной, заставила меня заледенеть. Нас связала прочная нить, свитая из дружбы и нежности. Еще в павильоне Урланка пожилая дама скрашивала мои дни и ночи, заставив забыть о годах одиночества.

– Я не позволю тебе забрать ее, – заявил я. – Фея останется со мной.

Затменник наморщил лоб. Он расплел руки и засунул их в карманы куртки.

– Это невозможно, – прошептал он. – Ты – пустое место, мой мальчик. У тебя нет силы, чтобы противостоять мне.

– Неважно. Ты ее не заберешь, и все, – отчеканил я.

– Что происходит? Ты стал добреньким, словно пол у денник? Или ты хочешь заставить меня поверить, что у тебя есть совесть? Это было бы странно. – Лерсшвен разразился сардоническим смехом.

– Совесть просыпается в самые неожиданные минуты, – сказал я. – Моя же пробудилась, когда ты истребил несчастных эльфов. Но сейчас я сражаюсь за Амертину. Я люблю ее, Лерсшвен, и запрещаю тебе ее трогать.

– Ты ее любишь! – воскликнул затменник. – Любишь это уродливое, сморщенное создание? Вот уж не думал, что ты можешь быть таким сентиментальным…

– Оставь нас, – сказал я, беря Амертину за руку. – Никто, даже ты, не сможет нас разлучить.

– Ты не оставляешь мне выбора…

– Да. Ты можешь уйти, я не стану тебе препятствовать.

– Это даже забавно, но я теряю время. В последний раз прошу тебя Добром, отдай мне фею.

– Никогда…

Лерсшвен вздохнул и устало махнул всадникам. Те ожили и начали медленно приближаться ко мне и Амертине. Я хотел сжать фею в объятиях, но она с решительным выражением на лице оттолкнула мои руки.

– Он прав. Не стоит жертвовать собой ради меня.

– Но я не собираюсь умирать, моя феечка.

– Ошибаешься, ты погибнешь, пытаясь меня защитить. Только взгляни, их слишком много.

– Я найду выход из положения, – процедил я.

Теперь от всадников нас отделяло всего несколько локтей.

– Агон, – взмолилась Амертина, не сводя с меня увлажнившихся глаз. – Если ты умрешь, я все равно попаду к ним в лапы. Живи, пожалуйста, живи.

Черная фея разрыдалась.

– О, моя фея… – сказал я, когда всадники подошли почти вплотную.

Один из них поднял старую женщину. Его товарищи держались за шпаги, готовые вмешаться в любую секунду. Я застыл, словно изваяние, не в силах отвести глаз от Амертины. Ее ладошка выскользнула из моих рук.

– Не волнуйся. – Какой слабый, дребезжащий голосок. – Я намерена вернуться к тебе. Клянусь, я найду тебя.

Все слова застряли у меня в горле.

– Вот видишь, – окликнул меня Лерсшвен. – Все так просто. И больше никогда не вставай у меня на пути. Как бы мне ни помогла твоя измена, я больше не проявлю милосердия.

Он повернулся, чтобы сделать знак своим всадникам. Меня охватил гнев, слепой, безрассудный гнев. Видя, как жестокие руки солдат сжимают мою Амертину, я забыл об осторожности. Я рванулся к фэйри с рапирой наперевес. Маг, искренне забавляясь, подтолкнул Танцора, примостившегося у него на плече, и тот пустился в полет. Брызнули искры, почва ушла у меня из-под ног. Всадники встретили мое падение громовым хохотом. Оглушенный, униженный, я лежал у ног фэйри, пытаясь приподняться на локтях. Лерсшвен со всей силы пнул меня мыском сапога в лицо.

– Дурак, – ледяным голосом заявил он. – Отныне Амертина принадлежит мне.

Оставшись в одиночестве, я положил руку на Тень.

–  Я его ненавижу, – прошептала моя верная подруга. – Ненавижу этого фэйри. Он забрал мою мать…

– Мы ничего не могли поделать.

–  Да. Но это не мешает нам последовать за ним.

– Он тут же догадается об этом.

Шум за спиной заставил меня вздрогнуть. Появился Малисен с Серильо на руках. Из покрасневших глаз эльфа текли горячие слезы. Маленький охотник положил тело Серильо у моих ног и обвиняюще обвел рукой подвал.

– Как… Как такое возможно? Они убили их, убили их всех. И все из-за Амертины.

– Ты не знал ее! – суровым голосом возразил я. – Она не виновата!

– И все же она не стоила жизни всего нашего братства, – прошелестел Малисен.

«Несчастный эльф», – подумал я. Гильдия уничтожена, искры Танцоров разили не хуже шпаг. Мы остались единственными выжившими в этой кровавой бане.

– Им некуда было бежать, – захлебываясь слезами, добавил Малисен.

Что я мог ему ответить? Когда эльф наконец взял себя в руки, он вцепился мне в плечо и срывающимся голосом произнес:

– Мы должны сжечь подвал, не оставлять же все это стервятникам и ворам. Помоги мне, давай устроим им огненное погребение.

Демоны прошлого преследовали меня. Но я решил не поддаваться проклятым воспоминаниям. Да, Школа Ловцов Света погибла в огне, и не стоит к этому возвращаться. Однако, когда первые языки пламени, разгоревшиеся от брошенных факелов, лизнули предметы, с такой любовью собранные Маленькой гильдией, я снова увидел пылающую школу. Пламя поднималось все выше и выше, его рев заглушал крик Малисена:

– Скорее, Агон! Надо уходить отсюда, поторопись!

Он не видел меня, но его призывы свидетельствовали о том, что таким образом эльф просит у меня прощение. Несмотря на уничтожение братства, Малисен не лишил меня своей дружбы. Нахлынувшие эмоции прогнали воспоминания о Школе Ловцов Света, и я поспешил к выходу. Я прорвался к колодцу, хотя огонь уже опалил мою одежду, и приходилось прикрывать руками лицо, спасаясь от удушливых клубов дыма. Цепляясь за скобы, я вскарабкался наверх и очутился во дворе. У меня во рту остался привкус золы. Малисен молча приблизился, и мы еще долго созерцали черный дым, вырывающийся из колодца.

Снова за моей спиной остались руины. Мое появление спровоцировало гибель Маленькой гильдии. Несмотря на всю пользу, приносимую маленькими охотниками, Лерсшвен не колебался ни секунды: смертельная пляска Танцоров не оставила эльфам ни единого шанса. Конечно, в Лорголе жили и другие эльфы, но маг убил лучших…

Мы вышли на улицу. Нищий с деревянной ногой выклянчил у меня несколько монет. Его недуг заставил меня вспомнить об Амертине. Я не собирался оставлять ее в руках затменника. Я слишком дорожил маленькой черной феей, которая видела мое возрождение, мою жизнь мага и аккордника. Но что я мог сделать? Идти в Квартал Тысячи Башен не имело смысла. Лерсшвен был незаурядным магом. Он без труда обнаружит мое присутствие; вполне возможно, что кто-то из его людей и сейчас следит за нами. Я прогнал прочь видение, в котором присутствовало это всезнающего существо, которое ничто не могло удивить. Школа Ловцов Света Доказала мне обратное.

Я знал одно-единственное место, где меня примут без лишних вопросов – таверна Сангрины. Я по-прежнему держал в руке Тень, воодушевляясь ее бессильным бешенством. Мне хотелось, чтобы меня спровоцировал какой-нибудь бандит, чтобы на нас напали бродяги. Но мой мрачный взгляд, без сомнения, отпугивал даже самых смелых грабителей, и вот за поворотом уже появилась гордо раскачивающаяся вывеска таверны. Рядом со мной брел понурый, молчаливый Малисен. О чем он думал? Действительно ли он простил меня? Не зная ответа, я зашел в таверну с одной-единственной мыслью: напиться и забыть…

XVI

Стоя в своей лодке, Лерсшвен не мог сдержать торжествующую улыбку. Теперь черные феи больше не станут тянуть время. Впрочем, они выглядели весьма решительными и, кажется, забыли о своих сомнениях и колебаниях: появление Амертины в корне изменило уродин. Они издавали пронзительные вопли восхищения, стараясь перекричать друг друга.

Амертина велела подругам замолчать. Она не была уверена в успехе и не спешила приступить к обряду, несмотря на все угрозы Лерсшвена. Если она не подчинится фэйри, он обещал уничтожить черных фей. Амертина не верила, что он на это способен: затменник слишком сильно нуждался в них. Но она боялась, что ошибется, и тогда обманутый в своих надеждах фэйри отомстит просто ради того, чтобы потешить свое самолюбие. Старуха очень быстро поняла, сколь иррационален ум затменника. Внешне крайне рассудительный, маг отличался непредсказуемым нравом, узостью взглядов и замашками тирана, что не сулило ничего хорошего.

Меж тем Амертина обрела удивительный внутренний покой. Все черные феи – она прочла это в их глазах – были преданы ей душой и телом. И это несокрушимое доверие наполняло ее душу восторгом. Она черпала в нем новую силу, ощущала собственную значимость, о которой забыла рядом с Агоном. Однако она не прекращала грезить о своем милом мальчике с белыми волосами. И эти мысли мешали ей всецело насладиться властью над молодыми черными феями. Но, прежде всего, Амертина люто ненавидела Лерсшвена: он хотел использовать их как заурядных повитух. Амертина не выносила, когда тайну «рождения души», передающуюся из поколения в поколение, превращают в банальную игрушку. И сейчас она искусно претворялась, позволяя недругу считать, что поможет осуществить его планы.

Когда наступила ночь, Лерсшвен потребовал, чтобы все черные феи в последний раз отправились на улицу Забытых мастеров. Оживить горгулий, наделить их душой – дело непростое: нужно как можно больше узнать о камне, коснуться каждой его трещинки, каждой неровности.

Амертина даже не подозревала, какова истинная цель этого безумного плана. Чего жаждет Лерсшвен? Одушевленные горгульи могли стать сверхъестественным оружием, способным повергнуть в бегство самого мужественного рыцаря. Амертина почти не сомневалась, что фэйри хочет заполучить горгулий для грязной работы, для безжалостного убийства, которому ничто не должно помешать.

Но ни Лерсшвен, ни черные феи не знали, что Амертина провела долгие годы в сумерках павильона Школы Ловцов Света. Именно там она произвела на свет души камней, из которых складывались стены ее узилища. Эти неразумные камни стали ее друзьями. Лерсшвен только догадывался, что самая старая из фей может быть повитухой не только железных, но и каменных душ, что она вполне способна наделить горгулий удивительным нравом, нежным и любящим. И вот сейчас она должна призвать на помощь весь свой опыт.

Амертина дважды хлопнула в ладони, призывая своих спутниц к тишине. Черные феи замерли, внимая своей предводительнице.

– Сестры, скоро вы встанете рядом со мной, чтобы оживить горгулий, готовых служить Лерсшвену. В настоящий момент мне необходимо знать, на что они похожи. Этим вечером каждая из вас выберет свою горгулью, своего ребенка…

Обе лодки одновременно заскользили по грязным подземным водам городской клоаки. Оказавшись у небольшой ротонды, черные феи и фэйри покинули суденышки, чтобы подняться по лесенке, ведущей к площади, расположенной неподалеку от улицы Забытых мастеров. Эта улица давно превратилась в одну большую стройку – стены домов закрывали строительные леса, по большей части спрятанные за плотной тканью.

– Что все это значит, Лерсшвен? – спросила Амертина.

– Каждый год на улице Забытых мастеров устраивается нечто вроде большого праздника: художники Лоргола рисуют свои картины прямо на стенах домов. Своеобразный способ отдать дань городу… Но нас это не интересует.

Лерсшвен повел черных фей к старинному зданию – его маг предусмотрительно купил, – а затем препроводил их на террасу, нависающую над улицей.

– Теперь смотри внимательно, моя маленькая фея, – прошептал маг на ухо Амертине.

Она не смогла скрыть удивления, пораженная открывшимся зрелищем. Сотни горгулий населяли крыши улицы Забытых мастеров: они сидели на водостоках, жались к печным трубам, украшали черепицу. Всех размеров и видов, эти горгульи с уродливыми, смеющимися лицами, казалось, вели здесь уединенное, тайное существование, укрывшись от нескромных взглядов людей. Казалось, скульпторы, создававшие статуи, заранее уготовили им грандиозную судьбу.

– Некогда эта улица принадлежала гильдии каменотесов, – сообщил затменник. – Здесь жили лишь члены гильдии, а если кто из посторонних вдруг забредал в их владения, его изгоняли, словно прокаженного. Гильдия приняла в свои ряды ужасного человека, каменотеса, который поклонялся демонам бездн.

– Бездны, это там, где живут Призывающие? – спросила Амертина.

– Других нет. Так вот, этот человек одурманил умы каменотесов, и они принялись создавать горгулий, посвящая их демонам. Когда до бургомистра докатился слух об этом странном квартале, началась настоящая охота на ведьм, повлекшая за собой роспуск гильдии. Но горгулий не уничтожили. Пол у ночники Квартала Тысячи Башен надавили на городские власти, и статуи не пострадали. Сегодня на этой улице в основном живут люди искусства, бродячие артисты без единого су, лишь они согласны соседствовать со страшными горгульями. Ваши сестры отнесут вас к самым древним, самым великолепным скульптурам, – закончил Лерсшвен.

Большая часть черных фей уже рассеялась по крышам и теперь перекликалась друг с другом тихими голосами, выбирая себе горгулий.

Две оставшиеся феи по приказу затменника подхватили инвалидное кресло Амертины. Каменотесы снабдили крыши своих домов небольшими переходами, которые позволяли легко подняться наверх. По дороге Амертина ласково проводила рукой по угловатым бокам каменных созданий, еще раз убеждаясь, что они являются творениями великих мастеров. Каменотесы не только тщательно проработали злобные морды горгулий: каждая деталь скульптурных фигур отличалась особым реализмом.

Наконец черные феи доставили Амертину в самый конец улицы и водрузили ее кресло на закрытую террасу, на которой возвышалось пять монументальных горгулий, державшихся за руки, – каждая горгулья по шесть локтей в высоту.

– Оставьте меня одну, – приказала Амертина своим сестрам. – Когда будет нужно, я вас позову.

Черные феи поклонились и ушли. Амертина пристально оглядела этот странный каменный хоровод. Она подъехала к первой скульптуре и констатировала, что если время и оставило свои следы на камне, то почти не разрушило его. Также Амертина убедилась, что каменотесами управляла некая злая воля. Лапы горгулий были чрезмерно длинными и заканчивались острыми когтями, царапающими кровлю. Лица каменных созданий находились слишком высоко, чтобы Амертина смогла до них дотянуться, но она в этом и не нуждалась. Ей было достаточно положить ладонь на изваяние, чтобы ощутить ярость его создателя.

Наделенные душой, эти твари станут страшным оружием. Достаточно малейшей оплошности, и горгульи не признают свою мать, убьют Амертину, не задавая лишних вопросов.

И тут в голове у черной феи возникла неожиданная идея. Она поискала глазами еще одну горгулью, поменьше, сидящую достаточно близко к террасе, и нашла то, что хотела. В десяти локтях от ее кресла примостилась маленькая горгулья, обнимающая руками печную трубу.

Амертина подъехала к краю террасы. Ей надо было приложить все силы, чтобы выполнить задуманное, но у нее не оставалось иного выбора. Старуха убедилась, что черные феи не смотрят на нее и, с перекошенным лицом, сползла с кресла, опираясь на хрупкие ручки. Нестерпимая боль заставила Амертину остановиться, но фея не сдавалась. Очутившись на крыше, она медленно поползла к печной трубе. Его тело не привыкло к подобным упражнениям, и каждое последующее движение отдавалось резкой болью, заставляя Амертину жалобно постанывать.

Наконец это бесконечное путешествие закончилось, и черная фея встала на колени рядом с горгульей. Голова кружилась, руки отказывались служить, тело превратилось в одну ноющую рану. Но Агон больше не может ждать. Черпая силу в недрах памяти, Амертина обратилась к искусству предков. Роды души были делом нелегким. Мертвый камень отвергал жизнь, противился чужой воле, которая стремилась вдохнуть в него тепло. Но Амертина была искусна, и камень уступил, сдался. Жизнь проникала в него, стирая воспоминания о талантливых руках каменотеса.

Горгулья открыла глаза. Слишком хрупкие веки сразу же разлетелись в крошку. Эта крошка покатилась по крыше – маленькие кусочки каменной плоти…

Горгулья остановила взгляд на той, что подарила ей жизнь. В глазах создания плескалась растерянность, мешающаяся с благодарностью. Сложив руки вдоль туловища, горгулья послушно и преданно склонила голову.

Амертина прошептала приказ, безостановочно косясь на черных фей, которые продолжали сновать по крышам, даже не подозревая, что роды уже состоялись. Горгулья восторженно впитывала слова Амертины. Мать оказала ей высокое доверие, она поручила ей важную миссию. Каменное создание испустило глухое ворчание, знак согласия, и, не медля ни секунды, соскользнуло с крыши.

Совершенно обессилевшая Амертина проследила глазами за полетом горгульи, молясь, чтобы та поскорее разыскала Агона. Ее дочь должна любым способом уговорить юношу последовать за ней. У Амертины не хватило времени, чтобы закончить роды, как того требовали правила, и наделить существо умением мысленного общения. Находясь на грани обморока, фея поползла обратно к террасе. Она не имеет права на ошибку. Если Лерсшвен обнаружит ее полумертвой на крыше, то обязательно что-нибудь заподозрит. Амертина с багровым от натуги лицом преодолела последние дюймы и каким-то чудом сумела взобраться в инвалидное кресло. Боль мешала думать, но фея сопротивлялась ей, зная, что должна сохранять хорошую мину при плохой игре.

Чья-то рука трясла ее за плечо. Амертина все-таки потеряла сознание. Вокруг гомонили обеспокоенные черные феи. Лерсшвен, склонившись к старухе, вопросительно смотрел на нее. Он тоже был обеспокоен, но по другой причине: фэйри хотел понять, почему эта дрянь упала в обморок.

– Я… мне надо было убедиться, коснуться сознания горгулий, не идя до конца, – слабым голосом пробормотала Амертина. – Они могущественны, Лерсшвен, даже слишком могущественны…

Она играла с фэйри, бросала наживку, чтобы тот забыл о подозрениях. Аргумент сработал: глаза затменника заблестели.

– Слишком могущественны… – словно эхо повторил очарованный маг.

– Да, Лерсшвен…

– Великолепно, – закончил Лерсшвен. – А теперь следуйте за своими сестрами, и носа не высовывайте, пока я не приду за вами.

Несколькими минутами позже фэйри провожал лодку черных фей, которая медленно уплывала в клоаку. Маг был доволен, хотя и не доверял Амертине. Черная фея пыталась его обмануть, в этом затменник не сомневался. В день родов он должен быть уверен, что она подчиняется его приказам. А этот день уже близок. День, когда Лерсшвен-затменник наконец-то подарит магию королевству и его народу…