Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 49 страниц)

XIII

Малисен уверял, что мы почти на месте. Пора бы: Амертина молчала, она совсем закоченела от холода. Ее крошечное тельце страдало от мороза и всепроникающего колючего утреннего ветра сильнее, чем наши закаленные тела. Что касается эльфа, то он обмотал раненые руки старыми тряпками.

– Вот мы и пришли, – сказал Малисен, останавливаясь перед калиткой в глубине переулка.

Мы очутились во дворе старого заброшенного дома, в центре которого возвышался колодец, сложенный из камней, поросших мхом.

– Колодец давно пересох, – заверил нас Малисен, – мы воспользуемся им как входом. Агон, возьми веревку: надо спустить Амертину.

Мы действовали очень быстро, и вот уже черная фея исчезла в темном зеве колодца. Мы поспешили присоединиться к ней, воспользовавшись скобами на отвесных стенках.

Внизу обнаружилась низкая подземная галерея. Согнувшись в три погибели, Малисен двинулся по ней. Я на четвереньках последовал за моим новым другом, толкая перед собой коляску Амертины. Узкий проход заканчивался массивной бронзовой дверью. Эльф стукнул в нее три раза и вошел первым.

Открывшаяся комната оказалась приблизительно четыреста локтей в длину и двести локтей в ширину. Она была почти на три четверти заполнена всевозможными предметами: драгоценные безделушки и ненужный хлам собирались в небольшие горы, грозившие в любую секунду рухнуть. Этот огромный подвал больше всего походил на свалку, словно эльфы перевернули Лоргол с ног на голову и вытрясли из его карманов все, что там находилось. С грехом пополам мы преодолели странный лабиринт, и тут из всех щелей повылезали многочисленные эльфы, зачарованно смотревшие на Амертину.

Мы по-прежнему следовали вдоль стен, заваленных самыми разными «сокровищами», и наконец добрались до открытого пространства, где нас поджидали не менее десяти эльфов с весьма сердитыми физиономиями и скрещенными на груди руками. Один из них сразу же привлек мое внимание. Пятидесятилетний незнакомец носил элегантный бледно-зеленый костюм, а его голову венчала пурпурная шапочка с ободком.

Невзирая на существенную разницу в росте, он нисколько не смущался и решительно посмотрел мне прямо в глаза. Собравшиеся вокруг эльфы также не спускали взглядов с нашей троицы. В конце концов их предводитель остановил взгляд на Малисене.

– Кто дал тебе право приходить сюда? – Он явно подозревал недоброе.

– Мастер Орфи, надо ли мне напоминать вам законы нашей гильдии? Я заслужил право вернуться, принеся вот это! – вскричал Малисен, указывая на меня и Амертину.

– Но это не какие-то там обыкновенные вещи, Малисен! Это чужаки, непрошенные гости! – сказал старшина гильдии.

Эльфы сердито заворчали и принялись тыкать в нас пальцами.

– Мастер Орфи, прошу вас, выслушайте меня, – попросил Малисен. – Разве законы нашей гильдии не гласят, что Танцоры превыше всего? А эти люди принесли нам нечто ценное, что может заинтересовать малышей, нечто крайне ценное – Аккорды!

По рядам эльфов пробежал шепот удивления. Я был поражен отвагой и проницательностью Малисена. Неужели он ощутил ментальные прикосновения цистры? Тем не менее его слова отчасти успокоили меня: эльф явился к нам на чердак с одной только целью – обеспечить себе возможность возвращения домой. Это также свидетельствовало, что старина Сарн догадался о моем таланте аккордника…

Эльфы, сгрудившиеся вокруг меня, вставали на цыпочки, стараясь получше рассмотреть цистру, примостившуюся у меня за плечом. Я показал им инструмент.

– Аккорды… – протянул Орфи. – Наконец-то мы сможем узнать, как они влияют на Танцоров… Добро пожаловать, мессир, – закончил он и протянул мне руку.

Эльфы разразились восторженными криками, а я с жаром пожал маленькую ладонь – ладонь честного и трудолюбивого существа. Мне совсем не нравилась мысль, что придется силой прокладывать путь сквозь толпу эльфов, да еще с Амертиной на руках. Как же хорошо, что все уладилось! Внезапно у нас за спинами раздался какой-то шум, и, растолкав сородичей, к Малисену подскочил какой-то эльф.

– Серильо! – воскликнул мой приятель.

– Ты вернулся… – сказал вновь прибывший.

Оба эльфа, не прекращая вопить от радости, обнялись и принялись стучать друг друга по спинам.

– Не будем здесь задерживаться, друзья, отметим возвращение Малисена! – воскликнул Серильо.

По-прежнему страшно гомоня, эльфы рассыпались по залу, а Малисен увлек нас в сторону.

– Пойдемте со мной.

Все четверо мы двинулись к выходу из подвала. Миновав несколько узких коридоров, мы очутились у большого стенного шкафа, за дверцами которого обнаружилась комнатенка, переполненная всевозможными предметами.

– Входите-входите, – пригласил нас Серильо.

Казалось, Малисен хорошо знает это место, во всяком случае, он первым шагнул в комнату. Я последовал его примеру, кое-как протиснувшись в тесное пространство. Даже сидя, я чувствовал себя не слишком-то комфортно: мне пришлось прижать колени к груди.

– Нам необходимо поспать, Серильо. Мы совершенно измотаны, – сказал я.

Амертина, которая так и не согрелась, взглядом поблагодарила меня.

– Конечно, я все понимаю, – заверил меня хозяин комнатенки. – Послушайте, я дам вам несколько часов отдыха. Мы побеседуем обо всем за завтраком.

Он вышел из помещения, прикрыв двери шкафа. Я положил руку на Тень, чтобы показать ей череду событий этого утра.

–  О нет! – вскрикнула рапира. – Карлики, сплошные карлики! Надеюсь, ты не собираешься здесь задерживаться? У тебя совершенно иной размах, Агон, ты…

Обессиленный, я отдернул руку. Амертина уже уснула, склонив голову на плечо. Малисен, свернувшись клубочком в углу, тоже задремал. Это место внушало мне доверие. Конечно, оно не могло сравниться с нашим чудесным убежищем на чердаке, но эльфы мне скорее нравились, и с совершенно спокойной душой я также заснул.

Разбудил нас Серильо, охотник пригласил нашу троицу проследовать за ним в большой зал. Малисен гордо шествовал впереди. Не прошло и минуты, как в галерее собрались многочисленные эльфы. Подвал наполнился эхом шагов, оживленными разговорами. Орфи ждал нас. Эльфы сражались за право катить инвалидное кресло Амертины, которая умоляла меня не оставлять ее в одиночестве. Наконец Орфи призвал всех собравшихся к тишине и поднялся со своего места.

– Друзья мои, Малисен вернулся. Его товарищи останутся у нас. Так мы все вместе решили. Агон и Амертина, вы гости нашего братства, гости Маленькой гильдии, – торжественно объявил он.

Я улыбнулся, даже и не зная, что думать об оказанной чести. Эльфы страшно заинтересовались цистрой, но я не горел желанием передавать бесценный музыкальный инструмент в их подземный музей! Хотя, возможно, будет лучше, если я позволю им верить в это, затем при благоприятных обстоятельствах мы всегда сможем потихоньку сбежать. Эльфы приняли улыбку за согласие, и тут же обступили меня со всех сторон. Я позволил их любопытным пальчикам ощупать меня с ног до головы. Они трогали все, включая Тень и, конечно же, цистру. Мне казалось, что я попал в лапы жадных детей с лицами взрослых.

Орфи пришлось вмешаться, чтобы угомонить разошедшихся сородичей. Эльфы разбились на группки и принялись шушукаться. Подали завтрак, и я сел рядом с главой братства.

– Вы знаете, я счастлив. Сами того не желая, вы вернули нам Малисена. Он великий охотник…

– Мастер Орфи, зачем я вам нужен?

Я боялся услышать ответ и судорожно вцепился в веревку, которая удерживала цистру у меня за спиной.

– Не волнуйтесь. Мы не собираемся отнимать ее у вас. «Маленькая гильдия» объединила в своих рядах всех тех, кто искренне любит Танцоров.

– А все эти предметы?

– Это часть наших изысканий. Мы пытаемся выявить предметы, которые доставляют особое удовольствие волшебным созданиям. Танцоры высоко ценят вещи, созданные людьми. Некоторые предметы их очаровывают, другие – заставляют бежать. Здесь мы собираем лишь те объекты, которые восхищают Танцоров. Надеюсь, что у вас еще будет возможность взглянуть, как они кружатся в танце, впервые оказавшись в подвале. Их радость питает нас. Такие мгновения особенно ценны, мессир.

– Но я не видел в подвале ни одного Танцора…

– А у нас их и нет. Мы – маленькие охотники, а не маги. Малисен не понял этого, за что его и изгнали. Но мы преподнесли ему суровый урок, и я полагаю, что он его усвоил. Отныне Малисен не станет использовать Танцоров.

– Вы утверждаете, что любите их, однако охотитесь на малышей.

– Нам не свойственна наивность. Вот и все. Лоргол нуждается в таких людях, как мы. Мы учим всех уважать Танцоров. Пока не появилась наша гильдия, на Танцоров охотились, как на диких зверей. Обычные горожане, а чаще всего воровское отребье, вели торговлю с магами, поставляя им обезумевших от страха, порой изувеченных Танцоров. Эти чудовища использовали для охоты кошек, главных врагов этих крошечных существ, которым редко удавалось вырваться из когтей хищниц. Когда первые эльфы стали маленькими охотниками, они научили Танцоров остерегаться кошек, и воры покинули крыши. Наше братство существует уже четыре года. В основном мы работаем на пол у денников и затменников.

– А моя цистра?

– Это вы должны мне сказать. Я знаю лишь принцип Аккордов. Испокон веков эльфы входили в семейство флейты. Вы этого не знали? Но среди нас почти нет истинных аккордников, последнего живого флейтиста я встречал очень далеко от Лоргола, на границе с Жанренией. Мы давно мечтали увидеть, как музыка Аккордов влияет на Танцоров. Вы не задумывались об этом?

Пришлось признаться, что «нет». Но идеи Орфи заинтриговали меня.

– Пришел вас черед, мессир, выйти на охоту, вот вы нам и расскажете… Договорились?

– Разумеется, – ответил я.

Я обвел глазами зал. Могу ли я остаться в братстве, рядом с Серильо и Малисеном? Кажется, Амертина уже сделала свой выбор: молодые эльфы сидели на корточках вокруг инвалидного кресла и зачарованно слушали рассказы о жизни черных фей. Должно быть, ей понравится жить среди представителей этого народца, таких же маленьких, как и сама фея. Глядя на Амертину, я решил остаться. Живя среди эльфов, мы ничем не рискуем. Маленькие охотники смогут научить меня оригинальным импульсам или помогут мне лучше понять моего Танцора. И Малисен, и Орфи – оба полагали, что магия – результат согласованных действий. Возможно, настало время забыть о форме и задуматься о содержании, оставить технику и положиться на чувства…

После трапезы Малисен пригласил меня прогуляться по подвалу со стаканчиком рома в руке. Мы медленно шли по бесконечной галерее, и эльф с энтузиазмом рассказывал о предназначение того или иного предмета, которые в изобилии окружали нас. Внезапно мой собеседник остановился и очень серьезно спросил:

– Мессир, что вы решили?

– Я остаюсь.

Лицо Малисена прояснилось, он схватил меня за руки.

– О, мессир, как я рад, действительно рад. Знаете, а я подозревал, что вы не сможете сопротивляться атмосфере, царящей в нашем скромном убежище. Более того, я уже поговорил с Серильо. Он готов взять нас с собой!

– Объясни, что ты имеешь в виду.

– Вы же не станете сидеть здесь все дни напролет, слушая, как я болтаю о старых безделушках. Вы можете пойти с нами. Все вместе мы будем взбираться на крыши Лоргола, скользить мимо печных труб. Ваш Танцор чудесен. Поднять рыцарей за столь короткий срок, создать столь реальную иллюзию… Поверьте мне, в ваши руки попала редкая жемчужина! Послушайте, мессир, составьте нам компанию хотя бы один раз, и вы все поймете на месте. Серильо не против. Клянусь, охотясь рядом с ним, вы в совершенстве освоите высокое искусство управления Танцором, такому вас не научит даже самый лучший маг из Квартала Тысячи Башен.

– Заманчивое предложение, – признался я.

– Конечно. Вам выпал счастливый случай, и вы не имеете права его упустить.

– Договорились. Я иду с вами.

– Чудесно, – воскликнул эльф.

Остаток дня мы провели в большом зале подвала в обществе Серильо. Я отказался играть на цистре. Эгоистично, но мне не терпелось принять участие в охоте, чтобы опробовать чары инструмента на незнакомом Танцоре.

Амертина присоединилась к нашей маленькой компании и теперь завороженно слушала, как эльф с воодушевлением рассказывает об охоте на магических созданий. Речь Серильо отличалась изящными оборотами. Он говорил о Танцорах с глубоким уважением, постоянно подчеркивая их грацию и невинность. В отличие от Сарна, он восхищался магами-пол у денниками.

– Они не кичатся тем, что умеют манипулировать, управлять Танцорами. Представители Полудня говорят о любви и дружбе. Да, Агон, можете улыбаться, сколько вам угодно. Но зарубите себе на носу, пол у денники – единственные маги, которым действительно удалось постичь душу Танцоров. Пол у денники не используют малышей, но служат им. Они их слушают, стараются понять. Это превыше всех хитростей затменников или насилия пол у ночников.

– Затменники также умеют, как ты выразился, «слушать» Танцоров, – перебил я своего собеседника.

– Ошибаетесь! – возразил он. – Вы слушаете лишь для того, чтобы Танцоры служили вам. А вы когда-нибудь пытались создать танец ради танца, ради удовольствия вашего подопечного? Конечно, нет… А все потому, что вы – затменники.

Я положил ладонь на гарду Тени, и в моем мозгу тут же зазвучал ее ехидный смех.

–  Так-так, Агон, этот бедняга Серильо кажется мне полусумасшедшим фантазером, – выдохнула рапира. – Наслушавшись его бредней, тебе остается лишь пригласить своего Танцора на ужин…

Тени категорически не нравилась Маленькая гильдия с ее дружеской атмосферой. Она принялась пугать меня всяческими несчастьями, которые обрушатся на мою голову, если я останусь среди этих «добрых бесполезных карликов». Я поспешил прервать наш беззвучный диалог и перенес все свое внимание на Серильо, который объяснял, в чем суть профессии маленького охотника.

– Мы творцы случайностей. Если вы умеете играть с непредвиденным, то станете превосходным охотником. Танцоры постоянно находятся в поисках несообразностей, потому что они в корне изменяют танец крох и дарят им новые, доселе невиданные удовольствия.

Энтузиазм Серильо оказался заразительным. Подвал, освещенный несколькими подвесными фонарями, дарил покой и тепло, я грезил о будущем, бездумно следя глазами за прихотливыми тенями, протянувшими свои лапы к трофеям эльфов.

XIV

Лерсшвен ловко вскарабкался по балкам строительных лесов, заботливо «поправляя» за собой морок, скрывавший всю конструкцию. Однако этим вечером улица была совершенно пустынна, если не брать во внимание древние и немые изваяния горгулий, которые взирали с крыш своими незрячими глазами. Мандрио играл, терпеливо нанизывая одну за другой бусины нот, складывающихся в придуманную им мелодию.

Лерсшвен любил это место. Леса, загораживающие стену дома, были не единственными в районе. На всей длине улицы велись работы, и днем здесь суетились лучшие художники Лоргола.

Для Лерсшвена это место стало символом его борьбы. Здесь решалось будущее Магической криптограммы. Фэйри не прекращал удивляться, что это внешне безобидное место может оказать влияние на историю магии и королевства. Наконец затменник добрался до последней площадки лесов и с неподдельным волнением взглянул на двух наиболее ценных статистов в его пьесе.

Первый, очень тепло одетый, закрепил прямо у себя надо лбом горящую свечу. Она озаряла его творение, огромную многоцветную картину, занявшую значительную часть стены. Второй сидел за клавесином и играл, прикрыв веки.

Художник заметил Лерсшвена и улыбнулся ему, указав концом кисти на свой шедевр. Лжеаккордник словно спиной почувствовал присутствие фэйри и закончил мелодию виртуозным пассажем. Со спины музыкант походил на короля: на плечах – тяжелый белый плащ, расшитый драгоценными каменьями, на голове – затканная серебром шапочка. Мужчина повернулся, обратив к фэйри худощавое лицо с миндалевидными опаловыми глазами.

Затменник подошел к живописцу и придирчиво осмотрел стену. Мастер со сверхъестественной точностью изобразил красивую широкую галерею, где вскоре должна пройти Ассамблея. Он еще не успел нарисовать потолок зала, но все остальные детали произведения поражали таким реализмом, что Лерсшвен не смог сдержать восхищенный возглас. Меж тем фэйри знал, что подобное произведение искусства могло появиться на свет только благодаря Аккордам… Музыкант, который отлично знал, как выглядит эта галерея – по просьбе Лерсшвена он провел в огромном зале несколько месяцев, – играл на своем музыкальном инструменте, проецируя в сознание художника нужное изображение. Весь день и большую часть ночи лжеаккордник без устали направлял кисть живописца…

Лерсшвен с почтением провел рукой по едва просохшим краскам.

– Настоящий шедевр, – констатировал он.

– Я работаю медленно, Лерсшвен, но я пекусь о результате. Когда закончу, вы высоко оцените мой труд, не сомневаюсь в этом.

– Хотелось бы верить, Диорен, хотелось бы верить. Это будет хорошо и для меня, и для тебя…

Лжеаккордник, по-прежнему сидевший за инструментом, окликнул Лерсшвена:

– Холод мешает нам работать. Несмотря на ваше колдовство, мои пальцы слишком быстро коченеют. Мне приходится прерываться почти на час. Мы завершим картину с одно– или двухдневным опозданием. Надеюсь, это не спутает ваши планы.

– Нет, я учел возможную задержку. Главное – не упустите ни единой детали. Я хочу, чтобы наш славный Диорен создал самую прекрасную фреску, которая когда-либо украшала стены домов улицы Забытых мастеров. Старый горбун должен выбрать именно эту картину, и никакую другую. И он выберет ее, черт возьми, даже если мне придется его заставить. Затем, конечно, за дело возьмутся черные феи, иначе… Что-то я слишком разболтался. Приглашаю вас в таверну, там вы сможете согреться. Вы оба отлично поработали. Пора передохнуть.

Лерсшвен знал, что лжеаккордник ненавидит фамильярность фэйри. Мандрио был человеком изящных манер, по крайней мере он это утверждал. Его аристократические воззрения плохо согласовывались с бесцеремонностью фэйри.

Но их роднила общность желаний: во что бы то ни стало низвергнуть Магическую криптограмму. Лерсшвен сделает магию доступной для народа, а лжеаккордник воспользуется этой «всенародной» магией, чтобы подчеркнуть элитарность своего искусства. Мандрио нисколько не боялся волшебства, доступного всем слоям населения. Он прекрасно знал, что в этом случае истинная магия потеряет свою душу и станет хаотичным и бестолковым ремеслом. Лжеаккордник захлопнул крышку клавесина и догнал Диорена с Лерсшвеном. Все трое мужчин смотрели на горгулий, чьи угловатые силуэты выделялись на фоне закатного неба. Именно от каменных изваяний зависел их успех…

Лерсшвен исподтишка наблюдал за лжеаккордником. Диорен распрощался с фэйри и музыкантом на пороге гостиницы. Мандрио сразу догадался, что затменник хочет поговорить с ним с глазу на глаз. И вот сейчас они сидели за столиком в углу зала и лениво потягивали вино. Никто из них двоих не хотел проявлять инициативу. Но Лерсшвен спешил. Накануне он получил письмо от Сарна, друг назвал ему адрес Агона. Однако, явившись на улицу Терпкую, фэйри обнаружил лишь брошенный разоренный дом. Лерсшвен содрогался от одной только мысли, что Агон и черная фея могли погибнуть. Маг посмотрел на лжеаккордника и решил прекратить игру в молчанку.

– Мандрио, я хотел просить вас об одолжении.

Лжеаккордник расслабился. Ему удалось выиграть первый раунд. Теперь у него появилась возможность пересмотреть те обязательства, что взял на себя Лерсшвен. Если затменник нуждается в его таланте, то он, Мандрио, может удвоить требования.

– Я ищу в Лорголе одного человека. Он аккордник, как и вы сами, – продолжил Лерсшвен. – Вы можете отыскать его для меня? Ваша музыка способна на подобное?

– Из какой он семьи?

– Цистры.

Мандрио чуть нахмурил брови.

– Цистра и клавесин никогда не ладили. Скорее всего, я смогу вам помочь. Но, естественно, при одном условии: мне нужен запрет.

– Запрет? О чем вы говорите?

– Когда Криптограмма падет и вы предложите магию всему королевству, я хочу, чтобы официально запретили Аккорды, объявили нас пособниками дьявола.

– Я… я не понимаю.

– Некоторые семьи Аккордов изо всех сил пытаются укорениться как в этом королевстве, так и в других странах нашего мира. Конечно, они не кричат о себе на каждом углу, но эти аккордники втерлись в доверие к отдельным баронам. Если вы публично осудите Аккорды, выставите их служителей приспешниками Нечистого, использующими черное колдовство, народ вам поверит. Ведь именно вы подарите ему магию. Семья клавесина будет готова к подобному повороту событий. Мы спрячемся от разгневанной толпы, которую вы станете всячески подстрекать. И вот когда другие семьи начнут истекать кровью и, агонизируя, попытаются объединиться, мы нанесем смертельный удар. Клавесин останется единственной семьей Аккордов.

Мандрио поднял глаза к небу, его губы дрожали. Однако Лерсшвен знал, что слышит отнюдь не бред сумасшедшего, ослепленного злобой. Лжеаккордник все тщательно продумал, он отлично понимал, что произойдет, если будущий властитель Магической криптограммы объявит аккордников злыми колдунами. Народ будет боготворить фэйри, он сможет обвинить любого, кого ему вздумается, и все, даже за границами баронских владений, будут повиноваться его приказам. Сердце Лерсшвена сжалось, когда он представил себе последствия грядущих перемен. Подарить магию народу – ересь, преступление, по мнению тех, кто так дорожил собственной исключительностью и элитарностью высокого искусства. Но Лерсшвен был убежден, что магия нуждалась в притоке свежей крови. Лишь так она могла обрести былое величие. Магическая криптограмма задушила истинную магию. И хотя пол у денники утверждали, что не скрывают своих секретов от простых людей, эти маги также таились по углам академий. Необходимо вернуть ту прекрасную эпоху, когда Криптограмма была доступна для любого желающего, и каждый человек мог стать магом.

Фэйри не забыл и о Танцорах. Тысячи людей вознамерятся обзавестись волшебными созданиями, которые станут служить им. Начнется грандиозная охота. И эту цену тоже придется заплатить, чтобы магия возродилась во всем своем могуществе. Затменник взвесил в уме требования лжеаккордника. В них не таилось ничего ужасного. Ну разве что возмутится тот или иной барон, связанный с определенной семьей Аккордов. Лерсшвен взглянул в глаза Мандрио.

– На том и порешим, – сказал он. – Запрет на Аккорды.

Оба заговорщика покинули таверну и углубились в Нижние кварталы. Затменник уже бывал в том странном доме, в котором жили лжеаккордник и его товарищи. Тем не менее он снова удивился, завидев его. Сооружение с островерхой крышей поражало необычайно узким фасадом – менее шести локтей. На этом архитектурные причуды постройки не заканчивались: в глубину здание протянулось приблизительно на двести локтей. Лерсшвен находил глупой идею жить в доме, похожем на один тесный коридор. Но лжеаккордник, прежде всего, думал о резонансе, ему требовалось эхо, или, если быть более точным, акустика. Дом насчитывал четыре этажа, соединяющихся небольшой винтовой лестницей. Вслед за лжеаккордником Лерсшвен поднялся на последний этаж, где, сидя за клавесином, беседовали двое мужчин и женщина. В длинной комнате, освещенной факелами, стояло целых шесть клавесинов, расположенных под углом друг к другу. Заметив затменника, трое неизвестных прервали разговор.

– Вот несколько моих друзей, – заявил лжеаккордник. – Тебе совершенно не обязательно знать их имена.

Фэйри тихо вздохнул. Что-то Мандрио ведет себя слишком свободно в его присутствии. И это внезапное «ты», оно особенно сильно взбесило фэйри. Но он не стал обращать внимание на наглость своего подручного и улыбнулся музыкантам. Они обменялись взглядами, после чего женщина встала. Ей было приблизительно сорок лет; угловатое лицо окружено двумя светлыми косами.

– Что он здесь делает? – спросила незнакомка у Мандрио.

– Я подрядился оказать ему одну небольшую услугу, красавица моя. В Лорголе появился аккордник из семьи цистры. Лерсшвен хотел бы, чтобы мы разыскали для него этого музыканта.

Лицо женщины стало злым.

– Нет! – проскрипела она. – Ты поклялся, что мы больше не будем играть. Сам знаешь, как это опасно.

– Замолчи! – резко прервал собеседницу Мандрио. – Не смей мне перечить! Сегодня вечером мы будем играть, и ты тоже. Мы найдем этого человека!

Мандрио подошел к фэйри и грубо схватил за его плечо.

– Посмотри внимательно на наш маленький квартет, Лерсшвен, – выдохнул лжеаккордник. – Этим вечером мы сыграем для тебя. Музыка, истинная музыка, музыка разума и фантазий полетит по улицам, заглянет в каждый дом, в душу каждой тупой твари, что живет в этом проклятом квартале! А затем, порхая от переулка к переулку, от сознания к сознанию, она внезапно обнаружит знакомое место, рассудок аккордника… Безмолвно, ласково она ощупает его, вползет в голову, чтобы украсть картины, которые видят глаза искомого человека. После чего, удовлетворенная, музыка вернется сюда, склонится к моему плечу и нашепчет все, что видела. Музыка, Лерсшвен! Лишь она одна способна сотворить такое!

Лерсшвен неотрывно смотрел в пылающие глаза лжеаккордника, готовый в любую секунду подхватить своего Танцора и убежать, если этот безумец не прекратит вопить всего в нескольких дюймах от его лица. Внезапно Мандрио резко развернулся, в три прыжка пересек комнату, раскидывая ногами листы партитуры, лежавшие на его пути.

– Не веришь мне, фэйри? Ты ведь скептик, не так ли? Тогда раскрой свои уши! Будь внимателен, не упусти ни ноты, внемли искусству, которое принадлежит нам одним, – вскричал он, хлопком в ладоши созывая остальных. – Друзья мои, давайте устроим этому магу представление, которого он никогда не забудет.

Закончив фразу, мужчина решительно опустил руки на клавиши.

Лерсшвен не раз слышал, как звучит клавесин, но виртуозная манера исполнения Мандрио с первых аккордов заворожила его. С серьезными лицами трое других лжеаккордников также уселись за инструменты и начали играть, по очереди вплетая свои мелодии в мелодию Мандрио. Музыка звучала все громче, превращаясь в величественную симфонию. Испуганный Лерсшвен отступил в глубь комнаты.

С помощью Танцора затменник создал два сверкающих диска, которые тут же закружились рядом с его ушами. Фэйри принял меры предосторожности: диски были призваны заглушить звуки, которые стали по-настоящему грозными.

Четверо лжеаккордников, поглощенные музыкой, больше не обращали внимания на гостя. Казалось, только женщина все еще не желает подчиняться Мандрио. Время от времени в ее глазах вспыхивал недобрый огонек. А музыка набирала силу. У Лерсшвена появилось странное впечатление, что она просачивается сквозь камни стен, чтобы раствориться в Нижних кварталах. Понемногу лица исполнителей бледнели. Неожиданно Мандрио испустил яростный крик. Он резко откинул голову назад, и трое музыкантов застыли, не донеся пальцы до клавиш. Мандрио в одиночестве закончил мелодию, выведя последнюю резкую ноту. Глаза женщины закатились, и она рухнула на пол. Один из лжеаккордников хотел броситься к подруге.

– Оставь ее! – приказал Мандрио.

Он снова подошел к Лерсшвену, который тут же заметил, как заострились черты лица музыканта. Его лоб блестел от пота, зрачки расширились, казалось, мужчина находится на грани обморока.

– Мужчина с цистрой очень сильный противник, – слабым голосом сообщил Мандрио. – Уж и не знаю, что вы от него хотите, но наша музыка чуть было не потерялась в его сознании. И потом, он не один. Его кто-то охраняет, заботится о его рассудке. Я увидел любопытные вещи. Он был на крыше, в Лорголе, в сопровождении двух эльфов. Не ошибусь, если скажу, что вся эта троица смотрела на Танцора на соседней крыше.

Эльфы? Затменнику хватило этих отрывочных сведений: Агон охотился на Танцора. Теперь фэйри знал, где искать сына барона де Рошронда. Лерсшвен долго смотрел на лжеаккордника, а затем, не говоря ни слова, развернулся к выходу.

Мандрио окликнул мага, когда тот уже спускался по лестнице:

– Я дал вам то, что вы хотели, Лерсшвен. Вы не забудете о своем обещании?

Это «вы» не ускользнуло от затменника. Однако он пообещал себе, что найдет средство заставить склонить голову строптивого лжеаккордника. Лерсшвен ненавидел любого, кто забывал свою роль в его пьесе… Меж тем перспектива встречи с Агоном успокоила Лерсшвена. Наконец-то черные феи возьмутся за дело. Горгульям с улицы Забытых мастеров осталось ждать совсем не долго.