Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 49 страниц)

Прежде чем закрыть маленькие глазки, фея одарила меня нежной улыбкой. А я еще долго сидел у огня, вслушиваясь в шорохи спящего города. Порой я дремал, и в грезах мне являлась Тень, Танцор и Аккорды. Эти три слова представлялись мне олицетворением всех граней магии, сверхъестественным кипящим водоворотом. Я чувствовал себя ребенком, которому вручили чудесные игрушки, но который толком не понимал, как ими пользоваться, и потому страшно боялся сломать дары. В моей груди рождались совершенно новые чувства, и они являлись следствием того ослепляющего безумия, что охватило меня еще в Школе Ловцов Света. Выхолощенная лорголийским прошлым, моя душа распахнулась навстречу цинизму, и я искренне радовался забытым ощущениям. Ловцы Света с их извращенным сознанием пробудили пороки, дремавшие во мне, выпустили наружу ту черную сущность, что всегда жила где-то под сердцем, ту, которую не смогло убить Наставничество. Я забыл лицо мэтра Гийома. Приехав в Лоргол, я вспоминал Заповеди Странников, как детскую считалку, туманную легенду…

В тот вечер я осознал, что готов окунуться душой и телом в грязь этого старого города. Амертина в шутку сравнивала меня с адской бабочкой, но ее сравнение пришлось мне по вкусу. Гусеница Наставничества, я отказался от Заповедей, сбросил их, как сбрасывает ненужный кокон куколка. И вот за моей спиной расправились черные крылья, крылья прошлого, превращающие меня в адскую бабочку, готовую к полету.

– И я полечу, моя фея, – прошептал я, прежде чем окончательно уснуть.

VI

Когда-то давным-давно Лоргол возвели на холме, вершину которого украсили множеством башен самых различных форм и размеров. С течением лет отдельно стоящие здания превратились в единый архитектурный ансамбль с тенистыми внутренними двориками, узкими лестницами и покатыми лестничными площадками. Лорголийцы любили пересказывать предания, согласно которым все эти башни якобы высекли из одной скалы – ведь они стали естественным продолжением холма. Жители Лоргола окрестили район Кварталом Тысячи Башен.

Посещать этот квартал рекомендовалось с осторожностью. Тот, кто не знал всех его тайн, мог легко потеряться в хаотичном нагромождении зданий и навсегда исчезнуть в одном из его каменных мешков. И хотя я неплохо изучил эту местность, наведываясь сначала в башню Лерсшвена, а затем – Сарна, всегда предпочитал Нижние кварталы.

Само название указывало на то, что эти кварталы раскинулись у подножия холма, опоясывая его ожерельем вонючих улочек, славящихся крайне дурной репутацией. Между этими двумя районами находилась центральная часть города – средоточие тихих благополучных улиц и площадей, на которых проживали зажиточные горожане.

В Нижних кварталах правил порок. Самой худшей их частью по праву считался порт, куда заходили бесчисленные суда, чтобы выплеснуть на берег очередную партию разудалых моряков, мелких торговцев, мрачных россказней и беспощадных болезней. Улица Терпкая граничила с портом. Сидя на чердаке, время от времени мы могли слышать ужасающие хрипы и стоны, заставляющие Амертину трястись от страха.

Я знал Нижние кварталы, как свои пять пальцев, ведь именно сюда меня, еще совсем ребенка, привозил отец. По ночам благородный барон, сменив рыцарские доспехи на кожаную куртку, превращался в настоящего убийцу. Мои товарищи и я следовали его примеру и, подчиняясь приказу родителя, словно грифы, кружили по портовым улицам. Так мы закаляли наши души…

Организуя кровавую охоту, отец преследовал определенные цели. Пока мальчишки нашего возраста оттачивали мастерство благородного боя, потрясая деревянными копьями на рыцарских турнирах, мы посещали Нижние кварталы, вооружившись лишь короткими кинжалами. Зато мы знали, что значит «стоять насмерть», сражаться за свою жизнь. Утверждая, что он действует ради спокойствия четных граждан, отец натравливал нас на отпетых подонков, уча убивать, не испытывая ни жалости, ни угрызений совести. И он получил то, что хотел: молодых людей, неотягощенных высокой нравственностью. Барон де Рошронд ненавидел любые парады или тщательно срежиссированные постановки. И вот сегодня я стал его полной противоположностью: немного затменником, немного аккордником, а это значило, что моей жизнью управляли лицемерие и искусство иллюзии.

С первых шагов я понял, что в Нижних кварталах ничего не изменилось. Все те же темные улочки, на которых мы подкарауливали свои жертвы, площади, на которых мы собирались, высоко подняв факелы над головой, прежде чем снова раствориться в ночи. Обычные декорации, и это несмотря на нищету, которая сегодня особенно бросалась в глаза: мостовые кишели отощавшими попрошайками, которые провожали меня равнодушными взглядами давно погасших глаз. Зима была в самом разгаре, но даже снег не мог приукрасить окружающий пейзаж. Иногда снегопад усиливался, и тогда крупные хлопья укутывали белым саваном валяющиеся на земле трупы.

Чтобы не привлекать лишнего внимания, я накинул старый темный плащ поверх моих пламенеющих одежд, и теперь бродил по мрачным переулкам, с тяжелым сердцем уворачиваясь от протянутых рук. Я взял с собой Тень и, окунувшись в Нижние кварталы, сразу же положил руку на гарду рапиры, чтобы слышать ее голосок, ощущать столь ценную поддержку.

Так четыре дня подряд я возвращался в трущобы, и каждый раз заходил чуть дальше, чем накануне. Прежде всего, я не хотел встречаться с теми, кто мог напомнить, как я когда-то любил эти места. Поэтому я заматывал лицо шарфом, а также тщательно подстригал брови, дабы не пробуждать нездорового интереса прохожих. После того, как я покинул Школу Ловцов Света, брови росли с невероятной скоростью, стремясь защитить от солнца мои глаза. Я все больше походил на Дьюрна.

В конце концов я стал чувствовать себя увереннее и перестал шарахаться от каждого темного угла Нижних кварталов. Тень всячески помогала мне, подбадривая то ехидными, то наставительными замечаниями. Пропитавшись атмосферой порока, я решился на вылазку, о которой давно мечтал.

В тот вечер я направил свои стопы в таверну Сангрины. Мои щеки пылали, словно я был юнцом, впервые спешащим на любовное свидание. Но как я мог забыть морок Мелодена, вызванный его искусством в Школе Ловцов Света? Я прохаживался мимо тусклых полупрозрачных окон таверны, не решаясь зайти. Когда же я очутился внутри, то понял, что здесь ничего не изменилось: те же массивные столбы, низкие столики, уютные кресла с обивкой из пурпурного шелка.

Я протиснулся между столиков и занял место в дальнем углу, откуда хорошо просматривался зал. Меня окружали незнакомые лица. Лица, по большей части отмеченные печатью печали или преждевременной старости.

Как и тогда в Школе Ловцов Света, в ноздри ударил сильный запах. Но сейчас все происходящее было реальностью. Я сжал кулаки так, что костяшки пальцев побелели. Я хотел удостовериться, что действительно нахожусь в этом проклятом зале, где некогда пил кровь, хохоча во всю глотку.

Внезапно появилась Сангрина, она шла вразвалочку меж столиков. Остановившись передо мной, женщина уперла руки в боки. Ее свинячью физиономию окутывали облака густого дыма – сейчас великанша как никогда напоминала гигантскую башню в туманный день. Потрясенная зрелищем, Тень прошептала:

–  Эта… эта махина некогда привлекала тебя, хозяин? На твоем месте я была бы разборчивей в выборе любовниц.

Я поднял глаза, чтобы лучше рассмотреть голову, способную управлять этой грудой мяса. Почему она подошла ко мне? Как заметила сквозь чад и дым?

– Чего желает молодой человек? – осведомилась громовым голосом Сангрина.

Я не смог сдержать недовольную гримасу и отпрянул, когда ее зловонное дыхание окатило меня с ног до головы.

– Но, – продолжила хозяйка таверны, – кажется, я знаю вас, мессир!

Она оскалилась, и этот оскал, без сомнения, должен был изображать чувственную, кокетливую улыбку.

Я видел лишь лицо людоедки и старался дышать ровно, твердо решив не дать себя запугать.

– Вы ошибаетесь, уверяю вас…

Я говорил через шарф, и мое робкое блеяние, по всей видимости, не понравилось женщине.

– Мы не в Квартале Тысячи Башен. Чего ты боишься, мальчик мой? И чьи это восхитительные серые глазки? А ну-ка, покажи мне свою хорошенькую мордашку!

Серые глаза? Выходит, Ловцы Света изменили даже цвет моей радужки. Толстый, похожий на сосиску палец Сангрины потянулся к моему лицу и с преувеличенной медлительностью отодвинул шарф. Я позволил хозяйке таверны делать все, что ей заблагорассудится, потому что понимал, что она не отстанет. А скандала я не хотел. Несмотря на седые волосы и сероватую кожу, Сангрина сразу же меня узнала.

– Агон! Мой мечтатель, мое маленькое чудовище! – Она покачала головой. – Сколько же лет я тебя не видела! Глядя на тебя, не скажешь, что эти годы прошли даром, не так ли?

– Я здесь проездом, Сангрина, – бросил я. – И мне не хотелось бы привлекать внимания. Прошу тебя, не кричи так громко!

– О! Злой мальчик Агон. Трепещите, лорголийцы!

Сангрина выпрямилась во весь рост и разразилась горловым смехом, который, словно барабанная дробь, эхом запрыгал по залу. Затем снова склонилась ко мне:

– Я знаю каждого, кто заходит в эту таверну, – очень серьезно прошептала великанша. – Ко всем посетителям я отношусь, как к родным детям. Чужим здесь не место. Но ты – дорогой гость в моем заведении. Ты и твои друзья так смешили меня своими историями… Выпьешь чего-нибудь?

– Нет, только поем.

– Как хочешь, – согласилась Сангрина.

Я уже собирался поднести руку к Тени, когда почувствовал, что за мной пристально наблюдают. Я повернулся и встретился с таким знакомым взглядом. Темно-синие глаза смотрели с нескрываемым интересом. Полуприкрытые, близко посаженные глаза на костистом угловатом лице с козлиной бородкой. Гладко выбритый череп рассеял последние сомнения: Арбассен… Старинный приятель, компаньон по ночным забавам. Он встал и приблизился к моему столу.

– Агон?

У меня не было сил отрицать очевидное. Слишком поздно. Чертова Сангрина!

– Да, – ответил я.

– Могу ли я сесть?

Короткий кивок. Арбассен уселся напротив. Про себя я отметил, что он по-прежнему предпочитает темные одежды из кожи: черная куртка и черные облегающие штаны. Темно-синие перчатки дополняли этот костюм приспешника тени. За спиной примостился арбалет.

– Что с тобой приключилось, Агон? Я думал, что ты носишься с малограмотными крестьянами…

Не прекращая разглядывать меня, он позволил себе улыбнуться.

– Я распрощался с Наставничеством, – нейтральным тоном сообщил я. – И так как мой путь лежал через Лоргол, я решил навестить Сангрину.

– Как все просто… А как ты объяснишь серое лицо, седые волосы? По пути ты случайно к демонам не заглядывал?

– Нет, – устало возразил я. – Тебя это не касается. Повремени с вопросами.

Его ладонь легла на мою руку.

– Не хочешь отвечать, не надо, – процедил Арбассен. – Ты был лучшим из нас; мы привыкли следовать за тобой и слушать тебя. Но потом все изменилось, Странники задурили тебе голову своими бреднями. Ты исчез, и наш маленький отряд распался. Твой отец больше не появлялся, нас ничто не держало. И вот сегодня ты вернулся, у тебя вид совершенно больного человека. Ты правда болен? – выдохнул мой собеседник.

– Нет.

Могу ли я доверять ему? Раньше мы не раз спасали друг другу жизнь. Но что он делал все эти годы? Ответа я не знал и потому не спешил откровенничать.

– Лучше расскажи о себе.

– А ты разучился следить за выражением своего лица, – то ли шутя, то ли всерьез заметил Арбассен. – Видно, ничто не проходит даром. Я сразу понял, о чем ты думаешь, и подумал о том же. Кто первый из нас сорвет маску? Расскажи хоть что-нибудь, хотя бы что случилось с тобой в последние месяцы, и я отвечу откровенностью на откровенность.

Я согласился, поспешно перебирая в уме события последних месяцев. Я снова видел Арбассена, притаившегося со своим арбалетом на крыше. Наш верный часовой, готовый предупредить о малейшей опасности… Стоило поднять глаза, и мы видели его тень на фоне неба и смело шли вперед во тьму, не опасаясь бандитов, нередко встречавшихся в этой части города.

– Ну, рассказывай… – прошептал я.

Казалось, мой друг колеблется, он задумчиво потеребил бородку.

– Ладно. – Арбассен набрал воздуха. – Я хочу знать…

Он еще раз вздохнул.

– Твой отец сообщил, что ты больше не будешь участвовать в наших вылазках, потому что решил присоединиться к Наставничеству. Мы все отлично знали, что он использует нас, что мы всего лишь случайные бродяги, оказавшиеся в нужном месте в нужный час. Барон хотел продемонстрировать сыну жизнь Нижних кварталов, свести тебя с такими людьми, как мы… как я. Ты в курсе, что он платил нам?

– Нет, – признался я.

– Он платил нам за то, что мы развращали тебя и таким образом укрепляли твой дух. Он был большой фантазер, твой папаша, Агон. В тот вечер, когда он распустил наш отряд, я плакал. Я оплакивал нашу дружбу, то насилие и жестокость, к которым он нас приобщил. Когда твой отец нашел меня, я путешествовал с бродячими артистами, демонстрировал чудеса владения луком. И вот, когда все развалилось, я решил снова присоединиться к ним, но не смог разыскать… Тогда я вернулся в Лоргол.

Он сделал паузу, а затем продолжил:

– Я стал убийцей. Наемным убийцей с черной душой. Порой я убивал за еду и кров. Я убивал подлецов и невинных горожан, иногда даже крошечных детей.

Арбассен снова замолчал, ожидая ответных откровений.

– Я оставил Наставничество ради Школы Ловцов Света, – сказал я.

В синих глазах промелькнуло изумление.

– Школа Ловцов Света, я должен был догадаться, – глухо процедил он.

– Затем, – добавил я, – приехал прямиком в Лоргол, чтобы изучать магию.

Теперь Арбассен смотрел на меня очень внимательно.

– Ты поступил в Академию Массанд?

– Нет, у меня есть учитель, – ответил я.

Несмотря на полумрак, царивший в зале, я заметил, как мой старинный приятель побледнел. Но разве я мог солгать? Наша неожиданная встреча глубоко взволновала меня, и это волнение помешало мне врать и изворачиваться.

– В один прекрасный день на меня вышли мэтры Затмения, – заговорил Арбассен. – И теперь мой арбалет служит серым магам, я стал цензором.

По спине прошла ледяная дрожь. Читая манускрипты Лерсшвена, я иногда наталкивался на упоминания об Ордене Цензоров. Зародившийся в недрах Магической криптограммы, этот орден строго следил за соблюдением ее законов, заставляя трястись от страха самых великих магов. И я только что признавался цензору, что изучаю магию вне стен академии, что категорически запрещалось правилами.

Нас разделила давящая тишина, которую Арбассен не сразу решился нарушить.

– Все оказалось сложнее, чем я думал. Почему бы нам не продолжить разговор в ином месте? Мы могли бы отправиться ко мне.

«Ловушка», – пронеслось в голове. Но выбора не было. Арбассен это прекрасно понял и, не дожидаясь ответа, направился к выходу, ловко лавируя меж столов. Я отсчитал несколько монет и, сопровождаемый внимательным взглядом Сангрины, последовал за приятелем.

Арбассен указывал путь, я же шел чуть позади, не спуская глаз с арбалета, висевшего у него за спиной. Судя по деревянному белому ложу, оружие изготовили в Лифане, но меня заинтриговал его взвод, обмотанный узкой шелковой лентой. Интересно, зачем Арбассен это сделал? Вскоре я перестал задаваться ненужными вопросами и сосредоточился на дороге. Время от времени мне начинало казаться, что мой спутник заблудился: он два раза возвращался на одну и ту же улицу, сворачивал к лестнице, делал крюк и снова приводил меня к подножию все той же лестницы. Тень шутливо заметила, что таким образом Арбассен пытается сбить со следа возможных шпионов. В ее шутке была доля правды… Мы несколько раз ныряли в какие-то незаметные лазы, пересекали заброшенные подвалы, чтобы опять очутиться на улице.

Пока мы шли, я имел возможность убедиться, что в Нижних кварталах мой старинный приятель пользуется небывалым уважением. Завидев его, воры испарялись, а нищие норовили слиться со стенами. Звание цензора даровало Арбассену неприкосновенность – воровские гильдии Лоргола предпочитали не связываться с могущественным орденом. Наконец мой спутник знаком сообщил мне, что мы почти на месте. Он ткнул пальцем на фургон, стоящий в глубине грязного тупика.

– Мое жилище, Агон, – прошептал Арбассен, сворачивая в проулок.

Сбоку фургона обнаружилась небольшая дверь, обитая железом. Я без труда разглядел Танцора, каким-то чудом свернувшегося в массивном дверном замке, который через равные интервалы плевался синими искрами. Арбассен привычным жестом коснулся замка, подхватил Танцора, и дверь с глухим щелчком распахнулась без всякого постороннего вмешательства.

– Зайдем, – пригласил меня бывший убийца, первым проскальзывая в фургон.

Я не горел желанием оставаться на улице, и поэтому поспешил закрыть за собой дверь. Арбассен зажег свечу, и ее дрожащее пламя осветило тесную, бедно обставленную комнатенку. Я с трудом скрыл изумление.

– Комфорт плохо сочетается с моей профессией, – сообщил цензор, словно прочитав мои мысли. – Я вынужден постоянно переезжать. В этом смысле фургон весьма практичен.

Мы опустились на грубо сколоченную скамью, стоящую у шаткого стола. Арбассен несколько долгих мгновений смотрел на меня, а затем нарушил затянувшееся молчание:

– Тебе не стоит бояться. Цензор Затмения повинуется лишь собственной совести. Поэтому я не стану никому сообщать, что ты занимаешься с магом. Хотя это странно.

– У меня не было выбора. Лерсшвен не хотел, чтобы я посещал академию.

– Лерсшвен! – воскликнул мой собеседник. – Получается, именно он твой учитель?

– Полагаешь, не стоит ему доверять?

– Х-м-м… Об этом фэйри ходят самые разные сплетни. В Криптограмме частенько звучит его имя. Мой тебе совет: держись от него подальше.

– Говоря по правде, он поручил меня заботам своего друга, Сарна. Но мага отозвала его академия.

– Знаю. – Арбассен достал графин с красным игристым вином.

Затем он выставил на стол два оловянных кубка и щедро плеснул в них вина.

– Давай выпьем! За твоего отца и за нашу встречу!

Мы чокнулись, и звон кубков ознаменовал наше воссоединение. Мало-помалу я захмелел, опьяненный не столько вином, сколько радостью общения со старым товарищем. Сначала я говорил намеками, а затем доверился ему без оглядки. Арбассен слушал меня, не перебивая, а я как наяву видел последние мгновения Школы Ловцов Света: смерть Дьюрна, пожар, охвативший павильоны…

Графин опустел, я рассеянно поставил кубок. Я рассказал Арбассену всю правду, и теперь цензор внимательно смотрел на меня.

– Поразительная история, – выдохнул он. – Теперь никакие недомолвки не омрачат нашу дружбу.

Его лицо выдавало сильнейшее волнение. Он вскочил со скамьи и принялся мерить шагами комнату.

– Так, значит, Лерсшвен добрался до Серых тетрадей, – шептал Арбассен, глядя куда-то вдаль. – Неудивительно, что за ним так пристально следят.

– Кто следит за ним? Цензоры? – удивился я.

– Да. Он стал причиной раскола в Ордене Затмения. Фэйри обвиняют в том, что он вознамерился ввести магов в окружение баронов. А это противоречит уставу. Пол у ночники уже потребовали собрать Ассамблею, чтобы Лерсшвен отчитался перед магами о своих подвигах. Пока еще ничего не решено, но все встревожены. Какие слухи только не ходят!

– И что ты собираешься делать?

– Ничего. Я служу Затмению, и мои показания, как, впрочем, и твои, не имеют никакой силы. Лишь маги Полудня или Полуночи имеют право расследовать деяния Лерсшвена. Плюс к этому, если я хоть кому-нибудь расскажу о том, что услышал, ты рискуешь оказаться в лапах цензоров Полуночи. Ты не выживешь в их застенках…

Арбассен остановился прямо передо мной и спросил:

– А ты, что ты намерен делать?

– Ясно, как день: налаживать связь с Танцором…

– Этого мало. Ты должен вращаться в магических кругах, узнавать новое, испытать влияние других магов. В одиночку ты ничего не добьешься. Слушай, сегодня ночью я должен выполнить одно важное задание. Пойдем со мной. Если ты хочешь вновь открыть для себя Лоргол, то подобного случая тебе больше не представится. Сегодня или никогда!

– Почему ты помогаешь мне? – удивился я.

– Я задолжал твоему отцу. Только благодаря ему я стал тем, кто я есть. За мной должок, и теперь я научу тебя всему, что умею.

Арбассен воодушевился. Его глаза сияли, словно отец был рядом. Интуитивно я осознавал, какие причины толкают его на подобные поступки, почему он хочет взять меня с собой. Он жаждал реванша, реванша за роспуск нашего маленького отряда, за мое поступление в Школу Наставничества. Я улыбнулся при мысли, что он хочет послужить неким воспоминаниям, а не мне лично.

И я принял его предложение и пошатывающейся походкой вышел на заснеженные улицы Лоргола. Крыши города уже окрасились первыми робкими лучами рассвета. По дороге Арбассен в общих чертах описал свою миссию: он должен избавиться от ученика, который осмелился продавать нечистоплотным торговцам бесценные камни.

– Камни? – переспросил я.

– Как? Сарн тебе ничего не рассказывал?

– Он лишь показал мне свой камень, но толком не объяснил, для чего тот служит.

Не говоря ни слова, Арбассен потянул меня в ближайшую подворотню и снял перчатку.

На оборотной стороне его ладони поблескивал вживленный в плоть аквамариновый камень, как две капли воды похожий на камень Сарна.

– Как только ты становишься магом, – сказал Арбассен, – то сразу же получаешь право на камень. Если один из нас умирает, камень неизменно возвращается в академию. К несчастью, некоторые прохвосты решили, что эти диковины – выгодный товар. Их перепродают вельможам или бесталанным магам, которые надеются вытянуть из драгоценности остатки магии. Ученик, которого мы должны навестить, – один из тех грифов-стервятников, что не гнушаются кромсать руки магов, дабы заполучить камень умершего. Вчера вечером один вор, замешанный в незаконной торговле, раскрыл цензорам имя ученика. Мерзавец не увидит рассвета…

Снег сменился мелким дождем. Вскарабкавшись по узкой винтовой лесенке, мы поднялись на крышу какого-то дома. Арбассен махнул рукой в сторону печной трубы, у которой мы и затаились.

– Он живет неподалеку. Видишь там, приблизительно в четверти лье, светится окошко: это жилище отступника. Вор назначил ему встречу, и ученик вскоре выйдет на улицу.

– Ты утверждаешь, что сможешь попасть в него с этого расстояния, да еще в дождь? – воскликнул я.

– Я – цензор. Смерть должна явиться издалека.

Мой приятель снял с плеча арбалет и зарядил его очень странным болтом.

– Вместе с Танцором мы потратили почти год, чтобы найти верное движение, которое позволит проделать то, что я намерен тебе показать.

Крошечный Танцор выбрался из кармана куртки цензора, проворно вспорхнул на цевье арбалета и замер на древке стрелы. Арбассен поднес палец к талии малыша и крутанул его. И тотчас волшебное создание пустилось в безумный пляс, всплескивая руками и ногами.

– Вон он, вор, – шепнул Арбассен.

Мужчина крался по улице, прижимаясь к стенам зданий. В это мгновенье свет в окне погас, и уже через несколько секунд ученик-отступник, закутанный в плащ с капюшоном, выскользнул из своего дома. Мужчины встретились и завели оживленную беседу. Арбассен натянул тетиву. Танцор замер, а я отчетливо увидел крошечные синеватые искры, окутавшие болт. Магия вступила в свои права…

Хищная арбалетная стрела понеслась над крышами. Очень быстро она превратилась в шар, сотканный из искр и дождевых капель. Оба мужчины не заметили ни болта, ни странного дождя, внезапно изменившего цвет.

– Искры исчезают не сразу, Агон. Они управляют полетом стрелы. А еще они убивают.

Действительно, капли превратились в смертоносные иглы, устремившиеся к преступникам. Мы ничего не услышали, зато увидели, как оба мужчины покачнулись и рухнули на брусчатку мостовой.

Прошло совсем немного времени, а мы уже стояли над телами жертв. Надо сказать, весьма неприятное зрелище. Иглы безжалостно разворотили лица преступников и впились прямо в мозг… Я поднял одну из магических колючек: она оказалась твердой, как закаленное железо. Когда в ладони набралось несколько игл, они начали стремительно таять, и вот уже меж пальцев заструилась обычная вода.

– Никаких следов, – коротко объяснил Арбассен.

– Но нас могут заметить, – возразил я.

– И что? А кто видел, как мы убивали этих людей? Кто поверит, что я проткнул их тысячью игл? Нас наверняка приняли за потрошителей трупов, все остальное припишут магии. Ладно, пошли, мне еще нужно разыскать своего Танцора.

Последний обнаружился сам, кроха тащил на плече арбалетную стрелу, верхом на которой не так давно улетел. Арбассен подхватил Танцора и засунул его в карман.

– Ты остановился на постоялом дворе, Агон? Если тебя негде жить, то можешь воспользоваться моим фургоном.

– Нет, у меня есть дом, и я живу там не один.

– Женщина?

– Почти. Но об этом поговорим завтра. Где мы сможем встретиться?

– У Сангрины. Я появлюсь у нее в таверне с наступлением темноты.

Я молча кивнул и в самом мрачном расположении духа двинулся к порту. Я пытался подыскать слова и аргументы, чтобы осудить старинного приятеля. Но мысли разбегались. Разозлившись, я накрыл рукой эфес Тени, позволив рапире заглянуть в мою память и увидеть картины недавнего прошлого.

–  Х-м-м… Этот Арбассен просто душка, – в голосе рапиры звучали шаловливые нотки. – Уж не сожалеешь ли ты о случившемся? О, я знаю, что тебя беспокоит! Но ведь ты уже сделал свой выбор, не правда ли? Ты мечтал о Лорголе, и ты его получил. Мог бы сидеть на чердаке, возиться с Танцором. Нет, ты отправился на прогулку и столкнулся с реальностью! Так прими ее раз и навсегда. Не будь кретином! Арбассен – отличная компания. И именно он поможет тебе вновь открыть Лоргол. И…

Без предупреждения я убрал руку с гарды. Эта чертова рапира, к несчастью, права. Я должен покончить с самокопанием наконец, научиться смотреть только вперед и жить с Лорголом в сердце…

Амертина заснула прямо у камина, съежившись в инвалидном кресле. Разглядывая безмятежное лицо феи, я еще раз поразился ее преданности. Хотя я привык к неназойливому присутствию пожилой дамы. Благодаря ей чердак обрел красоту, превратился в уютное жилище.

Совершенно вымотанный, я присел, продолжая размышлять о магии и Аккордах. В Лорголе я совсем забросил цистру, но при этом не отказался от мысли освоить сложное искусство аккордника. Надо признаться, музыкальный инструмент немного пугал меня, как некогда пугал Танцор. Я боялся, что не сумею извлечь из цистры нужные ноты, создать музыку, околдовывающую сознание.

Я заснул рядом с Амертиной, прямо у камина с тлеющими угольями. Во сне я разгуливал по Лорголу, а отец улыбался, наблюдая, как я вонзаю дагу в спину зазевавшегося воришки…

Подходившая к концу ночь тихо оплакивала двух мертвецов, лежащих на стылой мостовой. На углу улицы возник силуэт мужчины в темном одеянии. Ранний прохожий приблизился к трупам и протянул руку, чтобы ощупать тела. Что он искал? Пальцы благоговейно коснулись крошечных ранок, испещрявших головы жертв. С уст неизвестного сорвался сиплый вздох, почти стон. Казалось, мужчина вслушивается в жалобы умерших. Он уважал их смерть, потому что знал, как могут жалить острые иглы, как рвут кожу и плоть безжалостные шипы. Лицо психолунника исказила гримаса. Боль вернулась, Элиос упал на колени, пытаясь унять дрожь.

Он должен быть терпеливым, должен принимать ниспосланные страдания и продолжить скрываться. Сейчас бывший служитель Дьюрна не сомневался: Агон де Рошронд – истинное порождение тьмы. Психолунник поправил капюшон плаща, пряча обезображенное лицо. Он снова видел смертоносный дождь, обрушившийся на двух беседующих мужчин. Черное колдовство предателя пробудило боль.

Элиос покинул место преступления, позволив снегу, который вновь закружил над Лорголом, запорошить бездыханные тела. Обжигающая ярость выворачивала душу, но рассудок психолунника оставался холодным. В соседнем переулке предводителя ждали юные серые кардиналы. Элиос улыбнулся, наслаждаясь телесной пыткой. Боль пьянила, подстегивала, нетерпеливый мститель ускорил шаги…