Текст книги "Сумеречные королевства: Хроники Сумеречных королевств. Абим"

Автор книги: Матьё Габори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 49 страниц)

XVII

Огромная галерея предназначалась для самых торжественных церемоний. Со времени визита Верховного барона, – а он состоялся три года назад, – бургомистр ни разу не доставал тяжелые бронзовые ключи, отпирающие ее двери. Сейчас Лерсшвен держал эти ключи в руке. Четыре всадника Затмения следовали за ним по пятам. Они услужливо распахнули перед своим предводителем массивные створки дверей гигантской галереи.

Испытывая внутренний трепет, фэйри вошел внутрь. Эта галерея, на постройку которой потребовался не один год, без сомнения, была самым прекрасным произведением искусства, которое только доводилось видеть магу. Вдоль стен выстроились ряды высоких опорных колонн, устремлявшихся к потолку, где они превращались в изящные побеги, образующие необычайный свод. По стенам бежал прихотливый фриз с изображениями мифических животных и хороводом Танцоров. Прямо с потолка к полу тянулись серебряные ветви, заканчивающиеся изящными подсвечниками.

На мраморных плитах пола стоял овальный стол около двухсот локтей в длину, который занимал почти весь зал. Изготовленный из светлой древесины королевских деревьев, растущих в непроходимых лесах Фрабурга, этот стол должен был объединить вокруг себя магов, прибывших на Ассамблею.

Фэйри уже видел, как они будут занимать свои места, ничего не подозревая о несущих смерть горгульях. Ни один маг, даже самый хитрый пол у ночник, не мог себе представить, что Ассамблея всего лишь предлог, позволяющий собрать самых великих магов королевства в одном месте… И все ради того, чтобы убить их. Лерсшвен целое десятилетие готовился к этому дню: Серые тетради были всего лишь изощренной приманкой, которая должна была заставить магов созвать Ассамблею.

В его плане имелось всего одно слабое звено – Амертина. Мысль, что старая фея предаст его, неотступно преследовала Лерсшвена. Потребовав ее присутствия, черные феи смешали все его карты. Увы, сейчас уже было поздно что-то менять. Прирожденный фаталист, затменник еще раз окинул взглядом роскошную галерею. Магам здесь понравится. Любой ценой надо притупить их бдительность. Конечно, кому-то удастся ускользнуть от расправы, но он получит контроль над академиями.

Затменники, занявшие место серых кардиналов, сумели заручиться поддержкой баронов. Маги, лишенные своих вожаков, склонятся перед ургеманскими сеньорами. Академии падут одна за другой, присягнув на верность ему, Лерсшвену – владыке Затмения. Эта мысль вызвала улыбку. Менее чем через два дня Магическая криптограмма Ургемана перестанет существовать, это спровоцирует крах организации в соседних королевствах, и магия наконец станет свободной, доступной всем желающим.

Лерсшвен покинул галерею, чтобы отправиться на улицу Забытых мастеров, где скоро будут выбирать лучшую фреску года. Он не сомневался, что живописное творение Диорена, созданное при помощи магии Аккордов, заставит потускнеть произведения других мастеров, какими бы талантливыми они ни были. Он не должен ничего оставлять «на авось», хотя неизбежность Ассамблеи несколько нервировала затменника.

Уже на подступах к улице Забытых мастеров Лерсшвен почувствовал возбуждение толпы. Лавируя между людьми, фэйри добрался до лесов, на которых работал его художник. Горбун не появился, а потому картины все еще оставались закрытыми холщовым занавесом. Осмотревшись по сторонам, Лерсшвен увидел богатых аристократов и их свиту: вельможи пришли выбрать живописцев, которых возьмут на службу в следующем году. Разношерстная толпа, в которой напудренный граф непринужденно общается со скромным лавочником, в то время как карманные воришки пользуются счастливым случаем.

Вдруг в конце улицы послышались приглушенные возгласы. Лерсшвен был слишком маленьким, чтобы увидеть, что там происходит, но он подозревал, что прибыл горбун. Толпа тут же расступилась, чтобы пропустить весьма необычного типа, который остановился перед первыми лесами. Мужчина был ни высоким, ни низким, но деформированная спина делала его фигуру кривой и пугающей. Вытянутое лицо горбуна венчала огромная меховая шапка, которая, казалось, давила на череп, словно свинцовый парик. Вновь прибывший был облачен в залатанный плащ, сшитый из кусков старой разноцветной ткани.

Лерсшвен так и не сумел разузнать ничего интересного об этом удивительном персонаже. Загадочный горбун проводил большую часть дня в местной таверне, где всегда напивался в хлам и вел бессвязные беседы. Фэйри некоторое время следил за мужчиной, а затем решил зачаровать его, чтобы тот выбрал картину Диорена. Но когда Танцор затменника подкрался к горбуну, притворяющемуся мертвецки пьяным, волшебное создание отбросило назад невидимой силой. И Лерсшвен убедился, что под личиной пьяницы и горбатого старика прячется великий маг, который, по неизвестным причинам, решил скрывать, что владеет высоким искусством. Он скрывал это всегда, кроме того дня, когда появлялся, опустив глаза, чтобы определить художника, завоевавшего право обессмертить свое творение.

Видя, как падает первый занавес, замерзшие люди нашли в себе мужество начать аплодировать и свистеть. Живописец изобразил интерьер деревенского замка, сделав особый акцент на игре света и тени. Но горбун лишь сплюнул на землю и, пошатываясь, поплелся к другим лесам. Произведение Диорена было четвертым от начала улицы. Пока горбун не задерживался перед картинами, лишь раз он вскарабкался на леса, чтобы получше рассмотреть творение очередного художника. Однако уже через несколько секунд он повернулся к толпе и отрицательно покачал головой. Мастер, стоявший рядом, хотел задержать арбитра, схватив того за запястье. Тыльной стороны руки горбун резко рубанул воздух: несчастный художник сорвался с лесов и упал на мостовую, переломав себе кости. Зрители встретили эту сцену почтительным молчанием. Затем толпа, сгорая от нетерпения, окружила четвертые леса.

Горбун знаком велел Диорену сдернуть ткань, закрывающую его живопись. Собравшийся народ инстинктивно почувствовал, что перед ними творение победителя. Горбатый судья тут же поднялся по лесам, чтобы изучить картину вблизи. Толпа задержала дыхание. Художник изобразил галерею, не забыв ни одной из тысячи свечей, озарявших зал. Толпа, находящаяся на значительном расстоянии от изображения, видела лишь крошечные светящиеся точки, но даже по ним она могла судить, что живописец с несравненным мастерством проработал все мельчайшие детали.

Внезапно горбун повернулся и крикнул:

– Больше я ничего не желаю смотреть. Это лучшее произведение!

Толпа разразилась восторженными криками, какие-то молодые люди подхватили Диорена и посадили его к себе на плечи. Лерсшвен дрожал от возбуждения. Все складывалось просто чудесно. Художники, расположившиеся дальше по улице, не скрывая разочарования, спустились с лесов и принялись зазывать аристократов, надеясь продать свой талант подороже. Толпа постепенно рассеялась. Лерсшвен подошел вплотную к лесам, где Диорен тихо беседовал с горбуном. Фэйри напряг слух.

– Вам надо исправить этот фрагмент, цвета здесь кажутся слишком яркими. Не забудьте усилить тени вот в этом месте. Я хочу, чтобы произведение было совершенным. До завтра у вас еще уйма времени. С нетерпением жду вашего рассказа об этом зале. У вас богатое воображение! Итак, до завтра, – бодрым голосом закончил горбун.

Художник смотрел, как затменник пробирается к нему.

– Ну что? – спросил Лерсшвен.

– Все в порядке. Он дал мне несколько советов. Волшба назначена на завтра.

– Можешь явиться за своим золотом. Ты его заслужил.

– Знаю. А сейчас позовите вашего музыканта.

– Он ждет в таверне. Скоро он присоединится к тебе. Встретимся завтра в сумерках, когда начнется волшба. Смотри, до тех пор ничего не испорти!

– Нет… конечно, – прошептал мастер.

Лерсшвен с легким сердцем удалился. «Народ еще сам не знает, что скоро получит», – подумал маг. Ему осталось дать последние распоряжения лжеаккорднику и вернуться в галерею для организации торжеств. Ассамблея откроется меньше чем через сутки…

XVIII

Я снова был сиротой. Сиротой, лишившимся Школы Ловцов Света, эльфов и, прежде всего, Амертины. Всю жизнь за мной тянулся кровавый след, и сейчас он вызывал у меня отвращение. Я выбрал самый дальний столик, и Сангрина, не задавая вопросов, приносила стакан за стаканом, пока я совсем не захмелел. Охваченный печалью, Малисен последовал моему примеру, так что мы вели себя как последние пьянчуги, не обращая внимания на остальных посетителей, которые не осмеливались пожаловаться на нас хозяйке. В эту ночь я находился под ее опекой…

Рассвет окрасил окна таверны охрой, когда моего плеча коснулась чья-то холодная рука. Я с трудом повернул отяжелевшую голову и решил, что пьян в стельку: прямо передо мной маячила статуя, напоминающую горгулью с водостока. Она присела на корточки за массивным столбом и, вытаращив на меня безжизненные глаза, тянула лапу к моему плечу. Я взорвался непристойным смехом и отбросил эту воображаемую лапу. Однако лапа исчезать не пожелала, а, напротив, лишь крепче вцепилась в плечо, заставив меня вскрикнуть от боли. Должно быть, Сангрина не поскупилась на ликеры.

С трудом соображая, что делаю, я несколько раз моргнул, чтобы прогнать галлюцинацию. Горгулья никуда не делась. Рядом со мной, развалившись в кресле, храпел Малисен, мало чем отличаясь от остальных припозднившихся клиентов таверны. Слабым голосом я позвал Сангрину. Горгулья вонзила когти в мою плоть, будоража старую рану, полученную от демонов Оршаля. Я вздрогнул и рефлекторно положил руку на гарду Тени. Та приглушенно вскрикнула:

–  Осторожно, дорогой хозяин! Уж и не знаю, что хочет от тебя это существо, но оно вполне реально…

Я тотчас попросил рапиру забрать мое опьянение. Она подчинилась и проникла в мозг, чтобы вдохнуть алкогольные пары. Горгулья… Казалось, она почувствовала произошедшие изменения и убрала лапу.

– Что ты хочешь? – процедил я, обретя способность ясно мыслить.

Я понимал, что выгляжу смешно, беседуя с каменной статуей. Горгулья заворчала, огляделась по сторонам, и ее когтистая лапа заскребла по столу. Каменные когти оставляли на столешнице узкие борозды, складывающиеся в примитивный рисунок. Ошибки быть не могло: я четко видел крошечные крылья и щуплую фигурку, скорчившуюся в инвалидном кресле. Амертина.

Я покачал головой. Горгулья указала на дверь. Поднявшись, я посмотрел на Малисена. Эльф уже дорого заплатил за дружбу со мной; я предпочел оставить его заботам Сангрины, и вышел на улицу вслед за горгульей.

Какой-то пьянчужка встал со своего места и последовал за Агоном и странной статуей. Серый кардинал, который провел не один вечер в заведении Сангрины, внутренне ликовал. Его лицо озарилось улыбкой, когда он подумал об Элиосе и Дьюрне. Накинув капюшон, мужчина скользил от столба к столбу и наконец оказался у окна. Агон вместе с чудовищем вышел на улицу. Элиос был прав: они связались с самим дьяволом… Серый кардинал подождал, пока предатель отойдет от таверны, и двинулся за ним, наслаждаюсь мыслью, что уже скоро убийца наконец-то понесет заслуженную кару.

Стоило мне выйти на улицу, как солнечный свет мгновенно ранил мои чувствительные глаза. Брови тут же удлинились и прикрыли их от утренних лучей. Горгулья настойчиво тыкала пальцем в сторону крыш. Ну, разумеется… Не может же она средь бела дня разгуливать по Лорголу. Почему эта тварь не обзавелась просторным плащом, чтобы скрыть каменное туловище?

Я уступил и принялся карабкаться по стене ближайшего дома. Через несколько минут мы уже возвышались над улицами Лоргола, залитыми бледным светом.

Продвигались мы крайне осторожно, стараясь не попадаться на глаза ранним прохожим и торговцам, уже наводнившим город. Горгулья вела меня к тем районам Нижних кварталов, которые я почти не знал. Очутившись на незнакомых крышах, лишенный всяких ориентиров, я шел очень медленно. Горгулья неизменно останавливалась, чтобы подождать меня. Статуя отличалась необыкновенным проворством, словно дома, почувствовав родственную душу, ощутив прикосновение каменных лап, помогали ей.

Внезапно горгулья застыла у печной трубы. Он указала мне на улицу, начинающуюся в нескольких локтях от нас. Я не мог не отметить странный рельеф ее крыш. Горгульи… Удвоив осторожность и все еще не понимая, о чем идет речь: о грубой ловушке или действительно, как я хотел верить, о крике помощи Амертины, я двинулся вперед.

Улица Забытых мастеров. Это название ни о чем мне не говорило. Я ступил на узкий карниз, чтобы посмотреть вниз. Стенные росписи украшали обе стороны улицы. Странный звук привлек мое внимание к занавешенным лесам. Это была еле слышная музыка, но музыка, складывающаяся из необычных аккордов. Я проскользнул между двух печных труб, напрягая слух.

Клавесин. Ноты не лгали, более того, они влияли на мой разум. Там, за занавесом, на клавесине играл аккордник. Если Мелоден говорил правду, то это должен быть лжеаккордник, враг цистры. Горгулья не пошла за мной: лапами, вновь утратившими гибкость, она обняла печную трубу. Если странное создание послала Амертина, то она хотела, чтобы я увидел эту улицу и лжеаккордника. И, по всей видимости, неслучайно.

Я уже хотел спуститься, когда занавес отодвинулся, пропуская двух мужчин. Один, сгибавшийся под тяжестью складного клавесина, носил элегантный плащ. Второй был одет в простую белую рубаху, испачканную красками. Пожав друг другу руки, мужчины расстались, и каждый двинулся в свою сторону. Я не колебался, мой взор оставался прикованным к фигуре лжеаккордника.

Что они здесь делали? Аккорды никогда не были обыкновенной музыкой, вдохновляющей художников. Должна существовать более серьезная причина, заставившая звучать клавесин. И именно на нее пыталась мне указать Амертина.

По-прежнему прячась, я последовал за лжеаккордником. По пути я отметил странное оживление, царившее на улицах города: многочисленные телеги и тележки тянулась в сторону Квартала Тысячи Башен. Заинтригованный, я спросил у какого-то торговца, что происходит.

– Там наверху, – ответил лавочник, – что-то готовится. Говорят, съедутся маги…

У меня не было времени пускаться в пространную беседу: лжеаккордник ускорил шаг. Мы достигли насыпей, окружающих Лоргол, когда тот, за кем я следил, притормозил перёд узким высоким домом и вошел внутрь.

Четырехэтажное, с заколоченными окнами. Я обратился к Тени.

–  У тебя нет выбора. Этот лжеаккордник – единственная ниточка, ведущая нас к Амертине. Предлагаю войти в дом.

Я был полностью с ней согласен. Я обошел дом и обнаружил маленькую калитку, ведущую в сад. Здесь в изобилии рос дикий плющ, который оплел первые этажи здания. Проверив ветви плюща на прочность, я воспользовался ими, как канатной лестницей. Совершенно неожиданно проснулся Танцор. Я почувствовал, как крохотные ручки тянутся к моим волосам, казалось, малыш предчувствует опасность.

Плющ позволил мне добраться до окна третьего этажа. Ступив на шаткий карниз, я прислушался. Из-за закрытых ставней не доносилось ни звука. Я вытащил Тень из ножен. Еще некоторое время я терпеливо ждал, а затем аккуратно приоткрыл одну ставню. Комната, погруженная в полумрак, оказалась спальней с четырьмя кроватями. Продолжая напрягать слух, я расслышал приглушенные разговоры. Их вели на последнем этаже.

– Тень?

–  Я по-прежнему здесь.

– Тогда ты все слышала. Сколько их там, как ты полагаешь?

–  Трое или четверо, не больше.

– Я поднимусь.

–  Будь осторожен.

По винтовой лестнице я поднялся на верхний этаж. Я старался ступать как можно тише, Тень у меня в руке внимательно смотрела по сторонам. Оказавшись на последних ступенях, чтобы заглянуть в комнату, я вообще встал на цыпочки. Тень не ошиблась. Их было четверо: двое мужчин сидели за клавесинами, женщина и тот лжеаккордник, которого я преследовал, тихо беседовали, повернувшись ко мне спиной.

Сжав эфес Тени, я прикинул расстояние, отделявшее меня от беседующей парочки, и прыгнул. Сердце успело ударить всего один раз, а острие рапиры уже уперлось в затылок человека в плаще. Женщина отпрянула и закричала от страха. Их изумленные товарищи прекратили играть.

– С кем имею честь? – совершенно спокойно спросил меня тот мужчина, на которого я направил оружие. Он задал вопрос таким небрежным тоном, словно услышал дурную шутку.

– Агон де Рошронд…

– Не имею чести вас знать…

– Цистра, Мандрио, у него за спиной цистра, – раздался сиплый голос его подруги.

– Аккордник! – воскликнул мужчина по имени Мандрио. – Так, значит, это вы разгуливали вечером по крыше в компании эльфов?

– Так, значит, это вы пытались подслушать мои мысли? – Теперь я знал, что за неизвестный хотел прокрасться в мое сознание несколькими днями ранее.

– Да, нас было четверо, квартет клавесинов и лжеаккордников.

– Что вы сделали с Амертиной? – спросил я.

– С Амертиной? Не знаю, о ком вы говорите, мессир аккордник.

Моя рука надавила на Тень, и на шее моего противника появилась капля крови.

– И все же? – настаивал я.

– Еще раз скажу, что никогда не слышал этого имени.

– Черная фея, вы должны были с ней встречаться. Она привела меня к вам.

Женщина вздрогнула, как будто бы в моих словах таилось нечто ужасное. Мой собеседник внезапно бросился вперед, но Тень, ждавшая нападения, среагировала мгновенно: она взяла под контроль мою руку и нанесла фатальный удар. Острие рапиры насквозь проткнуло шею лжеаккордника. Я тут же вытащил лезвие, и мужчина рухнул на пол.

В ту же секунду его сообщники коснулись пальцами клавиш. Резкие Диссонирующие аккорды вонзились в мой разум, словно кинжалы. Но Тень и тут не оплошала. Если бы не ее помощь, эти опасные аккорды уже сразили бы меня. Воспользовавшись ментальным щитом, который выставила рапира, я преодолел несколько локтей, которые отделяли меня от первого клавесина. За ним сидела женщина, она играла, не сводя с меня глаз. Тень описала дугу, которая заканчивалась где-то над клавесином, и с хрустом вонзилась в самый центр лба лжеаккордницы. Та соскользнула со стула, и смерть затуманила ее глаза.

Однако ее товарищи воспользовались выигранными мгновениями, чтобы создать дуэт, и теперь музыка набирала силу. Ментальный щит, поставленный Тенью, разлетелся под натиском враждебных нот, словно гнилая запруда. Оба клавесина порождали такие мощные звуки, что они снесли последние барьеры, возведенные моей рапирой. Раздавленная, почти агонизирующая Тень еле слышно прошептала:

–  Я намерена отступить, Агон. Не держи на меня зла, я была рада служить тебе, но предпочитаю смерти нового хозяина…

Музыка лжеаккордников ударила по последним бастионам в моей голове: инстинкты уже не вопили, а попрятались по самым темным уголкам рассудка. Я знал, что музыканты не успокоятся. Оба клавесина играли не для того, чтобы проникнуть в мои воспоминания или воспользоваться страхами. Они хотели разрушить, опустошить мое сознание, не вникая в детали…

Прежде чем тело окончательно отказалось мне подчиняться, я схватил цистру. Лжеаккордники усилили натиск. Внезапно я понял, что уже не чувствую ног. Опустившись на колено, я зажал пальцами струны. Мне были необходимы самые примитивные звуки, которые задержат мелодию клавесина, пока я не подберу нечто лучшее. Музыка лжеаккордников словно налетела на стену – наконец-то она встретила достойную соперницу.

Но теперь я должен играть, не совершая ни единой ошибки, ведь противники были виртуозами своего дела. Без лишних усилий они сломили мое слабое сопротивление и вновь ринулись в атаку. И неважно, что я сражался на знакомой территории – в собственном сознании, насилие разрушало мой разум: скоро я потеряю контроль над руками. Любой ценой надо перенести битву в другое место, я должен встретиться лицом к лицу с врагами вне пределов моего сознания. Оба музыканта столь умело выводили мелодию, что жалкие потуги к сопротивлению могли лишь отстрочить мою гибель.

У меня еще оставался Танцор, однако я не мог дать ему нужный импульс. Мне требовалась свободная рука, чтобы поднести ее к волосам… Видя, как музыканты за клавесинами перестраивают гармонии для последней решительной атаки, я сделал ставку на один-единственный аккорд, а сам поднял правую руку к голове, зовя Танцора.

Мои противники резвились, словно отряд рыцарей. Опьяненные близкой победой, они вытаптывали мои воспоминания, навсегда разрушая целостную картину памяти. На секунду музыка смолкла. Противники готовились нанести смертельный удар, обезглавить мои инстинкты извращенными нотами, и тут Танцор устремился в полет прямо с моего лба.

Мне было достаточно сложить правильным образом указательный и большой пальцы, чтобы дать понять малышу, какого результата я от него жду. Зависнув в воздухе, Танцор начал создавать искры, которые превращались в острые пучки света. Эти световые стрелы пролетели через всю комнату и со зловещим шумом пронзили тело первого лжеаккордника.

Цепкие объятия, сжимавшие мой разум, внезапно разомкнулись. Пораженный смертью своего товарища, последний из врагов потерял нить мелодии. Я поспешил воспользоваться полученным преимуществом и, ступая по фальшивым нотам клавесина, проник в сознание врага.

Теперь верх одерживала цистра. Оправившись от изумления, лжеаккордник закончил в одиночку новый пассаж: ноты отчаяния, порожденные инстинктом самосохранения человека, прижатого к стене. Казалось, наши инструменты дрожат от ярости. В какой-то момент я решил, что мой соперник победит – ведь он был превосходным музыкантом. Его опыт, во много крат превосходящий мой, позволил лжеаккорднику отвоевать потерянные позиции. Борясь с паникой, он ласкал клавиатуру, виртуозно брал самые сложные аккорды, выстраивая затейливую мелодию. Ему уже удалось выкинуть меня из своей головы, когда я почувствовал легкое ментальное касание.

–  Тысяча извинений, дорогой хозяин, – прошептала Тень. – Могу ли я рассчитывать на прощение?

Я был слишком счастлив возвращению рапиры, чтобы вспоминать о ее трусости. Мы договорились, что она станет защищать мой разум, а сам бросился в атаку. Конечно, лжеаккордник обладал удивительным талантом, но он оказался бессилен против Тени и моих стройных нот. Зная, что тылы надежно прикрыты, я отдался мелодии, которая постепенно заполнила всю комнату. И лжеаккордник потерял терпение. Его музыка стала настолько агрессивной и извращенной, что Аккорды отказались ему служить.

Тень тут же это почувствовала и, решив, что мне лично больше ничто не угрожает, присоединилась к атаке. Ноты стали мостом между моим разумом и разумом противника. Рапира пронеслась по этому хрупкому мостику черным бешеным вихрем и нанесла смертельный удар. Лжеаккордник испустил хриплый крик, а затем рухнул на инструмент. На его губах выступила розоватая пена.

Кровожадная Тень упивалась победой, но тем не менее не забыла выпотрошить воспоминания лжеаккордника. Она насладилась чужими переживаниями, словно диковинными яствами, а затем открыла картины недавнего прошлого моему внутреннему взору. Так, совершенно ошарашенный, я узнал о заговоре, которым руководил Лерсшвен, задумавший уничтожить Магическую криптограмму…

Тело невыносимо болело. Сердце сбивалось с ритма, но мое сознание постепенно возвращалось в привычные границы. Я позволил цистре соскользнуть на пол и закрыл глаза. Несколько мгновений я находился в полной прострации, но затем мое внимание привлек необычный шум. Стоило мне приподнять веки, как чья-то стальная рука схватила меня за горло. Рывок, и я лишился Тени. Не способный к сопротивлению, я не мог оторвать глаз от склонившегося ко мне безобразного лица. Несмотря на шипы, превратившие это лицо в чудовищную маску, я без труда узнал психолунника Элиоса. Еще двое мужчин застыли у лестницы, положив руки на ножны рапир.

– Наконец-то… наконец-то, – проскрипел он. – Скоро ты заплатишь, предатель. Ты искупишь свою вину. Только посмотрите на него! – Элиос повернулся к серым кардиналам. – Что-то он не выглядит уверенным, не правда ли? Он знает, что Элиос уготовил ему страшную судьбу. Судьбу, которую он заслуживает.

Психолунник грубо поднял меня и толкнул в центр комнаты. Тень и цистра лежали на полу вне досягаемости. Я поискал глазами Танцора, но малыш оставался невидимым. Элиос по-прежнему держал меня за шею – сил сопротивляться уже не осталось. Он прижал меня к стене и медленно провел пальцем по моим длинным бровям.

– Ты хочешь быть похожим на него, ты украл его самые прекрасные черты. Его лицо, оно снится тебе каждую ночь? Ты видишь кошмары, просыпаешься в холодном поту?

– Я… я ни о чем не жалею, – выпалил я, судорожно глотая воздух.

– Ах так! – взвыл Элиос. – Сейчас ты забудешь о своей наглости!

Он понизил голос и прошептал прямо мне в ухо:

– Сначала я думал об огне, о том неумолимом пламени, которое навсегда пожрет твою душу. Но это слишком легкое наказание для того дьявола, чьим воплощением ты являешься. Нет, ты будешь жить. Однако сначала я намерен вырвать эти брови. Я превращу тебя в человека, который не способен выдержать яркость дневного света. Не сомневаюсь, что Сангрина будет счастлива, когда ты станешь безвылазно торчать в ее проклятой таверне.

Оскалившись, Элиос вырвал у себя из лица черный острый, словно кинжал, мясистый шип. Не обращая внимания на боль, он принялся кромсать мои брови.

– Вот так, – сказал психолунник, любуясь содеянным. – Я приговариваю тебя к вечной ночи. Впрочем, именно об этом ты всегда и мечтал? Остается еще одна очень важная вещь, твои чудесные ручки, с помощью которых ты так любишь играть на цистре и даже заставляешь плясать Танцора! Идите сюда.

Два серых кардинала молча исполнили приказание своего предводителя.

– Держите его руки, да, вот эту. Агон, долгие месяцы я терпел страшную боль от шипов Ловцов Света, и все для того, чтобы передать тебе прощальный дар деревьев. Что ты об этом думаешь? Я хочу, чтобы каждый раз, когда раздается удар твоего сердца, ты встречался взглядом с Дьюрном, чтобы его невинность жалила тебя.

– Остановись, не делай этого… Дьюрн пожертвовал собой ради королевства. Я был лишь инструментом, он покончил жизнь самоубийством.

– Заткнись! Как ты смеешь оскорблять его память ложью? Демон, ты – демон, порождение теней Абима.

Он вытащил из лица еще один шип и воткнул его в большой палец моей руки. Острая боль отдалась во всем теле. Я взвыл, а Элиос продолжил свое занятие, вонзая по колючке в каждый мой палец.

– Теперь понимаешь? – воскликнул он. – Отныне они станут частью тебя. Попробуешь извлечь шипы, и твои пальцы сгниют, словно мертвая плоть. Конечно, можешь отрезать себе руки и играть на цистре культями…

Психолунник зловеще расхохотался. Его ненависть парализовала меня. Этот человек испытывал к Дьюрну какую-то болезненную, извращенную любовь. Казалось, ничто не сможет развеять печаль, которая затаилась у него во взгляде.

– Я долго обдумывал свою месть, Агон, – сказал Элиос. – Я оставляю тебе цистру и Танцора. Посмотрим, как ты сможешь с ними обращаться. Справедливость восторжествовала… Я покидаю тебя, но оставляю на память частицы Школы Ловцов Света. Наконец-то ты поймешь, что значит это название. Ты возненавидишь белый свет.

И больше, не говоря ни слова, он удалился. Шаги серых кардиналов еще звучали на лестнице, а я уже соскользнул в беспамятство.