Текст книги "Багровая смерть (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 53 страниц)

28

Он имел в виду Никки; меня это устроило, поэтому мы отправили одного из охранников найти его. Затем я осознала, что у нас есть сотовые. Он спросил:

– Что ты делаешь, ma petite?

– Пишу Никки.

– Non, ma petite, со столь деликатным предложением лучше обратиться лично.

– Никки не такой уж официальный парень, – ответила я.

– Он влюблен в тебя, ma petite, но не в меня. К тому же, Никки совсем недавно был моим донором. Я предпочту проявить излишнюю заботу, нежели нанести оскорбление.

Я нахмурилась:

– Это значит – либо он нравится тебе сильнее, чем я думала, и ты не хочешь попасть впросак, либо ты боишься оскорбить его по другой причине.

Он улыбнулся.

– Ты влюблена в него, ma petite, и все же он не потребовал, чтобы его включили в расширенную церемонию со всеми нами. Я очень ценю, что Никки не испытывает трудностей с этим.

– Ты имеешь ввиду, в отличие от большинства вертигров? – спросила я.

– Да.

Я дважды вздохнула, будто пыталась набрать достаточно воздуха перед заплывом на короткую дистанцию.

– Проблема в том, что мы все никак не можем определиться с вертигром.

– Мефистофель оказался очень дружелюбным.

– Да, Дев, ладит со всеми лучше других.

– Ты не кажешься уверенной, ma petite.

Я разорвала объятия, потому что иногда трудно думать, когда нахожусь слишком близко к нему. И начала вышагивать по комнате, пытаясь объяснить.

– Мефистофель… Дев прекрасен во многих отношениях. Я знаю, ты ценишь, что он бисексуал, так что он твой любовник и мой.

– Он так же в постели Натэниэла.

– Да, и он делает с ним все, включая вещи, которые Мика все еще не может осмыслить.

– У Мики никогда не было любовника, ma petite. Это может потребовать некоторой адаптации.

– Знаю, как и у меня с женщинами. – Затем меня осенило, что он подразумевал больше, чем я поняла, поэтому я уточнила: – Ты не всегда был бисексуалом, не так ли?

– Это были эксперименты на пьяную голову, но сейчас я назвал бы это быть – гетерогибким.

– Ты пересек черту с другим мужчиной до того, как тебя доставили ко двору Белль Морт?

– Нет.

Я моргнула:

– Бля, Ашер был твоим первым мужчиной, любовником мужского пола, да?

Жан-Клод кивнул, затем отвернулся, чтобы я не видела его лица, что означало, он не доверял себе, чтобы контролировать свое выражение. Для него невероятная редкость быть неспособным контролировать себя таким образом.

– Боже, Жан-Клод, мне очень жаль. Я не знала.

– Почему ты извиняешься, ma petite? – спросил он, так и не повернувшись.

– Это объясняет, почему ты был готов мириться с ревностью и истериками Ашера на протяжении веков. Это также объясняет… Первая любовь всегда отнимает у тебя часть сердца, пока приличное количество терапии не вернет его тебе обратно.

Он рассмеялся.

– Ах, ma petite, такое сочетание романтики и практичности – я восхищен, что ты делаешь это одинаково хорошо.

– Я разделяю достаточно твоих воспоминаний, чтобы знать, что Белль тоже была весьма хороша в обоих.

– Но она никогда не была влюблена в меня, как ты. Найти вторую такую женщину, которая могла бы быть всем, что я желал в спальне и в зале заседаний, было больше, чем я рассчитывал когда-либо найти.

– Еще я лучше в реальной физической борьбе, чем Белль.

Жан-Клод повернулся и улыбнулся мне; какие бы эмоции он ни пытался скрыть, ему это удалось.

– Белль была достаточно сильна, чтобы не прибегать к кулачным боям.

– Я двойная угроза. Я надеру тебе задницу метафизикой, а потом просто надеру тебе задницу.

Он рассмеялся, но это был его контролируемый смех, тот, который я долгое время думала, был его настоящим. Теперь я знала, что это был своего рода отработанный смех, тот, который демострировал радость или юмор, но мог использовать его по своему усмотрению, даже если не понял шутки. Чтобы быть частью двора Белль Морт, он должен был смеяться над шутками и не выказывать отвращения к другим вещам.

– Это правда: ты первый воин, в которого я влюбился, ma petite.

– Я видела, как вы с Ашером тренируетесь на мечах. Разве это не в счет?

– Он хорош в такой практике, чтобы произвести впечатление на даму или кавалера, но в реальном бою Ашер позволяет своим эмоциям затмить его знания, а работа с клинком – это контроль и точность.

– Любые боевые действия – это контроль и точность, – сказала я.

Он кивнул.

– Признаю, это верно для большинства боевых действий, но не для всех. Я видел сражения, выигранные из-за чистой неконтролируемой ярости. В нужный момент она может переломить ход битвы и поднять боевой дух воинов, еще способных проявить силу, когда вокруг уже все сдались.

– Касаемо реального сражения – согласна, не думаю, что то, что я делала, квалифицируется как «реальное сражение».

– Это тебе определять, ma petite, но нрав Ашера всегда препятствовал ему в бою. Он был гораздо лучшим любовником, чем бойцом.

– Он великолепен в постели, но отстой в отношениях.

– Он не во всем «отстой в отношениях», как ты выразилась, но я понимаю, что ты не видела всего в чем он хорош так, как видел я.

– Я никогда не была с ним ни на одном свидании.

– Ты была с нами обоими.

– Пожалуйста, никогда не води меня больше в оперу.

Он рассмеялся, но опять же это был тот осторожный смех, восхитительный, но это все еще была маскировка.

– Ашеру, в отличии от тебя, действительно нравится то, что теперь называют высокоинтеллектуальной культурой.

– Полная версия «Спящей Красавицы» Чайковского вызвала у меня желание наложить на себя руки, а мне казалось, я люблю балет.

– Большинство людей любят подборки известных постановок балета, но понятия не имеют, сколько времени было сокращено.

Ладно, стоило признаться, что я полная деревенщина, но стук в дверь спас меня. Я хотела спросить, кто там, но только подумав об этом, почувствовала Никки по другую сторону двери, и. . Синрика.

– Почему с ним Син? – спросила я вслух.

– Не знаю, – ответил Жан-Клод, затем позвал: – Входи, Николас.

Дверь открылась, и широкие плечи Никки заполнили ее, когда он прошел, но над его головой виднелись несколько дюймов темных волос, потому что Синрик был более высоким их них двоих.

– Я уже говорил тебе, Жан-Клод, просто Никки, это не сокращенное имя.

– Прошу прощения, Никки, но, кажется, слишком короткое имя для человека, которым ты стал.

Он пожал плечами, насколько позволяла его мускулатура.

– Моего деда по материнской линии звали Николас, суку, которая называла себя моей матерью, назвали Николь в его честь, а меня назвали Никки в честь них обоих. Позволь просто сказать, коль уж подняли эту тему, я знаю, что Натэниэл хочет назвать мальчика Николас в честь его покойного брата, но я бы предпочел этого не делать.

– Какого мальчика мы хотим так назвать? – спросила я.

– Вашего, – ответил Синрик.

– Син, всегда удовольствие видеть тебя, но сейчас у нас приватный разговор к Никки, – сказал Жан-Клод.

– Хочешь сказать, что Натэниэл уже выбирает имена для детей? – встряла я.

– Ты же знаешь, как он бредит детьми, – сказал Никки.

– Выбор имен – это куда больше, чем бредить детьми, – возразила я.

– Ты знаешь, Анита, как Натэниэл хочет семью, – сказал Син.

– Да, и, если бы он мог забеременеть, мы бы поговорили об этом, но поскольку я единственная утроба в наших отношениях, этого не произойдет.

– Ты больше не единственная девушка, – заметил Син.

Я уставилась на него, готовая разозлиться на Натэниэла за то, что он выбирал имена для ребенка, на которого я не подписывалась, но нацелившись на того, кто рядом.

– Что это значит?

– Это означает, что когда Натэниэл в последний раз упоминал о желании завести ребенка, там была Фортуна и она сказала, что вполне готова.

– Иметь ребенка от Натэниэла? – спросила я

– Так далеко не зашло, но у нее никогда не было детей, и, так как они с Эхо чувствуют себя в безопасности, она задумалась об этом, вот и все. – Син протянул руки в небольшом отталкивающем жесте.

– Думаю, поговорю с ней о детях в самолете, – буркнула я, и была очень зла, но также, там были какие-то и другие эмоции. Я поняла, что мысль о том, что у Натэниэла будет ребенок от другой женщины, меня очень тревожит. Черт побери, я не хочу размножаться!

– Не хотел развязать скандал, Анита. Ты сказала, что против беременеть и заводить детей. Я думал, то, что другая женщина в нашей поли-группе готова забеременеть, решит все, а не разозлит тебя, – пояснил Син.

– Что ж, это ничего не решило, – сказала я, злобно. Проклятие.

– Ma petite, у нас нет времени на спор, если хочешь успеть покормиться до вылета.

– Вообще, мелкий прав, – заговорил Никки. – Если бы твое единственное возражение заключалось в том, что нужно забеременеть кому-то еще, то это решило бы проблему. – Он наблюдал за мной, и что-то в том, как он это сказал, дало мне понять, что он чувствовал именно то, что чувствовала я сама. Я не могла чувствовать его эмоции так, как могла с Жан-Клодом или даже Синриком, если бы опустила свои психические щиты, но также не могла удержать Никки от ощущения моих эмоций так, как могла других. Как моя невеста, Никки был вынужден делать меня счастливой. Это буквально, казалось, причиняло ему дискомфорт, если не боль, если я чувствовала себя несчастной. Он, вроде, никогда не делился ни с кем из других людей в нашей жизни тем, что чувствовал от меня, но взгляд его глаз сказал, что из всех, он, точно знал, почему я расстроена.

– Эта тема реально выбивает из колеи, – сказала я, и в моем голосе все еще была нотка гнева, но в основном он звучал стервозно и плаксиво, и я ненавидела слышать это в своем собственном голосе. Я могла бы поступить разумнее. Как-то я сказала Натэниэлу, что, если он забеременеет, мы поговорим о детях серьезнее. Это был мой способ откреститься от темы, но одна вещь, которую я не учла, когда мы добавили других женщин в нашу поли-группу, заключалась в том, что я была не единственная, кто мог забеременеть. И стало неожиданностью, как мне будет плохо от мысли о том, что кто-то другой носит ребенка Натэниэла. Я все еще не хотела беременеть, но и не хотела, чтобы он делал это с кем-то еще, что не имело никакого смысла. Но одна вещь, которую я усвоила на терапии, это то, что только потому, что чувство не имеет смысла, еще не заставляет тебя перестать это чувствовать.

– Я не хотел делать все еще более сложным или странным, – пробубнил Синрик.

Никки посмотрел на него взглядом, в котором читалось, что он сомневается в последней части. Он не часто так смотрел на Синрика, так что что-то произошло.

– Давай, малыш. Скажи им, чего ты хочешь, чтобы это не усложняло задачу или не делало ее более странной.

– Только не говори, что я ошибаюсь.

– Я не говорил, что ты ошибаешься. Я просто не сказал, что ты был прав.

– Либо одно, либо другое, – возразил Синрик.

– Нет, ты можешь быть прав и не прав одновременно.

– Нет, не могу, – настоял Синрик.

– Насколько бы я ни хотела, чтобы мир был черно-белым, да или нет, правильно или неправильно, Никки прав: иногда ты можешь быть обоими, – сказала я.

– Ах, ma petite, ты так помудрела с тех пор, как мы впервые встретились, потому что тогда ты верила, что мир черно-белый без серого между ними.

– Что это значит? – спросил Синрик.

– Это значит, что когда-то я бы согласилась с тобой, что невозможно быть правым и неправым одновременно.

– Я все еще не понимаю, – сказал он.

– Расскажи им свой план, и они тебе объяснят, – сказал Никки.

Синрик состроил упрямое лицо.

– Логично, – ответил он.

– Я спорю с тобой не о логике, мелкий.

– Прошу, перестань называть меня мелким. Это не очень помогает мне высказать свою точку зрения.

– Не моя проблема – помогать тебе высказывать свою точку зрения, – сказал Никки.

Я нахмурилась на обоих.

– Почему вы грызетесь?

– Мелкий, ой, прости, Син, пытается меня бортануть.

Синрик закатил глаза.

– Спасибо за элегантно ввернутое словцо, Никки.

– Всегда пожалуйста, – сказал он с вполне искренней улыбкой, как будто не понял сарказма. Я знала, что понял, но также знала, что он был прекрасным актером, когда хотел или ему это было нужно. Фишка социопатов.

– Хватит разговоров, Синрик, – сказала я, – Говори в чем дело.

– Прошу, Анита, называй мое имя.

– Это и есть твое имя.

– Тогда используй прозвище, которое я предпочитаю.

Я глубоко вздохнула, но, в конце концов, сказала:

– Хорошо, Син. Но пиши хотя бы имя как С-У-Н^[4]4
  C-Y-N – непередаваемая игра слов. Полное имя Cynric (Синрик), но он сокращает его до Син, которое произносится как: Sin, что в переводе с англ. означает Грех и он так же пишет свое «сокращенное имя» через «i»


[Закрыть].

– Ты же знаешь, что так оно неправильно произносится.

– Знаю, знаю. Тебя бы назвали: Синди, Сидни, или Сид^[5]5
  Cindy, Sidney, Sid


[Закрыть].

– Или Кэрол, Карен, Карл, или Кэнди^[6]6
  Carol, Karen, Carl, Candy


[Закрыть] – это было моим любимым, когда я писал его как С-У-Н.

– Ладно, Син, пиши его как оно звучит. Так что случилось? – спросила я, не пытаясь скрыть капризность в голосе.

Его выражение из упрямого превратилось в его версию капризного. Он был очень красивым парнем, но не в таком настроении. Многие мужчины, и женщины, в моей жизни, уже давно отступили бы, но Синрик, прошу прощения, Син, имел черту твердолобости и решительности, составляя серьезную конкуренцию моим, а это о чем-то говорило.

– Никки едет с Анитой в Ирландию вместе с тремя вампирами. Если он даст кровь Жан-Клоду сейчас, то не сможет быть донором еще пару дней. Так же как и для Аниты с ее ardeur, но я могу накормить ее и дать кровь Жан-Клоду сейчас и оставить Никки свежим на потом.

– Звучит так, как будто Никки какой-то помидор, из которого мы выжмем все соки, – проворчала я.

– Ну разве не точное определение? – пожал плечами, Син.

Никки хмыкнул, издав низкий, утробный звук.

Я посмотрела на него.

– Мы заставляем тебя чувствовать себя как вещь?

Улыбка все еще держалась на его лице, когда он сказал:

– Нет, но мы влюблены друг в друга, и когда ты питаешься, секс является частью наших отношений.

– И я заставляю тебя чувствовать себя куском еды, а не человеком? – спросил Жан-Клод.

Никки покачал головой.

– Иногда ты заставляешь меня чувствовать себя как добыча, но не еда.

– Я не вижу в тебе добычу, Никки.

– Может добыча не совсем подходящее слово. Как ты называешь того, кого пытаешься соблазнить?

Жан-Клод выглядел удивленным, что могло быть абсолютным притворством, но я так не думала, или, может, не хотела так думать.

– Клянусь тебе, Никки, я не пытался тебя соблазнить, когда ты позволял мне кормиться.

Никки с минуту изучал лицо вампира, затем повернулся ко мне.

– Он пытался?

– Соблазнить тебя?

Он кивнул.

– Нет, я имею в виду, не совсем. Жан-Клод весьма чувственный почти во всем, что он делает, и к взятию крови относится как к чему-то важному. Он не приемлет фаст-фуд, если ты понимаешь, о чем я.

– Ты жертвуешь свою кровь, чтобы поддерживать мою жизнь и здоровье. Как я могу относиться к этому иначе, чем как к священному дару?

– Священный дар – мне нравится, – одобрила я.

– Вы просто проигнорируете мое предложение? – спросил Син.

– Думаю, мы надеялись, что ты передумаешь, – сказала я.

– Почему?

– Никогда не брал у тебя кровь, neveu^[7]7
  Neveu – Племянник (с фр.) Произносится как: Новю


[Закрыть], и не стал бы начинать сейчас.

– Почему нет?

– Ты не понимаешь, о чем просишь меня.

– Я давал кровь Эхо.

– Ты ее любовник и любовник ее жены. Я называю тебя neveu. Это значит «племянник», и я использую это слово очень сознательно, Син.

– Знаю, – кивнул, Син, – ты используешь его, чтобы напомнить себе, что я твой любимый племянник, принц твоему королю, а не романтический партнер.

– Если ты все это знаешь, то, как можешь так себя мне предлагать?

– Я не предлагаю заняться с тобой сексом, Жан-Клод, просто дать кровь.

– С Жан-Клодом, это не просто кровь, – сказал я, изучая его лицо. Я бы опустила щиты и поняла, что он на самом деле чувствует, или даже думает, потому что могла разделить это с моими животными зова, но не рвалась быть эмоционально ближе. До тех пор, пока не узнаю, к чему он ведет и почему, я не была уверена, что хочу, чтобы Син оказался так глубоко в моей голове.

– Я знаю, что он, как и любой вампир, может взять кровь, не вторгаясь в мое сознание.

– Но тогда это просто боль, – сказал Жан-Клод.

– Я согласен на это, – ответил Син.

– А я нет.

Тогда Син посмотрел на вампира.

– Почему нет?

– Я долгим и упорным трудом добивался того, чтобы в моей жизни было так много людей, о которых забочусь, которые охотно даруют свою кровь. Мне не нужно брать кровь там, где я могу ее найти, Син, лишь там, где я этого хочу.

– Я хочу, чтобы меня серьезно рассмотрели на включение в церемонию обязательств.

– Мы знаем об этом, neveu.

– Я все время спрашивал, почему меня не рассматривают всерьез, и, наконец, кто-то сказал мне, что это потому, что ты видишь во мне любимого племянника, а на племяннике ты не женишься.

Жан-Клод пожал в изумительной Гаэльской манере плечами, хотя выглядит это куда изящней, чем звучит. Этот прекрасный жест значил все и ничего и казался таким французским.

– Здесь не только Жан-Клод, Син, – сказала я. – Мика тоже не знает, что с тобой делать.

– Но он спит с тобой, Натэниэлом, и со мной в одной постели. Мы все занимались с тобой сексом одновременно.

– Это так, но он все еще не называет тебя братом-мужем.

– Я спросил Мику, прежде чем он уехал из города, и он ответил, что если все согласятся, он не будет против.

– Я смотрю ты времени зря не терял, да? – сказала я, и капризность вернулась. Я старалась не конфликтовать с Сином, но не выходило.

– Мне жаль, neveu, но я не соглашусь надеть кольцо на твой палец. Это не те отношения, которые мы имеем или хотим.

– Никки дает тебе кровь, и он не твой любовник.

– Это правда, но ты уже слышал, как он обвиняет меня в попытке его соблазнить, хотя я не пытался. Я из линии вампиров, которые черпают силу из чувственных, сексуальных вещей и эмоций, которые это вызывает у людей. Я горжусь тобой, как дядя или даже отец. И не могу думать о тебе так, а потом держать тебя в объятиях, пока погружаю клыки в твою плоть и высасываю частичку твоей жизненной силы.

На мгновение на лице Сина мелькнуло сомнение, но он покачал головой.

– Я ценю наши отношения, Жан-Клод. Мне нравится быть молодым принцем для твоего короля, но я не хочу терять свое место с Анитой и остальными.

– Ничто не угрожает твоему месту с нами, – сказал я.

– Ты уже исключила некоторых из твоих других тигров из своей жизни в качестве любовников и пищи для ardeur, Анита. – покачал он головой.

– Если бы я пытался регулярно спать со всеми, с кем связана метафизически, люди, составляющие основу моей жизни, вообще не видели бы меня.

– А я вхожу в этот круг, Анита?

Я вздохнула и хотела сказать что-то другое, но сказала лишь правду.

– Да.

– Тогда почему ты все время отдаляешься от меня?

– Мы это обсуждали, Син.

– Я не могу изменить тот факт, что мне всего девятнадцать, или что ты на двенадцать лет старше меня.

– Знаю, – сказала я.

– Знаешь?

– Да. Знаю.

– Тогда почему ты меня наказываешь за это?

– Я тебя не наказываю.

– На этот раз тут я соглашусь с мелким, Анита, – встрял Никки.

Я глянула на него.

– Я думала, что ты создан, чтобы делать меня счастливой, особенно с тобой. Просто чтобы прояснить, это не делает меня счастливее.

Он посмотрел на меня.

– Я помогаю тебе быть счастливой.

– Это уже мне решать.

– Когда ты не так странно относишься к Сину, он часть того, что делает тебя счастливее. Ты знаешь, почему он был со мной, когда они передали мне сообщение Жан-Клода?

Казалось, Никки меняет тему, но я сказала:

– Конечно же, я этого не знаю. Ты меняешь тему?

– Так как Натэниэл этим вечером будет в Ирландии, а он главный повар в нашей поли-группе, Син обсуждал со мной, что он будет готовить на ужин. Он все обдумал и пришел ко мне с планом.

Я перевела взгляд с одного к другому.

– Это замечательно, – сказал я.

– Син и я помощники шеф-повара для Натэниэла большую часть времени, или готовим некоторые из блюд.

– Я знаю.

– Тогда почему ты так удивлена, что мы планировали меню, на время отъезда Натэниэла?

– Думаю, мы забираем с собой большинство людей, для которых вы готовите.

– Сегодня дома в округе Джефферсон с нами Зик, Джина и Ченс. Они будут ждать нас, и мы всегда готовим, когда там.

Мне стало стыдно, что совсем забыла о маленькой семье, которая теперь проводила больше времени в моем доме, чем я сама.

– Мне бы даже в голову не пришло позвонить им. Мне жаль.

– У нас все схвачено, Анита. Мы все проконтролировали, потому что я сажусь в самолет вместе с Натэниэлом.

– Прости, Син. Я даже не подумала, что Натэниэл выполняет большую часть приготовлений и составления блюд.

– Как только Натэниэл с Никки узнали об этом, они сразу сказали мне, чтобы я мог начать планировать. Натэниэл кажется торопился догнать Дамиана, так что, Никки остался помочь мне с составлением.

– Но я не сказала тебе, и это свинство с моей стороны.

Он кивнул, пожал плечами, и затем сказал,

– Свинством будет скрывать это, ага.

– Мы с Сином обсуждали меню, как ему в голову пришла новая идея, которая больше касалась личных вещей.

– Хочу ли я знать о чем? – спросила я.

– Думаю, что это прояснит некоторые вещи.

Я глубоко вздохнула, медленно выдохнула и посмотрел на Сина

– Окей, слушаю.

– Мы слушаем, – поправил Жан-Клод.

Син сглотнул и внезапно стал выглядеть моложе девятнадцати, почти таким же юным, как подросток, которого я впервые встретила.

– Мы все разделяем эмоции, мысли, чувства друг друга. Я знаю, что обстоятельства встречи и разница в возрасте беспокоят Аниту, но я подумал, может быть, тот факт, что Жан-Клод держал меня на расстоянии вытянутой руки эмоционально, влияет на ее отношение ко мне.

– Что ты этим хочешь сказать? – спросила я.

– Жан-Клод проделал большую работу, чтобы стать мне хорошим опекуном. Он начал называть меня племянником, чтобы подчеркнуть, что я не его парень, или мальчик-игрушка, или что-то сексуальное. Я ценю приложенные им усилия, но что если из-за того, что он так усердно старался держать меня в «детской», в коробке «сына», и осложнило все для тебя, в плане романтических чувств ко мне?

Я покачала головой.

– У меня возникли эти проблемы в наших отношениях, еще до того, как Жан-Клод повстречал тебя.

– Мы оба были очень травмированы Матерью Всея Тьмы, Анита.

– Ты не выглядел травмированным. Ты, казалась, был… одержимым мной, – подобрала я слово.

– С тобой у меня был первый секс в моей жизни. Логично, что это может быть довольно ошеломляющим.

Я подумала о недавнем открытии, что Ашер был первым любовником Жан-Клода. Это многое объяснило, почему он так долго терпел выходки Ашера.

– Хочешь сказать, что «Аффффигенннный секс, детка» заставил тебя казаться менее травмированным для меня.

– Что-то вроде того.

Я посмотрела на Жан-Клода.

– Может ли Син быть прав? Могут ли твои усилия удержать его в «детской/племянник» коробке повлиять на мое к нему отношение?

– Возможно.

– Что ты чувствуешь, когда ловишь сексуальное влечение Аниты к Сину? – спросил Никки.

Жан-Клод стал очень неподвижным. Его лицо превратилось в почти нечитаемую маску, красивую на вид, но отстраненную. Он очень старался не делиться тем, что чувствовал или думал.

– Я дистанцируюсь от нее, когда она испытывает любовное влечение к нашему молодому принцу.

– Син прав: ты начал называть его юным принцем или племянником, создавая все условия для напоминания тебе о том, как он молод, вынуждая думать о нем как о очень юном родственнике, поэтому к нему приклеивается табу инцеста.

– Знаете, эта грандиозная терапия что-то не располагает меня хотеть прямо сейчас кормить на ком-либо ardeur, – пробурчала я.

– Ты должна покормиться, прежде чем сесть в самолет, ma petite. Твой страх полетов может ослабить контроль над ним, и будет прискорбно, случись это в самолете.

Я уставилась на него:

– Насколько прискорбно? – спросила я.

– Если ты полностью потеряешь контроль, может быть вовлечен пилот, и насколько прискорбно будет зависеть от того, где вы будете пролетать, когда это произойдет, ma petite.

Я сглотнула, но, казалось, в горле застрял ком. Мне пришлось прокашляться, чтобы его протолкнуть.

– Ты реально побледнела, – прокомментировал Син.

– Я не люблю летать.

– Ты боишься летать, – поправил Никки.

– Перестань мне помогать, – проворчала я.

Он улыбнулся, но это была нежная улыбка.

– Я пытаюсь поддержать тебя.

Я посмотрела в единственный ясный голубой глаз и протянула ему руку.

– Знаю.

Он придвинулся и взял мою руку в свою.

– Ты – человек-слуга Жан-Клода, Анита. Это означает, что его отношение и эмоции влияют на тебя.

– Наши настроения могут влиять друг на друга, – сказала я.

Он сжал мою руку и сказал:

– Тогда, возможно, Син прав.

Я посмотрела на стоящего рядом с нами Жан-Клода. Он все еще выдавал вежливое пустое лицо, что означало, что он изо всех сил скрывал свои чувства и мысли.

– Жан-Клод, ты согласен со мной, что тот факт, что когда мы с Сином впервые были вместе, Мать Всея Тьмы трахнула нам мозги, заставил меня не влюбиться в него.

– Конечно, это повлияло на твое восприятие к нему, ma petite. Как же иначе?

– Да, но не усугубляет ли все, что ты поместил его в коробку «сына, которого у меня никогда не было»?

– Я, правда, не знаю.

– Тогда почему ты так сильно скрываешь то, что чувствуешь сейчас?

– Потому что мне не пришло в голову, что мои усилия рассматривать Синрика с позиции хорошего законного опекуна должны были блокировать твою способность полюбить его так, как ты могла бы.

– Ты чувствуешь себя глупо, потому что не учел такую возможность, – сказал Никки.

– Я бы выразился иначе, Никки, но да.

– Значит, я прав? – спросил Син.

– Я не могу сказать, что ты ошибаешься, – ответил Жан-Клод.

– Видишь? – сказал Ник. – Ты прав, и неправ, одновременно.

– Это как кошка Шредингера, – сказала я, – живая и мертвая одновременно, пока кто-то не откроет коробку.

– И что определяет, жива кошка или мертва? – спросил Син.

– Оставь метафоры, neveu. Это мое отношение могло убить кошку.

– Чтобы это так сильно повлияло на Аниту, ты, должно быть, хорошо постарался, чтобы сохранить Сина в коробке «юного племянника», – сказал Никки.

– Я его законный опекун. Бибиана и Макс доверили мне благополучие Синрика. Я пытался сделать как правильно для него.

– Ты был великолепен, Жан-Клод, – сказал Син, направляясь к нам троим.

– Я сделал все возможное.

– Никто не мог бы сделать лучше, – похвалил Синрик.

– Согласна, – подтвердила я.

– Согласен, – сказал Никки.

– Но мои усилия стоили Синрику любви Аниты.

– Позволь ним беспокоиться об этом, – сказала я.

– Нет, Анита. Жан-Клод должен помочь нам увидеть, действительно ли в этом проблема, – сказал Син.

– Как, – спросила я.

– Как мне исправить вред, который, возможно, я причинил?

– Я прав в том, чтобы сохранить Никки в качестве еды на время поездки.

– Звучит рассудительно, – согласился Жан-Клод.

– Кормись от меня сегодня. Если то, что ты положил меня в ящик «племянника», действительно вредит способности Аниты любить меня, тогда это должно помочь все изменить. Если это ничего не изменит, то дело в другом.

– Это опасный эксперимент, племянник.

– Если это не изменит ее чувств ко мне, тогда тебе больше не придется брать мою вену.

– Это может быть не так просто, Синрик, – сказал Жан-Клод.

– Ты назвал меня Синриком по крайней мере трижды. Ты никогда не забывал, что я предпочитаю – Син.

– Возможно, это попытка дистанцироваться еще больше? Син – довольно провокационное слово для использования в качестве имени.

– Я что-то упустил, – нахмурился Син.

– О чем? – спросил Жан-Клод.

Никки покачал мою руку.

– Думаю, я знаю о чем.

Я глянула на него, потому что до меня еще не дошло.

– Сину было всего семнадцать, когда он переехал сюда. Он вымахал на пятнадцать сантиметров, попал в качалку и начал заполнять всю эту высоту.

– К чему ты клонишь? – спросила я.

– Он не просто красив. Он на грани между симпатичным и красивым, мужчиной, спортивного телосложения ростом за сто восемьдесят.

Я переваривала это еще секунду, а потом до меня внезапно дошло.

– О. . дерьмо, – выдохнула я.

– Именно.

– Я все еще не догоняю, – сказал Син.

– Жан-Клод где-то только в прошлом году начал называть тебя племянником, верно? – спросил Никки.

– Где-то так.

– До прошлого года у тебя еще не начала развиваться мускулатура или преображаться лицо и все остальное.

Син моргнул, и на его лице щелкнуло озарение. Он выглядел удивленным, потом побледнел, а потом покраснел. Затем взял себя в руки, и, наконец, смог посмотреть на Жан-Клода, который нацепил самое осторожное выражение лица, какое я когда-либо видела у него.

– Ты был таким хорошим, благородным, а я пришел сюда и перешагнул через все это. Боже, Жан-Клод, мне жаль.

– И если мои усилия быть благородным удержали Аниту от того, чтобы отдать тебе свое сердце, то я сожалею.

– Теперь, когда мы все сожалеем, я остаюсь или ухожу? – спросил Никки.

Я продолжала держать его за руку, но сузила глаза.

– Не смотри на меня так, Анита. Тебе нужно покормиться, прежде чем попасть на самолет и у нас заканчивается время. – Он сжал мою руку, словно пытаясь мягчить тяжесть его слов.

– Практично и правильно, как обычно, Никки, – похвалил Жан-Клод. – И предлагаю компромисс.

– Какой компромисс? – подозрительно спросил Син. Его тон был похож на мой. Перенял ли он его от меня, или унаследовал через метафизику между нами? Мы никогда не узнаем, но это заставило меня задуматься, что еще он мог перенять у меня или я у него. Может, я наконец смогу бросить приличный крученый в футболе, так как Син был Мистером Квотербеком.

– Я хотел бы, чтобы ты увидел, как я беру кровь у Никки, прежде чем брать ее у тебя, Син.

– Иногда хорошо заранее увидеть, о чем ты просишь, – сказал Никки.

– Хочешь сказать, для тебя странно делиться кровью? – спросил Син.

– Если бы не терзался сомнениями, то сделал бы это раньше.

Сомнения не совсем то слово, которое употребил бы Никки, когда впервые пришел к нам. Думаю, мы все учились друг у друга.

– Ну, возьмешь ты кровь у Никки, и что потом? – спросил Син. Его большие темно-голубые глаза были сужены, и снова это было мое выражение на его лице.

– Если ma petite одобрит, то она накормит ardeur от тебя, и мы поделимся ею, как ты делишь ее с другими мужчинами. – Жан-Клод встретил его подозрение с таким же изящным, спокойным и нечитабельным выражением, как темная сторона луны.

Они оба посмотрели на меня. Никки нежно сжал мою руку. Я взглянул на него, а затем на двух других мужчин.

– Значит, это будет четверка? – спросила я.

– Кажется, так, – ответил Жан-Клод, все еще этим осторожным, приятным голосом.

– Просто чтобы ты знал, Син, лучше оговорить заранее, насколько другие мужчины могут прикасаться к тебе, пока все прикасаются к девушке, – предупредил Никки.

– Мы с тобой уже это оговаривали.

– Но не с Жан-Клодом.

Син посмотрел на вампира, и теперь на его лице не читалось никаких подозрений; на самом деле, он выглядел очень уверенным, почти высокомерным. В тот момент я поняла, что он красивый мужчина, который осознает свою красоту. Это было изменение с тех пор, когда он впервые пришел к нам, и, может, не в лучшую сторону, но это было на его лице, когда он стоял такой высокий и сильный. Внезапно вокруг него возникло почти осязаемое чувство энергетики. Частично это было присуще спортсменам, а частично от его, показавшегося, внутреннего зверя.