Текст книги "Багровая смерть (ЛП)"

Автор книги: Лорел Кей Гамильтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 53 страниц)

– Да, моя королева, но я и представить себе не мог, что Жан-Клод согласится на их шантаж. В его распоряжении были мы, Арлекин. По его команде мы бы выбрали цели и избавили его от врагов. Он мог править миром как король всех вампиров. Это то, что мы веками делали для старого совета.

– Жан-Клод не хотел, чтобы его правление началось с большего кровопролития, – возразила я.

– Но кровопролитие было, Анита, по всему миру было убито множество вампиров в сражении за власть над своим маленьким кусочком. Мы бы убили с точностью хирурга, срезающего больную плоть, чтобы тело снова стало целым. Вместо этого он позволил заразе распространиться по всему миру.

– Какой заразе? – не понял Син.

– Свободе, мой принц. Вампирам нельзя было предоставлять столько свободы, если он не хотел, чтобы остальным миром правила анархия, пока он с комфортом восседает в Америке.

– Если вы предвидели, что произойдет в Ирландии, вы должны были сделать это предметом для торга, когда мы обсуждали, как справиться с положением совета, – сказала я.

– Конкретно эту проблему я не видел, потому что думал, что если кто-то и может сохранить свое королевство в безопасности, так это Миледи. Больше всего беспокоит то, что она потеряла контроль и силу.

– Потому что она была источником крови собственной кровной линии, – уточнила я.

– Exactement, Ma Reine, – он произнес это с прононсом, как птичка-крапивник, хотя я знала, что звук этот был не точно – ох, я имею в виду, не exactement – таким. Мне не нужны были воспоминания Жан-Клода, чтобы понять, что он сказал: «Именно, моя королева».

– Ты действительно думаешь, что Бешеная Сука Из Ирландии ослабела со смертью Марми Нуар?

– Я не могу придумать другого объяснения, – ответил он, хотя разговаривало все еще тело Пьеретты.

– Всегда бывают другие объяснения, – сказала я.

– Но это наиболее вероятное.

– Пьеретта думает, что магия фей настолько угасла в Ирландии, что это могло послужить причиной.

Он покачал ее головой:

– Non, моя королева. Это смерть нашей создательницы посеяла хаос в Ирландии.

– Ты не знаешь этого наверняка.

– Если ты едешь в Ирландию, мы тебе понадобимся.

– Увидим.

– Никто не знает страну и местных вампиров лучше нашего.

– Я знаю кое-кого, кто знает этих вампиров лучше любого из вас.

Изящное личико Пьеретты приняло выражение, которое я видела раньше только на лице Пьеро; мысль внушила ему отвращение.

– Ты не можешь сравнивать помощь, которую получишь от Дамиана, с тем, что можем для тебя сделать мы.

– Он мой вампир-слуга и третий в моем триумвирате силы. Это делает его очень полезным.

– Пьеретта уже достаточно четко изложила наши взгляды на бесполезность твоего триумвирата. Одно только наше владение оружием даст больше пользы, чем Дамиан или Натэниэл.

– Я об этом не знаю, – сказал Натэниэл, но его голос звучал неправильно, и когда я повернулась посмотреть на него, увидела, что его глаза больше не были лавандовыми. Они были зелеными.

21

Глаза Натэниэла снова стали лавандовыми к тому времени, как мы пришли в свою спальню к принявшему душ, хотя и очень обозленному вампиру. Он мерил комнату шагами, но нам с Натэниэлом было трудно принимать его гнев всерьез, потому что на нем не было ничего, кроме полотенца, обернутого вокруг талии. Он забывал, пытался жестикулировать обеими руками, и полотенце начинало соскальзывать, и ему пришлось его подхватить, чтобы сохранить свою скромность, и как бы он ни негодовал, на нас это уже не действовало.

Наконец я сказала:

– Если ты действительно хочешь донести до нас свою точку зрения, тебе нужно больше одежды.

Он прекратил вышагивать и повернулся к нам, одной рукой удерживая полотенце.

– Хочешь сказать, ты не можешь сконцентрироваться на моих словах из-за того, что я одет в полотенце?

– Нет, я хочу сказать, что не могу сконцентрироваться на том, что ты говоришь, потому что ты почти голый, на тебе полотенце, которое соскальзывает каждые два-три предложения.

– Прекрасно, просто прекрасно. Я наконец-то говорю о своих желаниях, а вы меня игнорируете, – он почти кричал.

– Мы тебя не игнорируем, Дамиан. Мы, если что, даже слишком много внимания тебе уделяем.

– Моему телу, а не моим словам!

– Разве ты не этого хотел? – спросил Натэниэл.

– Что? Получить еще двоих людей, которым наплевать, чего я хочу и в чем нуждаюсь, и которые вместо этого делают то, что нужно им? – он подошел к изножью кровати, где сидел Натэниэл, а рядом стояла я.

– Ты сказал, что то, чего ты хочешь, – быть желанным, желанным так, как мы с Анитой хотим друг друга и Мику.

Дамиан нахмурился так, как будто пытался думать, но не мог.

– Я не помню этого. Я многого не помню, – он очень драматично указал на меня. – Ты прокатилась на мне! Ты трахнула мне мозги!

– Эй-эй, полегче, это не я. Когда я первой проснулась и ничего не могла вспомнить, я то же самое подумала о тебе.

Это его остановило. Он посмотрел на меня, сдвинув брови, пытаясь вспомнить сквозь туман своей поврежденной памяти. Я пока не пробовала, потому что мне трахали мозг и раньше. Я знала, что если воспоминания вернутся, то вернутся медленно и сами по себе, или не вернутся вообще. Обычно что-то может напомнить о том, что случилось, и ты можешь мельком увидеть то, что произошло, но всему свое время. Ты можешь что-то делать, чтобы ускорить это, но всему есть цена.

– Я думал, Жан-Клод не может завладеть твоими воспоминаниями, потому что ты его человек-слуга и некромант.

– Я и не говорила, что это был Жан-Клод. Я сказала, что думала, это был ты, когда проснулась и ничего не помнила.

– Но я тоже ничего не помню, так что это не я.

– Нет, не ты.

– И не ты, – произнес он.

– Не-а.

– И не Жан-Клод, – добавил он.

– Не-а.

Он нахмурился сильнее, потирая одной рукой висок, а другой продолжая сжимать непослушное полотенце.

– Тогда что с нами случилось?

– Я сижу прямо тут, а ты меня полностью игнорируешь, – подал голос Натэниэл.

Дамиан покачал головой:

– Я не игнорирую тебя.

– Ты даже не спросил, помню ли я что-нибудь.

– Если мы с Анитой ничего не помним, то и ты тоже.

– Неужели? – Натэниэл наконец разозлился, и, думаю, я не могла его винить.

В каком-то смысле я сделала то же самое, полагая, что это не мог быть он. Он не мог взять под контроль силу, которую мы вызвали, и использовать ее против нас. Глядя, как Дамиан совершает ту же ошибку, я поняла, что мы оба недооценивали Натэниэла. Я была влюблена в него, но не видела в нем угрозу. Он был мужчиной ростом метр семьдесят пять, в очень хорошей форме и верлеопардом. Он мог быть физической угрозой, если бы захотел, но никто из нас не видел его таким. Он был единственным мужчиной в моей жизни, который поднял упавший пистолет и использовал его, чтобы убить кого-то, защищая мою жизнь. Пока Никки не начал охотиться на монстров вместе со мной, Натэниэл был единственным мужчиной в моей жизни, убившим ради моего спасения. И все же я все еще не думала, что он был тем, кто взял под контроль нас троих. Стыд и позор.

– Что, если я скажу тебе, что я помню? – спросил Натэниэл, и его голос содержал намек на тепло, которое покалывало мою кожу, и не так хорошо, как во время прелюдии. Это было больше похоже на смесь того, что я стою слишком близко к открытой духовке, и покалывание электричества по ближайшей к нему стороне моего тела. Его зверь начал отвечать на его гнев.

Я чуть отступила от него, чтобы мои звери не откликнулись.

– Что ты помнишь? – спросил Дамиан.

– Все.

Дамиан покачал головой:

– Не верю.

– Отчего же? – Натэниэл встал, и я внезапно осознала, что он всего на семь-восемь сантиметров ниже вампира. Сейчас это не выглядело разницей в росте, как бывало обычно.

– Что с тобой не так? – спросил Дамиан.

– Может, я устал, что меня не принимают всерьез в этих отношениях.

– В каких отношениях? У меня даже нет отношений с Анитой.

– А если у тебя нет отношений с девушкой, то их не может быть с парнем, так? – он двинулся вперед, вторгаясь в личное пространство Дамиана.

Дамиан отступил от него; я не была уверена, понял ли он, что сделал это.

– О чем ты, Натэниэл?

– Об этом. Я вот об этом, – он снял футболку одним плавным движением, обнажая красивую мускулистую грудь. От этого Дамиан сделал еще шаг назад. На этот раз он выглядел испуганным и знал, что отступил, но ему было все равно, и он отступил еще больше, когда Натэниэл повернулся к нему спиной и убрал косу на одну сторону.

Дамиан сначала выглядел непонимающим, как и я, но потом я увидела, как лицо вампира побледнело, что было сложно, потому что кожа его была белой как бумага, бледной даже для вампира.

– Что… что это?

– Ты знаешь, что это, – ответил Натэниэл все еще со злостью в голосе. Он глянул на меня, будто его гнев на Дамиана относился и ко мне.

Дамиан прекратил пятиться, сделал шаг к Натэниэлу. Затем еще один и протянул руку к его голой спине. Его ладонь дрожала, когда он протянул руку, но не коснулся, будто он не мог заставить себя преодолеть эти последние сантиметры. Это было уже слишком. Мне нужно было знать, что его так сильно пугало. Я пошла к ним под пристальным взглядом Натэниэла; его глаза из обычных, лавандовых стали почти виноградно-фиолетовыми. Не уверена, видела ли я когда-нибудь, чтобы его глаза так темнели от гнева.

Натэниэл наклонился вперед, чтобы я смогла лучше видеть, опустил правое плечо вниз и чуть дальше от руки Дамиана, но вампир не пытался закончить жест. Он выглядел застывшим посреди движения. Какого хрена?

Я положила ладонь на руку Натэниэла, чтобы опереться, поднялась на цыпочках посмотреть на его спину, и увидела аккуратные вампирские укусы, не на шее, а на спине. Один выше, возле плеча, а второй немного ниже, возле лопатки. Не было повода кусать там ради крови, не лучшее место для кормления. Было только две причины, чтобы укусить там: ради пытки или ради удовольствия. Я была почти уверена, о чем тогда думал Натэниэл. Он был счастлив от небольшой боли во время секса.

– Ты хочешь сказать, что это сделал я? – спросил Дамиан.

– И это, – Натэниэл показал укус с другой стороны шеи.

– У меня тоже есть, – сказала я.

Дамиан переводил взгляд с одного из нас на другого.

– Я просил больше крови, чтобы мы могли продолжать заниматься сексом. Так ведь? Это так?

– Да, – ответил Натэниэл, выпрямляясь. Его гнев начал спадать. Ему всегда было тяжело поддерживать ссору. Думаю, это помогало уравновесить мой собственный характер.

– Но укусы на твоей спине – не для того, чтобы я мог кормиться.

– Я просил тебя укусить меня, – сказал Натэниэл, поворачиваясь, чтобы увидеть лицо Дамиана.

Тот сильно нахмурился. Ему повезло, что он вечно молод, иначе у него появилась бы морщина между бровей, если бы он продолжал так часто делать.

– Когда? То есть, что мы делали, когда я тебя туда укусил?

– Ты помнишь, как кусал меня сюда? – Натэниэл повернул ногу так, чтобы показать внутреннюю сторону бедра. Он сдвинул штанину своих тренировочных шорт, чтобы показать укус.

– У меня тоже такой есть, – повторила я, и подняла штанины шорт, пока не обнаружился укус очень высоко на бедре изнутри. Если бы мы сегодня по-настоящему тренировались, я бы его чувствовала.

– Сколько раз мы… сделали это? – спросил Дамиан.

– Четыре, – ответила я.

– По одному на укус, – сказал он, – за исключением спины.

– Ты все еще не вспомнил, да? – спросил Натэниэл, выглядя печально.

– Я помню, как ты меня целовал, – я могла видеть, как Дамиан изо всех сил старается вспомнить, вернуть память, но иногда бывает так, что чем сильнее ты пытаешься, тем быстрее воспоминания ускользают.

– Это правда. Мы целовались.

Дамиан посмотрел на меня:

– Ты вспомнила все?

Я покачала головой.

Он нахмурился и взглянул на Натэниэла:

– А ты?

– Больше, чем помнит Анита.

Дамиан потер лоб.

– Почему я не могу вспомнить?

Натэниэл вздохнул и хотел что-то сказать, но я перебила:

– Мы вызвали больше силы, чем когда-либо вызывали втроем.

– Ну и почему я не могу вспомнить? Почему? Почему Натэниэл помнит больше?

– Жан-Клод думает, это потому что мы с тобой боремся с тем, чтобы быть вместе втроем, а Натэниэл – нет.

– Так потому что Натэниэл нормально к этому относится, он помнит обо всем, что мы делали?

– Что-то вроде того, – ответила я.

Натэниэл посмотрел на меня, выражение лица было мягким. Он протянул мне руку, и я ее приняла. Мы разделили между собой больше силы, чем это вообще у нас бывало, мы стали ближе к тому, чтобы быть настоящим триумвиратом, чем когда-либо раньше, и этого добилась не я и не Дамиан. Это сделал Натэниэл. Может, в каждом триумвирате нужен кто-то, кто не побоится оседлать силу и сесть за руль метафизического автобуса. Жан-Клод вел автобус своего триумвирата, со мной и Ричардом Зееманом, потому что Жан-Клод был единственным из нас, у кого не было семь пятниц на неделе в противоречиях.

– Как ты думаешь, что произошло бы с нашим с Жан-Клодом триумвиратом, если бы решения принимали мы с Ульфриком?

Дамиан нахмурился, но ответил:

– Он бы не работал. По крайней мере, не так хорошо, как сейчас.

– Отчего нет?

– Ричард ненавидит быть вервольфом, ненавидит, что его привлекает Жан-Клод, ненавидит то, что ему нравится грубый секс и связывание.

– И у меня были те же противоречия, как и у Ричарда, в отношении большинства из тех же вещей, – сказала я.

Дамиан кивнул:

– Если бы ты меньше заморачивалась насчет тебя и меня… – он покачал головой, прежде чем закончить предложение. – Это нечестно, а может быть, это просто бесполезно. Ты недостаточно хочешь меня, а вот Натэниэла – да.

– Я нашел способ вписаться в жизнь Аниты, а Мика хотел открыть свою жизнь достаточно, чтоб любить нас как тройничок.

Дамиан моргнул своими большими зелеными глазами и сказал:

– Тройничок. У нас был тройничок. Мы ведь не просто по очереди занимались с Анитой сексом, так?

Дамиан пристально смотрел на нас с легким ужасом.

– Ты на нас прокатился. Ты сказал Я хочу этого, – и твои глаза светились.

– Дамиан, ты сказал то же самое. Я помню, как ты это произнес, и это, пожалуй, мое последнее отчетливое воспоминание, – уточнила я.

– Я спрашивал вас обоих перед каждым шагом, а вы отвечали: «Да». Я не знал, что могу захватить ваше сознание. Я не знал, что могу вообще захватить хоть чье-то сознание. Я верлеопард, я не должен иметь таких сил.

Дамиан закрыл лицо руками и что-то пробормотал.

– Что? – переспросила я.

Он не открыл глаз, будто не мог выдержать взгляд на нас:

– Я просил тебя спуститься вниз, потому что Кардинал не могла из-за клыков. Я не люблю боль, а с клыками это трудно сделать без боли.

– Да, – отозвался Натэниэл.

– Я просил об этом, но не просил Аниту. Я просто сказал: «Спустись ниже». Я помню, вы оба… по очереди, – он опустил руки, и все еще выглядел напуганным. – У меня это было так давно, и это было так хорошо.

– Клянусь тебе, Дамиан, если бы ты сказал мне остановиться, я бы прекратил, – сказал Натэниэл.

– Я не говорил «нет». Теперь я это вспомнил. Я помню, как впервые прокатился на чужом разуме настолько полностью. Я не знал, что конкретно делаю. Я думал, та женщина хотела меня. Я не понимал этого до второй ночи, когда я попытался увидеть ее снова, и она совсем меня не помнила.

– Ты не бесишься? – спросил Натэниэл.

– Нет. Я помню, каково это, когда впервые возникает сила над разумом. Это пьянящая вещь. Я вампир. Я тот, кто мог тебе помочь научиться, но я слишком волновался из-за того, что ты мужчина и… О боги, я помню, как укусил тебя за спину, – он зажал рот ладонью. Я не могла прочесть его взгляд, но ничего хорошего в нем не было. Мы все могли опустить щиты и почувствовать эмоции друг друга, но слишком боялись сделать это. Нет, мы были абсолютно уверены, что нам не понравится то, что чувствуют другие.

У меня мелькнуло воспоминание: Натэниэл на мне, во мне, а потом – лицо Дамиана поверх его плеча. Глаза вампира горели зеленым пламенем, его собственной силой, не силой Натэниэла.

– Я думал, тебе понравилось, – сказал наконец Натэниэл. Гнев ушел и теперь исчезло и счастье удовлетворения, с которым он проснулся. Блядство.

Дамиан глубоко вздохнул и очень медленно выдохнул.

– Мне нравится… анал, и у меня было не много женщин, которые этим наслаждались.

– В смысле? – спросила я.

– Если бы вы оба были женщинами, я бы очень хорошо провел время. Единственное мое возражение заключается в том, что Натэниэл – мужчина, а я не люблю мужчин, но мне нравится, когда мне отсасывают, и я наслаждаюсь, имея кого-нибудь в зад. Мы не сделали ничего, чего я не мог бы сделать с двумя женщинами, так почему я должен психовать?

– Я не знаю, – сказал Натэниэл.

– У тебя те же проблемы с мужчинами, что у меня были с женщинами, – сказала я.

– Но у тебя сейчас трое или четверо любовниц? – удивленно спросил Дамиан.

– Было четверо, пока я не решила, что у Джейд намного больше проблем, чем я могла принять в постели с другой женщиной, так что трое.

– Как ты… Как ты сейчас с этим справляешься?

– Я была связана с Джейд метафизически, не предполагая того, а тебя всегда тянет к твоим зверям зова. Если бы мы с ней лучше подходили друг другу в спальне, она могла бы остаться моей единственной девушкой, но ей в сексе нравится почти противоположное тому, что нравится мне. Это, наконец, заставило меня понять, что то, что мужчины делают друг с другом, не плохо. Натэниэл – единственный по-настоящему бисексуальный из моих бойфрендов. Даже Жан-Клоду девушки нравятся больше, чем парни.

– Большинство людей совсем не такого о нем мнения, – заметил Дамиан.

– Я бываю в его голове. Я знаю, что его привлекает больше. Он любит мужчин – не поймите меня неправильно, – но не настолько, как показывает, чтобы я была счастлива. Просто это выглядит честно – попытаться ввести в наш круг женщин, которые будут скорее для моих любовников, а не только для меня.

– У тебя это и с Девом тоже было, – сказал Дамиан.

– Он настолько же би, как я, – усмехнулся Натэниэл.

– Но куда более ванильный, – сказала я.

– Скорее, шоколадный. [Rocky road – шоколадное мороженое]

– Соглашусь, – кивнула я.

– Такое ощущение, что я вроде как в ужасе от того, что мы сделали, но это не так. Похоже, если бы я думал, что должен расстраиваться, но я не так расстроен… Почему я не расстроен сильнее?

– Думаю, потому что Натэниэл руководил нашим маленьким тройничком, а он не испытывает противоречий в этой связи.

– Он разделил это с нами? – уточнил Дамиан.

– Возможно.

– Я помню, как сияли глаза у вас обоих.

– А я помню, что твои глаза были как зеленый огонь.

– Я хотел быть желанным так, как вы с Натэниэлом хотите друг друга. Я помню, как думал об этом.

– Я слышал твои мысли и дал тебе то, о чем ты мечтал, – сказал Натэниэл.

– Особенность линии Жан-Клода в том, что она угадывает стремления сердца и дает это, – пояснила я.

– Я хотел быть желанным для вас – и стал.

– Вроде того, – согласилась я.

– Да, – откликнулся Натэниэл.

– Что теперь? – спросил Дамиан.

– Если ты не злишься на меня, я действительно хочу обняться, – сказал Натэниэл.

– Не злюсь, – улыбнулся Дамиан. – Часть меня думает, что должен бы, но в основном я просто счастлив, что кто-то меня хочет. Думаю, это было самым тяжелым в уходе от Той-Что-Меня-Создала. Она была садистской сукой и издевалась надо мной, но она меня хотела именно так, как женщина хочет мужчину. Она заставила меня почувствовать себя желанным больше, чем кто-либо прежде, больным, извращенным способом серийного убийцы, но она говорила мне, что я ее любимая игрушка и я верил ей. Думаю, она позволила мне уйти к Жан-Клоду только потому, что, в конце концов, я ей наскучил. Думаю, она боялась, что в итоге уничтожит меня, и… часть ее не хотела этого делать.

– Ты хочешь сказать, что она дала Жан-Клоду выторговать тебя из-за того, что заботилась о тебе и боялась, что все кончится тем, что она навредит тебе навсегда? – спросила я.

– Да, – ответил он почти шепотом. – Я был так рад освободиться от нее, но никто больше не хотел меня так сильно. Нездорово звучит, не правда ли?

– Это немного похоже на Стокгольмский синдром [термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения (или угрозы применения) насилия], – поправила я.

– Я понимаю, – произнес Натэниэл. – Когда я торговал собой на улицах, я думал, что быть желанным и быть любимым – одно и то же. Теперь я знаю, что это не так, но если кто-то меня не хочет, то я не чувствую себя любимым.

– Да-да, – закивал Дамиан. – Кардинал любила меня, но через несколько месяцев она больше уже не хотела меня в постели, а если и хотела, то возникало множество вопросов о том, кого я себе представляю. Думаю ли я о ком-то из клиенток, с которыми танцевал, или о той, у которой брал кровь? Ощущение было такое, что она больше не хотела, чтобы меня забрал кто-то другой, чем хотела меня. Но она не была даже и близко настолько одержима мной, как Та-Что-Меня-Создала.

– Все хотят быть желанными, – заметил Натэниэл.

– Но не всегда вот таким вот образом, – сказала я.

– Я просто хочу быть желанным и чтоб вместе с тем меня не изводили.

Он все еще прижимал к талии полотенце, но оно соскользнуло с одной стороны, обнажая бедро больше, чем он, вероятно, хотел.

– Мне поможет, если я скажу, что часть меня хочет, чтобы ты сбросил полотенце?

– Хочешь увидеть меня обнаженным? – заулыбался он, пытаясь свести все к шутке.

– Да, – ответила я.

– Да, – сказал в один голос со мной Натэниэл.

Дамиан посмотрел на нас по очереди.

– Тебе на самом деле нужно начать уточнять, к кому из нас ты обращаешься, – сказала я.

Дамиан рассмеялся:

– Похоже на то. Не вполне уверен в своих чувствах на этот счет, но после того, что я только что вспомнил, – какого черта? – он позволил полотенцу упасть на пол и остался стоять, бледный и совершенный, и единственными пятнами цвета на чистой белизне кожи были обжигающе-багровый его волос и зелень молодой травы его глаз. Он опустил взгляд, будто не мог смотреть на нас, стоя перед нами обнаженным.

– Боже, ты прекрасен, – проговорила я.

Он поднял глаза и улыбнулся:

– Раньше ты мне никогда этого не говорила.

– Значит, была дурой.

Дамиан перевел взгляд на другого мужчину в комнате:

– Что ты можешь сказать, Натэниэл?

Тот нервно засмеялся и ответил:

– Думаю, то, что я хочу сказать, не сделает тебя счастливым со мной, и все идет намного лучше, чем я думал, поэтому позволь мне полюбоваться видом и много не говорить.

– Скажи, о чем ты думаешь.

– Нет, – замотал головой Натэниэл.

– Пожалуйста.

Он вздохнул и посмотрел на меня:

– Это ловушка, да? Как девчачья ловушка, только в исполнении парня?

– Не знаю.

Он снова посмотрел на Дамиана:

– Хорошо, но если это принесет мне неприятности, то снова я таким честным не буду.

– Понимаю, – сказал Дамиан.

Натэниэл со вздохом признался:

– Я хочу предложить тебе другую сторону шеи, чтобы мы снова могли опуститься вниз, пока ты не скажешь нам остановиться, или кончишь, или ты хочешь пойти другим путем. Ты хочешь трахнуть нас.

– Я это говорил, не так ли?

Натэниэл кивнул.

– Вы бы кончили, просто облизывая мой член, вы оба. Каждый со своей стороны как эскимо на палочке, которым вы делитесь, – его глаза затрепетали, он вздрогнул достаточно сильно, чтобы некоторые части его анатомии задрожали и отвлекли к чертям нас обоих.

– Ого, – произнесла я. – Не знаю, что изменилось, но че-ерт.

– Присоединяюсь, – добавил Натэниэл.

Дамиан улыбнулся:

– Я тоже не знаю, что изменилось, но мне нравится, что вы на меня смотрите так, словно я одна из самых прекрасных вещей, которые вы когда-либо видели. Я видел, именно так вы смотрите друг на друга и на Мику, но не на меня, – он двинулся к нам, обнаженный и соблазнительный.

– Терпеть не могу разрушать настрой – одному Богу известно, насколько, – но мне нужно собираться к перелету в Ирландию. Эдуарду нужна моя помощь.

Все счастье мгновенно слетело с лица Дамиана. Он стал настолько нечитаемым и отстраненным, как будто превратился в мраморную статую, белоснежную и совершенную, но не слишком живую.

– Что случилось на этот раз?

Натэниэл вздохнул:

– Я знаю, тебе нужно сказать ему, но я имею право чувствовать разочарование.

– Черт, я тоже разочарована, но мне нужно как можно скорее туда добраться.

– Скажи мне, – попросил Дамиан.

– Надень свое полотенце, и тогда я смогу собраться достаточно, чтобы рассказать, – сказала я.

На это он снова улыбнулся:

– Мне нравится, что я могу тебя настолько отвлечь.

– Полотенце – на место, и мы сможем поговорить о вампирах в Дублине.

Он вернулся за полотенцем и наклонился поднять его. Мы с Натэниэлом оба повернули головы, когда он двинулся, чтобы наш обзор был как можно лучше. Поймав друг друга на этом, мы захихикали, как тринадцатилетки, застуканные за разглядыванием фотографий голых людей в интернете.

– Что такого забавного? – не понял Дамиан.

– Просто восхищаюсь видом, – ответила я.

– Вот именно, – согласился Натэниэл.

Дамиан улыбнулся:

– Мне так нравится, что вы двое меня хотите, и думаю, что бы ни сделал с нами Натэниэл, оно продолжает действовать. Даже мысль о том, что моя бывшая госпожа творит отвратительные вещи в Ирландии, не может изменить того, что я счастлив быть желанным вами, – он нахмурился.

– Если ты счастлив, ты скорее должен улыбаться, – предположила я.

– А будет смысл, если я скажу, что не уверен, что должен быть от этого счастлив?

– О да, я полностью понимаю, – ответила я.

– Может, сможешь объяснить мне?

– Прости, Дамиан, но для меня это тоже не имеет смысла, – рассмеялась я. – Если что-то делает тебя счастливым, ты должен это просто принять и наслаждаться, но у меня есть целый список вещей, которые делают меня счастливой, и я как чертовски боролась за то, чтобы не испытывать от них удовольствия, не хотеть и не делать их, потому что они не соответствовали тому, кем я думала я была или должна быть.

– Ты хочешь сказать, я думаю, что не должен наслаждаться тем, как вы двое смотрите на меня, а я наслаждаюсь, и поэтому пытаюсь заставить себя сожалеть об этом, несмотря на то, что оно делает меня счастливым?

– Именно так.

– К ебаной матери. Просто скажи, что она натворила, Анита. Это должно быть достаточно ужасно, чтобы помочь нам ценить то счастье, которое мы заполучили.

Спорить с ним я не могла. Даже не хотела. Мы уселись на край кровати, потому что кресел было недостаточно, и я рассказала ему, что произошло в Дублине. Он был прав. Это было жутко, но оно не могло заставить нас перестать наслаждаться тем счастьем, которое мы только что обрели вместе. Это нас просто огорчило, а когда я попросила Дамиана отправиться со мной в Ирландию, он испугался. Натэниэл тоже не хотел, чтобы он ехал. Я предложила, чтобы нашими гидами по местным вампирам стали Пьеретта и Пьеро, но это понравилось Дамиану еще меньше. Он ненавидел их обоих за то, что они веками наблюдали как его и других вампиров пытали, но даже пальцем не шевельнули, чтобы помочь никому из них. Он ненавидел их настолько, что был готов вернуться в Ирландию и помочь мне раскрыть тайну. Говорят, любовь движет горы, и это так, но иногда и ненависть тоже. Любовь или ненависть, но помощь я получила.