Текст книги "Цветок Эридана (СИ)"

Автор книги: Лидия Розалиска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 49 страниц)

Глава 28. Навстречу судьбе

И потом он целует её

Там, где кончается море.

Её губы слабые и бледные,

И в его глазах слёзы.

(Rammstein)

Поздно вечером, когда они с Элией уже расправили постель, в дверь снова постучали. Ева-Мария вздрогнула: в последнее время кто бы ни пришёл, всё служило дурным предзнаменованием. Фрейлина накинула на плечи тёплый плащ, подаренный Неаем, и открыла дверь. В коридоре, рассеянно потирая ладони, стоял старик в длинной чёрной одежде. Когда-то он был высок, но тяжесть прожитых лет пригнула его к земле и изрыла лицо глубокими морщинами.

– Которая из вас Ева-Мария? – с резким акцентом спросил он.

– Что Вам угодно? – осведомилась принцесса, надменно вскинув голову.

Старик скользнул по ней оценивающим взглядом и прикрыл за собой дверь.

– Когда я был на тридцать лет моложе, девушки не задавали мне глупых вопросов, – проворчал он и цепко взял её за подбородок, поворачивая туда-сюда.

– Вы кто? – дёрнувшись назад, пролепетала королева.

– Зови меня доктор Регрер, милочка: я здесь, чтобы провести обследование. Какие чистые глаза! Жаль, что они не знают ни образов мира, ни его красок.

– У нас есть свой врач, – сердитым тоном ответила Ева-Мария.

Старик брезгливо оттопырил губы:

– Этот жалкий дилетант? Его место среди рыб! – он бесцеремонно заглянул девушке в рот и переключился на другие части тела, проверяя, здоровы ли суставы и кости.

– Но где же Ваши инструменты, сударь? – подала голос Элия, в растерянности наблюдая за тем, как Регрер прижался ухом к груди принцессы.

– Мне это ни к чему. Бездари от науки забыли, как звучит человеческое тело: их слух стал настолько толстым, что они не могут распознать фальшивые ноты без своих глупых приспособлений, – его руки опустились вниз и погладили выступающий живот.

– Не смейте трогать! – взвизгнула принцесса и ударила старика. Регрер заскрипел зубами.

– Не дёргайся, девчонка! Или мне позвать эдлеров, чтоб они тебя держали?

– Я королева Эридана! Только посмейте причинить мне вред!

Магистр склонился над её ухом и прошептал:

– Даже если король женится на тебе, ты всё равно останешься чужестранкой – здесь, в Мроаке, нет королев. Островом правят архонты и тинт, войско приводят эрлы. Они могут изгнать халдора и назначить нового. Знаешь, что они с тобой сделают?

– Вы запугиваете нас? Это смешно!

– Пока Хазар ставит общие интересы выше личных, он пользуется поддержкой, но жена и дети сделают его слишком уязвимым, – прошамкал доктор. – Никто этого не хочет.

– Вы предлагаете нам покинуть Мроак? – спросила фрейлина, подходя к кровати.

– Я мог бы вызвать преждевременные роды и под этим предлогом вывезти вас из замка. Ребёнок погибнет, но это не слишком большая плата за вашу свободу и благополучие Мроака.

– Убирайся прочь, сумасшедший старик! – воскликнула Ева-Мария и разрыдалась.

Регрер отступил назад.

– Ты должна слушаться меня! Младенца всё равно заберут – конечно, если ему вообще позволят родиться. Халдор не выглядел довольным, когда отправлял меня сюда.

Девушка застыла от негодования.

– Надо же, какая забота! Передайте ему, что мы тоже недовольны! Это не его дело!

– Ваше Величество, прошу Вас, не нервничайте, – умоляюще сказала Элия.

Старик злобно посмотрел на них и вышел, что-то бормоча по-мроаконски. За дверью с невозмутимым видом ждал Сорбус.

– Можно вопросик?

– Да, юноша? – в тусклом взоре учёного обозначилось удивление.

– Почему Хазар Вам доверяет? Ведь магистры не раз покушались на его жизнь.

– Я не имею отношения к самовлюблённым глупцам вроде Лага, – сварливо ответил тот. – В нужный момент я оказал королю услугу и теперь наслаждаюсь плодами.

– Какую именно?

– Не твоё дело, – огрызнулся старик. – Ну и молодёжь пошла! Везде норовят сунуть свой нос.

– Я слышал, Вы много лет изучаете людей, – продолжал воин. – Скажите, как заставить их делать то, что они не хотят?

Регрер хмыкнул и внимательно посмотрел на Сорбуса.

– Что конкретно тебя интересует?

– Мне нравится одна девушка, но она меня терпеть не может.

– Есть много способов склонить женщину к согласию: сила, уговоры, страх. Когда-то давно ко мне обратился архонт. Он жаловался, что пленницы отказываются работать в весёлом доме, приходится часто их наказывать. Были среди них и те, кто предпочитал самоубийство, лишь бы не достаться нежеланному мужчине. По их вине смотритель терпел большие убытки, а репутация дома страдала. Я дал ему средство, способное вызвать сильное и неодолимое влечение. Но не думай, что от этого возникают чувства – разве что чувство стыда за содеянное.

– Мне всё равно. Я хочу его получить.

Регрер противно захихикал.

– В твои годы мне не требовались зелья, чтоб уломать смазливую ясырку. С какой стати я должен помогать тебе, эдлер?

Его смех оборвался сдавленным всхлипом, потому что Сорбус схватил его за горло и указал вверх.

– Я умею убеждать, доктор. Как по-вашему, зачем нужны вон те перекладины под потолком?

– О-э-ы… – выдавил старик, кривясь от боли и тщетно пытаясь отодрать душившие его пальцы.

– Чтобы далеко не бегать, если надо кого-нибудь вздёрнуть, – продолжал молодой человек.

– Ладно… хорошо… – просипел Регрер.

– Не понимаю, почему вы, старики, так цепляетесь за жизнь, – презрительно сказал Сорбус и разжал кисть.

– Молодой и глупый, – глаза магистра горели злобой. – Топором махать научился, а разговаривать нет. Ничего, жизнь тебя ещё потреплет, щенок! Смотри, как бы халдор в тебе не разочаровался. Я дам тебе снадобье, но сначала отведи меня к Хазару: мне нужно сообщить ему о результатах.

– Нам не нравится эта идея! Мы никуда не поедем! – строптиво произнесла Ева-Мария. Она не спала всю ночь и теперь сидела за столом с бледным и несчастным видом.

– Тебя никто не спрашивает, – не глядя ответил Хазар.

– Вам придётся с нами считаться! – выкрикнула принцесса, бросая ложку. Этого ей показалось мало, и на пол полетели тарелка, блюдце и железный кубок.

Все оглянулись. Дратса вскочила с места, но халдор жестом велел ей сесть обратно и под сочувственные смешки подчинённых вывел принцессу из зала.

– Мне надоели твои выходки, особенно при посторонних, – без обиняков сказал он. – Я принял решение, а ты его ускорила. Иди собирай вещи. Раз в месяц вас будет навещать кто-нибудь из эдлеров. Просьбы, жалобы на дурное обращение в письменном виде.

– По какому праву Вы так с нами поступаете? – обиженно всхлипнула девушка, поняв, что несколько переборщила.

Её вопрос остался без ответа.

– Пожалуйста, не делайте этого! Пусть всё останется как есть. Мы обещаем больше не сердить Вас. Мы умоляем Вас! – королеве даже не приходилось притворяться: слёзы сами текли из её сиреневых глаз бурным потоком. – Почему Вы так жестоки? Вам надоело наше присутствие?

– Не только мне, – он окинул её хмурым взглядом. – Я не хочу у себя в замке истерик и скандалов.

– Разве мы кому-то мешаем? Вы погубите меня и моего ребёнка!

– Хватит лить слёзы, это не поможет, – холодно сказал король.

– Сжальтесь надо мной! Мы не можем жить в ссылке в какой-то глуши!

– Чем реже наши встречи, тем лучше, – Хазар был непреклонен.

– Пожалуйста, будьте милосердны! Отправьте нас в Эридан! Ради бога! – принцесса молитвенно сложила руки. – Мы сделаем всё, что Вы захотите!

– Эти глупости ни к чему. Что нужно, я беру сам, без просьб и одолжений, когда приходит время.

Ева-Мария залилась румянцем и молча опустила голову: она пребывала в уверенности, что перед её нежным голоском и слезами не устоит ни один мужчина, но впервые в жизни её мольбы остались без ответа.

На этом, собственно, всё и закончилось. После завтрака Элию и Еву-Марию сопроводили к выходу. В коридоре им встретилась другая процессия: несколько стражников во главе с Бэйдом вели во дворец красивую молодую девушку с чёрными волосами. Поравнявшись с ними, она повернула голову и ревниво оглядела принцессу.

– Chto za devka? – буркнул, замедляя шаг, вечно недовольный Никза.

– Na zamenu, – пошутил Бэйд.

У новоприбывшей тоже были вопросы, но в ответ на лопотанье девушки Бэйд втолкнул её в небольшую комнату, увешанную коврами и шкурами. Минимум мебели и непритязательность обстановки не смутили её – она развязала узел и принялась деловито раскладывать вещи. Её внимание привлёк большой короб с плетёной крышкой; вытащив лежавшую там одежду, гостья заверещала от восторга и кинулась к зеркалу. В это время кто-то постучал в дверь, и девушка обернулась, прижимая к груди ало-золотые шелка.

– Banya, – привычно сказал эдлер Клиц.

– Найтели где быть? – с трудом преодолевая чужой язык, спросила она.

Эдлер внимательно посмотрел на китийку и не ответил: за долгие годы службы он привык ни во что не вмешиваться и держать язык за зубами. Сопроводив брюнетку к банным и обратно, он исчез, оставив её одну. Девушка принялась наряжаться, напевая весёлые песенки; время пролетело незаметно, и наступил вечер.

Когда снаружи послышались шаги, китийка бросилась к дверям, предвкушая встречу с любимым, но при виде Клица её лицо скисло. Эдлер чуть не выронил поднос с едой: перед ним стояла необыкновенная красавица, гибкая и стройная, как стебель красной ивы.

– Где Найтели? – снова спросила она, в этот раз более недовольным тоном. – Qǐng nǐ jiào tā lái!158

Клиц шагнул назад и захлопнул дверь у неё перед носом. Женские кулачки забарабанили по створке, и порция пронзительных криков, похожих на проклятья, огласила коридор. Эдлер попятился и налетел на Сорбуса.

– Ты так разозлил принцессу, что она теперь ругается по– китийски? – шутливо спросил тот.

– Там не принцесса.

– А кто? – молодой человек не мог скрыть удивления.

– Другая девушка. Её привёл Бэйд.

– А где принцесса?

– Хазар сказал, что из-за того случая с Идгиль во дворце небезопасно, и Никза увёз обеих в верховья Лло. Слушай, ты же понимаешь по-ихнему, ответь ей что-нибудь.

Сорбус прислонился к двери и сделал вид что слушает, но мысли прыгали у него в голове, как поплавки на воде.

– Nǐ fàngxīn ba, tā bùzài, tā kāihuì qùle,159 – наконец сказал он.

За дверью замолчали.

– Ну всё, – с облегчением произнёс Клиц. – Идём ужинать. Давно приехал?

– Только что.

Сорбус был мрачен, и начальник охраны не стал расспрашивать, в чём дело. В юности, будучи гассером, он имел несколько неприятных встреч с Регрером. Старик и тогда был не подарок, а сейчас окончательно спятил; говорят, работавшие при нём квады не просыхали от рома, лишь бы не видеть и не слышать того, что происходило в стенах питомника.

Столовая была пуста. За столом сидел Бэйд; свой ужин он уже прикончил и теперь развлекался тем, что гонял по столу здоровенного паука.

– Соскучился по импакту? – попрекнул бездельника Клиц.

Мужчина широко улыбнулся:

– Там бегают зверюшки покрупнее, их так просто не прихлопнешь. Сорбус! Когда ты успел вернуться?

Эдлер присел на соседнюю скамью.

– Похоже, за ночь здесь кое-что изменилось, – осторожно сказал он, имея в виду Канарейку.

– Я не против перемен, – Бэйд плеснул себе вина. – Логично, что у Хазара кончилось терпение. Архонты стали слишком сильно давить на него: то не делай, в это не вмешивайся. Он мужик или кукла?

– Не всё так просто, – покачал головой Клиц. – Политику острова определяет тинт. Существуют традиции, которые нельзя нарушать, иначе Мроак погрязнет в войнах.

– Как будто до этого войн не было! Вся их политика сводилась к мутным торговым схемам и разжиганию недовольства. Вот увидишь, как только перебьём архонтов и их шавок, жизнь наладится.

– По-твоему, народу легче от мысли, что им правит Хазар? Никто не может жить спокойно без уверенности в завтрашнем дне. Квады хотят воевать, а простого крестьянина заботит погода, урожай, налоги, безопасность, наличие товара в лавке. Не думаю, что Хазар стал счастливее с того дня, как разогнал тинт и взвалил на себя чужое бремя. Всё это не по части халдора: он вынужден сидеть и разбирать хозяйственные дела, в то время как эрлы требуют от него военного похода.

– Не станет он забивать голову проблемами анзатов, – возразил Бэйд. – Пусть этим занимаются другие – например, Гленн. Тебе же известно, что он бывший архонт?

Клиц кивнул и подцепил ножом кусок мяса.

– Эрлы не привыкли вести учёт и решать земельные споры. Ниальп едва читает по слогам, Твазимхар ищет славы. А Тарг? Думаешь, он будет спокойно сидеть в Нахасне?

– Найдёт чем заняться. Может, он всю жизнь мечтал о замке и внуках, – хохотнул эдлер.

– Пойми, Бэйд, – терпеливо сказал Клиц, – архонты вели торговлю в обход запретов, наложенных Мировым Советом. Хазар, как легитимный правитель Эридана, не может больше заниматься контрабандой, надо вступать в Торговый Союз. А покуда Мроак не прекратит китобойный промысел – чего, разумеется, не случится, – с ним на материке разговаривать не будут.

– Чего ты раскудахтался, как старый ворон? Нам их союзы даром не нужны. Кого там волнуют наши интересы? Есть и другие пути. Хазар правильно делает, что налаживает связи за океаном.

– Мы зависим от чужого продовольствия, поэтому нас всегда будут держать на крючке, неважно кто – Совет или Агама. В цивилизованном мире нельзя нарушать запреты и вести себя как вздумается.

– Наше дело – выжить всем назло. Лично я не тревожусь по поводу имиджа. Грубые варвары, головорезы-пираты – как там дальше-то? Пусть тявкают что угодно: бессмысленное брызганье слюной ещё никому не навредило.

– Тогда о каких переменах ты говоришь? Что изменилось? Нас ненавидят, мы ненавидим, а народу есть нечего.

– Зато мы свободны, – Бэйд поднял перевёрнутую чашку, под которой томился паук, и животное побежало по столу. Клиц следил за ним своими грустными глазами.

– А нужна ли нам такая свобода, Бэйд?

– Халдор знает, что делает.

– Скорее, делает, что может, но знает не больше, чем ты или я.

– Ты чёртов пессимист, Клиц. Выйди в море, развейся. Смысл всё время сидеть в замке и охранять пауков? Я бы давно рехнулся. Наверное, поэтому в последнее время ты несёшь одну чушь.

– Чушь, значит? Ну-ну.

– Ты считаешь политику халдора неверной? А что бы ты сделал на его месте?

– Я бы ничего не делал. Нельзя просто так взять и изменить веками заведённый порядок.

– По-твоему, Смага и его прихвостни лучше заботились о стране? Да их только собственный кошелёк и волнует. Не шибко разбегутся накормить голодных, им главное карман набить и свалить с острова, ведь для уважаемых людей открыты все границы, особенно с деньгами.

– Их алчность можно было обратить себе на пользу. Кроме того, среди богатых людей тоже есть патриоты.

– Я таких не встречал. Когда твои прибыли зависят от чужих телодвижений, начинаешь невольно подстраиваться под эти пляски, и в один прекрасный миг понимаешь, что танцуешь под чужую музыку, а остановиться-то не можешь. Всех их крепко держат за яйца, а в такой позе совсем не до национального величия.

Начальник караула хмыкнул. Сорбус и слушал, и не слушал их затянувшийся спор. Он думал о женщинах, чьи судьбы так или иначе оказались связаны с Мроаком. Словно в ответ на его мысли, дверь отворилась, и в помещение вошли двое.

– Разорви меня акула! Где мой ужин? – с порога рявкнул Криегор.

– Поищи на кухне, – лениво ответил Бэйд. – Интересно, куда делся Найтли? Прячется от Канарейки?

– Чего? К нам залетела новая пташка?

– Не к нам, в гнёздышко повыше.

– Етить! – с досадой сказал эдлер, а Киллах да Кид презрительно выпятил губы:

– Похоже, скоро сюда весь бордель переедет.

– Хорошо же, далеко ходить не надо, – Бэйд встал и потянулся. – Счастливо вам нажраться. Пойду прогуляюсь.

– Эй, слышь, – уписывая мясо, пробасил Криегор. – Зайди к Хазару, он чё-то с тебя хотел.

Бэйд, посвистывая, направился к халдору, где получил указание привести китийку. Сорбус следовал за ним. Канарейка сидела в комнате, по-прежнему не притрагиваясь к еде. Её нарядный облик контрастировал с унылым выражением лица, но при виде Бэйда она воспряла духом. Не слушая её надоедливого чириканья, эдлер вывел брюнетку в коридор. Сорбус шёл за ними, стараясь не наступать на струившийся по полу шёлк. В таком порядке они добрались до большой, ярко освещённой комнаты. Вход охраняла стража. Вокруг стола с макетами и чертежами толпились люди, худощавый зубастый кардант, возбуждённо размахивая руками, в чём-то убеждал собравшихся. При появлении девушки несколько человек отвлеклись, а король, даже не удосужившись взглянуть на неё, буркнул:

– Ждите за дверью, я ещё не закончил.

Пленница напряжённо рассматривала мужчин, ища кого-то глазами. Услышав голос Хазара, она побледнела от страха. Эдлер вытолкал её из зала, и она ответила гневной тирадой, смысл которой понял только Сорбус.

– Спокойно, птичка, – ласково сказал Бэйд, погладив её по щеке. В это время дверь открылась, и из зала вышел Найтли.

– Найтели! – закричала Канарейка, вырываясь из рук Бэйда. Её пальцы вцепились в кожаный нагрудник эдлера, и она прижалась к нему в невыразимом порыве счастья. – Wǒ xiǎng nǐ! Wǒ yīzhí děng nǐ ne!160

– Перестань, – велел он и отстранился. – Тут не бордель. Не кричи.

– Qiú qiú nǐ bié shānghài wǒ. Nǐ zěnme néng rúcǐ lěngkù ér mòshì yīqiè? Nǐ bù ài wǒ ma?161

– Прими это и успокойся. Ты здесь для другого.

– Nĭ zěn bù zăo shuō ya? – пролепетала девушка. Маленькие кулачки заколотили по его груди. – Nǐ zěnme hǒngpiàn wǒ ne?!162

Эдлер взял её за плечи. Китийка вырвалась из его рук и скрылась в соседней комнате. Лязгнул засов. "Ты привёл меня для своего короля, – кричала она в истерике. – Ты меня обманул! Я не пришла бы в этот дворец, если бы тебя не любила! Мне не нужен никто! Я лучше убью себя!"

– Мэй Ли, открой дверь, – спокойно сказал Найтли, подёргав за ручку.

Она ответила, что проклинает его. Бэйд оттолкнул приятеля и начал убеждать девушку, что никто не причинит ей вреда, что она неправильно всё поняла и ей не следует злиться на Найтли, потому что он всего лишь выполнял приказ. Рыдания за дверью стихли, потом послышалось тихое "Duìbùqǐ".163

Прождав ещё немного, Бэйд повернулся и сказал, что придётся ломать дверь. Найтли возразил, что это вызовет много шума и вопросов. Тем временем собрание закончилось, и посетители по одному покидали зал, удивлённо взглядывая на эдлеров.

– Ну? – мрачно спросил Хазар, выходя последним. – Какого чёрта вы тут встали?

– У нас небольшая проблема, мессир, – сказал Бэйд, переглянувшись с остальными.

– Проблема? Так решайте, – рыкнул король и прошёл мимо.

– Неси кувалду, Сорбус, – приказал Найтли: его, должно быть, беспокоило молчание за дверью.

Когда петли были сбиты и дверь отвалилась наружу, Бэйд тихо произнёс: "Чёрт" и отступил назад. В центре комнаты в луже крови ничком лежала Канарейка. Её грудь и лицо были забрызганы красным, а пальцы обеих рук сжимали воткнутую в шею золотую заколку.

Дирижабль приземлился в забытой богом долине среди неприступных скал. Несмотря на конец апреля, здесь всё ещё лежал глубокий снег. Внизу виднелось мелкое озерцо, питаемое тёплыми источниками и потому не скованное льдом. Солнечные лучи пронизывали клубившийся над ним туман, а рядом на камнях искрился иней. Невдалеке от воды стоял каменный дом с узкими окнами и плоской крышей, с пустым дверным проёмом, открытым всем ветрам. От грубой каменной кладки веяло холодом, из щелей торчал сухой мох. Немного подальше располагался маленький флигель с пристроем. Здесь Еве-Марии предстояло провести оставшиеся до родов месяцы.

Выбравшись из гондолы, девушки побрели к дому, по колено увязая в снегу. Дратса шла за ними, закинув на плечи огромный тюк со шкурами и ухмыляясь так, будто приехала на курорт. Несколько воинов занялись разгрузкой корабля, перетаскивая в дом одежду, инструменты и продовольствие.

Перешагнув через сугроб на крыльце, Элия Кельвин в растерянности оглядела жилище. Тонкая внутренняя перегородка разделяла помещение на две части: в одной находились очаг и стол, в другой – костяные нары с железными опорами. Обожжённый земляной пол был завален всяким мусором, в окна надувало снег – похоже, мрак и холод были здесь единственными постоянными жильцами.

– Тут так холодно, – пожаловалась Ева-Мария, кутаясь в длинную меховую мантию. – Разве можно жить в таком доме? Мы же умрём!

– Надо развести огонь, – Элия огляделась в поисках дров.

– На вот, заткни окна, – Дратса швырнула ей в лицо несколько шкур.

После того как все проёмы были завешаны, в доме стало ещё темнее. Остаток дня пролетел в хлопотах – требовалось прибраться, натаскать воды и перенести во флигель большую часть припасов. Сидевшая без работы принцесса замёрзла больше всех. Никза, который колол дрова неподалёку, наоборот, разделся по пояс. Мроаконка не преминула отвесить пару шуток по поводу его телосложения, на что эдлер грубо ответил, что её бабское дело – помалкивать и варить борщ. Раззадоренная Дратса скинула плащ, желая доказать, что тоже умеет махать топором.

– Стой, дальше не надо, – сказал Никза под гогот охраны.

– Думаешь, мне и показать нечего, вахлак?

– Таргу покажешь, – он разогнул спину и прищурился.

Ева-Мария поднялась и ушла в дом. События последних дней утомили её: королеве хотелось покоя и тишины. На улице Никза с Дратсой соревновались в рубке чурбаков. Кучка у Дратсы была больше, и довольная женщина похвалялась, что на мах уделает всех халдорских мужиков. Затем дирижабль улетел, и наступил вечер; Элия разожгла очаг и принялась готовить еду.

Ужин состоял из мясной похлёбки и оладий; кроме того, гассер приволокла в дом бочонок рома. Девушки с негодованием отказались от выпивки, поэтому Дратса позвала охранников – тех не пришлось долго упрашивать, и трапеза плавно перешла в пьянку. Сидевшая на куче мехов принцесса недовольно кривила губки: ей не нравилось общество солдатни и смачные запахи со стола, и она удалилась в другую половину дома. Стена, вдоль которой тянулись нары, нагрелась от огня; королева прижалась к грязным камням и задремала, не обращая внимания на громкие голоса мроаконцев.

– Ну и жлоб этот Никза, мог бы побольше бухла оставить, – сетовал один.

– У него никогда не допросишься. Ведёт себя так, словно выпивка в кладовых – его собственность.

– В каком-то смысле так и есть, – ответила Дратса. – У них с халдором всё общее.

– И даже жена? – в шутку спросил охранник.

– А ты что, не слышал про kharah hlud?

– Я думал, это бабушкины сказки.

– Ха-ха-ха! – она запрокинула голову, и ром пролился ей на грудь. – Чёрт возьми, твою ж мать!

Они пили и веселились всю ночь, а под утро заснули мертвецким сном. Разбуженная холодом Элия Кельвин с трудом разогнула онемевшие ноги. Накинув плащ, она перешагнула через лежащие на полу тела и вышла на улицу. Тишина и красота снаружи завораживали: воздух в долине был полон бодрящей весенней прохлады, над горами горел рассвет, по склонам шуршал снег. Полюбовавшись пейзажем, фрейлина собрала грязную посуду и отправилась к озеру.

Вслед за ней проснулась и Ева-Мария: ей было холодно. На зов никто не отвечал, и она на ощупь выбралась из дома. Охватившее её чувство одиночества и беспомощности стало таким сильным, что она прислонилась к стене и заплакала; подбежавшей Элии пришлось потратить немало времени, прежде чем королева успокоилась.

День прошёл в бесконечных заботах – принцесса требовала к себе внимания, как маленький ребёнок, мроаконцы отсыпались, и вся тяжесть дел свалилась на мисс Кельвин. Сегодня их никто не охранял: девушки, по сути, были предоставлены самим себе, но даже не помышляли о побеге.

К вечеру пьяницы зашевелились и стали приходить в себя. Первой выползла Дратса: холодный воздух и вода оказали на неё благотворное влияние, и она, пошатываясь, вернулась в дом распинывать остальных. Опохмелившись, мроаконцы принялись за еду. Вскоре на столе опять появился бочонок, запахло спиртом, голоса звучали всё громче и развязней. Ева-Мария в раздражении встала с места. Элия взяла её под руку, но один из стражников, осмелев, схватил принцессу за платье и потянул назад.

– Уже уходишь, красотка? – с пьяной ухмылкой спросил он.

– Ей пора спать, – насмешливо ответила Дратса.

– Я бы согрел её постель сегодня ночью.

– Укороти щупальца, она собственность халдора.

– Жаль, – охранник скосил глаза на фрейлину. – А эта тоже?

Женщина икнула и залилась смехом.

– С такой-то рожей? Нет, на неё никто не претендует.

– Подумаешь, нос сломан, зато фигурка что надо.

Элия сделала вид, что не понимает мроаконский, и торопливо увела королеву в другую комнату.

– Эй, Кельвин, стой! – позвала Дратса.

Она встала и неровной походкой направилась в спальню. Девушки сидели на кровати, держась за руки, и со страхом слушали крики мроаконцев.

– Тащи её сюда, позабавимся! – гоготали воины.

– Пошли, – скомандовала гассер, беря фрейлину за плечо.

– Нет, – тихо сказала та.

Выругавшись, Дратса схватила Элию за волосы, оторвала от принцессы и поволокла за собой.

– Оставьте её в покое! – испуганно воскликнула Ева-Мария.

– А ты сиди тихо, – предупредила мроаконка. – Как бы ненароком не поранить твой драгоценный животик.

– Вы ведь женщина! Как Вы можете так поступать с другими?

– Ха-ха-ха! Ты смешная, – Дратса вытолкнула фрейлину за занавеску, а сама села на нары. Ева-Мария почувствовала на своей щеке её пьяное дыхание. – Мне плевать на людей: я хищник, избавляющий мир от бесполезных и слабых. Те, кто мне нравится, живут подольше, остальные умирают. Думаешь, меня просто так сюда послали? – она положила руку на живот принцессы и слегка надавила.

– Пожалуйста, не надо, – чуть слышно произнесла королева.

– Ахаха, – пьяно засмеялась Дратса. – Не бойся, я тебя не трону. Надоело делать за мужиков их грязную работу.

Ева-Мария окаменела. В это время за стеной послышался пронзительный крик Элии.

– Похоже, там становится весело. Пойду поиграюсь с малюткой Кельвин, – мроаконка вышла, оставив принцессу в ужасе и смятении. Через некоторое время мисс Кельвин вернулась и молча легла на своё место.

– Элия, – прошептала Ева-Мария.

– Со мной всё в порядке, Ваше Величество, – ровным голосом ответила фрейлина.

– Честно?

– Да.

– Вы кричали!

– Я обожглась.

– Они издевались над Вами? – принцесса возмущённо поднялась на локте.

– Какая разница? Спите. Не нужно больше вопросов.

– Я обо всём расскажу королю!

– Это ничего не изменит, – Элия повернулась к стене, её голос был тихим и печальным. – Я давным-давно не чувствую боли. Все мои чувства умерли с ним.

– Эй, цыпочки! – бухая в хлам Дратса ввалилась в спальню, ногой отпихнув ползущего за ней квада. – Какие чувства? Что за сказки? Кельвин, из-за гассера что ли хнычешь?

– Убирайтесь отсюда! – взвизгнула Ева-Мария.

– Вот дура! Я тебе таких красавцев… получше твоего Неая… Блин! – мроаконка запнулась о войлочный коврик и с руганью повалилась на пол, где вскоре захрапела.

К утру в доме у озера всё стихло: ром кончился, а с ним прекратились и ночные гульбища. Жизнь потихоньку вошла в обычную колею: женщины жили в доме, а четверо охранников – во флигеле неподалёку. Никто не сидел без дела: вода в озере не годилась для питья, и приходилось топить собранный в горах снег, рубить дрова, таскать уголь. Конечно, ввиду своего положения Ева-Мария была избавлена от работы, и вся тяжесть быта легла на плечи Элии Кельвин: бедной фрейлине приходилось мыть, шить, стирать, готовить за всех, так как Дратса не проявляла особой склонности к ведению хозяйства. Единственное, что могло хоть как-то компенсировать многочисленные неудобства – возможность прогулок. Иногда Элия и Ева-Мария поднимались по пологому склону горы, где на подтаявшем снегу росли карликовые ивы и растения с большими яркими цветами. Воздух здесь был чист и свеж, насыщен запахами земли и весны. В целом же один день походил на другой, и все они тянулись бесконечно. Принцесса облюбовала каменистый бережок озера и подолгу сидела у прозрачной воды со ступкой в руках. Предыдущая жизнь казалась нереальным сном, и Ева-Мария всё реже вспоминала о ней. Последнее время ей овладела странная апатия: она могла часами молчать, глядя в одну точку, или уснуть среди разговора. Пару раз прилетал дирижабль, и королева вручала неразговорчивому Никзе длинные письма для Хазара с просьбами избавить её от прозябания в Лло, на которые ни разу не получила ответа.

Постепенно снег растаял, только на затенённых склонах у основания скал ещё лежали девственно-белые сугробы. К июню долина зазеленела, среди камней появились цветы, и можно было выходить из дома без шубы. В один из таких тёплых дней Ева-Мария в заношенном голубом платье сидела на берегу. Время близилось к полудню, солнце припекало, вокруг носились маленькие стрекозы и мушки. Погрузившись в неведомые думы, королева начала клевать носом. Сон её был беспокоен: ей казалось, что она падает в какую-то огромную, заполненную снегом яму, а сверху медленно опускаются снежные хлопья. Становилось всё холоднее, падение продолжалось, и она потеряла счёт времени, а вокруг неё сгущалась странная, плотная тишина…

Она вздрогнула и подняла голову. В синем небе парил дирижабль; эхо от шума двигателя гуляло меж скал.

Корабль выбросил гайдроп и приземлился невдалеке от дома. Навстречу вышла Дратса. Ничегонеделание действовало на младшего гассера разлагающе: она не утруждала себя причёсыванием и была одета как попало.

– Какого чёрта надо? – окликнула она незнакомого мужчину.

Он неприязненно покосился на её босые ноги, перевёл взгляд на развешанное на верёвке бельё и представился как новый эдлер. Подошли двое охранников, завязался разговор. Гассер вернулась в дом; через пять минут она появилась в полной форме, застёгивая ремень, и с порога заорала:

– Эй, цыпочки, где вас черти носят? На выход!

– Что случилось? – спросила Элия, устало разгибаясь над тазом со стиркой.

– Возвращаемся в столицу! Живее!

Фрейлина поспешила за Евой-Марией. Королева едва успела набросить плащ, как очутилась в гондоле. Никаких объяснений не последовало, и девушкам оставалось тихо шептаться и всю дорогу строить догадки.

Дрёз встретил их прохладой горных сумерек и воем ветра. Как только дирижабль опустился ниже уровня скал, всё погрузилось в тень, и Еву-Марию внезапно охватила дрожь. Дворец показался принцессе незнакомым и страшным. Она уже отвыкла от холода гулких каменных залов и мрачных коридоров и даже слегка подзабыла расположение комнат. Перед ней распахнули какую-то дверь и втолкнули в освещённое факелами помещение, где было полно народу.

– Королева! – лорд Фин вскочил со стула, едва не опрокинув его. Взгляд советника так и прилип к Еве-Марии: та выглядела неухоженной, но вопреки всем несчастьям, ещё больше расцвела. Скромное платье, блестящие густые волосы, прихваченные за ушами и ниспадающие ниже пояса, только сильнее оттеняли её красоту; лицо было тронуто лёгким загаром, а сиреневые глаза оставались лучистыми и нежными. Походка её к этому времени утратила былую порывистость, стала тяжёлой и плавной, и мужчины провожали девушку понимающими взглядами.