Текст книги "Цветок Эридана (СИ)"

Автор книги: Лидия Розалиска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 49 страниц)

Глава 8. Вечер стихов и музыки

Если можешь − пойми, если хочешь − возьми:

Ты один мне понравился между людьми,

До тебя я была холодна и бледна −

Я с глубокого, тихого, тёмного дна.

(Бальмонт)

− Мне казалось, что она дала ему отставку, − шепнула Диана на ухо Стелле, насмешливо глядя на идущую впереди пару. Королева гордо проплывала мимо встречных, делая вид, что не слышит шушуканья у себя за спиной; что до Лорита, он весь светился, упиваясь тем, что ведёт за руку первую красавицу Эридана.

Когда они вошли в зал, где играла музыка, пересуды стали тише. Ева-Мария приветствовала гостей. Здесь собрались многие знатные персоны: дам было меньше, чем кавалеров, и все они имели кислый вид (виной тому, очевидно, были мокрые платья и испорченные дождём причёски). Одна лишь Эвтектика Монро сохраняла безупречный облик − на её белом одеянии не было ни пятнышка грязи, а в чёрных волосах мерцали бриллианты.

Лорд Кельвин, хозяин замка, добавил к приветствиям королевы несколько слов и пригласил собравшихся отужинать. Само собой разумеется, Лорит оказался сидящим слева от Её Величества и не давал ей ни минуты покоя. Антоний Волк холодно и в упор рассматривал поклонников королевы: принц Персей был бледен от ревности и почти не притрагивался к еде, король Ардскулл пожирал Еву-Марию взглядом, паж был смущён, принц Этрум Монро нервно перебирал пальцами. Впрочем, ужин прошёл превосходно, музыка была живой и весёлой, а королева на редкость любезной.

Отужинав, гости заняли места в центре зала: там стояли составленные в несколько рядов стулья, среди которых находилось три больших кресла − места для судей. В первом ряду сидели те, кто изъявил желание выступить.

− Уважаемые дамы и господа! − громко произнесла королева. − Сегодняшний вечер посвящён стихам и музыке. Мы надеемся, что никто не останется в стороне, не заскучает и не покинет этот зал, прежде чем судьи назовут победителя. Поскольку здесь собрались лучшие из лучших, помогать Нашему Величеству в судействе будут сир Альфред, король Пораскидов, и многоуважаемый лорд Кельвин.

Мужчины поклонились под аплодисменты публики.

− У меня вопрос, мадонна: а судьи будут участвовать в состязаниях? − произнёс брат Персея, юный принц Иапет.

− Нет, иначе мы не удержались бы от соблазна присудить первое место себе, − Ева-Мария заняла центральное кресло и взмахнула рукой.

Шум тотчас улёгся, и перед гостями возник взволнованный церемониймейстер.

− Первый участник состязания − милорд Цефей из Пирании, − объявил он. − Стих под названием "Золотострунная кифара".

Встал молодой человек и, волнуясь, начал читать:

− В таинственном мерцанье ночи

Сомкнуть мне не давала очи

Золотострунная кифара:

Её напев манил, как чара,

И разливался звуком томным

Под неба куполом бездонным.

Стихотворение было длинным, романтичным, но немного нескладным. Суть его сводилась к тому, что некий юноша был очарован прекрасной мелодией, и ему привиделась юная дева, которая держала в руках кифару с золотыми струнами. Утром выяснилось, что это всего лишь сон, а струны старой кифары перебирал ночной ветер. Поначалу он пришёл в отчаяние, а потом отправился на поиски мечты. Мораль заключалась в том, что надо беззаветно верить в любовь, и тогда обретёшь смысл жизни. Поэт слегка запинался, и невооружённым взглядом было видно, что он влюблён в кого-то из присутствующих.

− Участник номер два, монсеньор Гнейс из Пирании, исполнит неолирический сонет "Воззвание к красоте".

Принц вышел к зрителям, раскланялся и начал читать своим унылым голосом:

− Я прошёл по дорогам земного страданья,

Где мерцал обещаний обманчивый свет,

Я постиг зло и ложь, я познал расставанье,

Чтоб понять − в этом мире прекрасного нет.

Где обитель моя? Где найти мне забвение,

Чтобы вновь обратиться мне в веру мою?

Я прошёл все пути, и мне слышалось пение

О прекрасном, которое тщетно люблю.

Сонет был тройным (трижды по 14 строк), все их двадцатилетний Гнейс произносил с таким горестным видом, словно его жизнь и впрямь состояла из одних страданий и разочарований. В конце прозвучал критический комментарий Лорита:

− Cher frère, sans aborder la qualité de la "création", permettez-moi de souligner qu'il est au moins stupide de confondre la beauté et la parfaite.33

Гнейс равнодушно пожал плечами и ответил, что он ничего не перепутал, просто у них разное восприятие мира. Между братьями завязался спор на пиранийском языке, который перерос во всеобщую дискуссию, где Эвтектика Монро блистала знанием категорий философии и эстетики. Когда дебаты утихли, к публике вышел очередной поэтоборец и прочёл "Розы белоснежные раскрылися под облаком". После него выступила хорошенькая принцесса Креция с острова Писк, младшая сестра принца Кимболла − того самого, что приобрёл скандальную славу после дуэли с Ральфом де Випонт. Демуазель прочитала стишок под названием "Солнце в ладонях".

− В ладони солнце мне скатилось

Через раскрытое окно,

И стало тихо и темно,

А все гадали − что случилось?

Оно, как мягкий белый ком,

Тихонько руки мне согрело

И песенку свою пропело,

А я задумалась − о ком?

И хотя стишок был простенький и бессмысленный, ей долго и восторженно хлопали. Вдохновившись похвалами, монна Креция прочла ещё один стих "Лесная фея", а потом ещё один "Мой остров" и ещё один "Когда я в лодочке плыву". Все они были примитивны и похожи один на другой, но овациям не было конца. Порозовевшая от смущения принцесса села обратно, уступив место следующему кандидату. С места поднялся принц Персей.

− Без названия. Строки любви. Посвящается самой прекрасной из королев, − он поклонился в сторону Евы-Марии и под многозначительный шепоток в зале начал читать:

− Рассеян в воздух слабый свет,

Печаль посеребрила утро,

И нежный розовый рассвет

Вот-вот растает перламутром

На приоткрытых лепестках

Цветов безмолвных и прекрасных;

Вы обернулись − и в глазах

Сверкнули мне два солнца ясных.

Я следом шёл, как верный друг,

Цветы срывая осторожно,

Не веря, будто среди мук

Земное счастие возможно,

И преподнёс Вам этот дар,

В застенчивости взор склоняя,

Смиренный пленник Ваших чар,

Который ждёт, благословляя.

Пленённый сладостной мечтой,

Вдруг обрести восторг и муку,

Я прошептал: "О ангел мой!",

Внимая трепетному звуку.

И Вы, глупцом удивлены,

Смеялись нежно и беспечно,

А я мечтал, чтоб голубым

То утро оставалось вечно.

Закончив, Персей ещё раз поклонился Еве-Марии и под неуверенные аплодисменты сел на своё место. Во время декламации приятный голос принца взволновал не одно женское сердце, хотя все прекрасно понимали, что волноваться стоило лишь королеве, ведь получить такое откровенное признание в любви, да ещё и при свидетелях, считалось непристойным для дамы.

− Очень, очень смело, − с кислой миной заметил Лорит. − Даже чересчур, на мой взгляд. И в стиле есть погрешности − слишком бесхитростно, никакого шарма, никакой утончённости.

− Разве поэзия не призвана выражать мысли и порывы души? − возразил лорд Кельвин. − Юноша читал просто превосходно: какая выразительность, какое мастерство!

− Пожалуй, я не соглашусь с Вами, милсдарь: некоторые порывы нужно сдерживать, − хмуро сказал король Альфред и проводил Персея неодобрительным взглядом.

Принц, старательно избегая смотреть на отца, сел на место. Тем временем публике было объявлено:

− Монсеньор Этрум Монро с острова Дайм!

Названный субъект напыщенно поклонился слушателям, принял картинную позу, кашлянул, сделал взмах рукой и продекламировал:

− Лирическая баллада "Каравелла Поднебесной". Сочинитель − Ваш покорный слуга.

Начиналась война. Из лазурных морей

Высылал Ильдрион белый флот кораблей;

Впереди, простирая по ветру крыла,

В осиянную даль каравелла плыла.

"Это лебедь озёр, − в снастях ветер поёт, −

Он послушную стаю уводит вперёд,

Меж простором небес и сияньем волны

Пронесутся они, словно милость судьбы".

Слушатели внимали бесконечному повествованию о странствиях белой каравеллы, и когда Монро добрался до конца, грянули бурные аплодисменты; среди криков "Браво!" даже послышались реплики, что-де, мол, нынешний победитель конкурса уже определён. Это не понравилось королю Пирании, и он принялся возмущаться "неисторичностью этой безмерно затянутой истории", но конец спорам положило появление следующей участницы − миледи Анны Лонк из Ахернара. Она читала экспрессионистский "Плач колдуньи" − очень выразительно и страстно, но публика не оценила её стараний, и Анна подверглась безжалостным порицаниям со стороны знатоков тонкой лирики, каковыми себя полагали все, кто умел накалякать куплет и связать пару рифм. Далее выступило несколько человек с довольно посредственными стихами, после чего, ко всеобщему изумлению, место чтеца занял двенадцатилетний мальчишка.

− Милорд Рутил из Ахернара! − объявил церемониймейстер.

− Но его нет в списках, − с удивлением произнёс лорд Кельвин, шурша бумажками.

− Я не успел заявиться. Но у меня есть стихи. Хорошие. Лучше ваших!

− Какой забавный мальчуган, − Лорит интеллигентно рассмеялся, его свита принялась смеяться вместе с королём.

− Ваше Величество? − лорд Кельвин повернулся к Еве-Марии, но та равнодушно отмахнулась со словами: "Пусть читает!"

Король Альфред важно кивнул, словно он был последней инстанцией в принятии таких решений, и Рутил, дерзко отставив ногу, продекламировал:

− Снова ночь, и на звёзды смотрю я из окон,

Как красивы они! Это мысли мои, это знаки,

Я живу на земле, а душа моя в небе высоком

Наблюдает, как снизу толпятся зеваки.

Из заднего ряда раздался негодующий возглас. Слушатели зашикали, несколько голов повернулись в сторону некрасивой девушки, пробиравшейся между стульями.

− Бархат неба. Мне хочется ввысь устремиться.

Утонуть, словно в море, и падать, и падать, и падать…

Я хочу улететь в вышину, почему я не птица?

Этот мир на земле равнодушен и гадок.

− Очень незрело! − фыркнул Лорит.

Между тем девушка, в которой некоторые опознали одну из дальних родственниц королевы, добралась до мальчишки и вцепилась ему в рукав.

− Как ты посмел читать мой дневник! − прошипела она сквозь зубы. Её лицо было красным от гнева и смущения.

− Ай! Турмалина, отцепись! − крикнул он.

− Придурок! Извините, Ваше Величество.

− Но твои стихи лучше той белиберды про каравеллы.

− Согласно правилам, здесь читаются собственные творения, а Вы, молодой человек, вылезли без очереди, да ещё с чужим авторством. Сядьте на место и не извольте отнимать чужое время, − надменно произнёс сир Альфред.

− Послушайте, а почему бы не включить эту демуазель в число участниц и не позволить ей дочитать до конца? − вмешался Коан де Нэссаль, король Архипелага.

− Мне тоже было бы интересно услышать конец, − поддержал короля лорд Кельвин.

− Ну вот ещё! Это не по правилам! − воспротивилась принцесса.

− Нет-нет, простите, я не собираюсь участвовать, − поспешно заявила Турмалина, таща за собой братца обратно в задний ряд. Ева-Мария с недовольным видом прислушалась к грохоту стульев, не слишком доверяя её скромности. Подумать только, опять эта серая мышь высунулась из своих книг и посмела привлечь к себе внимание!

− А знаете, мне понравилась мысль про двойственность существования тела и духа, − внезапно заговорила красавица Эвтектика. − Необыкновенно тонкий философский подход к осознанию своего "я". Миледи непременно должна принять участие в конкурсе.

− Мы не заметили в её стихах никакой особой глубины! − дёрнула плечиком Ева-Мария. − И никаких особенных достоинств!

− Каждый судит других в меру своих собственных талантов.

− Мы королева и нам виднее! − перебила Ева-Мария.

− С каких пор Вы можете видеть стихи? − Эвтектика Монро сладко и саркастично улыбнулась.

− Ваше Величество, к чему этот спор? − зевнул король Альфред. − Мы вынуждаем ждать нашего нового участника − точнее, участницу.

Лорд Барнетт воспользовался его репликой, чтоб тут же объявить:

− Миледи Дария с Архипелага Дружбы!

Юная особа, волнуясь, продекламировала своё творение, которое было посвящено нудным красотам родного города и кончалось словами:

− Мой порт, где всё знакомо,

Мой милый добрый край.

Я скоро буду дома,

О Эридан, прощай!

Следующим был объявлен юноша из Эридана по имени Марис Карни. В свои восемнадцать он был довольно известен благодаря стихам, которые печатались в газетах и просачивались в литературные салоны, хотя сам он был в эти салоны не вхож, поскольку не отличался знатным происхождением. В замок Клён его пригласил лорд Кельвин, которого уведомили о предстоящем поэтическом состязании; юноша с восторгом принял приглашение, тем более что молва утверждала, будто он влюблён в Элию Кельвин.

− Когда б я был встревоженным зефиром,

Гонимым вдаль стремленьями души,

Незримым, но носящимся над миром,

Я никогда б полёт не завершил.

Пленителен и сладок дух свободы.

Зачем мне жизнь? О, вам ли знать ответ,

Вы от рожденья прихотью природы

Прикованы к земле на много лет.

Я грежу голубыми небесами,

Так ясен день порой, так облака нежны,

Побудьте ветром и поймёте сами −

Земные цепи больше не нужны.

Творение молодого дарования, его проникновенное декламирование было встречено бурными овациями. Девушки млели и источали поэту застенчивые улыбки, старшие снисходительно улыбались, судьи казались удовлетворёнными. Лорит был недоволен и порывался встать с места и бросить юнцу поэтический вызов, но сидевшие рядом вельможи отговорили короля: мол, какой же соперник Его Величеству этот никому не известный рифмоплёт-самоучка? Тогда церемониймейстер объявил следующего участника − молодого мужчину из маленького королевства Амузи на востоке.

− Хрустальная нить паутины протянута вдаль.

Словно слёзы, на нитях роса застывает −

Дыхание холода зим их коснулось.

Вокруг пустота, и приносит с собою печаль

Это облако, что солнца диск укрывает

От глаз. Только сердце паучье проснулось.

Чу! Непостижимо течение времени тут.

В тишине неподвижного воздуха робким

Дыханьем боюсь всколыхнуть паутину:

Тяжёлые капли на землю тогда упадут.

Покрывалом безвременья тянется тонким

Незримый туман. Молчаливо покину

Тот сад, где грусть поселилась.

И так далее, и так далее. Стихотворение явно на что-то претендовало, но на что именно − никто, кроме творца, не понял. После парочки поэтоборцев, жаждавших поразить публику новизной стиля и смелостью слога, прозвучало имя Фатжоны Даирской. Рыжеволосая красавица вышла с намерением досадить своему отчиму, суровому мужчине лет сорока, не спускавшему с неё сердитого взгляда. Девушка поклонилась и разразилась потоком страстной лирики на альбонском языке. Это вызвало у зрителей неудовольствие, когда же она добралась в своём повествовании до эротических признаний:

− Your honey love was coming in

Like sticky sweets,

Your honey love like brightest stream

Excites my fits,

Your honey love like resin smell,

Like fimiam −

My passionate, you do it well

And here we come!34

Дамы подняли крик: "Какой ужас!", "Боже!", "Немедленно прекратите это бесстыдство!".

− Как оскорблена поэзия! − стенал Лорит.

Лорд Кельвин в смущении прервал поэтессу:

− Бесспорно, Вы очень талантливы в изображении различных чувств, но давайте на этом остановимся, юная мисс.

Фатжона казалась удивлённой:

− Why, what is the problem, Your Worship?35

− In common decency, miss Fatjona. Your shameless recitation richly deserves a public disgrace. Kindly be retired,36 − отозвался Альфред, а его супруга, багровая от негодования, встала с места и загремела:

− Her actions left a blot on Dairo! Get out!37

Эвтектика Монро лежала в обмороке, принц Этрум и десяток других принцев хлопотали вокруг, приводя её в чувство. Глазки мало что понявших молоденьких девиц были на всякий случай стыдливо опущены в пол. Единственными, кто выражал восторг, были республиканцы, которые хохотали и свистели как безумные. Ева-Мария топнула ножкой и велела продолжать состязание, а угрожающий вид Антония Волка способствовал тому, что болтуны угомонились.

Следующим по списку стояло выступление Лорита, но король Пирании отказался, мотивируя это тем, что он не успел прийти в себя от только что услышанной пошлейшей безвкусицы. Тогда с места поднялся лорд Кельвин и обратился к присутствующим с умиротворяющей речью, призывая их быть более снисходительными к юным дарованиям, а также поведал, что он уже шесть лет работает над созданием исторического эпоса "Свершитель" и хотел бы представить на суд сиятельных особ несколько отрывков, не претендуя на участие в конкурсе. Публика встретила творение лорда рукоплесканиями, хотя Еве-Марии оно показалось чересчур напыщенным, наивным и старомодным, о чём она не замедлила сообщить. Вслед за выступлением лорда Кельвина вновь пригласили Лорита, и после долгих уговоров он, наконец, милостиво согласился встать с места. Зал замер, трепеща от восторга.

− "Осенний этюд". Я посвящаю его Вам, мадонна, − король Пирании изящно поклонился в сторону Евы-Марии и приступил к чтению.

Солнца жар растратив в поцелуях,

Притомившись нежною игрой,

Нас последней ласкою балуя,

Удалялось лето на покой.

Хладною задетые десницей

Вслед за ним крадущейся поры,

Дни тянулись тихой вереницей −

Сентября волшебные дары.

Небо, пробуждённое рассветом,

Мрак смущая алой полосой,

В воздухе ещё не отогретом

Плакало прозрачною росой.

Замедлялся жизни бег в раздумье

Над тщетой извечной суеты,

И угасло сладкое безумье

Мимолётной летней красоты.

Уносился в светлое забвенье

Апогей цветения и грёз,

И взамен души успокоенье

Грустный ветер осени принёс.

Все повскакивали с мест и окружили Лорита с четырёх сторон, наперебой выражая своё восхищение. "Браво! Браво! Quell charmant!" − неслось отовсюду. Лорит благосклонно выслушивал лесть и похвалы, целовал королеве Эридана ручку и всё время вопрошал, понравилось ли ей стихотворение, что именно ей больше всего понравилось, какие метафоры показались ей наиболее изысканными, какие рифмы были самыми благозвучными, нравилось ли ей, как он читал, хороша ли была поза, когда он произносил то-то и то-то, и так далее. Неудивительно, что среди ажиотажа никто не заметил появления новых гостей.

Когда сумятица вокруг Лорита немного улеглась, по зале пролетел скандальный шепоток, который очень скоро достиг ушей королевы. Та ярко покраснела − в дверях, опираясь плечом о косяк, стоял принц Лотар и с ухмылкой слушал придворных.

− Монсеньор Лотар, принц Гебета! − запоздало выкрикнул с балкона глашатай лорда.

− Какая неожиданность, − высокомерно произнесла Ева-Мария, стараясь не подавать вида, что испытывает волнение: предупреждение гебетки только подстёгивало её интерес к юноше. − И как обычно, Вы опоздали!

− Natürlich hat Keiner auf mich gewartet,38 − передразнил он, отделившись от стены и направляясь к камину. С его плаща стекали ручейки, а сапоги оставляли на жёлтом полу грязные отпечатки. Следом, приплясывая, строя на ходу рожицы, скакал мокрый карлик.

− Ваше Высочество желает принять участие в поэтическом состязании? − насмешливо проворковала Эвтектика Монро.

− Вы такие пафосные, зачем вам я? Я только внесу неприятный диссонанс в ваши остроумные диалоги, − отмахнулся принц, садясь в большое старинное кресло и протягивая ноги к огню. − А кто лидирует по дуроплётству? Случайно, не джентльмен из Пирании?

− Случайно, он! − рассердилась Ева-Мария. − Прекратите паясничать!

− Такие высказывания крайне огорчают моего шута, не так ли, Яков?

− Ja, mein Herr! Ich habe keinen Spaß mehr!39 − шут сел на попу и сделал вид, что хнычет. Гости рассмеялись, а королева сердитым тоном велела продолжать конкурс.

− Следующая участница состязания − миледи Эвтектика Монро с острова Дайм! − провозгласил Барнетт.

Красавица выпорхнула к слушателям, изящно поклонилась и произнесла название стиха по-альбонски:

− "Abomination".

Как предначертанность свершений

В аллегоричности времён,

Мечта, которой покорён

Безумный демон искушений.

И так далее, и так далее, хотя насмешливый взгляд Лотара заставил её понервничать. Король смотрел на островитянку так, точно красивая кукла вдруг ожила и заговорила, все остальные − с восторженной вдумчивостью на лице, втайне восхищаясь красивой осанкой поэтессы; одна лишь Ева-Мария с кислой миной обмахивалась веером. После того как Эвтектика закончила чтение, ей долго рукоплескали, а Лорит рассыпался в комплиментах. Затем на поэтическое ристалище вышел смазливый молодой эриданец.

− Лорд Лаэрт из Деммы! − представили его гостям.

− "Баллада ночи", − с театральной печалью сказал юноша.

Опускается тень на поникшие травы,

И кивают прощально друг другу цветы,

Разлетаются птицы, смолкают дубравы,

А на небе видны очертанья луны.

То восходит царица печального света

И полночные чары над миром творит.

О любимая! Песня моя не допета,

И лишь ветер в ночи твоё имя хранит.

Дамы были очарованы и долго хлопали молодому поэту; мужской пол реагировал сдержаннее, а принц Лотар корчился от смеха в самых душещипательных местах.

− Шизофренический бред, осложненный маниакально-депрессивным психозом, и притом, заметьте, сумеречное состояние души, − прокомментировал он, как только поэт откланялся. После этого желающих выступить значительно поубавилось.

− Монсеньор Иапет с Пораскидов! − провозгласил церемониймейстер.

Подросток встал и застенчиво улыбнулся.

− Начну с предисловия. На островах есть легенда о волшебном озере в горах. Говорят, что в полнолуние его воды расступаются и открывают ворота, ведущие в рай.

− Das alles sind ja bloße Märchen!40 − зевнул Лотар.

− Я и не говорю, что это правда, − огрызнулся Иапет. − Я упомянул об этом, потому что моё стихотворение написано по мотивам старого предания.

− То есть слизано, − вновь перебил принц. Юноша покраснел, а зрители рассерженно зашушукались.

− Монсеньор Лотар! − одёрнула его Ева-Мария. − Вы можете хотя бы пять минут не привлекать внимания к своей бездарной персоне?

− У нас вроде свободный обмен мнениями?

− Нет, сударь, все мнения будут высказываться ПОСЛЕ состязания, − с недовольством вмешался король Альфред. − Сын мой, продолжайте.

− Стихотворение, которое я прочту, называется "Райское озеро".

Говорят, среди старых руин,

Где встречается тень косогоров,

Где белеет пахучий жасмин

Незатронутый алчностью взоров,

Можно видеть, как своды небес

Отражает вода голубая,

И её усыпительный плеск

Тихо шепчет о прелестях рая.

Далее легенда повествовала о том, как один поэт отправился в горы в поисках вдохновения и, утомлённый, уснул на берегу. Ночью ему явилась дева − Хозяйка Воды, которая поманила его за собой. Юный поэт не задумываясь последовал за ней и в сонном забытье скрылся под водой. Стихотворение кончалось словами:

− И сомкнулась при свете луны

Над поэтом вода ледяная.

Будет петь трепетанье волны

Для другого искателя рая.

− Die Moral ist: seid doch nicht so dumm,41 − с циничной усмешкой подытожил Лотар. Слушатели зашевелились, но никто не посмел ему возразить.

После выступления принца возникла заминка: во-первых, никому не хотелось срамиться на фоне столь блестящего чтения, а во-вторых, многие побаивались развалившегося в кресле гебетца − точнее, его ядовитых замечаний, способных надолго отбить охоту к стихотворчеству. Наконец, вызвался столичный красавчик Брис, сын эриданского главнокомандующего. Он встал с места и взвыл:

− "Прекраснейшей чужеземке".

Я узрел красоты неземное сиянье,

Когда в шумной толпе я увидел Её!

То богиня любви принесла наказанье

В одинокое бедное сердце Моё!

Меж слушателями начались перешёптывания: вышеупомянутый Брис был печально известен своим капризным нравом и до сих пор не встретил девушку мечты. Услышав восторженные завывания, общественность задалась вопросом, кто же пленил привереду. Догадки строились на основании трёх твёрдо установленных фактов: 1) это была красавица; 2) это была иностранка; 3) она уже принадлежала кому-то другому. Большинство сплетников считали, что это Эвтектика Монро, назывались также имена её кузины, принцессы Элиты, хорошенькой Наллы из Доса, помолвленной с каким-то принцем, и даже приехавшей только вчера королевы Маджины. Когда же Брис признался, что посвящает это стихотворение даме, которой здесь, к сожалению, нет, гости утвердились во мнении, что избранницей Бриса стала Элита Монро, сестра принца Этрума.

− Последняя участница нашего состязания, миледи Ребекка с Архипелага Дружбы!

Фрейлина Бекки, пунцовая от смущения, встала и прочла зрителям басню про соловья и попугая. Знатным господам басня не понравилась, так как выставляла дворцовые ценности в нелепом виде. Республиканцы орали: "Молодец! Так держать!" Принц Лотар ухмылялся, щуря жёлтые глаза, король Альфред надулся, заподозрив намёк в свой адрес, лицо Евы-Марии выражало скуку и пренебрежение как к жанру вообще, так к фрейлине в частности. Кое-где послышались робкие аплодисменты, тотчас умолкшие, стоило королеве поднять руку.

− Дамы и господа, есть ли ещё желающие выступить?

− Давайте скорее подведём итоги, − нервно перебил король Альфред, ёрзая на месте и поглядывая в сторону Эвтектики Монро.

− Если только монсеньор Лотар не пожелает усладить слух собрания, − нежным грудным голосом пропела красавица островитянка. − Ведь, судя по замечаниям, он большой знаток поэзии?

− Я, так бывает, иногда стихи красивые пишу, − лениво ответил принц.

− Прочтите, не стесняйтесь, − она улыбнулась, но никто не осмелился смеяться вслед за ней.

Лотар встал с кресла и оглядел притихший зал. Его взгляд остановился на Еве-Марии.

− Проказничай, малютка, пока не кончен день, а как наступит вечер, достану я ремень. Достаточно? − сказал он, сунул руки в карманы и направился в другой конец залы к столу с едой, оставив общество в лёгком шоке от прозвучавшей пошлости. Королева Архипелага истерично требовала удалить наглеца, Лорит смертельно побледнел, его рука тянулась к шпаге, остальные тихо возмущались.

− Между прочим, это было адресовано Вам, мадонна, − ехидно произнёс король Альфред, наклоняясь к принцессе. Ева-Мария прикрыла горящие щёки веером и встала с места, объявив, что изволит удалиться для совещания. Вслед за ней тут же поднялись остальные.

Отужинав, Лотар вернулся в кресло, потребовал бокал вина и начал разглядывать публику. И хотя все вокруг смотрели на него − кто со страхом, кто с отвращением, кто с любопытством − гости спешили отвести взгляд, чтобы, не дай бог, не нарваться на неприятности. Исследовав внешность нескольких дам и вогнав их в краску, молодой человек встретился со взглядом, который не только не опустился в пол, но, напротив, засиял от восторга. Некоторое время Лотар пристально смотрел на ничем не примечательную худышку, слишком назойливую для воспитанной эриданки, потом перевёл взор с Турмалины на Диану Саем. Фрейлина занималась тем, что опытными движениями приглаживала причёску, украдкой глядя в зеркальце. Глаза принца так и заскользили по её обтянутым бёдрам, совершенно игнорируя сидевших рядом леди в более подобающих нарядах. Словно не замечая интереса принца к своей особе, Диана переложила ногу на ногу, продолжая поправлять волосы. Лотар подозвал шута и что-то сказал ему; через пару минут Яков уже скакал перед Дианой, распевая хвалебные песенки, а та жеманно улыбалась, накручивая локон на палец.

Тем временем в соседней комнате происходили яростные дебаты. Королева Эридана сидела на большом диване возле овального столика, лорд Кельвин стоял, облокотившись на спинку стула, а Его Величество король Пораскидов нервно расхаживал по мягкому ковру и выкручивал пуговицы на манжетах.

− Это, в конце концов, очевидно! − взвизгнул он.

Принцесса проявила вредность:

− Не настолько, чтобы убедить нас.

− Вы не можете отрицать, что публика была в восторге от её выступления!

− Подумаете, какая звезда! А нам не понравилось, − отрезала Ева-Мария.

− Конечно, отчасти Ваше Величество правы, − лорд Кельвин повернулся к девушке.

− Мы не можем быть правы "отчасти", потому что мы правы всегда и во всём!

− Но ведь миледи Монро в самом деле не лишена таланта, − возразил лорд.

− С такими талантами она неплохо бы смотрелась в музее восковых фигур мадам Тюссо!

Альфред нахмурился:

− Но если не Эвтектика Монро, то кто же? Кто?

− Мессир Лорит, − с готовностью подсказал лорд Кельвин.

− Это мы уже обсуждали, − с раздражением перебила девушка.

− Обсудим ещё раз, − тоном, не терпящим возражений, произнёс король Пораскидов.

− Хватит! − крикнула Ева-Мария. − На сей раз королевский титул не поможет мессиру Лориту выиграть состязание.

− Король Пирании был лучше всех, Ваше Величество, − заявил Кельвин. − Но и принцы с Пораскидов проявили себя достойно.

− Оставьте это, сударь, − сухо перебил Альфред. − Мои сыновья, возможно, кое-что смыслят в поэзии, но они ещё не доросли до состязания с мастерами.

− Вы несправедливы к ним, сир, − возразила королева, обмахиваясь веером. − Оба принца были настолько хороши, что мы затруднились бы сделать выбор между ними. Они одинаково достойны королевской награды.

− Рано им ещё получать от Вас милости, сударыня, − прервал король. − Мне совершенно не хочется, чтобы пошли слухи, будто я присудил победу своим отпрыскам. Нет, довольно глупостей! Я отдаю свой голос королю Пирании.

− Я тоже, − сказал лорд Кельвин.

− Как это возможно? − королева в смятении вскочила с дивана. − Где объективность?

− Но король Лорит действительно был лучшим, −возразил лорд.

− Дорогая демуазель, Вы слишком увлеклись, − раздражённо перебил Альфред. − О чём, собственно, спорить? Мессир Лорит − непревзойдённейший поэт. И хотя, как уже говорилось, я более всего проникся чтением миледи Монро, заметьте, я не настаиваю на том, чтобы она была признана лучшей поэтессой. Таким образом, я далёк от предвзятости, в которой нас голословно обвиняют.

− Ваша так называемая "объективность" на самом деле продиктована политическими соображениями, − фыркнула Ева-Мария.

− Не стану отрицать, но лучше политика, чем дурной вкус, мамзель.

− Не политика, а сплошное лицемерие! Хватит подлизываться к королю Пирании! − топнула ножкой Ева-Мария. − Мы не хотим, чтобы нас обвиняли в пристрастности к титулам!

− Пожалуйста, прошу вас, сир, мадонна! − вмешался лорд Кельвин. − К чему ссориться? Обсудим кандидатуры ещё раз.

− Ради Бога, − король сел в кресло и нервно дёрнул за воротничок. Спесивая девчонка была младше его отпрысков, и её поведение выводило сира из себя. − Послушаем, что скажет мадемуазель.

− Нам понравились выступления многих поэтов. К сожалению, не все из них королевского рода, поэтому вы не сочли их достойными соперниками Лорита.

− Это какие же? Не те ли завывания про ветер, ночь и розы? − жёлчно сказал Альфред. − Терпеть не могу юнцов, плетущих рифмы без заботы о смысле. Один из них что-то лепетал про золотую арфу.

− Должно быть, Ваше Величество имели в виду кифару? − вежливо поправил лорд Кельвин.