Текст книги "Цветок Эридана (СИ)"

Автор книги: Лидия Розалиска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 49 страниц)

− Ангелочком? − усмехнулась Диана. − Да, он хорош. Смотри не влюбись, дорогая.

− Он так посмотрел на меня, − на щёчках Элизы появился нежный розовый румянец. − На меня ещё никто так не смотрел: я подумала, что вот-вот упаду со стула.

− Я же говорила, что такие, как вы − лёгкая добыча, − со знанием дела прищурилась Диана. − Кстати, на меня он тоже посмотрел, и даже подмигнул.

− О-о-о! − протянула Клерия. − Он такой необыкновенный! Странно, почему он носит шлем, а не корону?

− Король Хазар вообще ничего не носит, − с презрением вставила Стелла.

− Нынче у королей такая мода, − с усмешкой пояснила Диана. − Бедная Ева была дважды обманута их причудами.

− Будет очень жаль, если принц Лотар тоже рассердится на неё и уедет с коронации, − затрепыхала ресницами Элиза. − Я бы пригласила его остаться. Он совсем-совсем не страшный, а, наоборот, очень милый.

− Да, такой красивый, − подхватила Клерия. − О боже мой! А какая осанка! Сразу видно − привык побеждать.

− Не визжи так громко, дорогуша, − предупредила Диана.

− Как он говорил с нашей королевой! − не унималась девушка. − Конечно, я ни слова не понимаю по-гебетски, но на её месте я бы точно влюбилась.

− А как же де Випонт? Отвергнут и забыт?

− При чём здесь Ральфик, − Клерия досадливо отмахнулась и начала краснеть. − Что вы, в самом деле, ко мне пристали! Мы же просто танцевали, он был очень любезен и всё время говорил, что я привлекательная девушка.

− Н-да, придётся Доре Инсаре над тобой поработать, − Диана одарила фрейлину насмешливым взглядом. − Уроков этикета деммского учителя оказалось маловато.

− Воспитанная особа не должна такого допускать, − строго сказала Стелла.

− С подобным легкомыслием недолго и на неприятности нарваться. Надо быть последней дурой, чтобы верить таким, как де Випонт. Догадываешься, о чём я?

− А ещё хвастались, что вызубрили этикет. Стыдитесь, мисс Исона!

− Скажу тебе по секрету, дорогуша, что с такими типами лучше не общаться, он просто так любезничать не станет, и если расточает фальшивые комплименты, то надеется с этого что-то получить.

− Фа… фальшивые? − сглотнула Клерия.

− Многие сюда не балет посмотреть приезжают, а выпить и развлечься. Они-то хорошо знают, как охмурять тебе подобных. Я, конечно, сомневаюсь, что он всерьёз обратил на тебя внимание, но уж если да, то пиши пропало! В общем, будь бдительна и не верь всяким повесам, поняла?

Клерия закивала. В этот момент свет в зале начал гаснуть, оркестр заиграл прелюдию. Дора зашипела на фрейлин, и те умолкли. Раздались аплодисменты, занавес поднялся, и взорам зрителей открылся старинный парк на фоне замка. В парке совершалось торжество в честь юного принца Зигфрида, стройного прилизанного красавца в белом костюме. По сцене порхали многочисленные гости, танцевали парами и рядами, вертелся шут, важно расхаживала владетельная принцесса, приседали в поклонах фрейлины в великолепных бархатных нарядах (настоящие фрейлины ощутили тоскливую зависть − в их жизни было куда больше запретов). Над головами зрителей витал шёпот восхищения, в ложах всё замерло, все взгляды были прикованы к хорошеньким балеринам, и только королева небрежно помахивала большим кружевным веером, разгоняя душный воздух и скуку. Балет был знаком ей в пересказе господина Лонгория, королевского врача, который не отличался сентиментальностью и рассматривал танцы сквозь призму иронии. Ворчание гофмейстерины раздражало принцессу и мешало слушать музыку. Рассеянно постукивая ножкой, Ева-Мария потребовала у пажа рассказать, что происходит в зале.

Оказалось, не все увлечены созерцанием сценического действа: сир Орк из Доса, грубоватый старикан, приходившийся дедом Лориту, мирно похрапывал, отодвинувшись в глубину ложи, задрав кверху бородку и открыв рот. Собственно Лорит − большой ценитель искусства − лорнировал особенно симпатичных исполнительниц. Принц Гнейс о чём-то вздыхал, подперев голову рукой и не отводя взгляд от королевской ложи. Два брата-принца с Пораскидов улыбались фрейлинам. Какая-то блондинка, спрятавшись за веер, пудрила носик. Представители Республики жевали жвачку и о чём-то болтали, сидя в вольготных позах и задрав ноги на бортик. Ральф де Випонт, как всегда пьяный, гримасничал, перегнувшись пополам и рискуя свалиться с балкона вниз головой. В одной из лож дети королевской четы пихали и тузили друг друга, ненадолго успокаиваясь после того, как родители делали им замечание. Супруга столичного мэра взбивала локоны, пиранийский посол изучал потолок, а некий франт в полосатых штанах развлекался покачиванием на стуле.

Принцу-балеруну вручили в подарок арбалет для предстоящего отстрела лебедей. Картина сменилась, и под очаровательную музыку на сцене запорхали стайки белых балерин, а вскоре появилась и королева лебедей, прекрасная Одетта. Принц Зигфрид был, конечно, немедленно пленён ею; зазвучало бессмертное адажио, и в зале не осталось равнодушных.

В этот не совсем подходящий момент раздался оглушительный грохот. Одетта вздрогнула и опрокинулась с рук принца. Головы зрителей повернулись в сторону шума, и все воззрились на покрасневшего франта, который барахтался на полу, как перевёрнутый колорадский жук.

− Безобразие! − прогремел голос Инсары.

Раздались охи, ахи, директор театра рвал на себе волосы, фрейлины вспорхнули с мест, а королева прикрыла улыбку веером. Под заглушённый смех публики виновник переполоха спешно покинул зал: в глазах света он был навеки уничтожен. Слуга поднял стул и поставил его на место, с достоинством смахнув несуществующие пылинки, но по залу продолжали расползаться шушуканье и смешки. В этой несерьёзной обстановке конец первого действия вышел смазанным: на сцене поспешно возник Ротбарт (злой гений), превратил Одетту в лебедя и увёл за кулисы, после чего занавес опустился.

К началу второго действия волнение улеглось, и общество благосклонно взирало на бал в замке принца. Ева-Мария не скрывала кислой мины: по её мнению, танцы были слишком балетизированы, наряды вычурны, а сцена выбора невест просто возмутительна, особенно когда Зигфрид отверг всех кандидаток. Внезапно в замке появился Ротбарт и его дочь Одиллия, выглядевшая точь-в-точь как Одетта, только пачка на ней была чёрной и головной убор тоже. Злодейская пара внесла в сценическое действо разнообразие: Ротбарт попрыгал-попрыгал, взметая черные крылья, и уступил место обольстительной Одиллии, которая крутила 32 фуэте так энергично, что, казалось, её пуант вот-вот просверлит пол. Публика беспокойно зашевелилась, когда стало очевидным, что принц околдован и влюблён. Зигфрид присоединился к танцующей Одиллии, и они завертелись вместе. Это было прекрасно, но в партере послышались истерические вскрики дам, возмущённых подобной неверностью героя. Далее принц исполнил восторженное соло, высоко подпрыгивая и как бы зависая в воздухе, что было прызнаком великого мастерства. Его наградили бурными рукоплесканиями, которые быстро сошли на нет, стоило Зигфриду преподнести букет своей избраннице.

Бах! Как гром, ударил оркестр, и в круге света затрепетал, забился белый лебедь. Королева Пораскидов Матильда II от избытка переживаний лишилась чувств и не смогла увидеть, как коварная Одиллия с надменным смехом швырнула букет в лицо принца, разбив его сердце, а затем вместе с отцом исчезла из замка. Всё это и вправду очень впечатляло, и в антракте с трудом пришедшие в себя зрители жарко обсуждали увиденное. Королева милостиво улыбалась и слушала их восторги, не переставая обмахиваться веером; особенно восхищались пиранийцы, до этого считавшие свой балет самым лучшим.

Наконец, началось последнее действие − самое короткое и самое насыщенное. Здесь присутствовал такой накал страстей, что первые два меркли в сравнении с ним. Печально проплывали по сцене чёрные и белые лебеди, в центре под душераздирающую музыку умирала Одетта, к ней стремился обманутый злыми чарами принц, на его пути вставал злой гений. Пока на сцене бушевала драма, зал боялся вздохнуть. Несколько раз Одетта возносилась вверх на вытянутых руках принца. В битве добра и зла, любви и колдовства злые чары разрушились, и побеждённый Ротбарт позорно ретировался за кулисы. Дамы рыдали, мужчины были смущены, Зигфрид нежно обнимал спасённую возлюбленную. Аплодисментам и крикам "Браво!" не было конца. Несмотря на это (а может быть, как раз поэтому) Ева-Мария не выразила особого восхищения и под бурчание гофмейстерины вскоре покинула ложу, успешно избежав излияний Лорита.

По прибытии во дворец королеве пришлось отпустить фрейлин переодеваться к обеду, а самой заняться государственными делами. Их накопилось так много, что королева, устав ставить августейшую подпись на подсунутых секретарём документах, раздражённо бросила перо.

− На сегодня хватит! − объявила она.

Тот удивлённо посмотрел на Еву-Марию и нерешительно проговорил:

− Ваше Величество, значительное количество дел требует немедленного рассмотрения.

− Нам надоело заниматься делами!

− Осмелюсь возразить, к делам Вы ещё не приступали, Вы только подписали некоторые бумаги.

− Отложим это до конца праздника!

− Но, Ваше Величество, некоторые из дел не терпят отлагательств.

− Некоторые, но не все! − упрямилась принцесса.

− Тогда следует составить график заседаний Совета Министров на ближайший месяц, чтобы как можно скорее обсудить реформы налогообложения, вопросы распределения имеющихся в казне средств, состояние административной структуры, армии и хозяйства и назначение новых послов, − заметил секретарь. − Кроме того, господин советник незадолго до коронации включил в перечень наиболее важных государственных расходов две дополнительных статьи. Желаете ли ознакомиться со сметой?

− Нет! − воскликнула Ева-Мария, потянувшись к вазе с конфетами. Пока вежливый голос секретаря перечислял актуальные проблемы, принцесса прикидывала, кому бы перепоручить скучные королевские обязанности: раньше этим занимался Сэмаэль Мокк, но теперь вся рутина свалилась на неё. − Господин Росс, мы хотим назначить новых министров.

− Кого именно, Ваше Величество? − секретарь ошарашено воззрился на свою государыню.

− Мы ещё не решили, − высокомерно произнесла Ева-Мария. − Подготовьте необходимые бумаги, и пусть специальная комиссия из тайной канцелярии представит отчёт о деятельности правительства за последние четыре года. А ещё, − прибавила она после небольшой паузы, − мы желаем, чтобы обязанности советника временно исполнял… ах, кого бы выбрать? Пусть это будет господин Виллярс, он меньше всех нам перечит.

Секретарь поклонился и выскочил из кабинета. Камергер вежливо произнёс ему в спину: "Всего хорошего, милорд" и обратился к нетерпеливо ёрзавшему на стуле церемониймейстеру:

− Теперь Вы можете войти, лорд Барнетт.

− Ваше Величество, − дрожащим голосом начал придворный, − за время Вашего отсутствия во дворец, э-э, прибыли гости. По правде говоря, никто не рассчитывал, что они примут приглашение на коронацию, которое было послано, э-э-э, скорее для формальности. Я велел разместить прибывших − прошу меня простить, без ведома Вашего Величества − в двадцати семи комнатах правого крыла на четвёртом этаже.

− А кто они? − нетерпеливо перебила Ева-Мария.

− Её Царское Величество, владычица Южного Креста Агама, брат владычицы король Ардскулл, визирь владычицы, слуги владычицы, рабыни владычицы, мужья владычицы и стража владычицы.

Королева весело рассмеялась:

− Вы опасаетесь, что им не хватит места?

− Мадонна, у меня возникло ощущение, что царица не привыкла жить в тесноте и может составить неверное представление об эриданском гостеприимстве, − пролепетал лорд Барнетт, боясь поднять глаза. − Кроме того, царица упомянула о скором приезде своего племянника короля Ригеля из Лаоса. Разумеется, с супругой и со свитой.

− Предлагаете отдать владычице весь четвёртый этаж? − спросила девушка.

− Или хотя бы часть комнат от центрального коридора. Они никогда не использовались, но если Ваше Величество прикажет, слуги немедленно приведут их в порядок. Комнаты левого крыла тоже, − упавшим голосом договорил Барнетт.

− Хорошо, − королева поднялась с кресла. − У Вас всё?

− Ваше Величество, осмелюсь заметить, тут есть одна проблема.

− И какая же?

− Ну… э-э-э… Ваше Величество… − церемониймейстер мялся, изо всех сил надеясь, что королева догадается сама, но она только хмурилась и недовольно покусывала губки, поэтому пришлось продолжать. − Сейчас там отдыхают принц Лотар и его воины. Боюсь, это создаст для наших гостей в некотором роде неудобства.

− Тогда переместите принца в другое место − скажем, в покои для мроаконцев, они всё равно пустуют, − ответила королева, не особенно раздумывая. − Не понимаем, почему нам приходится решать за Вас такие простые вопросы! Вы церемониймейстер или кто? Делайте работу, за которую Вам платят жалованье, и не отвлекайте Наше Величество по всяким пустякам, − сердито докончила она. − У нас слишком мало времени и оно слишком драгоценно, чтоб тратить его на ерунду!

− Простите, Ваше Величество, − Барнетт трясся, но не уходил, − боюсь, что гебетский принц может выразить недовольство по поводу необходимости куда-то переселяться.

− Вам следует подумать, кого бояться больше − его или нас! − топнула каблучком Ева-Мария.

− О, конечно, Вас! Простите, мадонна! − лорд Барнетт испарился из кабинета весь взмокший и не перестающий удивляться, что его голова до сих пор на месте. Удалившись на приличное расстояние от королевских покоев, он перевёл дух и занялся делами, всячески откладывая предстоящее объяснение с гебетцами, пока наконец не догадался поручить это дело молодому и неопытному камердинеру, которого недолюбливал.

− Выбирать такие вещи в высшей степени несерьёзно, − пилила Дора Инсара, вплывая в комнату вслед за королевой и демонстративно оглядывая её платье с ног до головы. − Вам было бы полезно ознакомиться с книгами, раз Вам начал изменять хороший вкус. Там перечислено всё, что подобает и не подобает носить высокородным дамам, парадным обедам отводятся целые главы. Если Вам лень читать их, что весьма прискорбно, то Вы всё же должны понимать разницу между дворцовым банкетом и фривольным маскарадом.

− Нам надоели Ваши нотации! − высокомерно сказала Ева-Мария, минуя присевших в поклоне фрейлин. − Умерьте Ваше рвение, госпожа Инсара, займитесь лучше фрейлинами.

Гофмейстерина с негодованием посмотрела на девушек.

− О да, этим барышням тоже следует уделить внимание, после того как Вы, мадонна, изволите вернуться в будуар и выбрать более подходящий наряд.

− Ни за что! − отрезала принцесса.

Её шёлковое платье − предмет длительного спора − выглядело нарядно, кокетливо и легкомысленно. Оно было расшито жемчужными цветами и украшено тройным слоем кружевных оборок. Шею облегало богатое ожерелье, полураспущенные волосы были красиво завиты. Настроение королевы было ветреным и игривым, пока Дора Инсара не начала его портить. Элиза Торн была в розовом газовом платье с большими рюшами и ещё сильнее походила на куклу; Диана Саем − в тяжёлом платье из золотистой парчи с зелёными бархатными полосами на юбке и рукавах; Клерия Исона была одета в скромное голубовато-серое платье, её лоб украшала тонкая фероньерка с камнем в тон; Стелла ди Муян, как обычно, была безупречна; Виктория Мокк не сочла нужным переодеваться после театра.

Видя, что с королевой ей не справиться, Дора повернулась в сторону Дианы − фрейлина из Поскории имела, по её мнению, слишком независимый и наглый вид.

− Миледи Саем! Как Вы посмели размазать по лицу эту дрянь! − загремела, наступая на неё, гофмейстерина. − Ничто так не обезображивает девушку, как так называемая косметика! Вы и впрямь воображаете, что от яркой, безвкусной, вульгарной краски на губах становитесь привлекательнее? Нет, юная дама, это худший из способов изуродовать собственное лицо! Естественность − вот главное украшение женщины: всякие средства для придания себе "красоты" портят кожу и представляют собой отвратительную подделку для обмана зрения, которая действует только издали, а вблизи внушает омерзение. Что это за лиловые разводы вокруг глаз? Вас кто-то избил?

− Нет, это тени, госпожа Инсара, − снисходительно ответила Диана.

− Ах, тени! Надо же! Неужели Вы не замечаете, что превратили себя в пародию на человека! А это что?! НАКРАШЕННЫЕ НОГТИ! Нет, я не позволю Вам в таком виде предстать перед высшим обществом. Вы фрейлина, Вы должны являть собой пример высокой культуры, образец хорошего вкуса и воспитания, а вместо этого прибегаете к дешёвым уловкам для привлечения внимания к своей персоне, как это делают крестьянские девки в трактирах. Полнейшее безвкусие, как можно до этого опускаться! Вон с глаз моих! Будете сидеть в своей комнате без обеда и читать Тертуллиана, и даже не мечтайте попасть на вечерний бал! И если впредь я увижу на Вашей физиономии хоть пылинку краски, мною будут приняты немедленные и самые решительные меры вплоть до отправки Вас домой, − Дора вцепилась в рукав Дианы и вышвырнула оцепеневшую фрейлину за дверь. Королева изящно опустилась на стул и, помахивая тонким кружевным веером, с любопытством слушала, как осуществляется воспитательный процесс.

− А Вы, миледи Исона! − гофмейстерина повернулась к следующей жертве. − Что Вы хлопаете глазами? Разве Вы не возмущены подобной вульгарностью Вашей наперсницы, этой заблудшей овцы, не получившей должного воспитания в своей удалённой провинции? Вы должны были наставить её на путь истинный. Кто не борется с чужими недостатками, тот им потворствует и ещё более достоин порицания! Именно из-за попустительства таких, как Вы, творятся нехорошие дела. Нет чтоб побранить беспутную подругу, пристыдить её, Вы молчите и делаете вид, что Вас это не касается. А может быть, Вы тайно одобряете происходящее?

− Нет, наверное, − побледнела Клерия.

− Так "наверное" или "нет"? Всё понятно! Если бы Вами владело искреннее возмущение поступками мисс Саем, Вы бы воспрепятствовали моральному падению этой особы, а не стояли за её спиною с разинутым ртом, втайне вожделея и предаваясь соблазну намазаться, как дьявол! Так молода, а уже так испорченна − подобно яблоку, источенному червем! Вам надлежит работать над собой, воспитывая в себе чистоту и нравственность, дабы уметь отличать зёрна от плевел − то есть истинную красоту от фальшивой. И если Вы в ближайшее время не осознаете это, то уподобитесь предыдущей особе и тоже скатитесь на дно!

Клерия Исона согласно трясла головой; пальцы её измяли платье до весьма печального вида, но она этого даже не заметила. Тем временем Дора Инсара обошла вокруг полумёртвой от страха Элизы.

− Что до Вас, мисс Торн, Ваш внешний вид ужаснёт кого угодно! Если предыдущая раскрасилась, как блудница, то Вы изволили переусердствовать в изображении из себя детской невинности, каковой, я уверена, отнюдь не являетесь, при нынешних-то распущенных нравах! Это есть не что иное, как лицемерие − величайший из человеческих пороков. То, что он укоренился в душе столь юного существа, которому положено являть собой образец добродетельности, шокирует меня даже больше, чем ногти мисс Саем. Весьма прискорбно сознавать, что вместо ума Вы наделены таким отвратительным недостатком − это свидетельствует о существенных пробелах в Вашем воспитании и о Вашей склонности к пороку. Приличная девушка не должна быть подобием магазинной куклы: Ваше платье, все эти бантики и оборочки выглядят смешно и нелепо. На Вас будут показывать пальцем, рассуждая об отсутствии вкуса у эриданских фрейлин, и это бросит тень на весь королевский двор, в том числе и на меня, хоть я и не причастна к порочащим двор облачениям. Придётся после обеда пересмотреть Ваш гардероб и выкинуть лишнее, а заодно приставить к Вам няньку, чтобы она следила за тем, что Вы вздумаете нацепить на себя в следующий раз.

От опозоренной Элизы гофмейстерина перешла к Викки:

− Возможно, одна молодая особа вообразила себе, что если она дочь советника, то это делает её исключением из правил? Нет, юная леди, этикет писан для всех! Я никому не позволю зазнаваться: гордыня − такой же грех, как распутство, попустительство и лицемерие! Ваш утренний наряд совершенно не годится для праздничного обеда, и Вы были обязаны избрать что-либо более приличествующее случаю. Подобно этим двум глупым девчонкам Вы, взрослая барышня, совершенно не умеете думать головой, надеясь, должно быть, что кто-то подумает за Вас. Печальное заблуждение! Идите и подберите себе другое платье, и постарайтесь появиться в зале незаметно, иначе гости бог знает что подумают.

− Прежде чем выбрасывать подобные фразы, мадам, смотрите и обдумывайте на два шага вперед, не будете казаться такой глупой, − Виктория окатила её ледяным взглядом и вышла.

Гофмейстерина была глубоко оскорблена, но уже вошла в раж и не могла остановиться: она вновь принялась отчитывать Клерию и Элизу, в душе сожалея об отсутствии Дианы. Досталось даже Стелле, хотя за ней не было никакой вины. Фрейлин спасло только то, что небольшой запас терпения, которым обладала Ева-Мария, иссяк.

− Довольно! − произнесла принцесса, встав со стула и оправив платье. − Мы просим Вас выбрать более подходящее время для проповеди, поскольку нас ожидают в зале.

− Вам было бы полезно послушать хорошее назидание, − ворчливо возразила Инсара.

− Это совершенно излишне, оставьте его себе.

− Хоть Вы и королева, Вам не пристало позволять себе грубости в разговоре со старшими.

− Ах, когда же вы уймётесь! − заломив руки, воскликнула девушка. − Совершенно невозможно жить под Ваше брюзжание! Мы прикажем сжечь все учебники этикета!

Фрейлины молчаливо одобрили эту идею, но Дора Инсара вознегодовала:

− Как может просвещённая государыня озвучивать столь невежественные мысли и каким должно быть её воспитание, если вместо угодного Господу смирения она каждым своим словом демонстрирует дерзость, непослушание, высокомерие, спесь и непочтительность? Очевидно, к моему величайшему сожалению, я упустила момент, когда в Вашей нравственности образовалась чудовищная трещина, и вместо принципов высокой морали и культуры там проросло гнилое древо порока, отягощённое плодами безумия и лжи. Ничто со столь ясной и полной убедительностью не может обнажить сущность Вашей натуры, чем отрицание того факта, что этикет есть первейшее и самое важное проявление человеческой социальности и воплощение этических канонов, которые возносят нас над животными. Пренебрежение моральными нормами уподобляет людей презренным природным тварям, кои лишены моральных ориентиров, живут на дне и не в состоянии отличить добро от скверны.

К моменту появления в зале голова Евы-Марии раскалывалась от пафосных нравоучений, которые без устали извергала гофмейстерина, но при виде иностранных гостей в блестящих золотых одеждах Дора Инсара утратила дар речи. Подобно яркой мозаике, они рассыпались по всей зале, и на их фоне строгие облачения эриданского, пиранийского и остальных дворов казались унылыми бледными пятнами. Восточный двор охраняли могучие женщины в мужской одежде, чалмах и с кривыми саблями в руках.

Повинуясь просьбе распорядителя, придворные отхлынули в сторону, и навстречу королеве Эридана вышла, покачивая бёдрами, высокая изящная женщина лет тридцати пяти, закутанная с ног до головы в голубой шёлк. В её внешности удивительным образом сочетались чёрные волосы, тонкие тёмные брови, смуглота индианки и светло-голубые глаза, густо подведённые чёрным. Причёска представляла собой собранный на макушке лошадиный хвост, спадавший ниже талии. Обнажённые руки, поддерживающие сари, были украшены драгоценными браслетами, алмазные серьги спускались до самой груди, грациозную шею увивали ожерелья. За женщиной следовали два босых мальчика с опахалами, одетые лишь в белые набедренные повязки и большие тюрбаны. Церемониймейстер низко склонился перед дамой:

− Её Царское Величество, повелительница Южных земель, соправительница двух царств, омываемых двумя океанами, луноликая царица Агама Шупжнурия Мурамаджи!

В нос принцессе ударил приторный аромат восточных масел. Королевы учтиво раскланялись и обменялись приветственными фразами. Потом царица взяла её за руку и повела за собой: она была так любезна, так деликатна, что принцесса засмущалась и превратилась в маленькую девочку. В конце беседы Агама подозвала из своей свиты красивого мужчину лет тридцати, с изящными волнистыми усами, бородкой и чёрными кудрями до плеч. Одет он был в шёлковые штаны, туфли с загнутыми носами, две длинные рубахи, кафтан, золочёный халат и чалму, в правом ухе блестели две изумрудные серёжки. Он был представлен девушке как брат правительницы, король Ардскулл Шупжнурий Мурамаджи. Синие глаза короля недвусмысленно намекали, что он не прочь заполучить Еву-Марию в свой гарем, но на словах он соблюдал учтивость, и демуазель ни о чём не догадалась. Пока происходил обмен любезностями, все мужчины в зале рассматривали царицу, особенно же её многочисленных рабынь с закрытыми лицами, но голыми пупками. Леди приглушённо возмущались: было ясно, что восточный двор и светские приличия абсолютно несовместимы.

Когда гости расселись по местам, слева от Евы-Марии опять возник источающий любезности Лорит. Справа восседала прямая и чопорная гофмейстерина. Королева демонстративно не замечала её присутствия, ведя с королём Пирании светские беседы, пока слуги расставляли кушанья. В залу продолжали входить опаздывающие гости, которые занимали места на дальних краях стола. Наконец, появилась и кучка гебетцев. Разговоры за столом поутихли, и все как заворожённые уставились на молодого принца. Юноша был без шлема, всё в том же длиннополом платье, слегка помятом; его белые волосы были небрежно разлохмачены, словно он только что встал с постели. Завидев восточных девушек, он присвистнул и пополз по ним нескромным взглядом, пока не упёрся в Агаму. Царица смотрела на него, слегка сдвинув брови − он ухмыльнулся и тут же засмущал нескольких принцесс сомнительными комплиментами. Вскоре все увидели, что он переставляет свой стул между Эвтектикой Монро и её братом Шифом. Красавица держалась холодно и высокомерно и не спешила отвечать на любезности Лотара. Многие гости уже косились на них и перешёптывались. Под боком жужжал Лорит, но Ева-Мария почти не слушала его разглагольствований. В другом конце стола представители Республики демонстративно нарушали этикет, возмущая соседей и веселя других гостей. Ливери Шен, их лидер, заметил скучающий вид королевы, и бесчинство усилилось. Вся четвёрка начала оживлённо что-то обсуждать, потом церемонное благозвучие торжества нарушил громкий возглас:

− Эй, красотка! Чего скучаем?

В тот же миг небольшая косточка шлёпнулась в суп Евы-Марии. Королева со звоном выронила ложку, а со стороны молодчиков раздался жеребячий смех и крики "Ой, промахнулся!".

− Кто это сделал?! − в гневе закричала Ева-Мария.

− Республиканцы, Ваше Величество, − Антоний Волк, стоявший за её спиной, шагнул вперёд и положил ладонь на рукоять меча. − Только прикажите − и я обезглавлю всех четверых.

− Выведите их вон, нам не нужно столько придворных шутов!

− Да я в старую перечницу целил! − оправдывался Шен.

Гофмейстерина аж подскочила от негодования. Все были так возмущены, что стража тут же вывела юнцов из залы; один лишь принц Лотар был занят ухаживанием за своей прекрасной соседкой и даже не повернул головы.

− Какие негодяи! − пафосно воскликнул Лорит. − Скажу с горестной прямотой, мадонна: не все гости достойны чести быть приглашёнными сюда. Все мы ценим Ваше радушие, но варвары из Мроака и голодранцы с Острова Свободы не вписываются в приличное общество, как и этот сомнительного вида молодчик, называющий себя принцем.

− Вы имеете в виду принца Лотара? − спросила королева.

− Да-да! − король посмотрел на гебетца и зашептал. − Жаль, что Вы не видите этого гнусного типа. Je frémis! Il est hideux.14

− Как жаба? Тогда мы будем звать его Froschkönig.15

− Ваше остроумие бесподобно! − восхитился Лорит. − Но этот лягушачий принц должен быть немедленно изгнан отсюда: его присутствие оскорбляет мою благородную особу.

− Каким образом? − принцесса недоверчиво фыркнула.

− Ваше Величество, устраивать пересуды за столом − верх неприличия! − одёрнула её гофмейстерина.

− Не вмешивайтесь в нашу августейшую беседу, − огрызнулась Ева-Мария и продолжала расспросы.

Лорит оказался отличной сплетницей. Он поведал, что права Лотара на престол были столь же неподтверждёнными, как и его происхождение. Ходили слухи, будто император Денебар прижил его от какой-то рабыни. Спустя некоторое время законные сыновья вдруг начали умирать один за другим, потом при странных обстоятельствах скончалась жена императора, леди Амадея. По официальной версии, после того как пропал без вести её старший сын, она ослабела от горя, и её поразил смертельный недуг. По неофициальной − ей помогли отправиться на тот свет, чтобы она не родила императору ещё одного наследника. Поговаривали даже, что леди не стала дожидаться, когда её отравят, и сама наложила на себя руки. В любом случае, к совершеннолетию Лотара путь к гебетскому трону был расчищен.

Пока Ева-Мария просвещалась относительно биографии принца, несколько девушек прямо-таки глаз с него не сводили, даже королева Архипелага, бледная двадцатисемилетняя женщина, бросала в его сторону заинтересованные взгляды, хотя рядом сидел муж. Негодная Элиза Торн ангельски улыбалась своим новоприобретённым поклонникам, рыжая Фатжона пыталась обратить на себя внимание принца Персея с Пораскидов, который считался кавалером Евы-Марии. В целом же здесь собралось слишком много красавиц, и уже начинала чувствоваться конкуренция.

Во время смены блюд в залу вошла запоздавшая Виктория Мокк − высокая, изящная, она скользнула к столу и заняла неприметное место с краю, сопровождаемая, как обычно, восхищёнными взглядами мужчин. Лотар повернулся в её сторону, его взгляд вспыхнул, и он начал громко расспрашивать, кто эта прелестная дева, и где она живёт, и нет ли у неё ревнивого дружка. Эвтектика Монро позеленела с досады и сразу стала более любезной. Ева-Мария, услышав комплименты своей фрейлине, смяла салфетку, вне себя от негодования, но этого не видел никто, кроме Лорита. Наконец, двухчасовой банкет закончился, и король Пирании осведомился о дальнейших планах королевы.

− Нам нужно сделать несколько распоряжений, − уклончиво прощебетала Ева-Мария. − Вечером у нас не будет ни одной свободной минуты. К тому же царица Агама уведомила нас о скором приезде своего племянника, короля Лаоса.

− Гости всё прибывают и прибывают. Воистину, Вашу коронацию будет праздновать вся Дриада, − бархатным голосом проговорил Лорит, не сводя с неё глаз. − Вряд ли за всю историю в одном месте собиралось столько владетельных особ. Вы подарили нам чудесный праздник, и я хотел бы, чтоб он никогда не кончался, − он приник поцелуем к её перчатке.