Текст книги "Переписка с О. А. Бредиус-Субботиной. Неизвестные редакции произведений. Том 3 (дополнительный). Часть 1"

Автор книги: Иван Шмелев

Соавторы: Ольга Бредиус-Субботина
сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 59 страниц)

К сну навертелись еще разные грезы, лица спутывались, я томилась, отыскивая цветы, какие-то особенно чудесные, томилась состраданием к кому-то, решала неразрешимые проблемы… Утром мне казалось, что я все еще смогу услышать и пение и аромат цветка-птички, стоит лишь закрыть глаза, – и странно так, мне еще и теперь все слышится это, и я стараюсь разгадать это странное свое состояние, родившее такую грезу. Я очень бедна фантазией, и ни за какие сокровища мира не смогло бы мое воображение ничего подобного придумать… Откуда эти грезы?..⁶⁰⁰

Прости, милый, «бабьи бредни». Я часто живу подобной «ерундой»… В сердце моем так много к тебе ласки и света. Я боюсь, боюсь твоих перерывов в письмах, боюсь как-нибудь нарушить чудесную гармонию во мне. Хочу сказать: «остановись!» – всему этому миру в своей души. Так хочется вечно этого света! И ты помни, что я полно и чудесно, как и прежде, живу нежностью к тебе. Я здорова. Не мучай себя страхами..! Да, я полна тобой. И потому, чтобы не нарушать этого мира… было покинувшего меня от твоей холодности, не удивляйся, если я не буду без твоих ответов часто тебе писать. Последние письма (твои) растерзали мою душу, мне было бы невыносимо все это еще раз. Я создала мир мой вне этих уколов и хочу быть в нем. Переписка без ответа испепеляет мое сердце, и потому я буду тебе писать, лишь на твой ответ. И так часто, как ты сам этого захочешь. Целую нежно. Оля

[На полях: ] Прости это глупое письмо. А от тебя опять нет и нет ничего, и я робею писать, утрачиваю нить.

Мне хочется писать, но так горько без твоего руководства. А я знаю, что ты его не дашь, т. к. никогда больше не отвечаешь. У меня масса тем!

Я _н_е_ получила «Михайлов день». Что же это? Неужели пропало?

248

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

11. I.43

Родная Ольгуночка, 7-й день я здоров. Мне лучше, лучше! Елка – моя радость и мой Свет, – ты, она – твое нежное отображение. Как я хочу видеть тебя. Все твои сомнения, укоризны – напрасны. Я – как еще мало меня знаешь! – не _м_ы_с_л_ю_ жизни без тебя! Это чувство – моя сущность, без него – конец. Мое «молчание» – онемение от «ужаса»..! – пой-ми!

Каким маленьким, изменчивым, «игрунком» – представила ты себе меня! Я хочу отвернуться – ты была нужна мне «для художественного воплощения..!»⁶⁰¹ – ну, что _э_т_о!? Мне больно, так это не – для меня! Я тебя сильно полюбил, ты – _в_с_е. Пойми. И так хочу – и могу! – работать. Наскоро, – твой Ваня

Все у меня запущено. Допереписываю для тебя «Михайлов день».

249

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

13. I.43

Милый мой Ванечка, какой радостный был для меня вчера день: твои 2 письма⁶⁰², и _к_а_к_и_е! Тебе лучше! Боже, как я рада! Ванька, глупый, ты забыл, что я тебе писала (кажется, в начале ноября?)?? Я же тебе прямо сказала: «мне думается, что м. б. у тебя gastritis acida!» Вспомни же, дурной ты этакий!! Это было до твоего визита к Antoine. Я это хорошо знаю, т. к. ждала очень, не подтвердится ли мой диагноз. Я так много видала таких больных, и Шахбагов так много и подробно, и научно мне преподавал, что часто мои предположения подтверждались. И о висмуте я тебе писала, чтобы осторожней, а ты еще мне (помнишь?) «одернул», – «знаю, мол, не хуже тебя, вздор!» Ну, как это чудно, что ты нашел хорошую докторшу! Ванюша, с сырыми же овощами самолично, без совета с врачом не злоупотребляй. Иногда это все же дурно отозваться может. Имей в виду, что желчный пузырь часто протестует и тогда осложняется и с желудком. Спроси, милок, у доктора-рши. Если тебе недостает витамина, то принимать м. б. лучше таблетки? Мне сказал v. Capellen, что «хронический недостаток витаминов, _н_е_в_о_з_м_о_ж_н_о_ восполнить текущей пищей, – необходимо дать сразу достаточное количество, чтобы заполнить дефицит, а затем уже поддерживать баланс подходящей пищей». Понимаешь? Чтобы, например, мне восполнить дефицит «С», надо бы было есть в день до 20 лимонов месяцами, что для желудка и проч. было бы ужасно. И тогда вводят таблетки. Спроси врача. Очень, очень возможно, что тебе витамины нужны… Ну, а теперь о ином… Ванюшка, мне так радостно… Солнце, капели, небо высокое опять, голубое, в каналах по льду вода ходит, сквозится снег… Будто бы весна… ребята орут около школы, а петух наш – красавец глотку всю себе разорвал, на куче стоя. Собачонка избегалась с визгом и лаем за целой стаей разновидных псов. Ужасно радостно на сердце. Мне так писать хочется… Ах, если бы смочь. У меня только еще мало сил, – я до безобразия скоро утомляюсь, а по утрам, – стыдно признаться, – сплю до 1/2 9-го часа!! Ужас!

Правда, я ложусь не рано, никогда до 12 ч… Хочу писать, очень. И… рисовать. И не знаю, что больше. Рисовать я обожаю. А сколько сожжено опять! Я все бросаю. Не люблю, перестаю любить то, что уже сделано. Мечту о работе люблю, ношу в сердце, а коль скоро она воплотится – все пропадает.

Читаю «Madame Bovary»⁶⁰³, – она не будет моей героиней… Не взяла сердце… Правда читаю по-голландски, это все не то, но ничего нельзя было другого достать, и эту-то книгу с величайшим трудом достал Kees, заказав ее еще на мое рождение!! Я одновременно перечитываю «Войну и мир», и… как же это невыгодно для Флобера! Очень хочу освоить французский язык, перечитать все в оригинале. Но лучше наших, никого нет. Я обожаю народ свой, до последнего босяка! И каждой луже бы поклонилась! Именно… обожаю!

Ах, Наташа Ростова какая прелесть! Какое сердце! Как можно вновь и вновь стать юной, переносясь душой в молодость Наташи! Но довольно об этом…

Я совершенно захвачена «Михайловым днем»! Очаровательный очерк, Ваня! Как и все твое! Чудесно! Жду, жду продолжения! Вчера только получила начало, – шло 1 месяц. У тебя дата 30-го XI! Простым послал! Безбожно это! А ну как бы пропало! Ванюша, не смей свой труд не заказным слать! Преклоняюсь перед трудом твоим, что больной еще переписывал мне. Конечно, сохраню. Каждую твою букву сохраню! Ванечек, спасибо! Спасибо за этот чудный дар. Когда ты писал этот рассказ? Ты знаешь, я тебе признаюсь, – мне особенно, особенно дорого это, т. к. этот рассказ ты посвятил своей Ольгуне, написав его в ее уже у тебя бытность! Понимаешь? Я безумно счастлива за «Куликово поле»⁶⁰⁴, я прямо не верила глазам своим, что ты меня так осчастливить захотел, так отметить…

Я, прямо до физической боли в сердце, как-то вся вздрогнула, когда ты на именины подарил мне «Под горами»⁶⁰⁵, но… это, этот очерк… ты его написал мне! Понимаешь? Это верх блаженства для меня думать, что в те мгновенья, когда ты писал, ты уже знал мое сердце, любил, и м. б. думал обо мне. Это совсем особенно! Ах, спасибо тебе! Ты знаешь, я тебе признаюсь, – не суди меня: я тогда, после твоих недовольных и скупых писем думала: «он не пишет ничего, он не хочет писать и „Пути Небесные“ только потому, что когда-то в порыве обещал их написать мне, и теперь прошло, и он не хочет, и подсознательно не может уж…» Да, да, и много еще чего я думала… Ужасно думала…

Как я счастлива, что тебе лучше! Тебе к весне лучше, а это же лучший признак того, что язвы нет! Она обычно к весне бунтует.

Мне тоже лучше. У меня масса планов, желаний, энергии. Только надо бы какую-то систему, времени мало, надо время сделать, системой его найти. Это трудно, – я – бессистемна, но надо… Сегодня была магнетизерка и прямо говорит: «…у Вас наверное много желаний и то, и это начать?..» – «ну, это лучший признак того, что я рукой своей чувствую?..» – удивляюсь, поднимая брови… «у Вас ничего нет в почке, все ушло…» Ах, я не знаю, Ванёк, но что-то все-таки она производит. Например, сегодня она гладила мне спину, стояла сзади. Вдруг чувствую горячо спине и она не гладит больше, а приложила что-то. Я думала, что она дует, – так бывало. И говорю: «как долго у Вас хватает дыхания дуть, как жарко…» – «я? – дуть? Спросите Вашу маму, что я делаю». Я вижу, действительно, что ее лицо из-за плеча ко мне наклоняется и спрашиваю, что же это? «Я руку только положила…» «Какие горячие руки!..» Но она дает мне ее руки… холодноватые, сухие. Я ничего не понимаю. Опять эти холодные руки кладет мне на почки, и я сказала бы, что это грелка, и хорошо-горячая даже. Это она напряжением воли давала ее магнетизм. У мамы еще показательней.

В_а_-_а_н_ь… _а_-_у_-_у?! Ванюша, неужели тебе Елизавета Семеновна все-таки не достала елочку!? Когда я читала твое письмо, радостное, сочельниковое, и твое: «только елочки нет…», то я прямо стонала… О, если бы она ее тебе достала! Что это за «паникадило елочное»? Это «Advent-Kranz»?^[290] На лентах висит такое колесо из елок, со свечками и серебром? Или без оных? Я думала тебе такую штуку заказать, но очень уже это не наше. Но красиво. Одно время, я, увлекшись европейскими праздниками, себе такую штуку соорудила и каждую неделю прибавляла по 1 свече (начинают с 1-ой свечи за 4 недели до Рождества). Да, так вот, о «паникадиле»… Тебе я его все же не послала, – оно ведь ничего бы сердцу не дало. Ты получил цикламены? Что же, тоже дрянь? Всякий раз теперь боюсь. Цветочный магазин мне не ручался. Неужели в Париже нет азалий белых? Я так просила! И сирени, – но о ней наотрез сказали «нет»! Твой цветочек мне цветет чудесно. Обнимаю тебя! И тот, что на именины я сама пожелала, – все еще цветет! Я его очень люблю. Ты отбранил его… а у него такие нежные цветочки в колючей шишке! У меня начинают цвести цветы… Очарователен один кактус, сплошь в цветах – висюльках шелково-алых. Ах, как хорошо на душе! Ну, целую моего глупыша.

[На полях: ] Я в отчаянии, что не могу тебе ничего послать из нужного: у меня есть оливковое масло, и каждый день творог!

15. I Кончаю «Madame Bovary» – ужасно!

Пиши же! Ответь на это! Ольгуля. Прости мазню.

Напиши, как провел праздники!? Жду с нетерпением, узнать, достала ли Е[лизавета] С[еменовна] елочку!

250

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

7/20.I.43

Дорогая Олюночка, сегодня, как и в былое время, елочка раздета и ждет печки. У меня +20°! На дворе теплынь. Много света дала мне твоя елочка. Оля, брось укорять меня, не верить мне: я люблю тебя прочно, верно, неизменно: я хочу увидеть тебя. И если мало (или с промежутками) пишу – значит – занят работой, только. Я должен закончить «Лето Господне» чтобы освободиться для «Путей Небесных». Моя любовь стала глубже, покойней, _п_р_о_ч_н_е_й, – выдержалась в испытаниях. Я не повторяюсь: было бы странно – на протяжении 2-х лет заверять: «я оч-ень люблю, я не могу больше – без тебя!» и т. д. Видишь – могу, томлюсь, но жду. Говорил о тебе новой докторше: она советует приехать, поедет с тобой к верному специалисту. – Я очень подавлен многим… – и болезнь еще не оставляет. Я на очень суровой и скудной диете, и – другое. Слава Богу – могу писать.

Вчера была у меня Елена Федоровская⁶⁰⁶, она заботилась обо мне, когда я лежал. Я показал ей елочку, сказал – от кого. Она была унесена рассказом «Рождество в Москве».

Целую, спешу отдать А[нне] В[асильевне]. Надо в банк, деньги откуда-то. Твой Ваня

[На полях: ] Вчера День рождения Сережечки.

Почему не белые цветы?!!! На Рождество – всегда белые! Твой цикламен дивный!

251

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

8/21.I.43 11 ч. утра

Я так засветился тобой, Ольгуночка… – сейчас твое письмо от 13/15.I, я так тобою переполнен и _в_з_я_т! Такая ты ласковая, такая нежная, – вся – сквозная сердцем, – все в нем вижу, – твою любовь! Так весь взволнован, – перо не ходит! Ты, наконец, _в_е_р_н_у_л_а_с_ь, ласковка… Рад: «Михайлов день» тебе по-сердцу! Я это чувствовал – будет _т_а_к! Милая, я не сдаю, я силен для писанья, – я дал «Рождество в Москве», – сам взволнован, как еще много во мне напора творческого! О, да, – много, ОлЮшка моя… Одно помни, всегда: ни-когда, ни за что, ни от чего – твой Ванёк не изменится к тебе, ты во мне улеглась – в сердце! – так глубоко, так тепло-уютно. Так меня согреваешь. Если не пишу тебе – не выдумывай: это значит, что мне в эти дни не удается оторваться для тебя, держит работа, веленья (часто – малостные, но не отмахнешься), счеты дня сего: питанье, исканье его, – ну, недомогание или кислотность, или – надо прилечь после лекарства. Это напоминание, что еще не все в порядке… – так мешает уйти всецело в тебя! Помни же: никогда на протяжении этих годов (2–3!) я не остывал, не _м_о_г_ – для тебя! Ты – _в_с_е_ – и в жизни моей ныне, и в работе. О елочке твоей я писал тебе 8-го I, ты получила 2 письма, как ты не знаешь, получил ли я?! Или в эти 2 письма вошли от 31-го дек.⁶⁰⁷ и 6-го – канунное, когда я только что получил твой чудесный белый цикламен? Светлым пошел я к всенощной, получив через час-два после цветка – елочку! Я так был очарован, согрет, обласкан тобой! – Праздники я провел – весь просветленный (тобой!), спокойный, как никогда за эти горькие годы, до тебя! Не помню, когда такое было со мной. Мы взаимно осветили себя. Это наше чистое, верное чувство передалось, и потому так оба были светлы. Я все думаю о тебе, весь к тебе унесся.

Погода – весна! Небо – весна. Твой краснолистый цветок – бегония? – на именины – растет, но он не цвел! Были где-то у корней – чуточные, розоватые! Где же «шишка»?! Не пойму. – Оливковое масло достала Юля, из Марселя, от belle-soeur^[291], 1/2 бутылки. Творог устроили друзья, – от фермера – читателя моего⁶⁰⁸, буду получать 2 раза в неделю пакетами. Уже получил вчера, и ем чудесную ватрушку. Сам испек пряник, и такой… – все диву дались. Да, сам. И без духовки даже, – у меня газовая печурка, малая. Найти новую нельзя, но я заказал комиссионеру. Ольгунка, изволь спечь маме, Сереже, себе и Арнольду (пусть знает, как русские пряники, – они почти и французские – эти вот!).

Вот состав: 2 ложки [1 cл. нрзб.] распустить в 3/4 стакана теплого молока, всыпать еще 1/2 чайной ложки соды (лучше аммонии, но этого carbonate d’ammoniac^[292] не достать, и сколько его надо в такой состав – не знаю). Добавить 125 г сахару (это – 20 кусков) и 250 грамм муки, все хорошенько размешать. Добавить, для окраски, жженого сахару (ну, 3–4 куска расплавь до темно-коричневого цвета) хорошо – апельсиновых (люблю) цукатов или варенье – лучше бы цельных персиков, чтобы чувствовалось в еде! – или fruit glaces глазированный фрукт, немного поджаренного миндаля и прокаленных орешков, – (можно и без них, конечно) – но я-то все достал, у Ива были орехи, он сам в лесах набрал, а миндаля мне прислали – 2–3 кило орехов миндальных. Мне, видимо, ве-зет на читателей – поклонников! – Дальше: форму смажь маслом, выложи «тесто пряничное» и – оставь так на 1 час до выпекания: очевидно надо соде «выходить» тесто… Пеки (печь в духовке, doux^[293], не жаркой!). Лучше, если добавишь корицы в меру, – я достал, это теперь редкость. Пряник у меня – на диво. Пусть и у тебя такой же. Я так хотел бы! Покупные pain d’epice^[294] – дрянь. Оль, у меня для тебя – ждут: огромная коробка (золотая) шоколадных конфет, marrons glaces^[295], миндальные тянучки (чудесные!), мармелад, – полон комод – для тебя. И я жду, жду случая – послать, или – о, Боже, – в рот твой положить, самому! Оль, я так хочу видеть тебя! Если я буду здоров весной, я буду стараться приехать. Увидишь Ваню – а, все равно, – какой он стал ста-рый… – так все мне кажется. Хоть я и очень _ж_и_в_о_й.

Не могу бросить письма – хочу еще шептать тебе, как люблю, что со мной делается, – хочу видеть тебя! Ах ты, растеряха – мне жаль твоих, незнаемых – сережек! Ну, прикажи ювелиру приготовить по уцелевшей! Пусть – _и_м_и_т_а_ц_и_я! Я хочу – «к_р_а_с_а_в_и_ц_у»! – тебя, – с «болтушками» (?) на ушках. Хо-чу! Вели! Не впервые это у тебя – терять сережки!⁶⁰⁹ На велосипеде еще было, когда ты соблазняла, «ведьмочка», – спутника, – и… доездилась. Э х, не было меня! Я отлично ездил – и – выносливо, по 50 верст, бывало! Совсем недавно (лет 10–12 тому) брал Ивика на передок. И мог делать по 30 км! (Это в 50-то с малым лет!⁶¹⁰) И вот теперь… чувствовать то, и так, как могут разве 25-летние… по напряженности – так ярко, так осязательно… воображением! Я _в_с_е_ могу пережить – вплоть до… земных объятий… – тебя, со всеми черточками и ощущениями..! Дивятся мне, – правда! – каким чудесным даром памяти надо обладать, чтобы писать так, как Вы… эти «Именины»! Чудаки. Надо только быть _м_н_о_ю… – и тогда так просто. _С_а_м_о_ лезет. Оль, я люблю тебя, – прости, – но сейчас вот – так по-земному! Или – это зовы весны? Но пора бы им перестать действовать на меня!

Оль, только бы ты была здорова! Оль, что со мной? Сегодня, впервые после 5–6 мес. – физического покоя – спокойствия в отношении моей Ольгунки! – и это, конечно, – покой-то физический! – от болезни, в болезни: – я испытываю влечение «греховное»… Но вот – представь себе! – что значит быть равнодушно-хладным: 6-го день Рождения моего Сережечки, – меня посетила, я писал вчера тебе в открытке! – Елена Федоровна Федоровская, жена одного кинодельца⁶¹¹, который сидит как «подданный» одной из мелких южно-американских республик, признавших врагов Германии, – и поделом ему: не выбирай таких «друзей»! Она очень! заботилась обо мне в болезни. Ей 40–45 л., m-me Бовари, только постарше. На днях прислала мне сгущеного молока сладкого, из своего запаса. Очень милая, из староверческой семьи, вся наша, нестеровская, но со скрытым темпераментом Флёнушки («В лесах» Мельникова-Печерского⁶¹², – любишь, да? Я до сих лет люблю! эту эпопею). Ну, так вот, привезла свежих мимоз, я ее поил чаем под твоей елочкой. Она была очень мила, хорошо запудрена. Сегодня она причащалась. И вот, увидя меня, слушая меня, говорит нежно, – с большим чувством: «дайте, я поцелую Вас!» И я, так просто-легко, будто это сестра-друг, даю, и сам целую ее – трижды, у виска. И – н и-чего, ни малейшего «движения» во мне! – как и у нее, понятно. Ну, что, кто я для нее, – такой, _в_н_е_ жизни уже, ничей писатель?! Я же понимаю. Так это хорошо – просто – чисто – хладно вышло! А вот, о тебе думая, не… знаю… как я поцеловал бы тебя? Так? Но я не хочу – так. Но м. б. это во мне сейчас – преходящее —? Или – прилив новых сил? Мне грустно и смешно: в таком возрасте _т_а_к_ чувствовать!? Нет, мне стыдно. Должен же я понимать, что такой, как я, – уж слишком не подходящий для «любви готовятся дары»⁶¹³ (Пушкин, «Руслан и Людмила»). Нет, чувство вкуса, чув-ство изящного – не _д_о_л_ж_н_о_ допускать сего. Я должен понимать. И я, конечно, – мимо, мимо _с_е_г_о! Быть смешным – плохо, но быть дико-глупо-смешным… – отвратительно. Но это мне не мешает открывать тебе потайное мое, это ведь уж не так смешно, правда?

Ну, Оль моя, целую все же, _в_с_ю… очень сокровенно, «в уме». Это же не смешно, по крайней мере – не так голо-смешно. Представь, мне 35 – только. В уме можно и 35. Да? Хочу скорей допереписать «Михайлов день». А сейчас за «Именины». Пишу их прямо «на-чисто».

Твой всегда Вань-Ваня

И. Ш.

[На полях: ] Прости, Ольгунка, на многое не ответил, но скоро _н_а_п_и_ш_у. Мне надо в эти два дня кончить «Именины»: читатели ждут!! И Юля ждет статью о стихах мужа. И все надо в эти два – три дня. Ванька

Ольга, ты так нужна мне! О, моя чудесная, моя же-н-щина!

Сколько конфет для тебя! Полон ящик! Всего. Как жду тебя!

Будет кто в Париже – пришли Bisma-Rex, это замечательное лекарство.

Олель, я с ума схожу от тебя, без тебя. Я х[очу] т.! Губоньки твои дай. О, мой цветик!

Прости, но я так хочу по-земному тебя любить! Оля, во мне просыпается страстное уже чувство – снова! – желание тебя! Значит – я здоров, если хочу тебя!

М. б., ты уже здорова? О, если бы! Я тогда буду весь светел. Оля, я так был потрясен, думал – нет тебя. Клянусь! Я не пережил бы тебя!! Клянусь!! Это странное чувство – онемения. Я окаменел. Я боялся тебе писать. Ольгушонок мой светлый, дай, Господи, чтобы ты выздоровела! Моя милая. Радость!

Твой сон – удивительный по подробностям: это твоя мысль в подсознании создавала _в_с_е. Это не рожденное еще – творческое. «Паникадило» – маленькая вещичка из серебряной сусали, в 6 свечечек, – 2–3 вершка кругом: я его подвесил под лампадку. Целую мою прелестную девочку Олю. Всю, до… милых бровок, до пальчиков на ножках. Спешу. Надо «Михайлов день». Мне стыдно – все недосуг.

Как я тебя жарко обнимаю… О, как целую, по-весеннему!

Люблю жарко. Твой Ваня

252

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

9 янв. 43 г. 9 утра

(Заканчивается и посылается 22 янв.)

Оль, вот продолжение «Михайлова дня»: Я пою, я счастлив тобой! Оль, напиши, что у тебя с твоим недомоганием? _В_с_е_ напиши, я все объясню докторше, я верю, что она установит и вылечит тебя. Ты _д_о_л_ж_н_а_ приехать!!! Ты увидишь, как она тебя в неделю вызволит из недуга! И ты ее полюбишь. Она – вся – в науке, – Господь послал мне избавление, – Пастаки – редкостные друзья, – вот чудесные..! Он знаменитый химик, тот, который мне моркови привез, – оба брата – хомяки, но столько в них скрытой любви..!!! Мне скоро – верю – пришлют миндаля, – у меня пока около кило, и еще орешки лесные, и я скажу Арине Родионовне – сделать мне лепешки ореховые, а сам буду делать миндальное молоко, я так его люблю, и люблю вспомнить детство, толочь, выжимать… только горького миндаля нет, досада… Я дал знать Ивану Александровичу⁶¹⁴, что – был болен, и переводчице, – они, м. б. распорядятся, чтоб мне прислали миндаля… Жду из пяти разных городов, где только найдут. И просил Юлю написать своей золовке – по первому мужу, – прислать мне – привитой лимончик, это моя идея фикс! Он будет цвести, а я вспомню отца, нашу залу, цветок⁶¹⁵, и мой носишко, которым я свалил цветок – опал – первый, чудесный… и матушка требовала, чтобы отец меня высек! Но он только «помазал»… – пожалел «капитана», своего баловливого Ванятку. Если бы вырастить лимон и пить с ним чай – вместе с Олюнкой!! Оль, я тебя жду, так жду… – это будет предел моего счастья – это будет начало работы над «Путями»… – вот запишу…!!!! Ну, продолжаю «Михайлов день».

Да, я не помню, чем кончил, – я добавлял к первой редакции… Пишу на-ура, но ты поймешь…^[296]

Окончание посылаю одновременно, – нельзя писать больше 2 листов. Целую. Ваня. (Весь я в переписке, для Олюнки.)

253

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

21. I.1943, ночь на 22-ое

Окончание рассказа – «Михайлов день». Досылаю отдельно, т. к. в последнем посыле норма в два листа исчерпана. И. Ш.^[297]

Каков рассказ-то?!.. Кажется – «с зерном». Бе-рет читателя, _з_н_а_ю. Ты, Ольгуна, оценила уже по первой трети. Ты его полюбишь. Вообще, как увидишь, II-ая ч. «Лета Господня» будет не хуже I-ой, а, м. б., и… Ну, скажешь: «каша гречневая…» Ну, о себе, _к_а_к_ я чувствую и принимаю _с_в_о_е, – я тебе расскажу, только… на-ушкО. И – как (чем) Оля чувствовала, – безошибочно!

Моя докторша сегодня принесла мне огромное (такого и не видывал) куриное яйцо, «сегодня снесенное»! Арина Родионовна сегодня испекла пряник, с добавлением апельсиновых цукат и рома. Вчера – замечательную ватрушку, – я поднес докторше кусок. И угощал шоколадными конфетами, силой всунул ей в сумку. Пью (скупо) оливковое масло. Мне пока нельзя мясо: не принимает подлец – желудок, кричит: на-зад! И не только кричит, но и… А так мне хочется есть. Не могу пока и хлеба, даже pain complet. Только сухари. Но, к счастью, могу квакер (овсянку), и у меня еще есть маленький запас. Теперь не делают квакера, нельзя. Сегодня 2-ое кило миндальных орехов. У меня запас – 4 кило, еще одного в пути. Я так люблю миндальное молоко, и оно мне прописано. Теперь только я оценил, дочего вкусен… картофель! Не любил, бывало. Ну, печеный, еще туда-сюда и – особенно – из-под жареного гуся, весь в жиру, или – с жареной бараниной. Но вареное мясо могу. Оль, я о-чень оголодал, все на уме – жратва, как у «голодной куме все хлеб на уме». И еще – ты у меня на уме… да, о-чень. Как всегда, но теперь… очень _о_с_т_р_о, _в_о_л_н_у_ю_щ_е. Напиши о здоровье, все.

Глубокая ночь, ай-ай… Я должен давно быть в постели. Не смей засиживаться до 12 ч. ночи. Изволь – в 10 быть уже «баиньки». Прошу, и я буду. И будем думать друг о друге. Хорошо? да? Ну, сделай же. Как целую!

Твой весь Ванятка – Бань

[На полях: ] Я чувствую, что нисколько не «сдал». Весь в «форме».

Вчера разобрали елочку твою.

Оля, у меня есть очень сильное «Рождество», написанное «с тобой». И – «Именины» должен завтра дописать, надо газете. И – потрясает, будто? – «Рождество в Москве».

Понимаешь, как важно мне закончить «Лето Господне»? Им миллионы душ отогреваться будут! И. Ш.

254

И. С. Шмелев – О. А. Бредиус-Субботиной

22. I.43 10 ч. утра

Милая Ольгуночка, вот что еще… Для тебя у меня – целая коробка (в 200 шт.!) «Pastilles-Vichy-citron» (вкус) ждет оказии. А м. б., сама приедешь? Сделай! «При-едь!» – как ты чудесно писала, бывало, детка-словотворка. Это совершенно правильно, если бы производить глагольную форму, но… совершенный вид повелительного наклонения глагола приехать (видишь – в неопределенном наклонении вид совершенный!) утратился. Но в разговорной речи встречается. У тебя чудесное чутье родного языка! О, ми-лая..! Целую твой язычок, о-чень. И… _в_д_у_м_ч_и_в_о.

Сегодня, в один день, должен написать (буду прямо нА-чисто!) – дописать (сывать), верней, – «Именины». Спешу сдать это на почту. Посылаю племяннику крестик нательный – и гостинчика. Твой белый цикламен – _л_е_т_и_т_ бабочками. Милая моя ба-бочка – (в обоих смыслах!) – обнимаю. Люблю. Очень, о-чень… Пой-ми и – «при-едь»! Я никак не страшусь сего. Я – как я – и все. Мы будем у-мники. Какой день, солнце, теплы-ынь. У меня +20°. Но печка в запасе. Только бы ты, ты, ты – была здорова!

Что еще..? Да, сбереги «Михайлов день». Его новая редакция раздвинулась! – я всегда при переписке добавляю. Этот рассказ расширен, – в думах и сердце с тобой, – может быть на 20–25 %⁶¹⁶. У меня нет копии. Знай: это дается Родине – впрок, на столетия. Да. Уверен. Какая… «гречневая каша»! – Скажешь. Но ты знаешь меня. Это я _т_о_л_ь_к_о_ – с тобой, тебе вся душа моя – настежь. Только – тебе. Как я жду тебя! Что это со мной?!.. Весна? Но она – эх, где она еще!.. Bisma-Rex – пришли или – привези. Оля, я все жду, жду тебя…

Оль моя, – бедняжка-больнушка (и раззява: потеряла серьгу!), – скажи: здорова? Ну, скажи… Да, от И. А. его ученик Нарсесян не имел вестей с сентября!⁶¹⁷ Что с ним? болен?.. Жду от Нарсесяна ответа. Марина – невеста (помолвлена?) какого-то Дерягина⁶¹⁸. Не знаю.

Оля, я все о тебе, о тебе… так хочу тебя увидеть! Оль, приедь!.. Во всяком случае я это сделаю, буду добиваться. Оля, я хочу написать «Масленицу», новую⁶¹⁹ (рассказ «делового человека»). О – блинах – духовных и – вкусных, плотских. А кто же меня будет угощать блинами? Осталось 3 недели. Хочу. И еще – тебя в сметане. И – с маслом. Если бы тебя… с икрой! Понимаешь..? Оль… Ну, целую. Спешу. Девочка моя, с цветами… как я был счастлив (и до-сейчас!) твоей елочкой! Умница. Пригожица. Красавица…

Твой на-крепко – Ваня

И. Ш.

[На полях: ] Мозг кипуч, хочу – писать. И ты – _п_и_ш_и! не трусь. Уверуй в себя. Я, я, я – говорю тебе! Ванёк. Я совсем еще (!?) – То-ник! Тонька. Ты – рада этому? Да?

Оля, как я х[очу] т[ебя]! – увидеть, да… и – все сказать. Всю… изглядеть-излюбить.

Поцелуй мамочку и Сережу, крепко!

Я заказал иконописцу-читательнице⁶²⁰ – очень талантливой – две иконы: Св. Троицы (благословение отца) и триптих: Ольга, Иван Богослов и преп. Сергий. Хорошо?

255

О. А. Бредиус-Субботина – И. С. Шмелеву

24. I.43

Милый мой Ванечка, вот опять выйдет, что целую неделю тебе не писала, но это оттого, что замотали меня дела и поездки. В Крещенье была в церкви и у магнетизерки заодно. Думала, что и все дела остальные смогу устроить в Утрехте, но поездки теперь так трудны, что еле-еле поспели на последний автобус. Пришлось ехать на другой день. Приехала домой усталая, переусталая, а меня встречают новостью: был телефон от Кеса, который сообщил, что не только его сестру с мужем (русским), но и отца-старика спешно выселяют⁶²¹, а отец болен, ему боятся даже и говорить; для сестры их я нашла жилье, дачку Фаси, с еще несколькими семьями вселятся, как в Ноев ковчег. Пришлось к старику ехать и Арнольду, и мне. Там оказалось, что у него нашли coron. Sklerose, (склероз коронной (?) артерии сердца). Доктор сказал, что он может внезапно скончаться. Ему 80 лет. И вот надо уезжать с насиженного гнезда. Я поехала первая, тотчас же и, приехав на место, застала плачевнейшую картину: отец за столом чего-то пишет, его компаньонка-старушка (тоже около 80 л.) суетится с чаем, всюду как-то неряшливо (где прежде пылинка каждая видна была), прислуга саврасит⁶²² все, что хочет. Никто ничего не знает, да и знать не хочет. Старик не представляет даже всего дела, не верит и, ничего не предприняв, потерял 3 дня. Осталось всего несколько дней до 30-го янв., когда он должен убраться. А дом… битком набит всякой всячиной. Стоят еще шкафы с гардеробом его покойной жены, которые он ни разу не рискнул открыть после ее смерти, боясь воспоминаний… Доктор предписал ему жить «из кресла в постель, из постели в кресло». Ну, что тут сделаешь?! Надо было его как-то подготовить сперва. Итак первый день, драгоценный день пропал даром. С аттест’ом^[298] врача Кес стал просить разрешения остаться больному. А тем временем я на следующий день тихонько в задней комнате упаковывала хрусталь и фарфор. Ты не можешь себе представить все те трудности, которые были на каждом шагу. Т. к. переезды массовые, то ничего нет, – ни ящиков, ни газет, ни стружек. И никаких способов передвижения. От Эвакуационного бюро можно получить право на одну фуру, а все остальные вещи надо оставить тогда в квартире. Ну, кое-как сообразили, как перевезти все ценное, выключив из работы наших лошадей и работника. На аттест докторов прислали для контроля еще одного врача (от национал-социалистической партии). Этот, осмотрев больного, нашел аттест’ы заслуживающим внимания и обещал отсрочку на 3 месяца. Теперь хоть будет время с духом собраться. Конечно, масса проблем, как, например, куда? Ибо нельзя по своей инициативе ездить. Но у старика есть родовое имение⁶²³. Будут хлопотать, чтобы ему разрешили туда. Воспользовавшись тем, что дана отсрочка, я уехала пока домой и сегодня ночью чудно выспалась. Ужасно за неделю устала. Прислуга (у-че-ная!) 45-летняя баба ревет оттого, что не растапливается печка. Все печки им растопила, научила щипать лучину – не знали! Курам корм показала, как надо варить и рубить. Одним словом навела порядки, и старушка под конец кинулась меня целовать, что я «грубиянку-прислугу на место посадила». Грустно, грустно видеть было такой упадок былого величия.