Текст книги "Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада"
Автор книги: Генри Райдер Хаггард
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 60 страниц)
Глава XII
«Она»
Первой моей заботой было помыться и почистить одежду, которую мы не меняли со времени гибели шхуны. К счастью, все наше имущество и платье, находившееся в лодке, носильщики принесли сюда. Я был очень доволен, что наше платье сделано из крепкой серой фланели, так как она была весьма пригодна для путешествия. Простой жакет и пара штанов – все это очень тепло и удобно для тропической страны, хорошо предохраняет от лучей солнца и не охлаждается быстро при внезапных переменах температуры.
Никогда не забуду, как хорошо почувствовал я себя, когда помылся и переоделся в чистую фланель. Единственно, чего мне не хватало для полного комфорта, это куска мыла.
Я оделся, расчесал свою бороду, чтоб не походить совсем на обезьяну, как называл меня Биллали, и почувствовал голод. Поэтому я остался очень доволен, когда занавеска у входа в мою комнату без шума отдернулась и вошла немая девушка, которая знаками показала мне, что для нас приготовлена еда. Я пошел за ней в следующую комнату, где застал Джона, которого привела сюда, к его великому смущению, красивая и тоже немая девушка. Бедняга не мог забыть женщины с раскаленным горшком и подозревал в дурном намерении всякую приближавшуюся к нему особу женского пола.
Комната, в которую мы вошли, была большая и, вероятно, когда-то служила местом бальзамирования умерших. По бокам ее располагались большие каменные столы и отверстия для воздуха. Я заметил, когда рассмотрел их внимательно, что стол, находившийся слева, очевидно, предназначался для человеческого тела: на нем было сделано возвышение для головы. На рисунке, который украшал стены комнаты, были изображены смерть, бальзамирование и похороны старика с длинной бородой, вероятно, королевской особы или сановника страны.
Еще на одном рисунке были запечатлены похороны умершего.
Замечательные изображения! Я рассматривал их с живым интересом. Но вот мы сели за прекрасный обед, состоявший из козьего мяса и лепешек. Все это подавалось на чистых деревянных блюдах.
После завтрака мы пошли навестить бедного Лео, а Биллали ушел, сказав мне, что должен ожидать королеву и выслушать ее приказания. Лео был очень болен и бормотал что-то несвязное. Устана придерживала его. Я заговорил и мой голос, казалось, успокоил его, он стал спокойнее и согласился принять хинин. Около часу просидел я у него. Наконец, стало темно, и я едва различал его голову, лежавшую на подушке, которую мы устроили, завернув мешок в одеяло, – как вдруг явился Биллали и с важным видом сообщил мне, что «Она» выразила желание видеть меня – редкая честь, не часто выпадавшая на долю смертных. Мне кажется, он ужаснулся той холодности, с которой я принял это сообщение, но, по правде говоря, я не чувствовал особой радости при мысли о встрече с дикой и мрачной королевой людоедов, как ни была она таинственна, тем более, что голова моя была занята болезнью Лео. Я встал, чтобы последовать за Биллали, но в это время увидел что-то блестящее на полу. Возможно, читатель помнит, что в шкатулке Винцея вместе с обломком амфоры находилась скарабея с изображением гуся и иероглифа «Suten se Ra», т. е. «Царственный сын Солнца». Так как эта скарабея была очень маленькая, Лео вставил ее в массивное золотое кольцо. Это кольцо я и нашел на полу. Лео сбросил его на пол в пароксизме лихорадки. Опасаясь, чтобы кольцо не затерялось, я надел его на мизинец и последовал за Биллали.
Мы прошли левый коридор и вошли в коридор на другой стороне пещеры, где у входа, словно статуи, стояли два воина. Они склонили головы в знак приветствия. Мы прошли мимо них и очутились в ярко освещенной галерее. Нас встретили четыре немых человека – два мужчины и две женщины, которые поклонились нам; потом женщины встали впереди нас, а мужчины – позади. В таком порядке наша процессия двинулась вперед, миновала несколько входов с занавесами, похожими на наши, которые вели в помещение прислужников королевы. Еще несколько шагов, и мы дошли до конца галереи. Два стража в одеждах из желтоватого полотна также поклонились нам и пропустили в следующее помещение, где восемь или десять желтоволосых женщин, по большей части молодых и красивых, сидели на подушках, работая над чем-то вроде вышивки. Все они были глухонемые. В дальнем конце комнаты находился еще вход, завешенный тяжелым, в восточном вкусе, ковром, где стояли две очень красивые девушки. Когда мы подошли к ним, они отдернули тяжелый занавес. Тут Биллали проделал удивительную вещь. Этот почтенный старец лег на живот и в такой некрасивой позе, с волочащейся по полу длинной белой бородой пополз на четвереньках в следующую комнату. Я последовал за ним ногами. Взглянув через плечо, он заметил это.
– Ляг на пол, сын мой! Ползи! – произнес он, – «Она» здесь, и если ты не будешь скромен, «Она» поразит тебя на месте!
Я остановился и почувствовал ужас. Колени мои начали сгибаться, но разум пришел мне на помощь. Зачем я, англичанин, буду ползать, подобно дикарю, в присутствии дикой королевы? Я не мог сделать это, хотя бы от этого зависела моя жизнь!
Подкрепив себя размышлением, я смело пошел вперед и очутился в маленькой комнате. Стены ее были завешены богатыми тканями работы, как я узнал позже, немых женщин. Там и сям стояли стулья из черного дерева, украшенные слоновой костью, пол был покрыт ковром. В конце комнаты, за занавесом, откуда пробивались лучи света, я заметил уединенный уютный уголок.
Биллали полз медленно, и я соразмерял свои шаги с его движениями.
Наконец мы добрались до занавеса, Биллали ткнулся в него, протянув вперед руки, словно собираясь умирать. Я, не зная, что делать, оглядывал комнату и вдруг почувствовал, что кто-то смотрит на меня из-за занавеса.
Страх охватил меня. Кругом царила тишина, Биллали, как труп, лежал перед занавесом. В комнате, озаренной светом ламп, напоенной чудным ароматом, минута шла за минутой. Тихо: ни признака жизни, ни одного движения! Я чувствовал на себе чей-то взгляд, пронизывающий меня насквозь, и был так испуган, что дыхание сперло у меня в груди.
И вот занавес пошевелился. Кто там?
Занавес пошевелился снова и между складками его появилась прелестная, белая, как снег, рука с длинными тонкими пальцами и изящными ногтями. Рука приподняла занавес, и я услышал удивительно нежный серебристый голос.
– Чужестранец, произнес голос на чистейшем, классическом арабском языке, – отчего ты так испугался?
Я сохранил достаточно самообладания, чтобы не выдать своего удивления. Но прежде, чем я ответил, из-за занавеса вышла и остановилась высокая фигура.
Вся она была закутана белым газом так, что напомнила мне мумию в могильном одеянии.
Я испугался еще больше при появлении этого призрачного существа, и волосы зашевелились на моей голове, хотя я ясно различал в этой мумии высокую, прекрасную женщину, обладающую удивительной, почти змеиной гибкостью и грацией.
– Отчего ты испугался? – повторил нежный голос, звучащий, как музыка, но проникающий в самое сердце. – Разве я так страшна, что могу испугать мужчину? Надо полагать, мужчины сильно изменились!
Легким кокетливым движением она обернулась, словно желая показать всю свою красоту и роскошные волны волос, спускавшихся до пола, до обутых в сандалии ног.
– Твоя красота поразила меня, о королева! – ответил я смиренно, не зная, что сказать, и мне послышалось, что старый Биллали, лежа на полу, пробормотал: «Хорошо, моя Обезьяна, хорошо!»
– Я вижу, что мужчины умеют льстить женщинам! – ответила она со смехом, звенящим, как серебряный колокольчик. – Ты испугался, чужеземец, потому, что мой взгляд проник в твое сердце. Но так как я женщина, то прощаю тебе ложь, сказанную так любезно! Теперь скажи мне, как вы попали в эту страну пещер, болот, злодеяний и теней смерти? Зачем вы пришли сюда? Как решились вы вручить свою жизнь Хийя, или «Той, которой повинуется все»? Откуда ты знаешь мой язык? Это – древний язык, сладкозвучное дитя старой Сирии. Что делается в мире? Я живу в пещерах, среди мертвецов, и ничего не знаю о людях и не забочусь об этом. Я живу, чужестранец, моими воспоминаниями, и эти воспоминания лежат в могиле, вырытой моими собственными руками!
Ее чудный голос дрогнул и зазвенел. Вдруг она обернулась к Биллали:
– А, это ты, старик! Скажи мне, как случилось это безобразие в твоем хозяйстве? Кажется, мои гости были в опасности? Одного из них хотели убить и съесть твои люди, эти скоты, и если бы чужеземцы не дрались с такой смелостью, то были бы убиты, и я не могла бы ничего поделать. Что это значит, старик? Не должна ли я наказать тебя за это?
Голос ее зазвучал гневно и холодно. Биллали, который вовсе не был трусом, мне кажется, замер от ужаса.
– О Хийя, великая королева! – застонал он, все так же лежа на полу. – Будь милостива к твоему верному слуге! Это не моя вина. Женщина, над которой посмеялся один из белых гостей, внушила им последовать старинному обычаю и съесть толстого черного молодца, который пришел с твоими гостями – Обезьяной и Львом, – бедный Лео очень болен, – зная, что ты не отдала никаких приказаний насчет него. Обезьяна и Лев убили женщину и черного слугу, чтобы спасти его от ужасной смерти. Тогда эти скоты, опьяненные жаждой крови, набросились на твоих гостей. Но белые храбро боролись с ними. О Хийя! Они дрались, как мужи, и убили многих, но я пришел и спас их, а злодеев послал сюда, в равнину Кор, чтобы ты, великая, судила их! Они здесь теперь!
– Да, старик, я знаю. Завтра я сяду в Большой зал и буду судить их! А тебя прощаю. Смотри, чтобы впредь этого не случалось у тебя! Иди!
Биллали поднялся с полу и, стоя на коленях, трижды поклонился до земли этой ужасной, но очаровательной женщине!
Глава XIII
Аэша
– Ушел! – произнесла «Она». – Ушел седобородый глупец! Как мало познаний приобретает человек в жизни! Подобно воде, жизнь проскальзывает у него между пальцев, и если пальцы его чуть-чуть намокли, как от росы, целое поколение глупцов кричит: вот истинно мудрый человек! Разве это не верно? Но скажи мне, как зовут тебя? Обезьяна – так называет тебя Биллали… – Она засмеялась. – Это манера дикарей – давать имена животных людям! Как называют тебя в твоей стране, чужестранец?
– Меня зовут Холли, королева! – ответил я.
– Холли! – повторила она, с трудом выговорив слово, но произнеся его с красивым акцентом. – Что такое «Холли»?
– Холли – значит колючее дерево! – ответил я.
– Так. Ты выглядишь действительно крепким и колючим деревом. Ты силен и безобразен, и если я не ошибаюсь, честен в сердце своем, на тебя можно положиться. Ты привык много думать. Но чего же ты стоишь, Холли? Входи и садись! Я не хотела бы видеть тебя ползающим рабом! Мне противны их поклонения и страх передо мной!
Она откинула занавес своей прекрасной рукой, чтобы я мог войти.
Содрогаясь, я вошел. За занавесом оказался уголок, где стояли ложе и стол. На столе – фрукты в вазе и в прозрачном кувшине вода. В конце комнаты находился каменный сосуд в виде купели, также наполненный водой. Освещенный мягким светом ламп, этот уголок комнаты был полон аромата.
Благоухание исходило также от блестящих волос и белого одеяния королевы.
Я сел в ногах ложа, «Она» опустилась на другой конец его.
– Теперь, Холли, – произнесла она, – объясни, почему ты умеешь говорить по-арабски? Я родилась в Аравии, это дорогой для меня язык! Моя родина – древний и прекрасный город Озал, я родилась от отца народа нашего Гараба, сына Катана. Ты не умеешь говорить так, как мы. Твой язык звучит музыкой сладкого наречия племени Хамиар… Некоторые слова здесь, у народа амахаггер изменены, и я говорю с ними на другом наречии!
– Я изучал этот язык много лет, – ответил я. – На этом языке говорят в Египте и еще во многих странах!
– На нем говорят в Египте и теперь? Фараоны все еще царствуют там? А персы?
– Персы ушли из Египта две тысячи лет тому назад. Потом владычествовали Птолемеи – римляне, и многие другие процветали на берегах Нила, пока не пришло время их падения!
– А Греция? – спросила она. – Существует ли Греция? Я любила греков. Они были красивы, как ясный день, и умны, но жестоки и вероломны!
– Да, – ответил я, – Греция существует, существуют и греки. Но нынешние греки не похожи на древних, и теперешняя Греция кажется насмешкой над прежней богатой страной!
– Так! А евреи все еще в Иерусалиме? Существует ли храм, выстроенный мудрым королем? Какому Богу поклоняются они сейчас? Пришел ли Мессия, о котором они громко пророчествовали? Он ли управляет землей теперь?
– Иудеи разбиты и ушли, остатки великого народа разбрелись повсюду, и Иерусалима больше нет. Что касается храма, выстроенного Иродом…
– Ирод? – прервала она. – Я не знаю Ирода. Говори!
– Римляне сожгли храм, и римские орлы летали над его развалинами. Иудея представляет собой пустыню!
– Так. Эти римляне были великим народом и шли прямо к своей погибели!
– Solit udinem faciunt, pacem appelant, – добавил я.
– Ты говоришь и на латинском языке? – удивилась «Она». – Как странно звучит он после стольких лет… Мне кажется, я встретила ученого мужа, чьи руки сумели удержать воду мудрости! Ты знаешь и греческий язык?
– Да, королева, и еврейский, но не могу говорить на них. Это теперь мертвые языки.
«Она» радостно захлопала в ладоши.
– Это верно! Хотя ты и безобразное дерево, но приносишь плоды мудрости, о Холли! – произнесла королева. – Но расскажи мне про иудеев, которых я ненавидела за то, что они называли меня «язычницей», когда я хотела научить их своей философии, – пришел ли их Мессия?
– Их Мессия пришел, – ответил я, – но пришел бедный и простой, и они не захотели Его, оскорбляли и смеялись над Ним и распяли Его. Но Его дела и слово вечно живы, ибо Он был Сын Божий и теперь управляет миром!
– Ах, эти жестокосердные волки! – произнесла она. – Приверженцы суеты, жадные к деньгам! Я, как сейчас, вижу их мрачные лица! Так они не признали Мессию? Я верю этому. И Он был Сыном Вечного Духа и пришел без пышности и величия? А они, этот избранный народ Того, Кого они звали Иегова, этот сосуд Ваала, Астарты, египетских богов, – прожорливый народ, жаждущий богатства и власти, – они не признали своего Мессию потому, что Он был беден и скромен, и рассеялись по всей земле?! Да, да, я помню, об этом говорили пророки. Пусть их! Эти иудеи разбили мне сердце, смотрели на меня злыми глазами, и когда я хотела научить их мудрости, их белобородые лицемеры и раввины внушали народу у ворот храма побить меня! Смотри, вот знак, оставшийся с тех пор!
Резким движением она внезапно отвернула газ, окутывающий ее прекрасную руку, и показала мне шрам, краснеющий на молочной белизне руки.
Я испуганно отскочил назад.
– Прости меня, королева, – сказал я, – но я ничего не понимаю. Две тысячи лет прошло с тех пор, как Иисус был распят на Голгофе. Как же ты могла учить иудеев философии прежде, чем Он пришел на землю? Ты – женщина, а не дух! Может ли женщина жить 2000 лет? Зачем ты дурачишь меня, королева?
Она откинулась назад, и я увидел блеск ее глаз. Ее взгляд проник в мое сердце.
– О человек! – произнесла она тихо и спокойно. – Это тайна, которой ты не знаешь! Почему ты думаешь, что все живущее умирает?
Ничто и никогда не умирает! Смотри, – она указала на рисунки на стенах, – шесть тысяч лет прошло с тех пор, как великая раса погибла от великой болезни… Но они живут и теперь. Может быть, их души присутствуют сейчас с нами, в эту минуту! – она оглянулась вокруг. – Иногда мне кажется, я вижу их!
– Да, но для мира они умерли навсегда!
– Нет, на время, и возродились снова и снова… – Я, Аэша, – так меня зовут, чужестранец, – говорю тебе, что жду возрождения любимого человека и знаю точно, что он придет сюда, ко мне! Ты знаешь, я – всемогуща, моя красота превосходит красоту греческой Елены, которую воспели поэты, моя мудрость – выше мудрости Соломона, я знаю тайны земли, могу устроить все для моей пользы, зачем, скажи мне, чужестранец, я остаюсь здесь, с этими варварами, которые хуже животных?
– Не знаю! – ответил я.
– Потому, что я жду того, кого люблю! Быть может, жизнь моя была злом, я не знаю. Но кто может сказать, что такое зло или добро?
На минуту я растерялся и не мог ответить. Это было выше всякого понимания.
– О королева, – произнес я наконец, – если мы, люди, не умираем, а только меняем оболочку и снова рождаемся… то как же те, которые никогда не умирали?..
– Да, – ответила она с блеском в глазах, – я разгадала одну из величайших загадок мира. Скажи мне, чужестранец, раз жизнь существует – почему не может она длиться вечно? Что такое десять, двадцать, пятьдесят тысяч лет в истории человечества? Почему гора стоит десять тысяч лет под бурей и дождем? Эти пещеры не изменились за десять тысяч лет, не изменились и животные, и человек, подобный животному. В этом нет ничего удивительного. Природа имеет живительную силу, а человек – дитя природы и должен проникнуться этой силой и жить ее жизнью!
Он не будет жить вечно, потому что сама природа не вечна и должна умереть или заснуть, пока не наступит время ее пробуждения. Но когда она умрет? Неизвестно. И пока она живет, человек, познавший ее тайны, живет с ней. Для тебя, несомненно, это – великая загадка. Скажи мне, был ли ты удивлен, что я узнала о вашем приезде сюда и спасла вашу жизнь?
– Да, королева! – ответил я.
– Смотри в воду! – она указала мне на сосуд, похожий на купель, наклонилась и подняла над ним свою руку. Я взглянул. Вода потемнела, потом посветлела, и я совершенно ясно увидел нашу лодку на этом ужасном канале. На дне ее спал Лео, прикрыв лицо от москитов, около него сидели я, Джон и Магомет. Я узнал каждую мелочь.
Я отскочил назад, воскликнув, что это колдовство.
– Нет, нет, Холли, – ответила она, – это не колдовство! Это твое невежество! Я не умею колдовать, я знаю только тайны сил природы. Эта вода – мое зеркало, и в ней я вижу все, что мне нужно. Я могу показать тебе твое прошлое, или припомни какое-нибудь лицо, и я покажу его тебе в воде! Я знаю далеко не все тайны природы, я не умею читать о будущем. В Аравии и в Египте колдуны умели разгадывать его несколько веков тому назад!
Однажды я вспомнила о старом канале, по которому плавала 20 лет тому назад, и захотела увидеть его. Взглянув, я увидела лодку, троих людей и еще одного молодого человека, спавшего на дне лодки, и приказала пощадить вас. А теперь прощай! Погоди, скажи мне что-нибудь об этом юноше, о Лео, как его называет старик. Я хотела бы взглянуть на него, он болен лихорадкой и ранен?
– Он очень болен! – ответил я грустно. – Не можешь ли ты, королева, помочь ему?
– Конечно. Я могу вылечить его. Но отчего ты так печально говоришь о нем? Ты любишь юношу? Может быть, он твой сын?
– Он – мой приемный сын, королева. Можно принести его сюда, к тебе?
– Нет. Давно ли он заболел лихорадкой?
– Сегодня третий день.
– Хорошо… Оставь его полежать еще день. Быть может, молодость и сила одержат верх над болезнью, и это лучше, чем мое лечение. Если завтра ночью, в тот самый час, когда началась у него лихорадка, он не почувствует себя лучше, я приду и полечу его. Кто ухаживает за больным?
– Наш белый слуга, которого Биллали называет Свиньей и еще, – добавил я нерешительно, – женщина по имени Устана, красивейшая из женщин этой страны. Она подошла и поцеловала Лео, как только увидела его, и осталась с ним с тех пор по обычаю твоего народа, королева!
– Моего народа! Не говори мне о моем народе! – ответила она сурово. – Эти рабы не могут быть моим народом, собаки, приставленные ко мне, пока не наступит день моего освобождения! Что касается их обычаев, я не имею ничего общего с ними! Не зови меня королевой, – мне надоело это, а зови Аэша. Это имя так хорошо звучит. Устану я совсем не знаю. Не тот ли это юноша, которого я жду? Ну, увижу потом!
Наклонившись, она провела рукой над водой.
– Смотри, – произнесла она, – эта женщина?
Я посмотрел в воду и увидел силуэт Устаны, которая стояла, нагнувшись, с бесконечной нежностью глядя на что-то, и локон ее волос опустился на правое плечо.
– Это она! – произнес я тихо. – Она охраняет сон Лео!
– Лео! – повторила Аэша, – «Лео» значит «лев» по-латыни. Старик удачно назвал его львом. Странно, странно, – продолжала она, – так похож! Это невозможно! – нетерпеливым жестом она провела рукой над водой.
– Не хочешь ли ты что-нибудь спросить у меня, Холли? – заговорила Аэша после минутного молчания. – Тебе тяжело жить среди дикарей? Посмотри, чем я питаюсь! – она указала на фрукты. – Я не употребляю ничего, кроме фруктов, кекса и воды. Мои служанки ожидают тебя! Они – глухонемые, но верны и преданы мне, и я понимаю их! Я сама воспитывала их. Это продолжалось несколько столетий и стоило многих хлопот. Первое поколение моих воспитанниц оказалось безобразным, и я позволила им умереть! Теперь, как ты видишь, все они красивы. Я хотела воспитать целую расу великанов, но природа не допустила этого. Что ты хочешь спросить у меня?
– Только одно, Аэша, – ответил я смело, – позволь мне взглянуть на твое лицо!
Она засмеялась звенящим смехом.
– Подумай, Холли, подумай! Ты, наверное, знаешь древние мифы греческих богов. Разве Актеон не погиб, увидев необыкновенную красоту? Если я покажу тебе свое лицо, ты, наверное, погибнешь, или тебя охватит жгучая страсть ко мне! Но я не для тебя, я – для другого человека, который еще не пришел!
– Как хочешь, Аэша, – произнес я, – но я не боюсь твоей красоты. Сердце мое давно отвернулось от женщин, красота которых мимолетна, как цветок!
– Ты ошибаешься, – возразила она, – красота не мимолетна! Моя красота не исчезнет, пока я живу. Если хочешь, безрассудный человек, я исполню твое желание, но не сердись, если страсть твоя превысит рассудок! Никогда мужчина, увидев мою красоту, не забудет ее! Я должна скрывать лицо даже от дикарей! Смотри!
– Я хочу видеть твое лицо! – ответил я, так как мое любопытство превозмогло страх.
Она подняла белые, прекрасные руки и медленно, очень медленно дотронулась до волос. Вдруг длинная пелена, окутывавшая ее, упала на пол, и перед моими глазами предстала дивная, царственная фигура в прозрачной белой одежде, под которой видны были царственные формы тела. На ногах ее были сандалии, застегнутые золотыми пряжками. Я никогда не видел ног такой совершенной красоты. Ее белая одежда была скреплена у пояса двухголовой золотой змейкой, и прекрасная грудь сверкала снежной белизной. Я взглянул в ее лицо и отступил, пораженный и ослепленный. Мне приходилось слышать о небесной красоте, но это было не то. В красоте Аэши не было идеальной чистоты и невинности. Это была красота зла, иначе я не знаю, как назвать ее. Я не в силах, не могу описать ее. Не родился тот человек, который мог бы описать ее! Великолепные, глубокие и нежные черные глаза, точно изваянное лицо, чистый лоб, изящные классические черты и роскошные волосы – вот все, что я могу сказать. Но захватывающая красота Аэши состояла не в прекрасном лице, а в необыкновенном величии, царственной грации, в божественном могуществе всей ее фигуры. Не мог я предполагать, что может быть такая возвышенная и мрачная красота! Это было лицо молодой женщины, не старше 30 лет, в расцвете сил и созревшей красоты, с отпечатком пережитых страстей и страданий. Даже прелестная улыбка, скользившая в уголках ее губ, не могла сгладить этой печати греха и печали.
Охваченный магической силой, которой не мог противостоять, я смотрел в ее необыкновенные глаза и почувствовал, что словно ток пробежал по моему телу и парализовал меня.
Она засмеялась и кивнула мне маленькой головкой с кокетливым видом, достойным самой Венеры.
– Безрассудный человек! – произнесла она. – Я исполнила твое желание, будь осторожен, чтобы не погибнуть, как Актеон. Я подобна богине, Холли!
– Я видел твою красоту и ослеплен ею! – произнес я, прикрывая глаза рукой.
– Красота подобна молнии, Холли! Она очаровывает, но и убивает!
Аэша снова кивнула головой и засмеялась.
Вдруг сквозь пальцы я заметил, что лицо ее изменилось.
В больших глазах застыл ужас, прекрасное лицо стало суровым. – Человек! – произнесла она, откинув назад голову, как змея собравшаяся прыгнуть на жертву. – Человек! Откуда у тебя эта скарабея на руке? Говори, или клянусь жизнью, я поражу тебя на месте! – Она сделала шаг ко мне, и в глазах ее загорелся зловещий огонь. В ужасе я упал перед ней на пол, бормоча про себя что-то несвязное.
– Успокойся! – сказала она, снова меняя тон, прежним мягким голосом. – Я испугала тебя! Прости меня! Иногда в раздражении я невольно злоупотребляю своей силой! Ты был близок к смерти… Но скарабея, говори, откуда ты ее взял?
– Я нашел ее, – пробормотал я слабо, так как совершенно забыл в эту минуту, что нашел кольцо в комнате Лео.
– Странно, – произнесла Аэша, заметно волнуясь и дрожа, – я видела такую же скарабею на шее того, кого любила! – и она зарыдала, как самая обыкновенная женщина. – Быть может, она лишь похожа на ту, ведь человек, носивший ее, очень ею дорожил… [7]7
Один ученый египтолог, которому я показал эту красивую скарабею, сказал мне, что никогда не видал подобной. Я думаю, что эта скарабея играла видную роль в трагической истории принцессы Аменартас и ее возлюбленного Калликрата, жреца Изиды.
[Закрыть] Скарабея, которую я видела прежде, не была вделана в кольцо.
Теперь иди, Холли, и постарайся забыть, что видел красоту Аэши!
Отвернувшись от меня, она бросилась на ложе и спрятала лицо в подушки. Я не помню, как ушел от нее и добрался до своей пещеры.