Текст книги "Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада"
Автор книги: Генри Райдер Хаггард
Жанр:
Прочие приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 60 страниц)
Глава VII
Песня Устаны
Когда совершился обмен поцелуями «coram-pöpulo», – кстати, ни одна молодая женщина не подумала почтить меня поцелуем, хотя я видел одну из них около Джона, к величайшему ужасу последнего, – старик Биллали подошел к нам и повел в пещеру в сопровождении Устаны, которая, очевидно, не хотела понять моих намеков на то, что мы не привыкли к женскому обществу. Не прошли мы и пяти шагов, как меня поразила мысль, что эта пещера – вовсе не дело природы, а вырыта руками человека. Она была очень обширна и низка, и от нее тянулись коридоры, которые, вероятно, вели в маленькие комнаты. В пятидесяти шагах от входа в пещеру пылал разожженный огонь, вокруг которого виднелись три огромные тени. Здесь Биллали остановился и пригласил нас садиться, добавив, что сейчас нам принесут поесть. Тотчас же молодые девушки принесли нам еду, состоявшую из козьего мяса, свежего молока в глиняном горшке и лепешек из индейского жита. Мы уже проголодались и съели дочиста все. Полагаю, что никогда в жизни не ел я с таким удовольствием.
Когда мы поели, Биллали, который молча смотрел на нас, встал и обратился к нам с речью.
Он сказал, что случилась удивительная вещь. Никто никогда не слыхал, чтобы белые чужестранцы проникли в эту страну. Иногда, хотя редко, сюда приходили черные люди, которые рассказывали о существовании белокожих людей, плававших по морю на прекрасных кораблях, но никто не думал, что они явятся сюда. Нас заметили, когда мы спускали лодку в канал. Биллали откровенно признался, что сначала дал приказ убить нас, но явился вестник от «Той, которой повинуется все» с приказанием пощадить жизнь белых людей и доставить их сюда.
– Прости меня, отец мой, – перебил я, – но если я верно понимаю, «Та, которой повинуется все» живет не здесь, как могла она узнать о нашем приближении?
Биллали обернулся и, заметив, что мы одни, – У стана исчезла, когда он начал говорить, – произнес со странной усмешкой: – Разве в вашей стране нет никого, кто видит не одними глазами и слышит не одними ушами? Не спрашивай! «Она» знала и знает все!
Я пожал плечами. Биллали продолжал говорить… о том, что не получил дальнейших инструкций относительно нас и должен повидать «Ту, которой повинуется все», чтобы узнать ее желание.
Я понял, что «Она» – это королева народа амахаггер, и спросил старика, долго ли он будет отсутствовать? Биллали ответил, что вернется только на пятый день, потому что нужно пройти много миль по болоту, чтобы добраться туда, где живет «Она». Затем он добавил, что в его отсутствие о нас будут заботиться и что он твердо уверен, что принесет благоприятный для нас ответ. В то же время он не скрыл от нас, что всякий чужестранец, появлявшийся в стране, за все время жизни его бабки, матери и его самого немедленно осуждался на смерть, описывать которую он не хотел, чтобы не оскорблять наших чувств. Это делалось по приказу королевы, которая никогда не пыталась спасти чужеземцев.
– Как это может быть? – возразил я. – Вы уже стары, каким же образом «Она» могла осудить на смерть кого-нибудь при жизни вашей бабки, когда она сама еще не родилась тогда?
Вместо ответа Биллали только улыбнулся своей странной улыбкой и, молча отвесив нам низкий поклон, ушел. Мы не видели его целых пять дней.
После его ухода мы начали обсуждать наше положение. Мне вовсе не нравились упоминания о таинственной королеве, «Той, которой повинуется все», так беспощадно убивавшей несчастных иностранцев. Лео тоже был подавлен, но утешал себя мыслью, что «Она» была, несомненно, той личностью, которая упоминается в письменах на сосуде и в письме его отца, судя по намекам Биллали на ее могущество и возраст.
Я был так поражен всем происшедшим, что не мог и не хотел говорить о таком абсурде и предложил пойти выкупаться, в чем все мы очень нуждались.
Выразив наше желание какому-то человеку средних лет с необыкновенно свирепой физиономией, который, очевидно, был приставлен для надзора за нами в отсутствие Отца племени, мы зажгли свои трубки и вышли из пещеры. Около входа стояла толпа людей, очевидно, поджидая нас. Когда они увидали нас с дымящимися трубками во рту, то немедленно исчезли, полагая, что мы – могущественные волшебники. Наше огнестрельное оружие не произвело здесь такой сенсации, как табачный дым.[5]5
Табак растет в этой стране, но народ амахаггер употребляет его в лечебных целях, не имея понятия о курении.
[Закрыть] Мы поспешили к ручью и отлично выкупались, хотя многие из женщин, не исключая Устаны, выказывали намерение последовать нашему примеру.
Пока мы купались и возвращались опять в пещеру, солнце закатилось. Пещера была полна людей, которые собрались вокруг огня. Пылало несколько костров, и все ели свой ужин при свете ламп, висевших на стенах. Это были глиняные, грубо сделанные лампы всевозможных форм, некоторые довольно красивые на вид. Они состояли из красного глиняного горшка, наполненного растопленным жиром, и фитиля, пропущенного через деревянный круг, прикрепленный к верхней части горшка. Этот род лампы требует постоянного наблюдения, потому что огонь гаснет тотчас же, как сгорит фитиль.
Некоторое время мы сидели, наблюдая за угрюмыми людьми, молча поедавшими свой ужин. Наконец, нам надоело созерцать их, и я предложил всем отправиться спать.
Наш надзиратель безмолвно встал с места, вежливо взял меня за руку и направился в один из маленьких переходов, примыкавших к пещере. Мы прошли несколько шагов и очутились в небольшой комнате, вырубленной в скале. По одну сторону комнаты находился большой камень трех футов вышины, как бы закрывавший вход в нишу, где мой проводник назначил мне спать. В комнате не было ни окна, ни мебели. Приглядевшись внимательно, я пришел к заключению, что эта ниша была гробницей для умерших; эта мысль заставила меня содрогнуться, но я же должен был где-нибудь спать. Подавив ощущение страха насколько мог, я вернулся в пещеру, чтобы захватить свое одеяло, которое было принесено сюда вместе с другими вещами. Там я встретил Джона, получившего в свое распоряжение такую же «комнату» и решившего лучше ночевать на улице, чем пойти в «это ужасное место». Он попросил позволения ночевать со мной, и я был очень доволен этим.
В общем, ночь прошла спокойно, если не считать моего кошмара. Мне чудилось, что я похоронен здесь заживо и просто задыхаюсь от ужаса.
На рассвете нас разбудил звонкий звук трубы. Мы встали и пошли к ручью умыться, потом нам подали завтрак, во время которого одна из женщин, не особенно молодая, подошла к нам и публично поцеловала Джона. Никогда не забуду я выражения ужаса и отвращения на его лице. Он, как и я, не любил женщин, – и все его чувства отразились на его физиономии, когда женщина поцеловала его без всякого повода с его стороны и в присутствии его господ. Он вскочил на ноги и оттолкнул ее от себя.
– Никогда, ни за что! – воскликнул Джон, когда женщина, полагая, что он очень скромен, обняла и поцеловала его вторично.
– Уйдите прочь, прочь! – крикнул он, размахивая деревянной ложкой, которой ел, перед лицом влюбленной дамы.
– Прошу прощения, джентльмены, но уверяю вас, я ничего не знал. О Боже, она опять идет ко мне! Держите ее, мистер Холли! Пожалуйста, держите ее! Со мной никогда не случалось ничего подобного! Это против моих правил!
Джон умолк и изо всей силы бросился бежать из пещеры. В первый раз я услышал смех дикарей. Что касается женщины, ей было не до смеха. Она вся дрожала от ярости, выводимая из себя насмешками других женщин. Она буквально тряслась и шипела от злости, и при виде ее я невольно пожелал, чтобы нравственные принципы Джона не были так возвышенны, его образцовое поведение могло навлечь на нас опасность. Обстоятельства подтвердили мою догадку.
Женщина ушла, а Джон вернулся в крайнем возбуждении и с ужасом смотрел на всякую приближающуюся женщину. Я воспользовался случаем, чтобы объяснить нашим хозяевам, что наш Джон – женатый человек, несчастливый в своей семье, это и заставляет его бояться всякой женщины. Мое выступление было выслушано молча, а женщина, ничем не отличаясь от своих цивилизованных сестер, продолжала беситься и злиться на всех.
После завтрака мы пошли гулять, намереваясь осмотреть стада и возделанные поля народа амахаггер… У них существовало две породы коров. Одни – большие, безрогие, дающие превосходное молоко, другие – маленькие, жирные, годные на убой. Около коров бродили длинношерстые, косматые козы. Здесь охотно употребляют козье мясо, но я не видел козьего молока. Что касается обработки полей, то единственным орудием является железная лопата, поэтому полевая работа – очень трудная и тяжелая. Ею занимаются мужчины, женщины же совершенно свободны от всякой работы.
Сначала законы и обычаи этого необыкновенного народа поражали нас. Но со временем, – четыре дня прошло без особых событий, – мы много узнали от подруги Лео Устаны, которая следовала, как тень, за юным джентльменом. Она сообщила нам, что близ того места, где жила «Она», есть каменные ограды и колонны, называемые Кор, прежде, говорят, там были дома и жили люди, от которых произошел народ амахаггер. Никто не смеет подходить к этим развалинам, они прокляты, на них можно смотреть только издали. Есть и другие подобные развалины в разных частях страны, одна из гор высится над болотом. Пещеры прорублены в скалах людьми, теми же самыми, которые выстроили города. В их стране нет писанных законов, но есть строгие обычаи, и если человек нарушает их, его осуждают на смерть. На мой вопрос, какой способ умерщвления существует у них, Устана улыбнулась и сказала, что я скоро узнаю это. У них есть королева, «Она», которая появляется очень редко, один раз в два или три года, всегда закутанная так, что никто не видел ее лица. Говорят, что она прекрасна, прекраснее всех женщин, бессмертна и имеет огромную власть над всем. Время от времени королева выбирает себе супруга, и как только родится от этого союза дитя женского пола, супруга королевы сейчас же умерщвляют. Дитя растет и воспитывается королевой-матерью. Обо всем этом точно никто ничего не знает. Королеве повинуется вся страна. Ослушаться ее – значит умереть. Королева окружена стражей, хотя не держит регулярной армии.
Я спросил Устану, как велика страна и сколько народу живет в ней. Она ответила, что в стране десять «хозяйств», включая и королевское. Иногда племена воюют между собой, пока «Она» не прекратит войну одним своим словом. Войны и болотная лихорадка уменьшают народонаселение, которое не имеет никаких сношений с другими народами, так как болота непроходимы. Однажды со стороны большой реки пришло чужеземное войско и хотело напасть на них, но половина его погибла в болотах, другая половина умерла от голода и лихорадки. Болота непроходимы, только они одни знают тропинку через них, добавила Устана, и она убеждена, что мы никогда не попали бы сюда, если бы нас не принесли на носилках.
Много разных вещей узнали мы от Устаны за эти четыре дня. Все это было удивительно, невероятно и вполне соответствовало древним письменам на сосуде. Очевидно, была какая-то таинственная королева, наделенная бессмертием! Я не понимал этого так же, как и Лео, хотя он торжествовал, потому что раньше я постоянно смеялся над легендой. Что касается Джона, он оставил всякие попытки уразуметь это. Магомет, араб, на которого здесь смотрели с презрением, находился в большом страхе, хотя и сам не мог понять, чего боялся. Он сидел весь день, согнувшись, в углу пещеры, непрестанно призывая Аллаха и Пророка. Когда я упорно добивался, в чем причина его страхов, он заявил мне, что мы попали в заколдованную страну, где нет людей, а живут лишь дьяволы. Честное слово, несколько раз я готов был согласиться с ним!
Между тем время шло, и на четвертую ночь после ухода Биллали произошло следующее событие.
Мы все трое и Устана сидели вокруг огня в пещере перед тем, как лечь спать. Вдруг Устана, сидевшая тихо, встала и положила руки на золотые кудри Лео. Даже теперь, закрыв глаза, я вижу ее гордую стройную фигуру перед нами, когда она заговорила певучим тоном:
– Ты – мой избранник! Я ждала тебя давно.
Ты – прекрасен. Кто другой имеет такие чудесные волосы, такую белую кожу?
У кого такая сильная рука, кто так мужественен, как ты?
Твои глаза – это небо, в котором отражаются звезды!
Ты прекрасен, и сердце мое рвется к тебе!
Когда мои глаза увидели твое лицо, я пожелала тебя!
И я взяла тебя, о, мой возлюбленный!..
Так продолжится короткое время, до тех пор, пока не наступит несчастный день.
Что случится в этот день? Увы, мой возлюбленный, я не знаю!
«Она» – сильнее меня и возьмет тебя, потому что она прекраснее Устаны, тогда…
Удивительная женщина вдруг оборвала свое необыкновенно музыкальное пение и устремила свои сверкающие глаза в темноту. Мы взглянули туда же, но ничего не увидели. Но, вероятно, Устана видела что-то такое, что потрясло даже ее железные нервы, ибо она без звука упала около нас. Лео, успевший привязаться к молодой женщине, страшно испугался и лицо его исказила гримаса ужаса. Говоря правду, я сам испытывал суеверный страх.
Скоро Устана пришла в себя и села, конвульсивно содрогаясь.
– Что с тобой, Устана? Кого ты видела? – спросил Лео, отлично говоривший по-арабски.
– Ничего, мой возлюбленный! – ответила она, пытаясь улыбнуться.
Она повернулась к Лео и, взглянув на него с величайшей нежностью, какой я никогда не видел на лице женщины, обхватила его голову руками и поцеловала его в лоб, как любящая мать.
– Когда я уйду от тебя, мой возлюбленный, – сказала она, – когда ночью твоя протянутая рука не встретит мою, тогда вспоминай обо мне иногда, потому что я люблю тебя, хотя недостойна даже мыть тебе ноги. А теперь будем любить друг друга, будем счастливы! Кто знает, что будет завтра?
Глава VIII
Пир
На другой день, после этой замечательной сцены, которая произвела на нас глубокое впечатление, нас известили, что вечером в нашу честь состоится пир. Мне хотелось уклониться от него, и я заявил, что мы – скромные люди и не пристрастны к пирам, но заметив, что мои слова вызвали неудовольствие, счел за лучшее промолчать.
Незадолго до заката солнца мне сообщили, что все готово, и я в сопровождении Джона пошел в пещеру, где встретил Лео, а с ним Устану. Оба они гуляли и ничего не знали о предполагаемом пиршестве. Когда Устана узнала об этом, ее красивое лицо исказил страх. Схватив за руку какого-то человека, она что-то спросила у него повелительным тоном.
Его ответ как будто успокоил ее. Немного погодя Устана снова пыталась заговорить с этим человеком, видимо, важной особой, но он сердито сказал ей что-то и оттолкнул, затем вдруг взял ее за руку и посадил около огня, и я видел, как она, преследуя собственную цель, подчинилась.
В эту ночь огонь ярко горел в пещере. Около 35 мужчин и две женщины – Устана и та особа, которая поцеловала Джона, собрались вокруг огня.
Мужчины сидели по своему обыкновению молча, каждый с копьем в руке. Только двое из них были одеты в холщовую одежду, на остальных не было ничего, кроме леопардовых шкур.
– Что же будет дальше? – спросил меня Джон. – Спаси нас, Боже, эта женщина опять здесь. Может, она не будет лезть ко мне, ведь я вовсе не подаю повода. Все они противны мне. Они приглашают Магомета обедать. Эта женщина разговаривает с ним очень вежливо. Я очень рад, что не со мной!
Мы взглянули на женщину, которая старалась вытащить бедного Магомета из угла, где он сидел, ворча и призывая Аллаха. Его приглашали есть – это была необыкновенная честь, обычно пища подавалась ему в стороне. Магомет был испуган, едва держался на ногах, но согласился пойти скорее из страха перед воином, который стоял с копьем в руке позади него, чем из желания исполнить любую просьбу женщины.
– Послушайте, – сказал я своим спутникам, – мне очень не нравится все это, но надо смотреть в лицо опасности. Захватили ли вы свои револьверы? Посмотрите, заряжены ли они?
– У меня с собой, – сообщил Джон, – но у мистера Лео с собой только охотничий нож!
Делать было нечего, мы смело двинулись вперед и расположились перед огнем. Едва мы успели сесть, как нам передали глиняный кувшин с крепкой жидкостью с неприятным запахом, способным вывернуть наизнанку желудок. Этот кувшин был замечательный. Такие сосуды находят в древних гробницах, и я думаю, что они употреблялись при погребении умерших по египетским обрядам.
На одной стороне кувшина был нарисован белый человек, нападающий с ружьем на слона, а на противоположной находился рисунок, изображавший охотника, пускающего стрелу в антилопу.
Мы сидели молча, смотрели на огонь и на тени, отбрасываемые лампами. Никто не произнес ни слова. Между нами и огнем на земле стояло большое деревянное корыто. Около него – пара больших железных щипцов. Мне очень не нравились эти вещи. Я сидел, смотрел на них и на свирепые лица мужчин, размышляя о том, как это ужасно, что мы находимся в полной власти этих людей, страшных в молчании и таинственности.
Это был странный пир: есть было положительно нечего.
Наконец один из мужчин, сидевших перед огнем, громко произнес:
– Где же мясо, которое мы будем есть?
Остальные, вытянув правые руки по направлению к огню, ответили размеренным, певучим тоном:
– Мясо скоро будет!
– Что же, это козел?
– Козел без рогов лучше, чем козел, и мы убьем его! – ответили дикари в один голос, схватились за копья и подняли их.
– Что же, это бык?
– Бык без рогов лучше, чем бык, и мы убьем его! – был ответ, и снова копья взметнулись вверх.
Наступило молчание, и я заметил с ужасом, что женщина, сидевшая рядом с Магометом, начала ласкаться к нему, трепать его по щекам и называть ласковыми именами в то время, как ее злые глаза блестели и бегали по его дрожащим рукам и ногам. Я не знаю, почему это зрелище испугало всех нас, особенно Лео. Ее ласки так напоминали движения змеи, что нам стало страшно[6]6
Позднее мы узнали, что это делалось, чтобы усыпить бдительность жертвы, которая должна была умереть в состоянии покоя и счастья.
[Закрыть].
Я увидел, что Магомет побелел от страха.
– Все ли готово? – опять спросил голос.
– Все готово, готово!
– Горшок хорошо ли нагрелся? – продолжал голос с каким-то визгом, страшно зазвучавший под сводами пещеры.
– Нагрелся, нагрелся!
– Праведное Небо! – воскликнул Лео. – Это народу который надевает раскаленные горшки на головы чужеземцев!
Не успел он произнести эти слова, как два высоких человека схватили огромные щипцы, сунули их в огонь, а женщина, недавно ласкавшая Магомета, достала откуда-то петлю из растительных волокон и, скользнув, как змея, набросила ее на ноги араба. Тогда злодеи вытащили щипцами из огня большой глиняный горшок, раскаленный добела, и быстро направились к Магомету. Тот барахтался и боролся отчаянно, крича во всю мочь, несмотря на опутывавшую его петлю и на все усилия державших его за ноги людей. Злодеи не могли выполнить своего замысла – надеть ему на голову раскаленный горшок.
С криком ужаса я вскочил на ноги, вытащил револьвер и выстрелил в дьявольскую женщину, недавно ласкавшую Магомета, которая теперь держала его за руки. Пуля попала ей в затылок, убив наповал. Магомет же нечеловеческим усилием вырвался из рук мучителей и, подпрыгнув вверх, упал мертвым на ее труп: пуля из моего револьвера задела несчастного араба и убила его, избавив от более ужасной смерти.
С минуту длилось изумленное молчание. Народ амахаггер никогда не слыхал выстрелов и был поражен этим. Затем один из дикарей опомнился и, схватив копье, бросился на Лео, который стоял близ него.
– Беги скорее! – крикнул я, показывая ему пример и удирая из пещеры во всю силу ног. Но около входа стояла толпа, загораживая мне дорогу. Я все-таки выбрался из пещеры. За мной бежали Лео и Джон, а позади них ревела и вопила толпа каннибалов, разъяренная смертью женщины. Когда я перескочил через распростертое тело Магомета, то почувствовал жар от раскаленного горшка и заметил, что руки араба слабо двигались. Наконец, мы достигли площадки у входа в пещеру и решили дорого продать свою жизнь. Через несколько минут толпа, бежавшая по нашим следам, окружила нас. Джон стоял слева у скалы, Лео – в центре, я – справа.
Лео наклонился вперед, глядя в темноту, откуда на нас неслись дикари, блестя копьями, страшные в своей молчаливой ярости, как бульдоги. Во мраке виднелся раскаленный шипящий горшок. Странный блеск появился в глазах Лео, и красивое лицо его словно окаменело.
В правой руке он держал тяжелый охотничий нож. Юноша ласково обнял меня.
– Прощай, старый дружище! – произнес он. – Мой дорогой друг, ты был для меня более, чем отец! Нам ничего не поделать с этими дикарями, они покончат с нами в несколько минут, а потом съедят. Прощай, Джон, прощай!
– Божья воля! – произнес я, стиснув зубы и готовясь к смерти. В этот момент Джон вскрикнул, поднял револьвер и выстрелил.
Дикари бежали на нас с шумом. Мы с Джоном не переставали стрелять, пока не истратили заряды. Заряжать же вновь было некогда.
Огромный дикарь выскочил на площадку, и Лео уложил его на месте ударом своей сильной руки. Я убил другого, но Джон промахнулся, какой-то дикарь схватил его за туловище и повалил. Что было дальше, я не знаю, потому что вступил в отчаянную борьбу с двумя злодеями, которые, на мое счастье, не имели копий. Впервые в жизни моя физическая сила оказала мне услугу. Я воткнул свой большой охотничий нож, острый, как меч, в голову дикаря с такой силой, что сталь прошла насквозь, и нож выскользнул из моей руки.
Двое других дикарей прыгнули на меня, мы свалились на землю и стали кататься взад и вперед. Они были очень сильны, но я обезумел от ярости и дрался, как лев. Я обхватил их обеими руками, а они извивались, шипели, как змеи и колотили меня кулаками. Лежа на спине так, что тела дикарей защищали меня от ударов копья, я почему-то вспомнил Кембридж, моих товарищей. Если бы они могли видеть меня сейчас! Скоро мои противники ослабели и перестали бороться, дыхание их остановилось и они затихли, но я не решился уйти от них, боясь, что они оживут.
Остальные дикари, вероятно, думали, что мы были мертвы и не вмешивались.
Я повернул голову и увидел в свете лампы Лео на площадке. Он еще держался на ногах, но находился в центре кучки освирепевших дикарей, которые готовы были растерзать его, как волки. Над ними возвышалось его прекрасное бледное лицо с золотыми кудрями. Я видел, что он борется с энергией отчаяния. Дикари так тесно сплотились вокруг него, что не могли убить его копьями, а ножей у них не было. Нож выпал из рук Лео, он остался безоружным. Я думал, что конец его настал. Нет еще! Снова отчаянным усилием он оттолкнул дикарей, схватил труп убитого и, подняв его кверху, начал им махать вправо и влево. Пять или шесть человек свалились на землю, но скоро поднялись и бросились на него, как волки на льва. Лео убил еще одного дикаря кулаком, но это было больше, чем мог сделать один человек против многих. Наконец силы оставили его, он упал на землю, потянув за собой всех, кто повис на нем.
– Копье! – кричал один дикарь. – Копье! Пора проткнуть ему горло! Дайте сосуд, чтоб собрать его кровь!
Я закрыл глаза. Вдруг что-то произошло. Я невольно открыл глаза и увидел странную сцену. Устана бросилась на распростертую фигуру Лео и закрыла его своим телом, охватив его шею руками. Дикари пытались оттащить ее, но она прильнула к Лео и охраняла его, как собака. Тогда дикари попытались ударить его в бок, не задев ее, но она помешала им, и Лео был только ранен. Наконец, дикари потеряли терпение.
– Проткни копьем вместе его и женщину! – сказал голос. – Пусть они будут повенчаны!
Я увидел поднятое копье и снова закрыл глаза.
Вдруг раздался чей-то громкий голос:
– Довольно!
Смертельная слабость охватила меня, я потерял сознание.