Текст книги "Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц)

Глава VI
У дверей

Говорят, что при падении с высоты люди теряют сознание. Со мной этого не случилось. Только полет показался мне бесконечным. Но вот передо мною мелькнул снег на дне пропасти, и все кончилось.

Послышался треск. Что это? Я еще жив? Я погружаюсь все глубже и глубже в холодную воду. Я задыхаюсь. Но нет, вот я снова на поверхности. Падая, я проломил лед на реке, вынырнул, снова ударился об лед, но так как он был очень тонок, он треснул, и я очутился на свободе. Недалеко от меня вынырнул и Лео. Вода струилась с его волос и бороды. Лео жив и невредим! Вот он ломает ледяную пленку и направляется к берегу.

– Ну вот! Мы оба спаслись и перешли пропасть! – закричал он мне. – Разве я был не прав, говоря, что Судьба хранит и ведет нас?

– Куда только? – отвечал я, тоже направляясь к берегу.

Тут я заметил на берегу старика с посохом и женщину. Седовласый, согбенный летами старик со злобным выражением лица был желт, как воск. На нем было широкое, похожее на монашеское одеяние. Женщина показала на нас своему спутнику.

Ближе к берегу река бежала быстрее и была свободна ото льда. Мы с Лео поплыли, стараясь держаться поближе, чтобы в случае необходимости помочь друг другу. Действительно, силы скоро изменили мне. Руки и ноги окоченели от холодной воды, и если бы не Лео, я пошел бы ко дну. Впрочем, не спасла бы нас и энергия Лео, если бы не помогли стоявшие на берегу люди. С необычайной для него поспешностью старик подбежал к выступающему в реке утесу и протянул нам свою длинную палку. Лео уцепился за нее, но старик, несмотря на все усилия, не удержал палку, и быстрым течением нас отнесло от берега. Тогда женщина проявила мужество и благородство. Она вошла по пояс в воду и, держась левой рукой за руку спутника, правой вытащила Лео за волосы из воды. Встав на мелкое место, Лео схватил меня. Страшно утомленные борьбой с течением, мы выбрались на берег, легли и долго не могли отдышаться. Из глубокой ранки на голове Лео сочилась кровь.

Женщина стояла над Лео и задумчиво смотрела на его бледное лицо. Она была очень хороша. Вода струилась с ее платья и волос. Сказав что-то своему спутнику, она ушла в направлении утеса.

Между тем старик заговорил с нами сначала на каком-то незнакомом нам наречии, потом на ломаном греческом языке, на котором говорят в Средней Азии.

– Вы, должно быть, волшебники, – сказал он, – иначе, как вы проникли в нашу страну?

– Нет, – отвечал я, – если бы мы были волшебниками, то пришли бы несколько иным путем.

Говоря это, я указал на пропасть, на ушибы и царапины на своем теле.

– Что ищете вы здесь, чужеземцы? – продолжал допрашивать старик.

Я не хотел открывать ему настоящую цель нашего путешествия, опасаясь, что он бросит нас обратно в реку, узнав, зачем мы пришли. Но Лео оказался менее осторожным.

– Мы ищем Огненную гору, увенчанную Символом жизни, – сказал он.

– Так вам все известно? – удивился старик. – Кого же собственно вам нужно?

– Ее, – не удержался Лео, – Царицу!

Он, вероятно, хотел сказать «жрицу» или «богиню», но плохо зная греческий язык, нашел только слово «царица».

– Ах! Вы пришли к царице. Значит, вы именно те странники, навстречу которым нас послали?

– Теперь не время для расспросов, – нетерпеливо прервал я. – Скажи нам лучше, кто вы сами?

– Меня зовут Стражем двери, а женщину, которая была здесь, ханшей Калуна.

Между тем Лео стало плохо.

– Он болен, – сказал я Стражу дверей. – Помоги нам и отведи нас в свое жилище.

Поддерживая Лео под руки, мы удалились от проклятой реки, похожей на древний Стикс, и вошли в ущелье. Тут мы увидели Врата, или Двери страны. Продвигаясь по узкой тропинке, мы дошли до высеченной в скале крутой лестницы. Навстречу нам вышла женщина, которая спасла нас, и приказала двум слугам монгольского типа взять и нести Лео.

Мы пришли в дом, выстроенный из высеченных из скал каменных глыб. В кухне горел огонь. Нас провели в комнату, где стояли две кровати, подали нам теплой воды умыться, перевязали наши раны и ушибы и дали нам какого-то лекарства, от которого у меня по всему телу разлилась приятная теплота, и я впал в забытье. Что было потом, я не помню. Знаю только, что мы с Лео долго болели, если можно назвать болезнью слабость, которую испытываешь после сильной потери крови или страшного переутомления. Мы бредили в каком-то полусознании. Как сквозь сон, помню, что надо мною склонился бледный старик с седой бородой.

– Нет никакого сомнения, что это они, – прошептал он, подошел к окну и долго смотрел на звезды.

В другой раз я услышал женский голос, шуршание шелкового платья, открыл глаза и увидел женщину, которая спасла нас. У нее была благородная осанка, прекрасное, но усталое лицо и жгучие глаза с поволокой. Она подошла ко мне, равнодушно посмотрела и отошла к Лео. Голос ее зазвучал нежнее, когда она заговорила с привратником, расспрашивая его о больном. Старик вышел, а она опустилась на грубый стул у кровати моего товарища и долго, долго пристально вглядывалась в его черты. Мне стало жутко от этого пристального взгляда. Потом она встала и быстро заходила по комнате, прижимая руку то к сердцу, то ко лбу, точно мучительно силясь что-то вспомнить.

– Где и когда? – прошептала она.

Дальше я не мог наблюдать, потому что опять впал в беспамятство. Приходя в себя, я часто видел женщину в нашей комнате. По-видимому, она ухаживала за больным, кормила его, а когда он не требовал заботы о себе, давала пить и есть мне.

Однажды я очнулся ночью. Лунный свет падал на кровать Лео. Женщина с царственной осанкой стояла у изголовья. Вдруг больной заговорил в бреду. Он произносил то английские, то арабские слова. Она жадно прислушивалась, потом на цыпочках подошла ко мне, – я притворился спящим, ведь мне тоже хотелось знать, кто эта женщина, которую называют ханша Калуна. Уж не та ли это, которую мы ищем? Впрочем, если бы это была Аэша, мы тотчас же узнали бы ее.

Было тихо, так тихо, что, казалось, можно было слышать, как бьется сердце. Она заговорила на искаженном греческом языке с примесью монгольских слов. До меня доносились лишь отрывки ее речи, но то, что я услышал, испугало меня.

– Откуда пришел ты, о ком я мечтала? Кто ты? Зачем Гезея повелела мне встретить тебя? Ты спишь, но твои глаза открыты. Приказываю тебе: отвечай мне! Что нас соединяет? Отчего ты мне снился? Отчего я тебя знаю? – и голос ее замер, как бы испуганный таким признанием.

Выбившаяся из-под повязки с самоцветами прядь ее волос упала на лицо Лео и разбудила его. Он взял бледной рукой этот локон и спросил по-английски:

– Где я?

Глаза их встретились. Лео хотел подняться, но не смог.

– Ты женщина, которая спасла меня? – продолжал он уже по-гречески, – скажи, не та ли ты царица, которую я так долго искал?

– Не знаю, – отвечала она, и голос ее звучал нежно-нежно. – Но я и правда царица. Ханша.

– Помнишь ли ты меня, царица?

– Мы видели друг друга во сне, – сказала она. – Должно быть, мы встречались когда-то давно, в далеком прошлом. Я хорошо помню твое лицо. Скажи, как тебя зовут?

– Лео Винцей.

– Никогда не слышала этого имени, но я тебя знаю.

Лео снова впал в забытье. Тогда женщина пристально вгляделась в его черты и, как бы не в силах сдержать себя, припала к нему и поцеловала его. Краска залила ее лицо до корней волос. Ей было стыдно за свой безумный поступок. Она оглянулась и увидела меня сидящим на кровати. Дело в том, что, я, пораженный тем, что происходило, забылся и привстал, чтобы лучше слышать и видеть.

– Как ты осмелился? – гневно спросила она и вынула из-за пояса кинжал.

Видя, что настал мой последний час, я очнулся.

– Пить! Пить! Я весь горю! – сказал я дико, как в бреду, озираясь вокруг. – Пить дай мне, о Страж двери!

С этими словами я беспомощно упал на подушки. Женщина спрятала кинжал, взяла кувшин с молоком и подала мне. Я жадно припал к нему и пил большими глотками, чувствуя на себе взгляд ее жгучих глаз, в которых боролись страсть, ярость и страх.

– Ты весь дрожишь – тебе что-то приснилось? – спросила она.

– Да, друг, – отвечал я, – пропасть и наш последний прыжок.

– Что еще?

– Ничего. Разве этого мало? О! Какое ужасное путешествие, чтобы приветствовать царицу!

– Чтобы приветствовать царицу? – с удивлением повторила она. – Что ты хочешь этим сказать? Поклянись, что ты ничего не видел больше во сне.

– Клянусь Символом жизни, Огненной горою и тобою, о древняя царица! – воскликнул я и сделал вид, что снова теряю сознание.

– Хорошо, что он ничего не видел! – прошептала она. – Жаль было бы отдавать на добычу «собакам смерти» человека, который пришел издалека посетить нас. Правда, он стар и безобразен, но у него вид неглупого человека, который умеет молчать.

Я не знал, что значит «собаки смерти», но дрожь пробежала по мне при этих словах. Послышался стук в дверь.

Глава VII
Испытание первое

– Что поделывают больные, племянница? – спросил вошедший привратник.

– Оба в обмороке.

– А мне казалось, что они проснулись.

– Что ты слышал, шаман? – гневно спросила она.

– Слышал, как вынимали из ножен кинжал, и вдали лаяли «собаки смерти».

– Что ты видел, шаман? – продолжала она допрашивать.

– Странные вещи, племянница. Однако люди приходят в себя от обморока.

– Да, – согласилась она. – Поэтому пока вот этот спит, вели-ка его перенести в другую комнату. Другому больному будет больше воздуха.

– В какую комнату, ханша? – спросил он двусмысленно.

– Я думаю, – сказала она, – Его надо поместить так, чтобы он мог поправиться. Он что-то знает. Кроме того, было бы опасно причинить ему зло, так как нам дали знать с Горы о приходе обоих странников. Но почему ты спрашиваешь?

– Говорю тебе, что я слышал лай «собак смерти». Я тоже думаю, что он много знает. Ищущая меда пчела должна высосать сок из цветка, пока он не увял. Не следует шутить с некоторыми приказаниями, хотя смысл их нам не понятен.

Он вышел и позвал слуг, которые довольно бережно перенесли меня вместе с постелью в другую комнату, немного поменьше первой. Привратник пощупал мой пульс, покачал головой и вышел, закрыв дверь на ключ. От слабости я заснул на самом деле. Когда я проснулся, было совсем светло. У меня не было лихорадки, и я чувствовал себя бодрым и свежим. Я стал обдумывать происшествия прошлой ночи и понял, что мне угрожает опасность. Я слишком много узнал, и ханша догадывается об этом. Не упомяни я о Символе жизни и Огненной горе, ханша, наверное, приказала бы шаману отправить меня на тот свет, а он, конечно, не задумываясь исполнил бы ее приказание. Во всяком случае, надо быть осторожными, притворяться и далее ничего не знающим. Дальше я задумался над нашим положением. Уж не достигли ли мы цели, и не Аэша ли эта женщина? Лео еще в бреду, его словам не следует придавать значения, но вот ей-то кажется, что между ними есть какая-то связь. Зачем она его целовала? Ведь эта женщина не какая-нибудь распутница и не станет же она заигрывать с больным человеком. Какой-то импульс, какие-то воспоминания прошлого побудили ее обнять его. Но кто же, кроме Аэши, мог помнить Лео в прошлом? А что если Ку-ен и десятки тысяч его единоверцев правы, если на свете существует лишь известное число душ, и они меняют время от времени свою бренную оболочку, как мы меняем изношенное платье? Тогда Лео мог быть некогда Калликратом, жрецом Изиды, «которого любили боги и которому повиновались демоны». Тогда его могла любить в прошлом дочь фараона Аменарта. Внезапная мысль осенила меня. Что, если ханша и Аменарта одно и то же? Она узнала в Лео своего возлюбленного и хочет уберечь его от поисков Аэши. Горе нам, если это так! Во всяком случае, надо узнать правду.

Мои размышления прервал вошедший в комнату старик, которого ханша называла шаманом – кудесником.

Осведомившись о моем здоровье, шаман сказал мне, что его зовут Симбри. Он наследственный Страж двери, а по профессии придворный медик. Его искусству обязаны мы с Лео жизнью, шаман тоже спросил мое имя. Я назвал себя и поинтересовался, что он делал на берегу реки. Он ответил, что очутился там не случайно. Он был предупрежден о нашем появлении и ждал нас.

– Это очень любезно с вашей стороны, – сказал я. Лейб-медик отвесил мне низкий поклон.

– Скажи, Холли, – спросил он, – как нашли вы дорогу в нашу страну, куда не заходят путешественники? Кого вы ищете здесь? Твой спутник говорил нам на берегу реки о какой-то царице.

– Разве? Это странно после того, как он нашел женщину с царственной осанкой, которая вытащила нас из реки.

– Ханша и на самом деле царица, Холли. Но как мог узнать это твой друг, лишившийся чувств? Не могу понять также, почему вы говорите на нашем наречии.

– Это язык очень древний, и мы ему обучались в детстве. Вы говорите по-гречески. Не знаю только, как греческий язык проник в эти края.

– Я объясню тебе, – сказал шаман. – Много поколений тому назад в местность южнее нашей пришел великий завоеватель. Наступление его войск было отбито, но один из его полководцев, родом из Египта, перешел горы и покорил нас. Победители принесли в страну свой язык и религию. Окруженные высокими горами и пустынями, мы живем без сношений с внешним миром, и наша царствующая династия до сих пор ведет свой род от того полководца.

– Завоевателя звали Александром, не правда ли?

– Да, а полководца Рассеном. Его кровь течет в жилах ханши.

– Богиню, которой поклонялись завоеватели, звали Изидой?

– Нет, ее звали Гез.

– Это та же Изида. В Египте ее культ угас. Скажи, у вас ей продолжают поклоняться?

– На той горе есть выстроенный в ее честь храм. Там служат ей жрецы. Но жители этой страны – огнепоклонники. Задолго да прихода Рассена они поклонялись огню вот той горы, поклоняются ему и теперь.

– Не живет ли там на огнедышащей горе богиня?

– Чужеземец Холли, я ничего не знаю о такой богине, – отвечал мне шаман, пытливо вглядываясь в мое лицо. – Это гора священная. Проникнуть в ее тайны – значит умереть. Но зачем тебе знать все это?

– Затем, что я интересуюсь древними религиями. Мы увидели Символ жизни вот над той вершиной и пришли сюда изучить вашу религию, о которой сохранились воспоминания среди ученых.

– Откажись лучше от своего исследования. На пути к горе вас ждут копья дикарей и пасти «собак смерти». Да и нечего там изучать.

– Скажи, шаман, что это за «собаки смерти»?

– Собаки, на съедение которым обрекают, по обычаю страны, преступников и тех, кто оскорбил хана.

– Ваш хан женат?

– Как же, на своей двоюродной сестре, которой принадлежало полцарства. Поженившись, они соединили оба царства. Однако довольно разговоров. Сейчас тебе принесут обед.

– Еще один вопрос. Скажи, друг Симбри, как я попал в эту комнату?

– Тебя принесли сюда, когда ты спал. Разве ты не помнишь?

– Ничего не помню, – серьезно отвечал я. – А где мой товарищ, что с ним?

– Ему лучше. Жена хана, Афина, кормит его.

– Афина? – сказал я. – Это древнеегипетское имя означает «солнце». Тысячи лет тому назад жила женщина, которая носила такое имя. Она была красавицей.

– Разве моя племянница не хороша?

– Не знаю, – отвечал я, – я видел ее мельком.

Шаман ушел. Вошли слуги и принесли мне обед. Несколько позже пришла жена хана и замкнула дверь на ключ.

– Не бойся, – сказала она, заметив, что я испугался. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Скажи, кем тебе приходится Лео? Сыном? Впрочем, не может быть. Он так же мало похож на тебя, как свет на тьму.

– Он мой приемный сын, и я его люблю.

– Зачем вы пришли сюда? – спросила она.

– Мы ищем того, что пошлет нам судьба вот на той огненной горе.

– Гибель найдете вы там, – сказала она, побледнев. – У подножия горы живут дикари. Но если вы даже спасетесь от них, за оскорбление святыни вас ждет смерть в вечном огне. На горе есть конгрегация жрецов.

– Кто стоит во главе ее – жрица?

– Да, жрица. Я никогда не видела ее лица. Она так стара, что скрывает свое лицо покрывалом.

– Она носит покрывало? – нетерпеливо спросил я, вспомнив другую, которая тоже была так «стара», что скрывала свое лицо под покрывалом. – Все равно мы пойдем к ней.

– Это запрещено законом, а я не хочу, чтобы кровь ваша была на мне. Я не пущу вас.

– Которая же из вас сильнее, ты или жрица?

– Я могу выставить шёстьдесят тысяч воинов, у нее только ее жрецы да горцы-дикари. Я сильнее.

– Сила на этом свете не только в мече, – отвечал я. – Посещает ли жрица когда-нибудь Калун?

– Никогда. Между конгрегацией и моим народом заключен договор, по которому она не должна переплывать реку. Точно так же и ханы Калуна восходят на гору лишь для погребения своих близких, но и то безоружные и без войск.

– Кто же настоящий хозяин страны – хан Калуна или глава конгрегации Гез? – спросил я.

– В делах гражданских – хан Кал у на, в вопросах совести – жрица Гез, наш оракул и голос свыше.

– Ты жена хана, не так ли?

– Да, – покраснела она, – мой муж сумасшедший, и я его ненавижу.

– Я так и знал.

– Разве шаман Симбри сказал тебе? – проницательно взглянула она на меня. – Ты видел все. Лучше было бы, если бы я убила тебя! Что ты обо мне думаешь?

Я сам не знал, что и думать. В то же время я опасался мести жены хана.

– Я всегда ненавидела мужчин. Мои уста чище горного снега. В Калуне меня называют «Ледяным сердцем». А ты, может быть, думаешь, что я бесстыдное существо. – Она закрыла лицо руками и зарыдала. – Ты много знаешь, чужеземец, узнай же больше. Я сошла с ума, как хан. Это случилось тогда, когда я впервые увидела лицо твоего друга и вытащила его из реки. Тогда я…

– Полюбила его? – подсказал я. – Что же, это случается и не с безумными.

– О! Это не любовь, это что-то сильнее. Мной овладела какая-то роковая сила. Я вся его и только его. И, клянусь, он будет мой!

С этими словами жена хана вышла из комнаты. Как случилось, что страсть овладела ею так внезапно? Кто эта жена хана? За кого принимает ее Лео? О! Если бы я мог повидаться с ним раньше, чем он скажет решительное слово или сделает решительный поступок!

Три дня не видел я жены хана. Симбри сказал, что она уехала в город, чтобы приготовиться к встрече гостей. Я попросил Симбри пустить меня к Лео, но он вежливо отказал. Я попробовал написать записку, но монгол-слуга отказался ее передать, а привратник сказал, что не станет передавать записок на незнакомом ему языке. Я стал серьезно опасаться за судьбу Лео и на третью ночь решил во что бы то ни стало разыскать его.

В полночь я встал, оделся, открыл дверь ножом и вышел. Когда меня переносили в комнату, я сосчитал шаги несших меня слуг. И вот теперь, пройдя тридцать шагов, я повернул налево, потом отсчитал еще десять шагов и повернул направо. Таким образом, я очутился перед своим прежним помещением. Перед дверью стояла жена хана и запирала ее на ключ. Первою моею мыслью было бежать. Но я прижался к стене, решив, если она меня заметит, признаться, что искал Лео. Жена хана прошла мимо и стала подниматься по лестнице. Что мне было делать? В комнату к Лео не попасть. Дверь заперта на ключ. Я последовал за ханшей, надеясь узнать что-нибудь новое. В случае встречи я сказал бы, что ищу Лео. А впрочем, что ждет меня – все равно. Кинжал, так кинжал!

Глава VIII
«Собаки смерти»

Бесшумно, как змея, пробрался я по винтовой лестнице на площадку перед дверью. Дверь была старая. Сквозь щели виднелся свет и слышались голоса шамана Симбри и его племянницы. Я припал к щели и увидел обоих. Ханша была одета в великолепное пурпурное платье, на ее роскошных вьющихся волосах красовалась маленькая корона. Должно быть, недаром она так нарядилась. Симбри смотрел на нее серьезно. Взгляд его выражал сомнение и страх.

– Что произошло между вами? – спросил он. – Что ты узнала?

– Немного. Я спрашивала о цели их прихода. Он сказал мне, что ищет какую-то прекрасную женщину и только. На мой вопрос, красивее ли она меня, он вежливо, но уклончиво ответил, что она не похожа на меня. Тогда я сказала ему, что слыву самой красивой женщиной в Калуне, что я жена хана, что я вытащила его из реки и что сердце подсказывает мне, что я та, которую он ищет.

– И что же? – спросил Симбри нетерпеливо и, видимо, не одобряя племянницу.

– Он допустил, что это возможно, так как та женщина могла возродиться, потом пытливо посмотрел на меня и спросил: «Прошла ли я через огонь?» Он захотел посмотреть мои волосы, вытащил из мешочка, который носит на шее, прядь волос и сравнил. О Симбри, что это за волосы! Они во весь мой рост, до пола длиною, мягкие, как шелк, и черные, как вороново крыло.

– Твои волосы прекрасны, – сказал он, – но не похожи на эти!

– Может быть, – ответила я, – ни у одной женщины нет таких волос.

– Правда, – согласился он, – она была больше, чем просто смертная женщина.

И как я ни старалась, больше ничего не узнала. Разверни свои книги, маг, и найди в них, кто эта женщина, где она живет, чтобы я могла убить ее, если можно.

– Вот-вот, если можно, – отвечал шаман.

– Прочитай мне еще раз послание главного жреца Ороса! – попросила она.

– «От Гезеи из Дома огня Афине, жене хана Калуна», – начал Симбри читать начертанное на пергаменте послание. – «Сестра моя, до меня дошло, что с запада пришли вопросить моего Оракула два чужеземца. В первый день следующего месяца ты с мудрым шаманом, Стражем дверей, должна встретить их на берегу реки там, где кончается древняя дорога. Окажите им всяческую помощь и проводите их до Горы. Не желая нарушать наш договор, сама я не могу выйти им навстречу». Итак, – продолжал Симбри, – это не случайные путешественники. Их ожидает сама Гезея.

– Я тоже ждала их. Сердце чуяло, что они придут. Но не может быть, чтобы они искали Гезею.

– В горах есть и другие женщины, – сухо возразил шаман.

– Не пойдет он на Гору! – упрямо сказала жена хана.

– Гезея могущественна. На земле и в воздухе у нее есть слуги, которые ей повинуются. Они предупредили ее о появлении чужеземцев, они же поведают ей об их дальнейшей судьбе. Я ненавижу Гезею, но не советую тебе навлекать на себя ее гнев: он ужасен. Династия Рассенов испытала его уже раз. Она говорит, что они должны пойти на Гору…

– А я говорю, что он не пойдет. Пусть идет другой, если ему угодно.

– Скажи, Афина, зачем тебе этот пришелец? – спросил шаман. – Ты хочешь сделать его своим любовником?

– Нет, мужем! – отвечала она, дерзко выдерживая его взгляд.

– Но он-то, по-видимому, не хочет. К тому же, у тебя есть муж.

– Ты знаешь, Симбри, что у меня нет мужа, – сказала Афина, положив руку на плечо кудесника. – Заклинаю тебя узами нашего кровного родства, свари мне опять волшебный напиток…

– Чтобы нас еще больше связали узы участников убийства? Нет, Афина, не хочу. Твой грех и так тяготеет на мне. Ты прекрасна. Опутай этого человека своими сетями, если можешь, если же нет, пусть он идет дальше.

– Я не могу его опутать. Рада была бы. Я люблю его и ненавижу его спутника. Но его сердце не лежит почему-то ко мне. О великий шаман, ты знаешь прошлое и будущее. Скажи, что тебе говорят звезды?

– Вот что я прочитал в книге звезд, Афина: судьба этого человека переплелась с твоею, ты права, но между вами стоит высокая стена, через которую я не могу проникнуть взором. Знаю только, что смерть сблизит его и тебя, и меня.

– Пусть же тогда скорее приходит смерть! – гордо воскликнула Афина.

– Не радуйся торжеству и там. Неведомая Сила царит и за гробом. Внешнее око Гезеи читает в тайниках души.

– Слушай, старик, завтра же пошли на Гору гонцов. Пусть скажут Гезее, что прибыли два старых чужеземца, заметь хорошенько, старых, но что они очень устали и больны. Месяца через три, когда поправятся, они пойдут вопросить Оракула. Может быть, она поверит. Но я хочу спать, у меня голова болит. Дай мне сонных капель. Я тоже чувствую на себе чьи-то глаза.

Она обернулась. Я отскочил от двери и пополз вниз по лестнице. Я слышал, как Афина открыла дверь…

На следующее утро ко мне пришел Симбри и осведомился, как я спал.

– Как чурбан, – ответил я.

– А между тем, вид у тебя усталый, друг Холли, – заметил он.

– Меня мучил кошмар, это со мною случается. Но сам ты, Симбри, кажется, вовсе не спал?

– Не спал всю ночь, – вздохнул он. – Я был на своем посту у Дверей.

– О каких дверях ты говоришь? Не о тех ли, через которые мы пришли?

– Я говорю о дверях Прошлого и Будущего. Пожалуй, это те, которыми вы перешли от чудесного Прошлого к неизвестному Будущему. Я пришел сказать, чтобы ты был готов: через час вы пойдете в город.

– Отлично. Я здоров и могу идти. Но что с моим приемным сыном?

– Поправляется, поправляется, Впрочем, ты его увидишь сегодня.

Рабы принесли мне платье, и я переоделся. Меня проводили по лестнице. Внизу я встретил Лео. Он был еще бледен, но выглядел лучше, чем я ожидал. Одежда на нем была такая же, как и на мне, только из сукна лучшего качества. Он бросился ко мне и стал меня расспрашивать, где я был и здоров ли я. Симбри наблюдал за нами. Нам подали два запряженных пони с паланкинами. Рабы взяли пони под уздцы, и мы двинулись в путь.

Целую милю шли мы по узкому горному ущелью. Наконец на повороте перед нами открылся, как на ладони, Калун. По долине протекала широкая река. На севере возвышалась та самая огнедышащая гора, которая издали служила нам маяком. На краю кратера высился гигантский столб с петлеобразной вершиной, мрачно черневшей на фоне голубого неба и вековых снегов горы. Мы смотрели со страхом на этот светоч нашей надежды. Там должна решиться наша судьба. Все наши спутники поклонились горе и, чтобы отогнать от себя нечистую силу, скрестили большие пальцы обеих рук. Даже Симбри поклонился.

– Был ты когда-нибудь на горе? – спросил Лео.

Симбри уклончиво покачал головой.

– Жители равнины не ходят на гору! – сказал он. – По ту сторону реки живут дикари, которые часто угоняют наш скот и опустошают наши поля. Кроме того, раскаленная лава и огонь пугают путешественников. Когда горное божество разгневается, оно засыпает пеплом даже нашу страну.

– Какое это божество? – спросил Лео.

– Не знаю. Люди не могут видеть духов.

– У тебя, шаман, такой вид, будто ты с ними знаешься.

– Ты приписываешь мне слишком много. Мое искусство не так велико. Однако вот лодки ожидают нас: дальше мы пойдем рекой.

Лодки, вместительные и удобные, предназначались не для весел, а для конной тяги. Тех же пони, которые везли наши паланкины, перепрягли в лодки. К счастью, нас с Лео посадили вместе, и, кроме рулевого, в нашей лодке не сидел никто. За нами, в другой лодке, поехали вооруженные луками и мечами рабы, по виду солдаты.

– Наконец-то мы одни! – сказал Лео. – Помнишь, Гораций, так же на лодке вступили мы в страну Кор. Ничто не ново, и все повторяется.

– Не знаю, надолго ли нас оставят вместе, – отвечал я. – Спеши рассказать мне все, что случилось с тобой за это время. Мы беспомощные мошки, попавшие в паутину, раскинутую пауком – женою хана, шаман Симбри стережет нас.

– Вернемся к тому моменту, когда я висел, как паук на тонкой паутине, на веревке над пропастью. Мне казалось, что я сойду с ума и, чтобы умереть в рассудке, я перерезал веревку и полетел в бездну. А ты?

– Я хотел умереть вместе с тобой и прыгнул в пропасть.

– Добрый друг Гораций, – сказал Лео, и слезы навернулись ему на глаза.

– Оставим это. Расскажи лучше, что с тобой было дальше.

– О, это не особенно интересно. – Лео покраснел. – Я спал, а когда просыпался, видел у своего изголовья красивую женщину. Сначала я подумал, что это та, ну, ты знаешь! Она поцеловала меня. Но, может быть, это был сон?

– Это был не сон. Я сам видел.

– Жаль, если это так. Жена хана красавица. Я говорил с ней по-гречески. Аэша тоже говорила по-гречески. Не странно ли это? Однажды ханша стала спрашивать меня про то, как мы сюда попали. Я сказал, что мы путешественники, но не стал вдаваться в подробности, а спросил о тебе. Она сердилась, что не может ничего выпытать у меня, но и о себе сообщила только, что она жена хана. Но почему она так заинтересовалась мной, иностранцем, я не знаю. Вчера вечером она вошла ко мне, одетая в королевскую мантию.

Она была хороша, как сказочная царица. На распущенных каштановых волосах красовалась корона.

Она смотрела на меня и вздыхала, говорила, что мы когда-то в прошлом были знакомы и надеялась возобновить нашу дружбу. Я защищался, как мог, но ты понимаешь, что это нелегко, когда лежишь беспомощно в постели, а над тобою склонилась и шепчет ласковые речи красавица. Кончилось тем, что я признался ей, что ищу свою жену, которую потерял. Ведь Аэша моя жена, Гораций. В ответ она только улыбнулась и сказала, что мне незачем искать далеко, что она и есть моя жена, она-то и спасла меня, когда я тонул. По уверенности, с которой она говорила, было видно, что она не шутит, да и сам я начинал думать, что Аэша могла измениться. Вдруг я вспомнил про прядь волос Аэши и сравнил ее с волосами жены хана. Волосы Аэши оказались непохожими и гораздо длиннее. Жена хана переменила тон от зависти. Все, что в ней было плохого, всплыло наружу. Голос зазвучал грубо. Аэша могла быть ужасна в своем гневе, как молния, но никогда не могла она быть грубой и вульгарной. С этого момента я убедился, что жена хана и Аэша – не одно и то же. Я дал ей волю сердиться, упрекать и лежал спокойно. Наконец она ушла и закрыла за собою дверь на ключ. Вот и все, что со мною было.

– Молчи же и слушай теперь, что я тебе расскажу. Только будем говорить тише. Наш рулевой, наверное, шпион, кроме того, я чувствую у себя на спине взгляд Симбри. Надо торопиться, неизвестно, надолго ли нас оставят одних.

И я рассказал все, что знал.

– Кто же эта Гезея, которая послала письмо с Горы? – воскликнул Лео. – Кто жена хана?

– А как ты думаешь?

– Аменарта! – прошептал Лео нерешительно.

– Я тоже так думаю.

– Если старый буддийский монах Ку-ен помнит свое прошлое, почему бы этой женщине не помнить своего прежнего земного существования?

– Берегись однако, Лео, не ошибись. Я очень боюсь, что это искушение, за которым последуют и другие испытания. Горе тебе, если ты ошибешься!

– Знаю, – отвечал он. – Но не бойся, кем бы ни была для меня в прошлом жена хана – вопрос еще была ли – все кончено. Я ищу Аэшу и только ее. Сама Венера не в силах соблазнить меня.

С надеждой и страхом вспомнили мы о таинственной Гезее, которая приказала шаману Симбри выйти нам навстречу, и о могущественной жрице, у которой есть слуги в воздухе и на земле.

Между тем лодка причалила к берегу, и Симбри перешел из своей лодки к нам. Наступала ночь, и шаман, вероятно, боялся, как бы мы не бежали род ее покровом. Лодка поплыла дальше. В нескольких милях уже виднелись плоские кровли города, куда мы должны были прибыть к ночи.

Город стоял на островке, образовавшемся между двумя рукавами реки. В центре возвышалось здание с башнями, должно быть, ханский дворец. Город, как и вся страна, исстари назывался Калун, тогда как территория вокруг Горы в честь древнеегипетской богини именовалась Гез.