Текст книги "Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада"

Автор книги: Генри Райдер Хаггард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 60 страниц)

Глава VII Сватовство Садуко

На следующее утро мы достигли того места, где оставили мои фургоны. Переход для нас, обремененных захваченным скотом и нашими ранеными, был весьма утомительным. Настроение было тревожное. Мы ждали, что оставшиеся амакобы попытаются нас преследовать. Этого однако они не сделали, так как у них было слишком много убитых и раненых, а оставшиеся в живых пали духом. Они вернулись в свои горы и жили с тех пор в нищете, ведь у них осталось менее пятидесяти голов скота. В конце концов Панда отдал их победителю, Садуко, и тот присоединил их к амангванам. Но это случилось несколько позже.

Отдохнув немного у фургонов, мы осмотрели захваченный скот. Его оказалось немного более тысячи двухсот голов, не считая сильно искалеченных во время бега животных, которых мы убили на мясо. Поистине богатая добыча! Садуко, несмотря на рану в бедре, стоял с блестящими глазами и обозревал скот. И не мудрено. Из бедняка он превратился теперь в богача и был уверен – я разделял его веру, – что при таких изменившихся обстоятельствах и Мамина, и ее отец благосклонно отнесутся к его сватовству. Я тоже окинул взглядом скот и размышлял, вспомнит ли Садуко нашу сделку, в силу которой шестьсот голов принадлежали мне. Шестьсот голов! По пять фунтов стерлингов – это всего 3000 фунтов – сумма, которой я никогда не имел за всю свою жизнь. Но вспомнит ли Садуко? В общем, я думал, что он не вспомнит, так как кафры не любят расставаться со скотом.

Но он вскоре повернулся и проговорил с некоторым усилием:

– Макумазан, половина этого скота принадлежит тебе, и ты вполне заслужил его, ведь мы одержали победу благодаря твоему хитроумному плану. Давай же делить скот поштучно.

Итак, я выбрал себе хорошего вола, и Садуко выбрал себе, и так продолжалось, пока я не отобрал себе восемь волов. Тогда я повернулся к Садуко и сказал:

– Достаточно. Эти волы мне нужны, чтобы заменить в моей упряжи тех, что пали в пути, но больше мне не нужно.

Возгласы удивления вырвались у Садуко и у всех, стоявших с ним, а старик Тшоза воскликнул:

– Он отказывается от шестисот голов скота, которые по справедливости принадлежат ему! Он, должно быть, сумасшедший!

– Нет, друзья, – ответил я, – я не сумасшедший. Я сопровождал Садуко в его набеге потому, что он мой друг и помог мне однажды в минуту опасности, но я не хочу брать себе добытое ценою крови. Согласно вашим законам этот скот принадлежит мне, значит, я могу располагать им. Я даю по десяти голов каждому из моих охотников и по пятнадцати родственникам убитых. Остальных я отдаю Тшозе и прочим амангванам, сражавшимся с нами, и разделить их между собой они могут по соглашению.

Громкие, восторженные крики грянули со всех сторон. Садуко тоже поблагодарил меня с присущим ему высокомерием, я не думаю, чтобы он был очень доволен. Хотя мой дар освобождал его от необходимости поделиться своей долей со своими товарищами, но мне кажется, он опасался, что амангваны с этих пор будут любить меня больше, чем его. Так и произошло на самом деле, и я уверен, что среди всех этих дикарей не было человека, который не отдал бы своей жизни за меня, и до сего дня мое имя известно им и их потомкам.

Обратно к краалю Умбези мы двигались медленно: раненые и огромное стадо задерживали нас. Но от стада мы скоро избавились. Отобрав сотню самых лучших животных, Садуко отослал остальных под охраной старика Тшоза и половины своих воинов в приготовленное место, где они должны были ждать его прихода.

Прошло около месяца с памятной битвы. И вот мы наконец расположились лагерем недалеко от крааля Умбези, в том самом лесу, где я впервые встретился с воинами Садуко. Но как они отличались теперь от тех тощих дикарей, которые, словно призраки, выскользнули тогда из-за деревьев на зов своего предводителя! В пути Садуко купил им красивые повязки и одеяла, волосы они украсили длинными черными перьями птиц, а из шкур убитых волов сделали щиты. Кроме того, от хорошей обильной пищи они поправились, стали полными и лоснящимися.

Садуко решил провести ночь в лесу, ничем не выдавая нашего присутствия, а на следующее утро выступить во всем величии в сопровождении своих воинов, презентовать Умбези затребованные им сто голов скота и официально просить руки его дочери.

Этот план был в точности выполнен. На следующее утро, после восхода солнца, Садуко по примеру великих предводителей выслал вперед двух разряженных глашатаев, чтобы они объявили Умбези о его приближении, за ними выслал еще двоих, чтобы они воспевали и восхваляли подвиги Садуко (кстати, я заметил, что он им строго приказал ни словом не обмолвиться обо мне). Затем мы выступили всем отрядом. Впереди шел Садуко в великолепном одеянии предводителя, с небольшим копьем в руках, в коротенькой юбочке из леопардовой шкуры и с перьями на голове. Его сопровождала свита из шести самых статных его товарищей, исполнявших роль его советников. За ним шел я в старом дорожном костюме, весь в пыли. Меня сопровождал безобразный, курносый Скауль в замасленных брюках и в стоптанных европейских сапогах, из которых выгладывали пальцы, и трое моих охотников в еще более жалком виде. За нами шагали принаряженные амангваны, человек восемьдесят, замыкалось же шествие стадом волов под присмотром нескольких погонщиков.

Наконец мы у ворот крааля. Глашатаи все еще выкрикивали и подплясывали.

– Вы видели Умбези? – спросил их Садуко.

– Нет, – ответили те, – он спал, когда мы пришли, но его люди сказали нам, что он скоро выйдет.

– Скажите его людям, чтобы он поторапливался, иначе я сам его выволоку, – заявил Садуко.

В эту минуту отворились ворота крааля, и в них появился толстый и смущенный Умбези. Меня поразил его испуганный вид, хотя он и старался скрыть свой страх.

– Кто является ко мне в гости с такой толпой? – спросил он, увидев ряды вооруженных людей. – А, это ты, Садуко! – и, оглядывая его с ног до головы, прибавил – Каким ты стал важным! Ограбил кого-нибудь? А, и ты здесь, Макумазан! Ты, я вижу, не стал важным. Ты похож на корову, вскормившую зимой двух телят. Но скажи, для чего здесь все эти воины? Мне нечем накормить так много людей, в особенности теперь, сразу после празднества.

– Не беспокойся, Умбези, – величественно ответил Садуко. – Я захватил с собой пищу для своих людей. Мое же дело очень простое. Ты потребовал у меня выкуп за Мамину сто голов скота. Вот они. Пошли своих слуг пересчитать их.

– С удовольствием, – как-то нервно ответил Умбези и что-то приказал стоявшим около него слугам. – Я рад, что ты внезапно так разбогател, Садуко, хотя и не могу понять, как это случилось.

– Все равно, как это случилось, – сказал Садуко. – Главное, что я богат, потрудись послать за Маминой. Я хочу поговорить с ней.

– Да, да, Садуко, я понимаю, что ты хочешь поговорить с Маминой, но, – и он с отчаянием оглянулся, – я боюсь, что она спит. Ты знаешь, что Мамина всегда поздно встает и терпеть не может, когда ее тревожат. Не придешь ли ты лучше в другой раз? Скажем, завтра утром? Она, наверно, к тому времени встанет… Или еще лучше приходи послезавтра.

– В какой хижине Мамина? – грозно спросил Садуко.

– Не знаю, Садуко, – ответил Умбези. – Она спит то в одной, то в другой хижине, а иногда ходит к тетке, до которой несколько дней пути. Я нисколько не удивлюсь, если она ушла туда вчера вечером.

Прежде, чем Садуко ответил, раздался резкий, визгливый голос безобразной старухи, сидевшей в тени. Я узнал ее. Это была Старая Корова.

– Он лжет! – визжала она. – Он лжет! Мамина навсегда покинула этот крааль. Она спала эту ночь не со своей тетей, а со своим мужем Мазапо! Умбези отдал ему в жены дочь два дня тому назад, получив сто двадцать голов скота, на двадцать голов больше, чем ты предлагаешь, Садуко.

Мне казалось, Садуко сойдет с ума от ярости. Его темная кожа стала совсем серой, он дрожал, как лист! Он, казалось, вот-вот свалится. Но он прыгнул, как лев, и схватил Умбези за горло, отшвырнул его назад, угрожая копьем.

– Гнусная собака! – закричал он громовым голосом. – Говори правду или я вспорю тебе живот! Что ты сделал с Маминой?

– О Садуко, – ответил Умбези прерывающимся голосом. – Мамина сама захотела выйти замуж. Это не моя вина.

Не схвати я Садуко и не оттащи его назад, это была бы последняя минута в жизни Умбези. Садуко уже замахнулся копьем. Ослабевший от волнения, несчастный юноша не мог вырваться из моих рук, я же держал его, пока рассудок вновь не вернулся к нему.

Наконец он немного пришел в себя и отбросил копье, как бы боясь искушения. Затем все тем же страшным голосом спросил:

– Есть у тебя еще что сказать, Умбези? Я хочу выслушать все, прежде чем отвечу тебе.

– Только это, Садуко, – ответил Умбези, поднявшись с земли и трясясь, как тростник. – Я поступил так, как поступил бы всякий отец. Мазапо очень могущественный предводитель, он будет мне хорошей опорой в старости. Мамина объявила, что хочет выйти за него замуж…

– Он лжет! – завизжала Старая Корова. – Мамина сказала, что не хочет выходить замуж ни за какого зулуса, кажется, она имела виды на белого человека, – и она покосилась на меня. – Но потом она сказала, что раз ее отец желает, чтобы она вышла замуж за Мазапо, то она, как послушная дочь, повинуется. Но если этот брак вызовет раздоры и прольется кровь, то пусть эта кровь падет на его голову, а не на ее…

– Ты тоже выпускаешь свои когти против меня, проклятая кошка! – сказал Умбези и так огрел старуху по спине, что она убежала, визжа и ругаясь.

– О Садуко! – продолжал он. – Не отравляй своего слуха этими лживыми речами. Мамина никогда не говорила ничего подобного, а если говорила, то не мне. Так вот, когда моя дочь согласилась взять Мазапо в мужья, его люди пригнали сюда сто двадцать самых лучших волов. И ты хотел, чтобы я не принял их, Садуко? Вспомни, Садуко, что ты обещал мне сто голов, то есть, на двадцать меньше. Но в то время у тебя не было ни одного вола, и я не мог представить себе, откуда ты их достанешь. Кроме того, – прибавил он, видя, что его аргументы не производят впечатления, – мне передали, что вы оба, ты и Макумазан, убиты какими-то злодеями в горах. Вот, я все сказал, и если, Садуко, у тебя есть скот, то у меня имеется еще дочь, может быть, не такая красивая, но гораздо лучшая работница. Идем, выпьем глоток пива, а я пошлю за ней.

– Перестань болтать о твоей другой дочери и о пиве и выслушай меня, – прервал Садуко, так зловеще поглядывая на брошенное им копье, что я поспешил наступить на него ногой. – Я теперь более могущественный предводитель, чем этот боров Мазапо. Есть ли у Мазапо такие телохранители, как эти молодцы? – и он пальцем указал на сомкнутые ряды грозных амангванов. – Есть ли у Мазапо столько скота, как у меня? То, что ты видишь, только десятая часть. Это выкуп отцу той, которая была обещана мне в жены. Может ли Мазапо назвать Панду своим другом? Мне кажется, я слышал обратное. Победил ли Мазапо бесчисленное племя благодаря своему мужеству и своему уму? Молод ли, красив ли Мазапо, или он старый безобразный боров? Ты не отвечаешь мне, Умбези, быть может, хорошо делаешь, что молчишь. Теперь слушай еще: если бы здесь не было Маку мазана, которого я не хочу вмешивать в семейные дела, то я приказал бы своим людям схватить тебя и избить до смерти, а затем пойти к борову и поступить с ним так же. Приходится с этим немного обождать – у меня есть другие дела. Но день, когда я и это устрою, недалек. Поэтому советую тебе, обманщик, поспешить умереть, иначе ты будешь избит палками до смерти. Передай мои слова Мазапо. А Мамине скажи, что я скоро приду и заберу ее, но приду с копьями, а не со скотом. Понимаешь? Да, я вижу, что ты понял, раз ревешь от страха, как женщина. Прощай же, обманщик, и жди, когда я вернусь с палками.

И, повернувшись, Садуко удалился. Я хотел поспешить за ним, но бедняга Умбези подскочил ко мне и схватил за руку.

– О Макумазан, – воскликнул он, плача от страха, – если ты когда-нибудь считал меня своим другом, то помоги мне выбраться из глубокой ямы! Я попал в нее из-за проделок Мамины. Макумазан, если бы она была твоей дочерью и могущественный предводитель явился бы со ста двадцатью головами самого лучшего скота, разве ты не отдал бы ее, даже если он немолод и некрасив?

– Но у нас, – ответил я, – ведь нет обычая продавать женщин.

– Да, да, я забыл, что в этом отношении вы, белые люди, сумасшедшие. По правде говоря, Макумазан, я думаю, она действительно любит тебя. Она сама мне говорила это. Почему же ты не украл ее, когда я не смотрел? Мы с тобой сговорились бы потом, а я не попал бы в яму.

– Некоторые люди не делают таких вещей, Умбези.

– Да, да, я забыл. Я всегда забываю, что вы, белые люди, совсем другого склада и что нельзя ожидать, чтобы вы поступали, как люди здравые. Во всяком случае, ты друг этого тигра Садуко, а это доказывает, что ты совсем помешанный. Ведь многие охотнее согласились бы подоить буйволицу, чем идти рука об руку с Садуко. Ты разве не понимаешь, Макумазан, что он хочет убить меня? Уф! Ведь он грозился избить меня палками до смерти. Уф! И если ты не помешаешь ему, то он сделает это… Может быть, завтра. Уф! Уф!

– Да, я понимаю, Умбези, и думаю, что он это сделает. Но я не знаю, как помешать ему. Ты ведь знал, как он любит Мамину! Ты очень плохо поступил с ним.

– Я никогда не обещал ее ему, Макумазан. Я только сказал, что за сто голов, может быть, я и отдам ему Мамину.

– Он получил эти сто голов и еще гораздо больше, уничтожив амакобов, врагов его племени. Но теперь ты своей доли уже не получишь! И я думаю, тебе придется примириться со своей участью, которой я не хотел бы разделить, даже если бы мне обещали весь скот в стране зулусов.

– Поистине ты не из тех, у кого можно искать утешения в минуту горя, – простонал бедняга Умбези и прибавил, просияв: – Но, может быть, Панда убьет его за то, что он уничтожил племя Бангу, когда в стране мир? О Макумазан, не уговоришь ли ты Панду убить его?

– Невозможно, – ответил я, – Панда – его друг, и, между нами говоря, Садуко уничтожил амакобов по особому желанию короля. Услышав об этом, Панда позовет Садуко к себе и сделает его своим советником, дав ему право распоряжаться по своему усмотрению жизнью и смертью таких маленьких людей, как ты и Мазапо.

– Тогда все кончено, – слабым голосом проговорил Умбези, – я постараюсь умереть как мужчина. Но быть избитым палками! О! – прибавил он, скрежеща зубами. – Попадись только Мамина мне в руки, я вырвал бы все ее красивые волосы. Я связал бы ей руки и запер бы ее со Старой Коровой, которая любит ее так же, как кошка любит мышь. Нет, я убью ее… Слышишь, Макумазан, если ты не поможешь мне, я убью Мамину, а это тебе не понравится! Я уверен, что она дорога тебе, хотя ты и не решился похитить ее.

– Если ты только посмеешь тронуть Мамину, – пригрозил я, – то будь уверен, мой друг, что палки Садуко очень быстро загуляют по твоему телу, и я сам донесу на тебя Панде. Слушай меня, старый болван. Садуко так любит твою дочь, что постарается получить ее. Он не посмотрит на то, что она замужем. Постарайся откупить ее у Мазапо. Понимаешь? Я говорю: откупить ее, а не вернуть кровопролитием! Это ты можешь сделать, уговорив Мазапо развестись с ней. Если Садуко узнает, что ты старался сделать это, я думаю, он некоторое время свои палки в ход не пустит.

– Я попытаюсь, Макумазан. Правда, Мазапо очень упрям, но если он узнает, что его жизнь в опасности, он, может быть, уступит. И если Мамина узнает, что Садуко сделался богатым и могущественным, она, может быть, тоже согласится выйти за него. О, благодарю тебя, Макумазан, ты настоящая подпора моей хижины. Прощай, Макумазан, если тебе нужно идти. Но почему… почему ты не похитил Мамину и не избавил меня от всех этих неприятностей?

Глава VIII
Вражда братьев

Вернувшись к своим фургонам после этой трагикомической сцены со стариком Умбези, я узнал, что Садуко и его воины уже выступили и направляются к королевской резиденции Нодвенгу. Садуко однако надеялся, как мне передавали, что я отправлюсь вслед за ним, чтобы представить отчет об уничтожении амакобов. Поразмыслив немного, я решил это сделать, движимый любопытством узнать, что выйдет из всей этой истории. За время длинного путешествия не произошло интересных приключений. Наконец я прибыл в Нодвенгу и расположился лагерем в месте, указанном ожидавшим меня на некотором расстоянии от города королевским советником. Здесь я провёл два или три дня, стреляя горлиц и других птиц.

Когда это времяпрепровождение мне надоело и я уже собирался двинуться в Наталь, ко мне в фургон заглянул Мапута – тот самый, который передал мне послание от короля перед нашим походом против Бангу.

– Привет тебе, Макумазан! – поздоровался он. – Ну, как амакобы? Вижу, не убили тебя.

– Нет, – ответил я, угощая его табаком. – Они не совсем убили меня, раз я здесь. Что тебе угодно от меня?

– О Макумазан, король хочет только знать, остались ли у тебя маленькие шарики в коробке, которую я тебе вернул. Он хотел бы проглотить один шарик.

Я подал ему всю коробку, но он заявил, что король желает принять ее лично от меня. Поняв, что это только предлог, я спросил, когда Панде угодно принять меня. Он ответил, что король ждет меня немедленно. Через час я уже сидел перед королем.

Подобно всем членам его семьи, король был огромных размеров, но в противоположность Чаке и другим братьям имел доброе лицо. Я поклонился ему, приподняв фуражку, и занял место на деревянном табурете, приготовленном для меня около большой хижины, в тени которой сидел король, окруженный охраной.

– Привет тебе, Макумазан, – сказал он. – Рад видеть тебя живым и невредимым. Я слышал, что за время, пока мы не виделись, ты пережил опасное приключение.

– Да, король, – ответил я, – но какое приключение имеешь ты в виду: приключение с буйволом, когда Садуко помог мне, или приключение с амакобами, когда я помог Садуко?

– Последнее, Макумазан, и я желаю подробно услышать о нем.

Он приказал своим советникам удалиться, и я рассказал ему всю историю.

– Ты умен, как павиан, Макумазан, – заметил он, когда я кончил. – Хитро придумано – устроить ловушку для Бангу и заманить амакобов в нее их собственным скотом. Но мне сказали, что ты отказался от своей доли этого скота. Почему, Макумазан?

Я повторил Панде мои соображения.

– Каждый ищет величия своим собственным путем, – сказал он. – Возможно, твой путь лучше. Белые люди идут одной дорогой, а черные – другой. Обе дороги кончаются в одном месте, и кто может знать, какая дорога правильная, пока путь не пройден. Но то, что ты потерял, выиграл Садуко и его племя. Он мудрый, этот Садуко, потому, что умеет выбирать друзей. Вот его мудрость и принесла ему победу и богатство. Но тебе, Макумазан, твоя мудрость не принесла ничего, кроме почета. Если же человек питается только почетом, то он тощает.

– Я люблю быть тощим, Панда, – спокойно ответил я.

– Да, да, я понимаю, – кивнул Панда. Как большинство туземцев, он быстро схватывал смысл, – и я тоже люблю людей, которые тощают от такой пищи, как твоя, и таких людей, чьи руки чистые. Мы, зулусы, доверяем тебе, Макумазан, как немногим белым людям, ведь мы уже давно поняли, что твои уста говорят то, что думает твое сердце, а твое сердце всегда думает хорошо. Хотя тебя и называют Ночным Стражем, но ты любишь свет, а не тьму.

Польщенный несколько необычными комплиментами, я поклонился и почувствовал, что, несмотря на загар, немного покраснел. Но я ничего не ответил. Панда тоже некоторое время молчал. Затем он велел гонцу позвать своих сыновей Сетевайо и Умбелази и приказал Садуко, сыну Мативани, ожидать поблизости, вдруг он захочет с ним говорить. Я с интересом ждал прихода королевичей, виднейших людей в стране. Народ уже горячо обсуждал, кто из них будет престолонаследником. И вот они появились.

Это были статные молодые люди одних, казалось, лет (трудно бывает определить возраст зулусов). Сетевайо, однако, имел более суровое выражение лица. Говорили, что он походил на своего дядю, лютого и зверского Чаку, я же нашел в нем сходство с другим его дядей – с Динганом, с которым я был очень хорошо знаком в юности: у него был тот же мрачный взгляд и надменный вид. И когда он сердился, он так же сжимал рот, выражая беспощадную непреклонность.

Об Умбелази я не могу говорить без восторга. Как Мамина считалась самой красивой женщиной, какую я когда-либо видел в стране зулусов, так Умбелази был самым красивым мужчиной. Зулусы прозвали его Умбелази Прекрасный. И не мудрено. Начать с того, что он был по крайней мере на три дюйма выше самого высокого зулуса – за четверть мили я узнавал его по росту, ширине груди и великолепному сложению. Сильные, красивые руки и ноги заканчивались, как у Садуко, маленькими кистями и ступнями. У него было открытое лицо с правильными чертами и живые, большие и темные глаза, цвет кожи светлее, чем у Сетевайо.

Они еще даже не прошли ко внутреннюю изгородь, а я уже заметил, что отношения между братьями не из лучших. Каждый из них старался первым пройти калитку, чтобы лишний раз доказать этим свое право на престолонаследие. Результат получился комичный, так как они застряли в калитке. Большой вес Умбелази помог ему: пустив в ход силу, он вдавил брата в тростниковую изгородь и на шаг опередил его.

– Ты становишься слишком жирным, брат мой, – сказал Сетевайо, нахмурясь. – Если бы у меня в руке было копье, я бы тебя ранил.

– Знаю, брат мой, – ответил с добродушным смехом Умбелази, – но я ведь знал также, что никто не смеет являться вооруженным перед королем. Иначе я пропустил бы тебя вперед.

При этом намеке Умбелази, правда, шутливом, что он не рискнул бы повернуться спиной к вооруженному брату, Панда беспокойно заерзал, а Сетевайо зловеще нахмурился. Однако не обменявшись больше ни словом, они подошли к отцу бок о бок и приветствовали его, подняв руки.

– Привет вам, дети мои, – сказал Панда. Но предвидя ссору из-за почетного места по правую его руку, поспешно прибавил – Садитесь оба передо мною, а ты, Макумазан, сядь по правую сторону от меня. Я сегодня немного туг на правое ухо.

Прежде чем усесться перед королем, братья повернулись, чтобы пожать мне руку. И опять возникло затруднение: кто из них первый протянет мне руку? Помнится, Сетевайо на этот раз удалось опередить брата.

Когда эти формальности закончились, король обратился к сыновьям:

– Я послал за вами, чтобы спросить вашего совета относительно одного дела. Небольшое дело, но оно может разрастись. – Он остановился и взял щепотку табаку, а братья воскликнули:

– Мы слушаем тебя, отец!

– Дело касается Садуко, сына Мативани, предводителя амангванов, которого убил Бангу, предводитель амакобов, много лет тому назад. Разрешил это убийство тот, кто правил до меня. Этот Бангу, как вы знаете, был в последнее время занозой в моей ноге, из-за этой занозы нога начала гноиться. Я, однако, не хотел идти войной против него. Вот я и шепнул на ухо Садуко: «Он твой, если ты сможешь убить его, и скот его будет тоже твоим». Садуко неглуп. С помощью этого белого человека, Макумазана, нашего старого друга, он убил Бангу и захватил его скот, и нога моя начинает уже заживать.

– Мы слышали это, – сказал Сетевайо.

– Это было славное дело, – прибавил Умбелази.

– Да, – продолжал Панда, – я тоже считаю это славным делом, тем более, что у Садуко был только небольшой отряд бродяг…

– Нет, – прервал Сетевайо, – это не бродяги помогли ему одержать победу, а мудрость Макумазана.

– Мудрость Макумазана не привела бы ни к чему, не будь храбрости Садуко и его бродяг, – заявил Умбелази.

Я понял, что братья разделились за и против Садуко не ради справедливости, а из чувства противоречия.

– Правильно, – продолжал Панда, – я согласен с вами обоими, сыновья мои. Но я считаю Садуко человеком, подающим большие надежды. Его следовало бы выдвинуть, чтобы он полюбил всех нас. Почему? Да потому, что его род пострадал от нашего рода. Тот, кто правил до меня, послушал злого совета Бангу и позволил ему вырезать ни за что все племя Мативани. Чтобы стереть это пятно и привязать к нам Садуко, я думаю восстановить его в правах предводителя амангванов, вернув ему земли, которыми владел его отец. Мы сделаем его также предводителем амакобов – женщин, детей и нескольких мужчин, которые остались в живых.

– Как угодно будет королю, – зевая, сказал Умбелази, которому надоело слушать. Сетевайо ничего не сказал. Казалось, он думал о чем-то другом.

– Я думаю также, – продолжал Панда несколько неуверенным голосом, – для того, чтобы прикрепить его к нам неразрывными узами, дать ему в жены девушку из нашей семьи.

– Этому жалкому амангвану породниться с королевским домом?! – воскликнул Сетевайо, поднимая голову. – Если он опасен, то почему не убить его и не покончить с ним раз и навсегда?

– Это немыслимо, сын мой. В стране неспокойно, и я не хочу убивать тех, кто может помочь нам в час опасности. Зачем делать из них своих врагов? Я хочу, чтобы они были нашими друзьями. Мне кажется разумным то семя величия, которое у нас в руках, поливать, а не выкапывать или пересаживать в чужой сад. Садуко делом доказал, что он – это семя.

– Наш отец высказал свое пожелание, – сказал Умбелази, – Садуко и мне нравится. Какую из наших сестер предполагает мой отец отдать ему?

– Ту, которая носит имя праматери нашего рода, о Умбелази, – твою родную сестру Нэнди (что значит «нежная»).

– Великий дар преподносишь ты Садуко, отец, так как Нэнди и умна, и красива. А как она сама относится к этому плану?

– Очень благосклонно. Она видела Садуко, и он понравился ей. Она сама мне сказала, что не желает другого мужа.

– Можно ли что-нибудь возразить, – равнодушно ответил Умбелази, – если король приказывает, а королевская дочь желает.

– Можно возразить очень многое, – вмешался Сетевайо. – Я считаю недопустимым, чтобы этот ничтожный человек, который победил маленькое племя, воспользовавшись умом Макумазана, получил в награду не только звание предводителя, но и руку самой умной и красивой из королевских дочерей, пусть даже Умбелази, – прибавил он с усмешкой, – и готов швырнуть свою сестру, как швыряют кость бродячей собаке.

– Кто швырнул кость, Сетевайо? – спросил с жаром Умбелази. – Король или я, который до настоящей минуты и не слышал об этом деле? И имеем ли мы право оспаривать решение короля?

– Не преподнес ли тебе Садуко случайно несколько голов скота из украденных у амакобов, Умбелази? – спросил Сетевайо. – Наш отец не требует выкупа, так ты, может быть, принял вместо этого дар.

– Единственный дар, который я принял от Садуко, – сказал Умбелази, с трудом подавляя свой гнев, – это дар его дружбы. Он мой друг – вот почему ты ненавидишь его, как ненавидишь всех моих друзей!

– Мне что, любить всякую бродячую собаку, которая лижет тебе руку, Умбелази? О, не надо напоминать мне, что он твой друг. Я знаю, это ты внушил мысль нашему отцу разрешить ему убить Бангу и украсть его скот. Я считаю это нехорошим делом, так как кровь Бангу запятнала врата нашего дома. И тот, кто совершил зло, будет жить здесь и называться, пожалуй, королевичем, как ты и я. Да и как же иначе, раз сестра Нэнди будет отдана ему в жены? Разумеется, Умбелази, тебе следует принять скот, от которого отказался белый человек, ведь всем известно, что ты заслужил его.

Умбелази вскочил, выпрямился во весь рост и заговорил хриплым от гнева голосом.

– Прошу тебя, о король, разреши мне удалиться. Если я останусь, то пожалею, что у меня нет с собой копья. Но раньше чем уйти, я выскажу правду, почему Сетевайо ненавидит Садуко. Зная его храбрость и ум, он искал его дружбы после того, как Садуко уже обещал быть моим другом. Вот почему он осыпает меня насмешками. Пусть он оправдается, если может!

– Я и не подумаю оправдываться, – ответил, нахмурившись, Сетевайо. – Кто дал тебе право шпионить за мной и требовать от меня отчета перед королем? Я не хочу больше ничего слышать! Оставайся здесь и заплати Садуко нашей сестрой. Король обещал ее и слову своему изменить не может. Только скажи своей собаке, что у меня наготове для нее палка, если она посмеет огрызнуться на меня. Прощай, отец. Я отправляюсь в мои собственные владения, в страну Гикази, и там ты можешь найти меня, если я тебе понадоблюсь. Но, прошу тебя, не вызывай меня, пока не закончатся свадебные торжества, я не хочу на них присутствовать!

И он, поклонившись королю, ушел, не попрощавшись с братом. Мне он однако пожал руку на прощанье, так как всегда дружески относился ко мне. Сетевайо думал, вероятно, что я могу ему пригодиться.

– Отец мой, – сказал Умбелази, когда Сетевайо ушел, – разве можно это терпеть?! Можно ли меня винить в этом деле? Ты слышал и видел – ответь мне, отец!

– Нет, тебя нельзя винить на этот раз, Умбелази, – ответил король с тяжелым вздохом. – Но чем кончатся ваши вечные ссоры, сыновья мои? Я думаю, что только река крови сможет потушить такую ненависть. Но тогда кто из вас выживет и достигнет берега?

Некоторое время он молча смотрел на Умбелази, и я прочел в его взгляде любовь и страх, так как Панда любил этого сына больше остальных детей.

– Сетевайо плохо вел себя, – сказал он наконец. – Он не имеет права указывать мне, кому отдавать моих дочерей. Кроме того, я решил и не изменю своему слову из-за его угроз. Всем в стране известно, и белым тоже, что я никогда не изменяю своему слову, не так ли, Макумазан?

Я ответил утвердительно. Как большинство слабовольных людей, Панда был очень упрям, но честен.

Он помахал рукой в знак того, что тема исчерпана, а затем попросил Умбези послать гонца за сыном Мативани.

Вскоре явился Садуко. Спокойной, гордой походкой подошел он к королю и приветствовал его, подняв правую руку.

– Садись, – сказал король. – Я хочу тебе кое-что сказать.

Не спеша и не мешкая, Садуко грациозно присел на колени, опершись локтем на землю, и замер в ожидании.

– Сын Мативани, – сказал король, – я слышал всю историю о том, как ты с маленьким отрядом уничтожил Бангу и почти всех его воинов из племени амакобов и забрал весь их скот.

– Прости меня, Черный владыка, – прервал Садуко. – Я только мальчишка и ничего не сделал. Это устроил Макумазан, Ночной Страж, который сидит здесь. Его мудрость научила меня, как выманить из гор амакобов, а Тшоза, мой дядя, выпустил скот из краалей. Я же ничего не сделал, за исключением того, что нанес несколько ударов копьем, когда было нужно.

– Я доволен, что ты не хвастун, Садуко, – сказал Панда. – Хотел бы я, чтобы среди зулусов было побольше таких людей, как ты. Мне не пришлось бы выслушивать так много громких слов о малых делах. Во всяком случае, Бангу убит, и его гордое племя сломлено. Из государственных соображений я рад, что мне не пришлось вмешиваться в это дело, так как некоторые члены моей семьи любили Бангу. Но я… я любил твоего отца Мативани, которого Бангу зарезал. Мы вместе росли и служили вместе в одном полку, когда правил мой брат, Лютый владыка (он говорил о Чаке, но у зулусов не принято называть имен умерших королей, если можно этого избежать). По этой причине и по другим, – продолжал Панду, – я рад, что Бангу наконец наказан, а твой отец отомщен.