Текст книги ""Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Елизавета Дворецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 72 (всего у книги 335 страниц) [доступный отрывок для чтения: 118 страниц]
Глава 10
Над Святой горой дул ветер. Листва Перунова дуба, чуть тронутая желтизной, шумела над головой Эльги, почти заглушая прочие звуки. И Эльга вслушивалась изо всех сил, чтобы не пропустить ни слова.
– Я, Ингвар, князь русский, при свидетельстве моей дружины, бояр киевских и воевод русских, плесковских и черниговских, старейшин полянских и всех наших родичей, объявляю Эльгу из рода Олега Вещего, мою жену водимую и княгиню русскую, моей соправительницей, равной со мной в правах управления державой, в делах дома, суда и совета…
Эльга стояла у самого подножия дуба. Перед бурым широким, как пол-избы, стволом княгиня в красном платье и красном кафтане издалека бросалась в глаза, будто язык живого пламени. Ветер раздувал края белого шелкового убруса, и под восхищенными и почтительными взглядами сотен глаз ей казалось, что сейчас сам Стрибог подхватит ее на руки, усадит на спину своего незримого коня-вихря и умчит куда-то ввысь.
Широкая площадка святилища была так плотно набита народом, что свободным оставалось совсем небольшое пространство перед жертвенником. Собралась вся ближняя дружина Ингвара, старейшины полянского племени со всех десяти городков по Днепру и окрестных сел. Ближе всех стояли самые знатные родичи: Торлейв и Хельги, Свенельд и Мистина, Белояр плесковский с Гремиславом и другими родичами Уты. Возле них был и молодой черниговский воевода Эрленд Грозничар. Вчера он наконец приехал со своей дружиной встречать невесту и тем дал возможность завершить многие важные дела. За спинами мужчин тянулись, стараясь выглянуть через плечи, женщины знатных родов.
– В знак того вручаю ей секиру, – Ингвар взял из рук Торлейва небольшой боевой топорик на украшенной резьбой рукояти и повернулся к Эльге, – и призываю богов и чуров наших, прежде всех – дух славнейшего из них, Олега Вещего, дать ей и силу, и мудрость, и защиту.
Князь подал Эльге топорик. Способный поместиться на женскую ладонь, тот был, однако, настоящим и грозным оружием в умелых руках; на обухе искусный мастер выложил золотой проволокой сложный узор в виде змея-дракона во вкусе Северных Стран.
Эльга взяла «Малого Змея», глубоко дыша от волнения. Греческие цесари, избрав жену, возлагают на нее царский венец, а уж потом сочетаются с новой царицей браком. У русских князей никаких венцов в заводе не было, и знаком власти им, по доставшемуся от Киевичей обычаю, служил боевой топор. Обговаривая ход этого события, дружина сначала посмеялась. Предлагали выковать княгине золотое веретено из греческих номисм, но Мистина сказал: соправитель есть соправитель, даже если женщина. И раз уж мы признаем женщину носительницей удачи Вещего, знак ее власти должен быть достоин его. У Скольда Кузнеца выбрали небольшой топорик, заказали змея на обухе, выдали две номисмы: одну – на проволоку, вторую – в уплату за спешную тонкую работу. И к приезду Грозничара все было готово.
На площадку святилища вывели жеребца. Его заранее опоили зельями, чтобы впал в полусонное состояние, и прикрыли ему глаза повязкой, но по двое отроков держали его с каждой стороны. Эльга взяла бронзовый молот – орудие, которым оглушают крупных жертвенных животных. Сделала замах над головой жеребца, потом передала молот Ингвару, и тот уже нанес удар. У Эльги не хватило бы сил оглушить животное, а это должно быть сделано разом, иначе жертва будет неугодна богам.
Жеребец рухнул, и крик сотни голосов взлетел над вершиной Святой горы. Ветер понес его в самые небеса – до слуха богов. Жертву зарезали, голову отделили и возложили на белый камень, отроки стали снимать шкуру, чтобы разделать тушу. Предназначенные для людей части сложили в большие котлы и впереди толпы понесли на княжий двор, где уже закипала в поварне вода над очагами. Взлетающие к небу густые клубы дыма обещали гостям обильный пир.
Для простых киевлян выставили угощение прямо возле площадки святилища, выкатили пива. Гриди угощались во дворе, возле рабочих столов поварни, шутками отвлекая девок от работы. В гридницу попали только самые знатные из гостей – старейшины, бояре, воеводы.
Стены были увешаны шкурами, коврами, дорогими одеждами. Войдя, Эльга окинула быстрым взглядом столы. На этот день Ута предложила прийти помочь, и Эльге пришлось согласиться. Она не хотела, чтобы сестра за два месяца до родов толкалась в гуще чужих людей, но не могла же она сама одновременно приносить жерву в святилище и готовить столы дома! Ута обещала захватить Владиву, опытную и расторопную женщину, и часть собственной челяди, поэтому Эльга вполне положилась на них. Конины приходилось подождать, но на столах уже был разложен хлеб, сало, копченые окорока, соленая и вяленая рыба, соленые грибы, вареные яйца, дымились в котлах готовые каши и похлебки.
Среди женщин, хлопотавших у столов, взгляд Эльги зацепился за чье-то лицо. Но отроки уже разводили гостей по местам, ей нужно было присматривать, чтобы все остались довольны, а это непросто, когда набралось столько разного народу! Дружина знала, кто в ней старше, а кто младше, полянская старейшина тоже. С Олеговых времен тех и других сажали за два разных стола, напротив друг друга. Но теперь были еще плесковцы и черниговцы, и этим, как нынешним или будущим родичам княжьей четы, требовалось выделить особые почетные места. Поэтому поставили третий стол – поперек, и вышел он длиной во всю ширину палаты. Хорошо еще, Свенельд и Мистина согласились сесть с дружиной, а Избыгневичи – с киевской старейшиной, хотя те и другие тоже входили в число княжьих родичей.
Спорили, как быть с женщинами: несправедливо было бы не позвать их на пир в честь провозглашения полноправным правителем первой из них, но куда сажать? Женского стола в конце концов решили не ставить, а рассадить гостий среди ближайших их родичей-мужчин. Женщины попадали на пиры только по случаю разных семейных дел: обручений, свадеб, имянаречений, и их присутствие, – яркие платья, блестящие ожерелья, белые убрусы, красные очелья, шитые серебром и золотом, а пуще того сияющие оживлением глаза, улыбающиеся губы, румяные щеки, – придавали гриднице особенно торжественный и радостный вид. Сегодня княгиня, первая среди жен русских, стала соправительницей, и каждая из них в этот день ощутила себя немножечко княгиней.
* * *
Проходя вслед за отцом к своему месту, Асмунд вдруг нос к носу столкнулся с какой-то боярыней и замер. В глаза бросилось знакомое лицо, но он не сразу узнал ее – вернее, не сразу поверил своим глазам. Это была Пестрянка – но такая, что Асмунд едва сдержал возглас изумления. Она казалась совершенно другой женщиной с едва знакомыми чертами. Он привык видеть ее в сорочке и поневе, а теперь на ней было варяжское платье из желтой шерсти с шелковой серебристо-голубой отделкой на груди, травянисто-зеленый женский кафтан, ожерелья из желтых, синих и зеленых стеклянных бус и серебряных подвесок. Все это делало ее рост еще выше, а осанку еще горделивее и внушительнее.
– Будь жив! – Пестрянка улыбнулась, изумление на его лице принесло ей горьковатую радость. – Или не признал?
Платье и кафтан ей из своих запасов сшила Ута – ее собственные Пестрянке были коротки и узковаты, а какая женщина не знает, до чего неприятно выходить на люди в платье не по росту! Ожерелья к платью долго составляли всей девичьей – Ута, Володея, Владива, юные Дивуша и Предслава по одной подбирали бусинки из богатых хозяйкиных запасов, прикладывали, спорили – идет, не идет. Все они очень жалели Пестрянку, у которой никак не налаживалось с мужем, и хотели как-то помочь.
Но как? С самого приезда Асмунд почти не бывал дома, пропадая на княжьем дворе. Если вечером он приходил, пока женщины еще не спали, Ута раз или два шепотом пеняла ему: жена приехала, что ты как чужой? – и подталкивала к двери девичьей избы. И Асмунд раз хотел было туда пойти, но Мистина придержал его за локоть и шепнул:
– Дело твое, но если она сейчас на радостях понесет, то уже не отделаешься. Прощай тогда, Звездочада, свадьбу сыграет Хельги!
Асмунд с неловкостью и сомнением глянул на него:
– А сейчас еще разве можно… отделаться?
– Тебя ровно три года не было дома. Ты сгинул, и уже ей решать, она все еще твоя жена или нет. Если больше ее не хочешь, не давай ей повода вернуться. Так, может, еще получится развязаться.
– Отец мне не позволит. Я с ним и заговорить об этом не смею.
Асмунду самому было стыдно, что он так обращается с женой, но появление Пестрянки стало для него неожиданностью отнюдь не приятной. Тогда, три года назад, он пошел на Купалии за невестой лишь ради матери – уже зная, что уедет из дома, возможно, на полгода, на год или больше, – и мать останется в доме почти одна. Собирайся он на самом деле жить с молодой женой – не выбрал бы первую встречную, лишь потому, что ему понравилось лицо ее, честное и открытое. Желай он жениться для себя, так вовсе отложил бы выбор до возвращения из Киева.
Но уже тогда что-то ему подсказывало: не вернется он. Пестрянка была прощальным подарком для матери. Он добыл Кресаве невестку, как добрый сын в сказке добывает для больной матушки звериное молоко. Исполнил сыновний долг – и ушел своим путем. И теперь ничуть не обрадовался появлению в Киеве поминка из давно забытой прежней жизни, которой здесь было не место. Он стыдился этих мыслей, не знал, как примирить обязанности чести и свои желания. Трудно было поймать воспарившую к небу мечту о знатном родстве и высоком положении, приковать обратно к земле. Конечно, братом княгини и воеводой он будет и без Чернигиной внучки, но жена богатого, знатного рода – это честь и удача не только себе, но и будущим детям. Вдвойне более могучий корень рода, который мог бы вырасти на этой земле. Совесть шептала: на Пестрянке-то какая вина, не она тебя в дом привела, а ты ее, она своего долга ни в чем не нарушила, теперь живи… А киевские родичи, с которыми он мог бы посоветоваться, и не думали об этом – у них хватало забот поважнее.
– Что, ты и не знал, что женат на такой красивой женщине? – рядом с Пестрянкой появился Хельги. – Это просто глупо – прятать от людей такую красоту. И раз уж ты никак не находишь времени повидаться с ней у себя дома, ей пришлось самой прийти сюда, где тебя можно застать.
– Кто это придумал? – Асмунд смерил Хельги неприязненным взглядом.
Даже ему, человеку в целом доброжелательному и расположенному к родне, постепенно становилось тесно рядом с новоявленным братом. Казалось, Хельги занимает на Свенельдовом дворе все больше и больше места. Торлейв, Ута и Володея всегда и во всем с ним соглашались, дети с радостными визгами повисали на его плечах, стоило ему появиться. Если самому Асмунду случалось с ним говорить, он тоже чувствовал неодолимую склонность во всем признать его правоту. Спасало лишь то, что гораздо больше времени он проводил у Ингвара, с Мистиной, Свенельдом и прочими боярами.
– Это мы с Утой привели ее, чтобы весь Киев и гости наконец ее увидели.
– Ты, кажется, присваиваешь право распоряжаться моей женой? – процедил Асмунд, сдерживая гнев.
Сегодня эта молодая, привлекательная женщина предстала перед ним, как сама Недоля. Совсем рядом Грозничар и его племянница. Если они сейчас увидят Пестрянку… услышат, как ее называют его женой… С мечтами о новой женитьбе придется проститься. Какая-то прежняя жена где-то там, за тридевять земель, – не так уж это страшно, у многих русов есть что-то подобное, и это Чернигость и Грозничар поймут без труда. Самому Черниге обладание знатной женой северянского рода не мешало иметь еще двух-трех попроще. Но, явившись на пир в дорогом платье, под покровительством родичей, Пестрянка заявила о таких своих правах, которые не оставляли рядом с Асмундом места для другой.
– Ах, так ты помнишь, что она – твоя жена? – Хельги словно бы удивился.
– Видя вас со стороны, недолго и подумать, будто она – твоя жена! – раздался рядом голос неведомо откуда взявшегося Мистины. – Мало какой деверь так заботлив и добр с женой брата.
– Я знаю еще одного! – Хельги многозначительно ему улыбнулся.
– Садитесь, родичи любезные, не стойте тыном, на вас уже глаза таращат! – Мистина понял его, но сейчас было не время.
И повел Уту за почетный стол княжьей родни.
Асмунд отвернулся и сел рядом с отцом. Хельги пропустил вслед за ним Пестрянку, а сам устроился с другой стороны от нее. Ему казалось, даже сквозь шум движения и голосов сотни человек он различает рядом отчаянный стук ее сердца. Хотелось взять ее за руку, поддержать, подбодрить. Но этого он не мог сделать на глазах у ее мужа, которого пытался ей вернуть.
* * *
Но вот наконец все гости расселись по местам, Эльга налила братину и вручила Ингвару, чтобы начал пир. «Малый Змей» так и лежал перед ней на столе: на пиру иметь при себе оружие не полагалось, но она не могла с ним расстаться.
Князь первым поднял чашу в честь богов, потом пустил ее дальше. Вот братина дошла до Грозничара, и тот встал. Лет двадцати пяти, младший сын престарелого воеводы Чернигостя уже был женат, но овдовел. Вдовец не считается завидным женихом для девушки, однако старших братьев Грозничара не было в живых, и он оставался прямым наследником отца, что, конечно, делало такой союз весьма привлекательным даже для племянницы Вещего. Сам Олег основал город возле впадения Стриженя в Десну и посадил там воеводу, своего соратника Траусти, которого окрестные поляне звали Тростенем. Его сын Чернигость не так давно закончил строить детинец на мысу – теперь это был настоящий город, откуда собирали дань с саварян. Свою часть дани тамошние воеводы имели право продавать в заморье сами, на них Греческое царство присылало долю даров. Для Володеи этот брак обещал не меньше чести и богатства, чем имеет всякая княгиня, кроме киевской.
Приехавшая с другого края белого света, чтобы выйти за Грозничара замуж, Володея только сегодня впервые его увидела и теперь разглядывала во все глаза, пытаясь понять, нравится он ей или нет. Выглядел он неплохо: рослый мужчина с продолговатым лицом, широким носом и светло-русыми усами, скобой спускавшимися в небольшую бородку. Узковатые глаза выдавали примесь степной крови: еще сам Траусти взял жену-заложницу из местной саварянской знати. Не красавец, Грозничар тем не менее выглядел человеком сильным, упорным и решительным, и Володея, отчаянно волнуясь, все же склонна была отнестись к нему хорошо. Дочь воеводского рода больше всего боялась получить в мужья какого-нибудь рохлю, но, похоже, в этом суденицы ее не обидели.
– Князя Ингвара мы от рода нашего поздравляем с такой женой, – среди прочего сказал Грозничар, держа обеими руками большую серебряную братину, – однако надобно нам и о себе подумать. Была нам обещана невеста, княгини сестра родная, и надеемся мы нынче ее заполучить.
Все взгляды обратились к Володее; у нее перехватило дух от волнения. Грозничар задорно провел рукой по усам и подмигнул ей, давая понять, что невеста ему нравится. Володея улыбнулась, невольно радуясь и краснея. Народ за столами восторженно загомонил, приветствуя происходившее на глазах сложение нового воеводского рода, еще одного из тех союзов, что рождают славных витязей и вливаются новым ручьем в могучий поток русской силы.
Отпив из братины, Грозничар передал ее Торлейву. На него Грозничар смотрел как на будущего тестя: поскольку отца Володеи не было в живых, замуж ее отдавал дядя.
– Невеста у нас готова, – ответил ему Торлейв. – Но теперь, как сестра ее княгиней стала, и невестам нашим цена подросла.
– Какого же выкупа желаешь? – Грозничар горделиво засунул пальцы за пояс, выпятив грудь. – Есть у нас и шелка греческие, мечи и шлемы хазарские, жеребцы угорские, гривны и обручья серебряные, а про скот и челядь даже не говорю. Без счета!
– Цена лебеди нашей высока – ни гривнами, ни паволоками не измерить. Если желаете у нас невесту взять, то другую взамен нам дайте – тогда сладится дело.
Все воззрились на девушку, сидевшую возле Грозничара. Не в пример Володее, она под этими взглядами лишь ровнее выпрямила спину и гордо подняла голову. Звездочада приходилась Грозничару племянницей – дочерью его давно покойного старшего брата. Ей было уже шестнадцать лет, но Чернигость не спешил с ее замужеством, выжидая жениха получше и познатнее. Родство с вождями кочевых родов у нее было более близкое, чем у Грозничара, и степная кровь ярче сказывалась в разрезе глаз и очертании губ. Но при этом кожа у нее была белая, а волосы рыжие, что делало ее внешность особенно яркой и необычной. Но в остальном она ничем не отличалась от дев русских родов: на ней было варяжское платье ярко-синей шерсти с шелковой отделкой, синяя же шелковая лента в косе, красное очелье с серебряными подвесками. Яркая, довольно рослая, она притягивала и не отпускала взгляды мужчин.
Эльга окинула взором стол своей родни, и у нее дрогнуло сердце. Она сама впервые сегодня увидела Звездочаду и теперь поняла: за эту невесту женихи будут бороться. Если раньше за этим именем стояли лишь выгоды родства с Тростеневичами, то теперь оно стало означать женщину, которую всякий мужчина захотел бы увидеть своей женой.
Невольно она бросила взгляд на Мистину на ближнем краю дружинного стола. Голубой кафтан работы Сванхейд, отделанный золотисто-желтым коричневым узорным шелком и серебряной тесьмой тонкой работы, по последним веяниям конунгова двора Адельсё, выделял его среди даже самых богатых бояр и воевод. С нескрываемым любопытством он переводил взор между мужчинами за почетным столом. Похоже, лица возможных женихов Звездочады забавляли его больше, чем волновала ее собственная красота. Тут он вдруг взглянул на Эльгу, поймал ее взгляд и подмигнул, слегка качнув головой, будто говоря: ой, что будет! И она с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться. Хотя смешного не было ровно ничего.
– Так и за нашей невестой дело не станет! – Грозничар подбоченился, зная, что может гордиться племянницей. – Дева у нас подросла, всякому искусству обучена, приданое изготовлено – рассказал бы, да долго перечислять. Какого же нам даете жениха?
При этом он ободряюще посмотрел на Асмунда, который сидел бледный и замерший. И очень удивился, когда Торлейв ответил:
– Вот жених – мой племянник, старший сын моего старшего брата Вальгарда. Его имя Хельги.
Среди удивленных возгласов Хельги поднялся с места. На нем был новый кафтан, тоже изготовленный ему в подарок Утой с помощницами – из светлой рыжевато-коричневой шерсти, с тонкой отделкой красного шелка и нашитой на грудь широкой полосой другого шелка, с коричнево-красным узором. Ута сшила его, подражая работе Сванхейд; делать серебротканую тесьму ей, имея столько детей на руках, было некогда, но и так кафтан Хельги оказался из лучших в гриднице. С тщательно расчесанными и заплетенными в косу волосами, рослый, осанистый, Хельги был бы просто красавцем – если смотреть на него с правой стороны. К несчастью, черниговские гости сидели от него слева – со стороны родимого пятна, и на гордом лице Звездочады отразился ужас, когда она поняла: ее сватают вот за этого человека!
– Какой еще Хельги? – нахмурился Грозничар. – Мы же… – он в недоумении посмотрел на родного брата Уты, – насчет Асмунда уговор имели! Кто такой этот Хельги? Откуда он взялся, да еще сразу – такой взрослый? Твой брат уже три года как погиб – не с того света ли он тебе сына прислал?
Бояре за столами, кого это все напрямую не касалось, засмеялись. Асмунд молчал, стиснув зубы. Ясно, зачем Хельги привел на этот пир Пестрянку. Вздумай он, Асмунд, сейчас притязать на Звездочаду – Хельги укажет, что у соперника уже имеется водимая жена, и ничего, кроме свары и срама, из этого не выйдет.
– Можно сказать и так, – согласился Торлейв. – Я сам не знал, что у моего брата есть сын.
– И чем же он отличился? – положив руки на пояс, Грозничар с несколько пренебрежительным видом наклонился вперед, будто хотел получше разглядеть предлагаемого зятя. – В какие походы ходил? Каких ворогов одолел?
– Я служил конунгу Южной Ютландии, Кнуту сыну Олава, – ответил Хельги. – И вместе с его дружиной побывал не в одном сражении с дружинами Генриха Саксонского или Горма сына Хердакнута.
– Человек такого рода сумеет отличиться, ему нужен лишь случай, – поддержал племянника Торлейв.
– Случай? Слышали мы, что скоро у нас у всех будет хороший случай. Ведь это не брешут, – Грозничар повернулся к Ингвару, – что ты, княже, на то лето собираешься вести войско на греков в Таврию?
– Не брешут! – усмехнулся Ингвар. – Но только я не смогу пойти туда сам, мне хватит дела здесь, на Днепре.
– И кто же будет возглавлять твое войско? Вот этот новый родич? – Грозничар показал в сторону Хельги.
– Нет, – Ингвар качнул головой, и теперь уже Эльга в удивлении повернулась к нему. – Мое войско будет возглавлять другой брат моей жены – Асмунд.
– Но как… – ахнула Эльга, однако Ингвар несильно ткнул ее кулаком в бедро под столом и шепнул:
– Молчи!
Голос его был так суров, что Эльга прикусила язык. А ведь ей хотелось закричать: «Как же так, мы ведь договорились!»
* * *
Разговор состоялся наутро после того, когда Ингвар утвердил свое решение не вести на Таврию ближнюю дружину, а Эльга пересказала ему хазарскую сказку про разбойников, спрятанных в горшках. Наутро он послал за ближними воеводами – обсудить предстоящий поход. Притом велел гостям идти не в гридницу, а в избу, где никто больше не услышит. Даже приказал сторожить оконца снаружи, чтобы кто не вздумал погреть уши. Эльга устроилась с шитьем на ларе, куда падали из окошка последние яркие лучи осеннего солнца. Мужчины расселись вокруг стола.
– И вот еще что пора нам решать, – сказал Мистина, когда самое главное было обговорено. – Кто всю эту пляску заводить станет?
При этом он бросил взгляд на Эльгу, давая понять, что не забыл их вчерашнюю беседу.
– То есть кто воеводой пойдет? – нахмурился Ингвар. – Сам хочешь? Как раз по тебе гудьба.
Князя все еще огорчало то, что ему лично поход возглавить нельзя. Но в чем он охотно признавал полное превосходство побратима, так это в искусстве морочить головы.
– Нет! – выразительно заверил Мистина. – Не поверишь, но не хочу.
Все за столом воззрились на него с удивлением.
– Есть человек не хуже меня. Отважный, опытный, знатного рода…
– Не тяни, не сватать пришел! – нетерпеливо крикнул Ингвар.
– Его зовут Хельги Красный.
Удивление превратилось в откровенное изумление.
– Йотун меня ешь! – весело воскликнул Свенельд, не ждавший, что сын уступит такое многообещающее дело другому, да еще тому, кого охотно удавил бы собственными руками.
– Он старший внук Олега Вещего, – напомнил Мистина. – Кому исполнить такое сложное и опасное дело, как не ему? – Он совсем слегка выделил голосом слово «опасное», через стол глядя в глаза Ингвару и надеясь, что тот поймет. – Строго говоря, он, как побочный сын Вальгарда, не имеет здесь особых прав, но все же в нем кровь Вещего, и ее мы должны уважать. Мы дадим ему случай показать себя. Все решит судьба. Если он унаследовал удачу Вещего, то все пройдет как надо, Хельги возьмет богатую добычу, прославится и сможет снарядить дружину для следующего похода уже без нашей помощи. Но никто не попрекнет его, что он взял то, чего не заслужил, как было бы, если б ему передали право на древлянскую дань. Правда, отец?
– Да уж, что-то я его не видел, когда мы с Добронегом и Маломиром рубились, – хмыкнул Свенельд. – Ты, стало быть, решил обойтись с ним по-доброму? – Он положил на стол руку, где не хватало двух пальцев, и подался к сыну. – Чтобы он сам завоевал себе богатство и мог смело им гордиться?
– Решает князь. Я лишь подаю совет, – уточнил Мистина. – И как же мне не быть добрым к этому человеку, ведь он брат сразу и моей жене, и нашей княгине.
– По-твоему, так будет лучше? – Ингвар тоже помнил, о чем они говорили однажды ночью за углом гридницы.
– А по-твоему, княгиня? – Мистина глянул на Эльгу.
Кроме него, никто на нее не смотрел. Она поцеловала ладонь и сдула поцелуй в его сторону[136]136
Традиция воздушных поцелуев очень древняя, идет с античных и библейских времен, когда таким образом посылали приветствия богам (светилам).
[Закрыть].
– Княгиня согласна, – объявил Мистина мужчинам за столом, ничуть не переменившись в лице.
– А справится ли он? – усомнился Тьодгейр. – Я с ним говорил, он в Хейдабе служил у конунга, но из хирдманов так сразу в воеводы не ставят. Как знать, на что он годен?
– У нас впереди еще полгода. Пока будем готовить людей, как раз и посмотрим, на что он годен.
Видя, что самое главное решено, Эльга соскользнула с ларя и вышла: пора было идти распоряжаться в поварне. Мистина проводил ее взглядом, обождал, пока отроки на крыльце плотно затворят дверь, добавил:
– Но я вас прошу пока держать этот наш уговор в тайне.
– Почему? – спросил Ингвар.
– А можно, я не буду отвечать? – Мистина улыбнулся. – Пока никто об этом решении не знает, у меня тоже есть кое-какое дельце на уме.
– Торговое? – насмешливо уточнил Ингвар.
– Откуда ты такой умный, конунг? – с досадой воскликнул Мистина под смех воевод. – Прямо вот сразу обо всем догадываешься!
* * *
Но об этом последнем условии Эльга не знала и потому удивилась, услышав, что вождем похода Ингвар называет другого ее брата! Но сдержалась и смолчала: даже «Малый Змей» не давал ей права спорить с решениями мужа по части военных и дружинных дел.
– Вот это мы понимаем! – воскликнул Грозничар. – Асмунд сын Торлейва – человек отважный и надежный, это мы давно уж знаем. А Хельги сына Вальгарда мы пока не знаем никак! Как так вышло, что он объявился уже после смерти отца?
– Останови их! – торопливо шепнула Эльга Ингвару. – Иначе худо будет.
От тревоги сердце обнимало холодом: если сейчас Торлейв при всех скажет, что Хельги – побочный сын, о котором отец даже не знал, черниговский воевода будет так оскорблен, что не только пир пойдет прахом.
– Эй, Торлейв, что-то у тебя братина застряла! – крикнул Ингвар. – Встала, будто лодья у причала! А родич наш Белояр Воиславич сидит скучает, ему и горло промочить нечем! Отправляй-ка уточку дальше, а кому за кого свататься, в другой раз поговорим!
Князь отдал прямой приказ прекратить разговор, и Торлейв повиновался: передал братину Бельше, тот встал, все прочие сели. Эльга под столом благодарно сжала руку мужа, переводя дух, но и понимая: это ненадолго.
Обе невесты переглянулись с одинаковым выражением тревоги. Они тоже сегодня увиделись впервые, но хорошо понимали друг друга. Там, где замышлялись две свадьбы, может не сладиться ни одной.
Эльга думала о том же. И старалась не смотреть на свой новенький «Малый Змей». Потому что ей хотелось взять его и со всей силы… ушатать, как говорят гриди, любезного братца Хельги прямо по лбу. А бросив взгляд на Асмунда, поняла: он разделяет ее чувства.
Боги, что же это такое! Хельги Красный, сын ее отца, так похожий на него, что при виде этого лица, при звуке этого голоса у Эльги щемило сердце! Нареченный именем Вещего – пусть женщина, давшая сыну это имя, осознавала лишь малую часть его значения! Сильный, умный, находчивый, решительный, упорный человек, дружелюбный и по-своему привлекательный, он мог бы принести честь и благополучие любой семье. Но почему-то их семье он пока нес только раздор, разлад и крушение замыслов. Торлейв и Ута на его стороне из чувства справедливости, а Ингвар и Мистина… чего-то опасаются.
Глядя на Мистину, Эльга угадывала его скрытое напряжение и понимала: та правда, которую он просил ее не отыскивать, далеко не так беззуба, как он пытался ей представить. Было чувство, будто столбы и балки Олеговой гридницы трещат, готовые рухнуть.
Захваченная всем этим, Эльга почти забыла о главном событии сегодняшнего дня, и лишь от красоты «Малого Змея», лежащего возле нее на столе, становилось чуть легче на сердце.
* * *
Вернувшись на Свенельдов двор после пира, Пестрянка села на лавку в гостевой избе и сложила руки на коленях. Не сняла даже нового цветного кафтана и ожерелья. На беглый взгляд, она была совершенно спокойна, но вид этого спокойствия приводил Уту в трепет.
Асмунд не поехал с ними домой, остался ночевать в Ингваровой гриднице, не желая видеть никого из родни. Торлейв настаивал, что утром пошлет за ним и отцовской властью прикажет заканчивать это баловство. Обычно человек мирный и мягкий, сейчас воевода был очень сердит.
– И, Ута, я завтра сам поговорю с Ингваром, – сказал он дочери. – Легко догадаться, что Чернигость не очень обрадуется незаконнорожденному зятю, но я хочу, чтобы Ингвар устроил этот брак. Князю киевскому это вполне по силам. В конце концов, Чернигость ему служит! Хватит уже пятиться и обещать. Пора что-то сделать. Этим они хотя бы возместят то зло, какое нам причинили. Свенельд обещал все устроить, но если так и не выбрал времени, я займусь этим сам!
– Батюшка, какое зло? О чем ты говоришь?
– Не стоит об этом сейчас! – Хельги поднял руку.
Поглядев на Грозничара и его сестру, он понял, что добиться своего будет нелегко, но не собирался отступать. Главного он уже достиг: Асмунд отказался свататься к черниговской невесте, освободив ему дорогу.
– Мы все уладим! – убеждал он Уту, сев рядом и ласково взяв ее за руку. – Сестра, не думай об этом, для тебя главное – благополучно доносить твое дитя!
– Но как я могу не думать! Что происходит с моей семьей! – Ута готова была заплакать и крепилась изо всех сил. – Они знают что-то дурное, но мне никто ничего не говорит! Даже Эльга! Мы всегда доверяли друг другу, но теперь… даже со Свенельдичем у нее какие-то общие тайны завелись, а от меня все скрывают!
– Да будь проклят этот Киев! – в сердцах воскликнул Торлейв. – Будь проклят тот час, когда я впустил в дом этого… извод побери… твоего будущего мужа! – Приличие не позволяло ему все же назвать вслух своего зятя так, как хотелось. – Он украл сперва одну нашу дочь, потом женился на второй, и… что происходит? Мой сын уехал за ними, и вот что вышло! – Торлейв в негодовании указал на неподвижную Пестрянку. – Забыл жену, не желает знать сына, не слушает отца, будто я не отец ему, а пес, что под тыном лает! Все уважение к нашему роду здесь пошло прахом – а ведь только род и дал им все, что они имеют! Боги! Что делать?
– Я останусь без мужа! – в голос ревела Володея. – Ничего не будет! Эльга мне объя… яснила – теперь можно только обменяться, меня одну отдать, а другую не взять, – нельзя! Если Аська не женится на Звездочаде, меня не отпустят за Грозничара!
– Успокойтесь все! – призывал Хельги, стоя посреди избы. – Все уладится! Ингвар не может себе позволить ссору с Грозничаром. Олегов стол под ним еще шатается, и если Чернигость откажется ему повиноваться, объявит свой берег Днепра отдельной державой – она уже достаточно велика, говорят! – то Ингвар потеряет очень много! Ему нужны эти свадьбы, и твоя, Володея, и моя! Он это устроит!
