Текст книги ""Княгиня Ольга". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"
Автор книги: Елизавета Дворецкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 335 страниц) [доступный отрывок для чтения: 118 страниц]
Вероятно, где-то близ этих людей, в первой своей могиле тело Ольги и пролежало несколько десятилетий. Церковное погребение ей обеспечил только внук ее, Владимир. Дмитрий Ростовский пишет (как и Проложное житие):
«Создав каменную церковь во имя Пресвятой Богородицы (называемую десятинною…) и посоветовавшись с Леонтием, митрополитом Киевским, святой Владимир изъял из земли честные мощи бабки своей нерушимы, нетленны и исполнены благоухания; он с великою честью перенес их в помянутую церковь Пресвятой Богородицы и не под спудом, но открыто положил их ради притекающих к ней в верою и получающих исполнение своих молитв: многие исцеления различных недугов подавались от честных мощей».
ПВЛ под 1007 годом указывает: «Въ лѣто 6515. Принесени святии вь святую Богородицю».
Возможно, останки Ольги были изъяты из первой могилы и помещены, в знак особого уважения, внутри церкви, то есть, оставшись почти на том же месте, стали доступны для обозрения верующим.
На этом жизнь княгини Ольги как исторического лица закончилась, зато началась жизнь двух других – героини мифа и героини жития. События из жизни героини мифа мы в целом разобрали наряду с жизнью исторической Ольги, осталось немного сказать о героине жития.
* * *
Пожалуй, здесь, близ «могильной» темы, найдется место для еще одного небольшого, но важного раздела. Именно погребениям середины-второй половины X века, когда у древнерусской аристократии основным обрядом был камерный, мы обязаны немалой части наших знаний о костюме эпохи княгини Ольги, а во многом и Древней Руси вообще. Основным обрядом славянского населения Поднепровья была кремация, при которой все, что надето на покойном, обращается в золу вместе с телом, поэтому для изучения костюма погребения по обряду кремации не дают практически ничего. Иное дело – богатые погребальные камеры знатных людей, иные из которых буквально набиты принадлежностями костюма и предметами быта, от булавки до весла. Мы уже говорили о камерах Пскова и Гнездова, и в Киеве тоже есть что сказать по этому поводу.
В одном отношении погребениям на территории Киева ужасно не повезло: их начали обнаруживать слишком рано. Первые киевские могильники начали уничтожаться уже в конце X века, когда князь Владимир задумал строить новые укрепления и Десятинную церковь, для чего снес огромное кладбище языческих времен, простиравшееся, видимо, по Старокиевской горе от Десятинной церкви до появившейся позднее Софии киевской. Остатки уничтожил его сын Ярослав при строительстве «города Ярослава». В XIX веке множество погребений было обнаружено при разного рода строительных работах, но от них не уцелело почти ничего. Даже если работы велись под присмотром археолога, еще начале ХХ века упомянутые в отчетах «остатки тканей» просто пропадали, не будучи изученными и описанными.
Я не буду подробно рассказывать о том, как подается древнерусский костюм в кино и в живописи, это каждый может увидеть и сам. Обратимся сразу к тому материалу, который у нас имеется. Основных источников на древнерусский костюм два: археология и изображения. Археология за интересующий нас период находит обычно небольшие фрагменты ткани, прикипевшие к какому-либо металлическому предмету (либо отпечатки их). В Гнездово однажды была обнаружено (в виде клочков) почти половина льняной женской сорочки и почти целое китайское шелковое платье (в том же погребении). В Старовознесенском могильнике Пскова найдены фрагменты рубахи, скандинавского женского «сарафана» и мужского кафтана. Первые изображения – настенная роспись церквей – появились не ранее XI века (Святая София киевская). Так что источники наши не очень богаты, и внешний облик древнерусской аристократии – предмет реконструкций, делаемых путем тонких исследований и оживленных дискуссий.
В эпоху княгини Ольги можно выделить три, как мне представляется, основных разновидности женского костюма.
Первое – традиционный славянский костюм, носимый основной массой населений и состоявший из длинной льняной сорочки и набедренной одежды типа плахты. В украинской этнографии сохранились самые, пожалуй, архаичные типы традиционной небедренной одежды. 1) Дерга – это просто кусок ткани, обернутый вокруг бедер и закрепленный поясом. Имеет вид узкой юбки. 2) Запаска – это два прямоугольных куска ткани, похожие на передники, из которых один надевается спереди, а другой сзади, сохранился также в болгарском народном костюме. 3) Плахта – такой же кусок, обернутый вокруг бедер, но праздничный, вытканный узором. Вероятно, в таком же ходили обычные киевские бабы из местных полян. Чем у древних славян отличался костюм богатых и знатных женщин (или мужчин) из собственной родовой аристократии – неизвестно. Все дорогие разновидности предметов одежды, носимые древнерусской элитой, имеют импортное происхождение. Даже если сорочки большух, то есть жен старейшин, отличались более богатой вышивкой или более сложными узорами плахт, то погребальный костер все это уничтожил. Образцы узорного ткачества или вышивки на ранее средневековье существуют, но их буквально считанные штуки и не за X век, а на пару веков позже. Возможно, более богатые женщины носили те же височные кольца из серебра, а не бронзы, и имели на несколько бусин больше (бусы были все привозные и дорогие).
Второе – традиционный скандинавский костюм, принесенный северными переселенцами, чье присутствие в X веке фиксируется на Руси в большом количестве в «варяжских гнездах» вдоль торгового пути. Состоял из льняной сорочки немного другого фасона, платья (похожего на привычные нам, с длинными рукавами), «сарафана» (он называется хенгерок) и кафтана, похожего на длинное широкое пальто без пуговиц. Хенгерок на теле держался при помощи двух лямок, перекинутых через плечи (как сарафан), только они были сзади пришиты, а спереди прикалывались к петельке. Петли скалывались овальными фибулами, которые в науке называют скорлупообразными (или черепаховидными). Эти фибулы есть самый яркий признак скандинавского женского костюма; ни к какому другому типу одежды их приспособить нельзя, поэтому их обнаружение ясно указывает на присутствие женщин скандинавского культурного круга. Кафтан спереди скалывался фибулами других типов: круглых, продолговатых (так называемых равноплечных) или в виде трилистника.
И третье – византийская придворная мода, которую заимствовала аристократия всех варварских европейских стран и Руси в том числе. Благодаря материалам самой Византии этот вид одежды изучен лучше всех остальных. Женский парадный костюм состоял из платьев, головных покрывал и накидок. Но, вероятно, заимствовались главным образом ткани, покрой и детали отделки. Украшений собственно византийских типов (в отличие от собственно скандинавских) на Руси практически не найдено (есть, но очень мало).
Опираясь на эти данные, попробуем вообразить, как одевалась княгиня Ольга. Простонародный славянский костюм она носила едва ли. Основных вариантов остается два: скандинавский костюм и греческий (византийский).
Здесь настало время обратиться к материалам киевских камерных погребений. Несмотря на печальную судьбу подавляющего большинства киевских могильников языческой поры, науке известны экземпляры наплечных и нагрудных женских фибул разных типов, происходящих из киевских камерных погребений или из числа случайных находок на территории древнего города. Это означает, что некоторая часть знатных женщин Киева в X веке одевалась по скандинавской моде. От сорочки и платья после тысячи лет в земле не остается никаких следов, но скорлупообразные фибулы означают хенгерок, а кругая фибула – кафтан или накидку, сколотую на груди.
На черепах погребенных женщин неоднократно находили серебряную и золотую парчу, иногда с вышивкой нитью этих же металлов. Подобная отделка хорошо известна в погребениях шведского города Бирки, но считается, что ее принесло византийское влияние (и на Русь, и далее на север). В составе одного киевского клада известно ожерелье, включавшее семь серебряных подвесок очень характерного типа (гибрид «молота Тора» и креста); точно такие же, но золотые, были в составе клада на датском острове Хиддензее, и молва назывет хозяином того клада короля Харальда Синезубого (хотя доказательств этому нет).
Однако культура окружающих славянских племен не могла не оказать влияние на боярских и воеводских жен. Как у скандинавов – скорлупообразные фибулы, так у славян ярким этническим признаком костюма являются височные кольца. В киевских погребениях их немало, они принадлежат к разным типам, и в количестве от одного до восьми. Причем во многих случаях височным украшением служило колечко из проволоки, на которое надета одна бусина (реже две-три). Это скандинавский тип украшений, только на родине они служили подвесками к ожерелью, а на Руси, в разных ее концах, их употребляли для украшения очелья (и в ожерелье тоже).
Интересно камерное погребение 112, выявленное близ Десятинной церкви, почти вплотную к фундаменту. Оно парное: в него были помещены мужчина, женщина и лошадь. При женском скелете имелись височные кольца волынского типа, ожерелье из восьми сердоликовых бус и восьми подвесок из дирхемов не позднее 920-х годов чеканки, кольцевидная фибула с позолотой и чернением, оформленная в стиле Борре. Погребение было перемешано, нельзя утверждать, что фибула тоже принадлежала женщине (вообще это мужской тип, из числа тех «великих нагрудных блях», которыми в предании гордились древлянские послы). Но мы видим смешение скандинавских и славянских традиций в одной семье. И еще там был бронзовый ключик византийской работы.
Наиболее выразительны женские погребения номер 124 и 125, обнаруженные (не одновременно) еще в последней четверти XIX века. Оба они включают по паре скорлупообразных фибул, а головной убор был дополнен височными кольцами. В погребении 125 это проволочные кольца с нанизанной бусинкой. (В описании погребения они названы «сережками», но они завязаны так называемым «скандинавским» узлом, что не позволяет вставить их в ухо). В погребении их было пять (четыре серебряных и одна золотая). Здесь же – две крестообразные подвески, намекающие на знакомство погребенной с христианством. Женское погребение номер 125, скорее всего, оставляло единый комплекс с мужским погребением (его следует считать частью парного).
Такой же крестик имелся и у второй киевской «подруги» из погребения 124 – у нее скорлупообразные скандинавские фибулы были дополнены височными кольцами с зернью, так называемого волынцевского типа. Хотя сами височные кольца – славянская традиция, источником этого типа изделий была Византия и Великая Моравия, страна, через которую тонкие ювелирные техники распространялись по другим славянским народам, в том числе на Русь. А теперь небольшая сенсация: в этой же могиле среди подвесок к ожерелью находились два милиарисия Романа I, Константина VII Багрянородного, Стефана и Константина Лакапинов, чеканка 928–944 годов, с приклепанными ушками. В точности как у дамы из псковского Старовознесенского могильника, камера номер 1. И серебряный крестик похожего типа.
Совпадение – через тысячу километров? Или еще одна «княгиня-родственница», принадлежавшая к тому же слою древнерусской элиты и тоже сопровождавшая Ольгу в Царьград? Датировка ровно та же самая: середина – третья четверть X века.
Итак, в погребении номер 124 находились:
– две скорлупообразные фибулы (Скандинавия)
– два милиарисия Романа I со товарищи (Византия)
– набор бус: стеклянных, сердоликовых, хрустальных, одной пастовой, янтарной и серебряной с зернью (импорт из стран Ближнего Востока и Закавказья)
– небольшая круглая фибула с зернью и сканью (позднелангобардский стиль Западной Европы, повлиявший на Южную и Центральную Скандинавию)
– два серебряных височных кольца с гроздевидными подвесками (волынский тип, византийская и великоморавская традиция, распространенный в западнославянских регионах)
– кольцо с надетой бусиной (скандинавская традиция)
– крестовидная подвеска литого серебра (Скандинавия)
– подвеска, сделанная из наременного наконечника (хазарская либо венгерская традиция)
Как видим, в костюме этой богатой женщины отразились разные культурные традиции, и в то же время она выглядит буквально родной сестрой той женщины, что была погребена в Пскове, за тысячу километров от нее.
Напомнию список (неполный) предметов, найденный в камерном псковском погребении номер 1:
– две скорлупообразные фибулы (того же типа, что в киевском погребении 125)
– два милиарисия Романа и Константина с ушками для подвешивания
– набор бус тех же видов
– кольцо с надетой бусиной – тоже под черепом, то есть тоже, вероятно, служило височным кольцом
– круглая фибула
– равносторонний крест, украшенный в том же стиле
– «предмет, напоминающий головку железного ключа»
– нож с рукояткой, оплетенной серебряной проволокой.
Видим не менее шести совпадений в значимых деталях убора – у женщин, похороненных в тысяче километров друг от друга (и найденных с промежутком более ста лет: киевские – в конце XIX века, псковские – в начале ХXI). С монетами в ожерельях от тех же самых императоров. Кто это, если не две-три «княгини-родственницы»? А нож с рукояткой, обмотанной серебярной проволокой, как у псковской дамы номер 1, имелся у молодой женщины из самого богатого киевского погребения – номер 49.
Среди прочих видов украшений в киевских погребениях в изобилии представлены бусы – сердоликовые, хрустальные, иногда янтарные, стеклянные разных видов. Есть браслеты и перстни, тоже разных видов. В целом они дают картину весьма причудливой моды, в которой смешались различные национальные традиции: женщины, одетые в скандинавское платье, тем не менее носили височные кольца, как принято у славян. Но удивляться тут нечему: внешний облик этих женщин отражает общее лицо полиэтничной древнерусской элиты, за несколько поколений впитавшей в себя и норманские, и славянские элементы, и черты кочевых культур. Предметы роскоши те и другие получали из Византии.
Главным образом из Византии происходили дорогие шелковые ткани, из которых изготавливались одежды высших слоев общества (иногда привозили уже готовое платье). Шелковые ткани или покупались на царьградских рынках, или получались как дипломатические дары. Вид этих роскошных одежд достаточно хорошо известен по фрескам, мозаикам, книжным миниатюрам самой Византии и частично по фресковой живописи Софии киевской (XI века). Византийское парадное платье имело немало разновидностей. Мужской костюм часть фасонов позаимствовал с Востока, откуда они перешли на Русь и в Скандинавию – это род распашной одежды с отделкой определенного типа обычно называют кафтанами. И мужское, и женское греческое платье отличалось «монументальным» покроем – широким, длинным, прямым. Мантии, покрывала и накидки драпировались красивыми скульптурными складками. Вытканные узоры поражали разнообразием и многоцветьем. Популярны были узоры в виде различных животных, как реальных, так и фантастических – коней, слонов, грифонов, львов, оленей, крылатых коней, орлов, павлинов и других птиц. Нередко использовался сюжет охоты: тканый узор изображал в пяти-шести цветах целую сцену с фигурой конного лучника, льва, собаки, дерева в лесу. Иногда раппорт (повторяющийся элемент узора) был так широк, что на всю человеческую фигуру приходилось всего пять-шесть раппортов. По сравнению с одеждой домашнего изготовления, из льна и шерсти, эти ткани, гораздо более яркие, считались очень престижными. В самой Византии богатые одежды из одного вида шелка щедро отделывались другими видами шелка, так что общий облик получался очень яркий и выразительный (особенно когда несколько предметов одежды, украшенных таким образом, надевались один на другой). На Севере, где шелк был еще дороже, края шерстяной одежды обшивали настолько тонкими полосками, что узора на них было не разобрать.
Яркий пример такого платья являет платье дамы из псковского погребения номер 3 – благодаря чрезвычайно богатой шелковой отделке, нашитой на скандинавский хенгерок. Что она носила скандинавское платье, доказывает наличие двух скорлупообразных плечевых фибул (того же типа, что в Киеве). Этот комплект одежды был не надет на тело погребенной, а сложен в берестяной короб – вторая перемена платья в долгий путь. В него входила льняная сорочка со сборчатым воротом; такая же найдена в Гнездово, и этот фасон в народном костюме дожил почти до нашего времени. Узкие манжеты сорочки были обшиты полосой шелка шириной 10 см, подол, вероятно, тоже. Сам хенгерок был по верхнему краю отделан полосами шелка, сине-желтого цвета, со сложным узором, который имеет специальное название – «охота Бахрам Гура» и изображает всадника с луком. Этот тип шелка, византийского производства, в X веке был не просто очень дорогим: он изготавливался в императорских мастерских и вообще не поступал в свободную продажу, а подносился в качестве дипломатических даров. В чем можно увидеть довод в пользу того, что в погребении номер 3 – еще одна из княгинь-родственниц. Или она получила этот кусок шелка от кого-то из ездивших туда. Например, от дамы с милиарисиями из погребения номер 1.
Видимо, эти две моды – скандинавская и византийская, – и определяли состав гардероба и самой княгини Ольги, и ее приближенных. Дорогое греческое платье наверняка попадало на Русь задолго до нее – как добыча Аскольда и Дира, как дары и дань, привезенные Олегом Вещим. В состав даров, полученных Игорем на Дунае, дорогие ткани входили наверняка, и можно уверено предполагать, что в 943–945 году у Ольги появилось много новых роскошных платьев. И конечно, немало этого она привезла из собственной поездки в Царьград. Условно можно предположить, что в повседневности она носила скандинавское платье и/или хенгерок (хенгерок надевался как прямо на нижнюю сорочку, так и на платье) с серебряными, позолоченными наплечными застежкам и с подвешенной между ними нитью бус. В торжественных случаях княгиня надевала византийскую далматику и мантию узорного многоцветного шелка. Могла она получать и украшения византийской работы – роскошные даже на современный взгляд кольца, серьги, подвески к головному убору, браслеты, ожерелья, застежки-фибулы, – тонкой работы, с золотой зернью, эмалью, жемчугом, самоцветными камнями. Вероятно, поверх покрывала (оно закрывало волосы и шею, а один конец спускался на плечо) она носила очелье с нашитой тесьмой, сотканной из шелка с серебряной или золотой нитью – такие найдены в Пскове, в Киеве, в шведской Бирке. В качестве височных колец и киевские, и псковские знатные дамы носили колечки с нанизанными бусинами (их находят возле черепа) или более сложные формы, с зернью и подвесками (в Великой Моравии этого времени известны совершенно роскошные виды).
Чего княгиня Ольга точно никогда не носила, так это шапки с меховым околышем (шапки русские женщины начали носить только в XVI веке), царского венца с подвесками (титула, дающего право на такой венец, Ольга не имела) и бармы-оплечья с каменьями, которые художниками тоже заимствуются из более поздних царских уборов.
Часть седьмая
Жизнь после смерти
В церковной стене было оконце…Почитание Ольги началось очень скоро после смерти. Это видно из того, что Владимир, перенеся (вероятно, в 1007 году) ее останки в новопостроенную Десятинную церковь, не устроил погребение под полом, а поставил саркофаг в помещении, чтобы дать верующим доступ. Чудеса – важное условие святости – начались немедленно.
Псковская редакция жития рассказывает следующее. По прошествии долгого времени после смерти Ольги внук ее, Владимир, вспомнил о мощах своей бабки; отправившись с митрополитом, со всем священным собором, с фимиамом и псалмопением, пришли на место, где была похоронена Ольга, раскопали землю и нашли тело святой неповрежденным. Прославив бога за это чудо, Владимир и его люди взяли мощи и перенесли в церковь Пресвятой Богородицы, где поместили в деревянном гробу, который, вероятно, при Ярославе Мудром заменили на каменный. И «на верху честнаго гроба» – надо думать, сверху в крышке – было сделано оконце, через которое видно, как тело блаженной великой княгиня Ольги лежит нетленно и светится, «яко солнце». Приходящим с верой это оконце открывается, и происходит возле него много исцелений. «О дивное и страшное и преславное чюдо, братие, и похвалы всякиа достойно: тело честное и святое во гробе цело, аки спя, почивает!» – так завершает автор жития свой рассказ.
«Степенная книга», кажется, хотела нам сказать, что в мудрости своей Ольга предвидела свою будущую славу. «Прославляет Бог угодников своих не только в этой жизни, но и после смерти, – учит она сыновей русских, – многие чудеса происходят от них, различные исцеления они расточают. Многие из них в гробах лежат, но мощи их, как живые, нетленны пребывают до общего для всех воскресения». Здесь она с полной уверенностью описывает свою же посмертную участь: нетленность, исцеления.
Это чудо продолжалось как минимум до XII века: «Здесь же ее все люди прославляют, видя, что она лежит много лет, не тронутая тлением», – говорит ПВЛ. Но я не видела описаний нетленного тела Ольги, относящегося к более поздним векам; приходится думать, что оно пролежало там не далее чем до разорения Киева Батыем в XIII веке. Дальнейшая судьба мощей неизвестна.
