Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

Граф Лорис-Меликов в своих понятиях о подавлении крамолы так и смотрел, что нужно удовлетворить «голод» скромно просящих «пищи», и тогда число выходящих «на грабеж» уменьшится или даже они совсем исчезнут. Как «либеральный комитет», как все конституционалисты, он смешивал политиканствующую интеллигенцию с населением. Недовольство политиканствующей интеллигенции он отождествлял с недовольством «населения»...

Раз допущена такая подмена, дальнейшее падение самодержавия может быть высчитано с математической точностью. Раз интеллигенция вместо роли служилого класса при Государе захватила бы роль представительства якобы народной воли – дело монархии и народа было бы кончено. Государь может держать в своих руках «служилых» и не допускать их до чрезмерных захватов. Но народ не имеет никаких способов, как мы видим это на примере всей конституционной Европы, держать в своих руках выбранных им представителей и всегда делается игрушкой их интриг. Политиканствующий слой, в совокупности своих партий, делается владыкой страны, и ослабление власти Монарха, а в идеале и полное ее уничтожение становится целью усилия этого слоя...

Граф Лорис-Меликов принес с собою на самую вершину государственной власти такое направление уже не одних понятий, а действий, которое имело первые начала перевороту, строило основы замены самодержавия парламентаризмом... Ответственность за страшное дело 1 марта, разумеется, лишь косвенно падает на тогдашнего министра внутренних дел... Но то, что было сознательным предметом забот Ло-рис-Меликова, его политика «сближения» власти с народом, – всецело лежит ответственность на нем. А эту политику нельзя назвать иначе как рядом гибельных ошибок, в один год расшатавших Россию, как и в сотую долю не могли бы расшатать ее соединенные усилия всех революционеров и либералов. Уверенные в графе Лорис-Меликове земские конституционалисты стремятся поддержать его усилия, повсюду возбуждая требования «представительства» – или хотя бы видимость таких требований – со стороны земств.

Итак, с одной стороны, политика Лорис-Меликова быстро расшевелила все оппозиционные элементы, всем им внушила самоуверенность и облегчила возможность организации и действия. В то же время господство графа Лорис-Меликова дезорганизовало правительство. Император Александр II не хотел ограничения самодержавия. Поэтому граф предпринял ряд мер, чтобы всецело овладеть доверием Государя и окружить его сетью личных влияний, благоприятствовавших его планам.

ТихомировЛ. Консупиупуц1Юналиапы в эпоху 1881 года. М., 1895 // Тихомиров А. Критика демокраупии. Суугшпъи из журнала «Русское обозрение». 1892—1897. М., 1997. С. 229, 231-232, 234, 237.

¹ Тихомиров Лев Александрович (1852—1923). С 1879 г. – член Исполнительного комитета, «Народной воли». В эмиграции вместе с П.Л. Лавровым издавал «Вестник «Народной воли». В 1888 г. напечатал брошюру «Почему я перестал быть революционером?». Вернулся в Россию монархистом. В 1909—1913 гг. редактировал «Московские ведомости».

№ 91

ЛОРИС-МЕАИКОВ И Р.А. ФАДЕЕВ

Хотя система Лорис-Меликова и не успела, в краткое его управление, выразиться в целом ряде положительных мероприятий и узаконений, но дух ее, общее ее направление, тем не менее, были вполне определенны. Некоторое отражение общего ее смысла можно найти в книге покойного Фадеева – «Письма о современном состоянии России», напечатанной за границею с дозволения нашего правительства и допущенной в Россию, в силу испрошенного Лорис-Меликовым высочайшего повеления. Многим, быть может, неизвестно, что генерал Фадеев, прежний товарищ Лорис-Меликова по службе на Кавказе, был ближайшим помощником его, именно по уяснению того преобразовательного пути, на который решено было вступить. В этом отношении и в смысле историческом, нам кажется, весьма важно установить сочувственное отношение всесильного в то время государственного деятеля по взглядам, которые были формулированы Фадеевым. В докладе своем покойному государю о книге Фадеева Лорис-Меликов излагал сущность этих взглядов. Главное наше зло, – так докладывал министр о взглядах, изложенных Фадеевым, – заключается в том, что в последние два десятилетия в России образовался как бы промежуток между правительством и подданными, дающий место и простор всяким противообщественным явлениям. Такой промежуток явился последствием великой меры освобождения крепостных, лишивших дворянство его сословной связи и прежнего значения – опорной силы государства, не заменимою никакою иною силой. Бюрократия, как орудие исключительно механическое, могло легко осуществлять виды высшей власти при нравственной поддержке преобладавшей общественной силы; ныне же она проводит до почвы только форму, а не дух мероприятий, вследствие чего правительство оказывается недостаточно вооруженным против общественных явлений... Только земство может стать для власти такою же несокрушимою опорой, какою было недавно дворянство, а так как громадное большинство русских людей искренно 'веруют в царскую власть, то земство, непосредственно погруженное в этом большинстве, представляет вместе с тем силу самую благонадежную. Просьба Фадеева о дозволении ему написать его книгу за границею была доложена покойному государю, и состоялось повеление, чтобы дело это было рассмотрено Лорис-Мели-ковым вместе с министрами военным и иностранных дел. Испросив также и мнения тогдашнего министра внутренних дел (Макова), председатель верховной комиссии так докладывал о решении, к какому пришли министры: «Хотя некоторое расширение свободы мысли и слова, очевидно, вызывается современными потребностями, но должно иметь в виду, что гласное обсуждение мнений, высказанных Фадеевым, возбудит, может быть, в обществе ожидание каких-либо новых мероприятий со стороны правительства; и потому оно окажется своевременным в таком лишь случае, если взгляды автора будут признаны не стоящими явно в разрез с видами правительства. Мы (т. е. председатель верховной комиссии и министры) не считаем себя вправе взвешивать подобный вопрос и повергаем его на воззрение Вашего императорского величества. Основная мысль сочинения можно (продолжает доклад) сжать в три положения: 1) восстановление и развитие коренных преданий Царствующего дома, как конечная цель; 2) обсуждение настоятельных вопросов общенародного хозяйства, в связи с соответствующими мерами земского и местного устройства, как основание истекшего опыта при спросе земства, как начало; 3) сплочение охранительных общественных сил в связное целое, замещающее прежнюю опорную силу государства новою силой, как средство». Вот каковы были те, лишь слегка намеченные, но вполне определенные в смысле направления, взгляды, которых обнародование председатель верховной комиссии и министры считали возможным лишь в таком случае, если те взгляды будут признаны не состоящими явно вразрез с видами правительства. Таким образом, последовавшее соизволение на напечатание книги и на допущение ее в России было вместе и признанием только что приведенного положения. Так как о положительных видах Лорис-Меликова, в кратковременное его управление, не имеется доселе в нашей печати верных сведений, то наша справка имеет значение весьма важного исторического документа, в каком качестве он и приводится.

Полянский А. Внутреннее обозрение // Русская мысль. 1889. Кн. 1. С. 168—170.

№ 92

Б.Н. ЧИЧЕРИН¹: «РОССИИ ОН ВОВСЕ НЕ ЗНАЛ»

Очевидно, требовалась некоторого рода диктатура, но не чисто полицейская, а опирающаяся на общественное мнение. С этою целью призван был Лорис-Меликов. Мысль была совершенно верная, но, к сожалению, исполнителю недоставало государственного смысла. Лорис-Меликов был хороший генерал, умный, распорядительный, хоть не без значительной доли азиатской хитрости... Но России он вовсе не знал, о гражданских порядках имел самое смутное понятие, готов был на всякие кривые пути и при этом заражен был непомерным тщеславием, которое побуждало его во что бы то ни стало искать популярности...

Толстой был личным выбором монарха. Победоносцев его подсунул... Узнав о его назначении, я сказал, что, верно, государь, как честный человек, хочет испытать ложь во всех ее видах: ложь хитрую в лице Лорис-Меликова, ложь легкомысленную в лице Игнатьева и ложь злую в лице графа Толстого.

Чичерин Б.Н. Воспоминания. Земство и Московская Дума. М., 1934. С. 98—99, 221.

¹ Чичерин Борис Николаевич (1828—1904) – юрист и историк, идеолог российского либерализма. В 1861 —1868 гг. профессор Московского университета, один из основоположников «государственной школы» в русской историографии. В 1868 г. вышел в отставку, участвовал в деятельности земства. В 1882 г. избран московской городской головой, но в 1883 г. вынужден был оставить свой пост.

№ 93

В 1897 Г. СУВОРИН УЗНАЛ ТАЙНУ...

7 сентября 1881 г.

Государь велел Игнатьеву написать Лорису, чтоб он не приезжал в Россию. Государь сказал, что он знает, что Лорис держит себя как глава оппозиционной партии, принимает журналистов, между прочим, Суворина, вообще держит себя вызывающе.

28 сентября 1899 г.

Я помню, какое впечатление произвела моя статья, без подписи, о смерти Достоевского. Я назвал его «учителем». Статья вылилась порывом. Лорис-Меликов, прочитав ее, как рассказывал А.А. Скальков-ский, тотчас поехал к государю и выхлопотал пенсию вдове.

18 мая 1901 г.

Мне вспоминается, как в Висбадене граф Лорис-Меликов передавал мне содержание письма к Марии Александровне¹, герцогине Эдинбургской; Мария Александровна это письмо переслала Аорису. В нем рассказывалось, как Лорис, Милютин и еще кто-то задумали конституцию, и Лорис, призвав меня, сказал: «Теперь пишите все. У нас будет конституция».

Д&евник Алексея Сергеевича Суворина². М., 1999. С. 305, 351, 417.

¹ Мария Александровна – великая княжна, в замужестве герцогиня Эдинбургская (1853—1920), дочь Александра II.

² Суворин Алексей Сергеевич (1834—1912) – журналист и издатель. В Петербурге издавал газету «Новое время» (с 29 февраля 1876 г.), журнал «Исторический вестник» (с 1880 г.), «Русский календарь», «Дешевую библиотеку», книги русских и иностранных писателей.

№ 94

«ГЛАВНЫЕ ЕГО РАСЧЕТЫ БЫЛИ НА ЦАРЯ»

Итак, мы видим, что в проекте Лорис-Меликова не только принцип неограниченности самодержавия был положен в основу всех дальнейших работ, но даже все меры были приняты к тому, чтобы на практике действительные желания и стремления правительства не были нарушены каким-нибудь непредвиденным способом. Безусловные поклонники графа скажут нам, что его нельзя в этом винить, что он сделал, что мог, большего же, при всем желании, не мог добиться от Александра II. Мы и не думаем его винить... он – посредством усвоенной им тактики – не мог добиться от царя даже хотя бы правильно устроенного совещательного собрания представителей, скажем, – от уездных земств, – которое было бы поставлено в положение теперешнего Государственного Совета и открыто для публики и прессы...

Мы называем всю попытку Лорис-Меликова... наивною потому, что вся она была основана «на песце». Эта наивность принесла уже много вреда России и принесет еще больше, если наши лучшие либеральные силы не поймут той простой истины, что никогда им ничего не получить от коронованных Митрофанов даже самым нежным с ними обращением, если рядом с этими силами не будет стоять бука в виде революционных элементов...

На что же, спрашивается, рассчитывал Лорис-Меликов при проведении программы?.. Но главные его расчеты были, конечно, на царя, того самого царя, который сам был наибольшим мертвым жерновом на шее предположенной реформы! Его именем диктатор надеялся побороть все оппозиции, его благоволением оживить все робкие радости русской жизни... Трудно представить себе что-нибудь более наивное, чем эти надежды.

Волховский Ф.¹ Чему учит «Конституция Аорис-Меликова»? Ьопйоп, 1894. С. 14, 19, 23.

¹ Волховский Феликс Вадимович (1846 —1914) – революционер-народник, в 1877 г. привлекался к «процессу 193-х», приговорен к ссылке в Тобольскую губернию, в которой пробыл до 1889 г. 16 августа 1889 г. через Владивосток бежал в Америку; с 1890 г. жил в Лондоне. В 1891 г. вел издание в Лондоне газеты «Ргее Яи551а». Впоследствии примыкал к партии социал-революционеров.

№ 95

«Я СТОЯЛ НА ПРАВИЛЬНОМ ПУТИ»

Дальше мне уже ни разу не приходилось быть очевидцем деятельности гр. М.Т. Лорис-Меликова⁶⁹⁰. Я следил за ней лишь издали, как и все прочие наши современники, имея в своем распоряжении очень мало данных для правильного о ней суждения. Я не мог поэтому знать, как слагались обстоятельства, влиявшие на его решения и поступки, как зарождалась и зрела его мысль в тех либо других случаях. Но даже издали всегда видимо было – как и вблизи, – что далеко не легок для него был путь успехов, что он подолгу должен был и бороться, и выбирать меж многими решениями, и топтаться на месте, и колебаться... А время, между тем, было лихорадочное, смутное, беспросветное, такое именно, когда в водовороте противоположных и неуясненных течений и душа, и ум так и жаждут увидеть, наконец, знамя, что ли, ясное, или путеводную звезду, или цельного человека с верною и твердою программою, объединяющею и увлекающею все вразброд мечущееся стадо человеческое... В начале 1880 года всем вдруг показалось, что таким человеком стал или может стать гр. Михаил Тариелович... Теперь, когда в известных сферах и газетах общепринято глумиться над знаменитою «диктатурою сердца», никто уже не помнит тех перемен. Все забыли, что самое это название «диктатуры сердца» придумано и пущено было в ходе вовсе не в порицательном, а в одобрительном смысле, не кем иным, как М.Н. Катковым, в его «Московских ведомостях», страстно рукоплескавших и назначению Лори-са, и его приемам, и его целям...

Можно представить себе, с каким восторгом и упоением относился я тогда к известиям, долетавшим до нас, в Тифлис, о «великой роли», выпавшей на долю Михаила Тариеловича. Но «медовый месяц» наших радужных увлечений был недолог. По многим осязательным признакам, уже в конце февраля 1880 г. начало уясняться, что дело вовсе не так легко и прочно, как казалось всему обществу, у нас и в России. Если бы вместо чисто личных, субъективных своих впечатлений, в которых, как я и обещал в начале этих «воспоминаний», я обязан вертеться вокруг моих собственных ощущений и дум, я описывал деятельность гр. Михаила Тариеловича, то мне легко было бы, на основании массы позднейших данных и документов, обрисовать всю затруднительность и все благородство этих моментов его жизни. Но эта задача не входит вовсе в рамки моих воспоминаний, исключительно субъективных, претендующих на одну лишь эту самую субъективность, на представление читателю впечатлений и ощущений очевидца лишь некоторых моментов жизни выдающегося деятеля, с целью уяснить обществу, среди коих обстоятельств и каким путем происходит генезис мысли и программ исторических людей.

Все время, пока гр. М.Т. Аорис-Меликов был на верху своего величия и славы, пока он сосредоточивал в своих руках дотоль невиданную в России власть, я сидел сперва в Тифлисе, а потом в Ставрополе. Встретился я с ним уже после его падения, когда он в 1882 г. на несколько недель приехал в Петербург. Мне ужасно хотелось «поговорить» с ним по душе, для уяснения себе обстановки, в которой прошла его государственная роль. Он рассказал мне о ней массу глубоко интересных фактов, большею частью мало кому известных, но оглашение которых все-таки еще «преждевременно». Главное, что сквозило во всех этих рассказах и подробностях, – это глубочайшее убеждение Михаила Тариеловича, что он, был у самой пристани, что вся задача целиком уже им была разрешена. И одна лишь случайность, которая через день, через два непременно была бы устранена, разрушила столь старательно возведенное им здание.

Это убеждение гр. М.Т. Лорис-Меликова составляло для него несокрушимый мир, не подлежавший никакому сомнению...

Само собой разумеется, что весьма трудно спорить против такого убеждения. Лично я не разделял уверенности гр. М.Т. Лорис-Меликова, но серьезно оспаривать ее, разумеется, не мог. Я отвечал на нее банальною шуткою, напомнив анекдот о хонском попе, отучавшем своего лошака от пи щи.

– Вот поп тоже утверждал, что непременно приучил бы к вечному пощению своего лошака, не умри последний на пятнадцатый день поста от заворота кишки...

Михаил Тариелович нервно махнул рукою.

– С вашим братом не столкуешь, но я все-таки скажу: поверьте мне, задача была разрешена, дело было сделано, весь путь был пройден, и я потерпел крушение в самой пристани. Вы можете глумиться теперь, можете даже и думать, что вы все это «предвидели», – мне ведь вы накаркали в вашем «Обзоре», что я вступил в отправление своей должности тринадцатого февраля. Но все это не мешает мне убежденно утверждать, что я стоял на правильном пути, что никто на моем месте не мог бы ничего больше и лучше сделать. Совесть моя чиста и спокойна: я честно нес свою службу.

О, в этом-то я ни на йоту не сомневался. По правде говоря, я все время, и прежде, и тогда, и потом глубоко убежден был, что главный источник неудачи Лориса коренился лишь в недозрелости нашего общества, в органической сумятице, царившей в понятиях и стремлениях огромнейшего большинства этого общества, в отсутствии в последнем серьезной, ясно осознанной общественной мысли и дисциплины. Хотелось верить, но плохо верилось, что в таком обществе нашлась бы реальная поддержка для какой бы то ни было серьезной системы... Это-то отсутствие веры и мешало мне разделить убеждение Михаила Тариеловича.

– Вы все неправы: вам легко критиковать, легко со стороны «приговоры сплеча» произносить, но разве это дело? Я серьезно злился на ваши выходки и намеки, по временам доносившиеся до меня, и думал: хватило бы у вас духа произносить такие суждения, если бы вы стояли близко к делу, если бы вы были свидетелем моих затруднений и усилий. Верите ли, минутки у меня свободной не было, чтобы собраться с мыслями и сосредоточиться. Вы знаете, что я умею думать, и мыслить, и вопросы разрешать: сами не раз бывали свидетелем этого под Карсом. Но тут, в новой сфере, в вихре событий и столкновений, все слагалось так, что и думать-то было некогда. Поймите: девять десятых времени уходило на приемы, доклады, визиты, на созидание и поддержание связей, на обязательные обеды, завтраки и вечера, от которых не было возможности отказываться... Поставил бы я вас на свое место... вы совсем бы растерялись...

С этим нельзя было не согласиться сполна: он был совершенно прав.

– Будь я рожден в этой сфере, будь я знаком с детства со всем этим миром, задача моя была бы легка: у меня были бы связи, поддержка, друзья, был бы свой лагерь. А тут – ничего кругом: всем я чужд, все с холодностью, с подозрительностью ко мне относятся. Аристократы подхватили насмешку, пущенную каким-то зубоскалом насчет моего отчества «Тариелкович», «Тарелка», и хихикают себе. С них этого совершенно довольно: «Тарелка» – ха-ха! «Тарелка» – хи-хи! Им никаких программ не нужно, для них этою «Тарелкой» все решено и кончено. Вот, чтобы одолеть это отношение, чтобы искупить первородный грех своего рождения и происхождения, я должен был больше усилий и трудов перенесть, чем другие государственные люди употребляют для разрешения исторических задач и вопросов.

И в этом М.Т. Лорис-Меликов был совершенно прав.

– Вы не знаете, каких трудов и забот все это мне стоило, не знаете самое главное, как неизбежно и необходимо было, раньше чем что-нибудь путное сделать, справиться с этою, по-видимому, пустою задачею, не знаете потому, что вы односторонне о делах судите и витаете в области одной лишь голой, абстрактной мысли. Вот теперь вы в практической деятельности поймете, что все эти вещи значат...

С этим нельзя было мне не согласиться. Так Лорис бил меня сряду часа два, нагромождая массу реальных примеров, один другого интереснее и полновеснее. И я без возражений слушал его, упиваясь звуком его речей, ибо каждый пример представлял собой перл исторических анекдотов до нельзя любопытной и поучительной эпохи.

II

Во время периодических наездов гр. Лорис-Меликова в Петербург в 1883 и 1884 гг. я иногда захаживал к нему, учиться у него уму-разуму. Более всего меня удивляло жизненное значение его в петербургской жизни, несмотря на его «падение». Несколько раз сряду я был очевидцем, что выдающиеся государственные люди, по-видимому, совершенно противоположного лагеря, доверчиво делились с ним своими мыслями и предположениями», свойства чрезвычайно интимного, спрашивая его лшения и совета. Меня это в высшей степени радовало, как яркий знак разумности отношений между деятелями различных направлений. По некоторым, далеко немаловажным очередным вопросам жизни я воочию видел, как совет и мнение удалившегося от дел графа получали осуществление и торжество в высших сферах управления.

Не менее того меня удивляло и другое обстоятельство, заслуживающее особенного уяснения, чтобы ознакомить читателя, на моем личном примере, с ошибочностью обычного свойства человеческого ума судить о людях по прошлым своим впечатлениям. Вращаясь в 1877 г. под Карсом (см. док. № 11) около Лориса, я составил себе о нем известное представление, которое владычествовало надо мною и в последующие годы. Подходя к нему, в 1882—1884 гг. в Петербурге, я долго никак не мог отделаться от этого своего представления. Между тем, каждое его слово, каждый его шаг так в нос и бил «новым человеком», и я долго не мог разобраться в этой путанице моих понятий. Только под конец я уразумел, насколько вырос Аорис за время нашей разлуки. Он стал неузнаваем. От прежней его беспокойной, судорожной нерешительности, от его колебаний не осталось и следа. Он многому за это время успел научиться, и кладезь его новых познаний в области государственных вопросов сделался буквально поразительно глубоким и обильным. Глазам своим я не верил, что человек, на склоне лет, мог сделать такие поразительные успехи. Огромнейшее большинство людей даже и в годы наиболее деятельной юности не делает таких изумительных успехов в развитии и усовершенствовании своего ума и воли... Нельзя представить себе, какое подбодряющее, освежающее впечатление на меня лично произвело это любопытное и поучительное наблюдение...

III

Около того же времени мне самому пришлось несколько раз обращаться к гр. М.Т. Лорис-Меликову за советом и указаниями по вопросам, интересовавшим меня тогда. Меня донельзя увлекала тогда мысль о персидских железных дорогах, а после ее провала – мысль о персидском керосинопроводе, и я просил Михаила Тариеловича помочь мне своими знаниями, советами, опытностью, связями. Как родной отец отнесся он тогда ко мне, вникая в сущность дела, в его твердые и слабые стороны, муштруя меня и научая, как вести подобные дела. Я свез к нему г. Палашковского, который тоже сразу, с первого же разговора стал с ним в дружеские отношения и произвел на него симпатичное впечатление. Потом мы часто ходили к нему – то вместе, то порознь, и все, что в человеческих силах было сделать для успеха нашей затеи,

Михаил Тариелович сделал, с обычным своим доброжелательством и бескорыстием. Дело все так и провалилось, конечно, несмотря на поддержку, оказанную ему огромным большинством выдающихся государственных деятелей наших, – провалилось, как предсказывал нам Лорис, вследствие категорического заявления Гладстона, что Англия ответит войною на подобные наши успехи в Персии...

Г. Палашковский из всех этих совещаний вынес одно оригинальное впечатление: фигура Михаила Тариеловича, освещенная в ею мрачном кабинете зеленоватым светом единственной лампы с зеленым абажуром, в связи с безотрадными и мрачными предвещаниями хозяина, восстановила в памяти г. Палашковского детское представление о всезнающем колдуне, ворожащем в мрачном подземелье... Внешность картины, действительно, подходила на этот тип, но и только. По существу же, «мрачные предвещания» далеко не глубоко сидели в уме и сердце Лориса. Он непоколебимо хранил в душе уверенность в скором возврате «счастливых дней» своей популярности и власти. Когда я печально рассматривал на его письменном столе вещички из фиалкового корня с обычным девизом ниццких безделушек – с изображением пролетающей ласточки и с надписью: «^е геУ1епс!га1!» («вернусь!»), он всматривался в мой взгляд глазами, полными жизни и мысли, и весело говорил:

– Вы не верите?.. Напрасно... Вот если этот проклятый плеврит меня не одолеет, я вернусь...

IV

Как бы то ни было, когда я в последний раз имел усладу видеться с ним перед его отъездом в Ниццу, в 1884 г., он уезжал с надеждою на выздоровление, на возврат, на возможность для него активной роли. Он не мирился с мыслью, что песня его спета. Он внимательно продолжал следить – как я имел случай несколько раз в том убедиться – за всем, что происходило в нашем отечестве. Он получал и читал все важнейшие газеты и прилежно прислушивался к голосам из родины. К нему многие писали, и даже ездили время от времени. Сам он не вмешивался в дела, не высказывал, по крайней мере, громко своих суждений и надежд, не отзывался на вопросы нашей жизни. Но уже и из того постоянно напряженного внимания, с которым он следил за ходом дел, видно было, что он хочет быть в их курсе – что он надеялся быть со временем призванным. По всей вероятности, он умер с этою надеждою, если только он не умер от того, что потерял ее окончательно...

V

Лишь несколько месяцев тому назад он два раза обрадовал меня своею памятью, прислав мне со своим племянником и через И.Е. Зу-балова задушевные и чересчур для меня лестные знаки своего внимания к моей деятельности. Весть о его смерти потрясла меня своею ошеломляющей неожиданностью. Откуда-то в моей голове, оказывается, твердо засела мысль, что он долго, долго еще будет жить. Но и независимо от этой неожиданности я почувствовал – сильнее чем когда-либо, – как люб и дорог был мне светлый и пытливый ум, бескорыстное и страстное сердце этого необыкновенного человека – одного из лучших людей, каких только мне удавалось видеть в жизни. И мысль, что бы дал он своему отечеству, кабы он родился и жил среди более развитого общества, при более благоприятных условиях деятельности, не выходит у меня из головы!..

Николадзе Н. Из воспоминаний о гр. М.Т. Лорис-Меликове / / Новое обозрение. 1889. 22 января.

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ

Абаза А.А. 49, 50, 70, 78, 99, ИЗ, 121, 131, 140, 150, 163, 167, 181, 197, 204-206, 208, 218, 521,

522, 524, 556, 565, 570, 571, 575, 578, 579, 598, 600, 601, 618, 634 Абаза Н.С. 151, 160, 163, 164, 494, 496, 500, 518-520, 522-524 Абди-паша 247 Абдул-Азиз 342 Абдул-Меджид 264, 271 Авилов 378—379 Адлерберг А.В., гр. 149, 162, 181,

446, 524, 556, 565, 589 Акучин 297

Аксаков И.С. 119, 124, 159, 383, 518, 524, 635

Александр I 582, 633 Александр II 5, 6, 13, 19, 20—22, 25-28, 31-33,38-40, 44, 47-49, 52, 60, 62, 71, 72, 79, 84, 87, 99, 102-104, 107, 112-114, 123-125, 128, 131, 132, 134,

140, 143, 144, 146, 149, 154, 163, 172, 173, 175, 181, 183, 185, 191, 194, 196, 202, 204, 213, 15, 224, 225, 233, 239, 331, 334, 379, 400, 415, 419, 435, 438-441, 459.

467, 527, 542, 548, 556, 566, 574, 575, 578, 581 – 583, 608, 625,

627, 630, 631, 632, 643, 651, 658 Александр III (до 1881 – цесаревич Александр Александрович) 6, 45, 107, 113, 125, 132, 151-153,

186, 189, 190—196, 198—201, 203—206, 209, 214, 216, 223,

224, 226, 227, 333, 444-452. 515-517, 542, 563-570, 574, 575, 584-591, 598-602, 631 – 633, 652, 654, 658 Александра Федоровна, имп. 215 Александров 586 Алексеев М.В. 342, 343 Али-паша 251, 253, 263, 295 Алчевская Х.Д. 93 Альберт, принц 650 Алхазов 336 Амираджиби, кн. 297 Амирханов Л.И.

Анастасия Михайловна Вел. кн. Аносов Н.П. 625, 633 Анна Иоановна, имп. 662 Анненский Н.Ф. 117 Анфимов А.М. 91, 94 Аракчеев А.А., гр. 660, 662 Аргутинский-Долгоруков И.З., кн. 17 Аргутинский-Долгоруков М.З. 243, 245, 252, 255, 659

Аргутинская —Долгорукова Н.И., кн.

см. Лорис-Меликова Н.И. Арсеньев К.К. 124, 212, 231 Арцимович В.А. 648, 650 Аслан-паша 257 Ахмед-Агу 16 Ахмед-эффенди 270

Багговут А.Ф. 247, 253 Багратион-Мухтарский, кн. 247, 253 Базилевский В.И. 624, 625, 633 Байков Ф.И. 260, 261 Бакланов 246

Баранников А.И. 87, 587, 591, Баранов Н.М. 113, 583 Баранов О.Г. 623, 624, 633 Баранов Э.Т., гр. 454, 455, 565 Бартенев П.И. 232 Барятинский А.И., кн. 12, 13, 18– 21, 246, 248, 253, 255-257, 668 Багиевский 336 Батилин 355, 464 Батурин 653

Батьянов М.И. 113, 115, 139, 419, 422, 423, 426, 428 Бебутов В.О., кн. 15, 18, 247, 248, 253, 311, 342 Бебутов К.А. 120, 310 Бекетов Н.Н. 83 Белин 355

Белоголовый Н.А. 10, 26, 39, 56, 135, 213, 217—220, 222, 224-229, 232-235, 330, 342, 633, 638– 642

Берманьский К. 239 Бильбасов В.А. 6, 120 Биппен Н.Н. 50, 63,67, 71, 359—362, 369, 370

Бирон Э.-И. 660, 662 Бисмарк О. 622, 63, 641, 642 Блок А.А. 182 Бобринский А.А., гр.

Бобринский А.В. 536, 540 Богданович А.В. 113 Богданович Е.В. 111, 126 Богданович Ю.Н. (Кобозев) 188, 585, 590, 591

Богучарский В .Я. см. Яковлев-Богучар-ский В.Я.

Боденштадт Ф. 222

Боровиковский А.Л. 624, 633

Бороздин К.А. 9, 254

Боткин С.П. 52, 216, 352, 360, 371

Броневский П. Н. 244, 253

Бузюрк 264

Булатов 258, 259, 263

Бульмеринг 288, 292

Бунге Н.Х. 67, 50, 151, 167, 169,

170, 172, 179, 449-452, 496, 500, 601,

Буцинский Д.Т. 85, 500

Вааль В.В. фон, бар. 79, 80 Валуев П.А., гр. 6, 42, 50, 67, 68, 70, 72, 78-80, 99, 104, 109, ИЗ,

114, 128, 131, 133, 134, 143, 152, 160, 162, 163, 168, 171, 173, 175, 178, 181, 182, 189, 195, 197, 198, 200, 204, 337, 339, 382-385,

396, 400, 450, 451, 453, 456, 480, 515, 517-524, 526, 527, 556,

565, 568, 569, 581, 583, 616, 618, 619, 622

Валуев П.П. гр. 383, 386,

Ванновский П.С. 591, 592 Васильев 297 Васильев 348, 349 Васильчиков А.И., кн. 532, 540 Веймар О.Э. 498, 500 Вели-паша 250

Велио И.О. бар. 184, 518, 524 Веселовский Б. Б. 94 Виктория, королева 264, 271, 650 Виллиаме у.-Ф. 251, 253, 260 Вильгельм I 49, 215 , 570, 584, 622, 623

Вильямс у. 264 Винсер 337

Витаньева О. В. 499—500 Виташевский Н.А. 388—389 Витгенштейн Ф., кн. 337, 591, 632 Витте С.Ю. гр. 39, 236, 237, 541 Владимир Александрович, Вел. кн.

194, 197, 200, 201, 207, 234,

541, 564, 565, 582, 584, 599,

600

Владыкин 263 Воинов 275 Войнов А.М. 37 Волков 245

Волконский Г.М., кн. 238, 239 Волховский Ф.В. 233, 235, 669—670 Вольтер Ф.-М. 503 Вончаков 497 Воронец Э. 388

Воронцов М.С., кн. 10—13, 15,

232, 254-257, 339, 632, 649,

659

Воронцов-Дашков И.И. гр. 444, 445, 452

Вучетич Г.И. 271, 361, 371 Вучетич Н.Г. 20, 60, 61, 63—65, 68, 271-283, 358—370