Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 54 страниц)

Как бы то ни было, но вопрос об оригинальной встрече был решен отцом без колебаний, причем и самый пункт для этого обеда также был окончательно избран.

Я в тот год не участвовал в встрече Лорис-Меликова вне аула Ахты, как и в предыдущий год, но местность сказочного обеда видел своими глазами, когда отец провожал меня с братом после наших каникул домой, избрав путь через тот же Горный магал, куда он считал нужным заглядывать почаще.

Тогда-то мне показали все то, что я здесь опишу, как бы с натуры, – до того сильно запечатлелось оно в голове моей на всю жизнь.

Живописная местность, избранная для обеда, действительно не могла не восхищать. Она лежала на высоте не менее десяти тысяч футов над уровнем моря, среди гор, изобилующих не одними только голыми камнями, скалами и базальтовыми вершинами, но и роскошною альпийскою растительностью, покрывающею склоны их то хвойным лесом, то сочною бархатистою травою, то всевозможными цветами богатейшей кавказской флоры.

Здесь-то, среди этой природы, на одной из ровных, как плато, лужаек и был установлен стол, сделанный из утрамбованной насыпи и покрытый плотным дерном, хорошо на ней уложенным. Сиденья за этим столом составляли длинные вокруг него скамьи, тоже, конечно, из земли и глины, обшитые, как и все стороны самого стола, таким же дерном. Сверх дерна как на стол, так и на скамьи разостланы были сначала полсти, а затем паласы, сверх которых стол покрывался уже скатертями.

Эти столы и скамьи я и видел самолично, как и остатки импровизированной кухни и ледника, устроенных в вырытых неподалеку землянках. Лед для мороженого, пломбиров и других надобностей привозился с лежащего тут же в горах глетчера...

Вся провизия для затейливого обеда в горах привезена была из Дербента и Кубы, за исключением, конечно, мяса и дичи, в изобилии водившейся в наших горах. Готовился обед двумя искусными поварами из солдат. Повара эти, бывшие крепостными графа Шереметева, князя Голицына или кого-то другого из наших родовитых бар, сданы были своими помещиками в рекруты за пьянство, что так нередко практиковалось в старину.

Отец мой рассказывал мне, что обед удался на славу. И Лорис-Ме-ликов, и спутники его, английские лорды, ничего, разумеется, не знавшие о предстоящем для них сюрпризе, просто рты разинули, когда увидели всю эту сказочную затею на высоте 10 000 футов над уровнем моря и когда вкусили различных европейских и азиатских яств, представлявших собою чудо гастрономического и кулинарного искусства не только на такой, поднебесной высоте со всею ее обстановкой, но и в обыденной жизни, при всевозможных удобствах. Сервировка стола была безупречная и поражала своею изысканностью, а блюда – эффектом. Дикие козы, джейраны, молодые ягнята, горные индейки и куропатки, фазаны, перепела, вкусная рыба «самур-балык», – все это и многое другое пущено было в дело и превратилось в искусных руках артистов поваров в их походной кухне в различные заливные, жаркие, соусы и паштеты... Не забыты были и всевозможные пудинги, дабы доказать наше внимание чопорным сынам туманного Альбиона, являющимся в нашу любопытную глушь в качестве не менее любопытных и любознательных туристов.

Туристы эти, с несвойственною их нации растерянностью, озирали все, что представляла собою эта сказочная русская трапеза и окружавшая ее сказочная природа. Они пришли от всего этого в такое восхищение, что говорили даже стихи, расточая в них похвалы и комплименты творцу и затейнику всей этой горной фантасмагории... Нечего и говорить, что обставлена она была чрезвычайно картинно.

Несколько поодаль от «барского» стола сервирован был по-восточному, прямо на траве, другой обширный стол для туземной свиты и нукеров, не привыкших сидеть и есть за столом по-европейски. Здесь за этой восточной трапезой долго не засиживались: все блюда и целые горы вкусного пилава быстро поглощены были проголодавшимися джигитами, аппетит которых был положительно баснословен.

После обеда нукеры затеяли на лугу свои национальные танцы под раздирающие уши звуки зурны. Лихая азиатская пляска, с орркием в руках, с гиканьем, дикими возгласами, хлопаньем в ладоши и выстрелами из пистолетов еще больше поразила и восхитила англичан.

Лорис-Меликов, заметя это, в угоду гостям, попросил их подойти поближе к танцующим... Расположившись с англичанами на разостланных тут же коврах и подушках, он довольно долго созерцал с ними танцы, поясняя многое непонятное для иностранцев.

По приезде Лорис-Меликова в Ахты, на другой день после обеда в горах и ночевки в каком-то ауле, сопровождавшие его туристы, осмотрев наш аул и укрепление и боясь, вероятно, стеснить нашу семью своим долгим пребыванием, поспешно проследовали дальше одни, в сопровождении проводника и конвоя. Сам же Михаил Тариелович остался у нас по делам округа на несколько дней.

В этот приезд одним из любопытных эпизодов был осмотр Лори-сом первой русской для лезгин школы, учрежденной моим отцом чуть ли не на собственные средства, но, во всяком случае, без всякого участия в этом кого бы то ни было...

Лорис-Меликов чрезвычайно заинтересовался школой, которая впоследствии пользовалась его покровительством, упрочившим ее существование. При осмотре школы он был поражен, что школьники наши болтали рке по-русски и держали себя с ним и другим начальством весьма свободно.

По выходе Михаила Тариеловича из школы целая орава лезгинят бросилась провожать его, толкаясь и теснясь у него под ногами. Генерал, как видно, не только занимал их, но и сразу расположил к себе своим ласковым, добродушным и простым обхождением. Разговаривая с ними по-татарски, он не только ввернул в свою беседу кое-что о пользе школы, но, по свойственной ему живости и веселости, шутил и болтал всю дорогу. Очень понятно, что мальчики довольно фамильярно относились к генералу, что, видимо, занимало его.

В ответ на шутки Лорйса они угощали его, по наивности, такими, например, фразами на русском языке: «Будь здорова! До свидань! Прощай!» и т. п.

В этот же приезд свой Михаил Тариелович осмотрел учрежденный отцом моим в ауле Ахты базар, с установлением базарных дней для привоза продуктов из других аулов, таксы на продукты первой необходимости и проч. На другой день Лорис-Меликов ездил в окрестности аула, по дороге к Мескенджи, на ту возвышенность, на которую, по проекту отца моего и его стараниями, проведена была из реки Самура вода и с которой она, низвергаясь десятками канав, орошала огромную, до того времени бесплодную за отсутствием влаги, местность... Со времени проведения сюда воды жители Ахты стали возделывать на большом пространстве недурную, в сущности, почву, обрабатывая ее своими примитивными способами главным образом под просо, составляющее, в виде пшена, самую употребительную пищу горцев.

Всем этим Михаил Тариелович живо интересовался, во все это входил до мельчайших подробностей, выражая отцу моему то и дело благодарность за его заботы и попечения о вверенном ему народе.

Вот, насколько мне помнится, все то, что удержала моя память о М.Т. Лорис-Меликове в бытность его на Кавказе. Но судьба столкнула меня с ним еще раз – через 17 лет в Астрахани в 1879 году.

Вучетич И. Воспоминания о графе Лорис-Меликове // Исторический вестник. 1909. № 12. С. 940-959.

¹ Автор воспоминаний – Николай Гаврилович Вучетич (1845—1912), писатель и драматург. Из черногорских дворян, его отец – генерал-майор служил на Кавказе. В 1864 г. Николай окончил гимназию в Тифлисе, учился в Петербурге, в Медико-хирургической академии (1864—1867), на физико-математическом факультете университета. Служил в Астрахани (в 1871 – 1874 гг.) помощником правителя губернской канцелярии, потом в Нижнем Новгороде.

№ 7

ИЗ ЗАПИСКИ М.Т. ЛОРИС-МЕЛИКОВА ВЕЛИКОМУ КНЯЗЮ МИХАИЛУ НИКОЛАЕВИЧУ

Настоящее тревожное и неопределенное положение чеченского населения, самого значительного по числу из всех туземных племен Терской области и самого беспокойного, заставляющее опасаться новых беспорядков и новых с нашей стороны усилий, произошло главным образом вследствие тех крайне противоположных систем управления, которые область испытала в непродолжительный промежуток времени. По завоевании Восточного Кавказа и взятии Шамиля, чеченское население лишилось опоры против нашего владычества и некоторое время находилось в неопределенном положении. По-видимому, оно покорилось навсегда, но, в сущности, этой покорности не было, т. е. не было в народе этом убеждения, что власть Шамиля неизбежно должна замениться нашею.

Это выразилось тем, что некоторые аулы чеченского племени, даже когда покорился весь Дагестан, не теряли какой-то смутной надежды избегнуть той же участи и сложили оружие только тогда, когда дальнейшее сопротивление сделалось бесполезным... Первобытное демократическое устройство чеченского племени не ркивается ни с каким понятием о праве одной постоянной власти, ставило даже Шамиля в необходимость управлять им только посредством страха и периодических казней лиц, шедших против его влияния. Наследовать такой образ управления мы не могли, а потому, чтоб поставить чеченцев в то положение, в котором должны находиться побежденные к победителям и подданные к законной власти, граф Евдокимов¹ не видел другого средства, кроме того, чтоб действовать против чеченцев как бы они вовсе нам не покорились, т. е. решился, так сказать, завоевать Чечню во время мира. Для этого он счел необходимым стеснить туземное население, вывести его из предгорий и поселить горцев или на открытой местности Малой Кабарды, или же – перевести их в Турцию... Едва предположения эти начались приводиться в исполнение, как тотчас встретили сопротивление со стороны народа... Большая часть горцев, на которых рассчитывали, что они уйдут в Турцию, – остались. Между тем их земли были уже отданы другим, которые, в свою очередь, должны были очистить те места для казаков... Появились значительные шайки, сообщения сделались не безопасными, и все чеченское население стало в положение, грозившее общим восстанием. Когда дело приняло такой оборот, то, чтоб достигнуть предложенной цели прежним путем, нужно было сломить во что бы то ни стало сопротивление народа. Это повлекло бы к новой, быть может, продолжительной борьбе, которая, без сомнения, кончилась в нашу пользу и навсегда бы уже решила вопрос окончательного успокоения Терской области. Мы хотя бы и с пожертвованиями, но достигли бы цели, ослабив племя, которое признано было мало способным войти в состав государства и стать в ряды подданных.

Но Восточный Кавказ считался покорным, и опасения, чтобы возникшие беспорядки не были приняты за следствие наших собственных ошибок, принудили изменить принятую систему. Она остановилась на половине дороги, и граф Евдокимов был отозван в Кубанскую область, дела которой поглотили всю его деятельность. Помощник его, генерал Кемпферт², хотя и действовал в военном положении удачно, но не был в состоянии выполнить окончательно предначертания графа и привести туземное население в желаемое положение. К тому же опасение продолжительных беспорядков в части Кавказа, которая была объявлена покорной, невыгода усилить Турцию приливом свежего населения и мнение, что чеченцы при гуманном обращении могут изменить свои вековые хищнические привычки и из полудикого народа сделаться со временем гражданами, восторжествовали...

Граф Евдокимов окончательно устранился от вмешательства в дела Терской области и передал ее князю Мирскому, который на основании убеждений в возможность успокоить Чечню другими мерами принял немедленно совершенно обратный образ действия. Если бы предположения графа Евдокимова не были остановлены на половине их исполнения и дело умиротворения Чечни, начатое им в известном направлении, не испытало крутого поворота в последнее время, то, продолжая его образ действий, быть может, пришли бы к окончательным результатам.

Граф Николай Иванович Евдокимов. 1804—1873 // Русская старина. 1889, август. № 9. С. 416—418.

¹ Евдокимов Николай Иванович (1804—1875) – граф, генерал-адъютант; с 1855 г. – начальник левого фланга Кавказской линии. В 1860—1863 гг. – начальник Кубанской области и командующий войсками Западного Кавказа.

² Кемпферт Павел Иванович (1810—1882) – генерал-лейтенант; с 1839 г. служил на Кавказе, один из сподвижников генерала Н.И. Евдокимова, командовал войсками левого крыла Кавказской армии. В 1861 —1863 гг. – помощник командующего войсками Кубанской области.

№ 8

ВЕЛИКИЙ КНЯЗЬ МИХАИЛ НИКОЛАЕВИЧ¹ О НАЧАЛЬНИКЕ ТЕРСКОЙ ОБЛАСТИ

О приезде и пребывании Его Императорского Высочества Великого князя Михаила Николаевича и его августейшего семейства в Терской области.

Нам остается теперь только сказать о том прощальном обеде, к которому Их Высочеством, накануне своего отъезда в Тифлис, было угодно удостоить приглашением всех главных начальников в городе. Когда умолк шумный клик дружного «ура» за драгоценное здоровье Государя Императора, то Его Высочество, поднявшись с места и обращаясь к Его Превосходительству генерал-адъютанту Лорис-Мели-кову, сказал: «Михаил Тариелович! Оставляя Терскую область, я не могу не высказать Вам, что объезд по области оставляет во мне самые приятные впечатления. Все, что было мне представлено, я нашел в самом лучшем виде. Считаю долгом благодарить Вас за состояние войск, в особенности же за то, что преимущественно составляет предмет Вашей личной деятельности: все, что сделано по народному управлению со времени вашего назначения, составляет такой важный шаг вперед, что отныне имя ваше неразрывно будет связано с Терскою областью. Мне особенно приятно выразить вам мою искреннюю благодарность. – За здравие Командующего войсками Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, «ура»...»

5 ноября 1865 г. г. Владикавказ.

Кавказ. 1865. 21 ноября.

¹ Михаил Николаевич (1832—1909) – великий князь, 4-й сын императора Николая I, генерал-фельдцейхмейстер. Наместник на Кавказе и главнокомандующий Кавказской армией (1863—1881); в 1877—1878 гг. командовал войсками против турок на Кавказском фронте.

№ 9

ПРИКАЗ О ВСТУПЛЕНИИ В ПРЕДЕЛЫ ТУРЦИИ

Приказ по действующему корпусу на кавказско-турецкой границе, № 53, апреля 12 дня 1877 года.

«По воле Государя Императора и распоряжению Его Императорского Высочества Главнокомандующего Кавказскою Армиею войска вверенного мне корпуса вступают в пределы Азиатской Турции.

Войска Действующего Корпуса!

Воля Государя, честь и достоинство России требуют, чтобы с занятием нами турецких провинций спокойствие среди населения утверждалось прочно.

Никто ни под каким предлогом не должен поднимать оружия на жителей, покоряющихся нашей власти, бесплатно пользоваться имуществом жителей, в чем бы таковое ни состояло и к какому бы вероисповеданию и к какой бы национальности жители ни принадлежали.

Врагом нашим будет лишь поднимающий оружие на защиту турецкого правительства вместе с турецкими войсками.

Участники прежних войн, воспитанные в боях начальники укажут молодым путь, по которому вели их в свое время боевые руководители. Нижние чины частей войск, заслуживших в прежних войнах геройскими подвигами бессмертную славу, ныне под теми же знаменами сделают все, чтобы слава эта росла и крепла и чтобы каждый из них терпеливо честною, молодецкою слркбою удостоился милостивого благоволения Государя Императора и Его Императорского Высочества Главнокомандующего Армиею, благодарной гордости начальства и благословения всех русских людей.

Подлинный подписал:

Командующий Корпусом Генерал-Адъютант Аорис-Меликов».

Кигимтиев С.О. Война в Турецкой Армении 1877—1878 гг. СПб., 1884. С. 8.

№ 10

«ОВЛАДЕНИЕ АРДАГАНОМ НЕ ДОЛЖНО ПОТРЕБОВАТЬ ОТ НАС СЛИШКОМ БОЛЬШОЙ ПОТЕРИ В ЛЮДЯХ...»

4-го и 5-го сего мая частью войск действующего корпуса, под личным моим начальством исполнено овладение крепостью Ардаганом. Имею счастье довести Вашему Императорскому Высочеству следующие подробности сего важного и молодецкого дела.

Крепость Ардаган, лежащая на обоих берегах реки Куры, независимо старой крепости и цитадели, усилена в последние годы, по указаниям европейских инженеров, новыми, весьма серьезными укреплениями, расположенными впереди города, по обоим берегам Куры, а также по высотам, окружающим город с северной и юго-восточной сторон. Укрепления эти⁶²⁹ составляют обширные постройки, некоторые с громадными долговременными профилями, с различными передовыми пристройками и снабжены артиллериею в количестве, как оказалось, 95-ти орудий, между которыми есть много 6-дюймовых и несколько 24-фунтовых береговых.

Самое сильное по профилю и вооружению укрепление, из каменных соорркений со сводами, Рамазан-табие, находится в 2^!/₂ верстах к северу от города, на отдельной высоте. На него турецкие инженеры и гарнизон возлагали свои главнейшие надежды.

На юго-востоке, в 3-х верстах от городских укреплений, на отдельной группе Гелявердинских высот, имеющих весьма важное, выдающееся и командующее положение, расположены: укрепление Эмир-оглы, вооруженное 10-ю орудиями и мортирами, и недалеко от Эмир-оглы, на другой высоте, редут с рядом окопов.

Предстояло решить: каким порядком приступить к действиям по овладению этой крепостью. 1-го мая в лагере у с. Панкис, тотчас по прибытии на соединение с Ахалцихским отрядом, мною был собраны для совещания: генерал-лейтенанты Гейман¹ и Девель², генерал-майор Духовской³, полковники Бульмеринг и Коханов. Выслушав различные высказанные при этом мнения, мною решено: начать действия с укреплений на Гелявердинских высотах, со взятием которых (как и оказалось) поколеблется нравственное состояние обороняющихся, и явится надежда овладеть городскими укреплениями и городом. Рамазан-табие я решил обойти, ибо действия на нее потребовали бы весьма больших усилий, много потери в людях и времени. Признано также необходимым избегать при действиях раздробленности и сложных комбинаций, столь часто служивших причинами неудач.

Ввиду изложенного, вступив 2-го мая лично в командование всеми войсками, сосредоточенными под Ардаганом, я передвинул часть их, прибывшую из-под Карса, под начальством генерал-лейтенанта Геймана⁶³⁰, на южную, слабейшую сторону крепости, на карсскую дорогу, на склон горы Алагеза у сел. Гюрджи-бек. С этой стороны предстояло вести главные действия, и потому сюда же я присоединил и часть войск Ахалцихского отряда⁶³¹. С северо-восточной стороны, у сел. Геляверды и Ольчека, под начальством генерал-лейтенанта Девеля, оставлены прочие части Ахалцихского отряда.

3-го мая происходили перемещения войск; к лагерю под сел. Гюр-джибек прибыла осадная артиллерия; исполнена всеми высшими саперными, инженерными и артиллерийскими чинами рекогносцировка местности для выбора мест батарей против крепости.

На 4-е мая войскам соединенных отрядов дана следующая диспозиция:

1) В ночь с 3-го на 4-е мая приступить к устройству батарей, долженствующих действовать по ардаганским укреплениям, на местах и с распределением сапер и рабочих, согласно с указаниями начальников отрядов.

2) Действие батарей начать поутру 4-го мая, в главном отряде по сигнальной ракете с покатости г. Алагеза; начальнику же Ахал-цихского отряда начать действия, по ближайшему его усмотрению, не ранее рассвета. Назначение прикрытий и вообще порядок расположения и действия войск предоставляются начальникам отрядов.

3) Если бы начальник Ахалцихского отряда, расположенного на значительном расстоянии от главного, убедился в несомненной успешности взятия укреплений Эмир-оглы, против которого он должен действовать и признает невозможным по времени испросить на то предварительное мое разрешение, то в таком случае предоставляется ему, пустив несколько ракет, произвести атаку упомянутого укрепления открытою силою. При этом все батареи главного отряда, действовавшие по укреплению Эмир-оглы, обращают свой огонь на другие указанные им цели. Главная забота заключалась в том, чтобы овладение Ардаганом не потребовало от нас слишком большой потери в людях. Я признавал выгоднейшим посвятить взятию крепости несколько лишних дней, лишь бы не положить напрасно несколько сотен, даже десятков людей.

С наступлением темноты саперы, рабочие от полков с шанцевым инструментом и за ними артиллерия выступили на свои места.

К утру батареи были готовы и воорркены. Затруднение встретилось лишь на батареях № 5-й и 6-й, расположенных на высоте хотя и весьма выгодной для действий, но с очень крутым подъемом. Осадная артиллерия, сюда назначенная, особенно мортиры, не могла быть вовремя поднята. Пришлось совсем отказаться от устройства здесь мортирной батареи.

Это несколько задержало общее начало бомбардирования укреплений. Вместо рассвета, как предполагалось, оно могло быть начато лишь с 8-ми часов утра⁶³².

Действие батарей было направлено: № 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 6-й (5-я осталась невооруженною) – на укрепления Гелявердинских высот; прочих – на городские укрепления и город.

В 8 часов, после ракеты, разом грянули выстрелы со всех батарей.

В течение 6-ти часов сряду учащенная пальба не умолкала.

Артиллерия наша действовала с замечательным спокойствием, хладнокровием и меткостью. Видно было, как укрепление Эмир-оглы, или иная цель сегодняшних действий, поражалась во всех его пунктах, хотя оно со стойкостью продолжало отвечать.

Около полудня от начальника Ахалцихского отряда получено сведение, что он с молодцами елисаветпольцами и частью бакинцев поднялся по крутому и продолжительному (5 верст) подъему на Геля-вердинские высоты; имея во главе генерал-лейтенанта Девеля, занял с бою передовой турецкий лагерь и ожидает, когда артиллерия с другой стороны подготовит атаку укреплений. При подъеме на гору лихо выдвинулись с войсками четыре орудия 5-й конной батареи, столь близко к турецким батальонам, что в одном из орудий сразу переранена вся прислуга.

Я решил во 2-м часу начать атаку открытою силою на Эмир-оглы, как со стороны Ахалцихского отряда – с севера, так – с востока и юга.

Главная роль выпала опять на долю генерала Девеля и Елисавет-польского полка, давно уже находившихся в упорной рркейной перестрелке; хотя к тем же высотам для атаки направлены с других сторон из колонны генерала Геймана части Эриванского и Бакинского полков, но ко времени прихода их – укрепления были уже заняты елисаветпольцами. Неприятель, ослабленный артиллерийским огнем, не решился принять штыкового боя в укреплениях и покинул их по приближении наших войск.

По показанию пленных, укрепление Эмир-оглы и редут защищали три батальона (из коих один – низам арабистанский, прочие – редифы), под начальством самого энергического из местных турецких начальников, миралая (полковника) Кафтар-бека. Действия турок до последних минут атаки были действительно замечательны. Таким образом, честь этого дня принадлежит всецело артиллерии и елисавет-польцам.

Все атаковавшие войска собрались: елисаветпольцы – в укреплении Эмир-оглы; а остальные – возле него. Надо было видеть восторг молодых солдат после первого серьезного их успеха, особенно елиса-ветпольцев. Нескольким наиболее отличившимся из них мною тут же были пожалованы Георгиевские кресты именем Вашего Императорского Высочества.

Разрушенные казармы, изрытые валы, оставленные неприятелем тела ясно свидетельствовали о поражающем действии нашей артиллерии.

Потери наши были: Елисаветпольского полка один штаб-офицер (майор князь Макаев) и три обер-офицера раненых, нижних чинов 20 убитых и 84 раненых; кроме того, 9 раненых казаков и один всадник. В колонне генерала Геймана: убито нижних чинов 4, ранено 17.

Трофеи состоят из 10-ти орудий* и большого запаса в бывших среди укрепления, почти совсем разрушенных нашею артиллериею, трех деревянных казармах, предметов артиллерийского снаряжения, ружей и патронов.

Оставив гарнизоном в укреплении один батальон Елисаветпольского полка, прочие войска, захватив с собою взятые орудия, возвратились на ночь в свой лагерь.

Незадолго перед последнею атакою, когда было усмотрено, что часть гарнизона Эмир-оглы спускается вразброд по длинному скату горы и по балкам в город, партия состоящих в моем конвое горцев Терской области, под начальством 16-го драгунского Нижегородского полка капитана Панчулидзева, была послана мною проскакать между укреплением Эмир-оглы и городом, поперек пути бегущих из укрепления турок, для распространения между ними, по-видимому, начинавшейся паники. Смелая, небольшая партия эта, несмотря на направленный в нее огонь, лихо пронеслась как ей было назначено и, через отряд генерала Девеля, прибыла ко мне, когда я с покатости горы Алагез, где находился сначала, переехал на высоты возле Гелявердинских укреплений.

На левом фланге действий, 4-го мая, со стороны горы Алагеза. В то время, пока шла атака на Эмир-оглы, тифлисцы с артиллериею, постепенно подаваясь вперед, привлекли на себя орудийный и ружейный огонь с городских батарей и не дозволили отсюда высылать подкрепления на поддержание в их глазах падавших укреплений Гелявердинских высот. Особенное внимание при этом заслужил дивизион 1-й батареи 39-й артиллерийской бригады (капитан Никитин), смело подъезжавший для усиленной пальбы весьма близко к неприятелю. К ночи здесь войска отошли назад.

Часть войск на левом фланге оставлена для прикрытия артиллерии, на позиции на всю ночь; остальные отведены в лагерь.

По занятии Гелявердинских высот мы стали твердою ногою над Ардаганом.

Тут же, на месте, мною был указан способ действий для следующего дня.

Калибр их перечислен в приложении.

Держась строго того, чтобы сколь возможно сократить потерю в людях, предположено действовать артиллерийским огнем на городские укрепления, город и Рамазан-табие впредь до того, пока действия артиллерии не подготовят вполне успех штурма. Для Рамазана достигнуть этого можно было только при содействии мортир; между тем имевшиеся пять шестидюймовых мортир уже получили свое назначение на левом фланге нашей линии, а взятые из состава осадной артиллерии пять двухпудовых мортир могли прибыть из Ахалкалак только к вечеру 5-го мая. Это последнее, а также солидность Рамазан-табие и неизбежность больших потерь в случае обращения действий прямо на него, заставили на 5-е мая ограничиться для отряда генерал-лейтенанта Девеля лишь демонстрациею, рассчитывая производить бомбардирование Рамазана лишь на другой день (6-гб мая), после прибытия 2-пудовых мортир.

К тому же войска сильно утомились; от укрепления Эмир-оглы до лагеря было далеко; осторожность требовала собраться с силами, чтобы с уверенностью в успехе приступить к завершению столь успешно начатого дела.

5-го мая канонада началась лишь в три часа пополудни. Батареи размещены несколько иначе, чем было 4-го мая: почти все они выдвинуты вперед. Труднее других было колонне генерала Геймана (эриванцы, бакинцы, 1-я и 2-я гренадерские батареи), посланной из лагеря на Ге-лявердинские высоты без дорог, с фронта против главных городских укреплений. Я находился на левом фланге, на Алагезе, с тифлисцами, саперами, осадною артиллериею (10 девятифунтовых орудий и 5 шестидюймовых мортир). Войска генерала Девеля были по левую сторону Куры. Кавалерия свиты Его Величества генерал-майора Шереметева⁴ отправлена на крайний левый фланг к берегу Куры.

Неприятель ни в ночь, ни до 3-х часов 5-го мая не действовал; дозволил даже колонне генерала Геймана спокойно прикрыть свои батареи брустверами, спешною и искусною работою 4-й роты 1-го Кавказского саперного батальона, с помощью эриванцев, под энергическим руководством полковника Бульмеринга.

С первых же выстрелов, особенно с Гелявердинских высот, были заметны результаты весьма удачной артиллерии. С крайнего левого фланга неожиданно усмотрено, что неприятель отводит часть своего гарнизона из-под нашего огня.

Около 4*/₂ часов мною послан к генералу Гейману подполковник Мищенко с предложением: не следует ли, воспользовавшись положением дела, решиться на атаку сегодня же. Почти в то же время и генерал Гейман послал ко мне ординарца с тем же запросом. Несмотря на приближение вечера, я решился не откладывать на завтра и назначил временем начала атаки – 6 часов. Однако вести одновременно атаку и на Рамазан, по левому берегу Куры, я счел неудобным: этот отдельный сильный форт оставался неослабленным, а главное – явилась надежда игнорирования его: с высот обнарркилось, что – по устройству верков Рамазана – из них ни одно орудие не может действовать по городу.

Первою целью атаки были назначены: колонне генерала Геймана – рсрепления Сингер и Каз-тапаси, левому флангу – укрепления Мехраб-табие, Дюз-табие и № 7.

Пользуясь балками и лощинами, спускающимися с Гелявердинских высот, генерал Гейман повел пехоту незаметно для неприятеля балками, причем по правой балке двигались 1-й и 4-й батальоны эриван-цев с 4-ю ротою 1-го Кавказского саперного батальона в резерве; за ними следовал 2-й батальон эриванцев, а по левой балке – два батальона бакинцев. Войска эти, для уменьшения потерь, были развернуты в густые цепи, которые должны были сомкнуться лишь пред самою целью атаки. Став во главе колонны, генерал Гейман быстро занял небольшие высоты против укрепления Сингер; войска, засев за возвышенностью, открыли беглый и меткий огонь по укреплению; затем бросились на них с неустрашимым мркеством, под убийственным ружейным и артиллерийским огнем. Турки, не дождавшись эскалады укреплений, после учащенной ружейной стрельбы, обратились в бегство по направлению к мостам на Куре. В то же время 1-я и 2-я батареи Кавказской гренадерской бригады, участив стрельбу во время наступления нашей пехоты, спустились с высот к ней на помощь. Эриванцы, придерживаясь берега Куры для того, чтобы захватить мосты, попали под град пуль с высот и укреплений левого берега.

Распоряжения о наступлении левого фланга мною были поручены начальнику корпусного штаба. На Ахали наступал 2-й батальон тифлисцев в таком же порядке, как колонна генерала Геймана, имея сзади

3– й Кавказский саперный батальон, а на Мехраб-табие и Дюз-табие —

4– й тифлисский батальон. Они заняли названные укрепления и двинулись за бежавшими к верхнему мосту, где, особенно 4-й батальон, настигая массы толпившихся в тесных улицах турок, кололи их.

Пошла бойня по городским улицам, где из окон и дверей домов приходилось выбивать пулями и штыками скрывшегося неприятеля, особенно из дома паши. Много турок, теснимых своими же, в суматохе и при начинавшихся сумерках попадали в реку.

В это время подоспела кавалерия генерала Шереметева, причем взвод казачьей артиллерии сделал несколько выстрелов в мост по бегущим, с близкой дистанции.