Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 54 страниц)

Думается, что близкие знакомства с таким политическим мыслителем, как Кошелев, как Погодин (далеко не либеральных взглядов), во многом способствовали расширению идейных воззрений генерала на состояние государственной жизни страны. В дальнейшем мы еще узнаем, как, получив государственную власть, Лорис-Меликов в своих реформаторских планах важное место определял представителям общества^67.

Между тем заграничный отпуск пришлось прервать – Лорис-Меликов был вновь востребован. К осени 1876 г. угроза войны с Турцией становилась все более реальной. Кавказский театр военных действий должен был отвлечь силы противника от Балкан. В этих условиях наместник на Кавказе вынужден был вновь прибегнуть к услугам генерала – его срочно отозвали в Россию. Великий князь Михаил Николаевич так объяснил свои действия императору: просил одобрить назначение Лорис-Меликова командующим корпусом, так как он проявил себя не только как военачальник, но и как администратор, что очень важно иметь в виду при «устройстве управления занятой части неприятельской стороны», «никто лучше генерал-адъютанта Лорис-Меликова не подготовлен к этой роли»^68.

* * *

Александр II тут же откликнулся. 11 ноября 1876 г. последовал Высочайший приказ о назначении М.Т. Лорис-Меликова командующим действующим Корпусом на кавказско-турецкой границе с «оставлением в звании генерал-адъютанта и по Терскому казачьему войску»^{69. 7 декабря предписанием великого князя Лорис-Меликову определялся широкий круг обязанностей и полномочий командующего Корпусом. Ему давалась «полная самостоятельность во всех действиях по устройству, расквартированию и боевых операций вверенных ему войск»70. В подчинении генерала оказалось 50 тысяч сабель и штыков, 152 орудия. Предстояло вести военные действия на огромном фронте – 300 верст пересеченной, во многом гористой местности.}

Авторитет командующего Корпусом был очень велик: и в войсках, и среди местного населения знали о его заслугах в прошлой войне, о разумных отношениях с людьми различных национальностей. И сейчас, приняв командование, Лорис-Меликов часто вступал в простые разговоры с жителями на их родном языке, пытался заручиться поддержкой и тех, кто стремился продолжить борьбу за свою национальную независимость. Для этого пришлось установить контакты с влиятельными командирами мятежников – они приходили (еще до военных действий) в корпусную квартиру, где им была обещана награда, если их соплеменники будут вести себя лояльно по отношению к русской армии.

Но больше всего вызывала тревогу готовность Корпуса к военным действиям. Осмотрев вверенные войска и обнаружив малочисленность Эриванского отряда, командир Корпуса ходатайствовал перед главнокомандующим великим князем Михаилом Николаевичем об усилении этого подразделения. Затем поручил полковнику Каханову представить соображения о турецких крепостях и способе их овладения – Лорис-Меликов понимал, что наиболее ожесточенные сражения развернутся именно вокруг этих мощных укреплений^71.

Генерал, естественно, задумался и над планом предстоящих сражений. Никаких конкретных указаний по этому поводу не поступило – рассчитывать приходилось только на собственное понимание задачи. Было известно, что противник на Кавказском фронте имел более чем двойное превосходство в силах, не говоря рке о мощных укреплениях. Поэтому, считал Лорис-Меликов, наступление к Эрзеруму «теперь затруднительно». Возникает другой план: «В немедленном занятии войсками главных сил и Ахалцыхского отряда боевых позиций невдалеке от границ таких, которые прикрывали бы нашу территорию от вторжения турецких сил и облегчили бы дальнейшее наступление, а также послужили бы основанием для летучих и рекогносцировочных отрядов». Задача этих отрядов весьма ответственна. Предстояло выяснить дополнительные сведения о неприятеле, его укреплениях и только после этих действий решать содержание и направление наступления: идти на Ардаган, Карс или продвигаться «в глубь края, водворяя наше управление и обходя крепости, оставляя для наблюдения за ними лишь небольшие отряды, или же придется выжидать подкреплений»^72.

Для осуществления такого плана потребуются дополнительные силы, о чем в очередной раз и просил высшее начальство Лорис-Меликов, объясняя такую необходимость. Получив подкрепления (по крайней мере одной пехотной дивизии), можно будет успешно действовать как внутри Кавказа, так и на фронте с турецкой армией. А захватив провинции в Малой Азии, русские войска этим самым лишили бы Порту возможности пополняться рекрутами для ведения войны на Балканах. Разумная просьба командира Корпуса тогда не могла быть удовлетворена.

12 (24) апреля 1877 г. Александр II издал Манифест о войне с Турцией. В этот же день появился приказ Лорис-Меликова по действующему корпусу в связи с предстоящим вступлением войск в пределы Азиатской Турции. В нем строго предупреждалось, что достоинство России требует, чтобы с занятием турецких провинций спокойствие среди местного населения «утверждалось прочно». «Никто ни под каким предлогом не должен преследовать жителей, какой бы национальности они ни принадлежали; не пользоваться бесплатно их имуществом, воевать только с теми, кто поднимет оружие на защиту турецкого правительства»^73.

Перейдя границу тремя отрядами, войска Корпуса штурмом взяли крепость Баязет. Нависла угроза над Ардаганом. В ставке Лорис-Меликова возникли споры – с какой стороны начать штурм города. Командующий Корпусом, исходя, по его словам, из «здравого смысла», решил, что со стороны Карса действовать наиболее целесообразно – противник этого не ожидал: «Значит, отсюда и надо напасть, чтобы застать их врасплох»^74.

4 мая около пяти часов утра Лорис-Меликов обнаружил, что некоторые осадные артиллерийские батареи не пригодны для успешной бомбардировки – их снаряды не долетят до противника, а другие вообще «обращены были совсем в другую сторону». Пришлось срочно изменить расположение батарей, после чего орудия могли прицельно стрелять по городским укреплениям^75.

5 мая командование предложило турецкому коменданту сдать Ардаган. Согласие последовало, но при условии увода из крепости гарнизона с оружием. Такой вариант был отвергнут. Дав команду к штурму, командир Корпуса лично руководил атакой и вместе со своим штабом продвигался вслед за движением штурмующих колонн. Вступив в город и узнав о начавшихся грабежах, Михаил Тариелович прекратил их и начал наводить порядок. Русские захватили большие трофеи и 400 пленных; было убито 1750 турецких солдат и офицеров. Велико было ликование населения Закавказья. В Тифлисе отслужили благодарственный молебен. За взятие Ардагана Лорис-Меликов был пожалован орденом Святою Георгия III степени. И в дальнейшем Корпус успешно громил неприятеля. Вот выписка из послужного списка Лорис-Меликова: «За отличие, оказанное при разбитии армии Мухтара-паши на Аладжинских высотах, Всемилостивейше пожалован орденом Святого Георгия II степени»^76.

Готовясь к штурму Карса, Лорис-Меликов успешно проявил способности образованного, умного и здравомыслящего человека, преследовавшего одну цель – взять неприступную крепость, наиболее целесообразными действиями победить противника (см. документ № 11). Свободно объясняясь на турецком, персидском, армянском языках, он (как и прежде на Кавказе) охотно принимал у себя влиятельных лиц покоренной местности и, доброжелательно беседуя с ними, часто выяснял состояние сил неприятеля. Командующий Корпусом, допрашивая пленных, запросто беседовал с простыми крестьянами. Все это, по словам очевидца, приводило к нркному результату: «Зная, как свои пять пальцев, всю подноготную театра войны, он безошибочно мог определить степень достоверности сведений, доставляемых лазутчиками»^77.

Хорошо понимая, как важно расположить к русским турецкое население, Лорис-Меликов обратился к жителям ардаганского санджака со словами: «Русский царь воюет вовсе не с вами, он нисколько не желает притеснять вас в вашей вере, в вашем языке и в ваших обычаях. Посмотрите на меня самого: вы сами знаете, что я не коренной русский, что я исповедую армянскую веру, говорю на своем языке. Все это не помешало мне быть сардаром войск русского царя, потому что русский царь награждает всякого по его заслугам и способностям, не разбирая того, кто мусульманин и кто христианин, кто русский и кто армянин. В нашем войске не мало генералов-мусуль-ман, из черкесов и татар. Живите себе спокойно, занимайтесь вашими делами, и никто не тронет вашей веры»^78.

* * *

Битва за Карс приближалась. Лорис-Меликов понимал свою ответственность за это сражение, которое становилось главным в его военной карьере. В журналах военных действий, многочисленных докладах генерала великому князю Михаилу Николаевичу, в переписке командира Корпуса с начальниками отрядов, в дневнике Михаила Тариеловича и других документах ярко прослеживается глубокая озабоченность состоянием войск, жизнью и настроениями солдат. С особой тщательностью анализируются намечаемые удары, роль отдельных отрядов в предстоящем штурме. Впечатляют материалы, раскрывающие суровую жизнь командующего Корпусом: многочисленные осмотры частей в условиях горной местности и бездорожья, бессонные ночи, случайная пища и другие невзгоды подрывали здоровье генерала^79.

Между тем противник сумел сосредоточить свои силы: под знаменем Мухтара-паши собрались воины из отдаленных уголков Малой Азии – Багдада, Дамаска и других городов и населенных пунктов. В результате были сформированы две турецкие армии. Неприятель значительно усилился. Обстоятельства складывались не в пользу русских – пришлось отказаться от блокады Карса.

Эта неудача, отступление Корпуса Лорис-Меликова, вызвала различную оценку в исторической литературе. Одни исследователи считали отступление русских ошибкой^{80. Другие – вынужденным, но совершенно целесообразным действием, приведшим к дальнейшему успеху русского оружия. Сам же Лорис-Меликов свидетельствовал, что войска Мухтара-паши в то время в численном отношении были в полтора раза сильнее русских, у которых в тылу находились восставшие народы Чечни и Дагестана. Войска поэтому не могли наступать против турок – нужно было сдерживать недовольство мусульманского населения. «Перед нами, – рассказывал Лорис-Меликов, – превосходящей численностью неприятель, сзади горючий материал, для которого была нужна лишь искра, лишь единоверная рука, протянутая в интервал русских войск хотя бы в виде двухтысячного отряда кавалерии, чтобы пожар, раздуваемый религиозным фанатизмом, вспыхнул со страшною силою, и нам пришлось бы запереться в собственных крепостях, окрркенных слившимися силами внутренних и внешних врагов»81. Поэтому войска Корпуса, не проводя широкомасштабного наступления, тревожили противника ежедневными рекогносцировками, фланговыми атаками, ложными маршами. Все это удерживало турецкую армию. Время было выиграно – с Волги и из-под Москвы подошло подкрепление.}

Генерал-майор С.О. Кишмишев, книгу которого о войне в Турецкой Армении в 1877—1878 гг. высоко оценил Михаил Тариелович, специально рассмотрел этот эпизод отступления русских и дал ему оценку. По его мнению, снятие осады Карса «история запишет в число замечательных военных событий». Действующий Корпус русских солдат, уступающий по своей численности неприятелю, умело уходит из-под грозной, хорошо воорркенной крепости, уходит без потерь, ничего не оставив противнику. «Таким счастливым исходом мы обязаны исключительно энергии командующего корпусом, обнаруживавшейся в последние дни осады в изумительной степени: он все предвидел, все предусмотрел, всем распоряжался лично, все принял в соображение. Успех дела был достойною и лучшею наградою за громадные труды и заботы, понесенные в эти дни генерал-адъютантом Лорис-Меликовым»^82.

Тут нам хотелось бы сделать некоторое историографическое отступление. В 1888 г. в «Русской старине» была опубликована статья А.М. Войнова «Бой под Зивином в азиатской Турции», предпосланная необычным предисловием от редакции журнала. В нем отмечалось, что автор статьи, стремясь снять с себя упреки (за неудачный исход боя), которые содержались в указанном труде Кишмишева, пытается взвалить ответственность на других. Эпизод этот имел важные последствия: снятие осады Карса было во многом связано с поражением русских под Зивином. Поэтому редакция, придерживавшаяся принципа беспристрастности, решила опубликовать статью, смягчив некоторые сркде-ния ее автора, «не касаясь существа предмета»^83.

Дело в том что, полемизируя с Кишмишевым, Войнов осуждает и Лорис-Меликова за его якобы неумелое руководство операцией, за двоевластие в командовании: главную роль играл генерал Гейман, а «корпусной командир находился здесь только для общего руководства»^{84. Думается, что указанное предисловие преследовало цель не только восстановить в принципе историографическую справедливость, но и непосредственно защитить авторитет Аорис-Меликова (в отредактированной статье он называется бесфамильно, только – «корпусной командир»), с которым редактор «Русской старины» М.И. Се-мевский был в дружественных отношениях. 7 июля 1887 г. Семевский специально приехал к Михаилу Тариеловичу в Веве и, как нам представляется, познакомил его с первоначальным текстом статьи Войнова, получив необходимые консультации для намечаемого к публикации предисловия85.}

* * *

Для понимания подлинной роли Аорис-Меликова в Кавказских войнах необходимо выяснить характер его взаимоотношений со своим непосредственным начальником – великим князем Михаилом Николаевичем. В этой связи нас интересует и другой вопрос: как складывались слркебные отношения между великим князем и военным министром Д.А. Милютиным, представлявшим высшую либеральную бюрократию? Его дневниковые записи выясняют некоторые интересующие нас обстоятельства, иногда раскрывающие скрытые, глубинные мысли их автора. Такой курс исследования способствует определению места начальника Терской области, а потом и командира Кавказского корпуса в многотрудных ратных делах и позволяет изучить достоверность информации, получаемой императором от великого князя о Лорис-Меликове – человеке, который станет вторым лицом в государственной иерархии.

Военный министр и наместник Кавказа были далеко не единомышленниками; правда, острых конфликтов между ними не происходило – либеральному министру приходилось считаться с августейшей особой, но серьезные разногласия имелись. Великий князъ был противником многих положений военной реформы, проводимой Милютиным. Не соглашался с политической ролью Закаспийского края^{86, стремился получать дивиденды от железнодорожного строительства. 18 апреля 1875 г. Милютин записал в дневнике: «Говорят, что в. к. Михаил Николаевич бомбардирует великих князей Константина Николаевича и наследника цесаревича телеграммами, в которых убедительно упрашивает их, во имя дружбы, отстоять Бакинскую дорогу. Крайне прискорбно и грустно, что дух спекуляции и жажды наживы до такой степени обуяли всех не только государственных людей, но даже членов царской фамилии»87.}

Приведенные свидетельства важны для понимания дальнейшего: приближались решающие моменты войны на Кавказском фронте – наступление, штурм Карса. Как же в этих условиях вел себя великий князь? 25 июня 1877 г. из Александрополя он писал императору, что Лорис-Меликов «благоразумно» отступил от Карса и собирает силы для контратаки. Что же в это время делает он сам, главнокомандующий всей Кавказской армией? Пришлось об этом доложить: «Теперь я должен объяснить, почему я решился выехать из отряда под Карсом и прибыть сюда. Когда я в конце мая приехал туда, то генерал-адъютант Лорис-Меликов уже предлагал мне вступить лично в командование действующим Корпусом; я не согласился»^{88... Весьма симптоматичное признание! Брату царя предстояла возможность проявить себя в решающих сражениях, а он отказался. Не хотел, оказывается, обидеть Лорис-Меликова: дела, дескать, шли хорошо и, взяв на себя командование, он тем самым смещал «на низшую должность командующего Корпусом». Это первая причина. Вторая – командующий всеми войсками на Кавказе вынужден «переезжать из одного отряда в другой» (напомним, что этот Корпус был основной силой всей Кавказской армии)... «Поэтому, – чистосердечно признается Михаил Николаевич, – я в отряде занимал роль пассивную».}

Эта «пассивная роль» диктовалась, по мнению великого князя, сложившимися обстоятельствами: в присутствии своего августейшего начальника Лорис-Меликов «становился нерешительным», обращался за советами, терял «собственную инициативу в своих решениях»^{89. Так, думается, началось развенчание деятельности командира Корпуса, о котором раньше в письмах к императору содержались только восторженные отзывы.}

10 июля 1877 г. это письмо фельдъегерем было доставлено Александру И, который ознакомил с ним военного министра Д.А. Милютина, записавшего в дневнике: «Замечательно в этом письме лишь то место, где великий князь, как бы оправдывая свой отъезд из действующего корпуса, выставляет разные неудобства и невыгоды своего личного пребывания при войсках. Все, что пишет он, буквально применяется и к пребыванию государя при здешней армии»^{90. Другими словами – вмешательства царских особ в командные действия лишь тормозили (а иногда и нарушали) ход военных операций, внося сумятицу в намеченные планы91.}

Именно на это обстоятельство указывал Лорис-Меликов в обширном письме (см. документ № 16) к Белоголовому в октябре 1886 г., раскрывая закулисную сторону войны с Турцией. Граф писал, что придет время, когда материалы «ознакомят русское общество с возникновением как на Азиатском, так, вероятно, и на Балканском театрах войны, неурядиц и самодурства, благодаря безнаказанности членов Императорской фамилии и неразлучно сопровождающей их сволочной камарилии».

Такая обстановка, когда отвергались разумные планы военных действий, предложенные Лорис-Меликовым (например, его справедливое мнение о невозможности вести успешные наступательные действия в болотистом Рионском крае), сильно его раздражала. Виной всего этого и был великий князь Михаил Николаевич. «Благодаря отвратительным свойствам этого человека, – с негодованием писал Михаил Тариелович, – я вынес в течение всей прошлой войны такие страдания, подробное изложение которых потребовало бы новые десятки страниц»^92.

Между тем подготовка к наступательным действиям требовала целесообразного и энергичного управления войсками Кавказа со стороны великого князя, пытавшегося убедить царствующего брата в своей оперативной деятельности. При этом вскрывается рке наметившаяся тенденция на дальнейшее принижение роли Аорис-Меликова в ратных делах. Михаил Николаевич сообщает Александру II, что во всех инспекционных поездках его сопровождает генерал-адъютант князь Свято-полк-Мирский и великий князь «пользуется его советами». Это первое. «Во-вторых: ради слабого здоровья генерал-адъютанта Аорис-Меликова, рке раза два намекавшего, что он болен и нркдается в отдыхе. Если бы действительно пришлось отпустить Аорис-Меликова, то я имею в виду поручить командование Корпусом генерал-адъютанту князю Мирскому»^93.

В чем дело? Накануне штурма Карса нависла угроза отставки популярнейшего, так нужного для предстоящих боев генерала. Достаточно вдуматься в текст приказа по армии от 14 августа 1877 г., где указы ва-ется, что великий князь «принял на себя непосредственное руководство над действиями Корпуса», а Лорис-Меликову остается только «выполнять его указания» (см.: Тифлисский вестник. 1877. 21 авг.). Трудно выяснить подлинные мотивы великого князя, но ясно одно: между августейшим наместником Кавказа и командующим Корпусом произошли какие-то серьезные разногласия. Приехавший с Кавказа генерал-лейтенант Н.Н. Обручев во многом (в личных рассказах) прояснил обстановку, сложившуюся вокруг «бесхарактерного» кавказского наместника, на которого «вредное влияние» оказывал князь Д.И. Святополк-Мирский, что и привело к «интригам между разными партиями: грузинской, армянской и польской»^{94. Правда, о самом генерале Обручеве великий князь в письме к императору отзывался весьма лестно, стремясь одновременно умалить роль Аорис-Меликова – во время боев 20, 22 сентября и 3 октября Обручев находился «безотлучно при командующем Корпусом и фактически исполнял должность его начальника штаба»95. За это и заслуживает награждения орденом Святого Георгия Ш степени. Сам же Лорис-Меликов, «несмотря на свое расстроенное здоровье, неутомим, не спит ночи, работает днем и ночью». Но не он, оказывается, главная опора – «генерал-адъютант Святополк-Мир-ский мой самый надежный советник»96.}

В действительности же все было иначе. Главную роль в проведении операции играл Лорис-Меликов (см. документ № 12). Участник сражения штабс-капитан Н.И. Сперанский в письме к жене (6 ноября, 4 часа дня) ярко описывал события: «Часов в 5—6 вечера мы узнали по секрету, что на сегодняшнюю ночь назначен штурм Карса... Наступило 8 часов вечера. Почти полная луна высоко взошла на небе и осветила ярким серебряным светом белые стены и минареты страшной и могучей крепости... Наконец с облегчением мы узнали, что вел. кн. с корпусным командиром Лорис-Меликовым выехали из своей ставки и отправились на позицию. Это было в начале 9-го часа вечера, к этому же времени все войска, назначенные для штурма, стояли уже на своих местах в нескольких верстах от Карса»^97.

* * *

Главное сражение под руководством Лорис-Меликова успешно завершилось. 6 ноября в 10 часов утра командующий Корпусом был в Карсе. Почти все жители попрятались. Только незначительная группа от армян и турок встретила победителя с хлебом-солью. Потом появилась еще одна депутация, в числе которой находился и пленный начальник артиллерии Карса Гусейн-бей. На вопрос Лорис-Меликова: «Не лучше ли было сдать Карс и избегнуть кровопролития, чем быть свидетелем такой печальной картины?» – он ответил: «Такую крепость, как Карс, нельзя было сдать без боя»^{98. Жители же, по словам корреспондента, говорили: «Если бы наш паша был хоть 95/₁₀ так умен, как Лорис-Меликов, то Карс никогда не мог быть взят русскими, и русские были бы разбиты»99.}

Анализируя причины победоносного штурма крепости, историк В. Гиппиус указал на два обстоятельства. Присутствие великого князя вселяло в солдат и офицеров мужество и храбрость, проявленные в труднейших условиях. Но обаяние главнокомандующего могло разбиться о беспорядки и неурядицы – чего не было... «Отряд ни в чем не нуждался, все были тепло одеты, хорошо обуты, сыты, и во всем проглядывал избыток, свидетельствующий о неуклонных заботах и верных, опытных административных соображениях, энергической воле и отеческой заботливости командовавшего действующим Корпусом генерал-адъютанта Лорис-Меликова. Кумир армянского населения, любимый войсками, спокойный, находчивый, никогда не терявшийся, он имел громадное преимущество перед другими. Население внимало ему как оракулу, и ослушаться его никто не смел, всякий считал за счастье сделать ему что-нибудь в угоду»^100.

В самом Карсе праздновали победу. На террасе губернаторского дома был подан завтрак. За столом – великий князь, Лорис-Мели-ков, князь Мирский и другие генералы. Воины попроще расположились вблизи: скатерть на земле, и по-турецки сидящие офицеры и солдаты поддерживали тосты и утоляли свой аппетит. Первый тост за государя, потом за великого князя, который, в свою очередь, провозгласил тост за своего доблестного ближайшего сотрудника – Лорис-Меликова. «Нет ничего удивительного, – свидетельствовал князь В.П. Мещерский – что «Ура!», которое ему крикнули, звучало искренно, громко и сопровождалось киданием шапок в рядах теснивших нас солдат»^101.

Наступили будни. Дом, занимаемый командиром Корпуса, был переполнен просителями – турками и армянами. Лорис-Меликов терпеливо и доброжелательно выслушивал их просьбы, ему верили, людская молва по достоинству оценила генерала.

Радостно приветствовали взятие Карса в различных кругах России. 7 ноября 1877 г. председатель Комитета министров П.А. Валуев записал в дневнике: «Карс взят штурмом. Самое блистательное дело нашего века. Хвала и слава Кавказской армии». Назвал Валуев и главного виновника торжества: Лорис-Меликов «победитель Карса»^{102. Днем раньше и Д.А. Милютин отметил в дневнике: «Сегодня великая радость: телеграмма великого князя Михаила Николаевича о взятии Карса»103.}

^

Мы имеем возможность взглянуть на это крупнейшее событие войны шире, документальнее. В фонде великого князя Михаила Николаевича сохранился перечень главных событий войны 1877– 1878 гг. в Азиатской Турции, в которых видна главная роль Лорис-Меликова: «12 апреля 1877 г. переход через границу главных сил Корпуса под начальством генерал-адъютанта Лорис-Меликова». 5 мая взятие Ардагана войсками Геймана и Деваля «под личным начальством генерал-адъютанта Лорис-Меликова». 20, 21 и 22 сентября сражение с турецкой армией под Аладжинскими высотами... «под начальством генерал-адъютанта Лорис-Меликова и под личным руководством Его императорского высочества». С 5 на 6 ноября штурм крепости Карс «под начальством генерал-адъютанта Лорис-Меликова и под непосредственным руководством его императорского высочества»^{104 105}.

После взятия Карса состоялся парад войск; перед фронтом выстроились все командиры, и великий князь взволнованно объявил благодарность за доблестную слркбу. «Когда, – пишет историк, – отдельные начальники разошлись к своим частям, Его высочество выехал перед строем. Вынув саблю и скомандовав «на караул», он отсалютовал генерал-адъютанту Лорис-Меликову и, обратясь к войскам, крикнул: «Корпусному командиру ура!» Корпусной командир, сняв фуражку, бросился к великому князю, который горячо его обнял, и затем поклонился войскам, кричавшим от всего сердца «ура!»^106.

Описав это событие, корреспондент «Голоса» отметил, что такое эмоциональное приветствие великого князя, адресованное виновнику успешного штурма и в его лице всем его участникам, «высоко поднимает дух армии», удесятеряет ее силы и нравственные возможности. Заслуги же самого Лорис-Меликова выделяются особо. Честь этому замечательному генералу отдают не только русские, но и иностранные публицисты. «За границей имя его пользуется известностью, как храброго воина». Вот что писал корреспондент французской газеты «Тешр5»: «Лорис-Меликов вполне светский и ученый человек. В нем сейчас виден солдат школы Паскевича. Он далеко еще не стар (ему 52-й год) и располагает к себе всех кротостью своего обращения»^107.

Понятное дело, столь высокая оценка заслуженного генерала, публично продемонстрированная великим князем, в других условиях им

скрывалась: в письме императору Лорис-Меликов не восхвалялся – пришлось сместить акценты, а иногда и слукавить. Из генералов, причастных к штурму Карса, был выделен Святополк-Мирский, который якобы «первый заявил мысль о ночной атаке», что, дескать, и способствовало успеху. Упомянут и Лорис-Меликов, руководивший «всем делом»^108.

А вот что рассказывал о штурме Карса сам Михаил Тариелович: «Ночной штурм Карса был подготовлен мною целым рядом приготовлений, направленных на усыпление бдительности турок и на то, чтобы не дать им возможности представить себе, что 20 тысяч русских решатся штурмовать форты, могущие сделать честь любой первоклассной европейской крепости, вооруженные 300 орудиями новейших систем и защищаемые тоже двадцатитысячным гарнизоном»^109.

Так или иначе, но правда, думается, победила. Александр II узнал, кто был подлинным героем при штурме Карса, – Лорис-Меликов получил грамоту, в которой высоко оценивалась роль генерала в ратном подвиге: «Генерал-адъютанту, генералу от кавалерии, командующему действующим корпусом на Кавказско-Турецкой границе Михаилу Ло-рис-Меликову.

В награду мркества и примерной распорядительности вашей, увенчавшихся новым подвигом наших войск при взятии штурмом турецкой крепости Карс, 5 ноября, всемилостивейше пожаловали мы вас кавалером императорского ордена Нашего Святого равноапостольского князя Владимира первой степени с мечами»^110.

Карс был взят, но война продолжалась. Продолжались и интриги, направленные на развенчание прославленного генерала. Но тогда, в годы войны, о своих моральных страданиях приходилось молчать. Михаил Тариелович позволял себе иногда признаться лишь о состоянии своего физического здоровья. 25 ноября 1877 г. он писал великому князю: «Здоровье мое, к сожалению и весьма некстати, сильно пошатнулось. К физическому утомлению, которое чувствовал я после взятия Карса, присоединился теперь невыносимый кашель, лишивший меня ночного сна. Но делать нечего: буду держаться до последней крайности»^111.

Отстаивая интересы дела, все невзгоды приходилось преодолевать. 17 января 1878 г. с фельдъегерем Лорис-Меликов получил ультимативное письмо от Святополк-Мирского и начальника штаба армии. Предлагалось до конца этого месяца овладеть Эрзерумом (см. документ № 13). В случае невозможности – «объяснить подробно причины»^{112. Столь неожиданное требование вызвало протест командира Корпусом, заявившего великому князю, что овладение Эрзерумом «не входило в программу наших действий», так как атака укрепленного города в зимних условиях, «когда вся окружающая равнина покрыта сильным снегом глубиною не менее двух аршин – составляет предприятие в высшей степени рискованное». Кроме того, «неудавшаяся атака ухудшит наше материальное положение», а в нравственном отношении ослабит выгоды, полученные «рядом существенных успехов и побед»113. Вероятно, эти разумные доказательства охладили пыл Мирского – штурма не состоялось, а в дальнейшем Эрзерум сам сдался на милость победителя. Жизнь сотен российских солдат была спасена.}

Позиция князя Мирского, его интриги, мешающие осуществлению продуманных действий Лорис-Меликова, не ускользнули от современников. Особенно выразительно высказался по этому поводу князь Мещерский в начале декабря 1877 г. в письме к цесаревичу Александру Александровичу. Правда, рассказывая о военных событиях, он не всегда точно о них судил, но основную тенденцию выразил верно: Мирский стремился «потопить Лориса и стать на его место». Для этого применяются «подпольные невообразимые интриги», направленные на раздробление сил Корпуса, дискредитацию его командира в войсках. При этом Мирский – инициатор Рионского наступления, закончившегося «страшным истреблением солдат», был награжден орденом Владимира I степени, «который получил Лорис за взятие Карса!», – возмущался Мещерский.

Автор письма к цесаревичу не скрывал своих симпатий к Лорис-Меликову, весьма проницательно и дальновидно оценил его способности: «В Тифлисе мне рассказывали, что будто бы Вы терпеть не можете Лориса, и в последний приезд Ваш на Кавказ выказали и высказали это довольно резко. Не знаю, как теперь Ваше мнение о Лорисе, но одно могу сказать: это одна из самых умных личностей типа государственного человека, и вдобавок честная, как спартанец относительно денег! Тонкость его ума, образованность и ловкость этого человека замечательны, и если когда-либо Вы бы задали себе вопрос: что делать с Аорисом, все знающие его сказали бы единогласно: вот тип посла, в Англию, если не в Константинополь (авось там уже его не будет), или министра Госуд. Имущ., ибо его отличительная черта, это быть тем, чем у нас никто не умеет быть: хорошим администратором!»¹¹⁴