Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 54 страниц)

В 11 часов вечера мушир выехал из лагеря в Карс, в сопровождении полковника Лорис-Меликова и других офицеров, с конвоем Донской казачьей сотни и хора драгунских трубачей. При расставании мушир пригласил командующего корпусом на следующий день к себе обедать. 27-го утром все наши войска снялись с лагеря под Карсом и направились к городу Александрополю. Того же числа в 11 часов утра генерал-лейтенант Хрулев со штабом своим отправился в Карс. За несколько верст от города он был встречен анатолийским муширом и всем штабом его, в полной парадной форме. Близ города войска турецкие стояли вдоль дороги развернутым фронтом и при салютации из орудий отдали честь командующему корпусом. Генерал-лейтенант Хрулев объехал линию, а затем войска турецкие проходили церемониальным маршем, потом маневрировал батальон стрелков, показывая гимнастические упражнения приемов штыками и рассыпной строй. Ловкость и развязность турецких солдат, особенно при построениях беглым шагом, обратили общее внимание присутствующих, тем еще более, что батальон этот сформирован из новобранцев, только восемь месяцев тому назад поступивших на службу. Пехота делала также эволюции и ружейные приемы; в заключение, осмотрев артиллерию, генерал-лейтенант Хрулев отблагодарил войска. В Карсе командующего корпусом ожидал почетный караул; после закуски в квартире мушира его превосходительство был приглашен отдохнуть в особо приготовленном для него доме. В шесть часов вечера мушир пришел к его превосходительству и пригласил его к обеду. Стол был роскошно убран цветами и нарочно привезенными из Эрзерума хрусталем, серебряною посудой и канделябрами. За обедом мушир провозгласил тост за благоденствие Российского Императора, на что командующий корпусом отвечал тостом его величества султана. Затем последовали тосты: в честь Наместника Кавказского, командующего корпусом, мушира Анатолийской армии и бывшего начальника Карсской области. Обед был заключен речью мушира, в коей выражалось благоговение к Его Величеству и искреннее желание прочной дружбы.

28 июля командующий корпусом отдал прощальные визиты главным турецким сановникам, отблагодарив их за радушный прием. К

28-му же числу полковник Аорис-Меликов произвел окончательную передачу управления области и в присутствии командующего корпусом получил от анатолийского мушира благодарственный адрес. При отъезде командующего корпусом из Карса мушир сопровождал его превосходительство в парадной форме за черту города; здесь ожидали турецкие войска в развернутом фронте и отдали честь, при салютизации из орудий. В заключение дружески простившись с му-широм, его превосходительство пересел в экипаж и отправился к Александрополю.

Полковник Аорис-Меликов оставлен был еще в Карсе для совместного следования с зятем мушира Асяф-Беем, который имеет поручение доставить Его Высокопревосходительству Наместнику Кавказскому письмо Исмаила-паши, в коем он изъяснил полную и искреннюю благодарность за дружественный привет и управление краем.

29-го июля все войска, бывшие в Карсской области, вступили в свои границы и расположились лагерем на левом берегу Арпачая, близ г. Александрополя.

/. Письмо г. генерал-лейтенанта Хрулева к муширу Исмаилу-пагие, от 12-го июля 1856 года, в гор. Карс.

«Из отправленного уже к нам, за отсутствием моим, предварительного уведомления от Начальника Штаба генерал-майора Ольшевского, вашему превосходительству известно, что Карс и другие земли Оттоманской Империи, занятые войсками и временным управлением Государя Императора, должны быть переданы в настоящее время оттоманским властям. Чтобы устроить это дело хорошим порядком и признать полезным командировать к вашему превосходительству того штаб-офицера, которому было вверено главное управление в Карсе и санджиках, а именно Гвардии полковника Лорис-Меликова. Штаб-офицер этот получил от меня приказание войти на личное совещание с вами о том, как будет угодно вашему превосходительству ввести в упомянутые земли оттоманской власти. Мое особое и искреннее в этом случае желание состоит в том, чтобы край не остался ни на один день без управления и чтобы порядок и спокойствие, о поддержании которых мы всегда деятельно заботились, не были прерваны или ослаблены. Поэтому, не благоугодно ли будет вашему превосходительству передать полковнику Лорис-Меликову распоряжения ваши по настоящему делу, сообразоваться с которыми и изъявляю готовность. Если ваше превосходительство заблагорассудите сами прибыть в Карс, то я с особенным удовольствием прибуду туда же, чтобы воспользоваться таковым приятным случаем познакомиться с генералом, которого имя давно уже имею честь знать, и вместе с тем содействовать упрочению дружественных сношений между двумя великими Державами».

II Перевод письма мушира Анатолийской армии Исмаил-паши к г. командующему Действующим Корпусом на кавказско-турецкой границе от 26-го зиль-каада 1272 года гиджеры (16-го июля 1856 года).

«Сего числа от вашего превосходительства прибыл в Эрзерум полковник Лорис-Меликов с благосклонным вашим письмом, в котором изволите изъявлять желание насчет свидания нашего в Карсе. Приняв полковника Лорис-Меликова с полным уважением и усмотрел из объяснений его, что ваше превосходительство имеет намерение пожаловать в Карс и ожидать там моего прибытия для свидания и личных со мной переговоров, и что с целью выражения именно этого желания вашего, означенный полковник отправлен ко мне. Вследствие столь дружелюбной благосклонности и внимания вашего превосходительства, доставивших мне неописуемое удовольствие, я вменяю себе в приятную и непременную обязанность прибыть в Карс и иметь удовольствие свидания с вашим превосходительством. Что касается до очищения и передачи Карса и вообще Карсской области, то, согласно последовавших перед сим от моего правительства распоряжений, а также сообразно с получением от начальника вверенного вам Штаба письмом, я отправил в Карс с частями регулярных войск начальника штаба Анатолийской армии мир-лива Гус-сейна-пашу и об этом уведомить г. Ольшевского и равномерно донес моему начальству; при сем почтительнейше присовокупляю, что по соглашению с полковником Лорис-Меликовым я полагаю прибыть в Карс не раньше, как по окончании означенным Гуссейн-па-шою дела насчет очищения Карса, и отправляясь отсюда по прошествии пяти дней от сегодняшнего числа, имею честь покорнейше просить зависящего и от вашего превосходительства распоряжения к точному осуществлению соглашений моих с полковником Лорис-Меликовым; за сим имею честь свидетельствовать о чувствах моего глубочайшего почтения к искренно дружественной преданности в ответ на почтеннейшее и дружелюбное письмо вашего превосходительства» .

III. Перевод адреса, данного муишром Анатолийской армии Изма-ил-пашою, бывшему начальнику Карсской области гвардии-полковнику Аорис-Меликову.

«Высокостепеннейший, высокопочтеннейший друг и благоприятель, милостивый государь! Во время управления вашего Карсскою облас-тию, жители оной, огражденные вами от всяких стеснений, в чувствах благодарности объяснили мне о том письменно в день вступления моего в город Карс. Это обстоятельство доказывает как человеколюбие ваше, так и высокое и точное знание своих обязанностей; убедились лично на месте в совершенной справедливости вышеизложенного, я приношу вам за это искреннюю благодарность и полное удовольствие и уверяю вас, что после этого я удвоил то глубокое уважение и дружбу, которую питал к вам до сего времени. Карс. 7-го зяльгиджи 1272 года гиджяры (27-го июля 1856 года). На подлинном подпись и печать мушира Анатолийской армии Исмаил-паши».

IV. Перевод адреса, представленного членами карсского областного меджелиса, начальнику Карсской области Гвардии полковнику Аорис-Меликову.

«Назначенный Российским Правительством начальником Карсской области полковник Лорис-Меликов со дня вступления своего в управление краем оказывал в нркдах и потребностях жителей всевозможное содействие; не допускал делать какие-либо притеснения, не оставлял без удовлетворения доходивших до его высокостепенства просьб. На основании существующих между нами обычаев народных и правил шариата, жалобы и тяжбы для точного решения передавал в Меджелис для разбирательства, под личным своим наблюдением и в присутствии ка-

дии. А потому в безграничной признательности всех жителей области к полковнику Лорис-Меликову за благодетельное управление его, мы составили сей лист за общими нашими подписями. 3-го зильгиджи 1272 года гиджяры (23 июля 1856 года). Подлинный подписали: кады Ахмед-эфенди, члены: Саид-эфенди, Мустафа-эфенди, Карахан-заде, Дурсун-эфенди-заде, Сины-бек, Гуссейн-эфенди и Гукас Сагателинин».

Кавказ. 1856. 12 августа. С. 253– 256. Составлено очевидцем, адъютантом генерала Хрулева П. Степановым.

¹ Дервиш-паша (Ибрагим, 1817—?) – турецкий генерал и дипломат.

² Виктория (1819—1901) – королева Великобритании и Ирландии (с 1837 г.). Дочь герцога Кентского и принцессы Луизы-Виктории Саксен-Кобурской. Сначала сочувствовала умеренному либерализму, потом – консерваторам. В 1876 г. получила титул императрицы Индии.

³ Наполеон III (Луи Наполеон Бонапарт, 1808■– 1873) – племянник Наполеона I. французский император в 1852—1870 гг. Во время Франко-прусской войны 1870– 1871 гг. сдался в 1870 г. со 100-тысячной армией в плен под Седаном.

⁴ Абдул-Меджид (1823—1861) – 31-й турецкий султан, сын и наследник (с 1839 г.) Махмуда II, продолжатель его реформ.

⁵ Ольшевский Мелентий Яковлевич (1816—1895) – генерал-лейтенант (с 1861 г.). Служил с 1841 г. в войсках Кавказской линии. В чине генерал-майора состоял по особым поручениям при командире Отдельного Кавказского корпуса. В 1861 – 1862 гг. – начальник Кавказской резервной дивизии. В 1865 г. – начальник 58-й пехотной дивизии. В «Русской старине» (1893 —1895 гг.) опубликовал записки: «Кавказ с 1841 по 1866 гг.».

№ 6

НАЧАЛЬНИК ЮЖНОГО ДАГЕСТАНА¹

В первый раз я увидел и узнал немного графа Михаила Тариелови-ча Лорис-Меликова в дни моей юности, в 1861 году. Он был тогда в чине генерал-майора и состоял начальником Южного Дагестана, к которому относился, да, кажется, и теперь еще относится Самурский округ, окрркным начальником которого был в то время отец мой – Гавриил Иванович Вучетич.

В один из названных выше годов приехал я на каникулы домой, в аул Ахты (при укреплении того же имени, прославленном в 1848 году знаменитым штурмом Шамиля, геройски отбитым ахтинским гарнизоном) , составляющий центральный пункт административного управления Самурского округа и резиденцию его начальника.

В конце того лета Лорис-Меликов объезжал подведомые ему округа и в первый раз еще ожидался у нас моим отцом, готовившим ему встречу.

Отец мой, большой любитель Востока и азиатов, которых он отлично знал и разными племенами которых много лет управлял на

Кавказе и за Кавказом⁶²⁴, очень любил и свой Самурский округ, и его народ. Он гордился его доверием и преданностью и при случае не прочь был щегольнуть всем тем, что было в его распоряжении, что составляло предмет его забот, трудов, инициативы, или же являлось характерным, интересным, замечательным в его округе.

Зная Лорис-Меликова довольно хорошо и раньше, он много рассказывал мне о его уме, простоте, остроумии, веселости. Все эти качества его, вместе со свойственными ему находчивостью, живостью, подвижностью и энергией, так и били в нем ключом, быстро перемешиваясь, как калейдоскоп, в пестрой смене деловитого, серьезного с шутливым, комичным, юмористическим.

Задумав встретить своего начальника, ехавшего из Дербента, на границе округа, отец мой взял с собою весь свой конвой, состоявший в то время из 70 молодцов-нукеров⁶²⁵, считавшихся на службе и получавших, кстати сказать, по 120 р. в год жалованья.

Начальником этих нукеров, или башчи, был тогда Измаил-бек, отважный джигит, старик лет шестидесяти, человек легендарный по своим воинским подвигам и беспримерной храбрости. Грудь его увешана была медалями и четырьмя Георгиевскими крестами, из которых два были золотые с бантами.

При всей деловитости и серьезности отца моего, он также был большой шутник и любил подчас подтрунить над кем-нибудь, побалагурить, посмеяться. Подметив ту же слабость и в Лорисе, он приготовил ему для встречи курьезный сюрприз, будучи вполне, конечно, уверен, что умный генерал поймет шутку и примет ее должным образом.

Что же это, однако, была за шутка при встрече подчиненным своего начальника?.. Попробую ответить на этот вопрос словами самого отца, так как я и до сих пор помню рассказ его от слова до слова...

* ^{624 624}

«Приехали мы на границу округа егце накануне встречи, – рассказывал он в семье. – Вот сидим мы в ауле с Измаилом за чаем и думаем, чем бы это скрасить наш длинный и однообразный путь, чем бы развлечь и повеселить нам Лориса от границы до Ахты? Дорога ведь все время прескучная, – по долине Самура... Голые камни да камни... Только в одном месте тянется слева небольшой лесок... Местами долина ровна, как скатерть... Невесело, думаю, ехать под припеком солнца несколько часов... Хорошо, как Лорис будет разговорчив, а как нет!.. Что тогда делать?.. Всю дорогу молчать и молча глотать пыль... Вот и придумал я шутку. Велел Измаилу отобрать из нукеров человек тридцать лучших наездников и отправить их чуть свет вперед, по нашей дороге, верст за двадцать или даже больше, – как раз в ту местность, где есть лесок. Измаил-башчи, не понимая, разумеется, в чем дело, как-то странно посматривал на меня... Когда же я посвятил его в тайну моей выдумки, старик, хоть и суровый человек, не мог удержаться от смеха и только и повторял:

– Чок якши! начальник!*

Вот встретили мы на другой день, как подобает, Лориса... Все сошло хорошо. Осмотрел он мою свиту из нукеров, очень остался доволен ее блестящим видом, но вовсе не заметил, что она была слишком невелика, сравнительно с полным, хорошо ему известным комплектом ея... Я так и думал, вот-вот спросит: «Что это их у вас так мало?» Неловко было бы тогда признаться мне в своей неостроумной затее. Вышло бы, пожалуй, и дерзко, и глупо... Да и Бог знает еще, как бы Лорис посмотрел на все это! Но он, как видно, ничего не заметил или сделал вид, что не заметил... Прекрасно!

Едем мы все верхом. Лорис рядом со мною... и беседуем... все больше о делах округа. Стали уже приближаться к засаде наших молодцов... Потянулся вдали, слева от дороги, лесок, в котором скрывались наши джигиты. Мне становилось неловко. Я начинал сожалеть в душе о всей этой задуманной мною глупости, не предвидя в эти минуты, что она сойдет удачно, боясь, что при неудаче придется сильно сконфузиться.

Вдруг мой догадливый Измаил в мгновение ока взвился на своем золотистом скакуне* и, выскочив вперед из нашей кавалькады, лихо понесся по гладкой дороге... Тотчас же, как по команде, понеслись за ним врассыпную и все нукеры... «Джигитовка», подумал, вероятно, Лорис и, улыбнувшись, стал любоваться нашими молодцами, стремительно скакавшими во все стороны и поднявшими пальбу из винтовок и пистолетов. В это самое время сбоку нас, в леску, раздается дружное гиканье, и через секунду из чащи дерев вылетают несколько десятков каких-то странных, непонятных всадников: у всех у них вместо голов в папахах торчало кверху что-то остроконечное... Они скакали, стоя на головах, вытянув ноги вертикально в небеса и стреляя при этом то туда, то сюда...

* Ч о к —

очень, якши

хорошо.

Все это произошло так внезапно, что в первое мгновение вид непонятных всадников заставил Лориса опешить. Он даже приостановил коня и стал всматриваться, что это за штуки такия совершаются на его глазах... Сообразив скоро, в чем дело, он расхохотался и спросил меня, чья это выдумка. Признаться было неловко, и я не долго думая свалил все на Измаила, сказав, что заслуженный старик – легендарный герой. Он хотел щегольнуть перед его превосходительством своими отважными наездниками... Лорис был в восторге от ловкости и удали самурских джигитов. Он расточал им похвалы и самому Измаилу-башчи, ничего в эти минуты не подозревавшему, что моя выдумка была приписана ему, благо сошла она так удачно. На похвалы Лориса бравый старик только приподнимал свою роскошную косматую папаху и слегка улыбался, лукаво поглядывая на меня, но вовсе не догадываясь, в чем дело...

Скачка эта пленила Лориса больше всего тем, что была, по его мнению, выше всякой цирковой скачки. В цирках эквилибристы и наездники проделывают такие шутки, стоя головою на плоских, хорошо приспособленных седлах, скача галопом на дрессированных лошадях вокруг арены, усыпанной песком и опилками; наши же отчаянные джигиты скакали во весь карьер по каменистой дороге, стоя вниз головами на обыкновенных азиатских седлах».

Все это рассказывал нам мой отец, но сам я ни при оригинальной скачке, ни при встрече на границе округа не присутствовал. Я находился в этот день в ожидании приезда Лорис-Меликова во дворе нашего дома.

По положению того времени, может быть, теперь уже и отмененному, при начальнике округа всегда находился военный караул с офицером, помещавшийся на гауптвахте против самых наших окон. На этот же раз во дворе ожидали еще: почетный караул, ординарцы, все свободные от слркбы офицеры и сам командир кавказского линейного № 18 батальона, занимавшего в то время укрепление Ахты, находящееся в двух верстах от аула, в котором жили мы.

Помню очень хорошо, что ожидания наши длились несколько часов, что точное время приезда ожидаемого начальника было неизвестно и что командир и офицеры не знали, что им делать от скуки.

...Но вот во двор прискакал передовой нукер с известием, что начальник Дагестана подъезжает к аулу и сейчас будет здесь.

Все моментально ожило, засуетилось. Солдаты стали наскоро оправляться, сморкаться, откашливаться... Офицеры расположились подобающим образом, неподалеку от почетного караула, который, оправившись, начал быстро равняться. Когда все было кончено, раздалась команда:

– Смирно!.. Глаза на-пра-во!..

Караул замер на месте.

– На кра-ул!

Дружно, как одно, чикнули ружья, солдаты взяли на караул, и вслед за тем в воротах замелькали всадники, заблестело оружие, заржали борзые кони, и во главе всего этого пестрого кортежа, вслед за знаменщиком и зурною⁶²⁶, въехал во двор генерал на небольшой гнедень-кой лошадке.

Черномазый, худощавый, небольшого роста, в простом общеармейском генеральском сюртуке, с азиатскою шашкою через плечо, он не производил никакого впечатления. Надвинутое на лоб кепи в белом чехле сползало почти до самого носа, – большого носа, армянского типа. Загорелое, запыленное лицо желто-оливкового цвета обрамлено было широкими черными бакенбардами, резко оттенявшими худощавость генерала, его впалые щеки с обозначившимися на них от худобы скулами. Из-под кепи зорко глядели черные выразительные глаза, а крупные губы и большой рот прикрывались широкими черными усами.

Генерал сошел с коня, поздоровался с солдатами и, приняв почетный караул и ординарцев, подошел к группе офицеров, в которой начались разные формальности.

Проделав всю эту неизбежную процедуру, Лорис-Меликов вошел в отведенное ему в нашем доме помещение. После некоторого туалета сервирован был для него завтрак на его половине, так как генерал чувствовал себя с дороги усталым, да и не пожелал тотчас по приезде беспокоить наше семейство.

Приезд последовал около часа дня, а часов в шесть вечера приготовлен был для гостя в нашей зале большой изысканный обед, на который приглашены были: командир батальона подполковник И.К. Мищенко, помощник моего отца по управлению округом майор В.Л. фон Клуген, адъютант капитан Воинов и штаб-доктор К.О. Савич.

Вот тут, за обедом, который я не стану подробно описывать, я совсем уже близко ознакомился с Михаилом Тариеловичем.

Когда все были в сборе, в залу вошел Лорис-Меликов и, сопровождаемый моим отцом, прошел в гостиную, где познакомился с моею матерью и увидел меня и брата моего – в то время гимназистов Тифлисской губернской (по старому титулу) гимназии.

Когда отец мой представил нас нашему гостю, он улыбнулся, подал нам руку и сказал:

– Какие молодцы, – оба в папашу!.. А вот этот (указывая на брата) совсем кавказец, – черный-пречерный... (брат мой был гораздо смуглее меня, что не ускользнуло от зоркого генерала).

После обычных светских любезностей, которыми генерал обменялся с хозяйкою дома, и нескольких минут беседы о совершенном генералом путешествии, о нашей резиденции, о нашем житье-бытье и проч., он был приглашен к закуске, а затем и к столу.

Михаилу Тариеловичу отведено было почетное место – по правую сторону прибора хозяйки, и, когда он начал усаживаться, мы с братом, стоявшие из скромности поодаль, попались ему на глаза. Тогда он, приветливо улыбнувшись, обратился к моей матушке и сказал:

– Вы позволите вашим молодцам поместиться возле меня? Я очень люблю молодежь... А вот этот красавчик особенно приглянулся мне...

И, взяв брата моего за руку, он притянул его к столу и усадил рядом с собою, а меня – рядом с братом. Остальные приглашенные разместились, вероятно, в соответствующем их рангу порядке, что, конечно, нисколько не занимало тогда меня. Все мое внимание сосредоточено было на Лорис-Меликове, оказавшем нам, гимназистам всего-то 4-го и 5-го классов, такую любезность.

За столом Михаил Тариелович был разговорчив, шутлив, весел. Держал он себя до крайности просто, непринужденно, – совершенно по-армейски, или, вернее сказать, по-кавказски...

В день приезда Лориса к нам в Ахты вечерний чай подан был, по его желанию, в его кабинет, где он оставался наедине с отцом моим до поздней ночи, беседуя о делах округа.

На другой день с утра Михаил Тариелович занимался ревизией и всякою канцелярщиной, знакомился с делопроизводством действовавшего тогда гласного суда – «деван-ханэ», где все уголовные и гражданские дела разрешались, а проступки и преступления карались не по российским законам, а по шариату и адату – двум кодексам мусульманского народного суда.

Это смешанное законодательство исходит из двух противоположных начал. Шариат составляет свод правил Корана, основанных на общих положениях религии и нравственности. Он строг и беспощаден, а потому нигде и никогда не имел большого значения и применения среди свободолюбивых горцев. Адат состоит из общепринятых правил, установленных обычаем и освященных временем. Вытекая естественным путем, под влиянием природы, из сложившихся условий жизни полудикого народа, он гораздо более популярен и гораздо чаще применяется у всех магометанских племен Кавказа.

После ревизии Лорис-Меликов осмотрел самое помещение деван-ханэ, которое находилось тут же, рядом с канцелярией начальника округа. Там представлены были ему члены суда, состоявшего из почтенных и почетных беков и кадиев. Председателем суда по тогдашнему времени был сам начальник округа.

В делах ревизии, насколько помню, Михаил Тариелович провел дня два, но прожил у нас дня четыре. В последний день своего пребывания ему вздумалось осматривать горячие целебные (серные и др.) источники, находящиеся в 6 или 7 верстах от аула Ахты, по дороге к аулу Сумугул.

В этой интересной поездке добрый и любезный Лорис-Меликов не забыл про нас – меня и брата, успевших, в силу его внимания к нам, привязаться к нему со всем пылом наших юношеских чувств.

Мы были не плохие наездники (как почти все на Кавказе), и Михаил Тариелович всю дорогу шутил и балагурил с нами, пускался в скачку и хвалил нашу посадку и смелую езду.

– Недаром папа ваш кавалерист: научил и вас хорошо ездить, – сказал он нам после одной такой скачки.

Так как с нами были на всякий случай охотничьи ружья, то удалось в пути и поохотиться на горных куропаток, которых на Кавказе в то время было изобилие. Михаил Тариелович не принимал сам участия в этой охоте, а подстрекал и подзадоривал к ней нас.

Поездка на воды так сблизила нас с Лорис-Меликовым, что он пожелал, чтобы мы провожали его в день отъезда вместе с нашим отцом.

Любезность генерала очень льстила нам, и мой брат, приглянувшийся ему, почти безотлучно находился при нем в свободные от дел часы. Лорис постоянно таскал его с собою, угощал сластями и говорил про него:

– Это мой компатриот! Посмотрите, какой черный!.. И глаза-то у него черные... Настоящий армянин!..

Провожала Михаила Тариеловича громадная кавалькада, состоявшая из 400—500 всадников. В ней участвовали: весь наличный персонал администрации: начальник округа, его помощник, адъютант, окружный врач, затем батальонный командир с адъютантом, все члены деван-ханэ, все наибы, ханы и беки, – как собственно ахтинс-кие, так и съехавшиеся из других аулов округа, – весь конвой, в числе 70 нукеров, с своим национальным оркестром – зурною – и с своим начальником Измаилом-башчи во главе, и в заключение всего – масса добровольных джигитов, жителей Ахты и соседних аулов, явившихся провожатыми как ради почета, так и из любопытства... Кто не знает, как падок восточный люд и особенно горцы до всех таких почетных встреч и проводов, а тем более в подобных исключительных случаях, где дело касалось их главного начальника...

Михаил Тариелович, как сообщил мне потом отец, вовсе не думал заезжать в аул Мескенджи, лежащий несколько в стороне, но, прослушав легенду и узнав только теперь, что мескенджинцы шииты, следовательно, совершенно обособлены от остальных жителей округа, выразил желание посетить этот аул.

Как только об этом стало известно, в Мескенджи вихрем понесся нарочный предупредить кого следовало – юзбаша (старшину) и других властей, что к ним в аул едет начальник Дагестана. Но такое предупреждение оказалось скоро излишним: из аула ехали навстречу нам и юзбаш, и беки, и разные почетные лица с приглашением к Лорис-Меликову почтить своим посещением Мескенджи, жители которого хотят-де видеть своего главного начальника и ожидают его с нетерпением... и любопытством, добавлю я от себя, ибо нет в мире народа любопытнее кавказских горцев...

* ^{627 627}

Оказалось, что гостеприимный юзбаш не ударил лицом в грязь и на всякий случай с утра раннего распорядился готовить к полудню обед, достойный высокого гостя.

Аорис-Меликов, вовсе не предполагавший быть в Мескенджи, был очень удивлен, когда мескенджинский юзбаш, встретив его во главе своего народа, поднес ему хлеб-соль⁶²⁷ на медном вылуженном блюде, а затем просил принять скромную трапезу в его доме.

Отказаться было, разумеется, неудобно, дабы не обидеть в лице хозяина всех жителей Мескенджи, и Лорис-Меликов, пошутив с отцом моим и окружающими насчет вечных й повсеместных кормежек гостеприимных кавказцев, вынужден был слезть с коня и войти в дом старшины.

Там на подобающей кунацкой⁶²⁸, устланной коврами и обложенной по стенам мягкими подушками в канаусовых чехлах, где все рассаживались прямо на полу, по-восточному, тотчас подан был обед, состоявший из всевозможных восточных блюд, среди которых первое место, и по значению своему, и по самому виду, занимал, конечно, пилав. Он, как всегда у азиатов, подан был под особым шлемообразным металлическим колпаком, хорошо вылуженным и еще лучше вычищенным.

Накормленный перед выездом своим в нашем доме завтраком, М.Т. только из приличия, дабы не обидеть хозяина, отведал пилава, аппетитно возвышавшегося перед ним на блюде целою пирамидой...

Побеседовав затем на татарском языке, которым свободно владел, с хозяином и окружающими его беками и наибами на соответствующие случаю темы, он довольно скоро распрощался с юзбашем, благодаря его за гостеприимство.

Толпы народа, удивленного, по-видимому, таким скорым отъездом высокого гостя, которого он и рассмотреть-то хорошенько не успел, с любопытством озирали его со всех сторон, когда он ехал верхом по узким и тесным улочкам аула, запрркенным этими толпами.

Когда все мы свернули на большую дорогу, Лорис-Меликов, направляясь прямо в Дербент и не желая утруждать более ни моего отца, ни провожавших его дальнейшими проводами, распрощался со всеми нами, пожимая отцу руку и выражая всем свою признательность за полный порядок и радушный прием.

До Дербента тем не менее все же сопровождали Михаила Тариело-вича: его адъютант и половинный комплект наших нукеров во главе с Измаилом-башчи. Так приказано было заранее начальником округа в знак почета, оказываемого нашему официальному гостю.

Хорошо зная, как кавказец, непоколебимость такого восточного этикета, Лорис-Меликов не упорствовал в выполнении его и, еще раз распрощавшись с отцом и нами, любезно сказал, обращаясь ко мне и брату:

– Ну, до свидания, друзья мои милые! Бог даст, увидимся опять, – и, наклонившись с седла, поцеловал при этом полюбившегося ему брата... Приподняв затем перед всеми свое кепи, он пришпорил коня и отделился со своею свитою от нас.

Нукеры с Измаилом-пашою должны были проводить генерала до половины дороги – ярем-иол, как говорят татары.

* * *

На следующий год летом повторилось то же самое. Лорис-Меликов опять объезжал подведомые ему округа и побывал у нас. Мы с братом опять были у родных на каникулах, с тою только разницею, что не одни, а в обществе приглашенных к нам погостить старшего учителя словесности нашей гимназии М.С. Денисенко и его брата, воспитанника 7-го класса. Пребывание их у нас ознаменовалось открытием в ауле первой русской школы, о чем речь впереди.

На этот раз Михаил Тариелович ехал к нам другим путем, через так называемый Горный магал, о чем отец мой заранее был оповещен...

* * *

При посещении моим отцом Горного магала с целью осмотра его горных путей пришла ему в голову мысль устроить Лорис-Меликову оригинальный обед на одной из подходящих для этого вершин магала, на страшной высоте, с которой открывались живописные виды на панораму окрестных гор, ущелий и глетчеров...

Эта странная, на первый взгляд фантастическая затея была к тому же и слишком рискованной: быстрое изменение в горах погоды и совсем неожиданный дождь могли в несколько минут не только разрушить до основания это эфемерное предприятие, но и поставить в весьма неловкое положение его инициатора.

Но чего не делают энергия и смелость!..

Обед на поднебесной высоте, под открытым небом, как увидят читатели, состоялся и очень удался. Он вызван был еще и тем обстоятельством, что с Михаилом Тариеловичем ехали случайно два английских туриста, какие-то лорды, попавшие под его просвещенное покровительство.

Находчивый отец мой сразу смекнул, что щегольнуть перед иностранцами, да еще англичанами, нашим русским гостеприимством, нашими барскими затеями, характеризующими широкую русскую натуру, показать гостям, представителям завистливой нации, отличающейся большим аппетитом к лакомым кускам, наши богатые кавказские владения, входило, по всем вероятиям, и в расчеты самого Лорис-Меликова.