Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 54 страниц)

...Вот в таком положении были дела, когда граф Лорис-Меликов был призван к пресечению смуты... На кого было опереться? Люди старых порядков большей частью деморализованы и сбиты с толку. Граф Лорис-Меликов возымел мысль обратиться прямо к людям новых порядков, вообще державшимся в стороне, как бы в оппозиции, занимавшимся критикой. Он пригласил их принять участие в борьбе со злом и сделал шаг им навстречу, в чем, сколько мы понимаем, и заключался смысл его обращения к обществу². Истории предстоит доказать, что при данных обстоятельствах, быть может, ничего иного не оставалось делать. Пусть же новые люди войдут в государственное дело и примут на себя часть ответственности в нем. Мы первые порадовались бы, если бы этот опыт удался. Если мы не имеем никаких предубеждений против новых деятелей, то не можем иметь и в пользу их никаких предубеждений. Невольно является вопрос, солидарны ли они с некоторыми органами печати? <...> Если была солидарность, то останется ли таковая и впредь, или, другими словами, сохранят ли те же органы свой прежний характер? Предположим, что сохранят и что солидарность останется: в таком случае подпольным деятелям нет ни малейшей причины быть недовольными. Они могут успокоиться и притихнуть временно на этом удобном этапе.

<...> Предпринята «мягкая политика» относительно пропагандистов, их массами освобождают и возвращают из-под надзора полиции. <...> Но если ввиду подобных явлений подпольные деятели не могут не радоваться, то мы, в свою очередь, постараемся не предаваться унынию. Будем надеяться, что все прискорбные явления, которые смущают людей здравомыслящих и честных, исчезнут, как уе$еп1о5еп $сЬет⁶⁶⁸, как признаки положения существенно изменившегося; что люди старых и новых порядков сгруппируются вокруг одного великого общего дела и что свет разумения укажет тем и другим, что делать, что изменить, что поправить. Если опыт удастся, заслугу Лорис-Меликова сумеет оценить история. Если не удастся, то следует винить положение, среди которого ему приходится действовать и которое не им было создано.

Московские ведомости. 1880. 2 августа, передовая. Автор – М.Н. Катков.

¹ Речь идет о весьма прозрачном намеке Каткова, что политика Лорис-Меликова и его соратников соответствует интересам революционеров: «Говорят, будто пребывающие за границей вожаки нашей революции теперь чем-то недовольны. Полно, так ли? Не хитрят ли они? Чего же им нужно? Есть, напротив, основания полагать, что эти почтенные мужи сдадутся или уже сдались на перемирие... Только надолго ли?» (Московские ведомости. 1880. 19 июля, передовая). Слова эти вызвали резкий отпор в либеральной печати, вынудивший Каткова на разъяснение своей позиции по отношению к «системе действий» Лорис-Меликова.

² См. док. № 29.

№ 48

АВСТРИЙСКАЯ ГАЗЕТА О ЛОРИС-МЕЛИКОВЕ

Величайшее из чудес состоит в том, что чудеса могут совершаться ежедневно, говорит Лессинг устами Натана. Это изречение невольно приходит на ум, когда глядишь на события, совершающиеся в России в течение последних недель. Генерал, пользовавшийся до того заслуженною воинскою славою, выступает внезапно на сцену, чтобы поддержать разрушающийся государственный строй; он не называется диктатором, но сосредотачивает в себе все атрибуты диктатуры. В удел ему достался хаос, в котором ничего различить нельзя. Крамола преследует царя и в поезде, при въезде в священную Москву, и в собственном доме.

В диктатора стреляют, и только случай спасает и царя, и его. Где выход из этого положения? И вот прошло лишь два месяца, и очевидно для всех выступают симптомы успокоения. Наперекор всем историческим традициям, диктатура является чем-то спасательным, и деятельность ее обнаруживается не виселицами, не нарушениями права и закона, а ограничениями полицейского произвола и удовлетворением народных желаний.

Да, это действительно чудо, совершенное Лорис-Меликовым. Без опасения впасть в преувеличение можно сказать, что пресловутая фраза о спасении общества никогда не могла быть произнесена с большею справедливостью и в более симпатичном нам смысле, чем в отношении к нему. Общество, которое он спасает, заключается не в привилегированных классах, которые дрожат над своими личными интересами, не в юнкерах и попах, которые стремятся усилить свою власть над народом, а в тысячах юных студентов и рабочих, которых полиция хватала ночью и без суда, без допроса, ссылала в Сибирь. Плачущим родителям возвращены будут сыновья, а народу его юное поколение. С заблуждающихся мальчишек, которым ложный энтузиазм вскружил голову, снимается рукою диктатора позорное клеймо преступников. У Третьего отделения отнимается право топтать ночами закон и право именем царя ставить неумышленное насилие единственным орудием действия.

Как меняются времена! Бледное, болезненное лицо Лорис-Мелико-ва подле отталкивающей фигуры Муравьева, армянин подле татарина, и тот и другой диктаторы. Но Лорис-Меликов человек умный, одушевленный гуманными воззрениями, государственный человек серьезного закала, Муравьев – кровожадный палач. И оба они в разное время являлись доверенными людьми нынешнего царя с тою разницею, что армянину сопутствуют все симпатии русского народа, между тем как в областях, которыми управлял Муравьев, его пережил неискоренимый ропот против неумолимости самодержавия.

Мы не считаем дело Лорис-Меликова оконченным, напротив, мы признаем, что оно только начинается. Но мы знаем направление, в котором он действует, и направление это хорошо. Закон и свобода еще не восстановлены в России, насилие полиции, влияние бессердечного панславизма и произвола администрации еще не искоренены; народ еще обречен на молчание при разрешении вопросов, касающихся его собственного благосостояния. Но зло это задето уже в корне; личная свобода рке нашла себе поддержку против прежнего преступного бюрократического произвола. Первый шаг сделан, и это главное. Меры, принимаемые графом Лорис-Меликовым, доказывают, насколько мы были правы, заявляя неоднократно, что нигилизм, как бы ни были предосудительны его проявления, не страшен, если, вместо одного преследования, выступит навстречу привлекаемых законных требований.

Мы убеждены, что и теперь уже уменьшились фанатические элементы, которые составляли главный его контингент в то время, когда одного свободного слова достаточно было для ссылки в Сибирь. Настоящий корень его не враждебен государству, не революционен, не разрушителен. Лучшие силы, продавшиеся революционной пропаганде, примирятся с властью, если хотя медленно, но решительно начнет проводиться конституционное развитие сперва в совместной деятельности Думы с Верховною комиссиею, затем в Земском соборе и, наконец, в общем народном представительстве. Путь к этому еще отдаленный, но Лорис-Меликов еще не стар, и если доверие царя его не покинет и придворная интрига не получит перевеса, то настоящее столетие увидит окончание совершающегося чуда – либерального воскрешения России, о котором в 50-х годах и мечтать не смели.

Царь сидит на троне в одиночестве. Канцлер нем и стар. Царица лежит на смертном одре. Ему не раз угрожала смерть, пока он хотел поддержать разрушающийся идеал своего Еогоподобия. Даже в царевиче он не видел истинного друга, так как помимо панславистских мечтаний он представлял себе иначе, чем отец, отношения, долженствующие быть между царем и народом. Теперь многоиспытанный властитель Зимнего дворца нашел настоящего друга в лице Лорис-Меликова, который выступает посредником не только между отцом и сыном, но и между царем и народом. Будущее развитие России зависит от того, как долго этому посреднику суждено занимать свой пост. Александр II уже однажды испытал всю сладость народного восторга, которого он был предметом. Он может еще вернуть то, что утратил по собственной и чужой вине, если, выступив в качестве конституционного монарха, освободит диктатора от вверенной ему задачи. Те лавры, которые на старости лет не хуже других.

ГА РФ. Ф. Лорис-Меликова, оп. 1, д. III, л 1 – 3. Ыеие {геге ргеззе. 1 мая 1880 г. Перевод.

№ 49

«ОБЩЕСТВЕННЫЕ СИЛЫ ЯВЛЯЮТ У НАС БОЛЕЕ НАДЕЖНУЮ, ЧЕМ ГДЕ-ЛИБО, ОПОРУ ДЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОГО ПОРЯДКА...»

Ряд возмутительных преступлений, совершенных за последнее время в России социально-революционною партиею, и, наконец, прискорбное событие 5 февраля сего года обнаружили пред Правительством тот неопровержимый факт, что проявления вредных социальных учений достигли в нашем отечестве таких размеров, при которых дальнейшее их развитие могло возбуждать основательные опасения относительно сохранения в будущем не только общественного спокойствия, но даже существующего государственного строя. Вместе с тем быстрая последовательность грустных событий, при редком обнаррке-нии виновных и полном недостатке сведений об их замыслах доказывали как несоответствие правительственных мероприятий, направленных противу зла, так и недостаточность воздействия общественных сил противу вредных лжеучений.

При таких обстоятельствах Ваше Императорское Величество, указом 12 февраля сего года, Высочайше соизволили признать за благо учредить Верховную Распорядительную Комиссию и повелеть мне быть Главным ее Начальником.

Ближайшая цель Комиссии обусловлена выраженным в Высочайшем указе твердым решением Вашего Величества положить предел беспрерывно повторявшимся покушениям дерзких злоумышленников поколебать существующий государственный и общественный строй; главнейшим же к тому средством указано объединение действий всех властей по охранению государственного порядка и общественного спокойствия.

В развитие этого общего руководящего начала, Вашему Императорскому Величеству благоугодно было, непосредственно за открытием Комиссии, Высочайше повелеть: во 1-ых, чтобы все действия чинов III Отделения Собственной Вашего Величества Канцелярии и Корпуса Жандармов по делам о государственных преступлениях были подчинены мне и, во 2-ых, чтобы все Высочайшие Вашего Величества повеления и указания по делам, относящимся до охранения государственного порядка и общественного спокойствия, были испрашиваемы подлежащими Министрами не иначе, как всеподданнейшими моими докладами.

В видах установления единства действий и между подчиненными органами различных ведомств, мною преподан ряд указаний, вырабо-тайных по соглашению с Министром Внутренних Дел и с Высочайшего Вашего Императорского Величества соизволения, для руководства губернской администрации и жандармским чинам по делам, касающимся охранения государственного порядка и общественного спокойствия. С тою же целью устранения вредной разрозненности все сыскные, личные и материальные средства в столице, распределявшиеся до того между двумя учреждениями, действовавшими вне всякой одно от другого зависимости, сосредоточены, по предварительно одобренному Вашим Величеством распоряжению моему, в Секретном Отделении С.-Петербургского Градоначальника.

Для восполнения недостаточности личного состава полицейской стражи в Петербурге и для предоставления полиции возможности иметь действительное наблюдение за столичным населением испрошено Высочайшее соизволение на усиление средств полиции значительным увеличением числа околоточных надзирателей.

С целью устранения замеченной в производстве дел по государственным преступлениям вредной медленности приняты меры к скорейшему их движению и окончанию, для того чтобы виновные понесли безотлагательно заслуженную кару, а невинные не терпели напрасных стеснений. В тех же соображениях Членами Комиссии осмотрены места заключения государственных преступников в С.-Петербурге, а равно политические тюрьмы в Вышнем Волочке, Мценске и Москве.

Мерами этими достигнуто, что общее число производящихся по Империи дел о государственных преступлениях, простиравшееся при открытии Комиссии до 500, уменьшилось до 65-ти. Самый порядок производства предварительных розысков и арестов направлен к успешнейшему обнаружению преступных замыслов, с устранением преследования действий, не имеющих соотношения к социально-революционному движению, и в этом смысле преподаны, с Высочайшего соизволения Вашего Величества, особые указания как столичной полиции, так и всем Генерал-Губернаторам.

Принимая означенные и другие в том же направлении меры, Комиссия имела постоянно в виду, согласно Высочайше одобренным Вашим Величеством предположениям моим, возможное ослабление причин, обусловливающих безучастное отношение общества к восстановлению нарушенного порядка. Для достижения этой, в высшей степени существенной цели, я не упускал ни одного случая к упрочению прирожденных русскому человеку верноподданнических чувств к Вашему Величеству и к усилению доверия общества к правительственным действиям и намерениям восстановить порядок для дальнейшего развития, мирным путем, внутреннего благосостояния России, как нравственного, так и материального. Этим направлением проникнуты все действия Комиссии, и из числа принятых в сем отношении мер позволяю себе упомянуть об испрошенных мною Высочайших Вашего Величества повелениях о порядке помилования приговоренных к смерти государственных преступников не иначе, как в путях Монаршего милосердия, и о пересмотре сведений о всех состоящих под надзором полиции по политическим обвинениям, в том числе о лицах из учащейся молодежи, с целью дарования раскаявшимся облегчения и возможности продолжать прерванное образование.

Кроме того, Комиссиею вырабатываются и отчасти рке окончательно выработаны предположения об изменении порядка производства некоторых, менее важных по существу своему, разрядов дел по государственным преступлениям, а также о правильной организации административной высылки и об устройстве быта этой категории ссыльных, представляющих, по своей возросшей за последнее время численности, один из немаловажных государственных вопросов, решение которого, по мнению моему, не терпит отлагательства.

Я далек от мысли, Государь, что преступная деятельность социально-революционной партии прекратилась, а тем более не смею приписывать исключительно трудам Комиссии обнаруживающиеся в обществе некоторые благоприятные признаки, свидетельствующие о заметном успокоении умов¹. Не предаваясь самообольщению, я, напротив, убежден, что вредные для государственного строя проявления социальных учений, существующих в широких размерах в государствах Западной Европы и проникших, хотя в слабейшей степени, но в извращенном виде, и в наше отечество, могут быть парализованы не в короткий срок, а только продолжительным и вполне соответственным условиям данного государства воздействием правительственных и общественных сил.

Такое воздействие в России представляется мне более чем возможным, если не будет упущено благоприятное для этого время. В России более, чем где-либо, возможна твердая и решительная система Правительственных действий, направленных к борьбе с крамолою, отнятием у нее удобной почвы, а общественные силы являют у нас более надежную, чем где-либо, опору для государственного порядка. Но для достижения действительного и прочного успеха такого воздействия необходимо, по моему убеждению, с одной стороны, чтобы Высочайшие указания Державной воли в борьбе с крамолою были приводимы в исполнение таким постоянно действующим органом государственного управления, который объединял бы в себе все Правительственные в сем отношении силы, а с другой, чтобы возникающая в нашем отечестве потребность деятельности общественных сил получила соответствующее государственному порядку направление. При этом, по мнению моему, достижение второй из указанных здесь целей возможно только при правильном разрешении первой из них, которая и составляет насущную административную потребность минуты и предначертана уже соизволением Вашего Императорского Величества в Высочайшем указе, создавшем Верховную Распорядительную Комиссию.

Но Комиссия эта не может быть тем постоянным в государственном строе органом, который имел бы назначением не только создать, но и поддерживать прочное объединение правительственных сил для борьбы с крамолою. Учрежденная ввиду чрезвычайных обстоятельств, Комиссия должна была принять те неотложные, на первую минуту, меры, которые устранили бы ближайшие проявления вредной деятельности социально-революционной партии и успокоили бы встревоженное общество. Она могла наметить тот путь, который представляет наибольшее ручательство в успехе борьбы. Но затем деятельность ее, как и всякой исключительной власти, не должна быть продолжительною; иначе она неминуемо нарушит нормальный ход государственного управления, внесет нежелательное смешение в предметы ведения высших государственных учреждений и вызовет ложное представление как внутри, так и за пределами России, о положении наших дел. Между тем, если Комиссия, лишенная, по временному значению своему, практической возможности принимать на себя в общем порядке управления не только разрешение, но даже возбркдение государственных вопросов, как бы ни казались они ей необходимыми, обратится исключительно к окончательной разработке затронутых ею предметов, то, нет сомнения, что она весьма скоро снизойдет до степени многочисленных у нас во всех ведомствах обыкновенных комиссий и комитетов. Такой исход Верховной Комиссии не только не желателен, но, смею выразиться, просто немыслим с точки зрения государственной пользы.

Остановившись на изложенных соображениях, я не счел себя вправе умолчать о них пред Вашим Императорским Величеством, обязываясь присовокупить, что, по глубокому моему убеждению, настоящая минута представляется самым удобным временем для признания ближайшей задачи Верховной Распорядительной Комиссии исполненною и для сосредоточения в одном из высших органов государственного управления тех Правительственных сил, кои в общем законном порядке имеют назначением охрану государства и общественного спокойствия в обширном смысле. Таким органом Верховной власти представляется Министерство Внутренних Дел, коему вверено и ныне высшее наблюдение за главными отправлениями внутренней жизни государства. Министерство это, сохраняя за собою такое высшее наблюдение, могло бы продолжать дело подлежащей закрытию Верховной Распорядительной Комиссии и должно бы сосредоточить в себе заведывание всею полициею государства.

Не входя в определение подробностей усиленной таким образом организации Министерства Внутренних Дел, так как подробности эти подлежат определению в установленном порядке, позволю себе выразить лишь, что непременным условием для достижения Министерством желаемой цели является присоединение к кругу его деятельности обязанностей, лежащих ныне на III Отделении Собственной Вашего Императорского Величества Канцелярии. Такое присоединение представляет, по мнению моему, значительные преимущества пред высказывавшимся неоднократно предположением об учреждении особого Министерства полиции. Эта последняя мера, независимо от обременения Государственного Казначейства новым значительным расходом, едва ли достигала бы цели действительного объединения полицейской власти, поставив органы губернской и уездной администрации в зависимость от двух Министров, воззрения которых могут не всегда совпадать; она породила бы новую форму двоевластия и поддержала бы ту вредную для дела разрозненность, к устранению которой направлены ныне все старания. За сим, если бы усиленный круг деятельности Министерства Внутренних Дел представлялся слишком обширным, можно было бы, без особого вреда для дела, отделить от Министерства Департаменты: Почтовый, Телеграфный и Духовных Дел Иностранных Исповеданий.

Предполагаемое мною изменение, сосредоточивая в лице Министра Внутренних Дел заведование всею полициею в государстве, как общею, так и политическою, земскими и городскими делами и печатью, предоставит ему, по моему убеждению, действительные средства и возможность, при дружной и благожелательной поддержке со стороны представителей других ведомств, создать твердую власть, направленную, по Августейшим указаниям Вашего Величества, к установлению прочного порядка и к дальнейшему осуществлению великодушных Ваших предначертаний для общественного блага.

Высказывая мысли мои по долгу верноподданного, я чужд при этом каких бы то ни было побркдений личного свойства. Вашему Величеству угодно было призвать меня в трудную минуту. Руководимый чувствами безграничной к Вам, Государь, преданности и любви к отечеству, я безмолвно принял на себя нелегкую задачу, которую Вам благоугодно было на меня возложить, и приложил старание выполнить ее по мере сил и уменья. Но я счел бы себя недостойным оказанного мне Монаршего Доверия, если бы на минуту поколебался своевременно высказать то, что считаю полезным для Вашего Величества и для блага России. Подлинное подписал:

Генерал-Адъютант Граф Аорис-Меликов. Верно: Управляющий Канцелярией), в звании Камергера Двора Е. И. В.

АЛ. Скалъковский.

Всеподданнейший доклад Аорис-Меликова императору Александру II 26 июля 1880 г. // ГА РФ. Ф. Аорис-Меликова (569), оп. 1, д. 64, л. 1—15.

¹ С5 февраля до 26 июля 1880 г. в стране не было совершено ни одной террористической акции.

№ 50

ИЗ ВСЕПОДДАННЕЙШЕЙ ЗАПИСКИ НАЧАЛЬНИКА ВЕРХОВНОЙ

РАСПОРЯДИТЕЛЬНОЙ КОМИССИИ М.Т. АОРИС-МЕЛИКОВА О ПРЕОБРАЗОВАНИИ ПОЛИЦИИ

1 августа 1880 г.

Вопрос о преобразовании полиции разрабатывается в особой комиссии, учрежденной при Министерстве Внутренних Дел. Вопрос этот так важен для упрочения общественного порядка и спокойствия и вообще для будущего России, при дальнейшем развитии нашего законодательства, что является необходимость не откладывать далее его разрешение и уяснить ныне же те основные начала, которые должны послужить исходною точкою для правильной организации полиции в государстве.

Первые шаги уже сделаны в 1878 году учреждением полицейских урядников и установленною в 1880 году связью между деятельностью по охранению общественного спокойствия чинов Жандармского Корпуса и административною губернскою властью.

При установлении последней меры признана необходимость единства полицейских мероприятий, основанная на крупных указаниях опыта.

Внутреннеполитические события последних лет вызвали значительное число политических дел, с производством дознаний чинами Жандармского Корпуса, дознания эти производились означенными чинами до 1880 года без сообщения нередко о них местной администрации, что иногда признавалось даже необходимым, ввиду отсутствия уверенности в сознании важности возникавших дел со стороны чинов общей полиции, а также их умения действовать успешно с сохранением должной тайны. Между тем при незначительности жандармского в губерниях состава, чины корпуса лишены были возможности производить своими средствами розыски и прочие полицейские действия, столь необходимые для успеха раскрытия преступных действий и в итоге, таким образом, получалось не дознание, не раскрытие преступлений, а лишь оформление их законом установленными протоколами, другими словами, производилась лишь проверка тех данных, которые случайно доходили до жандармского ведомства. Но мера, установленная в марте 1880 года, не может еще быть признана мерою, окончательно устранившею существовавшие неудобства: таковые могут быть вполне устранены только полным объединением жандармской и общей полиции, что достигается путем полного подчинения жандармских чинов высшей губернской административной власти. Тогда только представится основание рассчитывать на возможность дружного действия всех полицейских чинов в данной местности, а следовательно, и основание рассчитывать на достижение тех результатов, которые так необходимы для предупреждения и раскрытия преступных действий. <...>

<...> То же, что сказано выше о настоятельности объединения всех полицейских сил в ведении одной в губернии власти, всецело относится и до государственного учреждения, ведающего полицейское в государстве дело: вся полицейская часть в империи должна нераздельно ведаться одним центральным учреждением...

<...> Нельзя не заметить, что полицейская служба, так много требующая от сообразительности исполнителей, когда нередко не указания закона и инструкции, а смелый и решительный прием дает успешные результаты, тем самым представляет массу соблазна для полицейских чинов к увлечениям, побуждающим их ради ожидаемого успеха упускать из вида требования закона. Устранение этого недостатка, возможного также и в губернских властях, достижимо только при постоянном внимании центрального управления к глубокому упрочению между всеми полицейскими органами чувства законности и при его настоянии на взыскании с нарушителей этого основного принципа, столь необходимого в блюстителях народного спокойствия... Можно было бы ограничиться вышеприведенными доводами из числа весьма многих оснований в пользу мнения о необходимости одного центрального установления для ведения полицейским делом в государстве, но ввиду важности рассматриваемого вопроса не лишне будет упомянуть еще об одном весьма веском доводе: при розыскных полицейских действиях, особенно по делам политического свойства, требующим быстрых и верных мероприятии, весь успех нередко зависит от своевременного сообщения местным полицейским властям сведений о происходящем в других местностях, а также о лицах разыскиваемых и о всем касающемся этих лиц; но этого можно достигнуть только при содействии такого центрального установления, которое способно было бы сосредоточивать у себя все необходимые сведения и имело бы власть давать более важным полицейским розыскам направление, согласное с требованиями обстоятельств...

<...> В последнее время наша периодическая печать, не столько заботясь об улучшении полицейской слркбы, как из желания угодить вкусам читающей публики, при неразвитости камерального образования в обществе весьма сочувственно относящейся ко всякому проекту расширения круга деятельности общественных учреждений, много толковала о подчинении полиции земству и местным городским управлениям... Такой способ разрешения вопроса государственной важности, конечно, не может соответствовать ни целям правительства, ни установившимся понятиям об общественной правоспособности в ее законной сфере деятельности... Наиболее прогрессивные, и потому пользующиеся у нас наибольшим сочувствием, из публицистов и профессоров по кафедре административного права, известные германские ученые Лоренц фон Штейн и Резлер¹ находят, что существенная обязанность исполнительной власти состоит, между прочим, в приостановке распоряжений, изданных самоуправляющимися учреждениями, если подобного рода распоряжения противоречат общегосударственной пользе или благу и, безусловно признавая за исполнительною властью в государстве право высшего надзора над самоуправлением, ставят целью этого надзора – сохранение гармонии между самостоятельностью самоуправления и государственным единством. Те же мысли легли в основание ограничительных, по отношению к земским собраниям, статей нашего положения о земских учреждениях, но эти статьи остались бы мертвою буквою, если бы упомянутым учреждениям был предоставлен выбор лиц, назначаемых на должности уездных исправников. <...>

Желание приурочить полицию к самоуправлению во многом объясняется недостатком распространения в обществе правильных юридических понятий. <...>

<...> С теоретической точки зрения, передача полиции в ведение общественных учреждений есть не только ограничение власти правительства, но ее полное упразднение. <...>

<...> На Западе конституционные правительства ревностно охраняют свою прерогативу полицейской власти... Полиция во Франции, обыкновенно не подвергаясь переменам в своем личном составе, была послушным орудием в руках быстро сменявших друг друга правителей, преследовавших разнообразные политические цели. Она всегда была верною исполнительницею распоряжений верховной власти, что естественно могло иметь место лишь при неизменности ее организации чисто государственного характера.

На основании поучительных опытов одной только Франции уже можно прийти к заключению о чрезвычайной важности для государственной жизни такой же тесной связи правительства с полицией, какая существует по отношению к войску. Только при такой связи возможно достигнуть точного исполнения правительственных распоряжений во всякое время и во всех местностях без различия общественного положения лиц, частные интересы которых могут быть затронуты этими распоряжениями. Равно без этой связи едва ли возможно установить строгую исполнительность по всем вообще предметам полицейского ведения, а между тем такая исполнительность должна составлять главную отличительную черту полицейской деятельности и ее главное достоинство, как важнейшей функции исполнительной власти в государстве. Но исполнительность полиции и ее неуклонное служение общегосударственным целям, помимо всяких соображений местных органов самоуправления, не зависит только от подчиненности полиции исключительно правительственной власти. Подчиненность не есть еще гарантия от бездеятельности и злоупотреблений... Абсолютную услугу может оказать правительственному надзору лишь учреждение фактического контроля над действиями полиции.

В настоящее время контроль над действиями чинов провинциальной полиции находится в руках не полицейского, а высшего в данной местности административного начальства, представляемого в губерниях губернаторами. Постоянные занятия этих административных должностных лиц в разных местных присутствиях, составленных из представителей различных ведомств и выборных от сословий, земства и городов, наконец, их многосторонние сношения по предметам ведения казенных, земских и городских учреждений, не позволяют им всецело посвятить себя полицейскому’ делу.

Вследствие чего действующие чины полиции остаются без постоянного надлежащего контроля и руководствуются не практическими наставлениями при самом исполнении слркебных обязанностей, а наскоро полученными устными приказаниями, иногда чрез посредство третьего лица, или циркулярными предписаниями, которые читают и исполняют по мере сил и возможности и по степени их практического смысла.

Для содействия более правильному воспитанию активных полицейских чинов, которые при существующем порядке вещей никогда не достигнут необходимого уровня умелости, т. н. полицейского такта и не могут быть дисциплинированы надлежащим образом, полезным казалось бы поручить заведывание специально-полицейским делом по губернии особому лицу в звании второго вице-губернатора...

<...> При выяснении вопроса о том центральном государственном установлении, которому следовало бы встать во главе полицейского в империи дела, Министерство Внутренних Дел представляется тем установлением, которое имеет преимущественно все данные для наиболее успешного принятия этого дела в свое ведение, высшее в губернии заведование полицейским делом не может не оставаться в руках губернатора, как главного представителя высшего правительства, губернатор же принадлежит уже ведомству Министерства Внутренних Дел. Общая полиция в настоящее время состоит в ведении Министерства Внутренних Дел: слияние с нею жандармской полиции, значительно меньшей по составу, чем полиция общая, вовсе не требует создания нового государственного установления, а логически указывает на необходимость оставления общей полиции в ведении Министерства Внутренних Дел и передачи в его же ведение жандармской полиции. Это тем более удобно, что это же Министерство ведает дела медицины, земских, городских и крестьянских учреждений, близко соприкасающихся со многими предметами полицейского ведения...