Текст книги "Граф М.Т. Лорис-Меликов и его современники"

Автор книги: Борис Итенберг

Соавторы: Валентина Твардовская
сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 54 страниц)

VIII

Блистательный успех наших войск в Аравартане, обязанный, главным образом, бесподобной кавалерийской атаке, проведенной кн. З.Г. Чав-чавадзе, увы, не вернул нам инициативы в направлении военных событий. Скоро пришло известие, что турки осадили Баязет, что микроскопический эриванский «отряд», посланный в Алашкертскую долину под предводительством А. А. Тергукасова³ с целью отвлечь внимание Мухтара от Карса, наткнулся на превосходящие силы наседающего на него неприятеля. Военные совещания приняли новое направление: уже не о штурме Карса пришлось заботиться, а о лучших способах выручить ба-язетский гарнизон и эриванский отряд. Решено было послать за Соган-луг особый отряд, уже для отвлечения внимания Мухтара от Тергукасова. М.Т. Лорис-Меликов взялся пойти с этим отрядом, командование которым принадлежало, впрочем, В. А. Гейману.

Мне незачем описывать перипетий того зивинского похода. Он мною своевременно описан был с достаточной ясностью. Дополню только свой прежний рассказ несколькими штрихами, характеризующими личность Михаила Тариеловича.

Еще задолго до выступления в поход он сообщил мне как о цели, так и об опасности предпринимаемого движения. Но на этот раз он не отговаривал меня от этой поездки.

– Хоть поход и опасен, хоть мы, если только турки не идиоты, и можем найти себе могилу за Соганлугом, но я бы хотел, чтобы вы меня сопровождали, тем более что тут, под Карсом, дел никаких для вас не будет.

Поистине дантовские картины я видел тут, перед выступлением в этот поход. Нужно было железную силу воли иметь, чтобы спокойно выдержать, лицу, знавшему в чем дело, серьезные вопросы и недоумения окружающих о том, чья участь завиднее: тех, кто идет брать Эр-зерум, или тех, кто остается взять Карс. Люди серьезно спорили и рассчитывали, где больше наград предстоит. Выступавшие с завистью смотрели на остававшихся, думая, что эти последние «без нас возьмут Карс». И никто не хотел подумать: да с чем же возьмут Карс или Эрзе-рум, когда в обоих расчлененных отрядах имелось лишь по четыре пехотных полка? Лорис иногда грустно улыбался, когда спрашивали его совета: «ехать или оставаться». Но, большею частью, он нетерпеливо и желчно отвечал ядовитым сарказмом или просто бранью.

В лагере над Меджингертом, 11-го июня, когда нам выяснилось расположение турецких войск, тоже разбитых на два лагеря, в расстоянии между ними свыше 40 верст, и когда все окрркавшие настаивали на безотлагательной атаке ближайшего неприятельского отряда, М.Т. в первый раз для меня обнаружил чрезвычайное колебание в принятии решения. Чтобы воздействовать на его мысли, мы с полковником

С.О. Кишмишевым улеглись на земле близ палатки «генерала» и принялись громко судить да рядить о положении неприятеля. Я яростно доказывал, что это расположение для нас весьма удобно, что оно выдвигает – как и в 1855 году – все значение Кериикойского моста, что надо захватить этот мост, и оба турецких отряда будут отрезаны от Эрзеру-ма: ничто нам не помешает разбить их порознь... С. Кишмишев пустил в ход всю свою ученость и военно-историческую эрудицию, чтобы доказать ту же самую мысль. Но М.Т. Лорис-Меликов не вышел к нам из палатки, а просто приказал нам философствовать где-нибудь подальше от него: и без вас-де тошно. Только на следующий день он мимоходом сказал мне: вот вчера вы тут глупости вслух говорили. Зачем? Разве я этого не знаю? Ведь мне, как участнику и знатоку кампании 1855 г., эта мысль не может не быть известна. Она верна. Но навряд ли другие на нее согластся. Чересчур сильна в них закваска столетней горской войны, сильна традиция налетов, внезапных штурмов, рискованных атак. В этом вся их стратегия, и только в эту стратегию они верят. Как же вы думаете, что людей, кто бы они ни были, возможно посылать на смерть, когда нет в них веры в свое дело? Вот на Зивин все они пойдут с охотою, тут «штурм». А в сложные операции и в это ваше излюбленное «наступление на хвост неприятелю» они не верят... Я попытаюсь убедить их, я исчерпаю все доводы, все просьбы, но если они не сдадутся, то будь на это их воля... Ведь они идут на смерть...

В день боя мы все трое корреспонденты⁶³⁸ так близко стояли к группе генералов, образовавших военный совет, что слышали почти все прения. Аорис очень горячо доказывал необходимость обождать, собрать сведения о неприятеле, осмотреть позиции и т. п. Все остальные боялись, что «турки уйдут». Наконец, Д.В. Комаров решил участь совещания, сказав Аорису:

– Нет, Михаил Тариелович, сознайтесь: вас больше всего лишь то останавливает, что нынче понедельник и тринадцатое число.

Этот намек на суеверность и «опасливость» Лориса взорвал последнего.

– Ну, если так, делайте что хотите. Я умываю руки!

С этими словами он подошел к нам, повторяя последнюю фразу даже и по-французски.

– Мне кажется, однако, – ответил ему Кутули, вообще понимавший толк в военных делах, – что вы, как корпусный командир, имеете право навязать свой взгляд.

Лорис резко отвернулся от нас и уныло уселся на камень созерцать неподвижный турецкий лагерь, белевшийся на высотах перед нами...

IX

В день зивинского боя волю и власть свою М.Т. Лорис-Меликов проявил лишь в сумерках. До того времени он все время неописуемо волновался. Мы наблюдали за боем с высоты, откуда видна была на противоположном подъеме лишь незначительная часть атаки. Но что делалось там внизу, в лощине, где текла «Зивинка», куда спустились наши войска и откуда они должны были подыматься для атаки неприятельской позиции, – этого «корпусный» видеть не мог. Одного за другим послал он туда всех своих адъютантов, ординарцев, «состоявших» и «фазанов» с поручением узнать, что там происходит и почему войска так долго не подымаются. Посланные или вовсе не возвращались, или же сильно запаздывали. Лорис остался почти один: разъехались даже и корреспонденты, кроме меня. Я же в этот день задался целью сделать любопытную в литературном отношении попытку – описать бой не роз*: {ж±шп, не после его окончания, а, так сказать, час за часом, под непосредственными впечатлениями его хода. Лорис зло издевался надо мною, остря, что я подражаю художникам-импрессионистам, довожу до абсурда приемы «рисованья под открытым небом», и то и дело отрывал меня от работы, чтобы указать на ту либо другую картину. По целым часам смотрели мы с ним на героические попытки грузинского гренадерского полка вскарабкаться по отвесной скале до неприятельских траншей, окутанных сплошным дымом безостановочно трещавших выстрелов. Гренадеры опрокидывались то и дело. Тела убитых кувырком слетали в пропасть, но полк не подавался назад: его изнурение и бессилие виднелись лишь в том, что приостанавливалось его наступательное движение, и он пассивно принимал смерть, градом на него сыпавшуюся. У меня мутился взор. Лорис старался скрывать слезы. «Да где же мои эриван-цы, что они не поддерживают грузинцев», – то и дело спрашивал он. «Посмотрите в ваш бинокль, не видать ли кавалерии?» Но кавалерия, посланная в обход, все не показывалась...

Под конец дня Лорис принял энергичное решение остановить эту напрасную бойню. Он попросил меня, за неимением адъютантов и ординарцев, передать – на словах – это его приказание Гейману, обретавшемуся внизу, в лощине. Я вытаращил глаза. «Да он мне не поверит, – возразил я, – к тому же я вовсе не желаю иметь перед войсками вид человека, стремящегося «отличиться» и орденочки заслужить. Ни за что не пойду!» Пришлось послать первого подъехавшего офицера, за ним второго, а там третьего и т. д. В.А. Гейман не хотел прерывать боя и намеревался «докончить атаку» следующим утром.

Аорис настоял-таки на своем и, ввиду выступления из турецкого лагеря каких-то войск, с вероятною целью зайти к нам справа во фланг или даже и в тыл, он вместе со мною и с тремя казаками поскакал направо, за 2—3 версты, чтобы развести костры, могущие показаться туркам за знак существования тут особого русского отряда... Турецкая колонна вернулась восвояси, и нас больше никто не беспокоил.

X

Известно, с какою заботливостью и с каким искусством совершил Лорис опасное отступление от Зивина, через соганлугские теснины, где сотня турецких башибузуков легко могла задержать весь наш отряд... Впечатлительный Лорис преувеличивал себе значение неудачи. Он торопился, чтобы застать еще под Карсом главнокомандующего, упросить его вытребовать подкрепления. С мужеством духа, по достоинству оцененным тогда всею русскою печатью, он взял на себя ответственность снять фиктивную «осаду» Карса и отступить со всем отрядом к Кюрук-Дара, в ожидании прихода настоятельно потребованных новых дивизий. Ввиду этих решений, я еще до их приведения в исполнение покинул отряд, чтобы поехать в Тифлис, отдохнуть на время, а если удастся, то и понаведаться в прочих наших отрядах...

XI

40-я дивизия пришла в Кюрук-Дара вместе с некоторыми частями рионского отряда в конце июля. С последними ее эшелонами и я приехал туда, в компании новоиспеченного корреспондента «Нового времени» П.А. Измайлова, более преуспевшего на арене тифлисского городского самоуправления, чем в роли военного корреспондента. Нужно прибавить, что главная цель моей поездки в Тифлис заключалась в желании устроить так или сяк печатание своих корреспонденций отдельными выпусками ввиду того, что способ ведения кн. К.А. Бебутовым «Тифлисского вестника», где печатались до тех пор мои русские

^

«Походные письма», в связи с кое-какими личными раздорами, не позволял уже мне сотрудничать в этой газете. Д.А. Кобяков любезно согласился стать моим издателем, и я собирался посылать ему более обстоятельные, а уже не летучие описания и заметки.

Осмотревшись на месте, я отправился к М.Т. Лорис-Меликову порасспросить его о положении дел, а главное, о предстоящих действиях. Он встретил меня очень весело и радостно.

– Вы от меня требуете невозможного, – сказал он мне шутя и иронизируя. – Посмотрите, «Новое время» явственно уже намекает, что вы «посвящены в секреты богов», что вы запанибрата с генералами. Вас надо осадить, чтоб из-за вас не заслужить напрасных нареканий ваших собратьев по перу...

– Сделайте одолжение, – ответил я, зная, что имеется значительная доля истины за этой полушуткой.

– Пустяки какие, пусть себе нападают. Я вам все-таки скажу, что на 5-е августа мы с свежими силами нападем на Мухтара: мы его атакуем с его правого крыла, чтобы заставить его убраться назад...

– Вы не шутите?

– Вот, возьмите диспозицию...

Убедившись, что это не шутка, не подвох, я не выдержал и горячо, убежденно стал доказывать всю бесполезность, даже и вредность подобного плана. Расположение турецких войск требовало противоположной атаки: следовало зайти за левое его крыло, между Карсом и Мухтаром, занять Авлиар и утвердиться тут, чтобы тем отрезать Мухтара и от Карса, и от Эрзерума, т. е. от базы и продовольствий. Тогда ему ничего другого не осталось бы сделать, как сдаться в плен.

Лорис слушал меня с большим вниманием, ни разу не прерывая бесконечной моей речи, уснащенной массою ссылок на примеры Паскевича⁴, В.О. Бебутова и европейских стратегов. В горячке я не щадил никаких ударов, шаг за шагом выставляя все недостатки, все промахи кампании 1877 г. Чем дальше я шел, чем примеры и доводы мои становились резче и полновеснее, тем сосредоточеннее он делался. Наконец его улыбавшееся вначале лицо, его веселое расположение духа заменились унылым выражением.

– Вы ничего, ничего не понимаете, мой друг: вы в такую же ошибку впадаете, как и Рыдзевский⁶³⁹, которого вы тянете в генералы и слова которого вы повторяете...

– Да я его не видел, я с ним не знаком даже... Вы это знаете...

– Вот и он целый месяц все то же самое твердит... Но вы поймите, да и ему растолкуйте – что подобных сложных операций нам нельзя предпринимать. Для этого необходима хронометрическая пунктуальность со стороны всех отрядных начальников. А наши, наверное, либо вперед на полдня забегут, либо на сутки целые опоздают. Вас мутит изучение западных теоретиков, и вы переносите на нашу новь уроки Мольтке...⁵ Той школы у нас нет...

– Кто же вам мешает создать ее? Выдвигайте молодых офицеров, пеките из них генералов – сдавая старых в архив – и будет у вас школа...

В конце концов Лорис прогнал меня, чтобы попусту не раздражаться.

XII

Целый день я ходил, как угорелый. Данте сказал, вы помните, что «нет высшей печали, как вспоминать в дни невзгод о былом счастьи». Боже, какой это вздор! Величайшая скорбь в мире состоит в том, что предвидишь гибель любимого дела и не имеешь силы, власти предотвратить опасность, а должен сложа руки смотреть на ее успехи...

Вечером я зажег себе свечу и под мирный, невозмутимый храп П.А. Измайлова, жившего в моей палатке, напролет всю ночь, до утра, писал с лихорадочною страстностью свою статью «О системе войны в Малой Азии»⁶. Я сделал над собою неимоверные усилия, чтобы возвыситься до самых верхних высей научной объективности и сухости, чтобы воздержаться от всякой резкости, могшей погубить статью: мне так хотелось, чтобы она немедленно же была напечатана, чтоб она прошла цензурные тиски, чтобы в ней усмотрели лишь теоретическое суждение, а не критику данного положения. По форме я вполне достиг своей цели. Полагаю, что трудно отыскать другой образчик беспощадной критики основ дела, облеченной в более безобидную, деликатную форму спокойно научного изложения. Читателя, интересующегося сущностью описываемых событий, я попросил бы сходить в публичную библиотеку, прочесть эту статью, целиком напечатанную в газете «Обзор», в апрельских номерах 1878 г., чтоб убедиться, что ее взгляды и приговоры суть те самые, которые несравненно позже выражены были всеми, без исключения, авторитетами военного дела, писавшими у нас и в Европе о войне 1877 года в Малой Азии.

Я заикаюсь об этой статье для того, чтобы показать всю возвышенность души М.Т. Лорис-Меликова. По существу, статья всецело направлена была против него. Он ее в этом смысле и понял, и она глубоко запала в его памяти: по окончании войны не было случая моей встречи с ним без того, чтоб он не заводил речи об этой статье. Шесть лет спустя он в Петербурге целый час употребил на спор со мною по поводу «абсолютности» моих суждений. И, тем не менее, если эта статья сделала свое дело, если она кем и была поддержана, защищена, если она увидела свет божий, то ему одному или ему по преимуществу я обязан был этим. Он ее разрешил к печатанию тотчас же, как она была написана, перед выступлением в бой 5-го августа. Но тифлисская военная (штабная) цензура запретила ее напечатание. В половине августа, уже после дела 13-го числа и взятия Мухтаром Кизил-Таны, Д.А. Кобяков прислал мне в лагерь корректурные листы для обжалования перед начальником армейского штаба решения местного цензора А.М. Щербакова. М.Т. Лорис-Меликов великодушно вызвался быть моим адвокатом. Он лично просил И.И. Павлова (начальника армейского штаба) и главнокомандующего разрешить напечатание статьи. После отказа И. И. Павлова главнокомандующий передал статью на безапелляционное решение Н.Н. Обручева⁷, перед тем присланного из Петербурга от военного министра, а ныне начальствующего Главным штабом. М.Т. и перед ним замолвил за меня словечко, посоветовав мне отправиться лично хлопотать и уполномочив меня уверить Н.Н. Обручева, что он, Ло-рис, ничуть не обижается замечаниями статьи. Генерал Обручев сразу успокоил меня, даже не выслушав, замечанием, что статья будет разрешена к печати, но не раньше, как через месяц, когда изложенный в ней план действий будет уже приведен в исполнение с некоторыми изменениями и дополнениями. Разрешить же раньше того опубликование этой статьи значило бы подвергнуться опасности раскрыть глаза неприятелю, который укрепит слабый свой пункт – пространство между нынешним расположением его полевых войск и крепостью Карсом.

Само собой разумеется, что я уже не настаивал на разрешении напечатать статью: этим самым она теряла для меня всякий интерес. Позже я ее напечатал только потому, что по болезни мне нечем было наполнить фельетоны «Обзора».

XIII

Ни эта статья, ни ее «критики», ни мои прямодушные суждения о делах и поступках Лориса ни на волос не испортили чисто дружеских, сердечных моих с ним отношений. По-прежнему он относился ко мне с доверием и любовью, делясь со мною и радостями своими, и печалями. Скажите, положа руку на сердце, как ко мне и к моим независимым сркдениям отнеслось бы при подобных обстоятельствах огромнейшее большинство наших современников?

Эти факты еще более содействовали укоренению во мне глубокого уважения к Михаилу Тариеловичу. Я проникся к его личности положительной любовью, проявлением которой мешало лишь опасение прослыть за куртизана всесильного человека...

XIV

Но скоро обстоятельства изменились. Герой Ардагана, «покоритель карсской области», под давлением неудач 5 и 13 августа, стал терять под собой почву. Положение его поколебалось, особенно после приезда 14 августа армейского штаба. В воздухе пахло «сменою Лориса»⁸. Его уже никто не поддерживал, его все критиковали. Даже «Тифлисский вестник» хлестал его безнаказанно, ставя открыто кандидатуру А.А. Тергукасова. Нужно было видеть печальную, скорбную улыбку Лориса в эти моменты «падения» его популярности. Редкие его друзья – беззаветно преданные его личности, а не положению, и сердечно любившие его как человека, – не знали, что делать под напором чуть ли не стихийной силы, наседавшей на «Ло-рисову звезду». А положение было ясное, как свет. Все ярче и ярче обнаруживалось, насколько прав был Лорис, с начала же войны доказывая, что почти все силы кавказской армии надо сосредоточить под Карсом, чтоб иметь объективом занятие Эрзерума; что не ослаблять этот главный отряд надо, для подкрепления эриванского или рионского, а, напротив того, усиливать его на счет последних. «Сокрушим Мухтара, убегут и Измаил-паша из-под Игдыря, и Дервиш-паша из-под Озургет».

Неудачный бой 13-го августа, «из-за Кизил-Тапы», был последнею каплею, переполнившею горькую чашу. Лорис собрался с мужеством и выработал полный план действий, решившись или настоять на его выполнении, или же подать в отставку.

Этот план действий заключался в следующем: настоять на присылке из России еще хоть одной пехотной дивизии; не допускать ни малейшего отвлечения сил его отряда ни на какой другой театр военных действий; после прихода новой дивизии ударить на Мухтара, зайдя между ним и Карсом, и добиться назначения новых генералов.

Он нисколько не надеялся на принятие этого плана и почти уверен был, что ему придется уйти.

– Эх, подите вы и уверяйте потом тифлиссцев, что меня «не прогнали». Тяжело это «падать с власти», ох, как тяжело, – уныло

ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ ^^

повторял он. – Хотите держать пари? Найдутся люди, которые начнут утверждать, будто я стянул что-нибудь, и за это мне и дали по шапке...

– Что же, пусть себе говорят, не все ли вам равно? На всякое чиханье не наздравствуешься: свой долг надо исполнять... Вы только поспокойнее доказывайте разумность ваших требований, – отвечал я, как советовали и кн. Г.Г. Тарханов, и И.С. Чернявский, и все, все, без исключения, друзья Лориса, посвященные в эти тайны.

В противность всем ожиданиям, все, без исключения, требования Михаила Тариеловича были уважены, благодаря особенным настояниям Н.Н. Обручева. Впрочем, я забыл наметить один интересный эпизод.

Несколько раз мне пришлось выслушать мнения кн. Д.И. Свято-полк-Мирского, помощника главнокомандующего. Князь Дмитрий Иванович подробно излагал мне пункты своих несогласий с Лори-сом, и так как в этих пунктах один из важных казался мне безусловно основательным, то я и поддерживал этот пункт перед Михаилом Тариеловичем. Он заключался в следующем:

– Михаил Тариелович преувеличивает, – говорил мне кн. Свято-полк-Мирский, – опасность положения. Оно неприятно, досадно, но и только. Аорис утверждает, что, если сейчас же не сокрушить Мухтара, он двинется на Закавказье. Между тем турки прикованы к своей территории, за неимением обоза, за невозможностью приобрести себе перевязочные средства. Их армия осуждена на неподвижность. Мы можем ждать спокойно, без всякого риска. С другой стороны, М.Т. не принимает в расчет неприятности видеть турецкий отряд Измаила-паши на нашей территории, над Игдырем. Нам хочется прогнать этот отряд, просто из рот* сГЬоппеиг, и это вполне естественно. Михаилу Тариеловичу никто здесь вреда не желает, его успех – наш же успех, а он не подозревает...

Когда я передал эти слова Лорису, он ухватился за них.

– Мне ничего не надо, я их в покое оставлю всех, пусть только устроят мне золотой мост, и я уйду, лишь бы народ не думал, что я не способен, я виновен... А там пусть лавры пожинает кто хочет.

– Да уверьте вы его, – и совершенно горячо, искренно говорил на это кн. Мирский, – что лавров на всех хватит, что ему и честь, и место. Мы спорим против частностей: я, например, утверждаю, что план Лориса – стать между Карсом и Мухтаром – нельзя осуществить, если не будет и обходного движения, что поэтому необходимо скомбинировать с этим планом движение хоть небольшой обходной колонны, а он в этом подвоха не видит...

XV

Наконец, план был принят окончательно. К первоначальной мысли Лориса Н.Н. Обручев прибавил, с одной стороны, обходное, или, вернее, демонстративное движение колонны Шелковникова на высоты Аладжи, с другой – свой собственный проект непременного занятия и Малых Ягн. С лихорадочным нетерпением ждал я наступления 20-го сентября – дня, назначенного для осуществления «плана».

Все это дело 20, 21 и 22 сентября преподробно описано и разобрано было мною в депешах «Международного агентства» и «Голоса» и в корреспонденциях этой последней газеты⁶⁴⁰. Сущность в том, что план, на этот раз, не удался сполна, генерал Гейман опоздал выполнить назначенное ему по диспозиции занятие вовсе не укрепленного и беззащитного тогда Авлиара.

– А что я вам говорил, стратег вы наивный, – твердил мне уныло Лорис.

Я решительно упал духом и уже не возражал.

– Этакий план сгиб от такой причины...

Пресса так и ахнула, когда мои депеши выяснили ей все величие и всю неудачу нашей задачи. М.Н. Катков в передовой статье «Московских ведомостей» облек свою патриотическую тревогу в форме обвинения мне лично. Он верить не хотел, чтобы наш корпус, с его силами, мог дерзнуть на такой опасный шаг.

Через два-три дня, когда наши войска вернулись к прежним позициям, я уныло собрал свой скарб и решился ехать домой, в Тифлис. Веры у меня уже не осталось, а без нее я ни писать, ни оставаться не мог. М.Т. Лорис-Меликов пустил в ход нечеловеческие усилия, чтоб убедить меня остаться. Он дошел даже до того, что просил подождать «хоть две недели».

– Да помилуйте, – говорил я ему, – на что я вам, без веры, озлобленный, нервный. Я теперь труп: перо мое неспособно уже писать ничего, ничего решительно. Военный совет принял решение начать осадные работы, правильною сапою, против Кизил-Таны, и вы хотите, чтоб я это мог «наблюдать»? Да вы меня подводите: я не выдержу, выругаю какого-нибудь генерала, и меня сошлют или расстреляют понапрасну. Даром я гибнуть не хочу.

– Все это вздор. Все это пустяки, – горячился он, – ничего этого не будет, никаких осадных работ мы не начнем, решение останет-

ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ

–_;-

ся мертвою буквою. Мухтар обессилен, он должен уйти, хотя бы из-за холодов, а как только он тронется, мне позволят повторить попытку отрезать его...

Никакие слова Лориса меня не разуверили. Я уехал.

29-го сентября, на второй же день после приезда в Тифлис, я получил тут от Лориса депешу: он сожалел в ней, что я не послушался его и тем лишил себя удовольствия присутствовать при великих событиях: Мухтар-де, снимается, и мы идем на него с двух сторон.

3-го октября я первый в Тифлисе получил от него же депешу: «Ав-лиар взят. Армия Мухтара уничтожена, половина сдалась в плен»...

Можете себе представить, как проклинал я свое малодушие и как радовался я этому успеху Лориса и кавказской армии.

Дальше пошли триумфы, лавры, почести, которыми я уже нисколько не интересовался.

Иикохадзе Н. Из воспоминаний о гр. М.Т. Лорис-Меликове // Новое обозрение. Тифлис. 1889. 8, 12, 15, 17 января.

¹ Автор этих воспоминаний – Николадзе Николай Яковлевич (1843 —1928), публицист, доктор права Цюрихского университета. Принимал участие в студенческих волнениях 1861 г. в Петербурге, корреспондировал в «Колоколе». В 1864 г. выехал за границу. В 1868 г. вместе с Элпидиным издавал журнал «Подпольное слово». В 1873 г. возвратился в Россию, преследовался полицией. В 1877 г. – корреспондент на театре военных действий при корпусе Лорис-Меликова, по ходатайству которого получил освобождение от надзора. В 1878—1880 гг. – редактор-издатель тифлисской либеральной газеты «Обзор». В 1882 г. был посредником в переговорах «Священной Дружины» с народовольцами.

² Градовский Григорий Константинович (1842—1915) – публицист. В 1864 г. окончил Киевский университет. Служил в Министерстве государственных имуществ и в Министерстве юстиции. Сотрудничал в консервативных («Киевлянин», «Московские ведомости», «Гражданин») и либеральных газетах («С.-Петербургские ведомости», «Голос», «Молва», «Порядок»). В 1876 г. основал в Петербурге газету «Русское обозрение». В 1877—1878 гг. ■– военный корреспондент «Голоса» в Закавказье и Болгарии, автор очерков «Война в Малой Азии в 1877 г.» (СПб., 1878). Познакомившись с М.Т. Лорис-Меликовым, впоследствии в своих публикациях поддерживал его политику.

³ Тергукасов Арзас Артемьевич (1819—1891) – генерал-лейтенант, во время войны 1877—1878 гг. – начальник Эриванского отряда армии, действовавшей на Кавказском театре военных действий.

⁴ Паскевич Иван Федорович (1782—1856) – генерал-адъютант, генерал-фельдмаршал. Участник русско-турецкой войны 1806—1812 гг., Отечественной войны 1812 г., взятия Парижа в 1814 г. Был членом Верховного суда по делу декабристов. С 1826 г. командовал войсками в Закавказье, а с 1827 г. – наместник на Кавказе. В 1831 г. руководил подавлением Польского восстания, в 1849 г. – революции в Венгрии.

⁵ Мольтке Хельмут Иоганн (1848—1916). В 1858—1888 гг. начальник Генерального штаба Прусской, потом Германской армий. Войны, проводимые по его планам, имели успех и увенчали Мольтке славою блестящего полководца.

⁶ В этой статье автор призывал учитывать опыт войн 1828 – 1829-го и 1853 – 1856 гг., искоренять допущенные ошибки, принять во внимание, что теперь турец-

кие войска «отлично вооружены, а ее полководцы обнаруживают умение пользоваться правилами стратегии» (Обзор. 1878. 5 и 7 апреля).

⁷ Обручев Николай Николаевич (1830—1904) – генерал, профессор Академии Генштаба, в 1867—1881 гг. управляющий делами Военного ученого комитета, участвовал в проведении военных реформ. В 1881 •– 1897 гг. начальник Главного штаба.

⁸ Имелось в виду такое сообщение «Тифлисского вестника»: «Приказом по армии от 14 августа Его Высочество наместник Кавказский и Главнокомандующий Кавказской армией принял на себя непосредственное руководство цад действиями корпуса, оставляя на обязанность генерал-адъютанта Лорис-Меликова выполнение Его указаний» (Тифлисский вестник. 1877. 21 августа).

№ 12

ИЗ ПУТЕВОГО ДНЕВНИКА КНЯЗЯ В.П. МЕЩЕРСКОГО¹ «Московские ведомости», 1877, 18 декабря. № 314

План штурма со всеми диспозициями составлял генерал Лорис-Ме-ликов. В основании плана были две задачи: штурмовать нижние укрепления и демонстрировать над укреплениями верхними, для того чтоб отвлечь и силы, и внимание турок. В этом отношении план Лорис-Ме-ликова вполне отличался от Муравьевского, так как Муравьев штурмовал верхние, Шорахские высоты. Но и в другом отношении новый план резко отличался от Муравьевского. Муравьев штурмовал днем, а план Лорис-Меликова был штурмовать ночью, пользуясь полнолунием. На военном совете под председательством Великого Князя Главнокомандующего вопрос о времени штурма обсркдался очень долго. Большинство было за день, меньшинство за ночь. В числе меньшинства был князь Мирский², настоятельно и настойчиво доказывавший, что только такою безумною смелостью можно было рассчитывать поразить турок. Благодаря Великому Князю это решение взяло верх.

«Московские ведомости», 1877, 22 декабря, № 318

...Турки ожидали штурма утром 8 ноября... ждали нападения на Шорахские высоты, то есть повторения той громадной и роковой ошибки, которую сделал Н.Н. Муравьев в 1855 году и которая нам стоила до 10 тысяч напрасно падших жертв...

Оттого нельзя достаточно оценить гениальность плана штурма Лорис-Меликова, который, как всегда, знал очевидно и слабость турецких уязвимых мест, и то, насколько они могут быть поражены паникой вследствие неожиданности нападения³.

«Московские ведомости», 1877, 23 декабря, № 319

После церемониального марша... Великий Князь пред всем фронтом войск выехал и, вынув саблю, отсалютовал Корпусному командиру Лорис-Меликову и возгласил «ура». Лорис-Меликов снял каску, бросился к Великому Князю, который горячо обнял его, и затем поклонился с глубоким волнением кричавшему от всего сердца «ура» возлюбленному своему Кавказскому войску. Все были рады этому торжеству в честь Лорис-Меликова...

Визит Мещерского в палатку корпусного командира

В ней было и очень светло, и очень тепло. Генерал Лорис-Меликов был в шерстяной куртке. На столе лежали карты с цифрами. В палатке было два отделения; через открытую первую дверь виднелась его железная кровать. Принял он меня очень любезно и советовал остаться подольше, чтобы ближе приглядеться...

– Знаете ли, – обратился Л.-М., – надо особенное счастье, чтобы приехать на Кавказ на короткое время и как раз попасть к штурму Карса: это невероятное баснословное счастье. Не всегда у нас, батюшка, бывали такие праздники, как в эти дни.

– Да, я думаю.

– Пережили мы, пережили тяжелые дни... Что нас бранили, так и быть, а что такая армия, как Кавказская, должна была пить эту чашу горя и унижения, вот что было поистине ужасно, вот что нас заставляло страдать...

Но видать торжество вашей чудной армии приятнее, чем присутствовать при ее горе. Я так счастлив, что не прибыл раньше.

– Так-то так, но знаете, для человека, изучающего современные события, то время было поучительнее; вы бы многому научились; теперь все торжествуют, всем праздник, все правы, виноватых нет, теперь только одна сторона нашего быта открывается, и вы сами знаете, что, когда везет человеку, тогда ни на что не посмотришь... Человека надо изучать, когда не везет ему, – с тонким смехом прибавил генерал.